— Да, — одобрительно кивнул сэр Гловер Ансеису. — Через несколько лет из твоего оруженосца выйдет грозный турнирный боец.
   — Славен король, во время правления которого проводятся лишь рыцарские турниры и нет нужды, оберегая родину, биться на поле боя. Увы, я таких королей не припомню. Рыцарь готовит себя не для турнира, а для встречи с врагом.
   — Похоже, наш король Этвард сделал все, что мог, чтобы такие времена наступили, — усмехнулся Гловер. — Поистине, Экскалибурн не удалось бы поднять из озера недостойному. Никогда еще Британия не была столь могущественна. Теперь рыцарю только и остается, что проявлять свое мужество на ристалище, или отправляться на поиски приключений в другие страны.
   — Ты об этом сожалеешь?
   — Нет, — покачал головой граф Камулодунский. — Я свое отвоевал, есть что вспомнить, а в жизни, разрази меня гром, всегда есть место подвигу.
   Сэр Бламур вновь занял свое место на площадке, и по его сигналу противники, под восторженные крики немногочисленных слуг и конюших, вновь устремились друг на друга.
   Это была обычная учебная схватка двух юных оруженосцев, но Отлак под взглядами строгого отца и прославленного рыцаря, у которого последние деньки дослуживал оруженосцем, очень хотел победить в этом, ровным счетом ничего не значащем поединке. Возможно, от излишнего волнения, вложив всю силу в решающий удар, рука его дрогнула, он промахнулся, и в тот же миг страшный удар ломкого копья противника попал точно в забрало его шлема, и Отлак вылетел из седла.
   Он не брякнулся на землю, как куль с овсом, но упал по всем правилам искусства, и тут же вскочил на ноги, всем своим видом показывая, что произошла нелепая случайность и он жаждет реванша. Но, как и бывает на турнире, все закончилось, а на боку не было меча, чтобы изрубить ненавистного с детства бастарда, опозорившего его перед отцом и учителем.
   Отлак побрел к строгим судьям, на ходу снимая шлем, ожидая насмешек и оскорблений.
   — Хорошо держишься в седле, Отлак, — неожиданно услышал он голос отца. — Но ты слишком низко держишь щит и чересчур высоко поднял копье. Тебе просто не хватает опыта, но это дело наживное.
   — Да уж, бычья требуха, — расхохотался Гловер. — Чего никому еще не удалось избежать, так это горького жизненного опыта.
   Второй участник поединка подъехал к рыцарям, слуги бросились помочь ему сойти с коня, но он сам ловко спрыгнул на землю, и, сняв шлем, подошел к господам.
   — Молодец, — кивнул ему барон, — но я другого исхода и не ожидал. Ты старше и крепче Отлака и применил мой секретный прием, которому я его еще не обучил.
   — Какой еще секретный прием? — тут же насторожился Гловер.
   — От которого некогда вылетели из седла четыре зачинщика королевского турнира, а у пятого отвалилась шпора.
   Гловер расхохотался:
   — Поделитесь им со мной, барон?
   — Обязательно, граф. После турнира.
   — Как зовут этого молодого человека?
   — Уррий, — представился тот, наклонив в знак почтения голову.
   — Что-то в твоих чертах мне кажется знакомым, — сказал граф, рассматривая юное лицо оруженосца. — Кто твой отец?
   — Я не знаю, — чуть покраснев, ответил оруженосец.
   — А как зовут твою мать?
   — Я не знаю ее имени, она мне ни разу не сказала. Она отшельница и живет у Озера Трех Дев, охраняя волшебный меч.
   — У того самого озера, где лежал Экскалибурн?
   — Да, — сказал сэр Бламур. — Теперь там лежит меч Верховного Координатора алголиан Фоора, и тот, кто вытащит его, преобразит весь их орден, получит неимоверную силу, которой обладал Фоор. Вы его должны помнить, сэр Гловер, под именем сэра Дэбоша.
   — Да, помню. Помню так же, как все мы, молодыми, ездили к этому озеру и пытались заполучить Экскалибурн, невзирая на строжайшие королевские запреты. Алголианам тоже запрещено пытаться достать меч Дэбоша?
   — Напротив, — усмехнулся барон Ансеис. — За какие-то полтора десятка лет можно было наблюдать, как умирают старые традиции и рождаются новые. Раз в три месяца огромная процессия алголиан движется пешком от побережья к Озеру Трех Дев. Каждый молодой алголиан протягивает руку в воду, к мечу Фоора. Это у них теперь что-то вроде обязательного обряда посвящения.
