Страница:
– Милый, а как нам быть с Донахью? Дженни, как только ступила в тот раз на палубу, вся уписалась, а Арчи изговнялся.
Джонатан поймал ее взгляд и изобразил полное безразличие. Джед вздернула брови и посмотрела на него, как бы вопрошая, а кто, собственно, ты такой? Но Джонатан вернул ей этот вопрос с удвоенной силой, отвечая глазами: «Интересно, кем ты сегодня себя воображаешь? Я Томас. А ты, черт побери, кто?»
Он хорошо помнил ее длинные ноги, шелковистую гладь спины и неожиданную мальчишескую угловатость плеч. Помнил не загоревшие с внутренней стороны руки, движения бедер, когда она сидела в седле.
Был случай, о котором Джонатан старался не вспоминать. Думая, что это Роупер, она крикнула из ванной: «Дай мне быстрее полотенце!» И поскольку он проходил мимо их спальни, после того как читал Дэниэлу Киплинга, и дверь была приоткрыта, и поскольку она не упомянула конкретно Роупера, и он верил, или почти верил, что она обращается к нему, и поскольку внутренний кабинет Роупера, находившийся за спальней, был предметом особого интереса Джонатана, он осторожно коснулся двери, как бы собираясь войти, и застыл в четырех футах от несравненной картины ее наготы, пока она стояла, прижимая к глазам салфетку, и, проклиная все на свете, старалась вытереть мыло. С бьющимся сердцем Джонатан скрылся и на следующее утро, взявшись первым делом за свой волшебный ящичек, говорил десять минут с Берром, ни разу не упомянув ее имени:
– Там находятся спальня и гардероб, а за спальней – маленький кабинет. Там он держит свои бумаги. Я уверен.
Берр сразу испугался. Быть может, уже на раннем этапе он ощутил опасность:
– Держись подальше от этого места. Слишком рискованно. Сначала внедрись, а потом шпионь. Это приказ.
– Да, он очень старался.
– Надеюсь, вы не из левых? Корки считает, что, возможно, вы немного розовый.
– О Господи, нет. Это никогда не приходило мне в голову.
Роупер, кажется, не слышал его слов.
– Мир держится на страхе. Нельзя торговать розовыми снами. Нельзя править при помощи милосердия. В реальной жизни это невозможно. Вы со мной? – И, не ожидая ответа, продолжил: – Пообещаешь построить человеку дом, он не поверит вам. А напугай его, что спалишь, к черту, его жилище, он сделает что хотите. Такова правда жизни. – Он сделал необычно длинную паузу. – Если серьезные ребята захотят устроить войну, разве они станут слушать каких-нибудь слюнявых аболиционистов. А если так, то не все ли равно, чем они станут воевать, самострелами или «стингерами». Такова правда жизни. Простите, если это вас шокирует.
– Нисколько. Почему, собственно?
– Я сказал Корки, что он осел. Нет никакого нюха, вот его беда. Но лучше будьте осторожны с ним, держитесь повежливей.
– Я всегда вежлив с ним.
– Ну что ж. Тут, вероятно, патовая ситуация. Впрочем, какая разница?
– Оружие требуется там, где есть власть, – сказал он без всякого вступления. – Власть, наделенная оружием, – гарант мира. Власть без оружия не продержится и пяти минут. Первое условие стабильности. Бог знает почему я наставляю вас. Вы из военной семьи, сами прошли службу. Хотя имеет ли смысл втягивать вас в то, что вам не по душе?
– Я не знаю, куда вы меня хотите втянуть.
Они пересекли большой холл и шли в сторону внутреннего дворика.
– Никогда не продавали «игрушки»? Оружие? Взрывчатку? Технику?
– Нет.
– Никогда с этим не сталкивались? В Ирландии или еще где-то? С торговлей?
– Боюсь, что нет.
Роупер понизил голос:
– Поговорим об этом в другой раз.
Он заметил Джед и Дэниэла, сидящих за столиком во внутреннем дворике и играющих в «морской бой». «Значит, он ей об этом не говорит, – подумал Джонатан, несколько воодушевляясь. – Она для него тоже ребенок. А это не для детей».
Он поздоровался с «салоном красоты» размером не более садового сарая. Он пожелал доброго утра доку Споукмена, где когда-то возникло нечто похожее на бунт, а теперь обитал в своем катамаране с миниатюрной ветряной мельницей для подзарядки батарей слепой Амос Раста. Его колли Боунс мирно спал на палубе. Привет, Боунс.
Рядом размещалось нечто сложносоставное под названием «Пробка на дороге – студия звукозаписи и вокала». Здесь было полно цыплят, деревьев юкки и сломанных детских колясок. Доброе утро, цыплятки.
Он взглянул туда, где над деревьями возвышался купол дворца Кристалл. Доброе утро, Джед.
Продолжая пробежку, он добрался до старых жилищ рабов, где обычно никого не было. Не снижая темпа, вбежал в открытый дверной проем последнего дома, где в углу валялась ржавая канистра из-под масла.
Тут он остановился. Прислушиваясь и успокаивая дыхание, потряс руками, чтобы размять плечи. Из мусора и старого тряпья извлек маленькую стальную лопатку и начал копать. По указанию Рука Флинн со своими ночными налетчиками доставили сюда в металлическом ящике телефонное устройство. Джонатан нажал на белую кнопку, потом на черную и услышал птичий щебет сработавшей электроники. Жирная крыса, похожая на почтенную старую даму, торопящуюся в церковь, вразвалку просеменила по полу и скрылась в двери соседнего дома.
– Как ты? – спросил Берр.
«Хороший вопрос, – подумал Джонатан. – Как я? Я в страхе, меня преследует наездница с куриными мозгами, двадцать четыре часа в сутки я пью из чаши жизни, как ты мне, помнится, обещал».
Он изложил новости. В субботу на три часа прилетел здоровенный итальянец Ринальдо. Примерно сорок пять лет, рост шесть с небольшим футов, в сопровождении двух телохранителей и блондинки.
– Ты посмотрел на опознавательные знаки самолета?
Внимательный наблюдатель не записывает такие вещи, а все держит в памяти.
– Ринальдо владеет дворцом на берегу Неаполитанского залива. Блондинку зовут Ютта, она живет в Милане. Ютта, Ринальдо и Роупер ели салат и разговаривали в летнем домике, в то время как телохранители пили пиво и валялись на солнце вне пределов слышимости.
Берр расспрашивал о последнем визите банкиров из Сити, фамилий которых никто не называл, обращались по именам. Том упитан, лыс и напыщен? А Ангус курил трубку? У Уэлли явный шотландский акцент?
