На берегу Кронверкского канала, возле моста, шла оживленная торговля.
   Предлагалась военная форма всех образцов, фуражки и бескозырки, ордена и медали. Несметное количество матрешек с лицами государственных деятелей.
   Внимание Елены привлекла молодая девушка, торговавшая акварелями. На этих акварелях жил Петербург. Уголок Летнего сада с мраморной женской фигурой, проступающей сквозь новорожденную кружевную зелень. Ледоход на Неве.
   Заснеженная Петропавловка и розово-молочные заиндевевшие деревья на заднем плане. Неведомый Елене горбатый мостик, отраженный в водяной глади чуть зыбким полукругом, и слегка размытые в образовавшемся черном овале, тоже отраженные окна стоящего рядом терракотового здания.
   — Нравится? — спросил Витюша.
   — Да. Особенно эта. — Лена указала на мостик. — Интересная композиция.
   Мир реальный и мир отраженный. Где это?
   — Это канал Грибоедова, — охотно объяснила девушка. — Каменный мост.
   — Надо же, — удивился Виктор. — Сколько там перехожено, а такого места не помню. Цена? Что ж, заверните.
   Виктор вручил Елене небольшой сверток:
   — Это тебе в ознаменование начала адвокатской деятельности.
   — Спасибо, — рассеянно улыбнулась Лена.
   — О чем ты все думаешь?
   — Думаю, что связывает обычного милицейского полковника и крупного нефтяного магната, этого, как его…
   — Беседина.
   — Беседина, — повторила Лена.
   — Тайна сия велика есть, — пожал плечами Витюша.

Глава 13
ДОЖИВЕМ ДО ПОНЕДЕЛЬНИКА

 
   Утром в понедельник Зверев сидел в рабочем кабинете и слушал доклад следователя Иконова. Вернее, делал вид, что слушает, обдумывая сложившуюся ситуацию. Чертов е… Мишка такие круги по воде пустил, что тошно. Впрочем, о мертвых или хорошо… А ведь фактически и впрямь круги пустил, усмехнулся про себя Зверев, вспомнив, что трупы незадачливого любовника и его подруги покоятся на дне Волхова.
   М-да, он там покоится, а здесь отдувайся! Слава богу, что только один смертный случай в детском саду зарегистрирован. А если бы погиб кто-нибудь из детей? Таких сумасшедших, как Чернов, толпы бы ходили. Что такое гнев убитых горем родителей, он, Зверев, помнил прекрасно. С тех самых времен… Со времен Солнцегорска Чернова необходимо убирать. А то любят у нас печаловаться о заточенных.
   Девки-воспитательницы начнут тему мусолить: за что? да почему? а помните, он говорил? И так далее. Нет человека, нет проблемы. Не будет Чернова, забудут и ампулу и болезнь свою. Значит — убирать! Собственно, такая команда и была дана Степанычу. Но его ребятишки прокололись. Кто мог подумать, что этот плаксивый неврастеник применит нож? А раз так, поди угадай, что он может на суде выкинуть! Опять начнет про ампулу орать, страстотерпец хренов!
   — Адвокат имела с ним свидание.
   — Кто? — встрепенулся Зверев.
   — Я же вам докладывал, — подняв домиком тонкие брови, напомнил следователь. — У него адвокат. Весьма настырная дама.
   Ну вот! Теперь у нас еще и адвокат есть, которая имела с ним свидание!
   И чего он ей наплел, интересно? Пока он в «Крестах» — мало что узнаешь.
   — Его там прессуют?
   — Ну да. Он с уголовниками сидит. Чтоб особо не выкаблучивался, — откликнулся Иконов.
   Понятно. Хрен он кому чего в камере скажет!
   — Вот что, Коля. Ты переведи его к нам в ИВС на день-два. Для проведения следственного эксперимента. Отсюда, дескать, везти ближе. Понял?
   — Есть, товарищ полковник!
   — А кто у него адвокат?
