Дек ухмыльнулся и кивнул.
   – Блейз! – Я неожиданно ощутил знакомый запах. – Я чую дастелцев! – Я разглядел маленькую стайку, рассевшуюся на снастях шхуны. Я показал на них Блейз, и тут одна птичка слетела вниз и уселась на швартовую тумбу. Следопыт по команде Блейз тут же улегся на землю и отвернулся.
   – Ты Келвин Гилфитер? – знаками спросила птичка; мое имя далось ей с большим трудом.
   Я уселся на причал рядом с тумбой и тихо – незачем всем на пристани гадать, с чего это я вдруг начал разговаривать с птицами, – сказал:
   – Я Гилфитер. У тебя известие для меня? От Руарта?
   – Да. Он сегодня утром отплыл на корабле вместе с цирказеанкой и злым колдуном.
   – На «Любезном»?
   Птичка кивнула.
   – Он просил передать, что будет и дальше следовать за Флейм. Корабль идет сначала в столицу архипелага Ксолкас, а потом на Брет. Руарт сказал, что будет повсюду оставлять для тебя послания у местных дастелцев. И еще он велел передать, что Флейм становится все хуже и хуже. Она стала враждебной по отношению к нему – пытается прихлопнуть, как только он к ней приближается. Руарт сказал, что ты должен поторопиться.
   – Спасибо тебе, – сказал я. – Мы выйдем в море, как только сможем.
   – Сказал он тебе, кто такой злой колдун? – спросила Блейз.
   Птичка снова закивала.
   – Мы, дастелцы, живем надеждой. И мы почитаем вас за то, что вы пытаетесь сделать. – Исходивший от птички запах бесконечной печали противоречил ее словам. Меня это заинтересовало, но только мимолетно: я счел, что это не мое дело.
   – Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал я.
   Птичка склонила голову, и Блейз ответила ей тем же. Обмен поклонами мог бы показаться театральным и глупым, но я почувствовал, что тронут. Я до сих пор часто задумываюсь о том, что сталось с той птичкой и со всеми остальными дастелцами, которые мечтали о родных островах, но, возможно, так на них и не вернулись.
   Около полуночи мы вышли из устья Лентяйки, и у меня тут же начался приступ морской болезни. Шхуна совсем не походила на пакетбот с его аккуратными каютами, она обычно перевозила товары, а не пассажиров. В трюме было душно, темно и до сих пор воняло – совершенно отвратительно – гуано. Для нас там повесили гамаки, и тем удобства ограничились.
   Корабль качало на волнах, и мой желудок откликался на каждый подъем и спуск.
   Не говоря никому ни слова, я поспешил к борту и свесился через поручни.
   После того как съеденное мной за ужином отправилось в море, я почувствовал себя немного лучше, так что даже смог доползти до укромного укрытого от ветра уголка у подножия мачты и свернуться там клубочком. По крайней мере воздух был свежим. Корпус шхуны скрипел каждой своей доской, как старик, у которого болят все суставы, а над головой в парусах пел ветер.
   Должно быть, я задремал, потому что через некоторое время меня разбудили голоса. Я сразу же снова почувствовал себя больным и начал думать, отправиться ли мне снова к борту или попытаться убедить свой желудок в том, что на самом деле в этом нет нужды. Когда мы плыли по Плавучей Заросли, я думал, что вонь дун-магии хуже, чем морская болезнь; теперь я начал пересматривать такое мнение.
   Мои страдания только и могут послужить извинением тому, что случилось дальше. Я так сосредоточился на своих мучениях, так старался побороть тошноту, что даже и не подумал о том, что следовало бы сообщить о своем присутствии. Сначала я просто не обращал внимания на разговор, а когда обратил, было уже поздно, и я испытывал слишком сильное смущение, чтобы обнаружить себя.
   Разговаривали Блейз и Райдер.
