Страница:
– Да. – Я был занят тем, что проверял все, что мне было доступно, чтобы убедиться, что нервная система нашей леди не пострадала во время взлета. Меня все еще беспокоила поломка стартера; обычно не бывает так, что большой кусок механизма разлетается, не оставив никаких повреждений, но по приборам двигателя правого борта ничего не было заметно. И это был всего лишь стартер.
Я лег на курс 098 по магнитному компасу, что соответствовало истинному курсу, так как в этом районе магнитные возмущения были настолько малы, что на них не стоило обращать внимания. Через двадцать минут после взлета мы набрали высоту 8000 футов. Я дал машине подняться еще на 200 футов, выровнял ее, установил скорость в 180 миль в час, затем сдвинул дроссельные заслонки назад, чтобы снизить крейсерскую мощность, и позволил ей мягко опуститься до высоты ровно в 8000 футов. Эта операция известна под названием "поставить машину на ступеньку"; при этом вы получаете немного более высокую скорость при той же затрате топлива или ту же самую скорость при меньшей затрате топлива. Теоретически это невозможно; но при хорошем знании аэродинамики можно доказать, что шмель слишком тяжел, чтобы летать.
Когда я снова выровнял самолет на высоте 8000 футов, то скорость достигла 185 миль в час и остановилась на этой отметке. Я самодовольно ухмыльнулся и запел.
"Я не хочу идти в ВВС,
Я не хочу идти на войну.
Я предпочту летать вокруг метро на Пикадилли,
Тогда я дольше на свете протяну".
Луис с любопытством покосился на меня.
– Это боевой гимн королевских ВВС, – объяснил я.
– А-а. – Он сунул руку в карман. – Вы уверены, что не хотите сигарету?
Мы сидели с ним почти плечом к плечу в тесной кабине, от проносившегося мимо холодного на этой высоте ночного воздуха было прохладно, в полумраке слабо поблескивали щитки приборов. Нас сопровождал сухой рев двигателей и вспышки белого пламени, вырывавшиеся из выхлопных труб.
Час спустя после взлета я попытался разглядеть сквозь пламя выхлопов слева от себя Пуэнте-а-Граво на Гаити, которое должно было стать нашим первым наземным ориентиром. Там ничего не было видно, но северную часть горизонта закрывали облака, так что вероятнее всего Гаити осталось где то там. Возможно, на этой высоте нас достигали умирающие порывы северного ветра от сестренки Клары.
Я решил убедиться, что мы идем точно по времени, но несколько отклонились от курса влево. Поэтому я взял к востоку – главным образом из-за того, что так легче было ориентироваться. Прокладка курса над Карибским морем никогда не была особенно трудной задачей – почти каждый час появлялись острова, позволявшие точно определить свое положение в пространстве.
Гораздо больше меня беспокоило, что правый двигатель за последние десять минут дважды чихнул. Само по себе это не представляло ничего существенного, если не считать того, что я все время внимательно следил за ним из-за поломки стартера. Обычно самолеты ведут с вами честную игру – они хрипят, кашляют и дрожат перед тем, как отдать концы – если конечно вы достаточно настороже, чтобы это заметить.
Других признаков пока не было: двигатели держали обороты, давление масла и температура были в норме. Я положил руку на основание панели управления двигателями. Она слегка вибрировала, но так бывает всегда. Обычная старческая дрожь. Итак... Итак?
– Все еще ничего, – сказал Луис. Он держал в руках радиоприемник и пытался что-нибудь поймать.
– Сейчас всего лишь три часа утра.
– Надеюсь, что вы правы, – сказал он и выключил приемник.
Правый мотор чихнул еще раз.
– Где мне следует находиться во время атаки? – спросил Луис.
– Лучше всего вам быть внизу в носу. Оттуда очень хороший обзор; вы сможете сказать мне обо всем, что увидите.
– Друг мой, я чувствую, мое желание быть полезным не произвело на вас большого впечатления...
– Вы чертовски хорошо знаете, почему.
Двигатель чихнул – на этот раз достаточно сильно, так что он смог это заметить, повернулся и посмотрел на выхлопы пламени.
Я заметил, как легко вздрогнула – не более того – стрелка на указателе числа оборотов, дернулась стрелка указателя давления масла. Но потом они снова замерли в нормальном положении. В общем случае в этих обстоятельствах доктор выписывает таблетки, я сдвинул рукоятки, чтобы обогатить смесь на правом двигателе. Это должно было охладить его части, если где-то возникло горячее пятно, которого не регистрирует датчик температуры. Это могло выжечь остатки углерода на поршнях двигателя. Но главным образом это должно было показать двигателю, что я, доктор, о нем забочусь.
Все еще повернув голову и глядя в окно, Луис спросил:
– Думаете, нам придется прервать полет?
– Нет, черт возьми. – Или я сказал – еще нет? Самолет с тем же успехом должен долететь и на одном моторе – это первое, что вы усваиваете при полетах на двухмоторных самолетах – но при этом он будет ковылять со скоростью 140 миль в час и двигатель будет жрать по галлону топлива в минуту. А на "митчелле", черт бы его побрал, нет возможности переключать топливный насос – каждый двигатель получает топливо от баков, расположенных в его собственном крыле. Мы выработаем все топливо исправного двигателя и у нас еще останется не использованных 400 галлонов топлива в правом крыле. Если мы потеряем двигатель...
В этот момент мы на секунду его потеряли; "митчелл" рыскнул вправо. Затем, сопроводив это яркой вспышкой вдоль борта, мотор заработал снова. Я инстинктивно поправил курс 90 градусов.
Давление масла было по-прежнему в норме, а температура стала чуть-чуть ниже, но это было следствием работы на обогащенной смеси.
– Думаю, это как-то связано с электропроводкой, – как можно спокойнее сказал я. Конечно, так могло быть. Если бы кто-нибудь смог изобрести самолет, на котором не было электричества, то получил бы награду от каждого летчика в мире, и первой среди них была бы Медаль Кейта Карра со Скрещенными Пивными Бутылками. Самой приятной особенностью реактивного двигателя была не его скорость; дело было в том, что он не нуждался в постоянном зажигании и вы могли облететь все небо, даже растеряв все проклятые проводки.
