Но один из служащих не выдержал этой комедии и сердито сказал Ионни:
   — Я специалист в этой области и заявляю вам, что и лесном деле нет термина „ствольное“ дерево. У каждого дерева имеется ствол, и, следовательно, каждое дерево является ствольным.
   Ионни вспыхнул от такого унижения. Но дело уладилось. Эти господа из лесной конторы обещали уплатить Ионни четверть миллиона, если в его лесу действительно сто тысяч стволов. Однако для этого необходимо сосчитать деревья.
   Такая оттяжка заставила Ионни погорячиться. Четверть миллиона была уже почти в руках, и вот эти дьяволы придумали новый крюк, чтоб затянуть дело. Ионни грубо сказал им:
   — Давайте покупайте так. Чем больше будете считать, тем больше деревьев окажется.
   Ничто не подействовало. Эти господа лесные деляги согласились, впрочем, купить не считая, но сказали, что съездят в усадьбу и на глаз определят количество деревьев. Стало быть, дело не менялось, и это вывело Ионни из себя. Он крикнул в сердцах:
   — Вы нарочно затягиваете дело! Это принято среди господ.
   Загорелся спор. И дело дошло до озлобленных криков с обеих сторон.
   Но тут Ионни стал подозревать, что эти деляги непременно его обдуют, если будут определять лес „на глазок“. Поэтому он стал теперь требовать, чтоб лес считали более аккуратно. Наконец договорились, что контора пошлет своих людей считать лес и уже в начале подсчета Ионни получит часть цены.
   Это устраивало Ионни. Он был уверен, что двести пятьдесят тысяч он будет иметь с этого дела.
   В тот же день контора „Лесного товарищества“ прервала свои работы и спешно направила своих служащих считать лес усадьбы Пунтури.
* * *
   Теперь оставалось уладить дело с водопадом.
   Проходя через рынок, Ионни еще издали увидел знакомую голову, которая колыхалась над всеми другими головами. Это несомненно была голова Антти Питкянена. Обрадованный Ионни бросился к нему и с восторгом приветствовал своего друга. Он крикнул ему на весь рынок:
   — Где я, там и ты!
   Антти посмотрел на него со своей высоты и меланхолически подтвердил:
   — Да, привелось-таки нам опять встретиться.
   Ионни захотелось блеснуть своей мудростью, и он многозначительно сказал:
   — Так и впредь пойдет — мы с тобой не расстанемся, как луна с землей.
   Он с наслаждением произнес эту аллегорическую фразу, не подозревая, что это отчасти сбудется и даже могила не разлучит их.
   Идя по рынку со своим другом, Ионни вдруг вспомнил, что сказал ему богобоязненный Пунтури на прощанье. Он сказал, что по продаже леса можно будет тысяч за пятьдесят продать и землю, если ее разбить на отдельные участки. Вот, стало быть, еще одна возможность обогатиться.
   Зная, что Антти промышляет на поприще всяких коммерческих дел, Ионни принялся ловить его на свою удочку, сказав:
   — Понимаешь, хочу свое имение продать. Разобью его на отдельные участки и начну торговать.
   Видавший виды Антти тотчас дал нужный совет. Он указал контору, которая специально занималась куплей ипродажей земли. Ионни немедленно пошел в эту контору и там рассказал о своем деле:
   — Купил, понимаете, имение и отдельно от него продал лес. А теперь заодно собираюсь и землю продать. Как вы на это смотрите?
   Его спросили, какова цена его земли. Вспомнив вранье Пунтури о пятидесяти тысячах, Ионни уверенно сказал, увеличив цену вдвое:
   — Разбейте эту землю на отдельные участки и продайте их за сто тысяч.
   Контора взялась уладить это дело. Ионни дал адрес своего поместья и доверенность, которая уполномачивала контору произвести эту сделку. По совершении сделки Ионни обязался уплатить конторе две тысячи в вознаграждение.
