– Это так. Займи свое место, Изумрудная Властительница.
   И уже стоял у алтаря Данк.
   – Цвет твой…
   – Оранжевый, – улыбнулся Данк.
   В его руках взорвался спелый апельсин.
   Мама прошла за спину Сагастена и поднялась в нишу, которой я раньше вообще не замечал. Я понял, что влип.
   – Сагастен!..
   – Займи свое место, Оранжевый Повелитель. Цвет твой?
   – Голубой, – с легким нетерпением ответила Сельфа. Из ее плошки уже били вверх голубые молнии.
   – Ты не ошиблась. Займи свое место. Цвет твой?..
   Данк удобно уселся в кресло у двери. Сельфа направилась к тронному возвышению и опустилась на камень у ног отца.
   – Сагастен!.. – я чуть не плакал.
   Маг поднял на меня изумленный взгляд.
   – Отвечай, быстро, огонь погаснет! Тебе плохо?
   – Красный, – сказал я громко и сбивчиво зашептал: – Сагастен, послушай, я…
   Из моих сложенных ладоней вырвался дымный алый столб.
   – Истинно так. Займи свое место.
   – Сагастен! – сказал я громко, уже ни о чем не думая.
   Мама напряженно подалась вперед.
   – Что, Райдок? – тревожно спросил Сагастен вполголоса.
   – Я не знаю, куда мне идти!!
   Сельфа посмотрела на меня с неподдельным любопытством.
   – Подойди к створу Луча, – властно сказал отец.
   – Куда?
   – Быстрее! – звучным шепотом сказал Данк.
   – Я не понимаю. Я ничего не понимаю!
   – Стой! – приказала мама. – Стой на месте и не двигайся. Сельфа!
   – Что, Изумрудная?
   – Проверь его!
   Сельфа разглядывала меня, морща лоб и сжав губы. Потом аккуратно поставила свою пылающую плошку на каменный пол.
   – Нормальные люди разрешают подобные сомнения до церемонии.
   Из складок платья она добыла продолговатый серебристый предмет и направила его в мою сторону.
   Отец встал и склонил ко мне сноп белого огня.
   – Что происходит, Райдок?
   – Я потерял память, отец. Я зачарован!
   Огонь в руках Данка мелодично зашипел и стал угасать.
   – Мы с принцем Райдоком задолго до этого дня знали, что неизбежно четырнадцатого счастоцвета, в сапфире, в праздничный день благотворного источника, принца настигнет могущественное заклятие, – поспешно сказал Сагастен. – И будет это после…
   – Почему же вы никого не предупредили? – строго и гневно спросил Сенрайд. – Кто дал тебе право, Сагастен, рисковать церемонией?
   – Ваше царственное сиятельство, предвещания такого рода нельзя раскрывать никому, кроме посвященных магов: оглашение может исказить реализацию заклятия до неузнаваемости. Кстати!.. Райдок, ты никому не говорил о Дейненделльском пророчестве?
   – Да не помню я, Сагастен! – с горечью сказал я. – Я вообще почти ничего не помню.
   – Прошу простить меня, ваше царственное сиятельство, я продолжаю. Хоть мы и вынуждены были хранить предсказание в тайне, но страха это у меня не вызывало. Все признаки указывали, что это произойдет уже после того, как мы покинем часовню. Вероятнее всего, даже ночью. Я просто поражен случившимся. Либо нам придется отвергнуть нерушимые основы колдовской науки…
   – Либо?
   Сагастен помолчал, обдумывая ответ.
   – Либо вмешалась могучая сила, предугадать появление которой мы не смогли. В таком случае, мы вообще можем сейчас иметь дело с другим заклятием, независимым от предсказанного.
   – Альда! – громко сказала Сельфа.
   На кончике серебристого стержня затрепетал радужный огонек. Лицо мамы исказилось.
   – Крейтлинг! Данк, Сагастен, обездвижьте подменыша!
   Отец отшвырнул от себя Знаки Огня. Данк неуверенно поднял руку и совершил странное движение – словно нарисовал в воздухе непонятный иероглиф.