Без особого желания я протянул руку и попробовал выключить магнето. Когда я выключил одно из них, то получил нормальное – нормальное для этой старой калоши – падение числа оборотов двигателя примерно на две сотни. Когда я выключил второе...
Я поспешно включил его снова, перебросил переключатель в положение "Оба" и двигатель снова, яростно кашлянув, заработал.
– Все правильно, это магнето, – со знанием дела сказал Луис.
Я хмуро посмотрел на него, но потом вспомнил, что он уже сотни раз летал на этом типе американских бомбардировщиков и налетал столько часов, сколько, как я надеялся, мне никогда не удастся налетать. И в любом случае он был прав. Одно магнето можно было считать покойником.
Ну, что же, это случается постоянно: потому и устанавливается два магнето на каждый двигатель. Но даже в электричестве все должно иметь свои причины. Я попытался вспомнить, где устанавливаются магнето на двигателях типа "Циклон"... Потом все-таки вспомнил: все правильно, в задней части кожуха двигателя рядом со стартером.
Теперь я увидел холодную тонкую туго натянутую проволоку впереди... и позади. Это была классическая ситуация, часто возникающая в полете: достаточно проигнорировать какую-нибудь мелочь и она разрастется до размеров раковой опухоли. Я проигнорировал чертов стартер и позволил ему разлететься на части – но забыл, что он может не полностью разлететься на куски. Какая-то его часть продолжает вращаться, царапает кожух двигателя, поднимает температуру и плавит провода магнето. Через несколько минут они превратятся в струйки горячего металла. Затем все перекинется на второе магнето... Оно уже должно быть повреждено и тогда будет невозможно остановить сам двигатель.
Проигнорируйте рак и он проест в вас дыру; забудьте про заклинивший стартер и он медленно выведет из строя весь двигатель. Достаточно одной или двух унций расплавленного металла, вышедших из-под вашего контроля всего лишь в нескольких футах от вас – и не будет никакой возможности остановить двигатель здесь, на высоте 8000 футов.
– Я собираюсь выключить мотор, – объявил я.
– Тогда нам придется вернуться назад, – сказал Луис.
Я взглянул на него.
– Мы еще можем достичь цели. Мы не станем возвращаться на Ямайку на одном моторе... но сможем долететь до Пуэрто-Рико. Это меньше двухсот миль от...
Он спокойно сказал:
– Мы не должны атаковать.
– Я думал, – сказал я, – что вы полетели со мной именно для того, чтобы убедиться, что я не поверну назад. Чтобы быть уверенным, что я именно тот, кем мог бы гордиться Клаузевиц.
– Тогда вы неправильно меня поняли, друг мой. Одно дело, что революция не может потерпеть фиаско. Прилететь туда на старом бомбардировщике и сбросить кирпичи уже само по себе достаточно плохо, но доковылять туда на одном двигателе и в результате промахнуться... Может ли будущий президент использовать столь слабое оружие? Хименес никогда не переживет такого позора. Лучше уж не начинать, чем провалиться таким смехотворным образом.
– Я не собираюсь проваливаться.
Двигатель чихнул. Все правильно, перегрев ощущался уже и на втором магнето.
Я снова повернул на нужный курс. Луис сказал:
– Вы поняли? Нам лучше вернуться назад.
– Если я выключу двигатель до того, как он выйдет из строя, то он остынет. Тогда позднее я смогу запустить его ненадолго, – прежде чем он снова начнет перегреваться, пройдет некоторое время. И мы сможем атаковать на двух моторах.
– Вы в этом уверены?
– Нет, я всего лишь летчик. Но если я не смогу снова запустить мотор, тогда мы вновь рассмотрим сложившуюся ситуацию. И все равно доберемся до Пуэрто-Рико на одном моторе.
– Вы в самом деле хотите атаковать любой ценой?
– А вы еще не поняли?
Поскольку больше он ничего не добавил, я перевел самолет в пологий спуск, чтобы сохранить скорость, сдвинул рукоятки дроссельных заслонок назад, чтобы уменьшить вибрации, нажал кнопку выключения правого мотора и вернул рукоятки обратно.
Когда лопасти пропеллера наткнулись на сопротивление встречного потока воздуха, их вращение постепенно замедлилось и пропеллер остановился. Я немного повернул руль направления, чтобы сбалансировать неравномерную тягу от левого двигателя, и на высоте 7000 футов снова выровнял самолет; теперь он летел немного боком и задрав нос, скорость упала до 150 миль в час, но мы по-прежнему летели точно на восток.
Проделав все необходимое, чтобы установить новый режим полета, я сказал:
– Так вот почему вы убили Диего!
Он посмотрел на меня, пошевелил губами, но забыл выключить свой транзисторный приемник. Потом вспомнил.
– Почему вы так думаете? Он был сыном моего старого друга Хименеса.
– Именно это меня и беспокоило – особенно после той свалки, что произошла вчера вечером возле самолета. Все это выглядело как секретное задание генералов: пара убогих людишек была послана, чтобы порезать шины. Отнюдь не квалифицированный наемный убийца. И у вас всегда были для этого самые благоприятные возможности: вы провели с Диего весь вечер по дороге в аэропорт. И вы были родом из республики – потому знали лучше любого другого, что такое змеиный пистолет. Вы могли привезти такой пистолет на Ямайку – вам могло прийти в голову, что здесь также немало змей. Но я никак не мог понять, зачем вам понадобилось его убивать.
Он подождал, чтобы убедиться, что я закончил, а потом спросил:
– Ну, теперь вы понимаете?
– Вы мне только что сказали: революция не может позволить себе потерпеть фиаско. Полети в этот рейд Диего, это стало бы самым крупным поражением года. Он либо разбился бы на взлете, либо промахнулся, либо врезался бы в землю в конце полета – в любом случае ничего бы не вышло. С вашим опытом по подготовке экипажей самолетов, вы должны были понимать, что он не подходит для такого задания. Но теперь он стал жертвой и все считают генералов тупыми убийцами.
– А задание выполняет настоящий профессионал, верно?
Я быстро взглянул на него, но потом понял, что он прав.
– Вы хладнокровный подонок, Луис.
В слабом свете приборов я смог увидеть, как его лицо скривилось, словно от боли. Потом он медленно кивнул.
– Возможно... возможно, я вынужден быть таким, чтобы выполнить это задание. Да... он был повесой, но готов был умереть за дело своего отца. И вероятнее всего, во время этого рейда он бы и погиб, причем погиб глупо. Это вполне возможно. Я только немного лучше все организовал.