   С легким сердцем Ионни отправился по основному твоему делу — продавать водопад.
   Между тем сразу после ухода Ионни в контору пришел главный агент ее, некто Пекури, который специально занимался подыскиванием покупателей. Как раз ему контора и поручила продать землю имения Пунтури, ныне принадлежащую новому владельцу Ионни Лумпери.
   Главный агент, хорошо осведомленный во всех поместных делах, не без удивления ознакомился с доверенностью. Там стояло настоящее Ионнино имя: „Ионни Лумпери“, и под ним крест за неграмотностью владельца.
   Полагая, что Ионни и в самом деле уже купил это имение, главный агент охотно взялся выполнить дело. Тем более что у него был намечен покупатель на эту землю. Уже месяц назад он слышал о том, что усадьбу Пунтури не прочь был бы купить коммерции советник Лундберг. Вот главный агент и задумал теперь продать ому эту усадьбу. Причем агенту повезло — не далее как сегодня он слышал, что коммерции советник Лундберг прибыл из Хельсинки в Тампере и сейчас вместе с агрономом Паапури находится в гостинице. Чудесный случай! Ведь без особых хлопот можно будет поймать на крючок эту крупную рыбу.
   Правда, у главного агента было еще одно экстренное дело. Непременно завтра он должен продать большое имение стоимостью в двести тысяч асессору Румпулиини, который уже поджидал его. Но Пекури отложил пока эту заботу ради нового славного дела.
   В общем, взяв с собой доверенность от конторы, главный агент Пекури поспешил в гостиницу, чтобы там поймать коммерции советника Лундберга и продать ему усадьбу Пунтури.
   В отличном настроении агент пошел продавать имение тому, кто дал конторе доверенность, иными словами — самому владельцу имения, Ионни Лумпери.
* * *
   В „Акционерном обществе“, покупающем водопады, дело Ионни пошло несколько иначе, чем в других конторах.
   Например в конторе „Лесного товарищества“ его приняли бог знает за кого и нагрубили ему. Но ведь тут-то, в „Акционерном обществе“, отлично знали, что должен прийти коммерции советник Лундберг. Тем не менее и тут на первых порах обошлись с Ионни более чем грубо и даже попытались вытеснить его за дверь. Противясь этому, Ионни завопил:
   — Ну, хорошо, а где ж эти господа, которые покупают фонтаны и водопады?
   Тут дело, конечно, прояснилось, и конторщики, согнув свои спины, не без ужаса поняли, что перед ними находится сам коммерции советник Лундберг.
   Начальник конторы господин Кахилайнен кинулся навстречу и торопливо залепетал:
   — Агроном Паапури уже изволил сообщить нам о вашем приезде…
   И, суетливо пододвинув лучшее кресло, начальник конторы сказал:
   — Присаживайтесь, будьте любезны.
   Усевшись в кресло, Ионни поставил свой цилиндр на пол. И Кахилайнен, увидя это, упал духом, поняв, что это ехидный намек на их невежливость. Ведь швейцар в передней не бросился к миллионеру, чтобы принять его головной убор. Досадуя на такую оплошность, начальник конторы сам подхватил Ионнин цилиндр, бормоча:
   — Простите за нашу невнимательность.
   Он сунул цилиндр мальчишке-посыльному, чтоб тот отнес его в переднюю. А сам, поминутно кланяясь, стал предупредительно угощать Ионни сигарами.
   Ионни находился еще под свежим впечатлением своей обиды на этих деляг из „Лесного товарищества“. ИI он именно с этого начал беседу. Неумело держа сигару и руках, он сказал с обидой в голосе:
   — Сейчас хотел лес продать, да попались мне такие дельцы, черт бы их драл, что все мое дело чуть не сорвали. Хотели проглотить меня с потрохами.
