Страница:
– Вас зовут Джонатан Пайн, служащий Майстера, «Царицы Нефертити» и проч. Но в настоящее время вы разъезжаете под именем Томаса Ламона, имея добротный канадский паспорт. Есть возражения? Нет возражений.
– Я вернул вам ребенка, вы меня подштопали. Отдайте мой паспорт, я хочу уехать отсюда.
– А между Пайном, работавшим у Майстера, и Ламоном из Канады, не говоря уж о Борегаре, вы были Джеком Линденом из далекого Корнуолла. Вот в этом-то качестве вы и прикончили некоего Альфреда, он же Джамбо Харлоу, австралийского лодочника, подозревавшегося в распространении наркотиков. Свернув ему шею, вы дали деру, прежде чем правосудие вышло на ваш след.
– У плимутской полиции есть ко мне кое-какие вопросы. Больше ничего.
– Между тем Харлоу был вашим деловым партнером, – сказал Коркоран, что-то помечая в блокноте.
– Вроде того.
– Распространение наркотиков, не правда ли, милок? – спросил Коркоран, глядя вверх.
– Чисто коммерческое предприятие.
– Газетные вырезки говорят о другом, и сороки принесли на хвосте нам совсем не это. Джек Линден, он же Пайн, здесь присутствующий, переправил в одиночку груз наркотиков для Харлоу с Нормандских островов в Фалмут – серьезное дельце, как утверждают люди, в этом сведущие. А братец Харлоу, наш партнер, отвез наркотик в Лондон, загнал его и не захотел с нами расплатиться. Мы, естественно, оскорбились? Как же иначе? И поступили так, как поступил бы всякий с нечестным партнером, – кокнули его, и баста. Увы, это не было ювелирно осуществленное оперативное вмешательство, учитывая ваш опыт в указанном направлении, но Харлоу оказал грубое сопротивление. Произошла схватка, из которой вы вышли победителем. И победитель кончил побежденного.
«Будь непроницаем, – советовал Берр. – Тебя там не было. Это были совсем другие парни, он ударил тебя первым, он вынудил тебя. Потом постепенно поддавайся их нажиму, чтобы они думали, что приперли тебя к стенке».
– Нет никаких доказательств. Они нашли немного крови, но ведь тело так и не найдено, – сказал Джонатан. – А сейчас, ради Христа, оставьте меня.
Коркоран, казалось, вообще забыл об этом разговоре. Он с улыбкой уставился в пространство, вроде бы что-то вспоминая и не помышляя ни о чем дурном.
– Вы слышали анекдот о парне, который пришел наниматься в Министерство иностранных дел? «Послушайте, Каррадерс, – сказали ему там, – нам нравится ваша внешность, но мы не можем закрыть глаза на то, что вас привлекали за мужеложство, поджог и изнасилование». Вы действительно не слышали этого анекдота?
Джонатан застонал.
– «Все это очень легко объяснить, – отвечал Каррадерс. – Мне приглянулась девушка, которая никак не соглашалась заняться со мной любовью, поэтому я стукнул ее по голове, изнасиловал, а заодно трахнул и папашу, ну и поджег потом их дом». Должны были слышать.
Джонатан закрыл глаза.
– «Ладно, Каррадерс, – сказали ему в отделе кадров. – Это толковое объяснение. Вот вам совет: держитесь подальше от скромных девушек, не играйте со спичками, ну а теперь поцелуйте нас, и можете приступать к работе».
Коркоран по-настоящему веселился. Жирные складки под подбородком налились кровью и колыхались как студень, от смеха слезы катились по щекам.
– Мне стыдно, – объяснил он, – допекать вас, такого героя, да еще и в кровати. Лучше бы нам сыграть в покер, и я бы уж точно вас обчистил. – Он перешел на высокопарный слог полицейского в суде: – Упомянутый человек должен иметь на правой руке глубокий след! Покажите-ка, – уже совсем иным тоном произнес Коркоран.
Джонатан открыл глаза. Коркоран снова стоял у его кровати. Сигарету он держал высоко и чуть на отлете, как карликовую волшебную палочку. Влажной ладонью схватив правое запястье Джонатана, он внимательно рассматривал широкий закругляющийся шрам на тыльной стороне руки.
– О Боже, – сказал Коркоран. – Во время бритья так не порежешься.
Джонатан выдернул руку.
– Он полез на меня с ножом. Я не знал, что у него нож. Он носил его в кармане на икре ноги. Я спросил, что за груз находится в лодке. Тогда я уже все знал. Просто догадался. Здоровый мужик, вряд ли я бы мог сбить его с ног, поэтому я схватил его за глотку.
– Адамово яблоко, не так ли? Вы соображаете, старина. Приятно думать, что пребывание в Ирландии пошло кому-то на пользу. Полагаю, это был не ваш нож? Хотя у вас, кажется, есть некоторое пристрастие к ножам, не правда ли?
– Это был его нож. Я же сказал.
– А кому, по-вашему, Харлоу поставлял наркотики?
– Не имею понятия. Ни малейшего. Мне предназначалась только роль матроса. Послушайте, уйдите. Приставайте какому-нибудь другому.
– Толкач. Так мы это называем.
Джонатан решил перейти в атаку:
– Кто это «мы»? Вы и Роупер? Значит, вы тоже торговцы наркотиками? Отлично. В чудном местечке я оказался.
Он откинулся на подушки, ожидая реакции Коркорана. Она оказалась столь яростной, что застала Джонатана врасплох. С необыкновенной прытью майор подскочил к кровати больного и с силой ухватил его за волосы.
– Дорогуша, – укоризненно прошипел он. – Мальчики в вашем положении стараются выбирать выражения. Мы компания «Айронбрэнд. Газ, электричество и кокс» в Нассау. В первом списке на Нобелевскую премию по респектабельности. Вот ты, дружок, кто ты на самом деле – вопрос!
Наконец его рука выпустила волосы Джонатана. Он лежал не шевелясь, с сильно бьющимся сердцем.
– Харлоу сказал, что это работа по возвращению собственности, – хрипло проговорил он. – Кто-то, кому он продал лодку в Австралии, не пожелал расплатиться. Поэтому Джамбо с помощью дружков выследил эту лодку до Нормандских островов. По уговору я ее переправляю в Плимут, мы ее загоняем– и все шито-крыто. Тогда я принял все за чистую монету, дурак, конечно, что доверился ему.
– А что же, дорогуша, мы сделали с телом? – дружелюбно поинтересовался Коркоран, опять расположившийся в кресле. – Конечно, бросили, как водится, в оловянный рудник?
«Измени ритм беседы. Пусть подождет. Побольше безнадежности в голосе».
– Почему вы просто не вызовете полицию, не выдадите меня, не посадите в тюрьму? – спросил Джонатан.