   — Вас не беспокоят, сэр Бламур?
   — Нет, — ответил тот. — В Рэдвэлле всегда рады видеть людей с честными намерениями. Они иногда ходят на прием к Алвисиду, но только самые старшие — десятка полтора. Алвисид с ними весьма крут.
   — Да, я заметил, что в Рэдвэлле слишком много гостей, бычья требуха! — воскликнул Гловер. — Только алголиан не видел среди них, все больше правоверные христиане, пришедшие посмотреть на стену, куда ступала нога Божья. Как только Радхаур всех не прогонит, такую ораву не прокормишь… Хоть бы плату брал, что ли…
   — Попробуй только заикнуться об этом перед графом, — вздохнул Бламур. — Но он в хозяйство и не лезет, все на мне, да на моих помощниках…
   — А ты, что же, бычья требуха, плату не установил?
   — Разве я мог взять плату с такого старого боевого товарища, как ты, граф, — улыбнулся Бламур. — Но ведь не каждый гость — граф Камулодунский…
   — Ах ты, старый лис! — расхохотался Гловер.
   Юноши снимали с себя доспехи. Отлак чуть приспустил штаны, чтобы осмотреть ногу — бедро от падения наливалось фиолетовым цветом.
   — Ничего, Отлак, до свадьбы заживет, — успокоил подошедший отец. — Ты станешь неплохим бойцом, если будешь повнимательнее и научишься сдерживать свои порывы…
   — Я его ненавижу, — вдруг вспыхнул Отлак. — Бастард несчастный! Опять обрюхатил служанку, кобель, мне Пэйс сказал. Пес беспородный!.. Я ему…
   Ансеис коротко, без размаха ударил сына по лицу тыльной стороной руки.
   — Никогда не говори плохо о людях, которым проиграл в честном поединке. Никогда не повторяй досужие сплетни и не завидуй тем, кто хочет и может больше тебя… И тем более никогда не оскорбляй того, о ком тебе ничего не известно.
   К ним подошли Гловер и Бламур.
   — Это ему ничего не известно о его отце! — зло прохрипел Отлак, не страшась, что отец его снова ударит.
   — Нынешнему верховному королю Этварду, как и всем его предкам, начиная с короля Артура, тоже до четырнадцати лет ничего не было известно о своем происхождении, — неожиданно вмешался сэр Бламур. — Я гонял будущего короля, как обыкновенного мальчишку, поскольку не знал, кто он.
   — Уррий не сын верховного короля, — огрызнулся Отлак.
   — Верно, — кивнул барон. — Но ты будешь относиться к нему, как к равному. И не дай тебе силы космические встретиться с ним с оружием в руках не на турнире. Все, Отлак, я устал от разговоров. Я поднимусь с друзьями к себе, а ты отправишься в зал, где должны угощать гостей, и заменишь меня. Все понял?
   — Понял, отец, — покорно склонил голову юноша.
   Ансеис развернулся и быстрым шагом направился к себе, Гловер и Бламур последовали за ним.
   Прошли в кабинет молча и уселись на старые места. Вновь слуги наполнили кубки до краев.
   Барон попытался понять, почему у него вдруг резко, в одночасье, испортилось настроение. Нет, отнюдь не из-за поражения Отлака, которое он предвидел, и не из-за разговора с сыном. Просто опыт, оставшийся от сотен лет владения магической сущностью, подсказывал, что сгущается атмосфера магического подпространства, приближается заветный час…
   И он решил не отступать от своего твердого намерения напиться сегодня вдрызг, тем более что силы космические послали ему столь замечательных собутыльников.
   — Оставьте нас одних, — распорядился он слугам, которые умели молчать. — Сами себе нальем…
   — Правильно, бычья требуха, — кивнул Гловер. — Если мы уединились от гостей, то обойдемся и без слуг. — Он взял с блюда утиную ножку и смачно впился в нее зубами.

Глава четвертая

   И на вопрос: «Где прячутся сейчас
   Остатки красоты веселых лет?»—
   Что скажешь ты? На дне угасших глаз?
   Но злой насмешкой будет твой ответ.
Вильям Шекспир

   Двое мужчин в сопровождении единственного слуги, немого старца с трясущейся губой, подошли к могиле, над которой возвышалось каменное изваяние усопшего. Один из подошедших жестом показал слуге, чтобы тот воткнул факел в землю, затем встал перед могилой на одно колено. Второй последовал его примеру.