   Кахилайнен держался с достоинством и, приводя в порядок свои бумаги на столе, сказал, согласившись:
   — Конечно, среди нас, коммерсантов, к сожалению, нередко встречаются люди с низменной моралью.
   Присутствие миллионера заставило Кахилайнена сосредоточить все свои умственные силы. Ему не хотелось ударить в грязь лицом перед такой особой. Старательно подбирая слова, он продолжал:
   — Кстати о морали. Так называемая высокая мораль может развиваться и держаться в деловом мире, лишь опираясь на большие капиталы. А те, кто пускает в оборот малые капиталы, вынуждены возмещать недостаток капитала дурной моралью.
   Ионни выслушивал его рассуждения, но и только. Иностранное слово „мораль“ затемняло все остальные более или менее понятные слова. Впрочем, Ионни был доволен и этим. Однако и тут, оказывается, пустились в рассуждения. Нет, у Ионни не зря возникло недоверие к этим господам. Уж слишком открыто они принимают его за дурака. Забивают ему голову словами, чтоб сбить цену на товар.
   Из осторожности он тотчас намекнул, что обмануть его — это напрасный труд. Он соврал:
   — Этим делягам я прямо сказал, что умного человека бесполезно обманывать. Умный человек сразу увидит, кого и как надо толкнуть, чтоб самому не упасть.
   — Совершенно справедливо-с, — только и мог ответить Кахилайнен.
   В устах знаменитого дельца — коммерции советника Лундберга — такое изречение казалось мудростью коммерческой жизни. Над этим изречением Кахилайнен призадумался и в ответ глубокомысленно произнес:
   — В деловой жизни, разумеется, нужно подходить к каждому событию и к каждому человеку объективно, не давая волю своим субъективным чувствам…
* * *
   Понемногу разговор подошел к делу о водопаде. Кахилайнен сказал:
   — Агроном Паапури любезно сообщил нам по телефону о вашем деле.
   Ионни ответил:
   — Да, хочу избавиться от этой моей громадины Паухукоски.
   — Ах, вот как? — с изумлением переспросил Кахилайнен. — Значит, речь идет о водопаде Паухукоски?
   „Акционерное общество“ не раз уже делало попытку купить этот водопад, но иностранная компания „Гессельшафт“ по ряду причин не соглашалась продать его. Кахилайнен сообразил, что „коммерции советник“ приобрел этот водопад у иностранцев.
   — Вы, значит, недавно купили его? — спросил он. Ионни ответил:
   — Да, купил там землю, леса, дом. И в общей куче попался мне этот водопад. Теперь хочу его сбыть. На что мне эта громадина?
   Кахилайнен обрадовался и сделал попытку разузнать цену, но Ионни опередил его, спросив:
   — А сколько вы мне выложите за него?
   Тут Кахилайнен задумался. Он считал коммерции советника Лундберга весьма осведомленным в этом деле и поэтому решил не прибегать к уловкам, а действовать открыто. Он сказал:
   — Как вам известно, лошадиная сила сейчас оценивается примерно в сто марок. Стало быть, Паухукоски стоит около двух миллионов. Но времена сейчас плохие, неустойчивые. Могут пройти десятки лет, прежде чем удастся реализовать этот водопад. И тогда убытки в процентах будут весьма велики. Все это следует принять во внимание для того, чтобы определить реальную цену этого водопада.
   В Ионниной голове стали путаться огромные миллионные суммы. Но тут же его охватили подозрения, и он, нахмурившись, проворчал:
   — Опять эти ваши „плохие времена“. Другие как раз и наживаются в плохие времена, а не в хорошие.
   Такая непреклонность „коммерции советника“ восхитила Кахилайнеиа, и он вынужден был согласиться:
   — Да, вы совершенно правы.
   И тут Кахилайнен снова без утайки сообщил, что среди акционеров общества уже ходили разговоры о водопаде Паухукоски, и тогда предполагалось заплатить за него миллион.
