Страница:
– Я ничего не слышал, – сказал Эстерхейзи. – Я оглох.
– Дело еще и в том, что он пребывал на своем посту сотрудника посольства в Лондоне уже довольно долгое время – если быть точным, девять лет, – но Мерлин только недавно пустил его в свою стаю. Скорее всего, когда Поляков был в отпуске в Москве, да?
– Я ничего не слышу.
– Очень быстро Поляков становится важной птицей, потому как вскоре Джералд назначает его ключевой фигурой операции «Черная магия», не считая других поручений. Тайники в Амстердаме и Париже, симпатические чернила, микрофотоснимки – это все используется своим чередом, но с минимальной интенсивностью. Иметь Полякова в любой момент у себя под рукой было слишком заманчиво, чтобы этим не воспользоваться. Часть лучших материалов Мерлина была переправлена в Лондон дипломатической почтой; все, что оставалось сделать Полякову, – это вскрыть конверты и передать их своему коллеге в Цирке: самому Джералду или человеку, им назначенному. При этом мы не должны забывать, что эта часть операции Мерлина представляет собой глубочайшую тайну. Комитет «Черной магии», конечно, тоже засекречен, но в нем слишком много народу. Это неизбежно. Сама операция велика по своему масштабу, велика и выручка от нес; только обработка и доставка требуют массы канцелярской рутины: переписчики, переводчики, шифровальщики, машинистки, эксперты и бог знает кто еще в этом задействован. Ничего из этого Джералда, естественно, не заботит: это ему, по сути дела, нравится, потому что искусство быть Джералдом состоит в том, чтобы не выделяться из толпы. Управляется ли комитет «Черной магии» снизу? Из середины? Может быть, сверху? Мне нравится определение, данное всяким комитетам Карлой. Вы его знаете? Китайская, по-моему, поговорка. Комитет – это животное с четырьмя задними ногами.
Но лондонский филиал – иными словами, нога Полякова – это часть, заключенная в исходный магический круг. Скордено, де Силски, вся эта команда – они могут рвануть за границу и пахать как оголтелые на Мерлина там, вдали от дома. Но здесь, в Лондоне, вся эта операция, в которую вовлечен братец Поляков, способ, которым завязан узелок, – это секрет совершенно особого рода, для совершенно особых задач. Ты, Перси, Билл Хейдон и Рой Бланд. Вы четверо и есть этот магический круг. Правильно? А теперь давай порассуждаем, как это все работает, в деталях. Есть некий дом, мы это знаем. Тем не менее организация встреч там продумывается очень тщательно, в этом мы можем быть уверены, не так ли? Кто встречается с ним, Тоби? Кто направляет все действия Полякова? Ты? Рой? Билл?
Достав широкий конец галстука, Смайли повернул его шелковой подкладкой наружу и начал протирать очки.
– Все понемногу, – сказал он, ответив на свой собственный вопрос. – Как это происходит? Иногда Перси встречается с ним. Я бы предположил, что Перси представляет авторитарного руководителя, проявляющего иногда заботу о подчиненном: «Не пора ли вам взять отпуск? Есть ли какие-нибудь известия от вашей жены на этой неделе?» Перси хорошо бы подошел для этой роли. Но комитет «Черной магии» использует его бережно. Перси – это большая шишка, и он должен иметь ценность раритета. Следующим идет Билл Хейдон; Билл встречается с ним, Я думаю, даже чаще, чем Перси. Билл производит на русских сильное впечатление, и он используется в качестве своеобразного лакомства. У меня такое впечатление, что они с Поляковым очень удачно подходят друг другу. Мне думается, Билл просто-таки сиял, когда приходило время инструктажа и возникающих по ходу дела вопросов, когда нужно было удостоверить, что в Москву идут правильные сообщения, да? Иногда он берет с собой Роя Бланда, иногда он посылает Роя одного. Я полагаю, они решают это между собой. А Рой, конечно же, в данном случае выступает в роли экономического эксперта, как, впрочем, и в роли самого осведомленного в делах Восточно-Европейских стран, так что и здесь есть о чем поговорить. А иногда – я представляю себе это в виде всяких там дней рождений, или Рождества, или специальных случаев для выражения благодарности с вручением денег: на поощрения, я знаю, выделена порядочная сумма, не говоря уже о премиях, – иногда, чтобы получилась настоящая вечеринка, вы все четверо заявляетесь туда и поднимаете бокалы за своего короля по ту сторону моря, то бишь за Мерлина, через его доверенное лицо – Полякова. И, наконец, я полагаю, самому Тоби есть о чем поговорить со своим другом Поляковым. Есть разные тонкости профессионального ремесла, есть всякие полезные обрывки сведений о том, как идут дела в посольстве, которые могут оказаться так кстати «фонарщикам» в их каждодневных рутинных операциях по надзору за местной резидентурой. Так что и у Тоби бывают с Поляковым заседания с глазу на глаз. В конце концов, нам ведь не следует пренебрегать потенциалом Полякова, который можно использовать здесь, в Лондоне, независимо от его роли представителя Мерлина. Не каждый день у нас есть советский дипломат в Лондоне, который приручен настолько, что ест у нас с рук. Небольшая подготовка в обращении с фотокамерой – и Поляков может стать очень полезным на своем месте. При условии, что все мы помним о наших приоритетах. – Смайли не отрываясь продолжал смотреть прямо в лицо Тоби. – Мне представляется, что Полякову могло потребоваться довольно изрядное количество катушек с пленкой, не так ли? И одной из задач того, кто шел на встречу с ним, было пополнить его запасы: иными словами, передать ему маленькие запечатанные пакеты.
Пакеты с пленкой. Незаснятой, конечно, поскольку она шла из Цирка. Скажи мне, пожалуйста, Тоби, имя «Лапин» тебе что-нибудь говорит?
Облизывание губ, нахмуренные брови, улыбка, движение головой вперед:
– Естественно, Джордж, я знаю Лапина.
– Кто приказал уничтожить рапорты «фонарщиков», касающиеся Лапина?
– Я приказал, Джордж.
– По собственной инициативе? Улыбка Тоби стала чуть шире.
– Послушай, Джордж, я ведь с некоторых пор поднялся по лестнице на пару ступенек.
– А кто распорядился выпихнуть Конни Сейшес?
– Знаешь, я думаю, это Перси, о'кей? Скажем так, это был Перси, а может быть, Билл. Ты знаешь, как это бывает перед большой операцией. Ботинки починить, котелок почистить, всегда что-нибудь такое. – Он пожал плечами. – А может, это был Рой, а?
– Значит, ты получаешь приказы от них от всех, – быстро среагировал Смайли. – Это ведь говорит о твоей неразборчивости, Тоби. Тебе бы следовало знать лучше.