– И это... вас не беспокоит?
– Что все выйдет наружу? Думаю, это маловероятно, друг мой.
– Я не совсем это имею в виду.
– Вам самому приходилось убивать людей?
– Да, но... – я сделал паузу, собираясь сказать: "Только ради правого дела", но понял, что это единственная причина, которую называют все, кто убивает.
– И наверное, вы делали это с большого расстояния из самолета, и ваши товарищи вас приветствовали. Тогда, наверное, это было значительно легче.
Немного погодя я спросил:
– А Уитмор знает?
– Да, мне пришлось сказать ему. Он знает, что у меня есть змеиный пистолет. Но ему я сочинил историю о том, что мы поссорились из-за девушки. Он не должен был понять истинную причину.
– А Джи Би?
– Нет. – Он взглянул на меня. – Вы ей скажете?
Я пожал плечами.
– Сомневаюсь, что зайдет разговор на эту тему.
Он продолжал смотреть на меня.
– А вы, мой друг?
– И все еще кинозвезда кусает собаку, не так ли? А кто будет меня слушать? Но Хуаните я не скажу, если вы это имеете в виду. Это ваша проблема.
Некоторое время спустя он тихо сказал:
– Да, именно это я имел в виду. Она должна считать, что ее брат тогда... – Но не закончил фразу.
С левым мотором, изо всех сил надрывающим свое сердце, мы продолжали немного боком лететь в ночи.
26
Я лег на курс 098 по магнитному компасу, что соответствовало истинному курсу, так как в этом районе магнитные возмущения были настолько малы, что на них не стоило обращать внимания. Через двадцать минут после взлета мы набрали высоту 8000 футов. Я дал машине подняться еще на 200 футов, выровнял ее, установил скорость в 180 миль в час, затем сдвинул дроссельные заслонки назад, чтобы снизить крейсерскую мощность, и позволил ей мягко опуститься до высоты ровно в 8000 футов. Эта операция известна под названием "поставить машину на ступеньку"; при этом вы получаете немного более высокую скорость при той же затрате топлива или ту же самую скорость при меньшей затрате топлива. Теоретически это невозможно; но при хорошем знании аэродинамики можно доказать, что шмель слишком тяжел, чтобы летать.
Когда я снова выровнял самолет на высоте 8000 футов, то скорость достигла 185 миль в час и остановилась на этой отметке. Я самодовольно ухмыльнулся и запел.
"Я не хочу идти в ВВС,
Я не хочу идти на войну.
Я предпочту летать вокруг метро на Пикадилли,
Тогда я дольше на свете протяну".
Луис с любопытством покосился на меня.
– Это боевой гимн королевских ВВС, – объяснил я.
– А-а. – Он сунул руку в карман. – Вы уверены, что не хотите сигарету?
Мы сидели с ним почти плечом к плечу в тесной кабине, от проносившегося мимо холодного на этой высоте ночного воздуха было прохладно, в полумраке слабо поблескивали щитки приборов. Нас сопровождал сухой рев двигателей и вспышки белого пламени, вырывавшиеся из выхлопных труб.
Час спустя после взлета я попытался разглядеть сквозь пламя выхлопов слева от себя Пуэнте-а-Граво на Гаити, которое должно было стать нашим первым наземным ориентиром. Там ничего не было видно, но северную часть горизонта закрывали облака, так что вероятнее всего Гаити осталось где то там. Возможно, на этой высоте нас достигали умирающие порывы северного ветра от сестренки Клары.
Я решил убедиться, что мы идем точно по времени, но несколько отклонились от курса влево. Поэтому я взял к востоку – главным образом из-за того, что так легче было ориентироваться. Прокладка курса над Карибским морем никогда не была особенно трудной задачей – почти каждый час появлялись острова, позволявшие точно определить свое положение в пространстве.
Гораздо больше меня беспокоило, что правый двигатель за последние десять минут дважды чихнул. Само по себе это не представляло ничего существенного, если не считать того, что я все время внимательно следил за ним из-за поломки стартера. Обычно самолеты ведут с вами честную игру – они хрипят, кашляют и дрожат перед тем, как отдать концы – если конечно вы достаточно настороже, чтобы это заметить.
Других признаков пока не было: двигатели держали обороты, давление масла и температура были в норме. Я положил руку на основание панели управления двигателями. Она слегка вибрировала, но так бывает всегда. Обычная старческая дрожь. Итак... Итак?
– Все еще ничего, – сказал Луис. Он держал в руках радиоприемник и пытался что-нибудь поймать.
– Сейчас всего лишь три часа утра.
– Надеюсь, что вы правы, – сказал он и выключил приемник.
Правый мотор чихнул еще раз.
– Где мне следует находиться во время атаки? – спросил Луис.
– Лучше всего вам быть внизу в носу. Оттуда очень хороший обзор; вы сможете сказать мне обо всем, что увидите.
– Друг мой, я чувствую, мое желание быть полезным не произвело на вас большого впечатления...
– Вы чертовски хорошо знаете, почему.
Двигатель чихнул – на этот раз достаточно сильно, так что он смог это заметить, повернулся и посмотрел на выхлопы пламени.
Я заметил, как легко вздрогнула – не более того – стрелка на указателе числа оборотов, дернулась стрелка указателя давления масла. Но потом они снова замерли в нормальном положении. В общем случае в этих обстоятельствах доктор выписывает таблетки, я сдвинул рукоятки, чтобы обогатить смесь на правом двигателе. Это должно было охладить его части, если где-то возникло горячее пятно, которого не регистрирует датчик температуры. Это могло выжечь остатки углерода на поршнях двигателя. Но главным образом это должно было показать двигателю, что я, доктор, о нем забочусь.
Все еще повернув голову и глядя в окно, Луис спросил:
– Думаете, нам придется прервать полет?
– Нет, черт возьми. – Или я сказал – еще нет? Самолет с тем же успехом должен долететь и на одном моторе – это первое, что вы усваиваете при полетах на двухмоторных самолетах – но при этом он будет ковылять со скоростью 140 миль в час и двигатель будет жрать по галлону топлива в минуту. А на "митчелле", черт бы его побрал, нет возможности переключать топливный насос – каждый двигатель получает топливо от баков, расположенных в его собственном крыле. Мы выработаем все топливо исправного двигателя и у нас еще останется не использованных 400 галлонов топлива в правом крыле. Если мы потеряем двигатель...