   Оба рыцаря были чуть младше тридцати лет.
   Первый, хозяин замка, редко появлялся на родных землях, и сейчас пришел в родовую усыпальницу держать отчет перед погибшим отцом. Его загрубевшее лицо обрамляли светлые, выбеленные жарким солнцем волосы, казавшиеся в отсвете факельного пламени кровавыми.
   Другой, с нахмуренными бровями и волевой складкой у рта, был верховным королем бриттов, потомком легендарного короля Артура, доставшим из Озера Трех Дев Экскалибурн — чудесный меч своего предка, пролежавший в воде полторы сотни лет.
   Оба знали друг друга с детства, ибо будущий король, по вековой традиции, воспитывался тайно у опекуна, не зная о своем происхождении и предназначении. Опекун, лежащий в могиле, был королю Этварду более отцом, чем родной, которого он так никогда в жизни и не увидел.
   Они молча стояли перед местом упокоения славного графа Отлака Маридунского и смотрели в свете факела на каменное изваяние.
   Странно, но чем больше лет проходит, тем более облик любимого человека, оставшийся в воспоминаниях, обретает черты, которые придал изваянию не самый искусный камнерез. Когда Радхаур впервые увидел памятник отцу, он хотел расколоть его. Каменный граф Отлак был совершенно непохож на усопшего, и уж тем более не отражал его характер. Но теперь, через пятнадцать лет, Радхаур смотрел на каменного рыцаря и не представлял себе отца другим.
   Они стояли молча. Им много чего нужно было сказать, но для этого необязательно сотрясать воздух словами. И оба вспоминали тот день, когда вот так же стояли, преклонив колено, перед гробом сэра Отлака и давали клятвы.
   Король Этвард выполнил все, торжественно произнесенное им вдень похорон сэра Отлака. Он объединил страну, он одержал громкие победы, совершив то, что до него не сделал ни один бриттский король, и он всемерно оберегал покой своих подданных. И если хоть один враг посмеет нарушить границы его королевства, то пожалеет об этом. Этвард по праву вытащил из-под магической толщи воды древний меч, который долгие годы красуется на его боку.
   В такие минуты, когда с гордостью отчитываешься перед самим собой у могилы самого дорогого тебе человека, непроизвольно думаешь о будущем. Да, молва не считает его, правящего короля, более великим, чем король Артур. Но на деле Этвард совершил больше, чем его прославленный предок. Он уже не был восторженным юнцом и понимал, что по-настоящему велик не тот правитель, о победах которого только и говорят, а тот, о существовании которого вспоминают лишь в дни торжеств и королевских турниров. Зачастую, как бы трудно не далась победа на поле битвы, намного труднее воспользоваться ее плодами. И Этвард все делал для блага своей страны; порой терпя поражения на полях сражений, он довел до успешного завершения все свои планы и, если Бог даст ему еще хотя бы четверть века жизни, завершит все остальные — неосуществимых целей он перед собой не ставил.
   Как и положено великому королю, не боялся ломать вековые традиции — сам воспитывал своего старшего сына, одиннадцатилетнего наследника, не отдавая ни кому в опеку. Так же как ни кому не отдал и второго и не отдаст третьего, которому всего месяц и который сейчас, наверное, сосет материнскую грудь.
   Не побоявшись сломать одну традицию, Этвард решил нарушить и другую — сегодня они с Радхауром, вместе с алголианами, отправятся к Озеру Трех Дев и он торжественно вернет Экскалибурн на место, где легендарный клинок покоился в течение почти ста пятидесяти лет. Мечу уже давно подготовили подходящую замену — не менее прочный и острый клинок с искусной золотой насечкой, с не менее дорогой и изящной, усыпанной драгоценными камнями, рукоятью. У этого меча еще нет имени, он получит имя завтра; у великого короля должен быть собственный легендарный меч, который когда-нибудь тоже положат в Озеро Трех Дев. Король Этвард не сломает традицию, а просто изменит ее. И никто никогда не узнает, что легендарный Экскалибурн дал трещину, потому что никто не сможет достать его.
   Радхаур, нынешний граф Маридунский, тоже выполнил клятву, данную у гроба отца. Могилы двух старших братьев находились рядом с отцовской. Братья отомщены, их убийцы давно мертвы. Но он пока не выполнил основной обязанности предкам — у него нет наследников. Впрочем, он еще молод, силен… И только этот долг перед родом не дает ему погибнуть, все остальное — слова, слова, слова. Ими он иногда оправдывается сам перед собой, хотя перед самим собой оправдаться либо легче легкого, либо невозможно вовсе.