Эстерхейзи такой поворот вовсе не понравился.
– Тоби, а кто велел тебе утихомирить Макса? Тоже эти трое? Мне ведь просто нужно доложить Лейкону, пойми правильно. Он ужасно на меня нажимает.
По-моему, ему здорово достается от Министра. Так кто это был?
– Джордж, ты разговаривал не с тем, с кем нужно.
– Один из нас уж точно, – весело согласился Смайли. – Это уж вне всякого сомнения. Кстати, насчет Уэстерби: кто именно заткнул ему рот? Это тотже человек, который отправил тебя в Саррат с тысячей фунтов и указанием успокоить Джима Придо?
Мне просто нужны факты, Тоби, я не жажду ничьей крови. Ты же знаешь меня, я не из тех, кто любит мстить. Должен заметить, однако, ты не слишком-то лоялен. Вопрос только, по отношению к кому. – Он помолчал и добавил:
– Но только они всерьез намерены узнать все это, видишь ли. Ходят даже какие-то мерзкие разговоры о том, чтобы обратиться к конкурсной комиссии. Никто ведь из нас этого не хочет, правда? Это все равно что после ссоры с женой идти к адвокатам: последствия необратимы. Кто отдал тебе поручение для Джима насчет Кузнеца и Скорняка? Ты знал, что это значит?
Может, ты получил его непосредственно от Полякова?
– Ради Бога, – прошипел Гиллем, – дай мне потолковать с этим сукиным сыном.
Смайли сделал вид, что не услышал его.
– Давай поговорим о Лапине. Какие у него здесь были обязанности?
– Он работал на Полякова.
– Секретарем в отделе культуры?
– Связным.
– Но, дорогой мой Тоби, на кой черт атташе по культуре нужен связной?
Теперь уже Эстерхейзи не сводил взгляда со Смайли. Он похож на собаку, подумал Гиллем, которая не знает, чего ожидать в следующий момент: пинка или брошенной кости. Глаза Тоби постоянно бегали, останавливаясь то на лице Смайли, то на его руках, будто пытаясь по каким-то признакам понять серьезность его намерений.
– Не будь дураком, Джордж, – сказал наконец Тоби с деланной небрежностью. – Поляков работает на Московский Центр. Ты знаешь это так хорошо, как я. – Он скрестил свои маленькие ножки и, будто в нем проснулось его былое высокомерие, откинулся в кресле и глотнул холодного чаю.
А Смайли между тем, как показалось Гиллему, будто поспешил удалиться в тень, из чего Гиллем в замешательстве пришел к заключению, что он, без всякого сомнения, очень доволен собой. Наверное, потому, что Тоби наконец заговорил.
– Ну, в самом деле, Джордж, – сказал Эстерхейзи. – Ты же не ребенок.
Подумай, сколько операций мы провели таким способом. Мы покупаем Полякова, о'кей? Поляков – московский шпион, но он наш агент. Но он же должен делать вид, что шпионит за нами. Как еще ему выйти из такого положения? Как он приходит в этот дом и уходит оттуда все время, и нет никаких горилл, никаких «нянек», все так просто? Он заходит в магазин, так ведь домой надо принести какие-то покупки. Вот мы и даем ему покупки. Всякие отбросы, которые он может передать своим, и все в Москве хлопают его по плечу и говорят, что он молодец, и так каждый день.
Если у Гиллема к этому моменту голова уже просто шла кругом от какого-то дикого внутреннего трепета, то у Смайли, кажется, мозги оставались ясными, как никогда.
– Ив кругу четверых посвященных все это принято считать достаточно стандартной заурядной ситуацией, правильно?
– Ну, насчет стандартной я не знаю, – сказал Эстерхейзи, очень характерным венгерским жестом вытянув ладонь и покачав ею в разные стороны, – Ну и кто агент Полякова?
Этот вопрос, как ясно видел Гиллем, очень многое значил для Смайли: он разыграл всю эту длинную партию, чтобы в конце концов подойти к самому главному. И пока Гиллем переводил взгляд то на Эстерхейзи, который выглядел уже совсем не так уверенно, то на Смайли, лицо которого сейчас напоминало маску китайского мандарина, он почувствовал, что тоже начинает постигать всю сущность хитроумного узелка Карлы, как назвал его Смайли, и той изнурительной беседы, которую он вел с Аллелайном.
– То, о чем я тебя спрашиваю, на самом деле очень просто, – настаивал Смайли. – А именно: кто является агентом Полякова внутри Цирка? Господи ты Боже мой, Тоби, да не будь ты таким бестолковым! ЕСЛИ прикрытие Полякова для встречи с вами состоит в том, что он шпионит за Цирком, у него в Цирке должен быть шпион, так? Ну и кто же он? Он ведь не может вернуться в посольство после встречи с вами, загруженный пленками с этими, как ты выразился, отбросами из Цирка и сказать: «Мне это передали какие-то ребята».
Должна быть легенда, и притом очень хорошая. Целая история, в которой все продумано: обхаживание, вербовка, тайные встречи, деньги, мотивация. Разве не так? Господи, да это не просто «крыша» для Полякова, это волосок, на котором он висит. Эта легенда должна быть очень тщательно состряпана. Она должна быть убедительной; я бы сказал, это ключевой момент всей игры. Так кто же он? – Смайли продолжал допытываться, испытывая явное удовольствие от процесса. – Ты? Тоби Эстерхейзи маскируется под предателя Цирка с целью задействовать Полякова? Снимаю шляпу, Тоби, это стоит целой пригоршни медалей.
Они ждали, пока Тоби подумает.
– Ты на чертовски длинной дороге, Джордж, – наконец сказал он. – Что будет, если ты не дойдешь до ее конца?
– Даже если учесть, что за мной стоит Лейкон?
– Ты говоришь о Лсйконе. О Перси тоже, о Билле. Почему ты пришел к маленькому несчастному парню? Иди к этим большим и приставай к ним со своими вопросами.
– А я думал, что сегодня ты тоже большой человек. Ты бы хорошо сгодился для этой роли, Тоби. Венгерское происхождение, чувство обиды за недостаточное продвижение по службе, вполне приличный допуск, хотя и не самый большой… сообразителен, любит деньги… в общем, с тобой в качестве агента Поляков и впрямь заимел бы убедительную, действенную «крышу». Большая «тройка» снабжает тебя «отбросами», ты передаешь их Полякову, в Центре думают, что Тоби целиком «свой», каждый получил, что хотел, все остались довольны. Единственная проблема возникает, если вдруг обнаруживается, что ты таскаешь Полякову бриллианты из королевской короны, а взамен тебя кормят русскими «отбросами». Если выясняется, что это и в п р а в д у имеет место, без хороших друзей тебе придется туговато. Без таких, как мы, например. Вот в этом-то и состоит вся суть моего сегодняшнего доклада. Я уже заканчиваю.
Итак, Джералд – это русский «крот», курируемый Карлой. И он вывернул Цирк наизнанку.
Теперь Эстерхейзи уже выглядел совсем больным.
– Послушай, Джордж. Если ты ошибаешься, я не хочу ошибаться вместе с тобой, ты меня понимаешь?
– Но если он прав, ты тоже хочешь оказаться правым, так? – предположил Гиллем, впервые вмешавшись за такой долгий промежуток времени. – И чем быстрее ты окажешься прав, тем больше тебе повезет.
– Естественно, – сказал Тоби, не улавливая никакой иронии. – Естественно. Я имею в виду, Джордж, у тебя хорошая мысль, но, Боже мой, у всего есть две стороны, Джордж, особенно у агентов, и, может быть, ты как раз ухватился не за ту. Послушай: кто хоть раз называл «Черную магию» отбросами? Никто. Никогда. Это высший сорт. У тебя есть какой-то парень с длинным языком, который рассказывает всякие гадости, и ты уже перерыл пол-Лондона. Понимаешь? Слушай, я делаю, что они мне говорят. О'кей? Они говорят: сыграй роль подставного для Полякова. Я играю. Передай ему эту пленку – я передаю. Я в очень опасной ситуации, – объяснил он. – Для меня она действительно очень опасна.
– Я сожалею, – сказал Смайли, стоя у окна, где сквозь маленькую щелку между занавесками он снова изучал площадь. – Должно быть, это доставило тебе очень много беспокойства.
– Чрезвычайно, – согласился Тоби. – У меня появилась язва, я не могу есть. Очень плохое положение.
На минуту, к неописуемой ярости Гиллема, они все трое будто были объединены молчаливым сочувствием по поводу скверного положения, в которое попал Тоби Эстерхейзи.
– Тоби, ты бы не стал мне лгать насчет «нянек», правда? – продолжал допытываться Смайли, все еще стоя у окна.
– Джордж, вот тебе крест, клянусь тебе.
– Чем бы ты воспользовался для подобной работы? Машинами?
– «Уличными художниками». Подогнал бы автобус к аэровокзалу, они бы прохаживались изнутри вдоль окон, возвращались, менялись.
– Сколько человек?
– Восемь-десять. В это время года, может быть, шесть. Сейчас много больных. Рождество, – мрачно сказал он.
– А одного человека?
– Никогда. Ты с ума сошел! Один человек! Ты думаешь, я держу кондитерскую лавочку?
Отойдя от окна, Смайли снова сел.
– Послушай, Джордж, у тебя ужасная идея, ты знаешь это? Я же патриот, клянусь Богом, – повторил Тоби.
– В чем состоит работа Полякова в лондонской резидентуре? – спросил Смайли.
– Полли работает соло.
– Курирует своего напарника в Цирке?
– Естественно. Они освободили его от обычной работы, развязали ему руки, так что он может работать с Тоби, своим напарником. Мы все это разработали, часами сидели в том доме с ним. «Послушай» – говорю я, – Билл меня подозревает, моя жена меня подозревает, мой ребенок болеет корью, и я не могу заплатить доктору". Всякую чушь, которую агенты тебе передают, я передаю Полли, так что он может отправить это домой как настоящую информацию.
– А кто такой Мерлин?
Эстерхензи отрицательно помотал головой.
– Но по крайней мере ты слышал, что он находится в Москве, – сказал Смайли, – и что он входит в руководство советской разведки, и неважно, кем именно он является?
– Ну, это-то они мне говорили, – согласился Тоби.
– И таким образом Поляков может связываться с ним? В интересах Цирка, конечно. Тайно, не вызывая подозрений у своих коллег?
– Естественно. – И Тоби принялся за свои жалобы, но Смайли, судя по всему, прислушивался не к тем звукам, которые раздавались в этой комнате.
– А что насчет Кузнеца-Скорняка?
– Я не знаю. Что это за ерунда? Я делаю то, что мне говорит Перси.
– А уладить дело с Джимом Придо тебе тоже велел Перси?
– Естественно. А может, Билл или Рой; послушай, это был Рой. Я маленький человек, Джордж, понимаешь? Я не хочу никаким образом себе навредить, ты согласен?
– Да-а, это идеальная ловушка: теперь ты видишь, Тоби, или нет? – заметил Смайли тихо и как-то отрешенно. – Если принять за данность, что это д е й с т в и т е л ь н о ловушка. Все, кто на самом деле прав, оказываются обманутыми: Конни Сейшес, Джерри Уэстерби… Джим Придо… даже Хозяин.
Любого сомневающегося можно заставить молчать еще до того, как он попытается раскрыть рот… Бесконечные перестановки, как только удалась изначальная ложь. Московский Центр нужно заставить думать, что у него есть уникальный источник внутри Цирка; Уайтхолл же ни в коем случае не должен пронюхать об этом изобретении. Если довести это до своего логического конца, Джералд добился бы того, что мы стали бы душить в кроватках наших собственных детей. Это могло бы быть замечательным при других обстоятельствах, – заметил он чуть ли не мечтательно. – Бедный Тоби: да, теперь я вижу, что тебе довелось пережить, пока ты бегал между ними всеми.
У Тоби уже была готова очередная тирада:
– Конечно, если я могу что-нибудь сделать практически, ты знаешь меня, Джордж, я всегда рад помочь, нет проблем. Мои ребята здорово подготовлены, я тебе могу доложить, может быть, мы сделаем дело. Конечно, я должен сначала поговорить с Лей-коном. Все, что я хочу, я хочу, чтобы все прояснить. Ради Цирка, ты же знаешь. Это все, что я хочу. Чтобы было хорошо для нашей фирмы.
Я скромный парень, я ничего не хочу для себя, о'кей?
– Где находится эта явочная квартира, которую вы держите исключительно для Полякова?
– Кэмден-Таун, Лок-Гарденс, пять.
– Там есть сторож?
– Миссис Маккрейг.
– Та, что из «слухачей»?
– Да, конечно.
– Там есть встроенная аппаратура?
– А ты как думаешь?
– Значит, Милли Маккрейг содержит дом и обслуживает записывающую аппаратуру, так?
Да, все правильно, сказал Тоби, проворно закивав головой.
– Я хотел бы, чтобы ты сейчас же позвонил ей и сказал, что я остаюсь там на ночь и что мне потребуется оборудование. Скажи, что меня пригласили для специальной операции и ей следует делать все, что я ее попрошу. Я буду там около девяти. Как вы связываетесь с Поляковым, если нужна срочная встреча с ним?
– У моих ребят есть комната на Хаверсток-Хилл. Полли каждое утро на пути в посольство едет мимо окна, и каждый вечер едет домой. Если они повесят желтый плакат, на котором протест против уличного движения, это ему сигнал.
– А ночью или в выходные?
– Звонок по телефону и извинение за то, что не правильно наберут номер.
Но этого никто не любит.
– Таким способом когда-нибудь пользовались?
– Не знаю.
– Ты хочешь сказать, что не прослушиваешь его телефон?
Ответа не последовало.
– Мне нужно, чтобы ты в эти выходные нигде не появлялся. У кого-нибудь в Цирке это может вызвать удивление? – Эстерхейзи энергично помотал головой.
– Тем более что я уверен, ты все равно предпочел бы остаться в стороне от этого, правда? – Эстерхейзи кивнул. – Скажи, что у тебя проблемы сдевушкой или что-нибудь в этом роде. Ты проведешьздесь ночь, возможно, две. Фон за тобой присмотрит, на кухне есть кое-какие продукты. Как насчет твоейжены?
Гиллем и Смайли стояли рядом, пока он набирал номер Цирка и просил позвать Фила Портсса. Свою роль он сыграл идеально: в его голосе пробивались то жалобные, то заговорщические, то шутливые нотки. Мол, одна девушка, которая живет где-то в северной провинции, без ума от него и грозится сделать что-то ужасное, если он не приедет и не приласкает ее.
– Не рассказывай мне сказки, Фил, я знаю, у тебя это случается каждый день. Эй, как там поживает эта твоя роскошная новая секретарша? И еще, слушай, Фил, если Мара позвонит из дому, скажи ей, что у Тоби важные дела, о'кей? Поехал взорвать Кремль, назад вернется в понедельник. Сделай все в лучшем виде, ладно? Ну пока, Фил.
Он нажал на рычаг и набрал номер северного Лондона.
– Миссис М.? Привет, это ваш любимый дружок, узнаете голос? Очень хорошо. Я отправляю к вам сегодня вечером посетителя, старого-старого друга, выбудете приятно удивлены. Она меня терпеть не может, – пояснил он, зажав трубку рукой. – Он хочет проверить электропроводку, – продолжал он в трубку.
– Посмотреть везде, убедиться, что все работает, никаких замыканий, хорошо?
Когда они уходили, Гиллем сказал Фону с неподдельной злобой в голосе:
– Если будут какие-нибудь проблемы, свяжи его по рукам и ногам.
На лестничной площадке Смайли легонько тронул его за плечо:
– Питер, я хотел бы, чтобы ты последил у меня за спиной. Сделаешь? Дай мне пару минут, чтобы я ушел, затем пристраивайся на углу Марлоуз-роуд; движемся в северном направлении. Держись западного тротуара.
Гиллем подождал немного, затем вышел на улицу. В воздухе повисла мелкая морось, и вообще было как-то жутко тепло, похоже на оттепель. Вокруг фонарей влага собиралась в красивые клубы пара, но в тени он не видел и не чувствовал их: эти капельки лишь затуманивали зрение, вынуждая Гиллема слегка прикрывать глаза. Он обошел кругом садика и пошел через симпатичные и уютные внутренние дворы, забирая южнее условленного места. Дойдя до Марлоуз-роуд, он перешел на западный тротуар, купил вечернюю газету и прогулочным шагом двинулся вдоль особняков, расположенных в глубине сквера.
Он считал пешеходов, велосипедистов, машины, пока вдруг далеко впереди не заметил Джорджа Смайли, который степенно брел по противоположному краю тротуара и ничем не отличался от самого обычного лондонца, возвращающегося домой с работы. «Это будет целая команда?» – спросил его Гиллем перед тем, как они расстались в подъезде. Смайли тогда не смог ответить определенно.
«Не доходя до Абингдон-Виллас, я перейду дорогу, – сказал он. – Высматривай одиночку. Но смотри в оба!»
Пока Гиллем наблюдал за ним, Смайли внезапно резко остановился, будто как раз сейчас что-то вспомнил, рискованно шагнул на дорогу и засеменил между машинами, несущимися стремительным потоком, перейдя улицу, он тут же исчез в дверях винного магазинчика. И когда он это проделывал, Гиллем увидел или ему показалось, что увидел, высокую сгорбленную фигуру в темном пальто, шагнувшую вслед за ним, но в этот момент проехал автобус, заслонив и Смайли, и его преследователя; отъехав, он, должно быть, увез его с собой, потому что единственным, кто остался на этой узкой полоске тротуара, был какой-то старик в черном синтетическом плаще и матерчатой кепке. Он стоял, лениво облокотившись об автобусную остановку, и читал вечернюю газету; и когда Смайли снова появился в дверях винного магазинчика со своей коричневой сумкой, он даже головы не поднял, углубившись в чтение спортивного репортажа. Через минуту Гиллем снова шел за Смайли по пятам через опрятные улочки Кенсингтона, сохранившие былой облик со времен королевы Виктории; и так они переходили из одного тихого квартала в другой, забредая во внутренние дворики и выходя обратно той же дорогой. И только один раз, когда Гиллем позабыл о Смайли и, следуя скорее инстинкту, обернулся назад, ему показалось, что за ними идет кто-то третий: на кирпичный узор стен опустевшей улицы упала чья-то клыкастая тень… Однако стоило Гиллему двинуться вперед, как она тут же исчезла.
Ночь после этого выдалась и без того сумасшедшей; события развивались слишком быстро, чтобы ухватиться за какое-то конкретное из них и сосредоточиться хоть на секунду. Лишь в один из следующих дней Питер осознал, что та фигура или, скорее, тень от нее задела какую-то знакомую струнку в его воспоминаниях. Но даже и после этого он еще долго не мог найти то место, где она находится. Затем как-то рано утром он внезапно проснулся, и в мозгу у него совершенно четко выкристаллизовалось: рявкающий командный голос, с трудом скрываемая мягкость манер, ракетка для сквоша, завалившаяся между сейфом и стенкой в его кабинете в Брикстоне, которая вызвала целый поток слез у его обычно бесстрастной секретарши.
Глава 35
– Дело еще и в том, что он пребывал на своем посту сотрудника посольства в Лондоне уже довольно долгое время – если быть точным, девять лет, – но Мерлин только недавно пустил его в свою стаю. Скорее всего, когда Поляков был в отпуске в Москве, да?
– Я ничего не слышу.