Коркоран снял с колена чернильницу, служившую ему пепельницей, и взял кожаную папку армейского образца, в которой, кажется, находились только факсы.
– Ну а Майстер? В чем этот провинился? – поинтересовался он.
– Майстер меня ограбил.
– Бедная овечка! Невезучий человечек. Но как?
– Все другие служащие получали деньги за обслуживание. Была разнарядка, кому сколько полагается по должности и стажу работы. Набегало порядочно каждый месяц, даже у новичков. Майстер заявил мне, что не обязан платить иностранцам. Потом я узнал, что всем другим иностранцам он платил.
– Поэтому ты взял свое из сейфа. Что ж, ему здоровоповезло, его ты оставил в живых и даже не пощекотал перочинным ножичком.
– Я выполнял для него сверхурочную работу. Днем. В свой выходной проводил инвентаризацию марочных вин. И ничего за это не получал. Он не заплатил мне даже тогда, когда я возил его гостей кататься на озеро. Он заработал на них состояние и не дал мне ни цента.
– Мы покинули Каир немного в спешке, как рассказывают. И никто толком не понял почему. Никакого намека на нечистую игру. Ни пятнышка на нашей совести в отношении «Царицы Нефертити». Или, возможно, они нас так и не раскусили?
Джонатан был подготовлен. Вместе с Берром они придумали историю.
– У меня была связь с женщиной. Замужней женщиной.
– Как ее звали?
«Придерживайся своей линии», – учил Берр.
– Вам это знать не обязательно.
– Фифи, Луду? Мадам Тутанхамон? Нет? Хотя она могла бы позаимствовать одно из твоих имен? – Коркоран лениво перелистывал свои факсы. – А как насчет хорошего доктора? Его как зовут?
– Марти.
– Нет, не этого доктора, дурашка.
– Тогда какого? Что еще за чертов доктор? Как это все понимать, Коркоран? Меня что, судят за спасение Дэниэла? Куда вы клоните?
На сей раз Коркоран терпеливо ждал, чтобы гроза миновала.
– Речь идет о том враче, который сшил тебе руку в «Скорой помощи».
– Я не знаю, как его звали. Он был там практикантом.
– Белый интерн?
– Желтый. Индиец или пакистанец.
– А как мы попали в больницу? С перерезанным запястьем?
– Обмотал руку парой салфеток и доехал на джипе Харлоу.
– Управляя левой?
– Да.
– Нет сомнения в том, что на этой же машине вы перевозили тело. Полиция нашла следы вашей крови. Но, по-видимому, там был коктейль. Кровь Джамбо тоже.
В ожидании ответа Коркоран деловито делал для себя какие-то пометки.
– Переправьте меня в Нассау, – попросил Джонатан. – Я не сделал вам ничего дурного. Вы бы никогда ничего не узнали про меня, если бы я так по-дурацки не повел себя у Лоу. Мне от вас ничего не нужно, я ничего не прошу. Деньги мне не нужны. И благодарности тоже. Как и ваше одобрение. Дайте мне уехать.
Коркоран жевал сигарету, перелистывая бумажки, лежащие у него на коленях.
– А не перейти ли нам для разнообразия к Ирландии? – спросил он, как будто Ирландия была какой-то игрой, за которой коротают дождливый вечер. – Два старых солдата вспоминают времена минувшие. Что может быть приятнее?
«Когда дело дойдет до реальных событий, побольше путайся, потом сам же исправляй себя, – наставлял его Берр. – Пусть они думают, что вот тут ты врешь».
Была середина ночи. Он лежал, вытянувшись на подстилке у двери с ночником и грудой порнографических журналов у изголовья.
– Сделал кому? – переспросил Джонатан.
– Ну, тому типу, который одолжил Дэниэла на вечер. Он визжал как резаная свинья там, на кухне. Должно быть, было слышно в Майами.
– Наверное, сломал ему руку.
– Сломал? Я думаю, ты ему ее просто медленно откручивал против резьбы. Ты что, увлекаешься этими японскими приемчиками?
– Я просто схватил ее и сжал, – пояснил Джонатан.
– И она разлетелась на кусочки, – понимающе заметил Фриски. – Случается у очень умелых.
«Самые опасные минуты наступают тогда, когда ты чувствуешь потребность в друге», – говорил Берр.
После чего Коркоран пожелал услышать о его подвигах в «Шато Бабетта», которые Джонатан описал, старательно избегая упоминать имя Ивонны. Оказалось, что Коркоран наслышан и об этом.
– А как ты, мой милый, бросил якорь у Мама Лоу? – спросил Коркоран, зажигая еще одну сигарету. – Это уже в течение многих лет любимое местечко шефа.
– Решил где-нибудь переждать несколько недель.
– Имеешь в виду – спрятаться?
– Я работал на яхте в Мейне.
– Главным поваром и мойщиком бутылок?
– Мажордомом.
Во время паузы Коркоран рылся в своих факсах.
– И?
– Схватил простуду и вынужден был остаться на берегу. Провалялся в отеле в Бостоне, потом позвонил Билли Борну в Ньюпорт. Билли устраивает меня на работу. Ну, Билли и сказал: почему бы не поработать несколько месяцев у Лоу, отдохнуть на одних обедах?
Коркоран послюнявил палец и выудил из вороха бумаг то, что он искал.
– Ради Бога, – пробормотал Джонатан, словно моля о сне.
– Ну а это судно, где ты захворал, мой милый. Это была яхта «Лолита», урожденная «Персефона», построенная в Голландии. Хозяин – известный шоумен Никос Ассеркалиан, богохульник и мошенник. Аляповатая громадина. Не Никос, он – карлик.
– Я его никогда не видел, нас зафрахтовали.
– Кто, мой милый?
– Четыре дантиста из Калифорнии с дамами.
Джонатан решился даже воспроизвести парочку имен, которые Коркоран тут же занес в свой замусоленный дешевенький блокнотик, разгладив его предварительно на своем боку.
– Веселые были ребята? Умели посмеяться?
– Они не сделали мне ничего дурного.
– Может быть, ты им сделал? – мило предположил Коркоран. – Ограбил, свернул шею или пощекотал перышком?
– Безусловно, – сказал Джонатан. – А теперь убирайся.
На этот раз Коркоран счел возможным уступить требованию Джонатана. Он собрал свои бумажки, вытряхнул пепельницу в корзину для бумаг, страшно суетясь при этом. Он пристально осмотрел себя в зеркале, гримасничая и пытаясь пригладить волосы руками, без всякого успеха, впрочем.
– Все слишком хорошо получается, дорогуша, – заявил Коркоран.
– Что именно?
