Ламур Луис. Чик Боудри - техасский рейнджер

   — Он убьет меня!
   — Джонни, большинство здесь видит в вас обыкновенного опустившегося пьянчужку. Но я смотрю на это по-другому, потому что знаю ваше прошлое. Вы были великолепным ковбоем, одним из лучших. Для того чтобы стать тем, кем вы были, нужно быть настоящим мужчиной. И чтобы завоевать такое уважение, которым пользовались вы, тоже надо было быть настоящим мужчиной. Что произошло, Джонни?
   Не отрывая глаз от стакана с виски, Грир покачал головой.
   — Джонни, скоро сюда прибудет дилижанс. На нем приедет симпатичная молодая девушка. Она — дочь Мэри Мейсон и будет жить на ранчо вместе с Мэдом Соуэрсом. Она никогда его не видела и не знает, что ей уготовано. Все эти годы она училась в школе.
   Джонни неотрывно смотрел на стакан, затем отодвинулся от стола.
   — В те времена нас здесь было мало, а под его началом ходила банда головорезов, которые могли убить просто так, от нечего делать. В те времена тут законом и не пахло. Всякий мог делать все, что хочет, а на стороне Мэда Соуэрса была сила. — Джонни уставился на Боудри набрякшими, покрасневшими от виски глазами. — Я знал, что должно случиться, знал, но не помог.
   — Чем вы могли помочь?
   — Не знаю. Может, ничем. Я никогда не умел стрелять так же хорошо, как его головорезы. Я видел, как Соуэрс глядит на нее, и знал, что у него на уме. Я подъехал к Мейсону, чтобы предупредить его, но опоздал. Как раз в тот день они с ним покончили. Думаю, Мэд убьет меня за эти разговоры, но, похоже, мое время уже подошло. Мэд Соуэрс убил Мейсона из-за жены. — Он не отрываясь смотрел на виски. — Он привез ее к себе на ранчо и держал взаперти. Она жила хуже собаки. Он отправил ее дочку в школу и пообещал, что убьет ребенка, если мать не будет делать то, что ей прикажут.
   Потом Мэд заявил, что наметил себе новую женщину. «Пусть подрастет, — говорил он. — Все равно моей станет».
   Мэри сбежала, как только подвернулся случай. Он догнал и убил ее. Побоялся, что опять убежит и кому-нибудь все выложит.
   На улице раздались дикие крики, сопровождаемые топотом копыт.
   — Это он. Это Мэд со своей шайкой. Дик Рубин, Хенсмен, Морел и Люк Бойер. Рубин и Бойер были с Соуэрсом, когда тот убил Мэри.
   За криками ковбоев Боудри услышал звук приближающегося дилижанса. Боудри побледнел, и эту бледность не скрыл даже темно-коричневый загар. Он лихорадочно думал. Что можно сделать? Что может сделать он как официальное лицо? В те времена законов не существовало, но сейчас они есть, к тому же Соуэрс — опекун девушки.
   Все говорило о том, что девушка в дилижансе — Карлотта, о которой упоминалось в письме. Ей предстоит пережить то, что пережила ее мать, но у Боудри не было никаких улик, кроме рассказа Джонни Грира, да и тот будет полезен лишь только, если доживет до суда.
   Чик вышел на улицу, прислонился к столбу, поддерживающему навес. Впервые он пожалел, что был представителем закона. Иначе он нашел бы причину повздорить с Соуэрсом и просто убил бы его.
   Чик покачал головой. Грешно так думать. Так мог бы поступить прежний Боудри, тот, который еще не встретился с Мак-Нелли.
   Дилижанс подкатил и остановился, подняв столб пыли. Отворилась дверца, и вышла молодая девушка.
   От удивления у Чика Боудри перехватило дыхание. Она была точной копией женщины с дагерротипа, лежащего у него в кармане: очень красивая, самая настоящая леди.
   Затем он перевел взгляд на Мэда Соуэрса и увидел, что тот тоже поразился сходству дочери с матерью. Затем изумление сменилось торжеством и каким-то животным нетерпением. Соуэрс протолкался вперед. Его клетчатая рубашка не первой свежести была расстегнута наполовину, обнажая широкую волосатую грудь.
   — Привет, Мэри! — сказал он. — Я Мэд Соуэрс, твой опекун!
   Мэри? Почему Мэри?
   Она весело улыбнулась в ответ, но Боудри стоял достаточно близко, чтобы разглядеть в ее глазах тревогу.
   — Рада вас видеть, — сказала она. — Но я не помню вас. Я была такой маленькой.
   — Ерунда. — Он поправил ремень на выпирающем брюхе. — У нас ты будешь чувствовать себя как дома. Погоди, вот доберемся до ранчо. Ты мне стоила кучу денег, но, похоже, ты их окупишь.
   — Благодарю вас. — Она обернулась к высокому симпатичному юноше, стоящему чуть сзади. — Мистер Соуэрс, позвольте представить вам Стивена Йорка, моего жениха.
   Рука Мэда Соуэрса замерла на полпути к руке юноши. Лицо его потемнело от гнева.
   — Кого, кого?! — взревел он.
   Йорк сделал шаг вперед.
   — Я могу понять ваше удивление, мистер Соуэрс, но мы решили, что лучше сказать все сразу. Мы с мисс Мейсон хотим пожениться.
   — Пожениться? — Лицо Соуэрса исказилось от ярости и обиды. — Черта с два! Я потратил на нее кучу денег не для того, чтобы ты забрал ее у меня!
   Чик Боудри выступил вперед, в середину собравшейся толпы.
   — А для чего вы ее растили, Соуэрс?
   Мэд Соуэрс нетерпеливо повернулся, впервые обратив внимание на Боудри и увидев, что вокруг собралась толпа зевак.
   — Ты кто? — потребовал он.
   — Просто любопытный, Соуэрс. — Чик медленно оглядел лица Рубина, Морела, Хенсмена и Бойера. — Странно, что вы так сердитесь только потому, что ваша подопечная нашла себе молодого человека.
   Боудри указал на Йорка.
   — Мне он кажется приличным юношей, в самый раз для вашей девушки. К тому же, — добавил Чик, — он наверняка приложит все силы для того, чтобы защитить ее.
   Мэд Соуэрс оглядел ждущие, немного озадаченные лица в толпе. Вероятно, только один или двое знали, что скрывалось за этими словами.
   Соуэрс быстро принял решение.
   — Что странного в том, что я удивился?! Я же услыхал об этом в первый раз… вроде как огорошила меня Мэри. Сдается, я слегка взбрыкнул. — Он усмехнулся Йорку. — Пусть она едет домой, устраивается там, а потом можно и познакомиться. Если ты тот человек, что ей нужен, я первый буду радоваться. — Он повернулся, наклонившись за чемоданами. — Ну, поехали на ранчо!
   Чик поймал взгляд девушки и едва заметно покачал головой. Она насупила брови, однако обратилась к Соуэрсу:
   — Прошу вас! Я хочу остаться в городе всего на одну ночь. Я так устала! К тому же нужно сделать покупки, мне необходимо кое-что из вещей.
   Соуэрс заколебался, с трудом подавив сердитый протест.
   Боудри повернулся, чтобы уйти, но обнаружил, что стоит лицом к лицу с Диком Рубином.
   — Убирайся из города, — сказал Рубин. — Пеняй на себя, если я увижу тебя после рассвета.
   Рубин не стал ждать ответа и затерялся в толпе. Когда Рубин отошел, Боудри обратил внимание на остальных пассажиров, вылезших из дилижанса. Все они были горожанами. Один мужчина — высокий, седой, приятной наружности, другой — пониже, с широким твердым подбородком и с сигарой в крепко стиснутых зубах.
   Мужчина пониже подошел к Боудри.
   — Чик Боудри? Меня зовут Пат Хенли, агент Пинкертона ^{note 3}. Меня нанял Тагвелл Гейтсби, вот он. У вас есть для наг новости?
   Чик знал: если что-нибудь случится, то это случится сейчас. Соуэрс не смирится с поражением. Но теперь, несмотря на свое богатство, он будет вынужден прикрывать свои действия видимостью законности. Раньше был один закон — закон Соуэрса, теперь страна стала более цивилизованной, правила изменились.