– Очень быстро Поляков становится важной птицей, потому как вскоре Джералд назначает его ключевой фигурой операции «Черная магия», не считая других поручений. Тайники в Амстердаме и Париже, симпатические чернила, микрофотоснимки – это все используется своим чередом, но с минимальной интенсивностью. Иметь Полякова в любой момент у себя под рукой было слишком заманчиво, чтобы этим не воспользоваться. Часть лучших материалов Мерлина была переправлена в Лондон дипломатической почтой; все, что оставалось сделать Полякову, – это вскрыть конверты и передать их своему коллеге в Цирке: самому Джералду или человеку, им назначенному. При этом мы не должны забывать, что эта часть операции Мерлина представляет собой глубочайшую тайну. Комитет «Черной магии», конечно, тоже засекречен, но в нем слишком много народу. Это неизбежно. Сама операция велика по своему масштабу, велика и выручка от нес; только обработка и доставка требуют массы канцелярской рутины: переписчики, переводчики, шифровальщики, машинистки, эксперты и бог знает кто еще в этом задействован. Ничего из этого Джералда, естественно, не заботит: это ему, по сути дела, нравится, потому что искусство быть Джералдом состоит в том, чтобы не выделяться из толпы. Управляется ли комитет «Черной магии» снизу? Из середины? Может быть, сверху? Мне нравится определение, данное всяким комитетам Карлой. Вы его знаете? Китайская, по-моему, поговорка. Комитет – это животное с четырьмя задними ногами.
Но лондонский филиал – иными словами, нога Полякова – это часть, заключенная в исходный магический круг. Скордено, де Силски, вся эта команда – они могут рвануть за границу и пахать как оголтелые на Мерлина там, вдали от дома. Но здесь, в Лондоне, вся эта операция, в которую вовлечен братец Поляков, способ, которым завязан узелок, – это секрет совершенно особого рода, для совершенно особых задач. Ты, Перси, Билл Хейдон и Рой Бланд. Вы четверо и есть этот магический круг. Правильно? А теперь давай порассуждаем, как это все работает, в деталях. Есть некий дом, мы это знаем. Тем не менее организация встреч там продумывается очень тщательно, в этом мы можем быть уверены, не так ли? Кто встречается с ним, Тоби? Кто направляет все действия Полякова? Ты? Рой? Билл?
Достав широкий конец галстука, Смайли повернул его шелковой подкладкой наружу и начал протирать очки.
– Все понемногу, – сказал он, ответив на свой собственный вопрос. – Как это происходит? Иногда Перси встречается с ним. Я бы предположил, что Перси представляет авторитарного руководителя, проявляющего иногда заботу о подчиненном: «Не пора ли вам взять отпуск? Есть ли какие-нибудь известия от вашей жены на этой неделе?» Перси хорошо бы подошел для этой роли. Но комитет «Черной магии» использует его бережно. Перси – это большая шишка, и он должен иметь ценность раритета. Следующим идет Билл Хейдон; Билл встречается с ним, Я думаю, даже чаще, чем Перси. Билл производит на русских сильное впечатление, и он используется в качестве своеобразного лакомства. У меня такое впечатление, что они с Поляковым очень удачно подходят друг другу. Мне думается, Билл просто-таки сиял, когда приходило время инструктажа и возникающих по ходу дела вопросов, когда нужно было удостоверить, что в Москву идут правильные сообщения, да? Иногда он берет с собой Роя Бланда, иногда он посылает Роя одного. Я полагаю, они решают это между собой. А Рой, конечно же, в данном случае выступает в роли экономического эксперта, как, впрочем, и в роли самого осведомленного в делах Восточно-Европейских стран, так что и здесь есть о чем поговорить. А иногда – я представляю себе это в виде всяких там дней рождений, или Рождества, или специальных случаев для выражения благодарности с вручением денег: на поощрения, я знаю, выделена порядочная сумма, не говоря уже о премиях, – иногда, чтобы получилась настоящая вечеринка, вы все четверо заявляетесь туда и поднимаете бокалы за своего короля по ту сторону моря, то бишь за Мерлина, через его доверенное лицо – Полякова. И, наконец, я полагаю, самому Тоби есть о чем поговорить со своим другом Поляковым. Есть разные тонкости профессионального ремесла, есть всякие полезные обрывки сведений о том, как идут дела в посольстве, которые могут оказаться так кстати «фонарщикам» в их каждодневных рутинных операциях по надзору за местной резидентурой. Так что и у Тоби бывают с Поляковым заседания с глазу на глаз. В конце концов, нам ведь не следует пренебрегать потенциалом Полякова, который можно использовать здесь, в Лондоне, независимо от его роли представителя Мерлина. Не каждый день у нас есть советский дипломат в Лондоне, который приручен настолько, что ест у нас с рук. Небольшая подготовка в обращении с фотокамерой – и Поляков может стать очень полезным на своем месте. При условии, что все мы помним о наших приоритетах. – Смайли не отрываясь продолжал смотреть прямо в лицо Тоби. – Мне представляется, что Полякову могло потребоваться довольно изрядное количество катушек с пленкой, не так ли? И одной из задач того, кто шел на встречу с ним, было пополнить его запасы: иными словами, передать ему маленькие запечатанные пакеты.
Пакеты с пленкой. Незаснятой, конечно, поскольку она шла из Цирка. Скажи мне, пожалуйста, Тоби, имя «Лапин» тебе что-нибудь говорит?
Облизывание губ, нахмуренные брови, улыбка, движение головой вперед:
– Естественно, Джордж, я знаю Лапина.
– Кто приказал уничтожить рапорты «фонарщиков», касающиеся Лапина?
– Я приказал, Джордж.
– По собственной инициативе? Улыбка Тоби стала чуть шире.
– Послушай, Джордж, я ведь с некоторых пор поднялся по лестнице на пару ступенек.
– А кто распорядился выпихнуть Конни Сейшес?
– Знаешь, я думаю, это Перси, о'кей? Скажем так, это был Перси, а может быть, Билл. Ты знаешь, как это бывает перед большой операцией. Ботинки починить, котелок почистить, всегда что-нибудь такое. – Он пожал плечами. – А может, это был Рой, а?
– Значит, ты получаешь приказы от них от всех, – быстро среагировал Смайли. – Это ведь говорит о твоей неразборчивости, Тоби. Тебе бы следовало знать лучше.
Эстерхейзи такой поворот вовсе не понравился.
– Тоби, а кто велел тебе утихомирить Макса? Тоже эти трое? Мне ведь просто нужно доложить Лейкону, пойми правильно. Он ужасно на меня нажимает.
По-моему, ему здорово достается от Министра. Так кто это был?
– Джордж, ты разговаривал не с тем, с кем нужно.
– Один из нас уж точно, – весело согласился Смайли. – Это уж вне всякого сомнения. Кстати, насчет Уэстерби: кто именно заткнул ему рот? Это тотже человек, который отправил тебя в Саррат с тысячей фунтов и указанием успокоить Джима Придо?
Мне просто нужны факты, Тоби, я не жажду ничьей крови. Ты же знаешь меня, я не из тех, кто любит мстить. Должен заметить, однако, ты не слишком-то лоялен. Вопрос только, по отношению к кому. – Он помолчал и добавил:
– Но только они всерьез намерены узнать все это, видишь ли. Ходят даже какие-то мерзкие разговоры о том, чтобы обратиться к конкурсной комиссии. Никто ведь из нас этого не хочет, правда? Это все равно что после ссоры с женой идти к адвокатам: последствия необратимы. Кто отдал тебе поручение для Джима насчет Кузнеца и Скорняка? Ты знал, что это значит?
Может, ты получил его непосредственно от Полякова?
– Ради Бога, – прошипел Гиллем, – дай мне потолковать с этим сукиным сыном.
Смайли сделал вид, что не услышал его.
– Давай поговорим о Лапине. Какие у него здесь были обязанности?
– Он работал на Полякова.
– Секретарем в отделе культуры?
– Связным.
– Но, дорогой мой Тоби, на кой черт атташе по культуре нужен связной?
Теперь уже Эстерхейзи не сводил взгляда со Смайли. Он похож на собаку, подумал Гиллем, которая не знает, чего ожидать в следующий момент: пинка или брошенной кости. Глаза Тоби постоянно бегали, останавливаясь то на лице Смайли, то на его руках, будто пытаясь по каким-то признакам понять серьезность его намерений.
– Не будь дураком, Джордж, – сказал наконец Тоби с деланной небрежностью. – Поляков работает на Московский Центр. Ты знаешь это так хорошо, как я. – Он скрестил свои маленькие ножки и, будто в нем проснулось его былое высокомерие, откинулся в кресле и глотнул холодного чаю.
А Смайли между тем, как показалось Гиллему, будто поспешил удалиться в тень, из чего Гиллем в замешательстве пришел к заключению, что он, без всякого сомнения, очень доволен собой. Наверное, потому, что Тоби наконец заговорил.
– Ну, в самом деле, Джордж, – сказал Эстерхейзи. – Ты же не ребенок.
Подумай, сколько операций мы провели таким способом. Мы покупаем Полякова, о'кей? Поляков – московский шпион, но он наш агент. Но он же должен делать вид, что шпионит за нами. Как еще ему выйти из такого положения? Как он приходит в этот дом и уходит оттуда все время, и нет никаких горилл, никаких «нянек», все так просто? Он заходит в магазин, так ведь домой надо принести какие-то покупки. Вот мы и даем ему покупки. Всякие отбросы, которые он может передать своим, и все в Москве хлопают его по плечу и говорят, что он молодец, и так каждый день.
Если у Гиллема к этому моменту голова уже просто шла кругом от какого-то дикого внутреннего трепета, то у Смайли, кажется, мозги оставались ясными, как никогда.
– Ив кругу четверых посвященных все это принято считать достаточно стандартной заурядной ситуацией, правильно?
– Ну, насчет стандартной я не знаю, – сказал Эстерхейзи, очень характерным венгерским жестом вытянув ладонь и покачав ею в разные стороны, – Ну и кто агент Полякова?
Этот вопрос, как ясно видел Гиллем, очень многое значил для Смайли: он разыграл всю эту длинную партию, чтобы в конце концов подойти к самому главному. И пока Гиллем переводил взгляд то на Эстерхейзи, который выглядел уже совсем не так уверенно, то на Смайли, лицо которого сейчас напоминало маску китайского мандарина, он почувствовал, что тоже начинает постигать всю сущность хитроумного узелка Карлы, как назвал его Смайли, и той изнурительной беседы, которую он вел с Аллелайном.
– То, о чем я тебя спрашиваю, на самом деле очень просто, – настаивал Смайли. – А именно: кто является агентом Полякова внутри Цирка? Господи ты Боже мой, Тоби, да не будь ты таким бестолковым! ЕСЛИ прикрытие Полякова для встречи с вами состоит в том, что он шпионит за Цирком, у него в Цирке должен быть шпион, так? Ну и кто же он? Он ведь не может вернуться в посольство после встречи с вами, загруженный пленками с этими, как ты выразился, отбросами из Цирка и сказать: «Мне это передали какие-то ребята».
Должна быть легенда, и притом очень хорошая. Целая история, в которой все продумано: обхаживание, вербовка, тайные встречи, деньги, мотивация. Разве не так? Господи, да это не просто «крыша» для Полякова, это волосок, на котором он висит. Эта легенда должна быть очень тщательно состряпана. Она должна быть убедительной; я бы сказал, это ключевой момент всей игры. Так кто же он? – Смайли продолжал допытываться, испытывая явное удовольствие от процесса. – Ты? Тоби Эстерхейзи маскируется под предателя Цирка с целью задействовать Полякова? Снимаю шляпу, Тоби, это стоит целой пригоршни медалей.
Они ждали, пока Тоби подумает.
– Ты на чертовски длинной дороге, Джордж, – наконец сказал он. – Что будет, если ты не дойдешь до ее конца?
– Даже если учесть, что за мной стоит Лейкон?
– Ты говоришь о Лсйконе. О Перси тоже, о Билле. Почему ты пришел к маленькому несчастному парню? Иди к этим большим и приставай к ним со своими вопросами.
– А я думал, что сегодня ты тоже большой человек. Ты бы хорошо сгодился для этой роли, Тоби. Венгерское происхождение, чувство обиды за недостаточное продвижение по службе, вполне приличный допуск, хотя и не самый большой… сообразителен, любит деньги… в общем, с тобой в качестве агента Поляков и впрямь заимел бы убедительную, действенную «крышу». Большая «тройка» снабжает тебя «отбросами», ты передаешь их Полякову, в Центре думают, что Тоби целиком «свой», каждый получил, что хотел, все остались довольны. Единственная проблема возникает, если вдруг обнаруживается, что ты таскаешь Полякову бриллианты из королевской короны, а взамен тебя кормят русскими «отбросами». Если выясняется, что это и в п р а в д у имеет место, без хороших друзей тебе придется туговато. Без таких, как мы, например. Вот в этом-то и состоит вся суть моего сегодняшнего доклада. Я уже заканчиваю.
Итак, Джералд – это русский «крот», курируемый Карлой. И он вывернул Цирк наизнанку.
Теперь Эстерхейзи уже выглядел совсем больным.
– Послушай, Джордж. Если ты ошибаешься, я не хочу ошибаться вместе с тобой, ты меня понимаешь?
– Но если он прав, ты тоже хочешь оказаться правым, так? – предположил Гиллем, впервые вмешавшись за такой долгий промежуток времени. – И чем быстрее ты окажешься прав, тем больше тебе повезет.
– Естественно, – сказал Тоби, не улавливая никакой иронии. – Естественно. Я имею в виду, Джордж, у тебя хорошая мысль, но, Боже мой, у всего есть две стороны, Джордж, особенно у агентов, и, может быть, ты как раз ухватился не за ту. Послушай: кто хоть раз называл «Черную магию» отбросами? Никто. Никогда. Это высший сорт. У тебя есть какой-то парень с длинным языком, который рассказывает всякие гадости, и ты уже перерыл пол-Лондона. Понимаешь? Слушай, я делаю, что они мне говорят. О'кей? Они говорят: сыграй роль подставного для Полякова. Я играю. Передай ему эту пленку – я передаю. Я в очень опасной ситуации, – объяснил он. – Для меня она действительно очень опасна.
– Я сожалею, – сказал Смайли, стоя у окна, где сквозь маленькую щелку между занавесками он снова изучал площадь. – Должно быть, это доставило тебе очень много беспокойства.
– Чрезвычайно, – согласился Тоби. – У меня появилась язва, я не могу есть. Очень плохое положение.
На минуту, к неописуемой ярости Гиллема, они все трое будто были объединены молчаливым сочувствием по поводу скверного положения, в которое попал Тоби Эстерхейзи.
– Тоби, ты бы не стал мне лгать насчет «нянек», правда? – продолжал допытываться Смайли, все еще стоя у окна.
– Джордж, вот тебе крест, клянусь тебе.
– Чем бы ты воспользовался для подобной работы? Машинами?
– «Уличными художниками». Подогнал бы автобус к аэровокзалу, они бы прохаживались изнутри вдоль окон, возвращались, менялись.
– Сколько человек?
– Восемь-десять. В это время года, может быть, шесть. Сейчас много больных. Рождество, – мрачно сказал он.
– А одного человека?
– Никогда. Ты с ума сошел! Один человек! Ты думаешь, я держу кондитерскую лавочку?
Отойдя от окна, Смайли снова сел.
– Послушай, Джордж, у тебя ужасная идея, ты знаешь это? Я же патриот, клянусь Богом, – повторил Тоби.
– В чем состоит работа Полякова в лондонской резидентуре? – спросил Смайли.
– Полли работает соло.
– Курирует своего напарника в Цирке?
– Естественно. Они освободили его от обычной работы, развязали ему руки, так что он может работать с Тоби, своим напарником. Мы все это разработали, часами сидели в том доме с ним. «Послушай» – говорю я, – Билл меня подозревает, моя жена меня подозревает, мой ребенок болеет корью, и я не могу заплатить доктору". Всякую чушь, которую агенты тебе передают, я передаю Полли, так что он может отправить это домой как настоящую информацию.
– А кто такой Мерлин?
Эстерхензи отрицательно помотал головой.
– Но по крайней мере ты слышал, что он находится в Москве, – сказал Смайли, – и что он входит в руководство советской разведки, и неважно, кем именно он является?
– Ну, это-то они мне говорили, – согласился Тоби.
– И таким образом Поляков может связываться с ним? В интересах Цирка, конечно. Тайно, не вызывая подозрений у своих коллег?
– Естественно. – И Тоби принялся за свои жалобы, но Смайли, судя по всему, прислушивался не к тем звукам, которые раздавались в этой комнате.
– А что насчет Кузнеца-Скорняка?
– Я не знаю. Что это за ерунда? Я делаю то, что мне говорит Перси.
– А уладить дело с Джимом Придо тебе тоже велел Перси?
– Естественно. А может, Билл или Рой; послушай, это был Рой. Я маленький человек, Джордж, понимаешь? Я не хочу никаким образом себе навредить, ты согласен?
– Да-а, это идеальная ловушка: теперь ты видишь, Тоби, или нет? – заметил Смайли тихо и как-то отрешенно. – Если принять за данность, что это д е й с т в и т е л ь н о ловушка. Все, кто на самом деле прав, оказываются обманутыми: Конни Сейшес, Джерри Уэстерби… Джим Придо… даже Хозяин.
Любого сомневающегося можно заставить молчать еще до того, как он попытается раскрыть рот… Бесконечные перестановки, как только удалась изначальная ложь. Московский Центр нужно заставить думать, что у него есть уникальный источник внутри Цирка; Уайтхолл же ни в коем случае не должен пронюхать об этом изобретении. Если довести это до своего логического конца, Джералд добился бы того, что мы стали бы душить в кроватках наших собственных детей. Это могло бы быть замечательным при других обстоятельствах, – заметил он чуть ли не мечтательно. – Бедный Тоби: да, теперь я вижу, что тебе довелось пережить, пока ты бегал между ними всеми.
У Тоби уже была готова очередная тирада:
– Конечно, если я могу что-нибудь сделать практически, ты знаешь меня, Джордж, я всегда рад помочь, нет проблем. Мои ребята здорово подготовлены, я тебе могу доложить, может быть, мы сделаем дело. Конечно, я должен сначала поговорить с Лей-коном. Все, что я хочу, я хочу, чтобы все прояснить. Ради Цирка, ты же знаешь. Это все, что я хочу. Чтобы было хорошо для нашей фирмы.
Я скромный парень, я ничего не хочу для себя, о'кей?
– Где находится эта явочная квартира, которую вы держите исключительно для Полякова?
– Кэмден-Таун, Лок-Гарденс, пять.
– Там есть сторож?
– Миссис Маккрейг.
– Та, что из «слухачей»?
– Да, конечно.
– Там есть встроенная аппаратура?
– А ты как думаешь?
– Значит, Милли Маккрейг содержит дом и обслуживает записывающую аппаратуру, так?
Да, все правильно, сказал Тоби, проворно закивав головой.
– Я хотел бы, чтобы ты сейчас же позвонил ей и сказал, что я остаюсь там на ночь и что мне потребуется оборудование. Скажи, что меня пригласили для специальной операции и ей следует делать все, что я ее попрошу. Я буду там около девяти. Как вы связываетесь с Поляковым, если нужна срочная встреча с ним?
– У моих ребят есть комната на Хаверсток-Хилл. Полли каждое утро на пути в посольство едет мимо окна, и каждый вечер едет домой. Если они повесят желтый плакат, на котором протест против уличного движения, это ему сигнал.
– А ночью или в выходные?
– Звонок по телефону и извинение за то, что не правильно наберут номер.
Но этого никто не любит.
– Таким способом когда-нибудь пользовались?
– Не знаю.
– Ты хочешь сказать, что не прослушиваешь его телефон?
Ответа не последовало.
– Мне нужно, чтобы ты в эти выходные нигде не появлялся. У кого-нибудь в Цирке это может вызвать удивление? – Эстерхейзи энергично помотал головой.