– В твоей истории. Не знаю отчего. Не знаю как, не знаю где. С тобой я чувствую себя каким-то монстром. – Он еще раз немилосердно потянул себя за волосы. – Но я и есть монстр. Этакий малолетний дикарь среди взрослых. А ты стараешьсябыть монстром. – Он зашел в уборную. – Тэбби принес одежду, между прочим, – крикнул Коркоран из-за открытой двери. – Разумеется, ничего особенно будоражащего, но она поможет нам прикрыть наготу, пока не открылось наше гнусное нутро. – Он снова возник в комнате. – Будь моя воля, я бы тебя поджарил, ей-богу, – признался он, застегивая «молнию», – ты бы у меня повисел вниз головой, пока правда сама бы не выскочила. Нельзя, впрочем, иметь в жизни сразу все. Привет.
– Что такое греческая урна?
– Горшок. Кувшин. Художественное изделие древних греков.
– Пятьдесят долларов в неделю. А что будет в мозгу у черепахи, если ее переедет «мерседес»?
– Медленная музыка?
– Панцирь. Корки говорил с Роупером по телефону. Сказал, что сделал все что мог. Или ты ангельски чист, или самый большой мошенник в мире.
– Когда они возвращаются?
– На рассвете. Роупер всегда летает на рассвете. Они говорили о том, что ты под вопросом.
– С Джед?
– Джед ездит верхом на Саре. Она всегда ездит на Саре, как только возвращается. Сара чует ее и приходит в ярость, если Джед не приходит. Роупер говорит, что они пара лесбиянок. Кто такие лесбиянки?
– Женщины, которые любят женщин.
– Роупер говорил с Сэнди Лэнгборном о тебе, когда был на Кюрасао. Никто не обсуждает тебя по телефону. Ничего о Томасе до последующих указаний. Приказ шефа.
– Может быть, тебе не стоит так много подслушивать. Ты ведь совсем измотаешься.
Дэниэл выгнул спину, вскинул голову и выкрикнул:
– Я не подслушиваю. Это нечестно! И не пытаюсь даже! Мне просто слышно! Корки говорит, ты опасная загадка – вот и все! Но это не так! Я знаю, это не так! Я люблю тебя! Роупер хочет сам тебя прощупать и убедиться!
– Ты знаешь лучший способ заставить кого-нибудь говорить, Томми? – спросил его Тэбби со своей подстилки у двери. – Самый надежный. Сто процентов гарантии. Без проколов. Лечение шипучкой. Закрой ему рот, так чтобы он мог дышать только носом. Возьми воронку и вливай шипучку в нос. Эффект потрясающий. Мозги будто закипают. Дьявольски сильно действует.
Неуверенно шагая рядом с Коркораном по гравиевой площадке Кристалла, Джонатан припомнил, как его немецкая тетушка Моника вела его за руку через двор Бэкингемского дворца, где они должны были получить медаль его покойного отца. «В чем смысл награды, если человека больше нет в живых, – думал он. – В чем смысл учебы для живого?»
Коренастый чернокожий слуга в зеленом жилете и черных брюках открыл им дверь. Представительный черный дворецкий, одетый в полосатый хлопчатобумажный жилет, встретил их на пороге.
– Мы к шефу, Исаак, – сказал Коркоран. – Доктор Джекилл и господин Хайд. Нас ждут.
В гигантском холле их шаги отдавались эхом, как в церкви. Мраморная лестница с золочеными перилами устремлялась вверх к куполу, делая на своем пути к нарисованным голубым небесам три поворота. Мрамор, по которому они шли, был розового цвета, и солнечные лучи, преломляясь, играли на нем радужными отсветами. Две фигуры египетских воинов в человеческий рост охраняли резную каменную арку. Они вошли в нее и оказались в галерее, главным украшением которой была золотая голова бога солнца Ра. Греческие торсы, мраморные головы, руки, урны и каменные плиты с иероглифами стояли или лежали в тщательно продуманном беспорядке. По стенам были расставлены отделанные бронзой шкафы с фигурками из камня, металла, золота. Выведенные печатными буквами надписи извещали об их происхождении: Западная Африка, Перу, доколумбова Америка, Камбоджа, минойская цивилизация, Россия, Рим, а в одном случае – просто Нил.
«Он крадет», – говорил Берр.
«Фрэдди обычно сбывает ему краденые древности», – сообщила Софи.
«Роупер сам хочет тебя прощупать», – сказал Дэниэл.
Они вошли в библиотеку. Кожаные корешки книг закрывали все стены от пола до потолка. Тут же одиноко стояла передвижная витая лесенка.
Они вошли в темный коридор между сводчатыми казематами. По сторонам то тут, то там высвечивались древние мечи, пики и булавы, фигуры в латах на деревянных конях, мушкеты, алебарды, пушечные ядра, позеленевшие от долгого пребывания в воде пушки с налипшими на них ракушками.
Они прошли биллиардную и оказались во второй, жилой половине дома. Мраморные колонны поддерживали современный навесной потолок. Колонны отражались в выложенном голубым кафелем бассейне, окруженном обширным мраморным вестибюлем. На стенах висели импрессионистские полотна, изображающие фрукты, поля и обнаженных женщин. Неужели это настоящий Гоген? На мраморной скамье двое молодых людей в рубашках с короткими рукавами и широких мешковатых брюках по моде двадцатых годов деловито беседовали над раскрытыми кейсами.
– Корки, привет, как дела? – манерно произнес один из них.
– Чудно, – ответил Коркоран.
Они приблизились к высоким дверям из полированной бронзы. Перед ними на привратницком стуле с высокой спинкой восседал Фриски. Из дверей вышла немолодая женщина в белой блузке, держа корзину на короткой ручке. Фриски вытянул ногу, будто ставя подножку.
– Ой ты, дурачок, – весело сказала женщина.
Двери снова закрылись.
– Да это же майор! – вскричал Фриски, притворяясь до последней минуты, что не заметил их появления. – Как мы сегодня себя чувствуем, сэр? Привет, Томми. В форме? Тогда хорошо.
– Звякни, – сказал Коркоран.
Фриски снял со стены внутренний телефон и набрал номер. Двери открылись автоматически. Перед взором Джонатана предстала такая просторная, обставленная столь необычно, залитая таким ярким светом и пересеченная такими черными тенями комната, что ему показалось, он не вошел, а вплыл в нее. За длинным рядом окон со слегка затемненными стеклами была видна терраса с оригинальными белыми столиками под белыми зонтами. За ними открывался вид на изумрудную лагуну, окаймленную узкой полоской песка и темными рифами. За лагуной вздымалось и голубело открытое море.