   Райдер говорил:
   – Гилфитер намекнул, что исцелили меня гхемфы, но ведь это не так?
   Последовала пауза, потом Блейз спросила:
   – Что заставляет тебя сомневаться?
   – Хватит игр, Блейз. Гилфитер совсем не умеет лгать, а кроме того, я слышал часть его разговора с гхемфом. Они упомянули какое-то зло и говорили о том, что люди будут умирать из-за того, что я остался жив.
   – Брось, Тор. Что сделано, то сделано.
   – Перестань опекать меня! Неужели ты думаешь, будто я не чувствую… неправильности? Во мне появилось что-то, чего быть не должно.
   – Что… что ты имеешь в виду?
   – Со мной это сделали оскверненные силвы Мортреда, верно? Каким-то образом вы заставили их исцелить меня, хоть мы всегда считали такое невозможным. Почему ты пошла на подобный шаг, Блейз? Теперь во мне зло дун-магии! Неужели ты так плохо меня знаешь? – От Райдера пахло болью и печалью, и самое ужасное – яростью.
   Блейз была более сдержанной и, что бы она ни чувствовала, хорошо свои чувства скрывала.
   – Иначе ты умер бы, Тор.
   – Неужели ты не понимаешь, что я предпочел бы смерть? Ты хоть представляешь, что со мной сделала?
   Последовало короткое молчание, потом Блейз прошептала:
   – Наверное, нет.
   – Они передали мне часть своего осквернения дун-магией. Теперь у меня в душе постоянно раздается шепот зла. Я слышу его непрестанно… он мешает мне молиться. Я знаю, что такое невозможно, и все же чувствую… чувствую себя отрезанным от Бога.
   Блейз не могла не расслышать, какой ужас прозвучал в голосе Райдера. Я услышал, как она резко втянула воздух.
   – Ох, дерьмо… Прости меня! Я не знала…
   – Как ты могла не знать? Это же были дун-маги! Разве можно было ожидать от них иного, чем попытка во что бы то ни стало заразить меня их скверной?
   Блейз молчала. Я чувствовал ее растерянность и отчаяние.
   – Скажи, о ком ты думала – о себе или обо мне, – когда затеяла это дьявольское дело ради моего спасения?
   – Твой вопрос несправедлив.
   – Разве? – Райдер цинично усмехнулся. – Впрочем, может быть, ты и права, и во мне говорит скверна дун-магии. Она иногда буквально затопляет меня, так что я не в силах управлять своими мыслями. О, не смотри так испуганно! Я буду бороться, и если на то будет милость божья, смогу победить. Я не осквернен дун-магами; они просто оставили во мне свой след, надеясь, что он будет отравлять мне жизнь… А может быть, иначе они и не могли. От тебя я хочу узнать одно: что тебе пришлось отдать им за мое исцеление.
   Блейз долго не отвечала.
   – Их жизни, – сказала она наконец.
   – А еще?
   – Их свободу.
   – И сколько же их было?
   – Двенадцать. Пришлось привлечь как можно больше – иначе ничего не получилось бы, ты ведь обладаешь Взглядом.
   Теперь пришла очередь Райдера долго молчать.
   – Двенадцать! О боже, ты отпустила на свободу двенадцать дун-магов только ради того, чтобы исцелить меня! Чтобы я остался в живых? Милосердные небеса, ты хоть представляешь, Блейз, скольких силвов они развратят, скольких женщин изнасилуют, сколько семей поработят, перебираясь с одного архипелага на другой? Представляешь ли, сколько людей умрет из-за твоего поступка?
   – Не читай мне проповедь, Тор Райдер! – в ярости бросила Блейз. – Разве ты не уплыл с косы Гортан, предоставив нам с Флейм выслеживать Мортреда и его логово на Плавучей Заросли? Тогда тебя не очень волновала борьба с дун-магами.
   – Я не был свободен. Я служу Патриархии и должен выполнять ее приказы. Я должен был вернуться на Тенкор.