   В свете факела казалось, что фигура на постаменте шевелится. В глубине огромной подземной пещеры под родовым замком, возле Гаррета Сидморта, которого никогда не было на свете, горели факелы часовых, охраняющих вход в волшебный Коридор Алвисида, имеющий выходы в разных точках мира — в столице бриттов Камелоте, во всех алголианских каталогах, даже на других планетах, например на Меркурии, в царстве Луцифера (даже в мыслях Радхаур многие годы не называл его Повелителем Зла). Радхаур редко пользовался волшебным коридором, предпочитая передвигаться обычным способом, но в затруднительном случае никаких сомнений не испытывал. Например, если он захочет посетить столицу, то поедет со всей своей свитой, но если гонец принесет ему дурную весть об Этварде, названном брате Радхаура, которого он некогда поклялся защищать ценою жизни своей, то Радхаур в одночасье окажется в столице. Но фамильный перстень Сидмортов, позволяющий входить в волшебный коридор, теперь отнюдь не единственный: маг Хамрай научился изготовлять его точные подобия и теперь коридором пользуется он и шах Балсар — владыка полумира, держащий под своей жесткой дланью почти всю Азию, — а также алголиане. Сенешаль Рэдвэлла, во избежание внезапного посещения замка, пусть и друзьями (друзья могут в одночасье стать и врагами, что уже случалось с алголианами, когда к власти пришел хэккер Прионест), держал возле ложной могилы круглосуточный пост. Радхаур одобрял это решение — всегда нужно быть спокойным за свои тылы.
   Верховный король, закончив безмолвный разговор с приемным отцом, поднялся и отошел к старому слуге, который когда-то очень давно, в той жизни, которую уже никогда не вернуть, был слугой, опекуном и поверенным маленьких тайн сводных братьев.
   Радхаур же задержался у могил отца и братьев, словно оттягивая еще одну встречу — с человеком, которого нет, но который должен быть. С любимой, отдавшей свою молодость и красоту ради того, чтобы он, Радхаур, мог жить. Он и живет. Если это можно назвать жизнью.
   Наконец он выдернул факел и подошел к небольшому подземному озеру, в которое была превращена Рогнеда, его суженая, родная сестра короля Этварда. Один лишь Алвисид может придать ей человеческий облик. А возродить Алвисида, вернув ему божественную сущность, может лишь он, Радхаур, Наследник Алвисида, обладатель таинственной силы. Почти пятнадцать лет он странствует по миру, собирая божественные останки. И почти собрал, осталось найти и принести в Рэдвэлл только сердце некогда поверженного братьями и сестрой Моонлав всесильного бога. Бога, называвшего себя человеком, создавшего самую могущественную в мире на сегодняшний день алголианскую церковь.
   Радхаур встал на колени перед черным зеркалом воды, посветил факелом и увидел в ней свое отражение.
   — Я пришел к тебе, любимая, — сказал он, сомневаясь, правду ли говорит. Но если он не любит ту, ради которой потратил уже больше половины своей жизни, то, значит, он никого не любит. Не способен полюбить. И, наверное, это к лучшему, потому что, кого бы он ни полюбил, все погибали. Он проклят неизвестно кем и неизвестно за что. Он не обычный рыцарь, он — Наследник Алвисида.
   Радхаур ненавидел себя за это, если, конечно, его сердце еще способно на такое сильное чувство, как ненависть.
   Ему очень многое хотелось сказать черной глади воды, Радхаур надеялся, что она, в отличие от раз и навсегда погибшего отца, слышит его. Но он почему-то не захотел ничего говорить при своем спутнике, решив, что вернется в подземелье в ближайшие дни.
   Этвард, в свою очередь, постоял перед озером, в которое барон Ансеис волшебным образом превратил его сестру для спасения жизни Радхаура, после чего сам лишился магии. Король отошел, едва скрыв вздох облегчения. Быстрым шагом Этвард направился к выходу из подземелья, он явно тяготился пребыванием здесь.