В этот момент мы на секунду его потеряли; "митчелл" рыскнул вправо. Затем, сопроводив это яркой вспышкой вдоль борта, мотор заработал снова. Я инстинктивно поправил курс 90 градусов.
Давление масла было по-прежнему в норме, а температура стала чуть-чуть ниже, но это было следствием работы на обогащенной смеси.
– Думаю, это как-то связано с электропроводкой, – как можно спокойнее сказал я. Конечно, так могло быть. Если бы кто-нибудь смог изобрести самолет, на котором не было электричества, то получил бы награду от каждого летчика в мире, и первой среди них была бы Медаль Кейта Карра со Скрещенными Пивными Бутылками. Самой приятной особенностью реактивного двигателя была не его скорость; дело было в том, что он не нуждался в постоянном зажигании и вы могли облететь все небо, даже растеряв все проклятые проводки.
Без особого желания я протянул руку и попробовал выключить магнето. Когда я выключил одно из них, то получил нормальное – нормальное для этой старой калоши – падение числа оборотов двигателя примерно на две сотни. Когда я выключил второе...
Я поспешно включил его снова, перебросил переключатель в положение "Оба" и двигатель снова, яростно кашлянув, заработал.
– Все правильно, это магнето, – со знанием дела сказал Луис.
Я хмуро посмотрел на него, но потом вспомнил, что он уже сотни раз летал на этом типе американских бомбардировщиков и налетал столько часов, сколько, как я надеялся, мне никогда не удастся налетать. И в любом случае он был прав. Одно магнето можно было считать покойником.
Ну, что же, это случается постоянно: потому и устанавливается два магнето на каждый двигатель. Но даже в электричестве все должно иметь свои причины. Я попытался вспомнить, где устанавливаются магнето на двигателях типа "Циклон"... Потом все-таки вспомнил: все правильно, в задней части кожуха двигателя рядом со стартером.
Теперь я увидел холодную тонкую туго натянутую проволоку впереди... и позади. Это была классическая ситуация, часто возникающая в полете: достаточно проигнорировать какую-нибудь мелочь и она разрастется до размеров раковой опухоли. Я проигнорировал чертов стартер и позволил ему разлететься на части – но забыл, что он может не полностью разлететься на куски. Какая-то его часть продолжает вращаться, царапает кожух двигателя, поднимает температуру и плавит провода магнето. Через несколько минут они превратятся в струйки горячего металла. Затем все перекинется на второе магнето... Оно уже должно быть повреждено и тогда будет невозможно остановить сам двигатель.
Проигнорируйте рак и он проест в вас дыру; забудьте про заклинивший стартер и он медленно выведет из строя весь двигатель. Достаточно одной или двух унций расплавленного металла, вышедших из-под вашего контроля всего лишь в нескольких футах от вас – и не будет никакой возможности остановить двигатель здесь, на высоте 8000 футов.
– Я собираюсь выключить мотор, – объявил я.
– Тогда нам придется вернуться назад, – сказал Луис.
Я взглянул на него.
– Мы еще можем достичь цели. Мы не станем возвращаться на Ямайку на одном моторе... но сможем долететь до Пуэрто-Рико. Это меньше двухсот миль от...
Он спокойно сказал:
– Мы не должны атаковать.
– Я думал, – сказал я, – что вы полетели со мной именно для того, чтобы убедиться, что я не поверну назад. Чтобы быть уверенным, что я именно тот, кем мог бы гордиться Клаузевиц.
– Тогда вы неправильно меня поняли, друг мой. Одно дело, что революция не может потерпеть фиаско. Прилететь туда на старом бомбардировщике и сбросить кирпичи уже само по себе достаточно плохо, но доковылять туда на одном двигателе и в результате промахнуться... Может ли будущий президент использовать столь слабое оружие? Хименес никогда не переживет такого позора. Лучше уж не начинать, чем провалиться таким смехотворным образом.
– Я не собираюсь проваливаться.
Двигатель чихнул. Все правильно, перегрев ощущался уже и на втором магнето.
Я снова повернул на нужный курс. Луис сказал:
– Вы поняли? Нам лучше вернуться назад.
– Если я выключу двигатель до того, как он выйдет из строя, то он остынет. Тогда позднее я смогу запустить его ненадолго, – прежде чем он снова начнет перегреваться, пройдет некоторое время. И мы сможем атаковать на двух моторах.
– Вы в этом уверены?
– Нет, я всего лишь летчик. Но если я не смогу снова запустить мотор, тогда мы вновь рассмотрим сложившуюся ситуацию. И все равно доберемся до Пуэрто-Рико на одном моторе.
– Вы в самом деле хотите атаковать любой ценой?
– А вы еще не поняли?
Поскольку больше он ничего не добавил, я перевел самолет в пологий спуск, чтобы сохранить скорость, сдвинул рукоятки дроссельных заслонок назад, чтобы уменьшить вибрации, нажал кнопку выключения правого мотора и вернул рукоятки обратно.
Когда лопасти пропеллера наткнулись на сопротивление встречного потока воздуха, их вращение постепенно замедлилось и пропеллер остановился. Я немного повернул руль направления, чтобы сбалансировать неравномерную тягу от левого двигателя, и на высоте 7000 футов снова выровнял самолет; теперь он летел немного боком и задрав нос, скорость упала до 150 миль в час, но мы по-прежнему летели точно на восток.
Проделав все необходимое, чтобы установить новый режим полета, я сказал:
– Так вот почему вы убили Диего!
Он посмотрел на меня, пошевелил губами, но забыл выключить свой транзисторный приемник. Потом вспомнил.
– Почему вы так думаете? Он был сыном моего старого друга Хименеса.
– Именно это меня и беспокоило – особенно после той свалки, что произошла вчера вечером возле самолета. Все это выглядело как секретное задание генералов: пара убогих людишек была послана, чтобы порезать шины. Отнюдь не квалифицированный наемный убийца. И у вас всегда были для этого самые благоприятные возможности: вы провели с Диего весь вечер по дороге в аэропорт. И вы были родом из республики – потому знали лучше любого другого, что такое змеиный пистолет. Вы могли привезти такой пистолет на Ямайку – вам могло прийти в голову, что здесь также немало змей. Но я никак не мог понять, зачем вам понадобилось его убивать.