   – Ох, нечего оправдываться. Ты мог отправиться с нами, ты прекрасно это знаешь. Читать мне мораль ты не имеешь права – и это тебе тоже известно.
   Последовала долгая пауза; ни один из них даже не шевелился. Потом Райдер сказал:
   – Может быть, какая-то правда в этом и есть… И все равно сравнивать нельзя: ты выменяла мою жизнь, заключила сделку, на которую я никогда бы не согласился, если бы был в сознании. Ты не имела никакого права предполагать, что я захочу купить жизнь такой ценой. Это было неправильно, Блейз. Ты омрачила мое будущее виной, которую мне почти невозможно вынести.
   – Не говори чепухи! Если тут и есть чья-то вина, то она лежит на мне, а не на тебе. На мне и на Гилфитере. В конце концов, ты тогда не мог принимать решения: ты был без сознания. Или ты пытаешься сказать, что во всем виновата наша любовь?
   Райдер промолчал.
   – Великая Бездна, ты ведь именно это имеешь в виду, верно?
   – Я не хочу ссориться с тобой.
   – Ну, ты очень успешно преодолеваешь свое нежелание. Наверное, мне следует винить в этом тот след дун-магии в тебе, потому что ты рассуждаешь неразумно.
   Корабль особенно сильно качнуло, и я закрыл лицо руками, отчаянно сражаясь со своим желудком. Блейз вздохнула.
   – Прости меня, Тор. Прости за все. Прости, что я не могу быть той женщиной, которая тебе нужна. Прости, что я любила тебя так, что захотела спасти любой ценой. Прости, что в результате ты страдаешь от чувства вины. Мне очень жаль, но, знаешь, я сделала бы все это снова. Я хотела, чтобы ты остался в живых. – В борт ударила еще одна волна, и Блейз подождала, пока палуба снова выровняется.
   «Обними ее, ты, тупоголовый святоша, – думал я. – Разве ты не видишь, как она в тебе нуждается? »
   Однако Райдер не двинулся с места, и Блейз продолжала:
   – Мы правильно сделали, что расстались, Тор. Мы с тобой никогда не смотрим на вещи одинаково.
   Последовало новое долгое молчание. Наконец Райдер сказал:
   – Да, ты права. И я даже не могу выразить, как мне жаль…
   – Глупо все это, правда? – Голос Блейз прозвучал легко, но я чувствовал ее боль.
   – Мне не следовало давать волю гневу. Ты сделала то, что считала правильным.
   – Но ведь ты не веришь, что это… – Блейз вздохнула. – Мы не можем сделать несовершившимся то, что совершилось. Так что, наверное, лучше просто… принять случившееся как данность.
   – Да, думаю, так будет лучше всего, – согласился Райдер.
   Он повернулся, чтобы уйти, но Блейз заговорила снова:
   – Подожди. Я хочу… хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделал на Плавучей Заросли. Если бы не ты, я бы погибла. Ты ужасно рисковал, Тор. Этого я никогда не забуду и никогда не перестану испытывать благодарность. У меня навсегда сохранится чувство… чувство изумления перед тем, что кто-то пошел на такое ради меня.
   Райдер попытался что-то сказать, но не нашел подходящих слов.
   После короткого молчания Блейз мягко сказала:
   – Возвращайся вниз – к своим молитвам. Мне хочется немного побыть одной.
   Райдер повернулся и ушел; его боль и гнев окатили меня мощной волной. Знает ли она о его чувствах?.. И тут Блейз проговорила:
   – Проклятие, проклятие, проклятие! И зачем ты, Гилфитер, всегда оказываешься прав?
   Я подумал, что она меня заметила. Я встал, смущенный сверх всякой меры, чувствуя себя больным и виноватым. Но Блейз отпрыгнула в сторону и от неожиданности потянулась за мечом… выругавшись, когда обнаружила, что меча у нее нет, и выругавшись еще более выразительно, когда увидела, кто перед ней.