Великолепие комнаты в первое мгновение целиком захватило Джонатана. Ее обитатели, если таковые были, затерялись где-то между светом и тенью. Когда Коркоран ввел его вглубь, он заметил вертящийся блестящий стол, инкрустированный черепахой и медью, и за ним резной трон, убранный роскошными старинными коврами. Рядом со столом, в бамбуковом пляжном кресле с широкими подлокотниками и подставкой для ног, сидел самый страшный человек в мире, одетый в светло-синюю рубашку с короткими рукавами и монограммой на кармане, белые парусиновые брюки и мягкие туфли. Ноги скрещены, на носу полулинзовые очки для чтения. Он просматривал какую-то папку в кожаном переплете и все с той же монограммой на корешке. Читая, он улыбался, потому что улыбался он почти всегда. Рядом с ним стояла секретарша, напоминавшая как две капли воды только что вышедшую отсюда женщину.
– Пусть меня не беспокоят, Фриски, – приказал удивительно знакомый голос. Он захлопнул папку и передал ее секретарше. – На террасу никого не пускать. Кто это так тарахтит в бухте?
– Это Талбот, шеф, – ответил сзади Исаак. – Ставит подвесной мотор.
– Велите отставить. Коркс, принеси немного шампанского. О, черт побери, да это же Пайн. Входите, входите. Здорово, в самом деле здорово.
Он поднялся на ноги, очки комично сползли на самый кончик носа. Схватив Джонатана за руку, он подтянул его к себе так же близко, как тогда у Майстера, и, хмурясь, стал внимательно разглядывать через очки. Потом осторожно приблизил ладони к его щекам, как будто собираясь пошлепать по ним. Держа руки у самого лица Джонатана, так что тот кожей ощущал их тепло, Роупер осмотрел его со всех сторон, придвинувшись почти вплотную.
– Просто замечательно, – наконец произнес он удовлетворенно. – Превосходно сработано, Пайн, превосходно, доктор Марта. Деньги потрачены не зря. Простите, что отсутствовал, когда вы приехали. Мне нужно было загнать пару ферм. Когда же было тяжелее всего? – Он оглянулся, ища глазами Коркорана, который, осторожно двигаясь по мраморному полу, приближался с подносом, на котором стояли три матовых серебряных кубка.
– После операции, – сказал Джонатан. – Ощущение как у дантиста, но только раз в десять сильнее.
– Тише. Это самое лучшее место.
Сбитый с толку беспорядочной манерой Роупера вести беседу, Джонатан вначале вовсе не уловил музыки. Но когда рука Роупера поднялась, призывая к тишине, он услышал, как Паваротти вытягивает последнюю ноту «La donna e mobile» [37]. Все трое не двигались, пока музыка не затихла. Потом Роупер взял стакан и отпил из него.
– Боже, он изумителен. Всегда слушаю по воскресеньям. Никогда не пропускаю, правда, Коркс? За удачу. Спасибо.
– За удачу, – повторил Джонатан и тоже выпил. В этот момент доносившееся издалека тарахтение мотора прекратилось. Наступила полная тишина. Взгляд Роупера упал на шрам на правом запястье Джонатана.
– Сколько человек будет к ленчу, Коркс?
– Восемнадцать. Возможно, двадцать, шеф.
– Винцеттис будет? Что-то не слышно его самолета. Он летает на чешском двухмоторном.
– Собирался, шеф.
– Скажи Джед, что нужны карточки с именами. И хорошие салфетки. И никаких пестрых бумажек. Поймай Винцеттиса, пусть скажет «да» или «нет». Пауль справился с теми ста тридцатью?
– Ждем, шеф.
– Пусть поторопится, или нужда отпадет. Пожалуйста, Пайн, садитесь. Нет, не там, а вот здесь, чтобы я мог вас видеть. Апо передал вариант последней поправки?
– В вашей папке.
– Великолепный парень, – заметил Роупер, когда Коркоран вышел.
– Уверен, что так, – вежливо согласился Джонатан.
– Любит услужить, – произнес Роупер, бросив на Джонатана взгляд, каким обмениваются в подобных случаях нормальные мужчины.
– Скажите мне, чего вы хотите?
– Я хотел бы вернуться обратно к Лоу, если можно. Когда это удобно. Было бы чудесно долететь до Нассау. А там я сам доберусь.
– Я имел в виду не это. В более широком смысле. Вообще в жизни? Каковы ваши планы?
– У меня их нет. Я живу настоящим. Плыву по течению. Провожу время.
– Нет, это неоткровенно. Я не верю. Вы так же, как и я, никогда в жизни не расслаблялись. Впрочем, я пытался. Немного играл в гольф, плавал, немного того-cero. Но мотор всегда работал. Без холостых оборотов. Как и ваш. Чем вы мне и нравитесь.
Он все время улыбался. Как, впрочем, и сам Джонатан, который одновременно пытался сообразить, что позволило Роуперу прийти к такому выводу.
– Ну, если вы так считаете.
– Кулинария. Альпинизм. Лодочный спорт. Живопись. Военная служба. Женитьба. Изучение языков. Развод. Девушка в Каире, девушка на Корнуолле, девушка в Канаде. Убийство австралийского торговца наркотиками. После всего этого вы хотите, чтобы я поверил, что у вас нет цели в жизни. Зачем вы это сделали?
– Сделал что?
Джонатан никогда не позволял себе думать об обаянии Роупера. Общаясь с человеком, Роупер давал понять, что тот может сказать ему все что угодно, не рискуя согнать с его лица улыбку.
– Выручили старину Дэниэла. Одному парню вы когда-то свернули голову, а моего спасли. Вы обокрали Майстера, а почему не меня? Почему вы не просите денег? – Он говорил тоном обманутого, почти оскорбленного человека. – Я заплачу вам. Не важно, что вы там натворили, главное – вы спасли Дэниэла. Когда дело касается мальчика, моя щедрость безгранична.
– Я сделал это не ради денег. Вы меня заштопали. Ухаживали за мной. Были ко мне добры. Я просто уеду.
– Какими языками вы владеете? – спросил Роупер, взяв в руки лист бумаги, просматривая и откладывая его в сторону.
– Французским. Немецким. Испанским.
– Дураки эти лингвисты. Нечего им сказать на одном языке, так они учат другой, чтобы и на нем ничего путного не сказать. А арабский?
– Нет.
– Почему? Вы были там достаточно долго.
– Только отдельные фразы. Элементарные вещи.
– Надо было вступить в связь с арабской женщиной. Может, вы так и поступили? Вы случайно не знали Фрэдди Хамида, когда были там? Он мой друг. Может быть, немного диковат. Его семья владеет заведением, где вы работали. Держит лошадей.
– Он входил в правление гостиницы.
– По мнению Фрэдди, вы совершенный монах. Образец безукоризненного поведения. Как вы там оказались?
– Случайно. Прочитал объявление на доске в школе по обслуживанию, как раз в день окончания. Мне всегда хотелось посмотреть Ближний Восток, вот я и подал заявление.
– Я вернул вам ребенка, вы меня подштопали. Отдайте мой паспорт, я хочу уехать отсюда.