Он подождал, чтобы убедиться, что я закончил, а потом спросил:
– Ну, теперь вы понимаете?
– Вы мне только что сказали: революция не может позволить себе потерпеть фиаско. Полети в этот рейд Диего, это стало бы самым крупным поражением года. Он либо разбился бы на взлете, либо промахнулся, либо врезался бы в землю в конце полета – в любом случае ничего бы не вышло. С вашим опытом по подготовке экипажей самолетов, вы должны были понимать, что он не подходит для такого задания. Но теперь он стал жертвой и все считают генералов тупыми убийцами.
– А задание выполняет настоящий профессионал, верно?
Я быстро взглянул на него, но потом понял, что он прав.
– Вы хладнокровный подонок, Луис.
В слабом свете приборов я смог увидеть, как его лицо скривилось, словно от боли. Потом он медленно кивнул.
– Возможно... возможно, я вынужден быть таким, чтобы выполнить это задание. Да... он был повесой, но готов был умереть за дело своего отца. И вероятнее всего, во время этого рейда он бы и погиб, причем погиб глупо. Это вполне возможно. Я только немного лучше все организовал.
– И это... вас не беспокоит?
– Что все выйдет наружу? Думаю, это маловероятно, друг мой.
– Я не совсем это имею в виду.
– Вам самому приходилось убивать людей?
– Да, но... – я сделал паузу, собираясь сказать: "Только ради правого дела", но понял, что это единственная причина, которую называют все, кто убивает.
– И наверное, вы делали это с большого расстояния из самолета, и ваши товарищи вас приветствовали. Тогда, наверное, это было значительно легче.
Немного погодя я спросил:
– А Уитмор знает?
– Да, мне пришлось сказать ему. Он знает, что у меня есть змеиный пистолет. Но ему я сочинил историю о том, что мы поссорились из-за девушки. Он не должен был понять истинную причину.
– А Джи Би?
– Нет. – Он взглянул на меня. – Вы ей скажете?
Я пожал плечами.
– Сомневаюсь, что зайдет разговор на эту тему.
Он продолжал смотреть на меня.
– А вы, мой друг?
– И все еще кинозвезда кусает собаку, не так ли? А кто будет меня слушать? Но Хуаните я не скажу, если вы это имеете в виду. Это ваша проблема.
Некоторое время спустя он тихо сказал:
– Да, именно это я имел в виду. Она должна считать, что ее брат тогда... – Но не закончил фразу.
С левым мотором, изо всех сил надрывающим свое сердце, мы продолжали немного боком лететь в ночи.
26
Перед самым подлетом к Пунта-дель-Альмиранте, самой южной оконечности Либры, я попытался запустить правый мотор. Во время полета, для этого нет нужды в стартере: если просто освободить лопасти пропеллера, поток воздуха раскрутит его до такой скорости, что мотор заведется – так оно и произошло.
Я сдвинул назад сектор газа левого мотора, чтобы дать ему отдохнуть – от него теперь зависело все – и установил скорость на отметке 160 миль в час. У нас все еще было время, чтобы подлететь к Санто Бартоломео в пять минут шестого. И если "Клара" оставила большую часть острова закрытой облаками, то сегодня рассвет наступит немного позднее.
Слабый северный ветер должен был смениться на западный – что имело смысл, если ураган оставался к северу от нас. В любом случае мы подлетели к Пуэнта на несколько минут раньше моего расчетного времени и немного севернее, так что мы пролетели несколько миль над полуостровом, пока береговая линия снова не повернула резко к северу.
– Ну, вот мы и прилетели, – сказал я. Луис всматривался через окно кабины в темную землю, пока береговая линия не промелькнула у нас под крылом.
– Странно, – тихо сказал он. – Отсюда она выглядит не очень большой...
– Вам следовало бы посмотреть на страну, над которой мы сражались в Корее.
– В свое время я вдоволь насмотрелся в Техасе.
Я усмехнулся и сменил курс на 45 градусов. По моим прикидкам это должно было привести к тому, что мы пролетим мимо Санто Бартоломео перед тем, как пересечь береговую черту. И с помощью такого явного наземного ориентира как город, я смогу еще раз проверить свое положение и взять верный курс на воздушную базу без лишних поисков и лишнего шума.
Правый двигатель снова чихнул.
Я с сожалением посмотрел на приборы. Я сделал все, что мог: подал на мотор самую богатую смесь, полностью открыл створки охлаждения, – одним словом, сделал для него все, что может сделать любящий отец. И теперь у него снова начались неприятности всего лишь после двенадцати минут работы.
Поэтому мы снова перешли в плавное снижение и затем снова его прекратили. Теперь потеря высоты не имела большого значения. Но проведение атаки на бреющем на двух двигателях означало, что удирать придется на одном. И мне не очень нравилась мысль, что придется карабкаться вверх на одном только левом моторе, так как это приведет к его излишней перегрузке. Поэтому нам придется лететь до Пуэрто-Рико над самым морем.
– Есть у вас какие-нибудь соображения о том, где мы можем сесть в Пуэрто-Рико? – спросил я. – Нет каких-либо друзей, имеющих частные посадочные полосы и способных позаботиться о нашей безопасности?
Он задумчиво сказал:
– У меня есть друзья в республике. А что вы думаете относительно посадки в Санто Бартоломео? Естественно, на гражданском аэродроме.
Я совершенно не думал об этом.
– А Хименес планирует его захватить?
– Думаю, нет. Он не представляет особого интереса.
Так я и думал: аэропорт был расположен в пятнадцати милях от города, и если Хименес не организовал воздушных линий поставки боеприпасов, то и не стал бы о нем беспокоиться. Точно также поступили бы и генералы: у них уже был свой собственный аэродром.
Но это все еще была прогулка в глотку тигра в надежде, что он забудет нас проглотить.
– Мы не сможем надежно спрятать "митчелл", – сказал я. – И как только в гражданском аэропорту узнают о нашем рейде...
– Вы же помните, большинство телефонных линий в стране выведено из строя, – напомнил он. – И если я правильно помню Санто Бартоломео, аэропорт очень скоро будет переполнен главными гражданскими чиновниками, неожиданно вспомнившими, что они собирались провести отпуск в Пуэрто-Рико. Там будет просто жуткая давка.