   – Гилфитер! С какой это стати, ради всех морских тварей, ты за мной шпионишь? – Она стояла, уперев руки в бедра, и ждала от меня объяснений.
   – Меня тошнило, – пробормотал я. – Прошу прощения.
   Блейз вытаращила на меня глаза, хотела что-то сказать, но передумала и вскинула руки, признавая поражение.
   – Ладно, не имеет значения. Ты все равно учуял бы наш разговор… до последней детали, – с горечью добавила она.
   Я чувствовал себя идиотом, но то, как она стояла тогда передо мной, потрясло меня. Она выглядела побежденной, а я не привык видеть ее такой.
   – Нет, девонька, – сказал я ей, – это все околесица и лунные миражи, знаешь ли.
   – Что-что?
   – Околесица и лунные миражи… Ерунда.
   – Ты это только что придумал?
   – Нет, так говорят у нас на Небесной равнине.
   Блейз нерешительно улыбнулась. Я обнял ее и крепко прижал к себе.
   – Я уже не в том возрасте, чтобы меня можно было так утешить.
   – Ерунда. Утешение к месту в любом возрасте.
   Блейз положила голову мне на плечо и тихо сказала:
   – Ты был прав, Кел. Такого он никогда не сможет простить.
   – Он все еще любит тебя.
   – Да? Может быть, от этого только хуже. – Она помолчала. – Нет, хуже не от этого – виновата дун-магия. Он прав, Кел. В нем появилось что-то, чего раньше не было. Тор верно говорит – он замаран… – Я чувствовал запах ее ужаса. – Что мы наделали? О небеса, Кел, что же мы сделали с ним?
   Мне хотелось сказать Блейз, что ничего особенного мы не сделали, но это было бы ложью. Мы превратили Райдера во что-то такое, чем он никогда не хотел быть.
   Я гладил Блейз по голове и изо всех сил старался, чтобы меня не вырвало.

ГЛАВА 26

РАССКАЗЧИК – КЕЛВИН
 
   Если ты бывал на архипелаге Ксолкас, то знаешь, как поражает он с первого взгляда.
   Мы подошли к нему ранним утром, и косые лучи встающего солнца позолотили острова и протянули по воде их черные тени, подобные пальцам, указывающим на какую-то далекую невидимую цель. Каждый остров башней возвышался над бурным морем и каждый был окружен скалами, похожими на детей, играющих у ног родителя-великана. Острова представляли собой выветренные колонны с множеством трещин; тысячи и тысячи птиц кружились над ними и пронзительно кричали, на невидимых воздушных потоках взлетая вверх и пикируя вниз.
   На вершинах скалистых островов жили люди; их выстроенные из камня жилища иногда опасно нависали над обрывом, а окна смотрели на океан, ярящийся далеко-далеко внизу. Всего, как мне сказала Блейз, островов было около сотни. На десятке самых больших располагались города; остальные давали приют хуторам, окруженным полями, на которых паслись овцы или зрела пшеница.
   Столица архипелага, Барбикан, где жил владыка, находилась на самом большом острове. Город занимал всю его поверхность, от одного обрыва до другого; в центре находился дворец. Название столица получила от укрепления – навесной башни, прилепившейся на самой вершине, к которой от порта вела извилистая дорога.