Да, именно так.
Было ли у Джонатана ощущение, что они посетили Нассау по делам и заехали потом на Кристалл? Или они специально прилетели из Лондона в Нассау, а потом на остров в самолете Роупера?
– У них были дела в Нассау, какие-то серьезные сделки. Кристалл вне программы, – отвечал Джонатан.
Только после того, как Джонатан закончил свой доклад о посетителях острова, Берр перешел к его жизнеустройству.
– Коркоран все что-то вынюхивает вокруг меня, – сказал Джонатан. – Никак не успокоится.
– Он в отставке и ревнует. Не испытывай судьбу. Ни в каком направлении. Понял? – Это касалось кабинета за спальней Роупера. Интуитивно Берр сразу понял, что Джонатан нацелен туда.
Джонатан возвратил телефон на место в ящик, а ящик снова зарыл в землю, заровнял сверху, забросал пылью, листьями, сухими семенами и ягодами. Затем продолжил пробежку в сторону берега.
– Вот это да, мистра Томас, как поживаете сегодня, сэр?
Амос Раста шел по берегу с гигантским портфелем. Никто ничего не покупал у него, но это нисколько не огорчало Амоса. Мало кто бывал на берегу в этом месте, но он сидел здесь целый день, устремив взгляд на горизонт и покуривая. Иногда он вынимал из портфеля свой товар: ожерелья из ракушек, блестящие шарфы, самокрутки из курительной травы в оранжевой папиросной бумаге. Иногда он танцевал, качая головой и широко улыбаясь небу, и тогда пес Боунс начинал подвывать. Амос был слеп с детства.
– Вы бегали высоко, мистра Томас, на гору Мисс Мейбл? Вы разговаривали с лесными духами, мистра Томас? Вы посылали им весточки, когда были там наверху, высоко-высоко? – Гора Мисс Мейбл не превышала семидесяти футов.
Джонатан продолжал улыбаться – но стоило ли это делать, если перед ним слепой?
– О да. Очень высоко. Где летают соколы.
– Конечно, мой мальчик! – Амос стал исполнять танец. – Я никогда не говорю лишнего, мистра Томас. Я слепой нищий, я не вижу и не слышу ничего дурного, мистра Томас. И не пою ничего дурного, нет-нет, сэр. Я продаю джентльменам свои шарфы за двадцать пять долларов и иду своей дорогой. Хотите купить шелковый фулярручной работы для дамы сердца, мистра Томас, в изысканном стиле?
– Амос, – сказал Джонатан, кладя ладонь на его руку в знак дружбы, – если бы я курил так много травки, как ты, то, наверное, посылал бы весточки Деду Морозу.
Но, достигнув крикетной площадки, он повернул во второй раз и взбежал на холм, с тем чтобы перепрятать волшебный ящик. На этот раз он сделал тайник среди брошенных пчелиных ульев.
«Мы должны знать всех, кто приезжает на остров», – сказал Рук.
«Роупер общается со всякой швалью», – утверждала Софи.
Они приезжали в разных количествах и на разные сроки: гости на уик-энд, гости на ленч, гости на обед и гости до завтра; были гости, которые ограничивались лишь стаканом воды, но зато прогуливались с Роупером по берегу, а их охрана тащилась сзади на почтительном расстоянии, а потом сразу улетали обратно, как люди очень занятые.
Были гости на самолетах, гости на яхтах, были гости, которые пользовались самолетом Роупера, а если жили по соседству – его моторкой, над которой развевался вымпел с символом Кристалла и серо-голубыми цветами корпорации. Их приглашал Роупер, а Джед принимала и ублажала, хотя, к ее превеликой гордости, ничего не знала о деловой стороне их визитов.
– Почему, собственно, я должна, Томас? – с театральным придыханием заявила она после отъезда одной особенно неприятной немецкой четы. – Достаточно того, чтобы кто-то один из нас занимался этим. Я буду вести себя как инвесторы Роупера. Скажу: «Вот мои денежки и вот моя жизнь, смотрите же за ними получше». Мне кажется, это единственный путь, Коркс? Иначе просто не засну, так ведь?
– Совершенно верно, моя милая. Плыви по течению, мой тебе совет, – отвечал Коркоран.
«Глупая маленькая наездница! – злился Джонатан, почтительно соглашаясь со всеми ее жалобами. – Нацепила на себя огромные шоры и еще просишь моего одобрения!»
Для памяти он сортировал гостей по категориям, выбирая для каждой название из лексикона Роупера.
Вначале шли ушлые молодые Дэнби и Макартуры, иначе Макдэнби, населяющие офисы корпорации Роупера в Нассау. Они пользовались одним портным и не имели признаков индивидуальности. Они появлялись тогда, когда Роупер их требовал к себе, и растворялись, как только он того желал, чтобы назавтра вновь усесться за свои рабочие столы. Роуперу они действовали на нервы, как и Джонатану. Макдэнби не были его партнерами или друзьями. Они служили прикрытием, фасадом его респектабельности, с их вечными разговорами о купле-продаже земли во Флориде или котировках на Токийской бирже.
Потом шли «частые налетчики», без которых не обходился ни один прием на Кристалле: такие, как вечный лорд Лэнгборн, чья несчастная жена присматривала за детьми, пока он танцевал с воспитательницей, тесно прижавшись к ней. Или молодой именитый игрок в поло Ангус – так звали его друзья – и его милая жена Джулия, общая цель жизни которых, помимо крикета у Салли и тенниса у Джона и Брайана, а также чтения у бассейна романов для горничных, состояла в том, чтобы отсиживаться в Нассау, пока не придет время, когда они смогут без всякого риска предъявить права на дом на Пелэм-Креснт и на замок в Тоскании, и на поместье в Уилтшире с пятьюстами акрами земли и знаменитой художественной коллекцией, и на остров у Квинсленда, которые в данный момент числились за какой-то ничейной финансовой конторой, как, впрочем, и парочка сотен миллионов подъемных.
«Частые налетчики» пользовались привилегией привозить с собой своих друзей.
– Джедс! Пойди сюда! Ты помнишь Арно и Джорджину, приятелей Джулии, которые обедали с нами в Риме в феврале? Рыбный ресторанчик рядом с Байроном? Вспомни, Джед!
Джед состроила самую очаровательную свою гримаску. Вначале она широко распахивала глаза, как бы смутно что-то припоминая, потом приоткрывала рот, но лишь после некоторой паузы, изображавшей немое изумление, радостно вскрикивала:
– Черт побери, Арно! Но, дорогой, ты так похудел! Джорджина, милая, как поживаешь? Чертовски приятно! Класс!