   — Некто Калинина, — Ладно, ступай.
   Отпустив Иконова, Зверев сделал еще пару звонков, побарабанил рукой по поверхности стола. Чертов Мишка! Такую зачистку территории проводить пришлось.
   Сам Мишаня, девчонка его, мать девчонки, мать Мишани, которую тоже пришлось отправить к праотцам в результате «острой сердечной недостаточности»! А что делать? Она бы тоже воду мутить начала: где единственный сынок, надежда и опора старости?
   Теперь вот с Черновым разбирайся. Как будто дел других нет!
   И ведь все денег стоит! Ничего бесплатно не делается! Чертов, чертов Мишка, еще раз подумал полковник. Что ж, пять лет работали без проколов, когда-то должно было стукнуть. Вот и стукнуло.
   — Вызывали, товарищ полковник? — На пороге кабинета стоял молодой круглолицый сержант.
   — Да, Кириллов, заходи, садись. Как жизнь?
   — Нормально, — четко отрапортовал Кириллов, заискивающе глядя в лицо Зверева.
   — Я вот что тебя вызвал… Нам тут место одно выделяют на юрфаке. Я о тебе подумал. Ты у нас уже три года. Зарекомендовал себя хорошо. Думаю, можно отправить тебя учиться дальше.
   — Спасибо,товарищ полковник! — Кириллов вскочил.
   — Да ты сиди, я еще ничего не решил. И кроме тебя кандидаты есть.
   Улыбка сползла с круглого лица сержанта.
   — Да, кстати. Сегодня вечером в отделение преступника привезут. Убийцу.
   Завтра утром следственный эксперимент будем проводить на территории района. Ты ночью дежуришь, так? Учти, преступник очень опасный. В случае чего применяй табельное оружие, понял?
   Сержант глянул в глаза полковника:
   — Понял, товарищ полковник. Только у нас ведь как? Применишь, а потом тебя же за эту сволочь уголовную по прокурорам затаскают.
   — А отец командир на что? Ладно, это я так, на всякий случай. Может, Иванову путевку на юрфак дать, как думаешь? Парень старательный…
   — Я все понял, товарищ полковник!
   — Ладно, иди. Я еще подумаю.
   Кириллов исчез.
   Ничего, переживем, подумал Зверев. Если уж тогда в Солнцегорске пережили, то в сегодняшнем бардаке и подавно! Против той эпидемии эта вспышка — тьфу, плюнуть и растереть!
   * * *
   Чернова впихнули в маленькую полутемную комнатенку — метров десять, не более. Перечерченное металлической решеткой окно вдобавок было закрыто глухим «намордником», вдоль оштукатуренных под «шубу» стен тянулись гладко отполированные доски. В камере ИВС — изолятора временного содержания — находился еще один человек. Подождав, когда глаза привыкнут к полумраку. Ленчик нерешительно шагнул к нарам.
   — Здорово, — напряженно поздоровался он.
   — Здорово, браток! — приветливо откликнулся сокамерник.
   Был он лет сорока пяти, с крупным, картофелиной, носом и добродушным выражением лица. Типичный деревенский мужичок-простачок. Мужичок достал «беломорину», закурил. Ленчик завистливо вдыхал дым. Его вытащили из СИЗО так стремительно, что сигареты остались в камере. Можно на них крест поставить.
   — За что тебя? — спросил сосед.
   — А тебя?
   — А чего ты вопросом на вопрос? Нехорошо. Ладно, я не обидчивый. Меня по ерунде. С ментом на улице скубанулся. Не глянулся я ему. Пристал как банный лист — давай документы. А я стоял, пиво пил. Никого не трогал. Чего, говорю, ты лезешь? Нет у меня с собой документов. Эх, старый дурак, знаю ведь законы, молчал бы себе в тряпочку, ан нет, огрызаться стал. Ну слово за слово, х… по столу. И вот я среди вас. Утром загребли, а вон уже вечер на дворе. Ни фига, выпустят. Баба моя уже приезжала с документами. И свояченица у меня в суде работает. Секретарем. Они уже тут шороху навели. А ты чего?