   Ионни с радостью ухватился за это, но сказал сдержанно:
   — Что ж, можно с этого и начать торговаться.
   Таким образом, сделка стала улаживаться.
   Однако столь большое событие требовало общего решения всех акционеров. Кахилайнен обещал собрать всех в пятницу для того, чтобы закончить сделку.
   Ионни почувствовал себя миллионером. Наконец-то предсказание его тезки сбылось.
   Погруженный в сладкие мечты, он покинул „Акционерное общество“. Его провожали с поклонами и извинениями.
8
   Эта сделка была давно желанной для „Акционерного общества“. И по этой причине акционеров срочно созвали на пятницу обсудить дело.
   В конторе общества поднялась великая суета. Шли горячие дни, заполненные оживленными разговорами и хлопотами.
   В таких же горячих хлопотах пребывала и невеста Ионни — колбасница Лиза. Она уже полностью договорилась о покупке кожевенного магазина. И теперь владелец этого магазина подыскал себе новое поприще для своей коммерческой деятельности. Он собирался открыть кинотеатр. Для этой цели он уже арендовал помещение, купил все необходимое и ждал только возвращения Ионни, чтобы получить деньги и оплатить покупки.
   Мало-помалу смирилась и Лизина сестра. Лиза специально подослала к ней сваху Кайсу, чтобы та урезонила сестру и посоветовала ей примириться с семейными обстоятельствами.
   Вот и сейчас, посасывая свою трубочку, Кайса терпеливо разъясняла Лизиной сестре:
   — Ну и что из того, что он босяк? Ведь по паспорту он числится как портовый рабочий, а не как босяк. Ведь многие и не знают, что он собой представляет. А кроме того, разница между господами и босяками не так уж велика. Правда, босяк ест плохо, но зато говорит смачно. А те, наоборот, едят жирно, а говорят бедно. Вот это и уравновешивает тех и других.
   Эта неприкрашенная истина почему-то подействовала на сестру. Она покорилась воле бога и даже стала уговаривать своего мужа, портного второго разряда, примириться с этим неравным браком сестры.
   Сестрин муж тоже, наконец, уступил. Забыв свой высокий чин портного, он одобрил босяка. И даже так выразился о нем:
   — Ладно, пусть будет босяк. А если у него водятся деньжонки, то я, конечно, против него ничего не имею.
   Сестра дополнила его мысль:
   — Если у него есть деньги, значит, он уже не босяк, а вполне порядочный господин.
   Вскоре состоялось примирение с Лизой. И теперь жизнь колбасницы Лизы окончательно прояснилась и засверкала, как начищенная медь.
* * *
   Продолжим рассказ.
   Покинув последнюю контору, Ионни, согласно обещанию, отправился на свидание со своим новым другом агрономом, который поджидал его в гостинице. Увидев, наконец, Ионии, агроном выскочил в переднюю встретить его.
   И с этого момента началась веселая пирушка.
   Ионни, возомнивший себя миллионером, решил, что теперь его средства позволяют жить и пить, как хочется. Он стал хвастаться удачными сделками и своим умом. И, хвастаясь, произнес с немалой гордостью:
   — Я такой крепкий парень, что все могу сделать, если только захочу. Я начал с двух тысяч, а теперь уже миллионами ворочаю. Я даже не с двух тысяч начал, а самое первое начало у меня из ничего возникло. А теперь вот что со мной!
   Ионни сидел за столом, грузный и тяжелый, и стул под ним потрескивал в тон его речи.
   Агроном тоже принялся расхваливать Ионни. С восхищением он стал превозносить его энергию, его способности, ум и коммерческий такт.
   Ионни прервал его и со смелостью пьяного сказал:
   — Никакой тут лишней посудины не требуется — ума и прочего.
   И, разгоряченный, крикнул:
   — А вот когда счастье подвернется тебе — тут и принимайся за дело: кушай жирно, пей коньяк и ворочай миллионами. И тогда готов из тебя отличный коммерции советник.