   – Где Райдок?! – жестко спросил Сенрайд, подходя ко мне.
   – Теперь он не сможет ответить без разрешения создавшего его, отозвался Сагастен. – Разоблаченные крейтлинги этого рода теряют волю и попадают под власть многочисленных запретов.
   Они считали меня гомункулом! Псевдоживым подобием исчезнувшего принца!
   – Мы чуть было не наделили отродье властью, – мрачно сказала Сельфа.
   – Отец!.. – я шагнул навстречу Сенрайду.
   Белый принц отшатнулся.
   – Сагастен! – взревел он. – Почему ты не сковал его?!
   Маг нахмурился и быстро повторил движение Данка.
   – Отец!.. – умоляюще повторил я.
   – Стойте! – вмешалась Сельфа. – Это страшнее, чем казалось!
   – Это не крейтлинг, – уверенно сказал Сагастен. – Или сегодня действительно перестали действовать все магические приемы.
   – Но это и не Райдок. Хильфейт не лжет, – упрямо сказала Сельфа, показывая всем серебристый стержень – скорее даже, короткий тонкий жезл.
   – Может быть, орколак? Мощный ургмаур? – осторожно спросила Альда. Теперь она выглядела еще моложе и была совсем чужой. Материнскими чувствами от нее и не пахло.
   – Как можно распознать орколака? – Отец повернулся к Сагастену.
   – Луч хильфейта должен окраситься в красный цвет, – медленно проговорил маг. – Но сейчас это ничего не значит. Ведь Райдок предназначен Багрянцу.
   – Но ведь это не Райдок! – яростно сказала Сельфа.
   – Начало церемонии могло повлиять и на подменыша, – ответил Сагастен.
   – Проверь, – приказал отец. – Это может отсечь часть сомнений.
   Сельфа что-то сделала со стержнем, и от него ко мне потянулся яркий радужный луч. На какое-то время я стал совсем беспомощным и не мог даже моргнуть, чтобы уберечь глаза от слепящего света.
   Луч прикоснулся ко мне, замерцал и медленно налился глубокой густой лазурью. Все оцепенели.
   – Синий цвет, – одними губами произнесла Альда.
   – Но после Второго Передела… – начал Данк.
   – И Белый. Он все-таки из нашего Домена! – пораженно сказал Сагастен. – Не понимаю…
   – Человек Мертвой Радуги! – вскрикнула Сельфа.
   – Откуда?! – резко обернулся к ней Данк. – Мертвой Радуги не видели в наших краях много оборотов!
   – Она могла появляться в тех краях, откуда родом подменыш, непреклонно сказала Сельфа. – Это единственный способ притвориться созданием Индиго.
   – Кроме обреченности Цвету, – заметил Сагастен.
   – Но цвета Домена были бы видны!
   – Кроме Белого. Синий на бело-синем фоне, понимаешь…
   Отец решительно взял меня за запястье, в руке его откуда-то появился серебряный кинжал с золотыми насечками.
   – Осторожно, Сенрайд, не обожгись, – равнодушно сказала Альда.
   Отец бесцеремонно обнажил мою левую руку до локтя и безжалостно полоснул лезвием по коже.
   – А-а, тьфу, ой!! – непроизвольно сказал я. – Ты что, с ума сошел? Больно же!! .
   Правой рукой я попытался схватиться за рассеченное место.
   – Убери руку! – ледяным тоном сказал отец, направляя острие клинка в мое горло.
   – Ты хочешь сделать меня по-настоящему Красным? – хмыкнул я, опуская правую руку. Потом посмотрел вниз и замер.
   Вместо ожидаемых горячих струек красной крови по предплечью моему поползла густая лента невероятно холодной прозрачно-голубой жидкости. От нее поднимался густой ароматный пар. Жидкость быстро испарялась. Даже воздух вокруг стал невыносимо холодным. На полу, там, куда упали капли Этого… я не мог назвать его своей кровью… возникли белые пятна инея. А по белому растекалась, испаряясь, синеватая субстанция.
   – Это же не огонь, – потрясенно сказала мама.