   — А я человека убил, — брякнул Ленчик. Мужичок чуть отодвинулся.
   — А и не скажешь про тебя… — испуганно проговорил он.
   — Я бы и сам про себя не сказал, — отозвался Ленчик.
   Он замолчал, прикрыв глаза и раскачиваясь. Мужичок искоса поглядывал на Ленчика и наконец не выдержал:
   — Чего ты поклоны-то кладешь, парень? На-ка, закури лучше. И не психуй.
   Всякое в жизни бывает.
   Ленчик взял папиросу, прикурил.
   — Это точно. Такое бывает, что и не приснится.
   Мужичок молча пускал колечки дыма, не задавая вопросов. И Ленчик начал рассказывать •сам. После ужаса переполненной тюремной камеры, озверевших от тесноты и безделья уголовников помещение ИВС показалось ему почти домашней комнатой, а сидевший рядом приветливый мужичок — чуть ли не родственником. К тому же что-то, по-видимому, изменилось и в самом Ленчике. После унижений в камере «Крестов», где в глазах матерых урок он был всего лишь «шестерка», чушкарь, ему вдруг захотелось выглядеть крутым. Захотелось, чтобы и его боялись и уважали.
   — …Не знаю, что нашло на меня. Раз шесть его ударил. Он уже падает, а я все нож втыкаю. — Но тут же устыдившись того, что говорит, Ленчик тихо добавил:
   — Случись такое раньше, я бы, наверное, так и лежал под ударами, не рыпаясь. Так бы меня и забили. А после смерти жены как сломалось во мне что-то: вот думаю, такие же подонки и ее убили.
   — Забили, что ли? — в ужасе прошептал мужичок.
   — Не, не забили.
   И Ленчик рассказал про ампулу. Мужичок к рассказу отнесся серьезно и сочувственно.
   — Так ты бы, мил-человек, написал куда следует, рассказал кому надо.
   — И писал и рассказывал. В прокуратуру писал, показания давал.
   Толку-то? Никто не верит. Я уж и адвокату своему рассказал. Не знаю… Она, наверное, тоже не поверила.
   — Так у тебя адвокат есть? Это хорошо. Глядишь, дело развалит. Как ты рассказываешь, тебе другая статья должна быть. Превышение обороны. Я законы знаю. У меня свояченица в суде работает. А чего тебя сюда-то привезли? Ты ж, поди, в «Крестах» сидел?
   — Ага. Говорят, на следственный эксперимент привезли. Показать я им должен, как ножом махал.
   — А адвокат твой где?
   — Почем я знаю?
   — Адвокат имеет право на эксперименте присутствовать. Я законы знаю. А то мало ли как там на тебя надавят. Да и сам ты нервный. Еще покажешь чего лишнего.
   — Да? А… Что же делать?
   Мужичок пожал плечами.
   — Слушай, — попросил Ленчик, — ты выйдешь отсюда, позвони ей, а?
   — Адвокату?
   — Ну. Я ведь и не подумал, что ей сообщить надо, — разволновался Ленчик. — Или, может, они ей сами сообщили?
   — Ага, жди! Оно им надо? Им надо дело скорее до суда довести.
   — Верно. Так позвонишь, а?
   — Ну лады. Говори номер.
   Ленчик назвал номер телефона, который дала ему Калинина. Номер был очень простой, и Ленчик без труда его запомнил. Мужичок повторил.
   — Лады, позвоню. А ты не тушуйся: жизнь прожить — не поле перейти. А только против каждой хитрой жопы есть свой болт с винтом. Вот свояченица моя рассказывала…
   Мужичок начал какую-то длинную историю, поведанную свояченицей. Ленчик не слушал, думая о своем. Время тянулось нескончаемо долго.
   Лязгнул замок.
   — Во, это, наверное, за мной, — оживился мужичок.