   Авторитет „коммерции советника“ подействовал так, что агроном принял его речи за великую мудрость.
   По мере того как оба они пьянели, крепла их дружба и развязывались языки.
   Под конец Ионни, еще больше захмелев, начал говорить всякие сальности. Авторитет „коммерции советника“ сказался и в этом. Агроном не отставал от него и даже радовался, чувствуя, что он, наконец, освободился от привычной, но неискренней сдержанности городского человека. И когда Ионни отпустил одну весьма вольную босяцкую шутку, агроном пришел в восторг от такой „народности“ и в свою очередь рассказал такое, что иной раз произносится только лишь в компании внешне изящных господ, да и то при достаточно толстых стенах.
   Ликующий агроном спросил Ионни:
   — Кстати, дядя, вы все еще холостой?
   Ионни подтвердил это, но добавил:
   — Нынче, впрочем, подумываю о женитьбе.
   В его пьяной голове промелькнуло воспоминание о не полученных еще двадцати тысячах колбасницы Лизы.
   Тут агронома осенила блестящая мысль. Узнав, что советник горит желанием жениться, он предложил Ионни богатую невесту. Захлебываясь от восторга, он сообщил:
   — Я порекомендую дяде одну подходящую вдову. И в этом деле я сам буду сватом.
   Агроном имел в виду одну свою знакомую вдову. Предполагалось, что у нее около полумиллиона. И хотя вдова эта в поэтическом смысле не представляла собой ничего особенного — она была всего лишь неплохой хозяюшкой, однако женихов у нее хватало. Но она всем отказывала, так как, по ее мнению, все они были слишком молоды и легкомысленны. Она боялась, что они растратят ее богатство. И поджидала для себя более степенного и более состоятельного мужа.
   И тут агроному показалось, что Ионни создан именно для нее. Поэтому он и стал восхвалять эту вдовушку, Марию Коура.
   Первоначально Ионни безучастно отнесся к его славословию, так как он был обручен со своей колбасницей Лизой. Однако непомерные похвалы, полумиллионное состояние и прочее настроили Ионни на новый лад. Он вдруг спросил агронома деловым тоном:
   — Объясни, что за баба?
   Охмелевший агроном пустился в подробнейшие описания и в заключение сказал:
   — По виду она пухленькая, но с точки зрения эстетики не слишком еще полна. А главное, у нее много женихов. И это тоже что-нибудь да значит.
   На это Ионни, словно торгуясь, возразил:
   — А на что мне эти ее парни? Это вовсе ничего не обозначает, если у бабы много женихов. Ведь некоторые из них рассчитывают на ее богатство.
   Под воздействием винных паров друзья долго еще болтали о вдове Марии Коура. И мы не беремся всего здесь передать.
   В общем до наступления полуночи Ионни полностью уступил во всем. Он вычеркнул из своего сердца Лизу и обещал жениться на вдове.
   Утром протрезвившийся агроном отнюдь не оставил своих намерений. Он позвонил Марии Коура и напрямик рассказал ей обо всем. Вдова, к некоторому его удивлению, немедленно дала свое согласие на этот брак. Ведь ей и во сне не снилось получить в женихи такого богатейшего хельсинкского коммерсанта.
   Перед Ионни замелькал новый миллион вдобавок к его прежним. Словно какое-то бурное течение несло Иояни к берегам богатства.
   А времена, конечно, были неважные. Многим приходилось туго. И вот в компанию к загулявшим Ионни и агроному втерлась некая жертва тяжелых времен—отставной полковник Порхола. Это был хороший знакомый агронома.
   В свое время этот полковник выгодно женился, разбогател, купил большие поместья и даже завод. Но затем он стал жить не по средствам. Кутил, играл, держал отличных коней, и все его богатство постепенно расползлось по всем швам. Сейчас он полностью обанкротился. Но кредиторы обещали его пощадить, если он уплатит им двадцать пять процентов, что составляло двести пятьдесят тысяч марок.