– А между Пайном, работавшим у Майстера, и Ламоном из Канады, не говоря уж о Борегаре, вы были Джеком Линденом из далекого Корнуолла. Вот в этом-то качестве вы и прикончили некоего Альфреда, он же Джамбо Харлоу, австралийского лодочника, подозревавшегося в распространении наркотиков. Свернув ему шею, вы дали деру, прежде чем правосудие вышло на ваш след.
– У плимутской полиции есть ко мне кое-какие вопросы. Больше ничего.
– Между тем Харлоу был вашим деловым партнером, – сказал Коркоран, что-то помечая в блокноте.
– Вроде того.
– Распространение наркотиков, не правда ли, милок? – спросил Коркоран, глядя вверх.
– Чисто коммерческое предприятие.
– Газетные вырезки говорят о другом, и сороки принесли на хвосте нам совсем не это. Джек Линден, он же Пайн, здесь присутствующий, переправил в одиночку груз наркотиков для Харлоу с Нормандских островов в Фалмут – серьезное дельце, как утверждают люди, в этом сведущие. А братец Харлоу, наш партнер, отвез наркотик в Лондон, загнал его и не захотел с нами расплатиться. Мы, естественно, оскорбились? Как же иначе? И поступили так, как поступил бы всякий с нечестным партнером, – кокнули его, и баста. Увы, это не было ювелирно осуществленное оперативное вмешательство, учитывая ваш опыт в указанном направлении, но Харлоу оказал грубое сопротивление. Произошла схватка, из которой вы вышли победителем. И победитель кончил побежденного.
«Будь непроницаем, – советовал Берр. – Тебя там не было. Это были совсем другие парни, он ударил тебя первым, он вынудил тебя. Потом постепенно поддавайся их нажиму, чтобы они думали, что приперли тебя к стенке».
– Нет никаких доказательств. Они нашли немного крови, но ведь тело так и не найдено, – сказал Джонатан. – А сейчас, ради Христа, оставьте меня.
Коркоран, казалось, вообще забыл об этом разговоре. Он с улыбкой уставился в пространство, вроде бы что-то вспоминая и не помышляя ни о чем дурном.
– Вы слышали анекдот о парне, который пришел наниматься в Министерство иностранных дел? «Послушайте, Каррадерс, – сказали ему там, – нам нравится ваша внешность, но мы не можем закрыть глаза на то, что вас привлекали за мужеложство, поджог и изнасилование». Вы действительно не слышали этого анекдота?
Джонатан застонал.
– «Все это очень легко объяснить, – отвечал Каррадерс. – Мне приглянулась девушка, которая никак не соглашалась заняться со мной любовью, поэтому я стукнул ее по голове, изнасиловал, а заодно трахнул и папашу, ну и поджег потом их дом». Должны были слышать.
Джонатан закрыл глаза.
– «Ладно, Каррадерс, – сказали ему в отделе кадров. – Это толковое объяснение. Вот вам совет: держитесь подальше от скромных девушек, не играйте со спичками, ну а теперь поцелуйте нас, и можете приступать к работе».
Коркоран по-настоящему веселился. Жирные складки под подбородком налились кровью и колыхались как студень, от смеха слезы катились по щекам.
– Мне стыдно, – объяснил он, – допекать вас, такого героя, да еще и в кровати. Лучше бы нам сыграть в покер, и я бы уж точно вас обчистил. – Он перешел на высокопарный слог полицейского в суде: – Упомянутый человек должен иметь на правой руке глубокий след! Покажите-ка, – уже совсем иным тоном произнес Коркоран.
Джонатан открыл глаза. Коркоран снова стоял у его кровати. Сигарету он держал высоко и чуть на отлете, как карликовую волшебную палочку. Влажной ладонью схватив правое запястье Джонатана, он внимательно рассматривал широкий закругляющийся шрам на тыльной стороне руки.
– О Боже, – сказал Коркоран. – Во время бритья так не порежешься.
Джонатан выдернул руку.
– Он полез на меня с ножом. Я не знал, что у него нож. Он носил его в кармане на икре ноги. Я спросил, что за груз находится в лодке. Тогда я уже все знал. Просто догадался. Здоровый мужик, вряд ли я бы мог сбить его с ног, поэтому я схватил его за глотку.
– Адамово яблоко, не так ли? Вы соображаете, старина. Приятно думать, что пребывание в Ирландии пошло кому-то на пользу. Полагаю, это был не ваш нож? Хотя у вас, кажется, есть некоторое пристрастие к ножам, не правда ли?
– Это был его нож. Я же сказал.
– А кому, по-вашему, Харлоу поставлял наркотики?
– Не имею понятия. Ни малейшего. Мне предназначалась только роль матроса. Послушайте, уйдите. Приставайте какому-нибудь другому.
– Толкач. Так мы это называем.
Джонатан решил перейти в атаку:
– Кто это «мы»? Вы и Роупер? Значит, вы тоже торговцы наркотиками? Отлично. В чудном местечке я оказался.
Он откинулся на подушки, ожидая реакции Коркорана. Она оказалась столь яростной, что застала Джонатана врасплох. С необыкновенной прытью майор подскочил к кровати больного и с силой ухватил его за волосы.
– Дорогуша, – укоризненно прошипел он. – Мальчики в вашем положении стараются выбирать выражения. Мы компания «Айронбрэнд. Газ, электричество и кокс» в Нассау. В первом списке на Нобелевскую премию по респектабельности. Вот ты, дружок, кто ты на самом деле – вопрос!
Наконец его рука выпустила волосы Джонатана. Он лежал не шевелясь, с сильно бьющимся сердцем.
– Харлоу сказал, что это работа по возвращению собственности, – хрипло проговорил он. – Кто-то, кому он продал лодку в Австралии, не пожелал расплатиться. Поэтому Джамбо с помощью дружков выследил эту лодку до Нормандских островов. По уговору я ее переправляю в Плимут, мы ее загоняем– и все шито-крыто. Тогда я принял все за чистую монету, дурак, конечно, что доверился ему.
– А что же, дорогуша, мы сделали с телом? – дружелюбно поинтересовался Коркоран, опять расположившийся в кресле. – Конечно, бросили, как водится, в оловянный рудник?
«Измени ритм беседы. Пусть подождет. Побольше безнадежности в голосе».
– Почему вы просто не вызовете полицию, не выдадите меня, не посадите в тюрьму? – спросил Джонатан.
Коркоран снял с колена чернильницу, служившую ему пепельницей, и взял кожаную папку армейского образца, в которой, кажется, находились только факсы.
– Ну а Майстер? В чем этот провинился? – поинтересовался он.
– Майстер меня ограбил.
– Бедная овечка! Невезучий человечек. Но как?
– Все другие служащие получали деньги за обслуживание. Была разнарядка, кому сколько полагается по должности и стажу работы. Набегало порядочно каждый месяц, даже у новичков. Майстер заявил мне, что не обязан платить иностранцам. Потом я узнал, что всем другим иностранцам он платил.