   – Синее на белом… – прошептал Данк.
   – Это не Райдок, – твердо сказал Сагастен. – И все же… и все же это может быть только Райдок!
   Моя правая рука непроизвольно дернулась к карману. Ах, как же я ошибся! В ту же секунду пристально следившая за мной Альда крикнула:
   – Письмо! Отберите у него письмо!
   Отец перехватил мою правую руку. Сагастен остановил левую. Данк могучими лапами ухватил меня сзади за плечи. Сельфа быстро опустила руку в карман моего камзола и выхватила оттуда заветный конверт.
   – Не на!.. – успел крикнуть я.
   – «Тому, кто…» – начала читать вслух Сельфа и вдруг запнулась. Данк! Сенрайд!
   В следующую секунду что-то твердое и тяжелое с невероятной силой ударило меня по голове. Последнее, что я успел увидеть, проваливаясь во мрак – страшно оскалившийся Сагастен с тяжелым треножником в руках.
   А потом мне стало плохо, темно и очень безразлично.

3

   Когда я очнулся, вокруг было темно. Но не ночь ослепляла меня, а тьма в закрытом помещении. Нестерпимо болела голова. Я потрогал темя и обнаружил шишку размером с детский кулак. Попытка ощупать ее вызвала вспышку боли, мгновенную тошноту, огненный калейдоскоп перед глазами и горькую обиду. Мало мне того, что голова сама по себе ни черта не работает, так еще милые родственнички решили остатки мозгов выколотить! На кой им дьявол мои мозги?! Сделать паштет а-ля-Райдок? Вот разве что…
   Я придал смелости оцепеневшим сенсорам и аккуратно исследовал окружающее меня пространство. Сначала тактильно. В смысле, на ощупь. Подо мной обнаружилось нечто мохнатое, теплое и мягкое. Нет, не зверь, конечно. Стал бы приличный зверь ждать, пока я его всласть нащупаюсь, как же! Просто какое-то меховое покрывало. Ну что ж, и за это спасибо. А Сагастен-то каков, а? Рано нашего мага списывать со счетов, судари мои. Существо, способное с такой сверхъестественной силой врезать по башке треножником… А треножник я опознал, кстати. Он все время тихо стоял в углу и весил, между прочим, эдак с пол-Райдока. И вот этот тихий старичок берет его одной рукой, и прошу заметить, почти без замаха… И большое спасибо, что без замаха, а то от моего черепка только брызги бы… Оказывается, в первую очередь я должен неумеренно благодарить своих родных и близких. Не убили, в какой-то вполне приятный застенок запихали, подстилки не пожалели… Видно, несчастный принц Райдок пока что достаточно ценная зверушка. Бей в голову, Сагастен, не фиг шкуру портить…
   Обоняние и вкус немногое добавили к моему видению ситуации. А вот слух… Где-то неподалеку невнятно бубнили в пять голосов. Разговаривали, должно быть.
   И вот тут-то я сообразил, где нахожусь.
   Из святилища были два выхода. Один внутренний, выводящий в западное крыло дворца, тот, по которому пришли мы с мамой. Второй вел к алтарю от огромной двери, распахивающейся прямо на площадь перед дворцом. Во внутреннем коридоре появляться со мной не рекомендовалось. Там торчали слуги и придворные, которые не преминули бы удивиться… ну, это я еще мягко выразился – удивиться… если бы принц Райдок, вместо того, чтобы появиться на площади, в лучах славы и красном плаще, вдруг въехал бы во внутренние покои на Белом принце, выполняющем роль белого коня, радуя глаз разбитой башкой, в смысле своей, райдоковой башкой, а не коня… то есть Белого… то есть… Тьфу ты, запутался! Башка-то как трещит, боги! За что же ей такое, ну что же это, ну как же это… Да мать же!..