   Полковник пытался раздобыть эту сумму, но тщетно. Его и раньше считали придурковатым, а в последнее время от беспробудного пьянства он вовсе одурел. Поговаривали даже, что у него начинается белая горячка. Но он жил все еще шикарно, и его форма блестела, как на параде. Он долго служил в России, поэтому мало знал хельсинкский свет, и нет ничего удивительного, что он не был знаком с Лундбергом.
   И вот он, находясь уже в „градусе“, присоединился к компании. Ионни с агрономом тоже были в меру пьяны. Агроном стал их знакомить.
   — Дядя Лундберг из Хельсинки, — сказал он, гордясь своим близким знакомством с „коммерции советником“. И тотчас добавил: — Дядя не любит титулов.
   — Долой титулы! — тут же выкрикнул Ионни.
   В общем полковник Порхола вмиг получил новоиспеченного дядюшку. Началось веселье.
   Изрядно выпив, полковник все же не забыл о своих денежных затруднениях. Он начал с жалобы на тяжелые времена:
   — Плохие времена пошли в наших банках. Нигде денег нет.
   Пьяный Ионни, возгордясь своим богатством, сказал:
   — Не знаю. Лично у меня скоро будет миллион. Услышав об этом, полковник тотчас завел разговор о ссуде. Агроном стал ему помогать.
   — Дядюшка, — сказал полковник, — а не соблаговолите ли вы одолжить мне некоторую сумму? Я уплатил бы вам более значительные проценты, чем платит банк.
   Ионни, пьяный и жадный, прельстился на большие проценты. Он сразу согласился дать взаймы. И даже заважничал, что может одолжить офицеру.
   — А сколько тебе надо? — спросил он.
   Услышав, что офицеру нужно четверть миллиона, он спокойно сказал:
   — Ну, это можно. Только ты обожди пару дней. В пятницу на моей бумаге кресты поставят в конторе. И тогда я тебе одолжу.
   Полковник был „спасен“. От радости он заказал лучший коньяк и зернистую икру. И тут пошло пьянство и обжорство по всем правилам богатых людей.
   Выпивая, торговались насчет процентов. Полковник заявил:
   — Я заплачу вам дядюшка, шесть процентов.
   Но Ионни вдруг потребовал семь.
   — Плати семь или ступай к черту! — орал он.
   Полковник пытался отстаивать шесть и приводил убедительные резоны, говоря, что таких зверских процентов вообще никто не платит. Но Ионни трудно было сбить с его позиций. Полковник твердил:
   — Семь — это слишком, дядя. Я вам заплачу шесть. Да, дядя, шесть.
   Поскольку Ионни не пришлось тотчас же раскошеливаться, то он согласился, наконец, и на шесть. Свою сделку они утвердили рукопожатием. И дальше пошел пир горой.
   Агронома устрашало такое расточительство. Он бормотал:
   — Господа, может хватит уже?
   Но Ионни вел себя как заправский миллионер, не грустя о деньгах.
   Стараясь произнести мудрую фразу, он сказал:
   — У миллионера не должно быть кошелька, но деньги он должен иметь в каждом кармане. Иначе никто не поймет, что это миллионер.
* * *
   На другой день протрезвились.
   Агроному очень хотелось поехать вместе с Ионни сватать вдову Марию Коура, но она жила более чем в ста километрах от Тампере, агроному же предстояла служебная поездка.
   По этой причине они условились, что Ионни сначала поедет к вдове один, чтоб познакомиться с ней и поговорить.
   — Это скромная и простая женщина, — пояснил агроном. — Дяде не придется испытывать перед ней чувство стеснения.
   Ионни не имел привычки стесняться, и поэтому замечание агронома не произвело на него впечатления.