Потом следовало обязательное объятие, сопровождаемое протяжным «ммм...», выражающим особое удовольствие. И Джонатан в своем гневе как-то поклялся, что в следующий раз он схватит эту притворщицу в такой момент и потребует: «Ну еще один разок, Джед, дорогая, только теперь по-настоящему!»
За «частыми налетчиками» следовали «виконты и геронты»: родовитые английские провинциалочки, сопровождаемые безмозглыми юнцами сильно разжиженных королевских кровей под охраной полицейских; улыбающиеся арабы в светлых костюмах, белоснежных рубашках и начищенных до блеска ботинках; малопримечательные английские политики и бывшие дипломаты, помешанные на собственной значимости; малайские магнаты со своими собственными поварами; иракские евреи, владеющие дворцами в Греции и компаниями на Тайване; немцы с их европейскими животиками, сокрушающиеся по поводу «бедняжек с Востока»; неотесанные юристы из Вайоминга, стремящиеся наилучшим образом обтяпать дела клиентов и свои собственные; ушедшие на покой инвесторы с огромными состояниями и двадцатимиллионными бунгало – старые развалины из Техаса с тонкими варикозными ногами в попугайских шортах и веселых солнечных шляпах, вдыхающие кислород из карманных ингаляторов; их женщины с такими сладкими лицами, каких у них никогда не было в молодости, с подобранными животами и бедрами, подтянутыми веками и искусственным блеском глаз. Но никакие на свете операции не могли снять тяжелых вериг возраста, сковывающих их движения, когда они, изо всех сил сжимая поручень, спускались в бассейн со стороны детской купальни, одержимые страхом рухнуть и опять превратиться в руины, какими они были до реставрации в клинике доктора Марти.
– Боже, Томас, – прошептала Джед Джонатану, смотря, как голубоволосая австрийская графиня по-собачьи барахтается в воде. – Сколько, вы думаете, ей может быть лет?
– Все зависит от того, какую часть тела рассматривать, – ответил Джонатан. – В среднем, я полагаю, около семнадцати. – Джед рассмеялась тем дивным, непритворным смехом и снова словно коснулась его взглядом.
После «виконтов и геронтов» шли те, к кому Берр испытывал особую слабость. Впрочем, Роупер, вероятно, тоже, потому что он называл их «неизбежное зло». Это были торговые банкиры с лоснящимися щеками из Лондона, одетые по моде восьмидесятых в голубые полосатые рубашки с белыми воротничками. У них были двойные имена, двойные подбородки и двубортные костюмы. Они говорили «клево» вместо «хорошо», называли машину «тачкой», а Итон – «школой». Ихэскортировали молодчики-бухгалтеры – счетчики фасоли, как называл их Роупер, державшиеся так, будто они прибыли сюда для того, чтобы вырвать добровольное признание. И ребята с отвратительным запахом карри изо рта, потными подмышками и официальными голосами, которые как бы напоминали, что все, что отныне вами говорится, может быть использовано против вас.
У них были и небританские двойники: Малдер, коротконогий нотариус с Кюрасао, с беглой улыбочкой и самоуверенной походкой вразвалку; Шрайбер из Штутгарта, постоянно извиняющийся за свой излишне правильный английский; Тьерри из Марселя с тонкими губами и мальчиком-милашкой в качестве секретаря; торговцы долговыми обязательствами с Уолл-стрит числом не менее четырех, как будто безопасность обеспечивалась количеством, и, наконец, Апостол, ретивый американский грек в парике, напоминающем черную медвежью лапу, золотых цепях и золотых крестах, с невеселой венецианской любовницей, неуклюже переваливающейся рядом с ним в своих стодолларовых туфлях, когда они целеустремленно направлялись в буфетную. Поймав взгляд Апостола, Джонатан быстро отвел глаза, но было уже поздно.
– Сэр? Мы, кажется, встречались, сэр? Я никогда не забываю лица, – заявил Апостол, сдергивая свои темные очки и перекрывая всем проход. – Мое имя Апостол. Я легионер Господа, сэр.
– Разумеется, ты встречался с ним, Ало! – незамедлительно среагировал Роупер. – Мы все встречались с ним. Это Томас, Ало! Помнишь? Служил у Майстера. Приехал на Запад испытать судьбу. Подружился с нами на обратном пути. Исаак, налей-ка доктору еще немного шампанского.
– Очень приятно, сэр. Простите, вы англичанин? У меня много английских корней, сэр. Моя бабушка приходилась родственницей герцогу Вестминстерскому, а мой дядя со стороны матери проектировал Альберт-Холл.
– О, это замечательно, – вежливо отвечал Джонатан.
Они пожали друг другу руки. Ладонь Апостола была холодна, как змеиная кожа. Их глаза встретились. Апостол, казалось, был озабочен и немного не в себе. Впрочем, кто здесь не безумен, в эту звездную ночь на Кристалле, когда вино льется как песня?
– Вы служите у господина Роупера, сэр? – продолжал настаивать Апостол. – Вы участвуете в одном из его гигантских проектов? Господин Роупер – человек огромного влияния.
– Я пользуюсь гостеприимством дома, – ответил Джонатан.
– Нет ничего лучше, сэр. Может быть, вы друг майора Коркорана? Мне кажется, несколько минут назад я видел, как вы мило беседовали.
– Мы с Корки старые приятели.
Когда гости поменялись, Роупер незаметно отвел Апостола в сторону, и Джонатан услышал тихо произнесенные слова «у Мама Лоу».
– Но, Уилфред, как это все скучно. Откуда только бедняжка Роупер берет силы?
Она метнула на Джонатана смертоносный взгляд. Как это случилось? Кто посмотрел первый? Ведь это не просто кокетство. Не заигрывание с ровесником. Снова этот взгляд! Роупер, где ты? Ты нам сейчас нужен.
– Корки немного впал в немилость, – поведала Джед Джонатану, потом закусила губу и больше не продолжала.
Джед тоже сохраняла верность своему клану. «Она не из перебежчиков», – предупредил себя Джонатан.
Они прогуливались вдвоем. Был вечер. Перед этим они сразились в теннис, но никто не выиграл. Роупера не волновал счет, если только он не играл на деньги, а у Джонатана их не было. Может быть, поэтому разговор их был вполне непринужденным. Роупер шел близко от него, время от времени их плечи соприкасались, как когда-то у Майстера. Прикосновения Роупера были атлетически небрежны. Тэбби и Гус следовали на расстоянии. Гус был новым охранником, появившимся совсем недавно. Изображая тех, кто к нему сам липнет, Роупер говорил специфическим голосом.