Тут он мог быть прав. Я посмотрел на шкалу высокочастотного диапазона, но там не оказалось указателя частоты гражданского аэропорта Санто Бартоломео. Можно было попытаться отыскать радиомаяк с помощью радиокомпаса, но вероятнее всего в это время он не был включен: на Карибских островах после полуночи никто не летает.
Луис включил собственный радиоприемник, снова начал крутить ручку настройки – и неожиданно в нем зазвучала воинственная музыка. Затем раздался чей-то голос и он прижал приемник к уху.
Просто для того, чтобы что-то сделать, я настроил радиокомпас на маяк в Агуадилье в Пуэрто-Рико, обнаружил, что он работает и определил азимут. Он находился слишком близко от нашего курса, чтобы существенно помочь при определении местоположения, но по крайней мере показывал, что мы не сильно отклонились в сторону.
Потом Луис снова опустил приемник на колени.
– Ну? – спросил я. – Начал Хименес наступление?
Он повернул выключатель приемника и удивленно сказал:
– Не знаю. Но генерал Боско только что провозгласил себя президентом.
Переварив эту новость, я спросил:
– Вы хотите сказать, что военно-воздушные силы свергли армию?
– Похоже, что так. Генерала Кастильо назвали предателем за слишком мягкое обхождение с повстанцами Хименеса. И сказали, что генерал Боско контролирует всю ситуацию.
– Ну, думаю, это только подлило масла в огонь. По – видимому генералы недолюбливали друг друга и мы знаем, как Боско строил военно-воздушные силы: сначала он приобрел реактивные самолеты, потом создал "подразделения по защите аэродромов", как рассказала нам ваша приятельница. Ему были нужны наземные силы, чтобы захватить контроль над городом.
– Верно, верно, но почему он начал наступление именно сегодня ночью?
– Абсолютно по той же причине, что и Хименес: ураган нарушил всю связь. И именно армия застряла в горах, именно армию остановили заблокированные дороги. А военно-воздушные силы находятся рядом с Санто Бартоломео: сегодня ночью Боско предоставилась идеальная возможность. Теперь я понимаю, почему Нэд рисковал и держал "вампиры" там, несмотря на опасность урагана.
– Матерь Божья, – прошептал он. – Теперь мы имеем дело с революцией, у которой три угла.
– Что-нибудь говорили о наступлении Хименеса?
– Нет... но в любом случае этого не станут делать. Они не захотят об этом сообщать. – Он снова прижал приемник к уху.
Я продолжал полет. Была уже почти половина пятого: оставалось восемьдесят миль и тридцать пять минут.
Какое все это имело отношение к нашему предприятию? Ну, это означало, что военно-воздушные силы будут подняты в воздух раньше обычного – но совершенно не обязательно, что они станут рисковать, поднимая "вампиры" до рассвета. Скорее это может заставить их держать "вампиры" на месте чтобы, когда полностью рассветет, совершить несколько шумных полетов на бреющем над городом, чтобы показать жителям, что военно-воздушные силы действительно контролируют ситуацию.
Но у них может возникнуть желание провести разведку, чтобы выяснить, что делает армия; не повернула ли она обратно и не двинулась ли на Санто Бартоломео. Для этого могут использовать полет "вампира", но лучше было бы воспользоваться каким-либо другим самолетом, который мог бы более дольше провисеть над целью. Таким самолетом могла стать одна из их "дакот" или, чтобы их черт побрал, моя "голубка".
Луис снова опустил радиоприемник.
– Они предупредили жителей, чтобы те оставались в домах вне зависимости от того, что они услышат. Это означает, что там идет стрельба. Хименес должен был начать наступление.
– И как вы оцениваете его шансы?
– Не знаю. Ему не удалось захватить радиостанцию. И, видимо, он натолкнулся на вооруженные подразделения военно-воздушных сил. На улицах идет перестрелка.
– Революции всегда кого-то убивают, вам следовало этого ожидать, – сказал я.
– Там Уолт и Джи Би.
Я резко обернулся.
– Что они там делают?
– Вчера вечером они вылетели туда рейсом компании "Панамерикен".
Я изумленно посмотрел на него.
– Чтобы Уитмор смог с триумфом проехаться рядом с Хименесом во время большого парада? И вы позволили Джи Би ехать с ним?
– Друг мой, никто не может позволить девушке вроде Джи Би что-либо делать. Во всяком случае, это была ее идея; она считала, что лучше застать Хименеса в момент победы, когда он будет до слез благодарен... Ведь вы же знаете, почему Уитмор ввязался в это дело?
– Знаю, – мрачно кивнул я. – Но скорее всего их оттуда уже вышвырнули. Вероятнее всего, ВВС арестовали их в тот момент, когда они сходили с трапа самолета.
– Джи Би так не думала. Она считала, что официально нас не выдворят – что это будет временная причуда генерала Боско. А теперь мы знаем, что вчера ВВС были очень заняты, готовясь к сегодняшней ночи. Возможно, у них просто не было времени проверять списки пассажиров.
– Однако я заметил, что вам удалось удержать мисс Хименес.
– Друг мой, члены семьи Хименесов не могут открыто приезжать в республику. По крайней мере сейчас. Это совершенно другое дело.
Я снова взглянул на приборы, обнаружил, что отклонился почти на десять градусов и зло вернул машину на правильный курс.
– Полагаю, Уитмор настоял остановиться в отеле "Американа"? – проворчал я. – Боско мог не проверить списки пассажиров, но он наверняка заметил Уитмора у стойки бара. Ведь это место – практически штаб-квартира ВВС.
– Я знаю, – спокойно сказал он. – Они остановятся в Коломбо, на берегу неподалеку от старого города. Что бы не случилось, старый город останется под контролем Хименеса. Теперь нам следует подумать, изменило ли наступление ВВС программу нашего рейда. – Он взглянул на мой убогий десятиканальный радиопередатчик. – Мне хотелось бы связаться с Хименесом.
– Думаю, все это совершенно не меняет наших задач. "Вампиры" представляют единственный козырь в руках ВВС. Без них...
– Но одновременно они являются единственным средством остановить армейские танки и артиллерию. Если мы позволим ВВС и армии столкнуться и взаимно истощить друг друга...
