— Собираюсь жениться, так вот чистую рубаху купил.
* * *
   Воры и Ионни быстро сдружились. Сначала они даром подпоили Ионии, а потом стали угощаться на его деньги, покупая водку у одного из своих людей.
   Опьянев, они шумели и кричали, и под эти крики в Ионни окончательно проснулся старый босяк.
   Толстый Танакка переспросил Ионни:
   — Значит, ты собрался свататься?
   Ионни подтвердил это. И тут среди мошенников развернулась веселая дискуссия о браке, целиком захватившая Ионни. Подвыпившие мошенники стали понемногу опутывать его своими сетями. Толстяк Танакка нарочно сказал ему:
   — Тут один из наших тоже хочет жениться. Нет ли у тебя случайно какой-нибудь богатенькой невесты для него? Мы хорошо заплатили бы тебе, как посреднику.
   Жадность одолела Ионни, и он, вспомнив свою колбасницу Лизу, которая была теперь ему ни к чему, сказал:
   — Есть у меня одна богатая. Двадцать тысяч у этой тетки. Но за это дело я должен с вас кое-что получить.
   Мошенники нарочно начали торговаться. Ионни не соглашался отдать свою Лизу кому угодно и поэтому пожелал узнать, кто будет ее женихом. Толстяк Танакка, подумав, ответил:
   — Такой у нас есть Антти Питкянен. Он тоже мечтает жениться на богатой.
   Кругом мошенники дружно засмеялись. Один из них сказал:
   — Ведь он у нас тоже богатый жених, да только скрывает свои деньги.
   Ионни поверил, что его друг Антти имеет деньжонки, нажитые на торговых сделках. Ведь он и ему уладил сделку с лесом. Ну что ж, такому хорошему человеку Ионни охотно уступит свою Лизу.
   Снова начался торг, который мошенники учинили, чтоб подольше задержать Ионни в своей компании. Уж очень им хотелось вытряхнуть из него то, что у него было.
   Танакка предложил две тысячи за посредничество. Но Ионни потребовал пять.
   День подходил к концу, и с ним заканчивались сто марок Ионни. Однако сделка все еще не завершилась. Правда, Ионни уступил и дошел до четырех тысяч, но воры не соглашались. И дело у них дошло чуть не до драки.
   В общем в этот день ни на чем не порешили. А этого и хотели мошенники. Они теперь решили не выпускать его из виду, так как заметили, что у него имеется тысяча марок помимо истраченного.
   Узнав, что Ионни завтра едет свататься к вдове, они решили отправиться следом за ним, чтобы обобрать его где-нибудь там в деревне.
   Толстяк Танакка нарочно сказал ему:
   — Как вернешься в Тампере, приходи прямо на базар, и я тебе уплачу четыре тысячи наличными.
   Ионни был доволен, что сосватал свою Лизу и что его обязанности будет выполнять такой приличный человек, как Антти Питкянен.
   Шатаясь и спотыкаясь, Ионни потащился спать в гостиницу.
* * *
   Наутро главный агент Пекури явился продавать коммерции советнику Лундбергу Ионнину усадьбу Пунтури.
   Пекури начал с глубоких извинений, когда его впустили к Ионни. Низко кланяясь, он почтительно сказал:
   — Прошу извинить за смелость… Слышал стороной, что вы хотели бы приобрести имение… Имею счастье предложить вам одно чудесное поместье…
   И тут он принялся многословно расхваливать Ионнино имение.
   — По отзывам знатоков, — сказал он, — это поместье стоит двести тысяч, но владельцу весьма нужны деньги, и поэтому он согласен продать за сто пятьдесят тысяч марок.
   Ионни навострил уши. Ведь такой редкий случай — двести тысяч можно приобрести за сто пятьдесят тысяч.