   Чик не сбрасывал со счетов собственную безопасность. Он попал в ситуацию, в которой, с точки зрения заинтересованных лиц, места для него предусмотрено не было, ведь никто не догадывался, что он техасский рейнджер. Соуэрс не мог знать, отчего вдруг Чик заговорил с ним, но вопрос Боудри представлял для него угрозу.
   У Стивена Йорка положение было еще более незавидное. Чик был уверен, что еще до полуночи кто-нибудь из людей Соуэрса спровоцирует драку либо с ним самим, либо с Йорком и постарается убить одного из них… А «случайная» шальная пуля покончит с другим.
   Сопровождаемая Соуэрсом и Йорком, Мэри Мейсон отправилась к двухэтажному деревянному отелю. Морел, Хенсмен и Рубин уже скрылись в «Одинокой звезде». Хенли вошел в домик станции дилижансов, а Гейтсби в отель. Боудри направился было к отелю, но увидел, что за ним наблюдает Люк Бойер. Как только их взгляды встретились, тот двинулся к Чику. У Бойера было вытянутое, ввалившееся, как у трупа, лицо, а в глазах застыло вечное презрение.
   — Я надеялся, что когда-нибудь встречусь с тобой, Боудри, — сказал он. — Я почти настиг тебя возле Увальде и потом у форта Гриффин. Я слыхал, ты ловко обращаешься с револьверами.
   — Твой друг Рубин предложил мне убраться из города, — сказал Боудри.
   Люк Бойер вынул из кармана табак и бумагу и принялся скручивать сигарету. — Подожди, пока Дик не узнает, кто ты такой. У него и в мыслях нет, что ты рейнджер!
   — Люк, у тебя в мыслях тоже кое-чего нет. И вот тебе совет: не приведи Господь, чтобы тебя послали убить Стивена Йорка.
   Отель «Херрик-Хауз» не был первоклассным — ветхое сооружение с большим холлом и часто пустующим баром. Торговлей спиртным в городе заправляла «Одинокая звезда». В старом отеле было тридцать комнат. В одной из них остановился Боудри. В других — Гейтсби, Хенли, Йорк и Карлотта Мейсон. Теперь ее звали Мэри Соуэрс.
   Когда Боудри вошел, Мэд Соуэрс сидел в холле. Не успел Чик подойти к лестнице, как Соуэрс вскочил.
   — Не смей туда ходить! — сказал он сердито.
   Мало было людей, которых Чик Боудри ненавидел, но этот был именно из тех. У Чика никогда не возникало желание убивать, однако если кто и заслуживал пули, то это Мэд Соуэрс.
   — Не будьте дураком, — резко сказал Боудри. — Это отель, и я живу наверху! И не я один. — Он секунду помедлил. — Постарайтесь быть поумнее, Соуэрс. Вы больше не хозяин в этих краях. Пришло время платить по старым долгам, а их у вас накопилось немало.
   Повернувшись на каблуках, он начал подниматься по лестнице. Внезапно до Чика донесся шум за спиной, и он обернулся.
   — Я могу убить вас, Соуэрс! Советую не торопиться на тот свет.
   Боудри поднялся в комнату Стивена Йорка.
   Стивен Йорк — высокий молодой человек — стоял перед зеркалом и причесывался. Он был без пиджака, и Чик увидел на нем наплечную кобуру — редкую для этого времени и места вещь. Йорк обернулся лицом к Чику.
   — Я рад, что она нашла настоящего мужчину, — признался Боудри. — Ей понадобится защита!
   — Вы знаете обо мне?
   — Знать — моя работа. Два года назад несколько пароходных компаний наняли специального человека из иллинойской полиции и послали его в Новый Орлеан, чтобы он положил конец серии грабежей и убийств пассажиров. За четыре месяца он упрятал тринадцать человек в тюрьму, а тех, кто предпочел драться, похоронили.