– "Миистер Роупер, даайте нам хорошеньких «игрушек». – Он сделал паузу, дав Джонатану вволю посмеяться над его перевоплощением. – Я его спрашиваю: «Что значит хорошеньких, старина? В сравнении с чем?» Молчит. В некоторых странах пушка времен бурской войны – предел мечтаний. – Роупер сделал нетерпеливый жест, обозначающий этот предел, и Джонатан ощутил его локоть на своих ребрах. – А в некоторых – золотая жила, там сидят на деньгах и жаждут получить высокие технологии, ничто другое их не устраивает, им нужно такое же, как у соседа. Даже не такое же. Им нужно лучше. Много лучше. Им нужна такая милая бомбочка, которая влезла бы в лифт, доехала бы до третьего этажа, свернула влево, отряхнулась и разнесла на кусочки хозяина, не повредив при этом телевизора. – Все тот же локоть слегка толкнул Джонатана в предплечье. – Беда в том, что они никак не поймут: для того чтобы пользоваться хорошими вещами, нужно иметь условия. И людей, умеющих с ними обращаться. Что толку купить новейший полотер, притащить его в грязную лачугу, где даже и розетки нет, чтобы подключить его к сети. Правильно?
– Да, конечно, – отвечал Джонатан.
Роупер сунул руки в карманы теннисных шорт и лениво улыбнулся.
– В вашем возрасте я получал удовольствие, делая поставки партизанам. Идеалы были важнее денег... во имя свободы человека. Но это недолго продолжалось, слава Богу. Сегодня партизаны, завтра – богачи. Удачи всем. Настоящие врага – это правительства могущественных стран. Куда ни сунься – они уже здесь побывали, загоняют что угодно кому угодно и нарушают свои же собственные законы, грызутся между собой, поддерживают неправую сторону, объявляя ее правой. Последствия самые тяжелые. Тех, кто действует независимо, все время загоняют в угол. Единственный способ прорваться – опередить их, обойти. Только мозги и интуиция и могут нас выручить. Надо все время рыть землю. Нет ничего удивительного что некоторые не выдерживают. Но только так и можно заниматься бизнесом. Малыш Дэниэл плавал сегодня?
– Мы обогнули остров Мейбл, и я ни разу не прикоснулся к рулю.
– Превосходно. Приготовите нам морковный пудинг?
– Когда скажете.
Когда они поднимались по ступеням, ведущим в сад, внимательный наблюдатель заметил, как Сэнди Лэнгборн вошел в домик для гостей, а минутой позже туда прошмыгнула воспитательница его детей. Это было скромное девятнадцатилетнее создание, но в тот момент она походила на девочку, готовую ограбить банк.
Роупер не извещал о своих отъездах, но Джонатану было довольно только приблизиться к парадному входу, чтобы понять, как обстоят дела. Слоняется ли в белых перчатках по громадному, увенчанному куполом вестибюлю Исаак? Толкутся ли в мраморной приемной Макдэнби, приглаживая франтоватые прически и поправляя застежки и галстуки? Сидит ли охранник на привратницком стуле перед большими бронзовыми дверями? Если да, то Роупер дома. Проходя мимо открытых окон, Джонатан, возможно, услышит его голос, диктующий секретарше:
– Нет, черт побери! Зачеркни последний параграф, Кэт! Зачеркни и скажи ему, что контракт подписан. Джеки, приготовь письмо Педро. «Дорогой Педро, мы беседовали пару недель назад» – и все такое, а потом сделай ему маленький намек, что, мол, слишком мало, слишком поздно, слишком много пчел вокруг горшка с медом, понял? Кэт, добавь-ка вот что.
Но, позабыв об этом дополнительном вот что,Роупер хватает телефонную трубку, чтобы переговорить со шкипером «Железного паши» о перекраске корпуса корабля. Или с конюхом Клодом о счетах за фураж. Или с лодочным мастером Талботом о плохом состоянии причала. Или со своим антикваром в Лондоне о возможности приобретения двух китайских бронзовых собак, которые отлично смотрелись бы в ближних к морю углах новой оранжереи, если, конечно, они не чересчур позеленели.
– О, Томас, чудесно! Как дела? Голова не болит, ничего не беспокоит? Ну замечательно. – Джед сидит за великолепным письменным столом в комнате дворецкого и обсуждает меню с экономкой, мисс Сью, а также поварихой Эсмеральдой. При этом она как бы позирует для журнала «Дом и сад». При виде Джонатана мгновенно подключает к делу и его: – Томас, по-честному, как правильно? Лангусты, салат, ягненок – или салат, лангусты, ягненок?.. О, спасибо. Мы так и думали, правда, Эсмеральда?.. О, Томас, можно нам поэксплуатировать ваши знания относительно напитков? Как вы думаете, гусиная печенка пойдет под «Сотерне»? Шеф его обожает, а я ненавижу. Вот Эсмеральда говорит, почему бы не перейти потом на шампанское?.. О, Томас, – и понижая голос якобы для того, чтобы не слышали слуги, – бедняжка Каро Лэнгборн так расстроена. Сэнди опять повел себя как настоящая свинья. Может быть, ей будет приятно немного поплавать на лодке, если вы действительно в силах. Если она станет вам изливаться, не обращайте внимания, заткните уши, и все... Да, Томас, если будете в тех краях, спросите Исаака, куда, черт возьми, он дел раскладные столики?.. И еще, Томас, Дэниэл твердо намерен устроить мисс Моллой сюрприз на день рождения. Представляете? Это будет восемнадцатого числа. Если у вас есть идеи по этому поводу, я полюблю вас на веки вечные...
Джонатан поймал ее взгляд и изобразил полное безразличие. Джед вздернула брови и посмотрела на него, как бы вопрошая, а кто, собственно, ты такой? Но Джонатан вернул ей этот вопрос с удвоенной силой, отвечая глазами: «Интересно, кем ты сегодня себя воображаешь? Я Томас. А ты, черт побери, кто?»
* * *
Он видел отдельные фрагменты ее тела. Кроме обнаженной груди, которую ему посчастливилось созерцать в Цюрихе, он как-то схватил ее нагое по пояс отражение в зеркале, когда она переодевалась в своей комнате после верховой езды. Руки подняты, ладони сложены на шее для выполнения каких-то диковинных упражнений, о которых она, должно быть, прочитала в своих журналах. Что касается Джонатана, то он, кажется, сделал все возможное, чтобы вовсе не смотреть в этом направлении. Но она занималась гимнастикой каждый день, и потому разок-другой взглянуть было простительно.Он хорошо помнил ее длинные ноги, шелковистую гладь спины и неожиданную мальчишескую угловатость плеч. Помнил не загоревшие с внутренней стороны руки, движения бедер, когда она сидела в седле.
Был случай, о котором Джонатан старался не вспоминать. Думая, что это Роупер, она крикнула из ванной: «Дай мне быстрее полотенце!» И поскольку он проходил мимо их спальни, после того как читал Дэниэлу Киплинга, и дверь была приоткрыта, и поскольку она не упомянула конкретно Роупера, и он верил, или почти верил, что она обращается к нему, и поскольку внутренний кабинет Роупера, находившийся за спальней, был предметом особого интереса Джонатана, он осторожно коснулся двери, как бы собираясь войти, и застыл в четырех футах от несравненной картины ее наготы, пока она стояла, прижимая к глазам салфетку, и, проклиная все на свете, старалась вытереть мыло. С бьющимся сердцем Джонатан скрылся и на следующее утро, взявшись первым делом за свой волшебный ящичек, говорил десять минут с Берром, ни разу не упомянув ее имени:
– Там находятся спальня и гардероб, а за спальней – маленький кабинет. Там он держит свои бумаги. Я уверен.
Берр сразу испугался. Быть может, уже на раннем этапе он ощутил опасность:
– Держись подальше от этого места. Слишком рискованно. Сначала внедрись, а потом шпионь. Это приказ.
* * *
– Хорошо себя чувствуете? – спросил Роупер у Джонатана во время их пробежки по берегу в обществе нескольких спаниелей. – Как здоровье? Восстанавливается? Труди, глупышка, слезай оттуда! Говорят, малыш Дэнс вчера неплохо сходил в море?– Да, он очень старался.
– Надеюсь, вы не из левых? Корки считает, что, возможно, вы немного розовый.
– О Господи, нет. Это никогда не приходило мне в голову.
Роупер, кажется, не слышал его слов.
– Мир держится на страхе. Нельзя торговать розовыми снами. Нельзя править при помощи милосердия. В реальной жизни это невозможно. Вы со мной? – И, не ожидая ответа, продолжил: – Пообещаешь построить человеку дом, он не поверит вам. А напугай его, что спалишь, к черту, его жилище, он сделает что хотите. Такова правда жизни. – Он сделал необычно длинную паузу. – Если серьезные ребята захотят устроить войну, разве они станут слушать каких-нибудь слюнявых аболиционистов. А если так, то не все ли равно, чем они станут воевать, самострелами или «стингерами». Такова правда жизни. Простите, если это вас шокирует.
– Нисколько. Почему, собственно?
– Я сказал Корки, что он осел. Нет никакого нюха, вот его беда. Но лучше будьте осторожны с ним, держитесь повежливей.
– Я всегда вежлив с ним.
– Ну что ж. Тут, вероятно, патовая ситуация. Впрочем, какая разница?
* * *
Роупер вернулся к этой теме пару дней спустя. Не к Коркорану, а к возможной щепетильности Джонатана в отношении ряда вещей. Джонатан заходил в комнату Дэниэла, чтобы предложить ему поплавать, но мальчика там не оказалось. Из королевских апартаментов появился Роупер, и они спустились по лестнице вместе.– Оружие требуется там, где есть власть, – сказал он без всякого вступления. – Власть, наделенная оружием, – гарант мира. Власть без оружия не продержится и пяти минут. Первое условие стабильности. Бог знает почему я наставляю вас. Вы из военной семьи, сами прошли службу. Хотя имеет ли смысл втягивать вас в то, что вам не по душе?
– Я не знаю, куда вы меня хотите втянуть.
Они пересекли большой холл и шли в сторону внутреннего дворика.
– Никогда не продавали «игрушки»? Оружие? Взрывчатку? Технику?
– Нет.
– Никогда с этим не сталкивались? В Ирландии или еще где-то? С торговлей?
– Боюсь, что нет.
Роупер понизил голос:
– Поговорим об этом в другой раз.
Он заметил Джед и Дэниэла, сидящих за столиком во внутреннем дворике и играющих в «морской бой». «Значит, он ей об этом не говорит, – подумал Джонатан, несколько воодушевляясь. – Она для него тоже ребенок. А это не для детей».
* * *
Джонатан совершал утреннюю пробежку.Он поздоровался с «салоном красоты» размером не более садового сарая. Он пожелал доброго утра доку Споукмена, где когда-то возникло нечто похожее на бунт, а теперь обитал в своем катамаране с миниатюрной ветряной мельницей для подзарядки батарей слепой Амос Раста. Его колли Боунс мирно спал на палубе. Привет, Боунс.
Рядом размещалось нечто сложносоставное под названием «Пробка на дороге – студия звукозаписи и вокала». Здесь было полно цыплят, деревьев юкки и сломанных детских колясок. Доброе утро, цыплятки.
Он взглянул туда, где над деревьями возвышался купол дворца Кристалл. Доброе утро, Джед.
Продолжая пробежку, он добрался до старых жилищ рабов, где обычно никого не было. Не снижая темпа, вбежал в открытый дверной проем последнего дома, где в углу валялась ржавая канистра из-под масла.
Тут он остановился. Прислушиваясь и успокаивая дыхание, потряс руками, чтобы размять плечи. Из мусора и старого тряпья извлек маленькую стальную лопатку и начал копать. По указанию Рука Флинн со своими ночными налетчиками доставили сюда в металлическом ящике телефонное устройство. Джонатан нажал на белую кнопку, потом на черную и услышал птичий щебет сработавшей электроники. Жирная крыса, похожая на почтенную старую даму, торопящуюся в церковь, вразвалку просеменила по полу и скрылась в двери соседнего дома.
– Как ты? – спросил Берр.
«Хороший вопрос, – подумал Джонатан. – Как я? Я в страхе, меня преследует наездница с куриными мозгами, двадцать четыре часа в сутки я пью из чаши жизни, как ты мне, помнится, обещал».
Он изложил новости. В субботу на три часа прилетел здоровенный итальянец Ринальдо. Примерно сорок пять лет, рост шесть с небольшим футов, в сопровождении двух телохранителей и блондинки.
– Ты посмотрел на опознавательные знаки самолета?
Внимательный наблюдатель не записывает такие вещи, а все держит в памяти.
– Ринальдо владеет дворцом на берегу Неаполитанского залива. Блондинку зовут Ютта, она живет в Милане. Ютта, Ринальдо и Роупер ели салат и разговаривали в летнем домике, в то время как телохранители пили пиво и валялись на солнце вне пределов слышимости.
Берр расспрашивал о последнем визите банкиров из Сити, фамилий которых никто не называл, обращались по именам. Том упитан, лыс и напыщен? А Ангус курил трубку? У Уэлли явный шотландский акцент?
Да, именно так.
Было ли у Джонатана ощущение, что они посетили Нассау по делам и заехали потом на Кристалл? Или они специально прилетели из Лондона в Нассау, а потом на остров в самолете Роупера?
– У них были дела в Нассау, какие-то серьезные сделки. Кристалл вне программы, – отвечал Джонатан.
Только после того, как Джонатан закончил свой доклад о посетителях острова, Берр перешел к его жизнеустройству.
– Коркоран все что-то вынюхивает вокруг меня, – сказал Джонатан. – Никак не успокоится.
– Он в отставке и ревнует. Не испытывай судьбу. Ни в каком направлении. Понял? – Это касалось кабинета за спальней Роупера. Интуитивно Берр сразу понял, что Джонатан нацелен туда.
Джонатан возвратил телефон на место в ящик, а ящик снова зарыл в землю, заровнял сверху, забросал пылью, листьями, сухими семенами и ягодами. Затем продолжил пробежку в сторону берега.
– Вот это да, мистра Томас, как поживаете сегодня, сэр?
Амос Раста шел по берегу с гигантским портфелем. Никто ничего не покупал у него, но это нисколько не огорчало Амоса. Мало кто бывал на берегу в этом месте, но он сидел здесь целый день, устремив взгляд на горизонт и покуривая. Иногда он вынимал из портфеля свой товар: ожерелья из ракушек, блестящие шарфы, самокрутки из курительной травы в оранжевой папиросной бумаге. Иногда он танцевал, качая головой и широко улыбаясь небу, и тогда пес Боунс начинал подвывать. Амос был слеп с детства.
– Вы бегали высоко, мистра Томас, на гору Мисс Мейбл? Вы разговаривали с лесными духами, мистра Томас? Вы посылали им весточки, когда были там наверху, высоко-высоко? – Гора Мисс Мейбл не превышала семидесяти футов.
Джонатан продолжал улыбаться – но стоило ли это делать, если перед ним слепой?
– О да. Очень высоко. Где летают соколы.
– Конечно, мой мальчик! – Амос стал исполнять танец. – Я никогда не говорю лишнего, мистра Томас. Я слепой нищий, я не вижу и не слышу ничего дурного, мистра Томас. И не пою ничего дурного, нет-нет, сэр. Я продаю джентльменам свои шарфы за двадцать пять долларов и иду своей дорогой. Хотите купить шелковый фулярручной работы для дамы сердца, мистра Томас, в изысканном стиле?
– Амос, – сказал Джонатан, кладя ладонь на его руку в знак дружбы, – если бы я курил так много травки, как ты, то, наверное, посылал бы весточки Деду Морозу.
Но, достигнув крикетной площадки, он повернул во второй раз и взбежал на холм, с тем чтобы перепрятать волшебный ящик. На этот раз он сделал тайник среди брошенных пчелиных ульев.
* * *
«Обращай внимание на гостей», – говорил Берр.«Мы должны знать всех, кто приезжает на остров», – сказал Рук.
«Роупер общается со всякой швалью», – утверждала Софи.
Они приезжали в разных количествах и на разные сроки: гости на уик-энд, гости на ленч, гости на обед и гости до завтра; были гости, которые ограничивались лишь стаканом воды, но зато прогуливались с Роупером по берегу, а их охрана тащилась сзади на почтительном расстоянии, а потом сразу улетали обратно, как люди очень занятые.
Были гости на самолетах, гости на яхтах, были гости, которые пользовались самолетом Роупера, а если жили по соседству – его моторкой, над которой развевался вымпел с символом Кристалла и серо-голубыми цветами корпорации. Их приглашал Роупер, а Джед принимала и ублажала, хотя, к ее превеликой гордости, ничего не знала о деловой стороне их визитов.
– Почему, собственно, я должна, Томас? – с театральным придыханием заявила она после отъезда одной особенно неприятной немецкой четы. – Достаточно того, чтобы кто-то один из нас занимался этим. Я буду вести себя как инвесторы Роупера. Скажу: «Вот мои денежки и вот моя жизнь, смотрите же за ними получше». Мне кажется, это единственный путь, Коркс? Иначе просто не засну, так ведь?
– Совершенно верно, моя милая. Плыви по течению, мой тебе совет, – отвечал Коркоран.
«Глупая маленькая наездница! – злился Джонатан, почтительно соглашаясь со всеми ее жалобами. – Нацепила на себя огромные шоры и еще просишь моего одобрения!»
Для памяти он сортировал гостей по категориям, выбирая для каждой название из лексикона Роупера.
Вначале шли ушлые молодые Дэнби и Макартуры, иначе Макдэнби, населяющие офисы корпорации Роупера в Нассау. Они пользовались одним портным и не имели признаков индивидуальности. Они появлялись тогда, когда Роупер их требовал к себе, и растворялись, как только он того желал, чтобы назавтра вновь усесться за свои рабочие столы. Роуперу они действовали на нервы, как и Джонатану. Макдэнби не были его партнерами или друзьями. Они служили прикрытием, фасадом его респектабельности, с их вечными разговорами о купле-продаже земли во Флориде или котировках на Токийской бирже.
Потом шли «частые налетчики», без которых не обходился ни один прием на Кристалле: такие, как вечный лорд Лэнгборн, чья несчастная жена присматривала за детьми, пока он танцевал с воспитательницей, тесно прижавшись к ней. Или молодой именитый игрок в поло Ангус – так звали его друзья – и его милая жена Джулия, общая цель жизни которых, помимо крикета у Салли и тенниса у Джона и Брайана, а также чтения у бассейна романов для горничных, состояла в том, чтобы отсиживаться в Нассау, пока не придет время, когда они смогут без всякого риска предъявить права на дом на Пелэм-Креснт и на замок в Тоскании, и на поместье в Уилтшире с пятьюстами акрами земли и знаменитой художественной коллекцией, и на остров у Квинсленда, которые в данный момент числились за какой-то ничейной финансовой конторой, как, впрочем, и парочка сотен миллионов подъемных.
«Частые налетчики» пользовались привилегией привозить с собой своих друзей.
– Джедс! Пойди сюда! Ты помнишь Арно и Джорджину, приятелей Джулии, которые обедали с нами в Риме в феврале? Рыбный ресторанчик рядом с Байроном? Вспомни, Джед!
Джед состроила самую очаровательную свою гримаску. Вначале она широко распахивала глаза, как бы смутно что-то припоминая, потом приоткрывала рот, но лишь после некоторой паузы, изображавшей немое изумление, радостно вскрикивала:
– Черт побери, Арно! Но, дорогой, ты так похудел! Джорджина, милая, как поживаешь? Чертовски приятно! Класс!
Потом следовало обязательное объятие, сопровождаемое протяжным «ммм...», выражающим особое удовольствие. И Джонатан в своем гневе как-то поклялся, что в следующий раз он схватит эту притворщицу в такой момент и потребует: «Ну еще один разок, Джед, дорогая, только теперь по-настоящему!»
За «частыми налетчиками» следовали «виконты и геронты»: родовитые английские провинциалочки, сопровождаемые безмозглыми юнцами сильно разжиженных королевских кровей под охраной полицейских; улыбающиеся арабы в светлых костюмах, белоснежных рубашках и начищенных до блеска ботинках; малопримечательные английские политики и бывшие дипломаты, помешанные на собственной значимости; малайские магнаты со своими собственными поварами; иракские евреи, владеющие дворцами в Греции и компаниями на Тайване; немцы с их европейскими животиками, сокрушающиеся по поводу «бедняжек с Востока»; неотесанные юристы из Вайоминга, стремящиеся наилучшим образом обтяпать дела клиентов и свои собственные; ушедшие на покой инвесторы с огромными состояниями и двадцатимиллионными бунгало – старые развалины из Техаса с тонкими варикозными ногами в попугайских шортах и веселых солнечных шляпах, вдыхающие кислород из карманных ингаляторов; их женщины с такими сладкими лицами, каких у них никогда не было в молодости, с подобранными животами и бедрами, подтянутыми веками и искусственным блеском глаз. Но никакие на свете операции не могли снять тяжелых вериг возраста, сковывающих их движения, когда они, изо всех сил сжимая поручень, спускались в бассейн со стороны детской купальни, одержимые страхом рухнуть и опять превратиться в руины, какими они были до реставрации в клинике доктора Марти.
– Боже, Томас, – прошептала Джед Джонатану, смотря, как голубоволосая австрийская графиня по-собачьи барахтается в воде. – Сколько, вы думаете, ей может быть лет?
– Все зависит от того, какую часть тела рассматривать, – ответил Джонатан. – В среднем, я полагаю, около семнадцати. – Джед рассмеялась тем дивным, непритворным смехом и снова словно коснулась его взглядом.
После «виконтов и геронтов» шли те, к кому Берр испытывал особую слабость. Впрочем, Роупер, вероятно, тоже, потому что он называл их «неизбежное зло». Это были торговые банкиры с лоснящимися щеками из Лондона, одетые по моде восьмидесятых в голубые полосатые рубашки с белыми воротничками. У них были двойные имена, двойные подбородки и двубортные костюмы. Они говорили «клево» вместо «хорошо», называли машину «тачкой», а Итон – «школой». Ихэскортировали молодчики-бухгалтеры – счетчики фасоли, как называл их Роупер, державшиеся так, будто они прибыли сюда для того, чтобы вырвать добровольное признание. И ребята с отвратительным запахом карри изо рта, потными подмышками и официальными голосами, которые как бы напоминали, что все, что отныне вами говорится, может быть использовано против вас.
У них были и небританские двойники: Малдер, коротконогий нотариус с Кюрасао, с беглой улыбочкой и самоуверенной походкой вразвалку; Шрайбер из Штутгарта, постоянно извиняющийся за свой излишне правильный английский; Тьерри из Марселя с тонкими губами и мальчиком-милашкой в качестве секретаря; торговцы долговыми обязательствами с Уолл-стрит числом не менее четырех, как будто безопасность обеспечивалась количеством, и, наконец, Апостол, ретивый американский грек в парике, напоминающем черную медвежью лапу, золотых цепях и золотых крестах, с невеселой венецианской любовницей, неуклюже переваливающейся рядом с ним в своих стодолларовых туфлях, когда они целеустремленно направлялись в буфетную. Поймав взгляд Апостола, Джонатан быстро отвел глаза, но было уже поздно.
– Сэр? Мы, кажется, встречались, сэр? Я никогда не забываю лица, – заявил Апостол, сдергивая свои темные очки и перекрывая всем проход. – Мое имя Апостол. Я легионер Господа, сэр.
– Разумеется, ты встречался с ним, Ало! – незамедлительно среагировал Роупер. – Мы все встречались с ним. Это Томас, Ало! Помнишь? Служил у Майстера. Приехал на Запад испытать судьбу. Подружился с нами на обратном пути. Исаак, налей-ка доктору еще немного шампанского.
– Очень приятно, сэр. Простите, вы англичанин? У меня много английских корней, сэр. Моя бабушка приходилась родственницей герцогу Вестминстерскому, а мой дядя со стороны матери проектировал Альберт-Холл.
– О, это замечательно, – вежливо отвечал Джонатан.
Они пожали друг другу руки. Ладонь Апостола была холодна, как змеиная кожа. Их глаза встретились. Апостол, казалось, был озабочен и немного не в себе. Впрочем, кто здесь не безумен, в эту звездную ночь на Кристалле, когда вино льется как песня?
– Вы служите у господина Роупера, сэр? – продолжал настаивать Апостол. – Вы участвуете в одном из его гигантских проектов? Господин Роупер – человек огромного влияния.
– Я пользуюсь гостеприимством дома, – ответил Джонатан.
– Нет ничего лучше, сэр. Может быть, вы друг майора Коркорана? Мне кажется, несколько минут назад я видел, как вы мило беседовали.
– Мы с Корки старые приятели.
Когда гости поменялись, Роупер незаметно отвел Апостола в сторону, и Джонатан услышал тихо произнесенные слова «у Мама Лоу».
* * *
– Видишь ли, Джед, – говорило существо по имени Уилфред, из числа «неизбежных», когда они отдыхали за белыми столиками при свете яркой луны, – мы предлагаем Дикки те же самые услуги, что и эти жулики, только без жуликов.– Но, Уилфред, как это все скучно. Откуда только бедняжка Роупер берет силы?
Она метнула на Джонатана смертоносный взгляд. Как это случилось? Кто посмотрел первый? Ведь это не просто кокетство. Не заигрывание с ровесником. Снова этот взгляд! Роупер, где ты? Ты нам сейчас нужен.
* * *
Ночи в обществе этих «неизбежных» кажутся бесконечными. Иногда разговор продолжается за бриджем или триктраком в кабинете. Напитки разливают сами, лакеев удаляют, дверь охраняется стражей, прислуга старается держаться подальше от этой части дома. Допускается только Коркоран, но теперь не всегда и он.– Корки немного впал в немилость, – поведала Джед Джонатану, потом закусила губу и больше не продолжала.