   Опытный агент сразу понял, что здесь будет удача. Слова его потекли, как журчащий ручей. Он с таким вдохновением расхвалил поместье, что Ионни попался на удочку. Однако цена этого имения не устраивала Ионни, и он на всякий случай стал хулить то, что ему предлагали.
   — Все здешние земли я отлично знаю, — соврал он. — Умный человек и даром не возьмет то, что вы стараетесь мне подсунуть.
   Не переставая кланяться, Пекури пылко воскликнул:
   — Именно только лишь умный человек и приобретет эту усадьбу.
   Начался яростный торг.
   Спустя немного времени Ионни купил свое поместье, согласившись заплатить за него сто десять тысяч.
   Договорились в пятницу подписать купчую. К этому времени Ионни рассчитывал получить деньги за свой лес, проданный „Лесному товариществу“.
   — Итак, в пятницу я вам заплачу наличными, — с важностью подтвердил Ионни на прощанье. — Я человек порядка, и у меня все как в аптеке.
   Попозже к Ионни заглянул агроном. Он навестил дядю перед своей служебной поездкой.
   Ионни небрежно рассказал ему о своей новой сделке:
   — Еще тут купил одно именьице за бесценок.
   Агроном стал расспрашивать, какова покупка, но Ионни сегодня не хотелось много болтать. Он не доспал после вчерашнего излишества и поэтому говорил вяло. Зевая, он пробурчал:
   — Настроился покупать и продавать то, что само лезет в руки.
   Но сквозь ленивую его речь видно было, что он очень доволен новой своей сделкой.
   Агент Пекури тоже был очень доволен. Ведь контора предложила ему продать имение за сто тысяч, а он ухитрился „сбагрить“ его за сто десять тысяч. Уж пять-то тысяч он наверняка получит в свою пользу. Такого жирного кусочка ему еще никогда не случалось отхватывать. Он так обрадовался, что заложил свой велосипед за сто марок и устроил своим друзьям отличный пир, на котором было произнесено немало восторженных речей в честь коммерческой гениальности Пекури.
   — Спасти нашу любимую родину может только лишь национальный класс коммерсантов! — с воодушевлением сказал один.
   Другой подтвердил:
   — Хоть нас, коммерсантов, нередко и бранят, но пусть эти вредные хулители помнят, что всем остальным людям не так-то уж плохо живется возле тех высоких куч добра, какие мы собираем, а иной раз и тратим.
   Тут коммерсанты несколько раз прокричали здравицу крупнейшему капиталисту — отсутствующему Ионни, который умеет складывать купленные имения, все равно как дрова, в одну кучу.
   Подвыпивший Пекури так и не смог сегодня отправиться к асессору Румпулиини, чтобы завершить с ним еще одну сделку. Но в пятницу он непременно выкупит свой велосипед и тогда посетит Румпулиини.
* * *
   Итак, на новой сделке Ионни снова заработал значительную сумму. Это позволило ему жить теперь на более широкую ногу.
   К обеду он заказал шампанское.
   Стеснительному агроному показалось, что он злоупотребляет гостеприимством „коммерции советника“. Он даже воспротивился покупке шампанского, сказав:
   — Слишком много денег уходит у дяди.
   Но Ионни тоном миллионера ответил:
   — Миллионы нужно не только складывать, но и разбрасывать, а то слишком высокий штабель получится.
   Выпивая, беседовали о миллионах. В каждой мысли Ионни агроном улавливал глубокую мудрость. И Ионни теперь возвысился в его глазах, как высокая башня.
   Захмелев, Ионни снова впал в вялое состояние. И только на минуту оживился, когда ему пришла мысль перепродать кому-нибудь то имение, которое он купил сегодня у Пекури.
   — Тысяч за двести я бы спустил его, — сказал Ионии агроному. — Нет ли у тебя покупателя?
   Услужливый агроном тотчас пришел на помощь. Он оказал, что у него имеется один знакомый, некто асессор Румпулиини, который как раз ищет имение стоимостью в двести тысяч.