   Дверь в камеру отворилась.
   — Чернов, на выход! — скомандовал сержант.
   — А почему меня? Я без адвоката не пойду! — заволновался Ленчик.
   — Разговорчики! Я вот тебе сейчас очко порву, поговоришь у меня!
   Ленчик покорно встал, сделал шаг к двери.
   — А, сука! — рявкнул вдруг сержант.
   Прогремел выстрел. Ленчик опрокинулся на пол. По лицу его текла кровь.
   Сидевший на нарах мужичок резво вскочил, кинулся к сержанту, ткнул его в руку чем-то острым, затем наклонился над трупом.
   Сержант, однако, никаких действий по отношению к мужичку не предпринял, деловито разглядывал рану на руке.

Глава 14
ОПЕРА

 
   Прокурору Свиридову Н. П. от адвоката Калининой Е. А. и гр. Черновой Т.Б., законного представителя потерпевшего Чернова Л. Н.
   ЖАЛОБА в порядке ст. 209 УПК РСФСР.
   Прокуратурой Прибрежного района Санкт-Петербурга 22.06.99 г. было прекращено уголовное дело № 17238 в отношении Кириллова Н. Г. по факту применения табельного оружия по ст. 5 п. 2 УПК РСФСР за отсутствием в его действиях состава преступления и 23.06.99 г. прекращено уголовное дело в отношении Чернова Л. Н. по ст. 105-2 УК РСФСР по ст. 5 п. 8 УПК РСФСР в связи с его смертью.
   В постановлениях было указано, что доставленный в ИВС 18.06.99 г.
   Чернов Л. Н. обратился к дежурному сержанту Кириллову Н. Г. с просьбой. Когда работник милиции Кириллов Н. Г. открыл дверь камеры, Чернов Л. Н. набросился на работника милиции и нанес ему ранение в область правого предплечья остро заточенным металлическим предметом. В ответ Кириллов произвел выстрел из табельного оружия, приведший к смерти Чернова Л. Н.
   Считаю незаконным и необоснованным прекращение уголовного дела в отношении Кириллова Н. Г. по нереабилитирующим обстоятельствам, так как следствие не проверило все версии, которые могли быть выдвинуты по делу. В частности, не проверена версия, согласно которой Чернов Л. Н. был убит Кирилловым Н. Г., превысившим власть, а затем Кириллов Н. Г. нанес себе сам или ему были нанесены телесные повреждения не установленным следствием лицом по его просьбе из ложно понятого чувства товарищества или «чести мундира» с целью инсценировать картину преступления таким образом, чтобы оправдать необходимость выстрела, ввести следствие в заблуждение и тем самым уйти от уголовной ответственности за содеянное.
   Особо критически следует подойти к показаниям самого работника милиции Кириллова Н. Г., так как он является заинтересованным в исходе дела лицом, его показания могли быть даны с целью устранения своей ответственности, а часть доказательств должна подлежать особо тщательной проверке, так как могла быть им искусственно создана с целью сокрытия своего преступления.
   Так, у Чернова Л. Н. были срезаны ногти (лист дела 18). Между тем микрочастицы ногтевого содержимого не исследованы, хотя в ходе экспертизы, если показания Кириллова Н. Г. соответствуют истине, под ногтями погибшего должны быть обнаружены волокна ткани, сходные с текстильными волокнами из материалов одежды Кириллова Н. Г. Таким образом, результат экспертизы должен был показать, действительно ли Чернов Л. Н. в процессе нападения на Кириллова Н. Г. разорвал рукав форменной одежды работника милиции, как показывает Кириллов Н. Г.
   Из материалов уголовного дела, возбужденного в отношении Чернова Л. Н. по ст. 105-2 УК РСФСР, следует, что Чернов Л. Н. был левшой. В то же время не была проведена экспертиза на предмет установления возможности нанесения телесного повреждения Кириллову Н. Г. левой рукой Чернова Л. Н. Не проведен соответствующий следственный эксперимент.