   Отношения между названными братьями внешне были самыми дружескими, но внимательный наблюдатель заметил бы, что в Этварде проскальзывает некая напряженность при общении с Радхауром. Предательство, даже то, которое не свершилось, то, о котором не знает ни единая душа, кроме сестры, обращенной в волшебное озеро, невозможно забыть. Но повторись тот выбор, который стоял перед Этвардом четырнадцать лет назад: жизнь одного, пусть самого близкого человека, или спокойствие всего королевства, он снова избрал бы прежнее решение. Если б речь шла только о его, короля Этварда, благополучии и власти, то он мог бы и стоять на своем, быть верным старой клятве у Озера Трех Дев. Но смена правителя всегда сопровождается кровью. Если б алголиане, руководимые тогдашним верховным координатором Прионестом действительно высадились на берега Британии, то это означало бы многие и многие невинно унесенные жизни, искалеченные судьбы, сожженные замки и разоренные города… Кто как ни король должен заботиться о мире и покое в своей стране? А с камнем на сердце можно жить, если понимаешь, какую цену пришлось бы заплатить, чтобы этого груза не было. Радхаур этого не поймет. Нет, не поймет заботы короля человек, всю жизнь проведший в седле в поисках останков поверженного бога. И еще Этварда смущало то, что все знаменательные победные битвы он одержал, когда сводный брат отправлялся в свои путешествия за три моря — или куда он там ездил в своих бесконечных поисках. Говорить же об одержанных победах он считал хвастовством и мальчишеством, недостойным мудрого короля, у которого уже седина на висках проявляется от государственных забот. Впрочем, и Радхаур о своих путешествиях рассказывал скупо и неохотно.
   — Ну что, навестим Алвисида и в путь? — спросил Этвард. — Алголиане ждут.
   Положа руку на сердце, Радхауру совершенно не хотелось ни идти к Алвисиду, перед которым он сильно оконфузился в прошлое путешествие, ни отправляться с алголианами к Озеру Трех Дев. Но Этвард его очень просил съездить к озеру, где была дана давняя мальчишеская клятва, и отказать он не смог. И к Алвисиду Этварду необходимо, чтобы поддерживать добрые отношения с тем, кто может сильно изменить устоявшийся мир, если вновь обретет былую божественную сущность.
   Два последних года Радхаур скитался по Магрибу, поражаясь, насколько ослаб в нем зов Алвисида. Полагаясь только на какие-то невнятные пророчества и указания местных магов и народные рассказы, он наконец-то добыл заветное магическое сердце, но оно оказалось не тем… Задолго до Алвисида какого-то древнего египетского бога тоже расчленили и его останки разбросали по миру, так что Моонлав и ее братья оказались неоригинальны. Правда, их метод весьма действенен — полторы сотни лет мир живет без Алвисида. Спокойно может и еще полторы сотни прожить, только он, Радхаур, нуждается в помощи своего божественного предка… Даже не он, плевать на самого себя, а человек, который на свою беду его полюбил — Рогнеда…
   — Ты хочешь, чтобы Алвисид принял участие в предстоящих празднествах? — поинтересовался Радхаур.
   — Нет, просто не могу же я, приехав в Рэдвэлл, не зайти к нему.
   — Ты верховный король Британии, не он, — пожал плечами названный брат.
   — Но ведь он бог, пусть и алголианский.
   — Поверженный бог.
   — Но это его замок.
   — Это замок графов Маридунских. Граф сейчас я.
   — Ты что, не хочешь, чтобы я к нему шел?
   — Отнюдь. Это я к нему не хочу идти. К тому же вчера я у него был, и ничего нового он мне не скажет, а смотреть на окружающих его шаблоний у меня нет желания.
   — Ты что, завидуешь ему? Радхаур рассмеялся.
   — Я же не Хамрай, на мне нет заклятия Алвисида. И алголиане счастливы будут, если я лишь намекну про их шаблоний, сам знаешь.
   — Так в чем дело?
   — Мне нечего ему пока сказать, а встречаться лишний раз не хочу. Я и сам знаю, что должен отправляться на поиски его сердца, будь все проклято…
   Этвард остановился перед лестницей, ведущей из подземелья в замок, и пристально посмотрел на друга детства. Но ничего не сказал.
   Навстречу с факелом в руке спускался один из помощников сенешаля замка.
   — Что случилось, Трэвор? — спросил его граф.
   — Господин… Там, из колодца во внутреннем дворе, выбралось странное существо и срочно требует вас. Говорит, что его послал Тютин, царь Ста Озер…
   — Хорошо, — кивнул Радхаур. — Пойдем, посмотрим.
