Лайк Александр. Синий, как море

   Стремительный выпад был направлен в одно из многочисленных колен выдвинутой вперед ноги. И он прошел! Ванаир радостно зашипел, пронзая нечто плотное – не то чешую, не то пергаментную шкуру. И по клинку побежали мутные капли белесоватой жидкости, чуть более густой, чем молоко. Жидкость эта дымилась, совсем как то, что текло в моих жилах, но в отличие от него, не испарялась.
   Дьявол пронзительно вскрикнул. Отдернув раненную ногу, он отступил на шаг и… Возможно, мне показалось. Но по-моему, он плюнул себе в ладонь. Плюнул и стал разминать и раскатывать свой плевок.
   Рядом со мной вдруг оказался один из гвардейцев Даргиша.
   – Плохо, – задыхаясь, сказал он, занимая оборонительную позицию.
   – Йа-а!! – со смертельной яростью взвизгнул дьявол и метнул в него то, что вертел в лапах.
   Словно черная молния ударила рядом со мной. Тонкое черное щупальце, такой же лезвийной остроты, мгновенно обвилось вокруг воина и стало сжиматься с неотвратимой силой.
   – Принц!.. – едва успел выдохнуть гвардеец, но было поздно. Поздно было уже в тот момент, когда эта мерзкая штука прикоснулась к нему.
   Сломался, словно перекушенный драконьими челюстями, меч. Щупальце с хрустом рассекло панцирь, а затем…
   Парализованный ужасом, я смотрел, как падает в траву у моих ног кисть правой руки, в разрубленной перчатке, все еще сжимающая обломок меча. Левая рука, выпустившая кинжал. Плечо вместе с частью грудной клетки… Тело погибающего воина еще билось в тисках гибели, но это были уже посмертные конвульсии. Умер он несколько мгновений назад, вместе с последним хриплым зовом выдохнув и жизнь.
   И тут же дьявол воспользовался моим оцепенением, рванулся вперед и нанес мне жестокий, самую чуточку неточный удар.
   Я отлетел далеко в траву, как совсем недавно Орбен, инстинктивно зажимая левой рукой разодранную правую, впрочем, так и не выпустившую Ванаир. В следующий миг кровь моя обожгла меня невыносимым холодом и я с воплем оторвал ладонь от раны.
   Дьявол снова плюнул в лапу. Сделал несколько привычных комкающих движений и швырнул в меня какой-то крошечный комочек.
   И ничего не произошло.
   Дьявол изумленно каркнул. Я осторожно, сцепив зубы, поднялся на ноги. Руки страшно болели – левая больше.
   Дьявол, глядя на меня с каким-то суеверным ужасом, медленно пятился, невнятно бормоча то ли ругательства, то ли заклинания. Потом нервно мурлыкнул и, по-кошачьи втянув когти правой лапы, потянул из ножен тонкий узкий меч. Я быстро глянул на свое правое предплечье – над раной, голубея в лунном свете, дико клубился призрачный дымок. И тут я кое-что вспомнил и все понял.
   Сагастен жаловался, что моя испаряющаяся кровь выпила его силу. Я ведь и сам спрашивал у Данка, что будет, если этой жидкостью плеснуть на вражеского мага или демона. И вот только что мы с коллегой, в смысле, с дьяволом выяснили, что будет. Плохо ему будет!
   А тут как раз подоспели наши демоны.
   Магия теперь не действовала ни у кого, и битва нечисти выродилась в безобразную рукопашную свалку. Дьяволы были быстрее, демоны – куда мощнее. Дьяволу, попавшему в ручищи одного из демонов, приходилось крайне нехорошо. Демон выкручивал и выжимал его прямо на дорогу, как цитрон в пунш.
   – Не спите, принц! – закричал откуда-то сбоку Альба. – Ванаир к бою!