   Обращает внимание грубейшее нарушение в ходе следствия норм УПК РСФСР.
   Так, большая часть первоначальных следственных действий была произведена сослуживцами Кириллова Н. Г. На основании изложенного, руководствуясь ст. 200 УПК РСФСР…
 
   — Что пишем? Оперу?
   Елена вздрогнула, шмякнула пальцем по клавише портативной пишущей машинки.
   — Витька! Я из-за тебя ошибку сделала. Теперь перепечатывать все! Что за манера — ввалиться, наскочить сзади…
   — Ты что разоралась, мать? — опешил Виктор.
   — Ничего!
   Елена выскочила из комнаты, хлопнув дверью, прошла на кухню.
   — Вы, девушка, что-то распустились совсем! — с обидой в голосе произнес Виктор, появляясь в дверях.
   Лена молча возилась у плиты.
   — Конечно, я не Станицкий, на меня и поорать можно.
   Лена шагнула к мужу, уткнулась в плечо:
   — Прости!
   — Алена, нельзя же так! — гладя ее русые волосы, откликнулся муж. — Что ты так переживаешь его смерть? В конце концов, не родственник он тебе.
   — Переживать только за родственников можно?
   — Зачем за родственников переживать? На родственников куда приятнее покричать. Они все стерпят. Тем более такой близкий родственник, как муж.
   — Ну извини.
   — Ладно, рассказывай? Из-за чего переживаешь?
   — Я, Витька, из-за всего переживаю. Ясно, что он кому-то очень мешал.
   — Чернов?
   — Да. Ясно, что его устранили.
   — Почему ты так уверена в этом? Может быть, он действительно хотел сбежать? Ведь он весьма неуравновешен был, ты сама это отмечала.
   — Отмечала. Неуравновешен, потому что мучился своими подозрениями, а всерьез его слова никто не принимал. До поры до времени. А затем устроили бойню, хотели забить насмерть. Уличная драка — мало ли их сейчас? Забили, убежали — ищи ветра в поле. Не вышло. Тогда его привозят в отделение милиции из «Крестов». Никакой необходимости в этом не было. На следственный эксперимент вполне можно было доставить его из СИЗО. Для чего, спрашивается? Чтобы не было свидетелей. Все произошло ночью. В ИВС, кроме Чернова, никого не было, так следует из протокола. Дальше. Откуда у Чернова заточка?
   — А откуда у него нож?
   — Это другое дело. Нож у каждого мужика есть. А заточка — это инструмент матерых уголовников. Не был Чернов уголовником, понимаешь? Значит, его все-таки убрали. Значит, он мешал. Значит, то, что он рассказывал про ампулу в супе, может быть правдой.
   — Дался тебе этот суп…
   — Это он не мне дался. Его дали детям. Мой сын мог умереть!
   — Наш сын.
   — Наш, — поправилась Лена.
   — Но ведь все это бездоказательно, Алена! Не зацикливайся подобно своему Чернову. Мы решили, что Котька с осени пойдет в другой детский сад. Что еще можно сделать?
   — Лично я могу подать жалобу в прокуратуру. Что и собираюсь сделать завтра же.
   — А нужно?
   — А не нужно? Во-первых, я теперь защищаю интересы матери Чернова.
   — Как она?
   — Как она может быть? Потеряв единственного сына? Почернела в соответствии с фамилией. Так вот, кому-то слишком легко живется! Слишком просто все сходит с рук!
   — У кого-то что-то сгорело!
   — Макароны! — ахнула Елена и ринулась к плите.
   — Жениться надо на пастушке! — вздохнул Витюша. — Они лишены профессиональных амбиций, обостренного чувства справедливости…
   — Ну-у…
   — Прекрати чревовещать Кирюшиным голосом, я от этого слабею!
   — Ну-у, — повторила Елена, намереваясь старым как мир способом загладить вину перед мужем за кулинарную неудачу.