   В общем, нельзя меня было выносить вовнутрь. Да и поблизости меня там запихать было некуда. А вот сразу за большой дверью, распахивающейся на площадь, было помещение… Ну, как бы это сказать… Не знаю я, как это называется в архитектуре, а по сути было это нечто среднее между предбанником и коридором. Такая каморка – пять шагов в ширину, десять в длину, а потом опять двери, поменьше, в Зал Алтаря. Поскольку смертным, в принципе, Алтарный Зал, он же Зал Тайны, видеть вроде как не полагалось. Возбуждать же народ чем-нибудь темным, загадочным и крайне элитарным развлечение несложное и приятное. И полезное, кстати, в отличие от говорения правды вслух. Потому у них, у… У нас, у принцев, это занятие выдать добрым вассалам материал для слухов и сплетен – всегда считалось делом славным и почетным.
   Так что когда Великим Правителям было угодно явиться народу из Храма, они… мы… нет, я же здесь впервые… они накапливались в этом самом предбаннике, а уж потом раскрывались двери на площадь и одновременно закрывались внутренние двери в зал. Так что никто не успевал ничего разглядеть, только мелькали в глубине очертания алтаря и светлое пятно огня на нем, все терялось во мраке, и внутренние двери величественно захлопывались. Оставляя народу свободу и право толковать и угадывать. А чего ему, народу, еще надо? Поглазеть, пожрать, и потрепаться, упиваясь темным и теплым чувством собственной мудрости и значимости. Да, так о чем это я?..
   В общем, валялся я на шкуре в этом самом предбаннике. Правильно валялся. И сбежать мне отсюда было невозможно, и под ногами не путался. Ворота на площадь мне в одиночку не открыть. Их вообще, по-моему, можно открыть только вдесятером, и то снаружи. После того, как изнутри уберут засовы. А если бы я и попытался это сделать, то поднял бы такой грохот, что меня и слепой бы застукал. И тут же нашел бы по натужным стонам. Кстати, меня и сцапал бы даже безрукий. Просто выгреб бы ногой из-под засова. Главный засов в одиночку тоже можно только уронить.
   А внутри разговаривали пятеро, которые уже продемонстрировали сегодня свое умение наловить к обеду с полдюжины Райдоков. Без лишней скромности я даже был готов назвать этих говорунов по имени.
   – Не будем торопиться, – рассудительно говорил Данк. – У существа, представшего перед нами, облик малыша Райдока. Так?
   Ответом было только ворчание, невнятное и недовольное. Судя по всему, Сельфа умоляла жевать пережеванное побыстрее.
   – Кто может скопировать облик Райдока? Крейтлинг, конечно, потом любой из оборотней…
   Склероз и амнезия – самые приятные болезни для любопытных принцев. В мире, оказывается, столько интересного!
   – Человек Мертвой Радуги, – упрямо сказала Сельфа.
   – Только по чистой случайности, – тут же отреагировал Сагастен. Мертвая Радуга обряжает своих в облик любого из ныне живущих, но совершенно произвольно – как в жеребьевке.
   – Мертвая Радуга – вообще лотерея, – агрессивно сказала Сельфа. Почему бы жребию и не упасть на Райдока?
   – А причем тогда здесь заклятие? – лениво спросила Альда.
   – А заклятием их разменяли, – объяснила Сельфа.
   Мне захотелось вмешаться.
   – Мама! – жалобно сказал я.
   – Хорошо, Человек Мертвой Радуги, – терпеливо сказал Данк. – Кто еще?
   Все промолчали.
   – Сагастен?
   – Не знаю, – после паузы ответил маг.
   – Будем считать, что больше некому, – резюмировал Данк. – Сестричка, надеюсь, ты не утаила от нас рождение близнецов?
   Мама промолчала так яростно и красноречиво, что я ее не только услышал, но и явственно увидел.
   – Данк! – укоризненно прогудел отец.
   – Все, все, – торопливо сказал Данк. – Молчу. Идем дальше. Рассматриваемый объект…
   – Субъект, гады! – не выдержал я.
   – Ребенок очнулся, – сказала Сельфа.
   – Помолчи, мешаешь! – крикнула Альда. Очевидно, мне.
   Вот тебе и мамина ласка!
   – Рассматриваемый объект показал, что он, атлис: нечеловек; далиг: по обреченности Синий. Кто…
   – Мама! – взмолился я. – Башка болит, пить хочу!