– Тем более что я уверен, ты все равно предпочел бы остаться в стороне от этого, правда? – Эстерхейзи кивнул. – Скажи, что у тебя проблемы сдевушкой или что-нибудь в этом роде. Ты проведешьздесь ночь, возможно, две. Фон за тобой присмотрит, на кухне есть кое-какие продукты. Как насчет твоейжены?
Гиллем и Смайли стояли рядом, пока он набирал номер Цирка и просил позвать Фила Портсса. Свою роль он сыграл идеально: в его голосе пробивались то жалобные, то заговорщические, то шутливые нотки. Мол, одна девушка, которая живет где-то в северной провинции, без ума от него и грозится сделать что-то ужасное, если он не приедет и не приласкает ее.
– Не рассказывай мне сказки, Фил, я знаю, у тебя это случается каждый день. Эй, как там поживает эта твоя роскошная новая секретарша? И еще, слушай, Фил, если Мара позвонит из дому, скажи ей, что у Тоби важные дела, о'кей? Поехал взорвать Кремль, назад вернется в понедельник. Сделай все в лучшем виде, ладно? Ну пока, Фил.
Он нажал на рычаг и набрал номер северного Лондона.
– Миссис М.? Привет, это ваш любимый дружок, узнаете голос? Очень хорошо. Я отправляю к вам сегодня вечером посетителя, старого-старого друга, выбудете приятно удивлены. Она меня терпеть не может, – пояснил он, зажав трубку рукой. – Он хочет проверить электропроводку, – продолжал он в трубку.
– Посмотреть везде, убедиться, что все работает, никаких замыканий, хорошо?
Когда они уходили, Гиллем сказал Фону с неподдельной злобой в голосе:
– Если будут какие-нибудь проблемы, свяжи его по рукам и ногам.
На лестничной площадке Смайли легонько тронул его за плечо:
– Питер, я хотел бы, чтобы ты последил у меня за спиной. Сделаешь? Дай мне пару минут, чтобы я ушел, затем пристраивайся на углу Марлоуз-роуд; движемся в северном направлении. Держись западного тротуара.
Гиллем подождал немного, затем вышел на улицу. В воздухе повисла мелкая морось, и вообще было как-то жутко тепло, похоже на оттепель. Вокруг фонарей влага собиралась в красивые клубы пара, но в тени он не видел и не чувствовал их: эти капельки лишь затуманивали зрение, вынуждая Гиллема слегка прикрывать глаза. Он обошел кругом садика и пошел через симпатичные и уютные внутренние дворы, забирая южнее условленного места. Дойдя до Марлоуз-роуд, он перешел на западный тротуар, купил вечернюю газету и прогулочным шагом двинулся вдоль особняков, расположенных в глубине сквера.
Он считал пешеходов, велосипедистов, машины, пока вдруг далеко впереди не заметил Джорджа Смайли, который степенно брел по противоположному краю тротуара и ничем не отличался от самого обычного лондонца, возвращающегося домой с работы. «Это будет целая команда?» – спросил его Гиллем перед тем, как они расстались в подъезде. Смайли тогда не смог ответить определенно.
«Не доходя до Абингдон-Виллас, я перейду дорогу, – сказал он. – Высматривай одиночку. Но смотри в оба!»
Пока Гиллем наблюдал за ним, Смайли внезапно резко остановился, будто как раз сейчас что-то вспомнил, рискованно шагнул на дорогу и засеменил между машинами, несущимися стремительным потоком, перейдя улицу, он тут же исчез в дверях винного магазинчика. И когда он это проделывал, Гиллем увидел или ему показалось, что увидел, высокую сгорбленную фигуру в темном пальто, шагнувшую вслед за ним, но в этот момент проехал автобус, заслонив и Смайли, и его преследователя; отъехав, он, должно быть, увез его с собой, потому что единственным, кто остался на этой узкой полоске тротуара, был какой-то старик в черном синтетическом плаще и матерчатой кепке. Он стоял, лениво облокотившись об автобусную остановку, и читал вечернюю газету; и когда Смайли снова появился в дверях винного магазинчика со своей коричневой сумкой, он даже головы не поднял, углубившись в чтение спортивного репортажа. Через минуту Гиллем снова шел за Смайли по пятам через опрятные улочки Кенсингтона, сохранившие былой облик со времен королевы Виктории; и так они переходили из одного тихого квартала в другой, забредая во внутренние дворики и выходя обратно той же дорогой. И только один раз, когда Гиллем позабыл о Смайли и, следуя скорее инстинкту, обернулся назад, ему показалось, что за ними идет кто-то третий: на кирпичный узор стен опустевшей улицы упала чья-то клыкастая тень… Однако стоило Гиллему двинуться вперед, как она тут же исчезла.
Ночь после этого выдалась и без того сумасшедшей; события развивались слишком быстро, чтобы ухватиться за какое-то конкретное из них и сосредоточиться хоть на секунду. Лишь в один из следующих дней Питер осознал, что та фигура или, скорее, тень от нее задела какую-то знакомую струнку в его воспоминаниях. Но даже и после этого он еще долго не мог найти то место, где она находится. Затем как-то рано утром он внезапно проснулся, и в мозгу у него совершенно четко выкристаллизовалось: рявкающий командный голос, с трудом скрываемая мягкость манер, ракетка для сквоша, завалившаяся между сейфом и стенкой в его кабинете в Брикстоне, которая вызвала целый поток слез у его обычно бесстрастной секретарши.
Глава 35
Выражаясь классическим профессиональным языком, пожалуй, единственным проколом Стива Макелвора в тот самый вечер было то, что он стал винить себя за оставленную незапертой правую дверцу своего автомобиля. Садясь на место водителя и увидев, что кнопка замка пассажирской дверцы торчит вверх, он отнес это на счет своей небрежности. Способность к выживанию, любил повторять Джим Придо, есть не что иное, как способность к безграничной подозрительности. Следуя буквально этому принципу, Макелвор должен был бы заподозрить, что в самый разгар этого чрезвычайно мерзкого часа пик, в этот чрезвычайно мерзкий вечер, в одном из этих утопающих в шуме и реве переулков, выходящих на Елисейские поля, Рикки Tapp может внезапно открыть дверцу с пассажирской стороны и приставить к виску дуло пистолета. Однако жизнь в парижской резидентуре в те дни не слишком располагала к поддержанию мозгов в работоспособном состоянии: большая часть прошедшего рабочего дня Макелвора ушла на составление ведомости расходов за неделю и дописывание еженедельных отчетов по своим сотрудникам для Административно-хозяйственного отдела. И только слегка затянувшийся обед с каким-то подозрительным англофилом из французской службы безопасности немного скрасил монотонное течение этой пятницы.