   — Гадина какая! Сейчас как изнасилую с особым цинизмом!
   — Ну-у…
   — Все! Вас предупреждали!
   Подгоревшие макароны остались на плите, источая походный дымок. Но вдыхать его было уже некому — кухня опустела.

Глава 15
СЛЕДСТВИЕ ЗАКОНЧЕНО. ЗАБУДЬТЕ!

 
   Утром следующего дня адвокат Калинина вошла в здание районной прокуратуры. На Елене Андреевне был строгий темно-синий костюм. Волосы тщательно уложены. В руках портфель.
   Предъявив на входе ордер на ведение дела Черновой, Елена поднялась на второй этаж, вошла в приемную прокурора района Свиридова.
   — Вы куда, гражданка? — окликнула Калинину секретарь.
   — Я к Николаю Павловичу, — бросила на ходу Елена.
   — Позвольте, вы записаны? Ваша фамилия?
   — Я из горпрокуратуры, — ледяным тоном произнесла Калинина и скрылась за дверью.
   Прокурор Свиридов оторвался от бумаг, снял очки.
   Елена подошла к столу, села.
   — Вы к кому, гражданка? — спросил оторопевший прокурор.
   — К вам, Николай Павлович.
   — Я не понимаю…
   Свиридов нажал кнопку селектора.
   — Выключите. В ваших интересах, чтобы разговор наш никто не слышал.
   — Что такое? — повысил голос Свиридов. Но кнопку почему-то выключил.
   — Я адвокат. Вела защиту Чернова Леонида Никандровича. До его гибели.
   Теперь представляю интересы его матери.
   — Вы почему ввалились в мой кабинет без приглашения? — снова повысил голос Свиридов и опять потянулся к кнопке селектора.
   — Минуту. Если вы не хотите, чтобы завтра же здесь оказались представители Генеральной прокуратуры, вы меня выслушаете. От начала и до конца.
   Короткопалая прокурорская рука переместилась на письменный стол, начала передвигать бумаги.
   — Пару слов о себе. — Елена отметила, что Свиридов занервничал. — До того как стать адвокатом, я семь лет отработала в Московской городской прокуратуре. Прокурором. Государственным обвинителем. Моя фамилия — Калинина.
   Елена Андреевна Калинина. Вы можете навести соответствующие справки немедля.
   Вот номер телефона Мосгорпрокуратуры. — Елена положила на стол визитку. — Это для того, чтобы у вас не оставалось сомнений относительно серьезности моих намерений.
   — А в чем, собственно, дело? В действиях работника милиции состава преступления не усмотрено…
   — Я заявляю жалобу и официальное ходатайство о возбуждении уголовного дела против Кириллова.
   Елена достала из портфеля несколько скрепленных листков, положила перед прокурором.
   — И несколько слов устно. В этом деле масса скользких моментов, если не сказать больше. Я укажу только на два из них: совершенно непонятно, зачем было доставлять Чернова из следственного изолятора в помещение милиции, в ИВС.
   Причем привезли его вечером, ближе к ночи. Чтобы выспался перед следственным экспериментом, что ли? Кстати, меня как его защитника о готовящемся следственном действии не предупредили. Далее. Чернов был левшой. Я читала акт медицинской экспертизы, проведенной в отношении Кириллова. Удар заточкой, приведший к ранению милиционера, вряд ли мог быть нанесен левой рукой. Не то направление удара. Однако эти несуразности объясняются, если предположить, что нападение на Кириллова было инсценировано.
   — Какое вы имеете право?!
   — Я имею право предполагать, — перебила Елена. — А прокуратура обязана выяснить обстоятельства дела объективно. И не только этого дела. Насколько мне известно, в производстве находится уголовное дело, возбужденное по факту вспышки острого инфекционного заболевания в детском саду номер шестьдесят шесть. И это дело заглохло.
   — Вас это совершенно не касается!