   Чик взял стул и сел на него верхом. Затем он рассказал про ранчо Мейсона, про поиски улик и про то, что все они указывали на Мэда Соуэрса. Он пояснил, что Соуэрс хочет держать при себе дочь в том же качестве, как раньше держал ее мать.
   Он рассказал то, что знал об убийстве Самюэля Гейтсби и почему Тагвелл Гейтсби и Пат Хенли оказались здесь.
   — Пойдемте, познакомимся с ними.
   Когда они вошли, Хенли что-то говорил Гейтсби.
   — Ваша догадка подтвердилась, — сказал он Боудри. — Самюэль Гейтсби прибыл сюда через три дня после того, как уехал из Эль-Пасо. Хикс хорошо его помнит. Гейтсби разузнал дорогу к ранчо Мейсона, потом взял напрокат лошадь у Дика Рубина.
   — Я тут хотел кое-что сказать Хенли, когда вы вошли. Человек по имени Соуэрс носит на цепочке для часов китайский брелок, который я подарил Сэму в шестьдесят седьмом году. Я узнал его.
   Боудри вышел из комнаты и направился к номеру Карлотты. Для него она продолжала оставаться Карлоттой, несмотря на то, что теперь ее называли Мэри Соуэрс.
   Он постучал, подождал ответа и снова постучал, на этот раз громче. В коридор вышел Хенли и посмотрел в его сторону. У Боудри возникло нехорошее предчувствие, он рванул дверь.
   Комната была пуста!
   — Хенли! Йорк! Ее здесь нет!
   Скатившись по лестнице в холл, Боудри услышал топот копыт. Он быстро отворил входную дверь, по улице мимо него промчались Соуэрс и Люк Бойер. Девушка скакала между ними.
   Выскочив на улицу, Чик заметил, что на другой стороне, в переулке, Морел поднимает винтовку. Реакция была мгновенной: в тот момент, когда ложе винтовки коснулось плеча Морела, пуля Боудри вошла ему точно в переносицу.
   До конюшни было добрых сотни две ярдов, да и чалый стоял расседланный. У коновязи Чик увидел великолепного вороного и, не раздумывая, отвязал поводья и вскочил в седло. Сломя голову он понесся по улице, в то время как остальные только выскочили из отеля.
   Сзади загрохотали выстрелы, и рядом с головой Чика провизжала пуля, а впереди клубилось облако пыли, поднятое похитителями Карлотты.
   Дик Рубин с Хенсменом все еще оставались в городе. Сообща они могли разделаться с Йорком, Хенли и Гейтсби, и если никто не подаст в суд, бандиты смогут избежать наказания и продолжать свои дела.
   Боудри мог предположить, что будет делать Соуэрс, если доберется до ранчо, где его ждали остальные головорезы. Жители городка понятия не имели об уликах против него. А когда уберут свидетелей, все так и будут думать, что Соуэрс — опекун Мэри, и преступление останется безнаказанным.
   У вороного был вкус к быстрой езде, и он скакал в полную силу, однако Боудри понимал, что перехватить беглецов невозможно. Они свернули с тропы в лабиринт каньонов, и с наступлением темноты Боудри уже не надеялся, что сможет идти по следу дальше. Но постепенно он начал узнавать местность. Он проезжал здесь, когда обнаружил заброшенное ранчо с останками его хозяина.
   Поскольку поблизости не было ни одного источника, за исключением того, что протекал по ранчо, то становилось понятным, что Соуэрс кружным путем едет именно туда.
   И если Боудри направится прямо на ранчо, то он прискачет туда раньше бандитов, не загнав лошадь.
   Он въехал во двор ранчо, когда уже совсем стемнело. Боудри был уверен, что успел прибыть первым.
   Все постройки таяли в темноте, не было слышно ни звука. Чик напоил вороного и отвел его в молодую поросль на замеченную раньше лужайку. Здесь Чик его оставил, а сам вернулся во двор и устроился у высокого тополя поблизости от источника.
   Боудри задремал, но, неожиданно проснувшись, заметил между поилкой и тополем человека. Боудри узнал его по шляпе.
   — Йорк! — прошептал он.
   Йорк подошел к нему.
   — Боудри? Они едут сюда. Наверное, по дороге где-то останавливались. Рубин уже здесь. В городе была перестрелка. Рубин ранен, а Хенсмен и еще один убиты. По-моему, они нарвались на своих же, которые ехали в город.
   — Где Гейтсби и Хенли?
   — Рядом. Нам лучше дождаться рассвета, конечно, если они не тронут Мэри.
   Ждать в темноте было тяжело. Каждый звук доносился до них отчетливо, они слышали шорохи и разговор у дома, но слов разобрать не могли.
   — Их семеро! — сказал Хенли.
   Чик кивнул.
   — Они держат девушку во дворе. Руки у нее связаны, но ноги свободны. Я заметил, как ее вели от лошади. — Он обернулся. — Хенли, вы с Гейтсби обойдите дом и прикройте выход с ранчо. Не дайте им уйти.
   Он тронул Йорка за плечо.
   — Вы немного подождите, и если получится, тихонько проберитесь в дом через заднюю дверь и сидите там без звука.
   — А вы?
   — Я проберусь к ним и вытащу девушку, прежде чем начнется стрельба.
   — Но это мое дело! — запротестовал Стив.
   — Нет, я могу двигаться бесшумно, как индеец, и это сделаю я.
   Распластавшись на земле, почти касаясь ее щекой, Боудри дюйм за дюймом продвигался вперед с помощью рук, локтей и пальцев ног, пока не достиг утоптанной земли. Он не рискнул ползти дальше, потому что одежда слишком громко царапалась бы о твердую глину.
   В темноте он различил девушку, лежащую на земле, и сторожившего ее ковбоя: Боудри увидел огонек сигареты. Сидя у амбара, опершись плечом о стену, тот время от времени озирался по сторонам.
   Чик пробрался к боковой стене амбара, и затем, встав во весь рост, стал скользить ближе и ближе к стражу. Вдруг человек обернулся, и Боудри замер, затаив дыхание. Он увидел, как дернулись локти охранника, как поднялись его руки — тот сворачивал новую сигарету.
   Он продолжал ее сворачивать, когда предплечье Чика проскользнуло у него под подбородком и намертво сжало горло. Правой рукой Боудри усилил захват и надавил. Движения его были быстрыми и отработанными.
   Человек отчаянно дернулся, девушка в испуге села. Боудри сжимал горло до тех пор, пока мышцы охранника не расслабились, тогда он отпустил его и двинулся к девушке. Коснувшись пальцем ее губ, чтобы она ненароком не вскрикнула, Чик одним движением перерезал веревки.
   Сняв с бесчувственного стража шейный платок и пояс, он связал его крепко, но из-за спешки не слишком надежно: ведь им была нужна только минута-другая.
   Небо на востоке слегка посерело. Боудри даже не представлял, что прошло так много времени с момента его приезда на ранчо и что он так долго подбирался к девушке.
   Он уже уводил Карлотту, когда услышал резкое движение и возглас:
   — Джо? Что ты делаешь с девчонкой? — Человек поднялся. — Джо? Джо? — И потом закричал: — Эй! Ты!
   — Бегите, — прошептал Боудри, поворачиваясь лицом к противнику, и одновременно выхватил револьвер.
   Пламя выстрела прорезало ночь. В ту же секунду последовал выстрел из конюшни, Боудри бросился на землю и ответил, быстро перекатившись поближе к ненадежному укрытию — деревянному корыту-поилке.
   При первых звуках стрельбы Соуэрс бросился в дом. Подбежал Люк Бойер с револьвером наизготовку.
   — Вот тебе, Боудри! — заорал он и выстрелил.
   Но он опоздал на долю секунды. Люка качнуло назад, из рта полилась кровь, но он все-таки пытался поднять револьвер. Чик выстрелил еще раз, Бойера зацепило пулей, и он упал на живот, ногами к Боудри.
   Хенли и Гейтсби, план которых оказался нарушен из-за того, что Боудри обнаружили, стреляя, ворвались во двор и бросились к двери дома.
