Страница:
"М ы п о р у ч и л и М е р л и н у о т В а ш е г о и м е н и у т о ч н и т ь в о п р о с о т н о с и т е л ь н о п р е о б л а д а ю щ е й в К р е м л е т о ч к и з р е н и я н а п р о д а ж у и з л и ш к о в р о с с и й с к о й н е ф т и С о е д и н е н н ы м Ш т а т а м u п р о с ь б е м ы о б р а т и л и е г о в н и м а н и е н а н е к о т о р ы е р а с х о ж д е н и я с е г о д о н е с е н и е м з а п р о ш л ы й м е с я ц , в к о т о р о м р е ч ь ш л а о з а к у л и с н ы х и г р а х К р е м л я с п р а в и т е л ь с т в о м Т а н а к и (Премьер-министр Японии) в о к р у г к о н т р а к т а н а п о с т а в к у с и б и р с к о й н е ф т и н а я п о н с к и й р ы н о к . М е р л и н н е в и д и т п р о т и в о р е ч и я м е ж д у д в у м я д о н е с е н и я м и и о т к а з ы в а е т с я п р е д с к а з а т ь , к а к о м у и з р ы н к о в в к о н ц е к о н ц о в б у д е т о т д а н о п р е д п о ч т е н и е " .
Уайтхолл пожалел о своей опрометчивости. « М е р л и н н е с о б и р а е т с я н и ч е г о д о б а в л я т ь к с в о е м у д о к л а д у о п о д а в л е н и и н а ц и о н а л и с т и ч е с к и х п р о я в л е н и й в Г р у з и и , в ч а с т н о с т и м я т е ж а в Т б и л и с и . Н е б у д у ч и с а м г р у з и н о м , о н п р и д е р ж и в а е т с я р а с п р о с т р а н е н н о й в Р о с с и и т о ч к и з р е н и я , ч т о в с е г р у з и н ы – в о р ы и б р о д я г и и л у ч ш е е м е с т о д л я н и х – з а р е ш е т к о й…»
Уайтхолл согласился не настаивать.
Мерлин вдруг словно стал ближе. Только ли упоминание о приобретении «Лондонского дома» так подействовало на Смайли, что он едва ли не буквально ощутил его присутствие? Перенесенный внезапно из далекой и спокойной московской зимы, Мерлин, казалось, был где-то здесь: вот он сидит прямо перед ним в этой захламленной комнате; а вот он уже на улице, стоит у окна и ждет чего-то под дождем, там, где днем и ночью, как хорошо было известно Смайли, дежурил одинокий охранник Мэндела. А вот там, откуда ни возьмись, появляется еще один Мерлин, он что-то рассказывает и хамовато отвечает на вопросы и не чурается высказывать свои суждения: для этого Мерлина нашлось время, чтобы его принять. Принять здесь, в Лондоне? Накормить, хорошенько угостить, выслушать его отчет в этой резиденции стоимостью в шестьдесят тысяч фунтов, в то время как он ведет себя до. вольно заносчиво и отпускает шуточки о грузинах? Что же это за круг осведомленных, который теперь совершенно явно обозначился внутри более широкого круга тех, кто посвящен в тонкости операции «Черная магия»?
В этом месте на сцене неожиданно возникла новая фигура: некто Дж. П.
Р., новичок из расширяющейся день ото дня команды Уайтхолла – экспертов по «Черной магии». Сверившись со «списком посвященных», Смайли установил его полное имя: некто Риббл, член Аналитического отдела Министерства иностранных дел. Итак, Дж.П.Риббл был озадачен.
Из письма Дж.П.Р. в Адриатическую рабочую партию (АРП): «П о з в о л ь т е м н е о б р а т и т ь в а ш е в н и м а н и е н а о ч е в и д н о е н е с о о т в е т с т в и е , к а с а ю щ е е с я н е к о т о р ы х д а т . „Ч е р н а я м а г и я M 1 0 4“ ( с о в е т с к о – ф р а н ц у з с к и е п е р е г о в о р ы о с о т р у д н и ч е с т в е в о б л а с т и а в и а с т р о е н и я ) д а т и р о в а н а 2 1 а п р е л я . В с о о т в е т с т в и и с в а ш е й с о п р о в о д и т е л ь н о й з а п и с к о й , М е р л и н п о л у ч и л э т у и н ф о р м а ц и ю н е п о с р е д с т в е н н о о т г е н е р а л а М а р к о в а н а с л е д у ю щ и й д е н ь п о с л е т о г о , к а к д о г о в а р и в а ю щ и е с я с т о р о н ы п р и ш л и к с о г л а ш е н и ю о с е к р е т н о м о б м е н е н о т а м и . Н о в э т о т д е н ь ( 2 1 а п р е л я ) , с у д я п о с о о б щ е н и я м и з п а р и ж с к о г о п о с о л ь с т в а , М а р к о в в с е е щ е н а х о д и л с я в П а р и ж е , а М е р л и н , к а к с л е д у е т и з в а ш е г о д о н е с е н и я No. 1 0 9 , в с т р е ч а л с я с с о т р у д н и к а м и р а к е т н о г о н а у ч н о – и с с л е д о в а т е л ь с к о г о ц е н т р а в п р и г о р о д е Л е н и н г р а д а…»
В записке упоминалось по крайней мере о четырех подобных «несоответствиях», которые, будучи сведенными вместе, внушали мысль о вездесущности Мерлина, которая, должно быть, отчасти оправдывала его таинственную кличку.
Дж.П.Рибблу недвусмысленно дали понять, чтобы он не лез не в свое дело.
Но в отдельной записке Министру Аллелайн сделал из ряда вон выходящее признание, которое проливало совершенно новый свет на сущность операции «Черная магия».