   Агроном стал расспрашивать, что за имение и как оно называется, но Ионни не мог удовлетворить его любопытство. Он сказал:
   — Кажется, Пекури называл эту усадьбу „Исолохко“, А надо сказать, что агент Пекури действительно упоминал это название, которое официально значилось за усадьбой Пунтури. Но Ионни и агроном об этом не знали. И это усилило путаницу.
   В общем агроном с большой угодливостью побежал звонить Румпулиини. Асессору понравилась рекомендация агронома. Но когда он узнал, что это имение принадлежит коммерции советнику Лундбергу, он и вовсе пришел в восторг и даже решил пока не осматривать имения. Он обещал в пятницу побывать в Тампере, чтоб завершить сделку в гостинице.
   Следует сказать, что агроном не был в курсе всех дел асессора. Он, например, не знал, что вдовец Румпулиини сватается к вдове Марии Коуру. И не знал, что вдова колеблется, так как Румпулиини имел всего сто тысяч, а она рассчитывала выйти замуж за человека, у которого не менее двухсот тысяч.
   Именно поэтому Румпулиини решил занять где-нибудь сто тысяч, чтобы купить большое имение и тем самым сделаться желанным женихом в глазах Марии.
   Однако занять сто тысяч оказалось нелегким делом. Румпулиини всюду об этом разузнавал и даже позвонил и ту самую контору, которая, по рекомендации Антти Питкянена, взялась продать Иониино имение с помощью агента Пекури.
   Владелец этой конторы, коммерсант Тиуруиен, ничего не мог обещать Румпулиини, но сказал, что он будет иметь в виду его дело.
   А в конторе в этот момент торчал Антти Питкянен. Он рассчитывал получить какое-нибудь мелкое дельце, чтоб заработать несколько марок. Владелец конторы, скорей ради смеха, чем серьезно, сказал Антти:
   — Вот раздобудь для одного богача сто тысяч, и тогда начнутся для тебя сладкие деньки.
   Антти меланхолично махнул рукой и вышел из конторы побродить по улицам.
   На улице он случайно встретил Ионни. Заработав так много на своих коммерческих сделках, Ионни расщедрился и подарил Антти десять марок. При этом с воодушевлением заговорил о своих богатствах и о том, как он одолжил одному полковнику четверть миллиона.
   Тогда Антти стал улаживать дело Румпулиини. Но Ионни заупрямился.
   — Я бедным в долг не даю, — жестко сказал он, — Даю только богатым. И то под хороший процент.
   Антти воскликнул:
   — Я ручаюсь, что Румпулиини богат!
   Это меняло дело, и Ионни решил дать в долг Румпулиини из тех денег, что он получит с него за свое имение Исолохко.
   Он велел Антти к назначенному сроку доставить в гостиницу этого богатого асессора Румпулиини.
   Таким образом асессор был „спасен“. И его надежды на взаимность вдовы превратились в уверенность.
   Ионни же, благодаря своим миллионам, получил в его лице опасного соперника.
   Конечно, Ионни об этом не знал. Он выпивал себе на прощанье с Антти и благодушно болтал с ним о миллионах.
   Вспомнив научные речи агронома Паапури, Ионни заявил:
   — У меня, братец ты мой, правильная политэкономия. Мне в раю миллион не нужен. Я желаю в земной жизни получить с него хороший процент.
   Ослабевший от вина Антти, услышав о рае, ухватился было за эту божественную тему, но ничего особенного он не мог сказать. Он только пролепетал:
   — Да уж там… в раю… миллион… ни к чему…
   Растаяв от блаженных размышлений, Ионни продолжал:
   — Ведь я что говорю своей душе? Уж если, говорю, ты, моя сестрица, блистаешь возле миллиона, то не позабудь о своем грешном теле — предоставь ему все, что полагается получить с миллиона…
   Со всей серьезностью Ионни добавил:
   — Душа должна быть свободна, как ветер. Миллион пусть себе кружит по белому свету, чтоб душа к нему не пристрастилась. А жить надо только лишь на проценты с капитала. Это самая правильная политэкономия…
   Антти слушал, мало что понимая. Его голова на длинной и худой шее все чаще и чаще склонялась к столу. И он, наконец, заснул от усталости.