   Дек, стоявший со мной рядом на палубе, пока наш корабль ложился в дрейф и ожидал лоцмана, засыпал Блейз и Райдера вопросами. На этот раз плавание было для него унылым: приходилось все время сидеть в трюме, потому что сломанные ребра не позволяли лазить по вантам; по этой же причине пришлось отложить и уроки фехтования. Большую часть времени Дек проводил с Блейз, в то время как Райдер допрашивал меня – иначе это назвать трудно – по поводу медицинских умений жителей Небесной равнины. Его интерес был искренним, а потому льстил мне, но я никогда не забывал о том, что движут Райдером особые мотивы. Он так и не признался мне в этом. Патриарх, занимающийся обычными для священнослужителя делами, едва ли стал бы выяснять, как часто роды на Небесной равнине кончаются смертью матери, умеем ли мы излечивать шестидневную лихорадку или можем ли помочь при переломе позвоночника. Теперь, конечно, я понимаю, что уже тогда Райдер планировал такое будущее Райских островов, когда Патриархии все эти сведения стали бы действительно необходимы.
   Кроме того, Райдер желал познакомиться со всеми моими теориями – даже не имеющими доказательств – по поводу дун-магии, заражения ею и осквернения силвов. Учитывая его беспокойство по поводу Флейм, удивляться этому не приходилось, и должен признаться: я наслаждался часами, проведенными за обсуждением того, является ли магия болезнью. Райдер полагал, что не все так просто, и, если быть честным, я почувствовал, что моя уверенность пошатнулась.
   Как могла моя теория объяснить то, что я видел собственными глазами: например, исцеление ран Райдера благодаря одной только концентрации внимания силвов, пока сам он был без сознания? Или физический ущерб, нанесенный моему плоту ударом дун-магии? Или способность Флейм заставлять других видеть именно то, что она хочет? Все это были тайны, в которые я мечтал проникнуть. Они зачаровывали меня не только возможностями медицинского применения, но и чистой радостью познания.
   Райдера и смешила, и сердила моя решимость доказать, что магия является естественным феноменом, объяснения которому мы просто еще не нашли.
   – Как можешь ты, разумный человек, верить в магию? – спросил я его однажды, в свою очередь раздраженный его готовностью слепо признавать магическую природу способностей силвов и злых колдунов.
   – Ты забываешь, – ответил он мне со слабой улыбкой, – что я верю в могущество Бога. Такую веру лишь небольшой шаг отделяет от веры в нечто противоположное: в силу зла, дун-магию. Не так уж трудно представить себе, что Бог посеял семена способности к силв-магии или Взгляду, чтобы дать нам оружие для борьбы с темными силами. Для меня магия – просто название для этих сил, таких же сверхъестественных, как сам Бог. Поверь в Бога, Гилфитер, и ты скоро признаешь существование магии как непознаваемой сущности.
   Я вздохнул. Противопоставить что-либо доводам Райдера я не мог, поскольку мы просто не имели общей почвы для спора. Мне были нужны доказательства или хотя бы какая-то достоверность; Райдер же нуждался только в вере.
   По правде говоря, я втайне начал восхищаться Райдером, хоть он мне и не слишком нравился: я мог только чувствовать уважение к его готовности сражаться с собственными демонами. Райдер был из тех, кто от природы воинствен; однако рассудок говорил ему, что существует лучший способ решать проблемы, и поэтому он научился сдерживать порыв дать сдачи в случае нападения. К несчастью, мы с Блейз, не подозревая об этом, поощрили его склонность к насилию, когда допустили воздействие на него экс-силвов. К тому же из-за нас на него легло новое бремя вины – цена, которую мы заплатили за его жизнь. Все время, пока корабль пересекал океан, Райдер сражался с новыми демонами, на многие часы отгородившись от окружающего мира в молитве к Богу, чьей поддержки он больше не чувствовал. Я сомневался в том, что это помогает: в Райдере по-прежнему кипел едва сдерживаемый гнев. Думаю, Блейз в отличие от меня не понимала всей тяжести его борьбы. Я улавливал слабый запах дун-магии, исходящий от Райдера, запах вины и страданий, рожденных мыслями о том, что он не стоит того, что было уплачено за его жизнь. Для меня внешнее спокойствие Райдера было всего лишь тонкой коркой, под которой скрывался настоящий ад: бурлящий котел ярости и обиды на нас с Блейз, причинивших ему такие мучения, постоянно разогреваемый остающейся в нем дун-магией.