   Я вскинул лезвие, ухватив рукоять двумя руками – одной бы и не удержал, пожалуй – и шагнул навстречу своему противнику. Снова протяжный и мелодичный дьявольский вой покачнул звезды, и на этот раз в нем явственно слышалась смертная боль. Дьявол передо мной вздрогнул и на долю мгновения повернул голову в сторону погибающего товарища. Этого было достаточно. Мощная хватка возникшего из темноты демона связала его сзади за плечи, а Ванаир, дрожа в моей ладони от восторга, ворвался в серебристо-черное горло и резко опустился через грудь до живота.
   Лениво хлынул дымный молочай, сворачиваясь еще в воздухе странными белесыми змейками. Трава под ним тоже задымилась, но почему-то не пожухла, а словно даже стала более пышной и свежей. Дьявол невнятно всхлипнул и рухнул мордой вперед, к моим ногам. Почти одновременно с этим на дороге раздался странный звук, как будто с балкона на мраморную террасу уронили мешок с виноградом.
   И все кончилось.
   Альба стоял перед поверженным дьяволом, и морщась, растирал правое предплечье. Его меч засел меж ребер противника, но он не спешил извлечь оружие – надо полагать, не ждал нового нападения. С другой стороны трупа на корточках сидел один из демонов. Демон тяжело дышал и двумя руками держался за живот. То ли ему особенно туго пришлось в стычке, то ли просто бежал слишком быстро. Я вдруг спохватился.
   – Орбен!
   Паж со стоном поднялся из канавы с другой стороны дороги. Он отлетел даже дальше, чем мне казалось поначалу.
   – Да, мой принц?
   – Ты цел?
   – Э-э… жив, во всяком случае, – неопределенно ответил Орбен, исследуя себя наощупь. – Вы как, ваше сиятельство?
   – Ранен чуть-чуть, – гордо сказал я. – Ничего смертельного.
   – Иду, ваше сиятельство! – Орбен заторопился. Вернее, попытался заторопиться – стал стонать оживленнее, чем прежде.
   Альба поднял голову и огляделся. Потом медленно побрел по траве в сторону дороги. Движения у него сейчас были осторожные и неловкие, как у слепого. К тому же, он заметно прихрамывал на правую ногу.
   – Кто погиб? – спросил он хрипло. – Ничего не вижу…
   – Вы ранены? – испугался я. – Что с глазами?
   – Слепая пыль, – устало сказал Альба. – Пройдет. Скоро пройдет. Когда боевая магия перестала действовать, этот скот еще успел воспользоваться боевой химией. Молодец, вообще-то. Прекрасный боец… был.
   – А хромаете почему?
   – Что вам неймется, принц, право слово… Цел я. Был очень сильный удар. Настолько сильный, что, приняв его на меч, я растянул запястье и подвернул стопу. Плохо стоял, неправильно наклонил клинок… Виноват. Но ничего страшного не случилось. Вы лучше к раненым пойдите. И все-таки, кто погиб? Даргиш жив?
   Даргиш был жив, хотя и без сознания. Кроме того воина, который был растерзан черной молнией рядом со мной, погиб еще один гвардеец. Лейтенант оказался серьезно ранен в плечо. Как рассказал юный Харсей, единственный из разъезда, кто отделался сравнительно легко – всего лишь располосованным бедром – дьявол, атаковавший лейтенанта, раз за разом быстро и точно бил в одно место. Бил до тех пор, пока потерявший силы Даргиш не ошибся. Тогда первым ударом дьявол сорвал с него левый наплечник, а вторым рассек плечо и грудь, разрубив при этом ключицу и совсем немного не достав до сердца. У второго раненого была отрублена кисть левой руки. Но он держался на ногах и пытался остановить кровь, «пока вся не ушла», как сказал он сам сквозь зубы.
   Орбен, судя по всему, был контужен ударом. Он немного заикался и все мотал головой, словно пытаясь вытряхнуть воду из уха. На этом фоне я, со своим рассеченным предплечьем и обожженной ладонью, выглядел совершенно здоровым.
   Демонам эта битва обошлась не так дорого, как людям. У одного из них не хватало куска мяса в левом боку. И все. Двое других вышли из боя невредимыми, хотя один – тот, что держался за живот – пропустил мгновенный удар ногой, а второй схлопотал мечом в ухо. На свое демоново счастье, плашмя – дьявол не успел развернуть лезвие.