– Поэтому ты взял свое из сейфа. Что ж, ему здоровоповезло, его ты оставил в живых и даже не пощекотал перочинным ножичком.
– Я выполнял для него сверхурочную работу. Днем. В свой выходной проводил инвентаризацию марочных вин. И ничего за это не получал. Он не заплатил мне даже тогда, когда я возил его гостей кататься на озеро. Он заработал на них состояние и не дал мне ни цента.
– Мы покинули Каир немного в спешке, как рассказывают. И никто толком не понял почему. Никакого намека на нечистую игру. Ни пятнышка на нашей совести в отношении «Царицы Нефертити». Или, возможно, они нас так и не раскусили?
Джонатан был подготовлен. Вместе с Берром они придумали историю.
– У меня была связь с женщиной. Замужней женщиной.
– Как ее звали?
«Придерживайся своей линии», – учил Берр.
– Вам это знать не обязательно.
– Фифи, Луду? Мадам Тутанхамон? Нет? Хотя она могла бы позаимствовать одно из твоих имен? – Коркоран лениво перелистывал свои факсы. – А как насчет хорошего доктора? Его как зовут?
– Марти.
– Нет, не этого доктора, дурашка.
– Тогда какого? Что еще за чертов доктор? Как это все понимать, Коркоран? Меня что, судят за спасение Дэниэла? Куда вы клоните?
На сей раз Коркоран терпеливо ждал, чтобы гроза миновала.
– Речь идет о том враче, который сшил тебе руку в «Скорой помощи».
– Я не знаю, как его звали. Он был там практикантом.
– Белый интерн?
– Желтый. Индиец или пакистанец.
– А как мы попали в больницу? С перерезанным запястьем?
– Обмотал руку парой салфеток и доехал на джипе Харлоу.
– Управляя левой?
– Да.
– Нет сомнения в том, что на этой же машине вы перевозили тело. Полиция нашла следы вашей крови. Но, по-видимому, там был коктейль. Кровь Джамбо тоже.
В ожидании ответа Коркоран деловито делал для себя какие-то пометки.
– Переправьте меня в Нассау, – попросил Джонатан. – Я не сделал вам ничего дурного. Вы бы никогда ничего не узнали про меня, если бы я так по-дурацки не повел себя у Лоу. Мне от вас ничего не нужно, я ничего не прошу. Деньги мне не нужны. И благодарности тоже. Как и ваше одобрение. Дайте мне уехать.
Коркоран жевал сигарету, перелистывая бумажки, лежащие у него на коленях.
– А не перейти ли нам для разнообразия к Ирландии? – спросил он, как будто Ирландия была какой-то игрой, за которой коротают дождливый вечер. – Два старых солдата вспоминают времена минувшие. Что может быть приятнее?
«Когда дело дойдет до реальных событий, побольше путайся, потом сам же исправляй себя, – наставлял его Берр. – Пусть они думают, что вот тут ты врешь».
* * *
– Что ты ему сделал? – спросил Фриски с профессиональным любопытством.Была середина ночи. Он лежал, вытянувшись на подстилке у двери с ночником и грудой порнографических журналов у изголовья.
– Сделал кому? – переспросил Джонатан.
– Ну, тому типу, который одолжил Дэниэла на вечер. Он визжал как резаная свинья там, на кухне. Должно быть, было слышно в Майами.
– Наверное, сломал ему руку.
– Сломал? Я думаю, ты ему ее просто медленно откручивал против резьбы. Ты что, увлекаешься этими японскими приемчиками?
– Я просто схватил ее и сжал, – пояснил Джонатан.
– И она разлетелась на кусочки, – понимающе заметил Фриски. – Случается у очень умелых.
«Самые опасные минуты наступают тогда, когда ты чувствуешь потребность в друге», – говорил Берр.
* * *
После Ирландии они обратились к периоду, который Коркоран именовал «восхождением по лакейской лестнице», – времени обучения Джонатана в колледже кулинаров, потом службы в качестве помощника шеф-повара, затем в качестве шеф-повара и, наконец, в должности гостиничного администратора.После чего Коркоран пожелал услышать о его подвигах в «Шато Бабетта», которые Джонатан описал, старательно избегая упоминать имя Ивонны. Оказалось, что Коркоран наслышан и об этом.
– А как ты, мой милый, бросил якорь у Мама Лоу? – спросил Коркоран, зажигая еще одну сигарету. – Это уже в течение многих лет любимое местечко шефа.
– Решил где-нибудь переждать несколько недель.
– Имеешь в виду – спрятаться?
– Я работал на яхте в Мейне.
– Главным поваром и мойщиком бутылок?
– Мажордомом.
Во время паузы Коркоран рылся в своих факсах.
– И?
– Схватил простуду и вынужден был остаться на берегу. Провалялся в отеле в Бостоне, потом позвонил Билли Борну в Ньюпорт. Билли устраивает меня на работу. Ну, Билли и сказал: почему бы не поработать несколько месяцев у Лоу, отдохнуть на одних обедах?
Коркоран послюнявил палец и выудил из вороха бумаг то, что он искал.
– Ради Бога, – пробормотал Джонатан, словно моля о сне.
– Ну а это судно, где ты захворал, мой милый. Это была яхта «Лолита», урожденная «Персефона», построенная в Голландии. Хозяин – известный шоумен Никос Ассеркалиан, богохульник и мошенник. Аляповатая громадина. Не Никос, он – карлик.
– Я его никогда не видел, нас зафрахтовали.
– Кто, мой милый?
– Четыре дантиста из Калифорнии с дамами.
Джонатан решился даже воспроизвести парочку имен, которые Коркоран тут же занес в свой замусоленный дешевенький блокнотик, разгладив его предварительно на своем боку.
– Веселые были ребята? Умели посмеяться?
– Они не сделали мне ничего дурного.
– Может быть, ты им сделал? – мило предположил Коркоран. – Ограбил, свернул шею или пощекотал перышком?
– Безусловно, – сказал Джонатан. – А теперь убирайся.
На этот раз Коркоран счел возможным уступить требованию Джонатана. Он собрал свои бумажки, вытряхнул пепельницу в корзину для бумаг, страшно суетясь при этом. Он пристально осмотрел себя в зеркале, гримасничая и пытаясь пригладить волосы руками, без всякого успеха, впрочем.
– Все слишком хорошо получается, дорогуша, – заявил Коркоран.
– Что именно?