   И все же, общаясь с нами, Райдер старался сохранять вежливость, что, должно быть, требовало от него нешуточных усилий и самообладания. Иногда он срывался, и горечь прорывалась в едких насмешках или холодности. Может быть, его чувство к Блейз – иногда я замечал в его глазах любовную тоску – в какой-то мере помогало ему сохранять равновесие; но и с этой любовью ему приходилось бороться: будущего она не имела. То единственное, от чего он не мог отказаться – его вера, – как раз и разделяло их с Блейз.
   Так и случилось, что на Ксолкас мы прибыли, осаждаемые каждый своим личным демоном и терзаясь общей виной: нам не удалось ни защитить Флейм, ни спасти ее от Мортреда. Все мы испытывали ужас перед ее судьбой: Флейм превращалась в собственную противоположность, постепенно уступала злу, мучаясь этим. Боялись мы и того, что ей предстоит стать женой сначала властителя Брета, жирного мерзавца, развлекающегося издевательствами над мальчиками, а потом, возможно, злого колдуна, наслаждающегося страданиями других людей. Об этом невозможно было и подумать… А Флейм мучилась – мучилась каждую минуту, мучилась, пока мы дожидались лоцмана, чтобы войти в порт…
   Только Дека не преследовали никакие демоны.
   – На всех островах есть дороги, ведущие на вершину? – спрашивал он. – А что это за белые потеки на утесах? Неужели главный остров соединяется с другими? А не упадут ли в море такие обрывистые острова? Что случится, если упадут? – Что ж, думал я, хотя бы Дек не страдает от комплексов. Он не разделял нашего чувства вины и наших противоречивых чувств; все, чего он хотел, – это научиться владеть мечом и сражаться с дун-магами. В один прекрасный день, возможно, он тоже начнет понимать, что жизнь не так проста, но пока еще подобные мысли его не тревожили.
   – Белые потеки на утесах – гуано, птичий помет, – объяснила Деку Блейз. – Гуано – единственный товар, который вывозят с Ксолкаса. – Дек посмотрел на Блейз так, словно заподозрил ее в насмешке. – Честно! Его используют как удобрение, чтобы сделать почву более плодородной. – В этот момент к нам присоединился Райдер, и Блейз добавила: – Тор захватил с собой подзорную трубу, так что ты можешь получше рассмотреть навесные мосты, соединяющие между собой острова.
   Мы все по очереди воспользовались медной трубой; и правда, соседние острова соединялись веревочными мостами. Они качались высоко над морем, как тонкие нити паутины.
   – Только не говорите мне, что нам придется ходить по ним, – сказал я, возвращая подзорную трубу Райдеру.
   – Боишься высоты, Гилфитер? – спросил он. Раньше это прозвучало бы как добродушная подначка; теперь же в голосе Райдера я почувствовал издевку.
   – Высота меня не пугает, – холодно ответил я, – но я неуклюж, как танцующий селвер. Я наверняка поскользнусь и провалюсь в дырку.
   Никто из нас не говорил о том, что нас ожидало по прибытии на Ксолкас, потому что никто этого не знал. То, что было нам известно, не внушало особой радости: на «Любезном» находились по крайней мере восемь матросов, скорее всего порабощенных Мортредом, и еще множество других… Как нам рассказали в Раттиспи, Мортреда и Флейм сопровождали семнадцать хранителей в шазублах и еще двое – как мы подозревали, злые колдуны. Наличие шазублов говорило о том, что оскверненные силвы-хранители находились раньше на службе Совета, а значит, прекрасно владели оружием. Это была внушительная сила. Наше войско состояло из троих взрослых, лишь двое из которых умели сражаться, подростка со сломанными ребрами и помеси собаки с ныряльщиком… Шансы были явно неравны.