– Testiculos[31]. Боско дважды сыграет каждой картой в колоде до того, как начать уничтожать танки и орудия. Теперь он – президент; это его танки и орудия, его армия – по крайней мере так он надеется. Он захочет одним ударом разгромить Хименеса.
Луис задумался над этой мыслью.
– Вы думаете, что он может нынче днем и не пустить в ход реактивные самолеты?
– Он может использовать их для атаки с бреющего полета на улицах Санто Бартоломео, если там еще идут бои. Их двадцатимиллиметровые пушки могут разнести дом.
Он кивнул.
– Но это может иметь и обратный эффект: заставит людей перейти на сторону Хименеса, если они увидят, что ВВС...
– А Джи Би могут убить!
Немного погодя он тихо спросил:
– Друг мой, в какой войне вы сражаетесь?
– В той, в которой Джи Би не должна погибнуть.
– Другие же, друг мой, борются за значительно большие объективные цели. Поэтому вы простите меня, если теперь я буду принимать решения.
– Вы можете принимать любые решения. Я намерен уничтожить "вампиры".
– Возможно, я приду к выводу, что это станет наилучшим решением. Но решать буду я.
– Testi...[32] – но в этот момент я увидел блеснувший в свете приборов короткий толстый револьвер.
– Ну-ну-ну, – протянул я. – Так это и есть тот знаменитый змеиный револьвер? Один выстрел – и вам придется сажать эту старую калошу самому – посмотрим, не станет ли это самым большим фиаско года.
Я сдвинул назад сектор газа левого мотора, чтобы дать ему отдохнуть – от него теперь зависело все – и установил скорость на отметке 160 миль в час. У нас все еще было время, чтобы подлететь к Санто Бартоломео в пять минут шестого. И если "Клара" оставила большую часть острова закрытой облаками, то сегодня рассвет наступит немного позднее.
Слабый северный ветер должен был смениться на западный – что имело смысл, если ураган оставался к северу от нас. В любом случае мы подлетели к Пуэнта на несколько минут раньше моего расчетного времени и немного севернее, так что мы пролетели несколько миль над полуостровом, пока береговая линия снова не повернула резко к северу.
– Ну, вот мы и прилетели, – сказал я. Луис всматривался через окно кабины в темную землю, пока береговая линия не промелькнула у нас под крылом.
– Странно, – тихо сказал он. – Отсюда она выглядит не очень большой...
– Вам следовало бы посмотреть на страну, над которой мы сражались в Корее.
– В свое время я вдоволь насмотрелся в Техасе.
Я усмехнулся и сменил курс на 45 градусов. По моим прикидкам это должно было привести к тому, что мы пролетим мимо Санто Бартоломео перед тем, как пересечь береговую черту. И с помощью такого явного наземного ориентира как город, я смогу еще раз проверить свое положение и взять верный курс на воздушную базу без лишних поисков и лишнего шума.
Правый двигатель снова чихнул.
Я с сожалением посмотрел на приборы. Я сделал все, что мог: подал на мотор самую богатую смесь, полностью открыл створки охлаждения, – одним словом, сделал для него все, что может сделать любящий отец. И теперь у него снова начались неприятности всего лишь после двенадцати минут работы.
Поэтому мы снова перешли в плавное снижение и затем снова его прекратили. Теперь потеря высоты не имела большого значения. Но проведение атаки на бреющем на двух двигателях означало, что удирать придется на одном. И мне не очень нравилась мысль, что придется карабкаться вверх на одном только левом моторе, так как это приведет к его излишней перегрузке. Поэтому нам придется лететь до Пуэрто-Рико над самым морем.
– Есть у вас какие-нибудь соображения о том, где мы можем сесть в Пуэрто-Рико? – спросил я. – Нет каких-либо друзей, имеющих частные посадочные полосы и способных позаботиться о нашей безопасности?
Он задумчиво сказал:
– У меня есть друзья в республике. А что вы думаете относительно посадки в Санто Бартоломео? Естественно, на гражданском аэродроме.
Я совершенно не думал об этом.
– А Хименес планирует его захватить?
– Думаю, нет. Он не представляет особого интереса.
Так я и думал: аэропорт был расположен в пятнадцати милях от города, и если Хименес не организовал воздушных линий поставки боеприпасов, то и не стал бы о нем беспокоиться. Точно также поступили бы и генералы: у них уже был свой собственный аэродром.
Но это все еще была прогулка в глотку тигра в надежде, что он забудет нас проглотить.
– Мы не сможем надежно спрятать "митчелл", – сказал я. – И как только в гражданском аэропорту узнают о нашем рейде...
– Вы же помните, большинство телефонных линий в стране выведено из строя, – напомнил он. – И если я правильно помню Санто Бартоломео, аэропорт очень скоро будет переполнен главными гражданскими чиновниками, неожиданно вспомнившими, что они собирались провести отпуск в Пуэрто-Рико. Там будет просто жуткая давка.
Тут он мог быть прав. Я посмотрел на шкалу высокочастотного диапазона, но там не оказалось указателя частоты гражданского аэропорта Санто Бартоломео. Можно было попытаться отыскать радиомаяк с помощью радиокомпаса, но вероятнее всего в это время он не был включен: на Карибских островах после полуночи никто не летает.
Луис включил собственный радиоприемник, снова начал крутить ручку настройки – и неожиданно в нем зазвучала воинственная музыка. Затем раздался чей-то голос и он прижал приемник к уху.
Просто для того, чтобы что-то сделать, я настроил радиокомпас на маяк в Агуадилье в Пуэрто-Рико, обнаружил, что он работает и определил азимут. Он находился слишком близко от нашего курса, чтобы существенно помочь при определении местоположения, но по крайней мере показывал, что мы не сильно отклонились в сторону.
Потом Луис снова опустил приемник на колени.
– Ну? – спросил я. – Начал Хименес наступление?
Он повернул выключатель приемника и удивленно сказал:
– Не знаю. Но генерал Боско только что провозгласил себя президентом.
Переварив эту новость, я спросил:
– Вы хотите сказать, что военно-воздушные силы свергли армию?
– Похоже, что так. Генерала Кастильо назвали предателем за слишком мягкое обхождение с повстанцами Хименеса. И сказали, что генерал Боско контролирует всю ситуацию.