Джед тоже сохраняла верность своему клану. «Она не из перебежчиков», – предупредил себя Джонатан.
* * *
– Ко мне сами липнут, – объяснил Роупер.Они прогуливались вдвоем. Был вечер. Перед этим они сразились в теннис, но никто не выиграл. Роупера не волновал счет, если только он не играл на деньги, а у Джонатана их не было. Может быть, поэтому разговор их был вполне непринужденным. Роупер шел близко от него, время от времени их плечи соприкасались, как когда-то у Майстера. Прикосновения Роупера были атлетически небрежны. Тэбби и Гус следовали на расстоянии. Гус был новым охранником, появившимся совсем недавно. Изображая тех, кто к нему сам липнет, Роупер говорил специфическим голосом.
– "Миистер Роупер, даайте нам хорошеньких «игрушек». – Он сделал паузу, дав Джонатану вволю посмеяться над его перевоплощением. – Я его спрашиваю: «Что значит хорошеньких, старина? В сравнении с чем?» Молчит. В некоторых странах пушка времен бурской войны – предел мечтаний. – Роупер сделал нетерпеливый жест, обозначающий этот предел, и Джонатан ощутил его локоть на своих ребрах. – А в некоторых – золотая жила, там сидят на деньгах и жаждут получить высокие технологии, ничто другое их не устраивает, им нужно такое же, как у соседа. Даже не такое же. Им нужно лучше. Много лучше. Им нужна такая милая бомбочка, которая влезла бы в лифт, доехала бы до третьего этажа, свернула влево, отряхнулась и разнесла на кусочки хозяина, не повредив при этом телевизора. – Все тот же локоть слегка толкнул Джонатана в предплечье. – Беда в том, что они никак не поймут: для того чтобы пользоваться хорошими вещами, нужно иметь условия. И людей, умеющих с ними обращаться. Что толку купить новейший полотер, притащить его в грязную лачугу, где даже и розетки нет, чтобы подключить его к сети. Правильно?
– Да, конечно, – отвечал Джонатан.
Роупер сунул руки в карманы теннисных шорт и лениво улыбнулся.
– В вашем возрасте я получал удовольствие, делая поставки партизанам. Идеалы были важнее денег... во имя свободы человека. Но это недолго продолжалось, слава Богу. Сегодня партизаны, завтра – богачи. Удачи всем. Настоящие врага – это правительства могущественных стран. Куда ни сунься – они уже здесь побывали, загоняют что угодно кому угодно и нарушают свои же собственные законы, грызутся между собой, поддерживают неправую сторону, объявляя ее правой. Последствия самые тяжелые. Тех, кто действует независимо, все время загоняют в угол. Единственный способ прорваться – опередить их, обойти. Только мозги и интуиция и могут нас выручить. Надо все время рыть землю. Нет ничего удивительного что некоторые не выдерживают. Но только так и можно заниматься бизнесом. Малыш Дэниэл плавал сегодня?
– Мы обогнули остров Мейбл, и я ни разу не прикоснулся к рулю.
– Превосходно. Приготовите нам морковный пудинг?
– Когда скажете.
Когда они поднимались по ступеням, ведущим в сад, внимательный наблюдатель заметил, как Сэнди Лэнгборн вошел в домик для гостей, а минутой позже туда прошмыгнула воспитательница его детей. Это было скромное девятнадцатилетнее создание, но в тот момент она походила на девочку, готовую ограбить банк.
* * *
Бывали дни, когда Роупер находился в своей резиденции, и дни, когда он уезжал продавать фермы.Роупер не извещал о своих отъездах, но Джонатану было довольно только приблизиться к парадному входу, чтобы понять, как обстоят дела. Слоняется ли в белых перчатках по громадному, увенчанному куполом вестибюлю Исаак? Толкутся ли в мраморной приемной Макдэнби, приглаживая франтоватые прически и поправляя застежки и галстуки? Сидит ли охранник на привратницком стуле перед большими бронзовыми дверями? Если да, то Роупер дома. Проходя мимо открытых окон, Джонатан, возможно, услышит его голос, диктующий секретарше:
– Нет, черт побери! Зачеркни последний параграф, Кэт! Зачеркни и скажи ему, что контракт подписан. Джеки, приготовь письмо Педро. «Дорогой Педро, мы беседовали пару недель назад» – и все такое, а потом сделай ему маленький намек, что, мол, слишком мало, слишком поздно, слишком много пчел вокруг горшка с медом, понял? Кэт, добавь-ка вот что.
Но, позабыв об этом дополнительном вот что,Роупер хватает телефонную трубку, чтобы переговорить со шкипером «Железного паши» о перекраске корпуса корабля. Или с конюхом Клодом о счетах за фураж. Или с лодочным мастером Талботом о плохом состоянии причала. Или со своим антикваром в Лондоне о возможности приобретения двух китайских бронзовых собак, которые отлично смотрелись бы в ближних к морю углах новой оранжереи, если, конечно, они не чересчур позеленели.
– О, Томас, чудесно! Как дела? Голова не болит, ничего не беспокоит? Ну замечательно. – Джед сидит за великолепным письменным столом в комнате дворецкого и обсуждает меню с экономкой, мисс Сью, а также поварихой Эсмеральдой. При этом она как бы позирует для журнала «Дом и сад». При виде Джонатана мгновенно подключает к делу и его: – Томас, по-честному, как правильно? Лангусты, салат, ягненок – или салат, лангусты, ягненок?.. О, спасибо. Мы так и думали, правда, Эсмеральда?.. О, Томас, можно нам поэксплуатировать ваши знания относительно напитков? Как вы думаете, гусиная печенка пойдет под «Сотерне»? Шеф его обожает, а я ненавижу. Вот Эсмеральда говорит, почему бы не перейти потом на шампанское?.. О, Томас, – и понижая голос якобы для того, чтобы не слышали слуги, – бедняжка Каро Лэнгборн так расстроена. Сэнди опять повел себя как настоящая свинья. Может быть, ей будет приятно немного поплавать на лодке, если вы действительно в силах. Если она станет вам изливаться, не обращайте внимания, заткните уши, и все... Да, Томас, если будете в тех краях, спросите Исаака, куда, черт возьми, он дел раскладные столики?.. И еще, Томас, Дэниэл твердо намерен устроить мисс Моллой сюрприз на день рождения. Представляете? Это будет восемнадцатого числа. Если у вас есть идеи по этому поводу, я полюблю вас на веки вечные...