   В сопровождении Трэвора они вышли во двор. У колодца собралась большая толпа любопытствующих: слуги, оруженосцы, несколько рыцарей, прибывших в замок на предстоящие через дюжину дней торжества, устраиваемые в Рэдвэлле верховным королем. Толпа расступилась, и Радхаур подошел к подвижному лысому старичку, с огромной желто-седой бородой. Несмотря на то что, по словам Трэвора, он только что вылез из колодца, странная пестрая одежда на нем была совершенно сухая. Заметив графа и короля, старик церемонно поклонился им.
   — Здравствуй, Майдар, — кивнул на приветствие граф. — Ты пришел сказать, что твой повелитель принимает предложение короля Этварда принять участие в празднике?
   — Царь Ста Озер принимает приглашение и явится в Рэдвэлл в назначенный день и время, — с торжественностью в голосе произнес посланец Тютина, старый хитрый маг, который, как знал Радхаур, был чародеем низшей, природной, ступени, но на большее и не претендовал. Впрочем, на его территории, в озерах, тягаться с ним опасались такие опытные и могущественные маги, как покойные герцог Иглангер с братьями.
   — Что ж, мы очень рады, — ответил Этвард. — Я с удовольствием повидаюсь с царем Тютином.
   Эта предстоящая встреча тоже была важна Этварду. На предстоящие празднества, посвященные героическим, теперь уже легендарным, обросшим совершенно невероятным количеством слухов событиям у Рэдвэлла, король наметил для себя ряд важных дел. Беседа с озерным царем — одна из них. Существование на его территории другого владыки, пусть и не вмешивающегося никак в его дела, пусть и выступившего пятнадцать лет назад на стороне бриттов, несколько беспокоило Этварда. Ведь известно, что дружеский союз надо постоянно поддерживать если не конкретными делами, то заверениями в своих самых искренних чувствах, иначе друг может как-то незаметно для тебя стать недругом.
   Майдар еще раз почтительно поклонился королю и повернулся к графу.
   — Сэр Радхаур, мой повелитель приглашает вас на великий праздник, который состоится сегодня во дворце морского короля Лера, и ждет вас на том месте, где посвятил вас в рыцари.
   — Я… — граф бросил быстрый взгляд в сторону сводного брата. — Я обещал отправиться сегодня к Озеру Трех Дев на обряд алголиан. Я приеду к царю Тютину в ближайшие дни.
   — Царь Тютин хочет сообщить вам нечто очень важное и срочное, сэр Радхаур, — настаивал Май-дар.
   — Что ж, передайте ему, что я выезжаю, — после некоторого раздумья согласился граф.
   Майдар еще раз церемонно поклонился, под восторженно-удивленные возгласы собравшихся слуг, ловко вскочил на каменный поребрик колодца и прыгнул вниз.
   Верховный король резко развернулся и, ни слова не сказав товарищу по детским играм, пошел прочь.
   Радхаур смотрел ему вслед, пока Этвард не скрылся в дверях, потом повернулся к Трэвору:
   — Мой конь готов?

Глава пятая

   Звезды взрывались и гасли, вспыхивали новые, планеты сходили с пути. Будущее и прошлое перемешались. Бог и Дьявол даже вместе не могли справиться с Алголом. Но в битву вступил Арсиван. Тотчас Алвисид встал на сторону Алгола, он помогал ему защищаться. Севибоб, Сеалбур, Моонлав присоединились к Богу. Save!
Директория Алвисида

   Велик и всемогущ Алгол, создавший другую Вселенную, где зла нет как понятия. В эту Вселенную отправляются умершие алголиане. В эту Вселенную пятнадцать лет назад отправился мудрый Фоор, сын Алвисида, сына Алголова.
   Нынешний верховный координатор Мекор свято чтил память своего духовного наставника и предшественника Фоора, продолжая его дело. Фоор всю свою жизнь стремился возродить Алвисида, однако к цели за многие десятилетия приблизился лишь на шаг. Но он подготовил почву, чтобы его преемник успешно завершил начатое.
   Это счастье, когда за время, которое находишься у власти, выпадает завершить великое дело, пусть даже начатое другими — твое имя останется в памяти людей на века. Сколь угодно лет можно быть мудрым предводителем, укреплять орден, добившись неслыханного до тебя могущества и процветания — если тебе не дано судьбой отражать угрозу извне или ты не завоевал чего-либо значимого, то имя твое затеряется в череде тебе подобных. Конечно, можно потерпеть полное поражение в своих замыслах и растерять почти все, накопленное предшественниками. Тогда твои преемники, по крупицам восстанавливая былое, волей-неволей будут поминать твое имя. Такой памяти о себе Мекор оставлять не желал.