– Ну, думаю, это только подлило масла в огонь. По – видимому генералы недолюбливали друг друга и мы знаем, как Боско строил военно-воздушные силы: сначала он приобрел реактивные самолеты, потом создал "подразделения по защите аэродромов", как рассказала нам ваша приятельница. Ему были нужны наземные силы, чтобы захватить контроль над городом.
– Верно, верно, но почему он начал наступление именно сегодня ночью?
– Абсолютно по той же причине, что и Хименес: ураган нарушил всю связь. И именно армия застряла в горах, именно армию остановили заблокированные дороги. А военно-воздушные силы находятся рядом с Санто Бартоломео: сегодня ночью Боско предоставилась идеальная возможность. Теперь я понимаю, почему Нэд рисковал и держал "вампиры" там, несмотря на опасность урагана.
– Матерь Божья, – прошептал он. – Теперь мы имеем дело с революцией, у которой три угла.
– Что-нибудь говорили о наступлении Хименеса?
– Нет... но в любом случае этого не станут делать. Они не захотят об этом сообщать. – Он снова прижал приемник к уху.
Я продолжал полет. Была уже почти половина пятого: оставалось восемьдесят миль и тридцать пять минут.
Какое все это имело отношение к нашему предприятию? Ну, это означало, что военно-воздушные силы будут подняты в воздух раньше обычного – но совершенно не обязательно, что они станут рисковать, поднимая "вампиры" до рассвета. Скорее это может заставить их держать "вампиры" на месте чтобы, когда полностью рассветет, совершить несколько шумных полетов на бреющем над городом, чтобы показать жителям, что военно-воздушные силы действительно контролируют ситуацию.
Но у них может возникнуть желание провести разведку, чтобы выяснить, что делает армия; не повернула ли она обратно и не двинулась ли на Санто Бартоломео. Для этого могут использовать полет "вампира", но лучше было бы воспользоваться каким-либо другим самолетом, который мог бы более дольше провисеть над целью. Таким самолетом могла стать одна из их "дакот" или, чтобы их черт побрал, моя "голубка".
Луис снова опустил радиоприемник.
– Они предупредили жителей, чтобы те оставались в домах вне зависимости от того, что они услышат. Это означает, что там идет стрельба. Хименес должен был начать наступление.
– И как вы оцениваете его шансы?
– Не знаю. Ему не удалось захватить радиостанцию. И, видимо, он натолкнулся на вооруженные подразделения военно-воздушных сил. На улицах идет перестрелка.
– Революции всегда кого-то убивают, вам следовало этого ожидать, – сказал я.
– Там Уолт и Джи Би.
Я резко обернулся.
– Что они там делают?
– Вчера вечером они вылетели туда рейсом компании "Панамерикен".
Я изумленно посмотрел на него.
– Чтобы Уитмор смог с триумфом проехаться рядом с Хименесом во время большого парада? И вы позволили Джи Би ехать с ним?
– Друг мой, никто не может позволить девушке вроде Джи Би что-либо делать. Во всяком случае, это была ее идея; она считала, что лучше застать Хименеса в момент победы, когда он будет до слез благодарен... Ведь вы же знаете, почему Уитмор ввязался в это дело?
– Знаю, – мрачно кивнул я. – Но скорее всего их оттуда уже вышвырнули. Вероятнее всего, ВВС арестовали их в тот момент, когда они сходили с трапа самолета.
– Джи Би так не думала. Она считала, что официально нас не выдворят – что это будет временная причуда генерала Боско. А теперь мы знаем, что вчера ВВС были очень заняты, готовясь к сегодняшней ночи. Возможно, у них просто не было времени проверять списки пассажиров.
– Однако я заметил, что вам удалось удержать мисс Хименес.
– Друг мой, члены семьи Хименесов не могут открыто приезжать в республику. По крайней мере сейчас. Это совершенно другое дело.
Я снова взглянул на приборы, обнаружил, что отклонился почти на десять градусов и зло вернул машину на правильный курс.
– Полагаю, Уитмор настоял остановиться в отеле "Американа"? – проворчал я. – Боско мог не проверить списки пассажиров, но он наверняка заметил Уитмора у стойки бара. Ведь это место – практически штаб-квартира ВВС.
– Я знаю, – спокойно сказал он. – Они остановятся в Коломбо, на берегу неподалеку от старого города. Что бы не случилось, старый город останется под контролем Хименеса. Теперь нам следует подумать, изменило ли наступление ВВС программу нашего рейда. – Он взглянул на мой убогий десятиканальный радиопередатчик. – Мне хотелось бы связаться с Хименесом.
– Думаю, все это совершенно не меняет наших задач. "Вампиры" представляют единственный козырь в руках ВВС. Без них...
– Но одновременно они являются единственным средством остановить армейские танки и артиллерию. Если мы позволим ВВС и армии столкнуться и взаимно истощить друг друга...
– Testiculos[31]. Боско дважды сыграет каждой картой в колоде до того, как начать уничтожать танки и орудия. Теперь он – президент; это его танки и орудия, его армия – по крайней мере так он надеется. Он захочет одним ударом разгромить Хименеса.
Луис задумался над этой мыслью.
– Вы думаете, что он может нынче днем и не пустить в ход реактивные самолеты?
– Он может использовать их для атаки с бреющего полета на улицах Санто Бартоломео, если там еще идут бои. Их двадцатимиллиметровые пушки могут разнести дом.
Он кивнул.
– Но это может иметь и обратный эффект: заставит людей перейти на сторону Хименеса, если они увидят, что ВВС...
– А Джи Би могут убить!
Немного погодя он тихо спросил:
– Друг мой, в какой войне вы сражаетесь?
– В той, в которой Джи Би не должна погибнуть.
– Другие же, друг мой, борются за значительно большие объективные цели. Поэтому вы простите меня, если теперь я буду принимать решения.
– Вы можете принимать любые решения. Я намерен уничтожить "вампиры".
– Возможно, я приду к выводу, что это станет наилучшим решением. Но решать буду я.
– Testi...[32] – но в этот момент я увидел блеснувший в свете приборов короткий толстый револьвер.
– Ну-ну-ну, – протянул я. – Так это и есть тот знаменитый змеиный револьвер? Один выстрел – и вам придется сажать эту старую калошу самому – посмотрим, не станет ли это самым большим фиаско года.