   Луна поднялась уже достаточно высоко над горной грядой, стало еще светлее, а над восточным горизонтом небо едва-едва поблекло – солнце еще из-под земли дергало пышный густо-фиолетовый плащ ночи.
   Почти два часа мы справлялись с победой. Наложили тугие повязки на плечо лейтенанта. Даргиш от боли пришел в себя и громко ругался. Стянули жгутом запястье изувеченному гвардейцу. Перевязали Харсея и меня. Тем временем Альба, ковыляя, как гусь вдоль топкой лужи, побрел к лошадям за каким-то особенным пластырем для поврежденного демона, и вскоре звучные многоэтажные обороты дали нам понять, что лошади, оставленные без присмотра, разбежались. Два демона и Орбен, тоже ругаясь (каждый на своем языке), пошли их собирать. Так что некоторое время мы могли наслаждаться изысканным пятиголосием. Потом Альба закончил свою мысль и затих, а ловцы и охотники ушли далеко от нас, за пределы прямой слышимости. Только изредка, когда одна из лошадей снова срывалась в бега из-под самого носа, эхо доносило до нас последние слоги очередного всплеска эмоций. Даргиш почувствовал себя одиноко и тоже замолчал. К тому же начал действовать корень чумея, который он все это время жевал, и лейтенант теперь тратил большую часть сил на то, чтобы не заснуть.
   Наконец, беглянок собрали – по всему полю и по трем дорогам – и вернули к столбу-указателю. Альба первым делом заменил тряпку, успевшую пропитаться смолистой кровью демона насквозь, на пластырь, а затем обтянул пластырь сверху широким мягким ремнем. Потом промыл себе глаза, изведя на это пол-бурдюка воды, а потом проделал некоторые манипуляции с Орбеном, после чего паж перестал постанывать и покряхтывать, да и координация движений у него заметно улучшилась.
   – Подведем итоги, – сказал Альба, силой заставляя Орбена опуститься на обочину и бессильно рухнув рядом с ним. – Все прекрасно. Гонец ушел в Дельфос, и уж теперь точно будет там с рассветом. Передовой дозор врага далеко ведь забрались, мерзавцы! – уничтожен. Я думаю, правильнее будет его назвать не дозором даже, а отрядом. Три лунных дьявола – сила, достаточная для того, чтобы растоптать пять-шесть фаланг легкой пехоты. Без сопровождения, конечно. Они просто не ожидали, что могут напороться на трех демонов, Витязя и Принца с Мечом Могущества. Кстати, Принц, ваш меч из Светлых?
   – Да, это же Ванаир, как вы знаете, – ответил я, пытаясь найти в траве место посуше. – Светлый меч Ванаир, зеркальный двойник Темного Саммахима.
   Я тут же сам удивился тому, что сказал. Отцы небесные, а это я откуда помню? Это же магия, которую я должен забыть наповал, так?!
   Нет, это не магия, быстро успокоил я себя. Магия начинается там, где речь идет об отличии Темных мечей от Светлых, и какие преимущества это дает владельцу клинка. Этого я счастливо не помню.
   А имя и история меча – это то, что необходимо знать воину. Военные знания у меня пока никто не крал. Хотя… С лошадьми-то обращаться я почти разучился…
   – Я знал лишь имя, но почувствовал, что меч полон огня, – говорил тем временем Альба. – Сегодня это дало вам особенное преимущество, принц. Лунные дьяволы, как порождения Ночи, особенно чувствительны к Светлым мечам. Но имейте в виду, принц, что если нам придется сразиться с вивернами или дракками, Ванаир будет лишь немногим лучше обычного правда, очень хорошего – меча. Впрочем, зачем я этом вам говорю? Вы это знаете лучше многих… Извините, принц.