   Заснул и Ионни под свои сладкие детские мечты о миллионе.
9
   Тем временем полковник Порхола договорился с кредиторами. Они, конечно, поверили ему, узнав, что в деле участвует сам коммерции советник Лундберг.
   И вот теперь полковник в роскошной коляске катил на свой завод. Рядом торжественно восседал Ионни в своем цилиндре и фраке.
   Стараясь угодить советнику, полковник не переставая рассказывал ему о своей бурной жизни и военных походах. В молодые годы он был участником турецкой войны.
   Таким образом они доехали в коляске до земель вдовы Марии Коуру.
   Что касается денежной ссуды, то они условились встретиться в пятницу — в этот день Ионни сам завезет деньги к полковнику на дом.
* * *
   Вдова Мария Коуру с нетерпением ожидала приезда жениха. В доме все было вымыто и вычищено. Все было подготовлено для встречи богатого хельсинкского жениха.
   Будучи женщиной благонравной, Мария пригласила к себе в качестве так называемого „передника“ одну знакомую барышню по имени Риипио. Такой „передник“ был необходим, чтобы молва не приписала ей каких-либо безнравственных поступков.
   Мария уже много слышала о странностях жениха и теперь сгорала от любопытства поскорей увидеть его.
   Наконец шикарная коляска подъехала к усадьбе, Мария тотчас узнала полковника и поняла, что сидящий с ним рядом господин в цилиндре — ее жених. Она разволновалась. В доме все перешли на шепот и стали ходить на цыпочках.
   Карета с полковником уехала. И Ионии один направился к двери. Невеста послала прислугу встретить его.
   Ионии провели в гостиную, и туда же, смущаясь, вошла хозяйка-невеста.
   Ионни осведомился, как полагается в хороших домах:
   — Здесь, что ли, проживает вдова Коуру?
   — Это я, — смущенно ответила хозяйка.
   Прокашлявшись, Ионни сообщил:
   — Тут мы с агрономом Паапури вспрыскивали миллионные сделки, так он сказал тогда, что мне не помешало бы заехать к вам.
   — Добро пожаловать! — застенчиво промолвила хозяйка.
   Барышня Риипио промолчала, сделав глубокий книксен. Но когда она вместе с Марией вышла по хозяйству, она воскликнула:
   — Боже мой, как он скромен! Миллионер, а ходит в таких босяцких штанах.
   В свое время агроном сказал Марии по телефону об этой странности советника, и поэтому Мария тотчас же взяла его под свою защиту. Мария Коуру не была поэтическим существом и, защищая жениха, ответила со всей своей душевной простотой:
   — Кто в шелку, тот кругом в долгу. А у кого штаны из холста, у того и мошна не пуста.
   Вдова отлично знала нынешние времена. Видела, как эти франтоватые помещики расставались со своими усадьбами.
   — Жизнь — не танцы, — сказала она барышне нравоучительным тоном. — Зря не бывает, чтобы полковники возили в своих колясках бог знает кого. Штаны тут ни при чем.
* * *
   Между тем Ионни приглядывался к дому. Осмотрел дворы и сараи и все время пытался завязать разговор, но невеста, стесняясь, отмалчивалась.
   Наконец обед был готов. Ионни одного посадили за стол, а невеста и прочие лица прислуживали.
   Ионни принялся есть со своим обычным аппетитом Самсона. К тому же он два дня жил только выпивкой, а теперь перед ним на столе стояли чудесные блюда. Так что он с устрашающей хваткой взялся за еду. И почти сразу опорожнил пару тарелок.