   – Может, стукнуть его еще раз? – предположил Сенрайд.
   Вот тебе и отцовская забота! Я затих.
   – Кто из перечисленных подходит под определение «нечеловек»? невозмутимо продолжал Данк. – Разумеется, крейтлинги, оборотни из нежити, потом… потом…
   – Преображенный Витязь, – тихо сказала Альда.
   – При чем тут… – начал было Данк. – Впрочем… Сагастен, есть ли в мире сила, способная изменять облик Преображенного?
   – Не знаю, – медленно сказал Сагастен. – Мне неизвестна такая, но и запрета на ее существование нет.
   – А может ли он изменять облик по своему усмотрению?
   – Беспочвенный разговор. Не исключено. Но от начала времен такого еще не бывало.
   – А какая приобщенность может лежать на Витязе?
   – Клятва Домену, мощь храма, ореол Оракула… – задумчиво перечислил Сагастен, – еще, пожалуй, обреченность на успешный штурм, впрочем, последний раз это было так давно…
   – Наш Синий город разрушен, – почти неслышно сказала Сельфа, – наш Синий Принц убит…
   – Но наш Синий Цвет вакантен, – возразил Данк.
   – Два Цвета означают, что это или принц, или витязь, – чуть нараспев сказала Альда. – Но принц – всегда человек.
   – А о Преображенном Витязе я не мог бы не знать, – веско сказал отец.
   – Разве что он достиг Преображения только что и не успел доложить, поднял голову Сагастен.
   – Кто? – с горьким презрением спросил Сенрайд. Мне почему-то стало его жаль. – Лэйхэм и Линдолл убиты. Трусливый Моурис бессмысленно сидит в Дельфосе под предлогом подготовки к обороне, и уж кому-кому, а ему до Преображения далеко, как голодному до сортира. Разве в Домене появлялся еще кто-нибудь?
   – Не топчи Моу понапрасну, Белый, – проворчал Данк. – Его немощь вызвана не трусостью, а…
   – А идиотизмом! – взорвался Сенрайд. – Кто его просил лазить к Подземному трону? Сагастен ведь передавал из Дейненделла предостережение!..
   – Предостережение – еще не запрет, – мягко возразил Данк. – И уж во всяком случае, это был отважный идиотизм. Трусом парня не назовешь.
   – Этот отважный идиот стоил мне половины казны, – с горечью сказал Сенрайд. – А принес Домену только неприятности. Единственный поход обернулся пшиком – или не так? Явился с пустыми руками… ф-флибустьер, гнома ему в задни…
   – Сенрайд! – со сдержанным упреком сказала Сельфа и возможно, даже покраснела. Берилловым румянцем, должно быть. Впрочем, все понимали, что крепким словом принцессу не испугаешь, а поза – личное дело каждого.
   – Вернемся к пегасам, – Данка было сложно сбить с мысли. – Наличие в луче Синего Цвета означает в данном случае сумму цветов.
   – Почему? – требовательно спросила Альда.
   – Без клятвы Домену любой может быть только бесцветным. А Синего домена больше не существует. Значит, Синий – иная, не Клятвенная обреченность, видная на фоне Белого или… или…
   – Голубого! – вдруг жестко сказал Сагастен.
   – Погодите! – запротестовала Сельфа. – А если он – Синий по рождению?
   – По утаенному рождению! – кажется, на Сенрайда тоже снизошло прозрение. Как-то резко все вдруг умнеть стали… кроме меня. Ох-хо-хо…
   – Райдок рожден в Дианаре, – решительно сказала Альда. – И всегда был Белым. Пока решение Совета не окрасило его Багряным.
   – Мы говорим не о Райдоке, – напомнил Данк, – а об этом…
   – Кстати, – вдруг осенило и маму, – когда Райдок писал письмо, он знал, кто это такой!
   – Почему?
   – Потому что он его не опасался. Согласитесь, что отважным до беспечности Райдока не назовешь.
   – Пожалуй, – протянул Сагастен.