   Вот такой он, Альба. Хорошо я все-таки сделал, что признался ему в своем свежеприобретенном невежестве! Теперь он меня подкармливает знаниями. По зернышку, по крошечке, и по возможности неприметно. Ну что же, я и по крошке сьем. Мне сейчас духовной пищи надо много, вкусной и разной. Как насекомышу какому-нибудь, несколько собственных объемов в день. Муравей, собирающий зерна истины… тьфу!!
   – Однако, я продолжу, – снова заговорил Альба. – Победа, которую мы одержали нынче ночью, велика, а пользу ее мы осознаем только несколько дней спустя. Но теперь перед нами серьезный вопрос: что делать дальше, чтобы сполна воспользоваться ее плодами? Мы потеряли немало времени, к тому же дальше ехать могут не все. Мы всего лишь в двух с небольшим часах пути от Ранскурта, а рассвет уже не за горами. Фигурально, конечно… рассветет как раз за горами, уже и небо сереет. Как ни странно это прозвучит из уст того, кто все время торопил остальных, но я теперь предлагаю вернуться. Нам нужен новый эскорт, нужно отдохнуть и осмотреть повреждения… Вот мой голос, принц. Что скажете?
   – А сколько времени нам надо, чтобы добраться до Сапфира? – глупо спросил я. – Отсюда или из Ранскурта – это ведь почти все равно, так?
   – Сорок, может быть, сорок пять часов пути, если делать по пятнадцати фарадов в час, – спокойно ответил Альба. – Считайте сами, мой принц. Если ехать по восемь-девять часов в день, как предполагал благородный Данк значит, пять дней. Если вообще не устраивать привалов и передышек, можно и в двое суток уложиться. Но, мой принц, никто из нас сейчас не способен на такие подвиги.
   – А если без подвигов? Насколько быстро мы способны двигаться, не изматывая себя… и демонов?
   – Без особого напряжения мы сможем делать немногим более десяти фарадов в час, – меланхолически подсчитал Альба. – Вот разве что идти по пятнадцати часов в сутки… Тогда в четыре дня уложимся. Но чем ближе мы подойдем к Сапфиру, тем опаснее будет путешествовать в подземные гонги.
   – Простите? – это вмешался Орбен.
   – А, это я должен просить прощения, – улыбнулся Альба. – Так считали время в старину, а сейчас традиция сохранилась разве что в самых древних храмах. Первые восемь часов от обряда Создания Дня солнце идет в небо и занимается там своими делами. Это восемь небесных гонгов. Потом оно склоняется к земле и греет нас, спускаясь к закату. Это гонги земные. А потом – понятно. Следующие гонги солнце странствует под землей. Так вот в ночные гонги на дороге в Сапфир может случиться всякое. Кто знает, сколько еще дьяволов служит Черному?
   – Тогда вернемся, – обреченно сказал я.
   – Еще какие-нибудь соображения есть? – вежливо спросил Альба.
   – Я со своим господином, – серьезно отозвался Орбен.
   – Я ехать могу, пожалуй, – прохрипел Даргиш. – Но драться, боюсь, не сумею. Никакой из меня теперь боец.
   Искалеченный гвардеец согласно кивнул.
   – Меч я удержу, – сказал он твердо. – Но сила ушла. Минут на десять боя осталось, не больше.
   Поднял голову Харсей. Он говорил последним, как младший.
   – Я готов ехать и сражаться, – сказал он очень тихо, словно стесняясь своих слов. – Но много ли толку от меня будет? Не думаю, мой господин. Сегодня был мой первый настоящий бой.
   – Ну, положим, такой бой и у меня первый, – возразил лейтенант и снова, не сдержавшись, застонал. – Но все-таки, ты один… еще человека три хотя бы…
   – Возвращаемся, – решительно сказал я. Мне претило выламываться перед теми, кто закрывал меня грудью. О раненых надо было позаботиться как можно скорее. И с Данком посоветоваться не помешало бы.