   Уминая рыбу, он уже, как бык, посматривал сбоку на тарелку с мясом, чтоб тотчас же боднуть в эту сторону.
   Невеста, покорная и робкая, суетилась и прислуживала, а он размышлял, с чего ему начать разговор. Непомерный аппетит чуть не спутал все его планы, однако, сделав над собой усилие, он ухватился за вступительную часть речи. Нацелившись на тарелку с колбасой, он неожиданно объявил:
   — Пророк Магомет — это был хороший, понимающий пророчина. Он неглупую веру сочинил, но вот свинину он зря запретил людям кушать.
   Хозяйка поняла, что тема историческая, и, еще больше застеснявшись своей необразованности, тихо произнесла:
   — Да, история о нем писала. Но, конечно, не у каждого хватает времени углубиться в историю.
   Ионни, продолжая жевать, сказал на это:
   — Нет, история мне хорошо понятна. Как-то раз Ханкку загнул, будто религия заставляет турецкого султана держать много жен. Но я этому Ханкку прямо сказал: „При чем, говорю, тут религия, если у султана водятся миллионы. Если б не миллионы, его бы сразу забрали“.
   — Религия наставляет нас на путь истины, — пролепетала вдова.
   Но Ионни, не обратив внимания на ее слова, продолжил историческую тему:
   — Этому Ханкку я прямо сказал: „Паршивый из тебя историк получается“.
   Ионни запомнил два-три слова, какие любил произносить полковник, и теперь, вспомнив об этих словах, пожелал блеснуть ими. Он сказал:
   — У турецкого султана — этикет и культура, а не религия.
   Иностранные слова еще больше смутили невесту. Такие слова она не все понимала. И теперь почувствовала себя совершенно ничтожной.
   На минуту в столовую вошла барышня Риипио, и это прервало Ионни его планомерный ход сватовства.
   Тотчас после ее ухода Ионни продолжил свою речь. И на этот раз он подошел несколько ближе к делу, торопливо заявив:
   — Ну и народу же в Хельсинки на рынке! Бывало, выйдешь туда, и в глазах рябит — до того много людей.
   Прожевав изрядный кусок, он сделал еще шаг, чтоб приблизиться к цели:
   — Удивленье берет, сколько хлопот у баб, чтоб произвести столько народу!
   К этому разговору несмело присоединилась вдова:
   — Да, в Хельсинки много народу. Все деревенские туда едут. Здесь даже прислуги не достать.
   Но эта тема решительно не заинтересовала Ионни. Он упрямо шел к своей цели и, продолжая жевать, веско сказал:
   — С самого начала истории узаконено, что надо размножаться и наполнять землю. Иначе не хватило бы солдат и рабочих.
   Такая гражданская сознательность понравилась вдове, и она смиренно и благочестиво произнесла:
   — Да… Господь узаконил эти дела.
   Тут Ионни испытал некоторое благорастворение чувств, когда подумал о сердечной стороне того дела, которое привело его сюда. Проглотив разжеванное и откашлявшись, он заговорил в приподнятом тоне:
   — Ведь каждый мужчина, даже если он любимец денег, должен хоть раз в своей жизни испытать чувство любви. Иначе — грош цена такому мужчине.
   Отодвинув тарелку в сторону, Ионни дополнил свою мысль:
   — Мы же не знаем, когда смерть постучится в нашу дверь. А когда постучится, будет уже поздно исполнить желание нашего сердца.
   Эти слова умилили вдову, и она чуть не прослезилась. Кое-как ей удалось выговорить сквозь свое волнение:
   — Да, надо успеть… Прежде чем по дереву стукнет топор для досок нашего гроба…
* * *
   Тут Ионни заметил, что пора встать из-за стола, ибо все посудины были по одному разу опорожнены.
   Он встал, полный новых сил для решительной схватки. Вытерев рот, он сказал:
   — Ведь я, собственно говоря, приехал по тому самому делу, о котором мне болтал агроном.