«С о в е р ш е н н о с е к р е т н о . Л и ч н о в р у к и . М е р л и н , к а к В а м с н е к о т о р ы х п о р и з в е с т н о , п р е д с т а в л я е т с о б о й н е о д и н и с т о ч н и к , а н е с к о л ь к о . Х о т я м ы и з с о о б р а ж е н и й с е к р е т н о с т и и д е л а л и в с е в о з м о ж н о е , ч т о б ы с к р ы т ь э т о т ф а к т о т в а ш и х з а к а з ч и к о в , д е й с т в и т е л ь н ы е о б ъ е м ы п о с т а в л я е м о г о м а т е р и а л а д е л а ю т в с е б о л е е з а т р у д н и т е л ь н ы м п р о д о л ж е н и е э т о й ф и к ц и и . Н е п р и ш л о л и в р е м я с д е л а т ь т а й н о е я в н ы м , х о т я б ы в о г р а н и ч е н н о й ф о р м е ? К т о м у ж е М и н и с т е р с т в у ф и н а н с о в н е п о м е ш а л о б ы з н а т ь , ч т о д е с я т ь т ы с я ч ш в е й ц а р с к и х ф р а н к о в в в и д е з а р п л а т ы М е р л и н у и с х о ж а я с э т о й с у м м а , в ы п л а ч е н н а я н а р а з н о г о р о д а т е к у щ и е и з д е р ж к и и р а с х о д ы , – е д в а л и ч р е з м е р н а я ц и ф р а , е с л и у ч е с т ь , ч т о п р и х о д и т с я т р а т и т ь с я н а р а з н о г о р о д а…»
Однако окончание записки носило более категоричный оттенок:
"К а к б ы т а м н и б ы л о , д а ж е е с л и м ы и р е ш и м н а с т о л ь к о п р и о т к р ы т ь з а в е с у , я с ч и т а ю , ч т о , п о к р а й н е й м е р е , к р у г о с в е д о м л е н н ы х о с у щ е с т в о в а н и и « Л о н д о н с к о г о д о м а и е г о п р е д н а з н а ч е н и и н е с л е д у е т р а с ш и р я т ь . Р а з у м е е т с я , к а к т о л ь к о т о т ф а к т , ч т о М е р л и н – э т о н е о д и н ч е л о в е к , п р е д а д у т г л а с н о с т и с р е д и в а ш и х з а к а з ч и к о в , с е к р е т н о с т ь „л о н д о н с к о й о п е р а ц и и“ д о л ж н а в о з р а с т и».
Совершенно озадаченный Смайли прочел это послание несколько раз. Затем, будто пораженный внезапной мыслью, он посмотрел прямо перед собой, и на его лице застыла маска замешательства. Его мысли были на самом деле так далеко, они были такими сложными и запутанными, что телефон прозвонил несколько раз, прежде чем он ответил. Сняв трубку, Джордж взглянул на часы. Было только шесть вечера, он начал читать не более часа назад.
– Мистер Барраклаф? Это Лофтхаус из Финансового отдела, сэр.
Питер Гиллем, прибегнув к процедуре, предусмотренной для чрезвычайных обстоятельств, с помощью условных фраз просил о срочной встрече, и голос его дрожал от волнения.
Глава 20
В архивы Цирка нельзя было попасть через главный вход. Путь туда лежал через лабиринт мрачных комнат и лестничных площадок в задней части здания, больше похожего на один из множества букинистических магазинов вокруг, чем на хранилище памяти крупного учреждения. В архивы вела невзрачная дверь на Чаринг-Кросс-роуд, притулившаяся между багетной мастерской и круглосуточным кафе, куда персоналу Цирка входить было запрещено. Одна из табличек на двери гласила: «Универсальная школа иностранных языков. Служебный вход», другая:
«Си энд Эл Дистрибьюшн Лтд.». Чтобы войти туда, вы нажимали на одну из дверных кнопок и ждали Алвина, женоподобного морского пехотинца, у которого все разговоры сводились к рассказам об уик-эндах. Если среда еще не наступила, он вспоминал прошедший, если же неделя близилась к концу, он говорил об уик-энде предстоящем. В это утро, во вторник, в его настроении преобладало беспокойное негодование.
– Послушайте-ка, что это там за демонстрации? – спросил он, подвинув через стойку регистрационную книгу, чтобы Гиллем поставил в ней свою подпись. – Все равно что живешь внутри маяка. Всю субботу, все воскресенье.
Я говорю своему другу: «До чего дожили – мы должны слушать это в самом центре Лондона». Не хотите ли сдать мне это на хранение?
– Побывал бы там, где довелось мне, – Гиллем передал коричневый брезентовый саквояж в протянутые руки Алвина, – и послушал бы, когда по улице ползком нужно передвигаться.
«Не будь чересчур дружелюбным», – сказал он самому себе.
– Вот поэтому-то я и люблю больше деревню, – признался Алвин, задвигая саквояж в один из открытых шкафчиков позади стойки. – Номерок не возьмете?
Мне вообще-то полагается вам его отдать, а то эта Акула убьет меня, если узнает, – Я тебе доверяю, – сказал Гиллем. Взбежав по ступенькам, он толкнул вращающуюся дверь, ведущую в читальный зал. Помещение было похоже на временный и наспех сооруженный лекционный амфитеатр: дюжина столов, повернутых в одну сторону, возвышение, где сидела девушка-архивариус. Гиллем выбрал стол в последнем ряду. Было еще довольно рано – 10.10 по его часам, – и единственным читателем, кроме него, был Бен Тракстон из Следственного отдела, который проводил здесь большую часть своего времени. Когда-то давно, выдавая себя за латышского диссидента, Бен маршировал вместе с другими революционерами по улицам Москвы и скандировал: «Смерть угнетателям!» Сейчас он сидел сгорбившись, как старый священник, над своими бумагами, седовласый и совершенно невозмутимый.
Увидев, что Гиллем стоит у ее стола, архивистка улыбнулась. Когда в Брикстоне бывало нечего делать, Гиллем довольно часто сидел здесь целыми днями, выискивая среди старых дел те, которые можно запустить по новому кругу. Архивистку звали Сэл, это была пухленькая, спортивного вида девушка, которая возглавляла молодежный клуб в Чизвике и имела черный пояс по дзюдо.
– Сломали кому-нибудь шею в прошлый выходной? – спросил он, пододвигая к себе стопку зеленоватых бланков заказов.
Сэл передала ему записи, которые хранились у нее в стальном шкафу.
– Всего парочку. А как вы?
– Спасибо, хорошо. Навестил своих тетушек в Шропшире.
– Да уж, теперь это называется «навестить тетушек», – заметила Сэл.
Стоя за ее столом, Питер заполнил бланки для следующих двух заказов из своего списка. Он наблюдал за ней, пока она ставила на них штампы, потом оторвала корешки и опустила их в прорезь на столе.
– Стеллаж "Д", – проворковала девушка, возвращая ему машинописные тексты. – Двадцать восьмые – в середине справа, тридцать первые – на следующей полке внизу.
Открыв дверь в глубине комнаты, он вошел в главный зал. В центре старый лифт, похожий на клеть в шахте, поднимал стопки папок в главное здание Цирка. Двое невзрачных молодых людей загружали кабину, третий стоял рядом и приводил в движение подъемник. Гиллем не спеша двинулся вдоль стеллажей, читая надписи на флюоресцентных табличках.
"Леикон клянется, что у него нет ни одной папки по «Свидетелю», – объяснил ему Смайли, по своему обыкновению, озабоченным тоном. – У него есть лишь несколько демобилизационных документов Придо, больше ничего. – И добавил все тем же мрачным голосом:
– Так что, боюсь, нам придется найти способ позаимствовать все, что можно будет найти в канцелярии Цирка".
«Позаимствовать» на языке Смайли означало «Украсть».
Какая-то девушка стояла на стремянке. Оскар Аллитсон, служащий архива, складывал в корзину для белья личные дела «пастухов», сантехник Астрид чинил батареи. Деревянные, глубокие, как нары, стеллажи были разделены фанерными перегородками на ячейки. Он уже знал, что справочный материал по «Свидетелю» числится под номером 4-4-8-2-Е и означает это полку No. 44, рядом с которой он сейчас стоял. Отделение "Е" было отведено для вышедших из активного пользования документов. Гиллем отсчитал восемь ячеек с левой стороны.
«Свидетель» должен стоять вторым слева в этом отсеке, но с полной уверенностью утверждать это было нельзя, так как на корешках не было ничего обозначено. Рекогносцировка на этом закончилась; он вытащил две папки, которые заказывал раньше, и оставил зеленые бланки требований на металлических полочках, специально для этого предназначенных.
«Там не будет слишком много материала, я уверен, – сказал Смайли так, будто тонкую папку украсть намного легче, чем толстую. – Но хоть что-нибудь там должно быть обязательно, пусть даже просто для видимости». Это была еще одна вещь, касающаяся Смайли, которая не понравилась тогда Гиллему: он говорил так, будто вы полностью понимаете его доводы, будто вы все время рассуждаете так, как он.
Сев за стол, он притворился, что читает, хотя на самом деле лишь убивал время, думая о Камилле. В это утро, лежа в его объятиях, она сказала, что уже была один раз замужем. Время от времени она говорила такие вещи, что создавалось впечатление, будто она прожила не один десяток жизней. Тот брак оказался ошибкой, и они решили с ним покончить.
«Что же все-таки произошло?»
«Ничего. Мы просто не подошли друг другу».
Гиллем не поверил.
«Ты получила развод?»
«Наверное, да».
«Черт возьми, не говори ерунды, неужели ты не знаешь, разведена ты или нет?!»
«Этим занимались его родители, – сказала она. – Он иностранец».
«Он посылает тебе деньги?»
«С какой стати? Он мне ничего не должен».
И снова пение флейты в соседней комнате, долгие вопросительные ноты в полумраке, пока он готовит кофе. Кто же она все-таки: притворщица или ангел?
Он чуть не написал ее имя поперек какого-то донесения. Через час у нее урок с Сандом.
Забрав зеленый листок с заказом 4-3, он вернул две папки на свои места и переместился к полке, рядом с которой была папка со «Свидетелем».
«Пробный заход прошел успешно», – подумал он.
Девушка все еще стояла на своей стремянке. Аллитсон исчез, но бельевая корзина осталась на том же месте. Астрид устал чинить батареи и, присев передохнуть, читал «Сан». На зеленом листке было написано 4-3-4-3, и Гиллем сразу нашел нужную папку, так как перед этим запомнил, где она стоит. У нее была обложка розового цвета, как и у «Свидетеля». Как и «Свидетель», она была порядком потрепана. Гиллем положил зеленый бланк в специальный металлический кармашек. Затем отошел назад и еще раз посмотрел, что делает Аллитсон и девушки, затем достал папку со «Свидетелем» и очень быстро поставил на ее место ту, что перед этим держал в руке.
«Мне кажется, Питер, самое главное, – говорил Смайли, – не оставлять пустого места. Поэтому я предлагаю заказать что-нибудь похожее – я имею в виду ч и с т о в н е ш н е – и быстренько сунуть ее туда, где только что…»
«Уже понял», – сказал Гиллем.
Небрежно взяв папку со «Свидетелем», повернутую обложкой внутрь, Гиллем вернулся в читальный зал и снова сел за свой стол. Сэл приподняла брови и что-то беззвучно проговорила. Гиллем уверенно кивнул, думая, что она спрашивает, все ли в порядке, но Сэл поманила его рукой. Моментальная паника. Взять папку с собой или оставить на столе? Как я обычно делаю? Он оставил ее на столе.
– Джульет собирается приготовить кофе, – прошептала Сэл. – Не хотите чашечку?
Гиллем положил на стойку шиллинг.
Он взглянул на настенные часы, затем на наручные. Бог ты мой, перестань смотреть на этот чертов циферблат! Думай о Камилле, думай о том, что у нее начинается урок, думай о своих тетушках, которых ты снова не навестил, думай о том, что Алвин ни в коем случае не должен заглянуть в твою сумку. Думай о чем угодно, только не о времени. Осталось ждать восемнадцать минут. «Питер, если у тебя есть хоть малейшее сомнение, ты должен отказаться. Ничего не может быть важнее этого». Все это очень здорово, но как тут определишь, есть ли сомнения, когда внутри у тебя все переворачивается, и холодный пот градом катится под рубашкой? Никогда, он готов был поклясться, никогда еще он не испытывал ничего подобного.
Раскрыв папку со «Свидетелем», он попробовал читать.
Она была не такой уж тонкой, хотя и толстой ее тоже не назовешь.
Похоже, ее действительно собрали лишь для отвода глаз, как и говорил Смайли: первая подшивка представляла собой, по сути дела, описание того, чего там не было. " П р и л о ж е н и я с 1 п о 8 х р а н я т с я в Л о н д о н с к о м У п р а в л е н и и ; с м . т а к ж е л и ч н ы е д е л а Э Л Л И С А Д ж и м а , П Р И Д О Д ж и м а , Х А И Е К А В л а д и м и р а , К О Л Л И Н З А С э м а , Х А Б О Л Т А М а к с а… " и вплоть до дяди Тома Кобли и всех остальных. " О н а л и ч и и э т и х д о с ь е с п р а в л я й т е с ь у Р Л У и Р Ц " , что означало «руководитель Лондонского Управления» и «руководитель Цирка» вместе с его тщательно подобранными «мамочками».
Перестань смотреть на часы и заниматься подсчетами, идиот несчастный. Восемь минут. Довольно странное ощущение – умыкнуть досье с операцией твоего предшественника. Если подумать, вообще странно иметь Джима в качестве предшественника, впрочем, как и секретаршу, которая справила по нем поминки и с тех пор даже ни разу не упомянула его имя. Единственным живым свидетельством, оставшимся после него, которое обнаружил Гиллем (если не считать упоминания его оперативного псевдонима в некоторых документах), была ракетка для сквоша с выжженными на рукоятке инициалами, случайно завалившаяся за шкаф в его кабинете, Гиллем показал ее Эллен, старой сварливой склочнице, в присутствии которой даже Сай Ванхофер становился робким, как школьник, и она разразилась потоками слез, обернула эту ракетку бумагой и отослала с первым попавшимся под руку курьером в Административно-хозяйственный отдел, лично настаивая на том, чтобы Акула сделала «все, лежащее в пределах человеческих возможностей», и вернула ее владельцу. Как ты сейчас поживаешь, Джим, с парой чешских пуль в лопатке?
Все еще восемь минут.
«Следующее. Если бы ты смог устроить так, – сказал Смайли, – я имею в виду, если это не будет слишком хлопотно, отправь подремонтировать свою машину на местную станцию техобслуживания. Заказ, разумеется, делай со своего домашнего телефона, будем надеяться, что Тоби подслушивает…»
«Будем надеяться». Верх остроумия. Вся его милая болтовня с Камиллой…
Все еще восемь Минут.
Остальную часть досье, кажется, занимали телеграммы Министерства иностранных дел, вырезки из чешских газет, письменные расшифровки радиопередач из Праги, выдержки из страховых документов, касающиеся демобилизации и реабилитации провалившихся агентов, проекты отчетов для представления в Министерство финансов и «посмертное» заключение Перси Аллелайна, в котором вся вина за фиаско возлагается на Хозяина. Скорее на тебя, чем на меня, Джордж.
Гиллем в уме начал подсчитывать расстояние от своего стола до боковой двери, за которой Алвин сейчас дремал у своей стойки на проходной. Гиллем решил, что там пять шагов, и собрался предпринять тактический маневр. В двух шагах от двери стоял шкаф, похожий на большое желтое пианино. Он был набит всякой справочной ерундой: крупномасштабными картами, экземплярами «Кто есть кто?» за прошлые годы, старыми путеводителями. Зажав в зубах карандаш, он взял папку со «Свидетелем», не спеша подошел к комоду, выбрал телефонный справочник Варшавы и начал выписывать имена на листок бумаги. «Бог ты мой, что с моей рукой! – вскрикнул кто-то внутри его. – Она дрожит и выводит каракули через всю страницу. Ты только посмотри на эти разводы, уж не пьян ли я? Почему никто не замечает?» Девушка по имени Джульет вошла с подносом и поставила чашку на его стол. Он сделал жалкую попытку послать ей воздушный поцелуй. Затем выбрал другой справочник, кажется, по Познани, и положил его рядом с первым. Когда в дверь вошел Алвин, он даже не поднял головы.
– Телефон, сэр, – пробормотал тот.
– А-а, к черту, – отозвался Гиллем, углубившись в справочник. – Кто там?
– По городскому телефону, сэр. Какой-то грубиян. Кажется, из автосервиса, насчет вашей машины. Говорит, у него для вас плохие новости, – сказал Алвин вполне довольным тоном.
Гиллем держал папку со «Свидетелем» обеими руками, якобы сверяя что-то со справочником. Он стоял спиной к Сэл и чувствовал, как коленки выбивают мелкую дробь о штанины. Карандаш по-прежнему был зажат во рту. Алвин прошел вперед и придержал для него вращающуюся дверь, и Питер двинулся через нее, не отрывая глаз от раскрытой папки. "Как какой-нибудь паршивый мальчишка в хоре, – подумал он. Он ожидал, что молния поразит на месте, что сейчас Сэл закричит «караул», что старый супершпион Бен вдруг воскреснет, но ничего подобного не произошло. И он почувствовал себя намного лучше: Алвин – мой союзник, я ему доверяю, мы вместе против Акулы, и я нормально двигаюсь.
Вращающаяся дверь качнулась и закрылась, Гиллем спустился по ступенькам, и здесь снова стоял Алвин, который придерживал ему дверь в телефонную кабинку.
Снизу до середины она была закрыта сплошной перегородкой, от середины и выше – стеклянной. Взяв трубку, он положил папку возле ног и услышал, как Мэндел говорит ему, что нужна новая коробка перс-дач и работа будет стоить где-то около сотни. Они разработали этот спектакль на радость администрации или кому-нибудь еще, кто будет читать расшифровку, и Гиллем вел свою партию как по нотам, пока Алвин благополучно стоял за своей стойкой, навострив уши.
«Все идет хорошо, – подумал Гиллем, – я лечу, все идет так, как надо». Он услышал свой собственный голос:
– Ладно, по крайней мере, свяжитесь сначала с головным агентством и узнайте, сколько понадобится времени, чтобы доставить эту чертову штуковину.
У вас есть их телефон? – И раздраженно бросил:
– Подождите, не вешайте трубку!
Он приоткрыл дверь и прижал микрофон трубки к ляжке, рассудив, что эта часть разговора не должна попадать на пленку.
– Алвнн, подбрось-ка мне на минуту мою сумку, а?
Дежурный, ставший похожим на доктора на футбольном поле, с готовностью принес сумку:
– Все в порядке, мистер Гиллем? Открыть, сэр?
– Спасибо, кинь ее здесь.
Сумка стояла на полу возле кабинки. Он нагнулся, втащил ее внутрь и открыл молнию. Внутри, между рубашками и газетами, лежали три фальшивые папки-куклы": одна желтоватого цвета, другая зеленая и третья розовая. Он достал розовую папку с адресной книгой и положил вместо них «Свидетеля».
Затем закрыл молнию, выпрямился и продиктовал Мэнделу телефонный номер, причем настоящий. Повесив трубку, он передал Алвину сумку и вернулся в читальный зал с «куклой». Лениво подошел к шкафу, покопался еще в нескольких справочниках, затем побрел в архив, неся «куклу» в руке. Аллитсон, как в старой заезженной кинокомедии, пытался сдвинуть с места свою корзину, тащил и толкал ее с разных сторон, но все безуспешно.
– Питер, подсоби маленько, я застрял.
– Одну секунду.
Вытащив папку из ячейки, где стоял «Свидетель», и заменив ее «куклой», он вернул ее на свое место на полке 4-3 и забрал из кармашка свой зеленый листок. "Есть Бог на небесах, премьера прошла на «ура». Он чуть не запел во весь голос: «Есть Бог на небесах, я еще не разучился летать!»
Он отнес листок Сэл, которая подписала его и наколола на спицу, как она это обычно делала. В конце дня она проверит: если папка будет стоять на своем месте, она уничтожит и зеленый листок и корешок в коробке, и даже она, умная Сэл, не вспомнит потом, что он стоял рядом с полкой 4-4. Он уже повернулся, чтобы пойти «подсобить» Аллитсону, как вдруг обнаружил, что смотрит прямо в карие недружелюбные глаза Тоби Эстерхейзи.
– Питер, – сказал Тоби на своем не совсем правильном английском, – мне так жаль беспокоить тебя, но у нас маленький кризис и Перси Аллелайн хотел бы иметь с тобой срочный разговор. Можешь ты сейчас пойти? Это было бы очень любезно. – и уже возле двери, когда Алвин выпускал их, заметил с официальностью маленького человека, лишь недавно начавшего подниматься по служебной лестнице:
– Он просто хочет твое мнение. Он желает посоветоваться с тобой, чтобы узнать мнение.
И в этот момент отчаянного вдохновения Гиллем обернулся к Алвину:
– В Брикстон днем пойдет «челнок». Ты не мог бы звякнуть в Отдел перевозок и попросить их отвезти туда для меня вот это?
– Сделаю, сэр, – отозвался Алвин. – Сделаю. Осторожно, ступеньки, сэр.
«И не забудь за меня помолиться», – подумал Гиллем.
«Си энд Эл Дистрибьюшн Лтд.». Чтобы войти туда, вы нажимали на одну из дверных кнопок и ждали Алвина, женоподобного морского пехотинца, у которого все разговоры сводились к рассказам об уик-эндах. Если среда еще не наступила, он вспоминал прошедший, если же неделя близилась к концу, он говорил об уик-энде предстоящем. В это утро, во вторник, в его настроении преобладало беспокойное негодование.
– Послушайте-ка, что это там за демонстрации? – спросил он, подвинув через стойку регистрационную книгу, чтобы Гиллем поставил в ней свою подпись. – Все равно что живешь внутри маяка. Всю субботу, все воскресенье.
Я говорю своему другу: «До чего дожили – мы должны слушать это в самом центре Лондона». Не хотите ли сдать мне это на хранение?
– Побывал бы там, где довелось мне, – Гиллем передал коричневый брезентовый саквояж в протянутые руки Алвина, – и послушал бы, когда по улице ползком нужно передвигаться.
«Не будь чересчур дружелюбным», – сказал он самому себе.
– Вот поэтому-то я и люблю больше деревню, – признался Алвин, задвигая саквояж в один из открытых шкафчиков позади стойки. – Номерок не возьмете?
Мне вообще-то полагается вам его отдать, а то эта Акула убьет меня, если узнает, – Я тебе доверяю, – сказал Гиллем. Взбежав по ступенькам, он толкнул вращающуюся дверь, ведущую в читальный зал. Помещение было похоже на временный и наспех сооруженный лекционный амфитеатр: дюжина столов, повернутых в одну сторону, возвышение, где сидела девушка-архивариус. Гиллем выбрал стол в последнем ряду. Было еще довольно рано – 10.10 по его часам, – и единственным читателем, кроме него, был Бен Тракстон из Следственного отдела, который проводил здесь большую часть своего времени. Когда-то давно, выдавая себя за латышского диссидента, Бен маршировал вместе с другими революционерами по улицам Москвы и скандировал: «Смерть угнетателям!» Сейчас он сидел сгорбившись, как старый священник, над своими бумагами, седовласый и совершенно невозмутимый.
Увидев, что Гиллем стоит у ее стола, архивистка улыбнулась. Когда в Брикстоне бывало нечего делать, Гиллем довольно часто сидел здесь целыми днями, выискивая среди старых дел те, которые можно запустить по новому кругу. Архивистку звали Сэл, это была пухленькая, спортивного вида девушка, которая возглавляла молодежный клуб в Чизвике и имела черный пояс по дзюдо.
– Сломали кому-нибудь шею в прошлый выходной? – спросил он, пододвигая к себе стопку зеленоватых бланков заказов.
Сэл передала ему записи, которые хранились у нее в стальном шкафу.
– Всего парочку. А как вы?
– Спасибо, хорошо. Навестил своих тетушек в Шропшире.
– Да уж, теперь это называется «навестить тетушек», – заметила Сэл.
Стоя за ее столом, Питер заполнил бланки для следующих двух заказов из своего списка. Он наблюдал за ней, пока она ставила на них штампы, потом оторвала корешки и опустила их в прорезь на столе.
– Стеллаж "Д", – проворковала девушка, возвращая ему машинописные тексты. – Двадцать восьмые – в середине справа, тридцать первые – на следующей полке внизу.
Открыв дверь в глубине комнаты, он вошел в главный зал. В центре старый лифт, похожий на клеть в шахте, поднимал стопки папок в главное здание Цирка. Двое невзрачных молодых людей загружали кабину, третий стоял рядом и приводил в движение подъемник. Гиллем не спеша двинулся вдоль стеллажей, читая надписи на флюоресцентных табличках.
"Леикон клянется, что у него нет ни одной папки по «Свидетелю», – объяснил ему Смайли, по своему обыкновению, озабоченным тоном. – У него есть лишь несколько демобилизационных документов Придо, больше ничего. – И добавил все тем же мрачным голосом:
– Так что, боюсь, нам придется найти способ позаимствовать все, что можно будет найти в канцелярии Цирка".
«Позаимствовать» на языке Смайли означало «Украсть».
Какая-то девушка стояла на стремянке. Оскар Аллитсон, служащий архива, складывал в корзину для белья личные дела «пастухов», сантехник Астрид чинил батареи. Деревянные, глубокие, как нары, стеллажи были разделены фанерными перегородками на ячейки. Он уже знал, что справочный материал по «Свидетелю» числится под номером 4-4-8-2-Е и означает это полку No. 44, рядом с которой он сейчас стоял. Отделение "Е" было отведено для вышедших из активного пользования документов. Гиллем отсчитал восемь ячеек с левой стороны.
«Свидетель» должен стоять вторым слева в этом отсеке, но с полной уверенностью утверждать это было нельзя, так как на корешках не было ничего обозначено. Рекогносцировка на этом закончилась; он вытащил две папки, которые заказывал раньше, и оставил зеленые бланки требований на металлических полочках, специально для этого предназначенных.
«Там не будет слишком много материала, я уверен, – сказал Смайли так, будто тонкую папку украсть намного легче, чем толстую. – Но хоть что-нибудь там должно быть обязательно, пусть даже просто для видимости». Это была еще одна вещь, касающаяся Смайли, которая не понравилась тогда Гиллему: он говорил так, будто вы полностью понимаете его доводы, будто вы все время рассуждаете так, как он.
Сев за стол, он притворился, что читает, хотя на самом деле лишь убивал время, думая о Камилле. В это утро, лежа в его объятиях, она сказала, что уже была один раз замужем. Время от времени она говорила такие вещи, что создавалось впечатление, будто она прожила не один десяток жизней. Тот брак оказался ошибкой, и они решили с ним покончить.
«Что же все-таки произошло?»
«Ничего. Мы просто не подошли друг другу».
Гиллем не поверил.
«Ты получила развод?»
«Наверное, да».
«Черт возьми, не говори ерунды, неужели ты не знаешь, разведена ты или нет?!»
«Этим занимались его родители, – сказала она. – Он иностранец».
«Он посылает тебе деньги?»
«С какой стати? Он мне ничего не должен».
И снова пение флейты в соседней комнате, долгие вопросительные ноты в полумраке, пока он готовит кофе. Кто же она все-таки: притворщица или ангел?
Он чуть не написал ее имя поперек какого-то донесения. Через час у нее урок с Сандом.
Забрав зеленый листок с заказом 4-3, он вернул две папки на свои места и переместился к полке, рядом с которой была папка со «Свидетелем».
«Пробный заход прошел успешно», – подумал он.
Девушка все еще стояла на своей стремянке. Аллитсон исчез, но бельевая корзина осталась на том же месте. Астрид устал чинить батареи и, присев передохнуть, читал «Сан». На зеленом листке было написано 4-3-4-3, и Гиллем сразу нашел нужную папку, так как перед этим запомнил, где она стоит. У нее была обложка розового цвета, как и у «Свидетеля». Как и «Свидетель», она была порядком потрепана. Гиллем положил зеленый бланк в специальный металлический кармашек. Затем отошел назад и еще раз посмотрел, что делает Аллитсон и девушки, затем достал папку со «Свидетелем» и очень быстро поставил на ее место ту, что перед этим держал в руке.
«Мне кажется, Питер, самое главное, – говорил Смайли, – не оставлять пустого места. Поэтому я предлагаю заказать что-нибудь похожее – я имею в виду ч и с т о в н е ш н е – и быстренько сунуть ее туда, где только что…»
«Уже понял», – сказал Гиллем.
Небрежно взяв папку со «Свидетелем», повернутую обложкой внутрь, Гиллем вернулся в читальный зал и снова сел за свой стол. Сэл приподняла брови и что-то беззвучно проговорила. Гиллем уверенно кивнул, думая, что она спрашивает, все ли в порядке, но Сэл поманила его рукой. Моментальная паника. Взять папку с собой или оставить на столе? Как я обычно делаю? Он оставил ее на столе.
– Джульет собирается приготовить кофе, – прошептала Сэл. – Не хотите чашечку?
Гиллем положил на стойку шиллинг.
Он взглянул на настенные часы, затем на наручные. Бог ты мой, перестань смотреть на этот чертов циферблат! Думай о Камилле, думай о том, что у нее начинается урок, думай о своих тетушках, которых ты снова не навестил, думай о том, что Алвин ни в коем случае не должен заглянуть в твою сумку. Думай о чем угодно, только не о времени. Осталось ждать восемнадцать минут. «Питер, если у тебя есть хоть малейшее сомнение, ты должен отказаться. Ничего не может быть важнее этого». Все это очень здорово, но как тут определишь, есть ли сомнения, когда внутри у тебя все переворачивается, и холодный пот градом катится под рубашкой? Никогда, он готов был поклясться, никогда еще он не испытывал ничего подобного.
Раскрыв папку со «Свидетелем», он попробовал читать.
Она была не такой уж тонкой, хотя и толстой ее тоже не назовешь.
Похоже, ее действительно собрали лишь для отвода глаз, как и говорил Смайли: первая подшивка представляла собой, по сути дела, описание того, чего там не было. " П р и л о ж е н и я с 1 п о 8 х р а н я т с я в Л о н д о н с к о м У п р а в л е н и и ; с м . т а к ж е л и ч н ы е д е л а Э Л Л И С А Д ж и м а , П Р И Д О Д ж и м а , Х А И Е К А В л а д и м и р а , К О Л Л И Н З А С э м а , Х А Б О Л Т А М а к с а… " и вплоть до дяди Тома Кобли и всех остальных. " О н а л и ч и и э т и х д о с ь е с п р а в л я й т е с ь у Р Л У и Р Ц " , что означало «руководитель Лондонского Управления» и «руководитель Цирка» вместе с его тщательно подобранными «мамочками».
Перестань смотреть на часы и заниматься подсчетами, идиот несчастный. Восемь минут. Довольно странное ощущение – умыкнуть досье с операцией твоего предшественника. Если подумать, вообще странно иметь Джима в качестве предшественника, впрочем, как и секретаршу, которая справила по нем поминки и с тех пор даже ни разу не упомянула его имя. Единственным живым свидетельством, оставшимся после него, которое обнаружил Гиллем (если не считать упоминания его оперативного псевдонима в некоторых документах), была ракетка для сквоша с выжженными на рукоятке инициалами, случайно завалившаяся за шкаф в его кабинете, Гиллем показал ее Эллен, старой сварливой склочнице, в присутствии которой даже Сай Ванхофер становился робким, как школьник, и она разразилась потоками слез, обернула эту ракетку бумагой и отослала с первым попавшимся под руку курьером в Административно-хозяйственный отдел, лично настаивая на том, чтобы Акула сделала «все, лежащее в пределах человеческих возможностей», и вернула ее владельцу. Как ты сейчас поживаешь, Джим, с парой чешских пуль в лопатке?
Все еще восемь минут.
«Следующее. Если бы ты смог устроить так, – сказал Смайли, – я имею в виду, если это не будет слишком хлопотно, отправь подремонтировать свою машину на местную станцию техобслуживания. Заказ, разумеется, делай со своего домашнего телефона, будем надеяться, что Тоби подслушивает…»
«Будем надеяться». Верх остроумия. Вся его милая болтовня с Камиллой…
Все еще восемь Минут.
Остальную часть досье, кажется, занимали телеграммы Министерства иностранных дел, вырезки из чешских газет, письменные расшифровки радиопередач из Праги, выдержки из страховых документов, касающиеся демобилизации и реабилитации провалившихся агентов, проекты отчетов для представления в Министерство финансов и «посмертное» заключение Перси Аллелайна, в котором вся вина за фиаско возлагается на Хозяина. Скорее на тебя, чем на меня, Джордж.
Гиллем в уме начал подсчитывать расстояние от своего стола до боковой двери, за которой Алвин сейчас дремал у своей стойки на проходной. Гиллем решил, что там пять шагов, и собрался предпринять тактический маневр. В двух шагах от двери стоял шкаф, похожий на большое желтое пианино. Он был набит всякой справочной ерундой: крупномасштабными картами, экземплярами «Кто есть кто?» за прошлые годы, старыми путеводителями. Зажав в зубах карандаш, он взял папку со «Свидетелем», не спеша подошел к комоду, выбрал телефонный справочник Варшавы и начал выписывать имена на листок бумаги. «Бог ты мой, что с моей рукой! – вскрикнул кто-то внутри его. – Она дрожит и выводит каракули через всю страницу. Ты только посмотри на эти разводы, уж не пьян ли я? Почему никто не замечает?» Девушка по имени Джульет вошла с подносом и поставила чашку на его стол. Он сделал жалкую попытку послать ей воздушный поцелуй. Затем выбрал другой справочник, кажется, по Познани, и положил его рядом с первым. Когда в дверь вошел Алвин, он даже не поднял головы.
– Телефон, сэр, – пробормотал тот.
– А-а, к черту, – отозвался Гиллем, углубившись в справочник. – Кто там?
– По городскому телефону, сэр. Какой-то грубиян. Кажется, из автосервиса, насчет вашей машины. Говорит, у него для вас плохие новости, – сказал Алвин вполне довольным тоном.
Гиллем держал папку со «Свидетелем» обеими руками, якобы сверяя что-то со справочником. Он стоял спиной к Сэл и чувствовал, как коленки выбивают мелкую дробь о штанины. Карандаш по-прежнему был зажат во рту. Алвин прошел вперед и придержал для него вращающуюся дверь, и Питер двинулся через нее, не отрывая глаз от раскрытой папки. "Как какой-нибудь паршивый мальчишка в хоре, – подумал он. Он ожидал, что молния поразит на месте, что сейчас Сэл закричит «караул», что старый супершпион Бен вдруг воскреснет, но ничего подобного не произошло. И он почувствовал себя намного лучше: Алвин – мой союзник, я ему доверяю, мы вместе против Акулы, и я нормально двигаюсь.
Вращающаяся дверь качнулась и закрылась, Гиллем спустился по ступенькам, и здесь снова стоял Алвин, который придерживал ему дверь в телефонную кабинку.
Снизу до середины она была закрыта сплошной перегородкой, от середины и выше – стеклянной. Взяв трубку, он положил папку возле ног и услышал, как Мэндел говорит ему, что нужна новая коробка перс-дач и работа будет стоить где-то около сотни. Они разработали этот спектакль на радость администрации или кому-нибудь еще, кто будет читать расшифровку, и Гиллем вел свою партию как по нотам, пока Алвин благополучно стоял за своей стойкой, навострив уши.
«Все идет хорошо, – подумал Гиллем, – я лечу, все идет так, как надо». Он услышал свой собственный голос:
– Ладно, по крайней мере, свяжитесь сначала с головным агентством и узнайте, сколько понадобится времени, чтобы доставить эту чертову штуковину.
У вас есть их телефон? – И раздраженно бросил:
– Подождите, не вешайте трубку!
Он приоткрыл дверь и прижал микрофон трубки к ляжке, рассудив, что эта часть разговора не должна попадать на пленку.
– Алвнн, подбрось-ка мне на минуту мою сумку, а?
Дежурный, ставший похожим на доктора на футбольном поле, с готовностью принес сумку:
– Все в порядке, мистер Гиллем? Открыть, сэр?
– Спасибо, кинь ее здесь.
Сумка стояла на полу возле кабинки. Он нагнулся, втащил ее внутрь и открыл молнию. Внутри, между рубашками и газетами, лежали три фальшивые папки-куклы": одна желтоватого цвета, другая зеленая и третья розовая. Он достал розовую папку с адресной книгой и положил вместо них «Свидетеля».
Затем закрыл молнию, выпрямился и продиктовал Мэнделу телефонный номер, причем настоящий. Повесив трубку, он передал Алвину сумку и вернулся в читальный зал с «куклой». Лениво подошел к шкафу, покопался еще в нескольких справочниках, затем побрел в архив, неся «куклу» в руке. Аллитсон, как в старой заезженной кинокомедии, пытался сдвинуть с места свою корзину, тащил и толкал ее с разных сторон, но все безуспешно.
– Питер, подсоби маленько, я застрял.
– Одну секунду.
Вытащив папку из ячейки, где стоял «Свидетель», и заменив ее «куклой», он вернул ее на свое место на полке 4-3 и забрал из кармашка свой зеленый листок. "Есть Бог на небесах, премьера прошла на «ура». Он чуть не запел во весь голос: «Есть Бог на небесах, я еще не разучился летать!»
Он отнес листок Сэл, которая подписала его и наколола на спицу, как она это обычно делала. В конце дня она проверит: если папка будет стоять на своем месте, она уничтожит и зеленый листок и корешок в коробке, и даже она, умная Сэл, не вспомнит потом, что он стоял рядом с полкой 4-4. Он уже повернулся, чтобы пойти «подсобить» Аллитсону, как вдруг обнаружил, что смотрит прямо в карие недружелюбные глаза Тоби Эстерхейзи.
– Питер, – сказал Тоби на своем не совсем правильном английском, – мне так жаль беспокоить тебя, но у нас маленький кризис и Перси Аллелайн хотел бы иметь с тобой срочный разговор. Можешь ты сейчас пойти? Это было бы очень любезно. – и уже возле двери, когда Алвин выпускал их, заметил с официальностью маленького человека, лишь недавно начавшего подниматься по служебной лестнице:
– Он просто хочет твое мнение. Он желает посоветоваться с тобой, чтобы узнать мнение.
И в этот момент отчаянного вдохновения Гиллем обернулся к Алвину:
– В Брикстон днем пойдет «челнок». Ты не мог бы звякнуть в Отдел перевозок и попросить их отвезти туда для меня вот это?
– Сделаю, сэр, – отозвался Алвин. – Сделаю. Осторожно, ступеньки, сэр.
«И не забудь за меня помолиться», – подумал Гиллем.
Глава 21
Наш теневой министр иностранных дел" – так называл его Хейдон. Вахтеры звали его Белоснежкой за цвет волос. Тоби Эстерхейзи одевался как манекенщик, но когда он сутулился или сжимал свои крошечные кулачки, то тут же превращался в уличного бойца. Следуя за ним по коридору четвертого этажа, снова обратив внимание на кофеварку и услышав, как Лодер Стрикленд объясняет кому-то, что к нему сейчас нельзя, Гиллем подумал: «Господи, мы снова в Берне и снова мы в бегах».
Он уже готов был воскликнуть это вслух, обращаясь к Тоби, но решил, что сейчас такое сравнение прозвучит неуместно.
Когда бы он ни вспомнил о Тоби, ему все время приходило на ум одно и то же: Швейцария восемь лет назад, когда Тоби был еще простым наблюдателем и попутно начинал проявлять талант к тайному прослушиванию. Гиллем в то время томился в ожидании после Северной Африки, и Цирк отправил их обоих в Берн для проведения одноразовой операции: нужно было пощупать двух торговцев оружием из Бельгии, которые использовали швейцарцев для распространения своего товара там, куда немногие его доставляли. Они тогда сняли виллу рядом с домом – объектом своего интереса, и в тот же вечер Тоби вскрыл коммутационную коробку и псресоединил там что-то таким образом, что они могли подслушивать разговоры бельгийцев со своего телефона. Гиллем был назначен старшим и сам выполнял черновую работу: дважды в день он передавал пленки в резидентуру в Берне, используя автомобиль на стоянке в качестве почтового ящика. С подобной же легкостью Тоби подкупил местного почтальона, чтобы тот давал ему просматривать почту бельгийцев перед ее отправкой по назначению, а также приходящую уборщицу, чтобы та установила радиомикрофон в гостиной, где они обычно говорили о делах. В качестве развлечения они ходили в «Чикито». и там Тоби без устали танцевал с самыми молодыми девицами. По вечерам он иногда приводил какую-нибудь из них домой, но к утру они всегда уходили, и Тоби открывал окна, чтобы проветрить комнату.
Он уже готов был воскликнуть это вслух, обращаясь к Тоби, но решил, что сейчас такое сравнение прозвучит неуместно.
Когда бы он ни вспомнил о Тоби, ему все время приходило на ум одно и то же: Швейцария восемь лет назад, когда Тоби был еще простым наблюдателем и попутно начинал проявлять талант к тайному прослушиванию. Гиллем в то время томился в ожидании после Северной Африки, и Цирк отправил их обоих в Берн для проведения одноразовой операции: нужно было пощупать двух торговцев оружием из Бельгии, которые использовали швейцарцев для распространения своего товара там, куда немногие его доставляли. Они тогда сняли виллу рядом с домом – объектом своего интереса, и в тот же вечер Тоби вскрыл коммутационную коробку и псресоединил там что-то таким образом, что они могли подслушивать разговоры бельгийцев со своего телефона. Гиллем был назначен старшим и сам выполнял черновую работу: дважды в день он передавал пленки в резидентуру в Берне, используя автомобиль на стоянке в качестве почтового ящика. С подобной же легкостью Тоби подкупил местного почтальона, чтобы тот давал ему просматривать почту бельгийцев перед ее отправкой по назначению, а также приходящую уборщицу, чтобы та установила радиомикрофон в гостиной, где они обычно говорили о делах. В качестве развлечения они ходили в «Чикито». и там Тоби без устали танцевал с самыми молодыми девицами. По вечерам он иногда приводил какую-нибудь из них домой, но к утру они всегда уходили, и Тоби открывал окна, чтобы проветрить комнату.