– В твоей истории. Не знаю отчего. Не знаю как, не знаю где. С тобой я чувствую себя каким-то монстром. – Он еще раз немилосердно потянул себя за волосы. – Но я и есть монстр. Этакий малолетний дикарь среди взрослых. А ты стараешьсябыть монстром. – Он зашел в уборную. – Тэбби принес одежду, между прочим, – крикнул Коркоран из-за открытой двери. – Разумеется, ничего особенно будоражащего, но она поможет нам прикрыть наготу, пока не открылось наше гнусное нутро. – Он снова возник в комнате. – Будь моя воля, я бы тебя поджарил, ей-богу, – признался он, застегивая «молнию», – ты бы у меня повисел вниз головой, пока правда сама бы не выскочила. Нельзя, впрочем, иметь в жизни сразу все. Привет.
* * *
На следующий день Дэниэлу пришло в голову, что Джонатан нуждается в каком-то развлечении.– Что такое греческая урна?
– Горшок. Кувшин. Художественное изделие древних греков.
– Пятьдесят долларов в неделю. А что будет в мозгу у черепахи, если ее переедет «мерседес»?
– Медленная музыка?
– Панцирь. Корки говорил с Роупером по телефону. Сказал, что сделал все что мог. Или ты ангельски чист, или самый большой мошенник в мире.
– Когда они возвращаются?
– На рассвете. Роупер всегда летает на рассвете. Они говорили о том, что ты под вопросом.
– С Джед?
– Джед ездит верхом на Саре. Она всегда ездит на Саре, как только возвращается. Сара чует ее и приходит в ярость, если Джед не приходит. Роупер говорит, что они пара лесбиянок. Кто такие лесбиянки?
– Женщины, которые любят женщин.
– Роупер говорил с Сэнди Лэнгборном о тебе, когда был на Кюрасао. Никто не обсуждает тебя по телефону. Ничего о Томасе до последующих указаний. Приказ шефа.
– Может быть, тебе не стоит так много подслушивать. Ты ведь совсем измотаешься.
Дэниэл выгнул спину, вскинул голову и выкрикнул:
– Я не подслушиваю. Это нечестно! И не пытаюсь даже! Мне просто слышно! Корки говорит, ты опасная загадка – вот и все! Но это не так! Я знаю, это не так! Я люблю тебя! Роупер хочет сам тебя прощупать и убедиться!
* * *
Было время перед рассветом.– Ты знаешь лучший способ заставить кого-нибудь говорить, Томми? – спросил его Тэбби со своей подстилки у двери. – Самый надежный. Сто процентов гарантии. Без проколов. Лечение шипучкой. Закрой ему рот, так чтобы он мог дышать только носом. Возьми воронку и вливай шипучку в нос. Эффект потрясающий. Мозги будто закипают. Дьявольски сильно действует.
* * *
Десять часов утра.Неуверенно шагая рядом с Коркораном по гравиевой площадке Кристалла, Джонатан припомнил, как его немецкая тетушка Моника вела его за руку через двор Бэкингемского дворца, где они должны были получить медаль его покойного отца. «В чем смысл награды, если человека больше нет в живых, – думал он. – В чем смысл учебы для живого?»
Коренастый чернокожий слуга в зеленом жилете и черных брюках открыл им дверь. Представительный черный дворецкий, одетый в полосатый хлопчатобумажный жилет, встретил их на пороге.
– Мы к шефу, Исаак, – сказал Коркоран. – Доктор Джекилл и господин Хайд. Нас ждут.
В гигантском холле их шаги отдавались эхом, как в церкви. Мраморная лестница с золочеными перилами устремлялась вверх к куполу, делая на своем пути к нарисованным голубым небесам три поворота. Мрамор, по которому они шли, был розового цвета, и солнечные лучи, преломляясь, играли на нем радужными отсветами. Две фигуры египетских воинов в человеческий рост охраняли резную каменную арку. Они вошли в нее и оказались в галерее, главным украшением которой была золотая голова бога солнца Ра. Греческие торсы, мраморные головы, руки, урны и каменные плиты с иероглифами стояли или лежали в тщательно продуманном беспорядке. По стенам были расставлены отделанные бронзой шкафы с фигурками из камня, металла, золота. Выведенные печатными буквами надписи извещали об их происхождении: Западная Африка, Перу, доколумбова Америка, Камбоджа, минойская цивилизация, Россия, Рим, а в одном случае – просто Нил.
«Он крадет», – говорил Берр.
«Фрэдди обычно сбывает ему краденые древности», – сообщила Софи.
«Роупер сам хочет тебя прощупать», – сказал Дэниэл.
Они вошли в библиотеку. Кожаные корешки книг закрывали все стены от пола до потолка. Тут же одиноко стояла передвижная витая лесенка.
Они вошли в темный коридор между сводчатыми казематами. По сторонам то тут, то там высвечивались древние мечи, пики и булавы, фигуры в латах на деревянных конях, мушкеты, алебарды, пушечные ядра, позеленевшие от долгого пребывания в воде пушки с налипшими на них ракушками.
Они прошли биллиардную и оказались во второй, жилой половине дома. Мраморные колонны поддерживали современный навесной потолок. Колонны отражались в выложенном голубым кафелем бассейне, окруженном обширным мраморным вестибюлем. На стенах висели импрессионистские полотна, изображающие фрукты, поля и обнаженных женщин. Неужели это настоящий Гоген? На мраморной скамье двое молодых людей в рубашках с короткими рукавами и широких мешковатых брюках по моде двадцатых годов деловито беседовали над раскрытыми кейсами.
– Корки, привет, как дела? – манерно произнес один из них.
– Чудно, – ответил Коркоран.
Они приблизились к высоким дверям из полированной бронзы. Перед ними на привратницком стуле с высокой спинкой восседал Фриски. Из дверей вышла немолодая женщина в белой блузке, держа корзину на короткой ручке. Фриски вытянул ногу, будто ставя подножку.
– Ой ты, дурачок, – весело сказала женщина.
Двери снова закрылись.
– Да это же майор! – вскричал Фриски, притворяясь до последней минуты, что не заметил их появления. – Как мы сегодня себя чувствуем, сэр? Привет, Томми. В форме? Тогда хорошо.
– Звякни, – сказал Коркоран.
Фриски снял со стены внутренний телефон и набрал номер. Двери открылись автоматически. Перед взором Джонатана предстала такая просторная, обставленная столь необычно, залитая таким ярким светом и пересеченная такими черными тенями комната, что ему показалось, он не вошел, а вплыл в нее. За длинным рядом окон со слегка затемненными стеклами была видна терраса с оригинальными белыми столиками под белыми зонтами. За ними открывался вид на изумрудную лагуну, окаймленную узкой полоской песка и темными рифами. За лагуной вздымалось и голубело открытое море.