   – А неизвестность всегда тревожила его в первую очередь. Если бы у него была хоть тень сомнения по поводу происхождения и роли этого… там, за стенкой, явно кивнули в мою сторону, – тон письма был бы совсем другим – да что там, самого письма бы не было!
   – Это похоже на правду, – не спеша произнес Данк. – Можно ли, исходя из этого, считать, что подменыш безопасен?
   – В пределах компетенции Райдока, – неуверенно сказала Сельфа.
   – Достаточно высокой, – заметил Сагастен.
   Правда, ребята, доброе слово и принцу лестно! Особенно сидящему взаперти с разбитой головой.
   – Появились интересные версии, – весело сказал Данк. – Сиблинг, тайно рожденный в Сапфире! Синий принц заречных кочевников!..
   – Рэджор, – сказал Сагастен.
   – Что?
   – Рэджор. Так они называют своих правителей. Переводится приблизительно – старший и светлый.
   – Да ну тебя! Принц – всегда принц, как бы он не назывался! Потом еще – Преображенный Белый Витязь из Синего храма… Сагастен, какое святилище держит Синий Цвет?
   – Рагдагкхарр, – нехотя сказал Сагастен.
   – Посреди Волчьих болот? – поразился Данк. – Далеко, однако, у тролля на куличках…
   – Для заклятия это не слишком важно, – с досадой сказал Сенрайд. – Но я же тебе говорю, не может быть в нашем Домене Преображенного, тем более…
   – Стоп! – громко сказала Сельфа и отец удивленно умолк. – Стоп! А кто сказал, что Белый витязь – или даже принц – должен быть из нашего Домена?
   Некоторое время все пораженно молчали. Потом Данк по слогам сказал, словно прочитал:
   – Бе-лый Вос-ток. Вот так, значит…
   – Купцы с большой воды, – эхом отозвался Сагастен.
   – Я бы попросила!.. – высокомерно сказала мама.
   – Да погоди ты, – отмахнулся отец. – Не в словах дело ведь…
   – А малыш так прочно дружил с Нагоном… – вспомнил Данк.
   – Отсюда, может быть, и беспечный тон письма, – согласился Сенрайд.
   – А Нагону под силу заклятие весьма значительной мощи, – подтвердил и Сагастен.
   – Вы что, всерьез думаете, что на Белой пристани моему сыну могут хотеть зла? – пораженно спросила Альда.
   – Зла не зла, но… – замялся Данк.
   – Твоему сыну – вряд ли, – добавила Сельфа, – но всем остальным…
   Опять повисло нехорошее молчание. Мне стало тревожно и неуютно.
   – Хой! – заорал я и попытался встать на четвереньки. Получилось неплохо. – Вы меня, что, собираетесь здесь насмерть уходить? Может, кто-нибудь поинтересуется моим мнением по поводу происходящего?
   За дверью подвигались немного. Вслух не было сказано ни слова. Потом усталый и родной голос Сагастена произнес:
   – Вообще-то только твоего мнения нам и не хватает для полного бардака, но что-то в твоем предложении мне нравится.
   Раздались шаги. Лязгнули железные запоры и дверь медленно отворилась.
   Я зажмурился. Зал Алтаря был освещен лишь несколькими факелами, да еще за спиной Сагастена по-прежнему мерцал священный жертвенный огонь, но после темноты моего импровизированного карцера и этот свет показался пронзительно слепящим. Теперь у меня резало в глазах и опять заболела голова. Я качнулся вперед на четвереньках и ткнулся макушкой в чье-то колено.
   Просто никаких слов нет! Это уже даже невезухой не назовешь, это просто какое-то издевательство! Из тех искр, что посыпались у меня из глаз, можно было лет двести подряд устраивать фейерверки на каждый праздник! Точно тем самым местом, куда Сагастен приложил руку, точнее, треножник! И прямо в чье-то костлявое колено! Слагаю с себя все мыслимые и немыслимые полномочия. Дайте человеку спокойно лечь и умереть.
   Ах ты ж дьявол, я ведь теперь нечеловеком считаюсь… Не дадут.