   – Тогда собираемся, – Альба решительно встал, потоптался на месте, проверяя ногу, и поморщился. – Соберите останки наших бойцов, похороним. И осмотрите трупы дьяволов повнимательнее. Хотя… это мы с принцем. А ты, солдат, и ты, Орбен… если ваше сиятельство позволит…
   – Конечно, – сказал я. – Орбен, помоги Харсею.
   – Тогда пошли, – Альба медленно похромал к середине дороги, где темнело пятно раздавленного дьявола. – Гах, Дазо, копайте большую яму. Узкую, но глубокую. В рост человека длиной. Будем хоронить убитых. А Луда пусть отдохнет, ему бок беречь надо.
   Я закряхтел, поднимаясь вслед за ним. Внезапно заболело все тело, как будто боль, затаившаяся до поры до времени, вдруг выскользнула из своей норы и обрушилась на меня со всей нерастраченной мощью. И левая рука, зараза такая, болела куда больше правой! Что ж за мерзостная дрянь, простите боги, течет в моих жилах? И как она меня изнутри не разъедает? Хуже кислоты ведь, куда как хуже!
   Альба уже возился над дьяволом, который сейчас выглядел безобидно, как тряпка, оброненная путником. Ну, пожалуй, не тряпка, а… куча тряпья. Да вот хоть, к слову, шатер, обрушенный Оранжевым, так же выглядел, когда дядю оттуда выпутали. И не догадаешься с первого взгляда, что там валяется в дорожной пыли.
   А моя добыча и после смерти внушала трепет. Последняя судорога напрягла все мышцы дьявола в попытке задержать улетающую жизнь и уже не отпустила. Он так и коченел – жесткий, грозный, словно пытающийся встать. И бешеные стеклянные глаза отчаянно отражали луну.
   Луну, которая не спасла его. Не захотела спасти лунного дьявола. Луну, которая оберегла меня. Наследника прародителя Селекса и Корабелов Лиаменны, точно таких же детей луны, как и эта несчастная нечисть. Ничем не лучше и не хуже. И только наша гордыня заставляла нас писать и произносить, даже думать с большой буквы – Дети Луны.
   Дьявол лежал на правом боку, подтянув под себя правое же колено, обе руки прижав к животу. Сейчас, когда можно было без опаски разглядеть его, становилось даже немного жаль, что нас развело по разные стороны клинка такая это была красивая и могучая тварь. Молочай все еще немного дымился, застывая. Твердый, он был почти прозрачен; и только там, где дьявольская кровь еще не совсем запеклась, разбегались мутные опаловые разводы.
   Меч ночного убийцы лежал у его ног. Я осторожно поднял его за витую полукорзину. Я боялся брать такой меч за клинок – вдруг отравлен или заклят? Но и за рукоять трогать боялся – кто знает, какие следы остаются после лап дьявола?
   Меч был хорош. Прекрасной работы, отменно закаленный и отточенный острее острого. Это, очевидно, для дьяволов было чем-то особенно важным все, чем они пользовались, было заточено до какой-то запредельной остроты. Я взвесил его, покачивая на пальце – поразительно легкий клинок, надо отметить – и с сожалением швырнул на дорогу. Воздух вокруг лезвия запел даже сейчас.
   Что еще может быть у дьявола такого, что следует осмотреть? Я склонился над трупом пониже.
   Монстр был практически обнаженным. Только легкая черная повязка охватывала бедра. Ни амулетов, ни украшений… Хотя… Простой браслет черной бронзы на левом запястье. Заговоренный? Знак отличия? Боевой? Пропуск куда-нибудь? Просто безделушка?
   На всякий случай я аккуратно стащил браслет и бросил его рядом с мечом. И в этот миг заметил пояс.
   Чуть прикрытый сбившейся набедренной повязкой, широкий пояс охватывал талию и поддерживал легкую ткань. Но на нем были такие кармашки… Много кармашков.
   Я стал последовательно проверять все. В первом нашлись три тяжелые мифриловые монеты, шесть или семь золотых и горстка серебра. Я ощутил укол завистливой неприязни – ни фига себе нечисть у Проклятого! Этот парень был в два раза богаче меня с Орбеном. А ведь я принц!