   Хозяйка догадалась, о чем речь, но промолчала, смирившись перед судьбой. Ионни неожиданно спросил:
   — Так, значит, у тебя полмиллиона имеется?
   Вдова подтвердила это.
   — По описи полмиллиона, — сказала она, — но господь был милостив, и теперь у меня проценты наросли с его благословения.
   Ионни одобрительно отозвался об этом деле, сказав:
   — Приходится господу богу заглядывать и в банковские книги, чтоб побольше начислить процентов тому, у кого больше денег.
   С восхищением Ионни добавил:
   — Умен старик — этот верхний житель!
   Немного помолчав, Ионни заговорил о своем состоянии:
   — В первой же моей сделке с лесом я заработал тысяч двести. Потом с водопада оторвал чистый миллион. Потом выгодно перепродал имение. Так что у меня хватает денег.
   Ионии был уверен, что он говорит истинную правду, и поэтому хвастался искренно, от всей души.
   — Ведь начал-то я без гроша в кармане, — сказал он. — А затем повезло мне, и я выиграл в лотерею.
   Да, он признался, что ему просто посчастливилось. И об этом он так выразился:
   — Уж если бог начнет благословлять, то он не станет скупиться. Ведь он благословляет-то не из своего кармана. Он просто перекидывает от одного к другому то, что у него есть. Так что господнее благословение — это, можно сказать, палка о двух концах.
   Вдова сейчас была не в силах размышлять о чем-нибудь глубокомысленном, и поэтому она покорно согласилась с тем, что сказал Ионни.
   Впрочем, ухвативши некоторый смысл сказанного, она благочестивым тоном произнесла:
   — Если б каждый из нас покорно становился под эту палку, так и не было бы горя и страдания у людей.
10
   Итак, они договорились обо всем. Однако хозяйка отложила обручение до следующего воскресенья. Семья строго соблюдала добрые старые обычаи, по которым родители, если они живы, должны присутствовать при обручении дочери. Старики же не могли приехать раньше воскресенья.
   Это устраивало Ионни. Он рассчитывал до воскресенья продать водопад и завершить сделки с покупкой и продажей имений. К воскресенью, вероятно, и эти деляги из лесной конторы успеют пересчитать деревья в его лесу. Помимо того, к этому сроку ему непременно хотелось пристроить замуж свою бывшую невесту Лизу и за это получить малую толику денег.
   Прощаясь, Ионни заставил свою новую невесту Марию Коуру произнести клятву. Он сказал:
   — Надо бы нам кресты поставить под нашим согласием.
   Вдова не поняла, что речь идет о письменном согласии, и, свернув разговор на божественную тему, с чувством волнения произнесла:
   — Каждый из нас перед господом богом дал уже такую нерушимую клятву.
   Ионни был тронут и стал уверять ее в своем постоянстве.
   — Я, — сказал он, — никогда не улыбаюсь сразу двум.
   В хозяйской коляске он отбыл в Тампере, чтобы там в первую очередь получить деньги за свою колбасницу Лизу. Ведь он улыбался теперь другой.
   Жизнь казалась ему прекрасной и поэтичной.
* * *
   Однако тамперские мошенники приготовились встретить Ионни в ином месте — на постоялом дворе Роувари.
   Этот постоялый двор находился километрах в тридцати от Тампере. И здесь мошенники нередко обирали деревенских путешественников, которых по различным причинам нельзя было раскошеливать в городе.
   Собственно говоря, тамперские жулики тайно арендовали этот дом для своих воровских целей. И вот здесь-то они сейчас и поджидали Ионни. Они послали вперед одного из своих, чтобы тот перехватил Ионни на дороге и доставил бы его сюда для встречи с друзьями.