   Боудри побежал к ним на помощь, держась у стены, но в это время Йорк споткнулся и упал, выронив револьвер. Тут же подобрав его, он откатился от двери, а Мэд Соуэрс, посылая пулю за пулей, появился в проеме. Желание Соуэрса во что бы то ни стало попасть в Йорка заставило его забыть об осторожности. Под каблук ему что-то попало, он потерял равновесие и ухватился за дверной косяк, наполовину показавшись из-за стены.
   Боудри выстрелил в тот момент, когда увидел Соуэрса в дверном проеме. Грузное тело Соуэрса осело, и он сполз по косяку на колени, опустившись на ступеньку лестницы. С лицом, искаженным болью и ненавистью, он не мигая смотрел на Боудри. Револьвер выскользнул из его пальцев, и Соуэрс медленно уткнулся лицом в доски крыльца.
   Боудри приблизился к нему, нагнулся и поднял револьвер. Это был 41-й калибр.
   Подошел Йорк.
   — Я был у него точно на мушке. На чем это он поскользнулся?
   Боудри поднял с пола свинцовую пулю со сплющенным наконечником.
   — Я потерял ее, когда хоронил Джила Мейсона, Он, должно быть, наступил на нее. Боудри повертел пулю в пальцах. — Ею выстрелил Соуэрс из своего револьвера шестнадцать лет назад!
   На рассвете у костра они готовили кофе, в четверти мили от ранчо.
   Карлотта долго молчала, пока наконец не решилась произнести несколько уже давно заготовленных фраз.
   — Стив рассказал мне, что вы сделали. Я хочу поблагодарить вас. Я ничего не знала о родителях. Мне было всего три года, когда меня взяла сестра мистера Соуэрса.
   — Наверное, сначала он держал вас при себе, чтобы иметь влияние на вашу мать, — сказал Боудри, — но когда вы подросли и он увидел ваши фотографии, которые посылала ему сестра, он начал вынашивать другие планы.
   — Это ранчо моего отца?
   — Он построил его для себя и жены. Ваш отец много работал. Это был счастливый человек. У него была женщина, которую он любил, и дом, который был ему нужен.
   Боудри встал. Ему следовало возвращаться в отель писать рапорт.
   — Ранчо построили для двух любящих друг друга людей, — сказал он.
   — Стив говорит то же самое — его строили вдумчиво и с любовью.
   — Нельзя, чтобы оно пропало. — Боудри взял поводья лошади, которую ему подвел Хенли. — Увидимся в городе!

ПРОЕЗДОМ…

   У Боудри не было абсолютно никакой причины оспаривать авторитет «шарпса» 50-го калибра, чье дуло высовывалось из-за дверного косяка.
   — Стойте там, где стоите, мистер!
   Голос был юным, но звучал повелительно, а нажать на спуск винтовки может не только взрослый. Чик Боудри дожил до своих лет, потому что знал, когда надо остановиться. Он остановился.
   — Я не знал, что кто-то есть дома, — мирно сказал он. — Я ищу Джоша Петтибона.
   — Его здесь нет, — с вызовом произнес юный голос.
   — Ты можешь положить винтовку, малыш. Я пришел не со злом.
   Ответа не последовало, и дуло не дрогнуло. Чику совсем не нравилось смотреть в эту черную дырку, однако его восхитила решительность юнца, стоящего по ту сторону двери.
   — Где Джош?
   — Он… его забрали.
   Чику показалось, что голос мальчика дрогнул.
   — Кто забрал?
   — Шериф пришел и увел его.
   — С какой стати шерифу понадобился Джош Петтибон?
   — Говорят, он отравил лошадь Ниро Татума, — сказал мальчик. — Но он ничего такого не делал!
   — Татум из «Длинного Т»? Положи-ка лучше винтовку, малыш, и давай поговорим. Я не враг твоему отцу.
   После минутного размышления винтовка опустилась на пол, и вышел большеголовый мальчик с револьвером за поясом. Рубашка на нем явно принадлежала отцу. Было ему лет двенадцать, не больше, и был он очень худой.
   Боудри внимательно посмотрел на мальчугана, но болезненный вид его не обманул. Пусть он молод и худ, но совсем не трус и может взять на себя ответственность. В небогатом словаре Боудри «ответственность» была самым важным словом.