   Я стал на колени, немножко раскачиваясь взад и вперед, и замычал. Получилось так, будто я отбиваю кому-то земные поклоны.
   Одной рукой я взлелеял погибшую черепушку, а второй пошарил перед собой. Так я и знал, трам-тарарам твою тарам!
   Колено было Сагастеново.
   Старый маг ласково, но властно взял меня за плечи и поднял на ноги.
   – Кто бы ты ни был, открой глаза, – сказал он.
   Я открыл.
   – Пойдем, – сказал Сагастен. – Сейчас ты сможешь рассказать все, что помнишь, знаешь… или считаешь нужным рассказать.
   Я неуверенно шагнул вперед. Сагастен придержал меня за плечо.
   – Для простоты мы будем называть тебя Райдоком, – сказал он негромко, но достаточно звучно; так, чтобы слышали те, в зале, – но ты не должен обольщаться этим. Надеюсь, ты понимаешь всю меру нашего сомнения.
   Я молча кивнул. Сагастен потрепал меня между лопаток.
   – Идем, малыш. Сейчас я осмотрю твою рану, вернее сказать – шишку, а ты расскажешь нам все, что, по-твоему, с тобой стряслось. И начни, пожалуйста, с самого начала, не стесняясь ничего.
   – Сагастен, – сказал я жалобно, – а те, снаружи… ну слуги там, воины… они ничего не заподозрят? Все-таки долго мы тут…
   Сагастен улыбнулся.
   – Кто, кроме принцев и магов, знает, сколько длится та или иная церемония?
   – Все же он прав, – послышался из-за стены голос Данка. – Торопиться мы, конечно, не станем… но давайте-ка и не мешкать попусту.
   Мы вошли в Зал Алтаря.
   За время моего отсутствия здесь почти ничего не изменилось. Так же были разбросаны по полу священнейшие и драгоценнейшие плошки, так же нагло развалился в своем кресле Данк, так же скромно стоял в уголке смертоубийственный треножник. Единственное по-настоящему серьезное изменение внесла Сельфа. Она задумчиво протирала лаковые туфельки моим красным плащом.
   – Присядь, загадка, – почти весело сказал Данк. – Морда у тебя, надо признать, весьма и весьма эльфийская. Совсем зеленая. Очень больно? Э-э!.. Сагастен!
   – Чего тебе? – устало проворчал маг.
   – Придержи это чудовище, Райдок рекомое, и ответь: почему хильфейт дал Синий луч тому, у кого в руках пылал Красный Огонь?
   Сагастен сел. Вот просто взял и опустился на каменный пол, где стоял. Мама уронила какую-то заколку или брошку, а Сельфа, окаменев с полуоткрытым ртом, машинально драила моим бывшим плащом голую коленку.
   Отец поднялся во весь рост.
   – Придушить и не мучиться, – просто сказал он.
   – Не дам, – с плохо скрываемым восхищением сказал Сагастен. – Такого же отродясь не бывало! Ему же цены нет! Его же надо в колбе держать и опыты ставить!
   – Не надо ставить опыты, – тоскливо попросил я.
   – Надо, – наставительно сказал Сагастен.
   – Я хороший, – робко сказал я.
   – Хороший, хороший, – успокаивающе сказал Сагастен, но жадный огонек в его глазах мне не понравился.
   – А я говорю – придушить, – настойчиво сказал отец.
   – А где мы другого такого возьмем? – рассеянно спросил Сагастен. Его взгляд блуждал по залу – явно в поисках какого-нибудь сачка или реторты.
   – Таких надо во вражьи города засылать, – сказал Данк.
   – Ну, – сказала Альда. – А они что сделали?
   – Кто «они»?
   – Ну откуда я знаю?
   – А давайте его отправим навстречу Проклятому, а? – предложил Данк. И посмотрим, и поэкспериментируем, и придушим, в общем-то… Все сразу, давайте, а?
   – Значит, все-таки крейтлинг, – Сельфа трудно зашевелилась. – Но какой же он все-таки очеловеченный! Да, это творение великого мастера.