   За столь недостойную мысль я обозвал себя унизительным словом «мародер» и тут же совершенно без зазрения совести ссыпал монеты в собственный пояс.
   Во втором кармашке были кресало и трут. В третьем – какие-то смешные сушеные травки. Я уже совсем было собрался попросту снять пояс с тела и отправить его на дорогу вслед за всем прочим, и четвертый кармашек расстегнул скорее по инерции, чем проверяя. Маленький кусочек луны выкатился из своего убежища и плюхнулся мне в ладонь.
   Я остолбенело глядел на невесомое сияющее чудо, не в силах подать голос и позвать остальных. Постепенно до моего восхищенно замершего сознания стало доходить, что это жемчужина. Просто жемчужина. Но какая!
   Она сияла так ярко, что казалась прозрачной. Она словно собирала лунные лучи, фокусировала их, усиливала, и щедро возвращала в небо. По моей ладони разбегались концентрические кольца света. Радужно-голубая, опалесцирующая, с заметным ярко-оранжевым огоньком в зыбкой матовой глубине, она была так хороша, что глаз не мог поверить – все это всего лишь игра света и воображения на поверхности твердой непрозрачной капли.
   – Альба! – наконец смог крикнуть я. Мне пришлось буквально вырвать этот крик у себя из горла. Кричать не хотелось. Хотелось шептать в сложенные пригоршней ладони, тихо петь без слов и баюкать эту звездную слезинку наедине со степью, ночью, стрекотом в высокой влажной траве и луной. И молча бродящими вокруг добрыми лошадьми, которые заглядывают через плечо и замирают, тепло дыша в ухо.
   – Альба! – повторил я, чуть свободнее и громче. Помотал головой и почти избавился от овладевшего мной колдовского очарования. – Альба, где вы? Подойдите сюда побыстрее, пожалуйста.
   – Я уже здесь, – ответил Альба прямо за моей спиной. – Что случилось?
   – Я нашел вот это. – Я протянул ему жемчужину. – Осторожно, она завораживает. Мне показалось, что меня словно засасывает внутрь – полное оцепенение, смотрю и оторваться не могу. Опасная штуковина, однако. Ядовитая красота. Вы встречали такие когда-нибудь? Для чего они?
   Альба осторожно взял жемчужину у меня из рук.
   – Да, – неторопливо проговорил он, любуясь переливами голубоватого перламутра, серебристыми бликами и радужными ореолами, – да, встречал.
   Я вдруг испугался, что сейчас он погрузится в прекрасные мечты, поддастся наваждению и не захочет возвращаться помыслами в этот грубый мир из мира хрупкой и нежной грезы. Но на Витязя было сложно повлиять. Он всего лишь снова затих, как бывало уже не раз. Он был доволен.
   – Что это? – спросил я настойчиво.
   Альба качнул жемчужину на ладони и сжал ее в кулаке. Призрачное сияние угасло.
   – Бояться нечего, мой принц, – сказал он нараспев, чуть в нос. – Все очень хорошо. Лучше, чем можно было даже надеяться.
   – Да что же это такое, боги мои?! – взорвался я. – Вы говорить вообще собираетесь?
   – Это Жемчужина Странствий, – отрешенно сказал Альба. – Это могучий магический ключ, позволяющий своему властителю и его спутникам мгновенно оказаться в том месте, где они пожелают.
   – Всегда и всюду, невзирая ни на что? – с восхищением прошептал я.
   – К сожалению, только один раз. Но нам с вами этого хватит, принц. Надо снова собирать всех и решать заново, как действовать. Ведь теперь мы можем оказаться в Сапфире хоть через мгновение – когда будет угодно.
   Я прямо-таки взвился.
   – Значит, возвращаемся в Ранскурт, берем новый эскорт – и вперед?
   Альба покачал головой.
   – Не все так просто, как вам показалось, мой генерал. Зачем еще больше ослаблять ничтожный гарнизон Ранскурта? Ведь эскорт теперь нам не нужен, подумайте сами. Мы окажемся у ворот Сапфира мгновенно, никакая опасность на пути нам не грозит. Я полагаю, что напротив, мы можем отослать гвардейцев обратно. И уйти в прыжок прямо отсюда.