   Причем мошенники приехали сюда со своей водкой и закуской. А некоторые из них для отвода глаз захватили с собой всякого рода инструменты, чтобы доказать, что они рабочие, на тот случай, если полиция захватит их здесь. Так, например, толстяк Танакка, будучи в прошлом электромонтером, взял с собой всякие свои щипчики, кусачки, винты и даже, для полной достоверности, не поленился прихватить бутылку с кислотой для спайки проводов.
   В общем все было предусмотрено до мелочей. Даже водка была заранее перлита в лимонадные бутылки, чтоб полиция не подумала, что тут происходит незаконная торговля спиртным. [4]
   Ионни прибыл на постоялый двор с охотой и интересом. Ему хотелось поскорей с кем-нибудь поделиться своей переменой. Он тотчас же присоединился к мошенникам и, выпив с ними, начал хвастаться своим удачным сватовством:
   — Тут я дал-таки жару одной вдове. Она полюбила меня и согласилась выйти замуж.
   Мошенники начали чокаться с ним, и Ионни, почувствовав себя молодым женихом, впал в лирическое состояние.
* * *
   Надо сказать, что на постоялом дворе в это время гостил знакомый хозяина, некий Хейкки Сипиля. Он с младшим братом возвращался из Тампере на двух лошадях. Там он сделал разные покупки и, между прочим, купил для хозяйственных надобностей бутылку серной кислоты.
   Эта кислота была налита в обыкновенную бутылку из-под лимонада, и поэтому Сипиля тщательно спрятал ее, чтоб кто-нибудь по ошибке не выпил этот страшнейший яд. Он спрятал эту бутылку в шкаф, который стоял на хозяйской половине.
   Мошенники же расположились в особых комнатах — в двух номерах постоялого двора. И там сейчас они занялись карточной игрой, имея намерение законным путем вытряхнуть из Ионни его тысячу марок. Ионни проигрывал деньги не жалея. На что ему эта мелочь, если вскоре в его карманах зазвенят миллионы.
   Что касается сделки насчет Лизы, то мошенники оттягивали этот вопрос и старались все больше и больше подпоить Ионни. И тот, наконец, совершенно опьянел.
   В это время Хейкки Сипиля, готовясь к отъезду, достал из шкафа все свои покупки и понес их во двор, чтоб положить в телегу. Бутылку же с серной кислотой он временно оставил на столе, боясь попортить этой жидкостью то, что он понес в телегу.
   Между тем пьяный Ионни, выйдя в коридор по своим делам, сунулся на обратном пути не в ту дверь. Шляясь по коридору с бутылкой недопитой водки, он, желая присоединиться к своим, толкнул плечом дверь в хозяйскую половину. И с пьяных глаз ввалился в комнату, где в этот момент никого не было.
   Присев за стол, Ионни влил в себя остатки водки и так и остался сидеть, ничего не соображая.
   В эту минуту в комнату вошел младший брат Сипиля. Увидев на столе бутылку с серной кислотой, он про себя выругал Хейкки за неосторожность.
   „Ведь пьяница по ошибке мог выпить этот яд“, — подумал он и, взяв бутылку, вышел во двор. И там, крикнув брату, чтоб тот не мешкал, выехал со двора в своей телеге.
   Совершенно опьяневший Ионни, посидев немного за хозяйским столом, встал, чтобы пойти к своим, но, сделав шаг, покачнулся и упал на пол, где и остался лежать в бесчувственном состоянии.
   В этот момент Хейкки Сипиля вернулся в комнату за своей бутылкой. Увидев на столе опорожненную бутылку из-под лимонада, Хейкки пришел в ужас. Он подумал, что человек, лежащий на полу, по ошибке выпил яд и теперь умирает. И в самом деле это было похоже на смерть, так как Ионни, как все хватившие через край, хрипел и испускал стоны.
   Сипиля тотчас позвал людей на помощь. Поднялась суматоха, суета, крик. Все растерялись. Никто не знал, что предпринять. Кто-то стал орать на Хейкки Сипиля:
   — Ну как можно с такой неосторожностью обращаться с ядом!