Великолепие комнаты в первое мгновение целиком захватило Джонатана. Ее обитатели, если таковые были, затерялись где-то между светом и тенью. Когда Коркоран ввел его вглубь, он заметил вертящийся блестящий стол, инкрустированный черепахой и медью, и за ним резной трон, убранный роскошными старинными коврами. Рядом со столом, в бамбуковом пляжном кресле с широкими подлокотниками и подставкой для ног, сидел самый страшный человек в мире, одетый в светло-синюю рубашку с короткими рукавами и монограммой на кармане, белые парусиновые брюки и мягкие туфли. Ноги скрещены, на носу полулинзовые очки для чтения. Он просматривал какую-то папку в кожаном переплете и все с той же монограммой на корешке. Читая, он улыбался, потому что улыбался он почти всегда. Рядом с ним стояла секретарша, напоминавшая как две капли воды только что вышедшую отсюда женщину.
– Пусть меня не беспокоят, Фриски, – приказал удивительно знакомый голос. Он захлопнул папку и передал ее секретарше. – На террасу никого не пускать. Кто это так тарахтит в бухте?
– Это Талбот, шеф, – ответил сзади Исаак. – Ставит подвесной мотор.
– Велите отставить. Коркс, принеси немного шампанского. О, черт побери, да это же Пайн. Входите, входите. Здорово, в самом деле здорово.
Он поднялся на ноги, очки комично сползли на самый кончик носа. Схватив Джонатана за руку, он подтянул его к себе так же близко, как тогда у Майстера, и, хмурясь, стал внимательно разглядывать через очки. Потом осторожно приблизил ладони к его щекам, как будто собираясь пошлепать по ним. Держа руки у самого лица Джонатана, так что тот кожей ощущал их тепло, Роупер осмотрел его со всех сторон, придвинувшись почти вплотную.
– Просто замечательно, – наконец произнес он удовлетворенно. – Превосходно сработано, Пайн, превосходно, доктор Марта. Деньги потрачены не зря. Простите, что отсутствовал, когда вы приехали. Мне нужно было загнать пару ферм. Когда же было тяжелее всего? – Он оглянулся, ища глазами Коркорана, который, осторожно двигаясь по мраморному полу, приближался с подносом, на котором стояли три матовых серебряных кубка.
– После операции, – сказал Джонатан. – Ощущение как у дантиста, но только раз в десять сильнее.
– Тише. Это самое лучшее место.
Сбитый с толку беспорядочной манерой Роупера вести беседу, Джонатан вначале вовсе не уловил музыки. Но когда рука Роупера поднялась, призывая к тишине, он услышал, как Паваротти вытягивает последнюю ноту «La donna e mobile» [37]. Все трое не двигались, пока музыка не затихла. Потом Роупер взял стакан и отпил из него.
– Боже, он изумителен. Всегда слушаю по воскресеньям. Никогда не пропускаю, правда, Коркс? За удачу. Спасибо.
– За удачу, – повторил Джонатан и тоже выпил. В этот момент доносившееся издалека тарахтение мотора прекратилось. Наступила полная тишина. Взгляд Роупера упал на шрам на правом запястье Джонатана.
– Сколько человек будет к ленчу, Коркс?
– Восемнадцать. Возможно, двадцать, шеф.
– Винцеттис будет? Что-то не слышно его самолета. Он летает на чешском двухмоторном.
– Собирался, шеф.
– Скажи Джед, что нужны карточки с именами. И хорошие салфетки. И никаких пестрых бумажек. Поймай Винцеттиса, пусть скажет «да» или «нет». Пауль справился с теми ста тридцатью?
– Ждем, шеф.
– Пусть поторопится, или нужда отпадет. Пожалуйста, Пайн, садитесь. Нет, не там, а вот здесь, чтобы я мог вас видеть. Апо передал вариант последней поправки?
– В вашей папке.
– Великолепный парень, – заметил Роупер, когда Коркоран вышел.
– Уверен, что так, – вежливо согласился Джонатан.
– Любит услужить, – произнес Роупер, бросив на Джонатана взгляд, каким обмениваются в подобных случаях нормальные мужчины.
* * *
Роупер наливал шампанское в свой бокал и, улыбаясь следил, как оно пенится.– Скажите мне, чего вы хотите?
– Я хотел бы вернуться обратно к Лоу, если можно. Когда это удобно. Было бы чудесно долететь до Нассау. А там я сам доберусь.
– Я имел в виду не это. В более широком смысле. Вообще в жизни? Каковы ваши планы?
– У меня их нет. Я живу настоящим. Плыву по течению. Провожу время.
– Нет, это неоткровенно. Я не верю. Вы так же, как и я, никогда в жизни не расслаблялись. Впрочем, я пытался. Немного играл в гольф, плавал, немного того-cero. Но мотор всегда работал. Без холостых оборотов. Как и ваш. Чем вы мне и нравитесь.
Он все время улыбался. Как, впрочем, и сам Джонатан, который одновременно пытался сообразить, что позволило Роуперу прийти к такому выводу.
– Ну, если вы так считаете.
– Кулинария. Альпинизм. Лодочный спорт. Живопись. Военная служба. Женитьба. Изучение языков. Развод. Девушка в Каире, девушка на Корнуолле, девушка в Канаде. Убийство австралийского торговца наркотиками. После всего этого вы хотите, чтобы я поверил, что у вас нет цели в жизни. Зачем вы это сделали?
– Сделал что?
Джонатан никогда не позволял себе думать об обаянии Роупера. Общаясь с человеком, Роупер давал понять, что тот может сказать ему все что угодно, не рискуя согнать с его лица улыбку.
– Выручили старину Дэниэла. Одному парню вы когда-то свернули голову, а моего спасли. Вы обокрали Майстера, а почему не меня? Почему вы не просите денег? – Он говорил тоном обманутого, почти оскорбленного человека. – Я заплачу вам. Не важно, что вы там натворили, главное – вы спасли Дэниэла. Когда дело касается мальчика, моя щедрость безгранична.
– Я сделал это не ради денег. Вы меня заштопали. Ухаживали за мной. Были ко мне добры. Я просто уеду.
– Какими языками вы владеете? – спросил Роупер, взяв в руки лист бумаги, просматривая и откладывая его в сторону.
– Французским. Немецким. Испанским.
– Дураки эти лингвисты. Нечего им сказать на одном языке, так они учат другой, чтобы и на нем ничего путного не сказать. А арабский?
– Нет.
– Почему? Вы были там достаточно долго.
– Только отдельные фразы. Элементарные вещи.
– Надо было вступить в связь с арабской женщиной. Может, вы так и поступили? Вы случайно не знали Фрэдди Хамида, когда были там? Он мой друг. Может быть, немного диковат. Его семья владеет заведением, где вы работали. Держит лошадей.
– Он входил в правление гостиницы.
– По мнению Фрэдди, вы совершенный монах. Образец безукоризненного поведения. Как вы там оказались?
– Случайно. Прочитал объявление на доске в школе по обслуживанию, как раз в день окончания. Мне всегда хотелось посмотреть Ближний Восток, вот я и подал заявление.