   — Меня как раз это касается! Этот детский сад посещает мой сын. И много других детей. Которые могли погибнуть, сложись обстоятельства по-другому. Мой подзащитный Чернов занимался собственным расследованием этого происшествия. Я позволю себе выдвинуть версию, что нападение на него во дворе его дома, приведшее к смерти одного из нападавших, — это нападение имело цель ликвидировать Чернова. И когда это не удалось, его ликвидировали в камере ИВС.
   Почему? Не потому ли, что Чернов утверждал: массовые заболевания связаны с инфицированием людей чуть ли не брюшным тифом? Откуда он взялся, брюшной тиф?
   Не война ведь. Работников пищеблока каждые три месяца обследуют. Чернов выяснил, что повар детского сада прошла очередное обследование за десять дней до происшествия. Так что же произошло? Чернов утверждал — ампула! Я побывала у заболевших воспитательниц. Они говорят о том же — в пищу попало содержимое некой ампулы. Но следователь эти показания как бы и не слышит. Не нужна лишняя головная боль? Легче списать вспышку на грязные руки исчезнувшей девушки?
   Может, она потому и исчезла, что руки у нее были чистые? Кто мог иметь отношение к устранению Чернова? Тот кто переместил его из СИЗО в изолятор временного содержания. Значит, это было кому-нибудь нужно! А прокуратура молча взирает на беспредел, творимый районной милицией.
   — Вы… Да что вы себе позволяете?
   — Не надо сверлить меня злобным взглядом. Я, знаете ли, будучи гособвинителем, к таким взглядам на процессах привыкла. Только тогда на меня так преступники смотрели. Не хочется думать, что прокурор района может оказаться в этой же связке. Вы что решили: следствие закончено — и забудьте?
   Если вы думаете спустить это дело на тормозах, предупреждаю: не получится.
   Материалы об этих происшествиях появятся в газете. В центральной прессе. У меня, видите ли, муж — журналист. Ваша доблестная районная милиция и так отличается в борьбе с мирным населением. Я читала публикации. Думаю, если появятся новые, сюда очень скоро приедут представители Генпрокуратуры. В порядке надзора. И за делом Кириллова, и за следствием по инфекционной вспышке в детском саду. А я постараюсь, чтобы это волнующее событие произошло как можно раньше.
   Свиридов молчал, все так же бессмысленно передвигая по столу бумаги.
   — А теперь, чтобы вы во мне не сомневались, прямо из вашего кабинета я позвоню главному прокурору Москвы Сергею Михайловичу Павлову.
   Лена потянулась к телефону.
   — Не надо, — процедил Свиридов.
   Калинина поднялась и вышла из кабинета.
   — Позвони Звереву. Пусть немедленно приедет, — приказал Свиридов в селектор своей верной Лизавете.
   Зверев появился через полчаса.
   — Приветствую. Что случилось? Зачем я так экстренно понадобился? — с неудовольствием в голосе осведомился Алексей Васильевич.
   — Читайте, — буркнул Свиридов, протянув ему через стол листки с машинописным текстом.
   Зверев надел очки, углубился в чтение. Конец документа он прочитал вслух:
   — "…На основании изложенного, руководствуясь статьей 200 УПК РСФСР…
   Прошу: постановление от 22.06.99 г. о прекращении уголовного дела в отношении Кириллова Н. Г. по факту производства им выстрела, приведшего к смерти Чернова Л.П., по ст. 5 п. 2 УПК РСФСР отменить как вынесенное по недостаточно проверенным материалам; одновременно с отменой постановления следователя о прекращении уголовного дела указать на необходимость производства следственных действий, о которых ставится вопрос в настоящей жалобе.
   Адвокат Е. А. Калинина".
   — Это как понимать? — снял очки полковник.
   — Так и понимать.
   — Кто такая Калинина?
   — Там же написано — адвокат! — рявкнул вдруг Свиридов.
   Повисло молчание.
   — Это кто же тебя, голубь, до такого состояния довел? — ласково спросил Зверев.