   Наконец прибыл лоцман, перелез из своей лодки – как мне объяснили, такие суденышки называются пинасами, – на корабль и встал к штурвалу, хоть Скарри и уверял, что сам знает, как пройти в гавань между мелями и рифами, окружающими остров, как буревестник знает дорогу к своему гнезду в скалах. Однако власти Ксолкаса запрещали входить в гавань кораблям, на которых не было местного лоцмана: таков был один из способов получать от купцов доход. Нам скоро предстояло узнать, мрачно предрек Скарри, что местные жители – мастера грабить добропорядочных торговцев, называя это законным сбором налогов.
   Когда мы пришвартовались к пристани, мы увидели неподалеку кеч; на его палубе несколько матросов таращили на нас глаза. Несмотря на то что все вокруг пропахло гуано, я не мог не ощутить вони дун-магии, окутывающей «Любезный».
   – Флейм на борту? – спросила меня Блейз.
   Я покачал головой.
   – Не думаю. По-моему, они с Мортредом и большинство экс-силвов сошли на берег. На кече, не считая команды, осталось не больше двух оскверненных.
   – Когда придет время, нам, может быть, нужно будет начать с этих двоих, – тихо сказал Райдер, – и убить их первыми. – Блейз побледнела. Я удивился, но потом понял: она не привыкла, чтобы Райдер проявлял хладнокровную безжалостность. Я поежился, подумав о том, что он с такой же легкостью может разделаться и с Флейм, если окажется, что помочь ей нам не удастся. Возможно, менодианская Патриархия уже и благословила его на это, размышлял я; патриархи, как и хранители, не потерпят, чтобы супругой властителя Брета стала злая колдунья, к тому же имеющая права на престол Цирказе.
   – Я смогу в этом помочь? – с сияющими глазами спросил Дек.
   – Ты можешь помочь, если сходишь вниз и принесешь мой меч и ножны, – сказала ему Блейз.
   Когда парнишка исчез в люке, Райдер улыбнулся Блейз.
   – Ты держишь этого осьминога всего за одно щупальце.
   Блейз вздохнула.
   – Я знаю, но что, морской дьявол мне свидетель, я могу еще сделать? В этом мальчишке, похоже, нет ни капли страха.
   – А также ни капли сомнений по поводу того, что убивать людей позволено, насколько я вижу.
   – Только если речь идет о дун-магах, – поправила его Блейз.
   – Что вы собираетесь делать? – спросил я, имея в виду вовсе не Дека. – Просто выйти на улицу и убивать любого встречного дун-мага, начиная с тех двоих на борту «Любезного»?
   Райдер поднял бровь.
   – А ты думаешь, что нам сначала следует вступать с ними в вежливую беседу, Гилфитер?
   – Пока мы их оставим в покое, – поспешно вмешалась Блейз. – Во-первых, если удастся, мне не хотелось бы причинять вреда рабам. Во-вторых, на Ксолкасе косо смотрят на убийства. Здесь живут законопослушные люди. – Она показала на уходящую в небо над гаванью скалу, вокруг которой кружили птицы. Крутой обрыв был покрыт целой сетью веревок. – Веревки помогают забираться на скалы сборщикам гуано. Каждой семье на острове отведен свой участок, и тут могло бы быть раздолье для раздоров и тяжб, но ничего такого не случается. Островитяне не охраняют свои участки, потому что кража даже комочка гуано – вещь неслыханная. Подобных происшествий просто не бывает. Как я уже сказала, здесь живут законопослушные люди.
   – Поэтому открыто убивать мы никого не будем, – сказал Райдер. – Мы сделаем это тайком. – Я видел, что шутит он только наполовину.
   Блейз встревоженно посмотрела на Райдера.
   – Сначала мы прибегнем к законным способам. Мы отправимся к владычице и попросим ее вмешаться… или дать нам разрешение действовать.
   – Ты нигде не ощущаешь присутствия Флейм? – спросил меня Райдер.