   Я кивнул. Всплеск возбуждения уже уступил место взвешенной рассудительности. Действительно, зачем нам эскорт? Я ведь сам возражал против него. Хотя что бы мы делали сейчас, если б в первые мгновения атаки дьяволов ребята Даргиша не прикрыли бы нас грудью?
   – Что нужно для прыжка, Витязь?
   – Всего лишь отчетливо представлять себе, куда ты хочешь попасть. Вы, конечно же, не помните ни Сапфира, ни его окрестностей?
   – Конечно, не помню.
   – В таком случае, доверите ли вы мне совершить его? Я Сапфир помню очень неплохо.
   Я вздохнул.
   – О чем вы спрашиваете, Альба? Что со мной станется, если я не позволю помочь себе в том, с чем справиться не могу? Или перестану доверять друзьям?
   – Я обязан спросить, – серьезно сказал Альба, – и обязан получить искренний ответ. Жемчужина по праву ваша, даже дважды ваша. Вы, принц, победитель ее предыдущего хозяина; и вы же нашли ее и приручили сейчас. Если я возьму жемчужину вопреки желанию хозяина – пусть даже потаенному, пусть даже неосознанному – прыжок не получится, а мы с вами можем сильно пострадать. Особенно я. Жемчужина выполнит мой приказ только в двух случаях – если потеряет вас или если вы по-настоящему захотите, чтобы ей воспользовался именно я.
   – Я хочу этого, Альба, – сказал я столь же серьезно. – Сделайте так.
   – Хорошо, – сказал Витязь и тут же перешел на другую тему – так легко, словно предыдущего разговора вовсе не было. – Да, теперь понятно, отчего эта команда вела себя так дерзко, до беспечности дерзко. Она была направлена сюда с заданием простым, как удар кинжалом в трактире. Вредить сколько можно, уничтожить всех, кто подвернется, а при опасности или по команде Отверженного сразу вернуться к своим. Интересный рейд, хорошо задуманный и хорошо подготовленный. Кто мог бы подумать, что закончится он вот так – выживших нет и жемчужина в руках врага… Хотел бы и я погулять в таком рейде… когда-нибудь. Надеюсь, с лучшими результатами.
   Альба цинично усмехнулся, глядя на тело дьявола и задумчиво катая жемчужину по ладони.
   – Вы говорите так, – сказал я, – словно у вас нет чувства вражды к этим… к солдатам Проклятого. Кстати, почему вы назвали его Отверженным? Он ведь сам отверг Цвета… мы называем его Отвергшим…
   Я сбился и замолчал. В основном, потому, что сам не испытывал ненависти к погибшим дьяволам. Скорей, что-то вроде симпатии. Интересно, почему это так? К тому же, я вспомнил, что мои цветоносные родственники не один раз называли Проклятого Отверженным…
   – Отвергший или Отверженный – это еще с какой стороны на все посмотреть, – бесстрастно сказал Альба. – А что до вражды – вы правы, не испытываю. С какой, помилуйте, стати я должен ненавидеть этих бойцов? Они такие же наемники, как и я. Или мои обормоты. Ведь судьба могла послать меня сражаться на стороне Черного домена. Что ж мне тогда, себя ненавидеть, что ли? Нет, мы относимся к бойцам противника, как к соперникам, а не врагам. Враждовать – это ваше дело, принц. Я буду просто выполнять ваши приказания или самостоятельно делать то, что сочту нужным для блага вашей страны. Но уж простите, если пока что я буду делать это без эмоций. Почти без эмоций. Конечно, хороший бой веселит и заставляет радоваться, вне зависимости от того, на чьей стороне сражаешься. У меня ведь не было до сих пор родного дома, принц. У Витязей не бывает родины. Есть только верность Договору. До смерти.
   – Но… разве теперь ваш дом не в Дианаре? – потерянно спросил я.