   Мальчик медленно и настороженно дошел до ворот, но не подумал открывать их.
   — Твой папа отравил лошадь Татума?
   — Нет! Мой папа никогда ничей скот не травил!
   — Я так и думал, — согласился Боудри. — Расскажи-ка мне об этом.
   — Ниро Татум ненавидит палу, а папе наплевать на Татума. Он два или три раза хотел согнать папу с земли, все время говорил, что нечего, мол, тюремным пташкам гнездиться рядом с его землей.
   Когда мальчик произнес «тюремная пташка», он быстро поднял глаза на Боудри, чтобы посмотреть, как тот это воспримет, но Чик, казалось, ничего не заметил.
   — А потом папа получил от Пита Свагера племенного быка, и это разозлило Татума еще больше. Татуму очень хотелось заполучить его у Свагера, он предлагал ему большие деньги. Пит знал, что папе хочется иметь такого быка, а Пит был кое-чем обязан папе, поэтому недорого продал его нам. Пит покидал наши края.
   Чик Боудри знал, чем Пит Свагер был обязан Джошу Петтибону. Пит поехал по делам в Сан-Антонио и там заболел. Его жена осталась на ранчо одна с маленьким ребенком, и через два дня после отъезда Пита они тоже заболели оспой. Джош Петтибон приехал, чтобы ухаживать за ними, и к тому же выполнял всю работу по ранчо. Услуга была немалая, а Пит Свагер — не из тех, кто забывает долги.
   — Вороная кобыла Татума взяла да померла, а он обвинил папу, что тот ее отравил.
   — Какие у них есть улики? — спросил Боудри.
   — Кобылу нашли рядом с нашей изгородью, когда она умирала: у нее шла пена изо рта и она ужасно дергалась. Тогда Татум обвинил папу, а потом Фосс Дил сказал, что видел, как папа давал ей яд.
   — Успокойся, малыш. Нам надо все хорошенько обдумать. У тебя есть кофе?
   Лицо мальчика вспыхнуло.
   — Нет. — А затем, увидев, что Чик собирается спешиться, он сказал: — У нас в доме нечего есть. Вы лучше поезжайте в город.
   Боудри улыбнулся.
   — Ничего, если я воспользуюсь твоей печкой, сынок? У меня с собой есть чуток еды и немного кофе, а я проголодался.
   Неохотно, часто поглядывая на Боудри, мальчик открыл ворота. Он взглянул на чалого.
   — Он ведь быстро скачет, да?
   — Как заяц, но только он может скакать по многу миль и никогда не устает. А бывали такие времена, когда ему приходилось скакать по-настоящему.
   Мальчик быстро посмотрел на него.
   — Вы в бегах, мистер? За вами тоже охотится закон?
   — Нет. Я понял, что жить по закону выгоднее. Пару лет назад у меня вышла стычка с довольно лихими ребятами, и •некоторое время я вроде как был в бегах. Нет ничего романтического в том, чтобы быть преступником, сынок. Сплошные неприятности. Ты никому не можешь доверять, даже тем преступникам, с которыми ездишь вместе. Ты всегда опасаешься, что тебя кто-нибудь узнает, у тебя нет настоящих друзей, потому что ты боишься, что они тебя могут предать или ограбить. Вся беда преступника в том, что ему приходится вращаться в плохой компании.
   Когда они подошли к дому, Чик услышал внутри легкий шорох, а когда вошел, тонкая занавеска в дверном проеме, ведущем в соседнюю комнату, слегка колыхнулась. Темнело, и Чик снял с лампы плафон, зажег ее и поставил плафон на место.
   Мальчик с неловким чувством смотрел на него, время от времени кидая взгляд на занавеску.
   — Скажи сестре, чтобы она вышла. Я ей не сделаю ничего плохого, к тому же она, наверное, тоже хочет есть.
   Из-за занавески нерешительно вышла девушка лет шестнадцати, с такими же, как у брата, большими грустными глазами и тонким красивым лицом. Чик улыбнулся ей, затем начал откалывать лучинки для печи.