   Подметив, как почтительно ухаживают за ним в гостинице, Ионни и сам теперь стал держаться с достоинством миллионера.
   Вот и сейчас швейцар почтительно поклонился ему, открывая двери. Конечно, это казалось странным и необычайным, но Ионни принял это как должное и спокойно заметил:
   — Богача всегда можно узнать по другим людям.
   Ему показалось однако, что фразу эту не поймет агроном, и поэтому он стал пояснять свою мысль:
   — Я говорю, что в этой жизни как только зазвенит в кармане у человека, так сразу все другие люди с ума сходят. Они сразу узнают, у кого шерсть блестит.
   Агроном подтвердил:
   — Ведь деньги — основа всего. Дядя понимает конечно, что экономика зиждется на том базисе, который…
   И тут агроном пустился в длиннейшие научные рассуждения по этому поводу.
   Торопливо подошел полковник Порхола. Теперь он боялся даже на минуту выпустить из рук своего спасителя — „коммерции советника“.
   Узнав, что Ионни собирается ехать к вдове Коура, он попросил разрешения подвезти „дядю“ в собственной карете на шикарной паре лошадей. Он сказал Ионни:
   — Я еду по делу на свою фабрику. Это как раз недалеко от имения вдовы. Может быть, вы, дядюшка, соблаговолите согласиться поехать в моем экипаже?
   Ионни, конечно, тотчас дал свое согласие. И они договорились о времени отъезда.
   А пока что Ионни направился в город по своим делам.
   Выйдя по делам в город, Ионни Лумпери попал на новый жизненный путь, который привел его еще ближе к могиле и к воскресению.
   Собираясь ехать свататься к вдове, Ионни решил купить новую рубашку, так как у него не было времени постирать ту, которую он носил.
   Старая привычка потянула его на рынок, где можно было купить товар подешевле.
   Как известно, рынок Тампере славится на весь мир своими мошенниками. Сначала, правда, эти мошенники не обратили внимания на Ионни. Чутье подсказало им, что у такого вряд ли они что найдут. Тем не менее они, как и вся базарная публика, заприметили Ионни, который во всех отношениях был здесь невиданным явлением.
   Ионни стал торговаться с какой-то деревенской хозяйкой о цене рубашки. Хозяйка недорого взяла с него за приличную домодельную рубашку. Расплачиваясь, Ионни достал сто марок — последнюю бумажку из первой тысячи. Мошенники тотчас подметили это обстоятельство и решили, что Ионни для них подходящая добыча.
   Один из мошенников подлетел к Ионни с любезным вопросом:
   — Откуда заявились к нам, хозяин?
   Ионни добродушно ответил, что он приехал из Хельсинки. Услышав об этом, хозяйка домодельных рубашек торопливо спросила:
   — А чем там, скажите, занимается Микко, сын Туюри? Три года назад он поехал туда искать работу, и с тех пор о нем ничего не слышно.
   Ионни ответил, что не знает такого, поскольку он сам работает по морским делам.
   Воры заставили хозяйку прекратить расспросы. Почуяв сто марок, они точно слепни окружили Ионни и быстренько оттеснили его от хозяйки.
   К Ионни вплотную подошел Антти Танакка. Это был толстяк с прищуренными глазками. Маленький и крепкий как чурбан, он, подойдя, напрямик спросил Ионни:
   — Ты из каких — босяк или вор?
   Ионни беспечно ответил:
   — Обычно я среди босяков терся, но последнее время начинаю привыкать к деньгам.
   Толстяк Танакка, вытряхнув пепел из трубки на ладонь, сказал:
   — Да, я так и подумал.
   Он угадал это тонким нюхом базарного завсегдатая. В Ионни ожили прежние босяцкие навыки. Он присоединился к шайке мошенников, словно они были его старые друзья. Болтая с ними о том, о сем, он с наивной откровенностью сказал: