Страница:
– Пора, – пробормотал отец и крепко взял ее за локоть, словно опасаясь, что она может убежать. Энн вдруг засуетилась – выстроив всех, прошептала последние указания на ухо Софи, прежде чем практически вытолкнула ее из-за ширмы, отделявшей вход от главного придела.
Затем Юджиния, заключив на мгновение Клодию в медвежьи объятия, вышла на дорожку, ведущую к алтарю. Граф молча взял руку дочери, положил на свою и шагнул вперед.
Паника в груди Клодии устремилась вверх, к горлу, она споткнулась и успела выпрямиться в тот момент, когда отец шагнул на дорожку, ведущую к алтарю.
Море людей всколыхнулось, все встали. А взор Клодии вдруг затуманился – возможно, слезами страха, – и она судорожно попыталась сосредоточить взгляд на каком-нибудь предмете, чтобы не видеть всех этих лиц. Ее ресницы затрепетали, она посмотрела в сторону викария...
Джулиан.
О Боже!
Джулиан, стоявший рядом с Артуром Кристианом, был одет в темно-серые сюртук и брюки и искусно расшитый серебристой тесьмой жилет. Он был выше всех, черные волосы – все еще слишком длинные, судорожно подумала она – блестели в свете десятков свечей у алтаря, резко контрастируя с белоснежным воротником сорочки. Круглые очки, несколько смягчавшие его цепкий взгляд, все же не скрывали блеска черных глаз, прикованных к ней.
О небеса, он был великолепен!
С каждым следующим шагом, приближавшим ее к нему, сердце Клодии билось все сильнее. Она не могла оторвать от него глаз. Завороженная, она не услышала ни слов викария, спрашивавшего, кто отдает ее в жены, ни ответа отца. Она лишь почувствовала, как отец вложил ее руку в руку Джулиана и его пальцы крепко сжались. Граф отступил, и между ними ничего не осталось, ничего, кроме неприглядной правды. Клодия по-прежнему смотрела на него, все еще не веря, словно в каком-то кошмарном сне. Джулиан ободряюще улыбнулся, подавшись к ней, когда они повернулись к викарию.
– Все хорошо. – Он прошептал это так тихо, что она решила, будто ей это показалось, но она тут же ощутила мягкое пожатие его пальцев.
Клодия стояла рядом с ним, бормоча бессмысленные ответы викарию, беспомощно уставившись на икону Девы Марии. Все ее тело охватила дрожь – в огромном соборе было очень холодно, единственным источником тепла была его рука, крепко сжимавшая ее пальцы. Как странно, думала она, когда он надел ей на палец простое золотое кольцо, что всего одна рука поддерживает ее, словно спасательный круг, в столь необычный момент жизни. Рука человека, который погубил ее жизнь, и не единожды, а уже дважды.
– Я объявляю вас мужем и женой.
Она не слышала больше ничего, только почувствовала его руку на своей щеке, прикосновение его губ к своим губам, его легкий вздох. И когда он поднял голову, Клодия увидела, как в его глазах промелькнуло какое-то новое чувство, глубокое, слишком глубокое – на мгновение он показался почти беззащитным. Он бережно накрыл ладонью ее руку и повел Клодию по дорожке под звуки струнного квартета.
О Боже!
Дело сделано.
Но это всего лишь начало.
Глава 12
Затем Юджиния, заключив на мгновение Клодию в медвежьи объятия, вышла на дорожку, ведущую к алтарю. Граф молча взял руку дочери, положил на свою и шагнул вперед.
Паника в груди Клодии устремилась вверх, к горлу, она споткнулась и успела выпрямиться в тот момент, когда отец шагнул на дорожку, ведущую к алтарю.
Море людей всколыхнулось, все встали. А взор Клодии вдруг затуманился – возможно, слезами страха, – и она судорожно попыталась сосредоточить взгляд на каком-нибудь предмете, чтобы не видеть всех этих лиц. Ее ресницы затрепетали, она посмотрела в сторону викария...
Джулиан.
О Боже!
Джулиан, стоявший рядом с Артуром Кристианом, был одет в темно-серые сюртук и брюки и искусно расшитый серебристой тесьмой жилет. Он был выше всех, черные волосы – все еще слишком длинные, судорожно подумала она – блестели в свете десятков свечей у алтаря, резко контрастируя с белоснежным воротником сорочки. Круглые очки, несколько смягчавшие его цепкий взгляд, все же не скрывали блеска черных глаз, прикованных к ней.
О небеса, он был великолепен!
С каждым следующим шагом, приближавшим ее к нему, сердце Клодии билось все сильнее. Она не могла оторвать от него глаз. Завороженная, она не услышала ни слов викария, спрашивавшего, кто отдает ее в жены, ни ответа отца. Она лишь почувствовала, как отец вложил ее руку в руку Джулиана и его пальцы крепко сжались. Граф отступил, и между ними ничего не осталось, ничего, кроме неприглядной правды. Клодия по-прежнему смотрела на него, все еще не веря, словно в каком-то кошмарном сне. Джулиан ободряюще улыбнулся, подавшись к ней, когда они повернулись к викарию.
– Все хорошо. – Он прошептал это так тихо, что она решила, будто ей это показалось, но она тут же ощутила мягкое пожатие его пальцев.
Клодия стояла рядом с ним, бормоча бессмысленные ответы викарию, беспомощно уставившись на икону Девы Марии. Все ее тело охватила дрожь – в огромном соборе было очень холодно, единственным источником тепла была его рука, крепко сжимавшая ее пальцы. Как странно, думала она, когда он надел ей на палец простое золотое кольцо, что всего одна рука поддерживает ее, словно спасательный круг, в столь необычный момент жизни. Рука человека, который погубил ее жизнь, и не единожды, а уже дважды.
– Я объявляю вас мужем и женой.
Она не слышала больше ничего, только почувствовала его руку на своей щеке, прикосновение его губ к своим губам, его легкий вздох. И когда он поднял голову, Клодия увидела, как в его глазах промелькнуло какое-то новое чувство, глубокое, слишком глубокое – на мгновение он показался почти беззащитным. Он бережно накрыл ладонью ее руку и повел Клодию по дорожке под звуки струнного квартета.
О Боже!
Дело сделано.
Но это всего лишь начало.
Глава 12
Вся тяжесть происшедшего начала наконец доходить до Клодии только во время приема гостей после венчания. И дело было не только в золотом кольце, которое казалось чужим и неестественным на ее пальце. И не в гостях, которые учтиво подтверждали ее новый статус, называя «леди Кеттеринг».
Дело было в нем.
Джулиан не сказал ей ни слова за исключением того, что Софи погостит две недели у Энн. Он упомянул об этом, когда они ехали в карете в дом ее отца на Беркли-стрит, и терпеливо ждал ответа. Но Клодия все еще не в силах была произнести что-либо внятное, и он в конце концов отвернулся к окну.
После этого он не сказал ей и двух слов, но дело было даже не в этом. На нее давило само его присутствие. Джулиан легко и непринужденно беседовал с поздравлявшими его гостями, держась так, словно это было событие, о котором он мечтал. Очаровательный, остроумный собеседник. Его присутствие заполнило все пространство вокруг нее. С каждым прошедшим часом последствия собственной глупости давили на нее все сильнее и сильнее. Она теперь принадлежала ему.
И еще он прикасался к ней. С того момента, как священник провозгласил их мужем и женой, он все время касался ее – ее руки, локтя, талии. Для Клодии это было совершенно непривычно – отец никогда не отличался склонностью к демонстрации ласки, и те крохи, которые она получала, всегда были ее инициативой. Но ощущение его пальцев, его руки, лежащей на ее талии, было слишком... убаюкивающим. Это испугало ее. Если она позволит ему вовлечь себя в ложное чувство безопасности, он в конце концов причинит ей боль. Она была в этом уверена. Он рано или поздно устанет от нее и начнет искать удовлетворение в других местах, что он всегда и делал.
И потом, его слова. «За здоровье и счастье моей молодой жены, – сказал он. – Я клянусь до конца своих дней уважать и почитать ее». Какая-то женщина вздохнула, Артур Кристиан зааплодировал поэтическому дару друга, а Джулиан улыбнулся, глядя ей в глаза. Клодии пришлось напомнить себе, что это всего лишь слова, сказанные ради гостей. И тем не менее душа у нее затрепетала.
А теперь они остались одни.
Одни и порознь в огромном доме Кеттерингов на Сент-Джеймс-сквер. Когда они приехали, старый Тинли проводил ее в отведенные ей покои, и там она и сидела, уставившись в окно на серый день, промокший от дождя сад и дым, поднимавшийся из труб.
Джулиан, нервно расхаживавший перед камином в парадных апартаментах, остановился и раздраженно взглянул на часы. Восемь. Прошло четыре часа с тех пор, как Клодия поднялась наверх за Тинли, не сказав ни слова. Предполагалось, что она переоденется и присоединится к нему. Он, правда, ничего не сказал ей, сочтя, что это само собой разумеется. Нравится это ей или нет, но это день их свадьбы. Она что, собирается дуться в своих покоях до конца жизни?
Он повернулся, подошел к небольшому столику на колесиках и налил себе виски из графина. Женские капризы ему были не в новинку. Имея четырех сестер, любая из которых могла надуться в любой момент и запереться в своей комнате, он привык пережидать подобные моменты. Но только не на этот раз – он был слишком нетерпелив, выбит из привычной колеи стремительным ходом событий.
Им следовало подольше побыть в доме Редборна, мрачно подумал он, потягивая виски. Но он торопился увезти ее подальше от любопытных глаз, пристально следивших, не появится ли слезинка или еще какой-нибудь признак того, что скандал еще не закончен. И ему стало по-настоящему жаль Клодию, она превратилась в комок нервов, вздрагивала при каждом прикосновении и сжималась от поздравлений гостей Редборна.
Редборн, этот идиот! Для него положение при короле оказалось гораздо важнее дочери! Ради соблюдения приличий он пригласил пятьдесят человек гостей вместо того, чтобы провести скромную церемонию в узком семейном кругу. А прием, который он устроил после венчания, мог бы соперничать с любой пышной свадьбой! И ни разу Джулиан не услышал, чтобы Редборн сказал дочери доброе слово или проявил хотя бы видимость сочувствия. Нет, он был слишком озабочен тем, чтобы свадьба произвела впечатление события давно планировавшегося и желанного и чтобы ни одна сплетня не дошла до ушей короля.
Что ж, Джулиан исполнил свою роль хорошо, но ничто в жизни не давалось ему с таким огромным трудом.
Было как-то тревожно произносить слова, связывавшие его на всю жизнь с женщиной, которая терпеть его не может. Но это довольно неприятное чувство было ничто по сравнению с тем, которое охватило его, когда он увидел Клодию рядом с отцом, одетую в серебристое платье. Точно так же она появилась и два года назад.
Ее вид поразил его в самое сердце, страстное желание обладать ею вспыхнуло с новой силой. Джулиан с огромным трудом заставил себя не пялиться на нее, когда она словно плыла навстречу и ее серо-голубые глаза были устремлены на него. Когда Редборн передал ему свою дочь на веки вечные, Джулиан увидел растерянность в глазах Клодии, и сердце его сжалось от боли и сочувствия к ней.
«Оно и сейчас болит», – подумал он, допивая остатки виски. Но это была уже иная боль, распространившаяся, словно злокачественная опухоль, и снедавшая его. Он жаждал увидеть снова прежнюю Клодию – яркую звезду среди миллионов звезд. Женщину, которая могла поразить сердце мужчины одной улыбкой, ту женщину, которая пленила его во Франции. Но та Клодия исчезла, возможно, безвозвратно, раздавленная этим браком. Джулиану казалось, что ему никогда не найти аргументов, которые могли бы убедить его молодую жену в ценности их союза.
Но ради нее он обязан использовать все возможности, чтобы достойно разрешить сложившуюся ситуацию, – это самое меньшее, что он может сделать для нее за то, что погубил ее жизнь. Он должен забыть о причинах ее презрения к нему, отбросить мысли о Филиппе как можно дальше. Должен показать ей, что они могут жить в мире друг с другом.
Начав с тихого ужина в этот – будь он проклят! – день их свадьбы.
Велев подать вина и легкие закуски, Джулиан постучал в ее дверь часом позже. Ответа не последовало, и Джулиан вошел в комнату. Ее освещал лишь огонь, пылавший в камине. Языки пламени отбрасывали огромные причудливые тени на стены. На столике у камина стояло несколько накрытых крышками блюд, бутылка вина и два бокала. Клодия, сцепив руки за спиной, прислонилась к стене. Она не переоделась, стразы, вшитые в складки ее платья, мерцали словно крошечные звездочки.
Она была так прекрасна.
Он закрыл за собой дверь и, сунув руки в карманы, посмотрел на нее столь же настороженно, как и она смотрела на него.
– Это платье восхитительно. Я помню, когда ты впервые надела его.
Выражение лица Клодии не изменилось.
– Да, я не успела заказать новое.
– И хорошо, что не успела. Ты тогда выглядела так же прекрасно, как и сегодня, – сказал он, глядя, как поднимается ее грудь с каждым вздохом. – Кажется, это был бал Уилмингтона.
– Да, – едва слышно произнесла она, – бал Уилмингтона. Папа очень встревожился в тот вечер, потому что я танцевала с одним джентльменом три раза. Его едва не хватил удар.
Редборн был не одинок. Филипп монополизировал ее на весь вечер, вызвав у Джулиана несвойственную ему зависть.
– Это было давно, – сказал он и кивнул в сторону стола: – Я подумал, что ты могла проголодаться. Не поужинать ли нам?
Клодия взглянула на расставленные на столе блюда.
– О, – произнесла она и, оттолкнувшись от стены, медленно подошла к стулу и села на краешек. – Я... я не знаю, что ты любишь, – пробормотала она, поднимая крышки.
– Не имеет значения, – ответил Джулиан и занял место за столом. Потянувшись к бутылке, он наполнил сначала ее бокал, потом свой. Клодия не смотрела на него, взяв с блюда ростбиф и немного вареного картофеля и застенчиво взглянув на Джулиана из-под ресниц, она передала ему тарелку. Затем положила на свою тарелку пару картофелин и поставила ее на стол.
– Я не могу.
Джулиан замер, опуская бокал, из которого только что собирался отпить вина.
– Ты не голодна?
– Нет, я не могу делать вот это! – воскликнула она, указывая на стол и комнату. – Не могу притворяться, Джулиан!
– Никто и не просит тебя притворяться. – Он поставил бокал на стол.
Она опустила глаза.
– Пожалуйста, скажи, чего ты хочешь от меня?
Чего он хочет? Посмотреть на нее однажды и не чувствовать такого безумного желания.
– Признаю, наш брак не идеален, но едва ли его можно назвать адом, Клодия. Я понимаю, насколько тебя расстроила сегодняшняя церемония...
– Унизила, – перебила она его, вскочив. – Ты даже представить себе не можешь, как это было унизительно!
Напротив, он вполне способен себе это представить, подумал Джулиан, наблюдая, как она мечется по комнате.
– Сожалею, но не в моих силах было тебе помочь.
– Да, ты это уже говорил. Поверь, ты ясно дал понять, насколько все это тяжело для тебя.
Он понятия не имел, что она имеет в виду, да и ее тон ему не понравился.
– Мне это нравится не больше, чем тебе...
– Но ты – совсем другое дело. Тебя не принуждали к браку, как меня! Я теперь твоя собственность. С таким же успехом я могла быть старой толстой коровой.
– Не говори чепухи! – вспылил Джулиан и резко встал, проведя рукой по волосам. – Ты не моя собственность, Клодия... А, к черту! Послушай, что сделано, то сделано, и я не собираюсь обсуждать это.
– То есть? – спросила она.
– Я хочу сказать, что мы теперь женаты и тебе лучше принять этот факт, потому что, видит Бог, так будет легче.
– О, я уже смирилась, милорд, – тихо произнесла она. – Как сказал мой отец, что посеешь, то и пожнешь. Вот я и пожинаю. Как еще я могу смириться со своей глупостью?
– Я сказал бы, что ваша нетерпимость, мадам, никоим образом не помогает делу, – раздраженно пробормотал он.
– Моя нетерпимость? – негодующе воскликнула она. – А что, скажи на милость, ты хотел? Чтобы я делала вид, будто все замечательно? Что именно этого я и ждала?
Он вполне мог бы обойтись без еще одного напоминания о том, как она презирает его.
– Окажи нам обоим большую услугу и не делай ситуацию хуже, чем она уже есть! – горячо воскликнул он.
– Да хуже просто быть не может! – воскликнула она. – И не рассчитывай, что я облегчу ее для тебя.
Мгновенно вспыхнув, Джулиан схватил ее за локоть и дернул к себе.
– Не провоцируй меня, Клодия, – предупредил он. – Нас было двое в той оранжерее, и, насколько я помню, ты наслаждалась так же, как и я.
Ее глаза яростно полыхнули.
– Как ты смеешь! Отпусти меня, – сердито пробормотала она, пытаясь вырваться.
– Только тогда, когда сочту нужным, – прошипел он сквозь зубы, сжимая ее в объятиях. Его губы приникли к ее губам. Клодия яростно сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть его. И вдруг он почувствовал в ней перемену. Сопротивление сменилось яростным желанием. Губы Клодии раскрылись навстречу его губам, и его язык проник во влажные глубины ее рта. Он слегка сжал зубами ее губу, и Клодия обвила руками его шею, прижавшись к нему, ощутив его возбужденную плоть. Такой пылкой страсти он не испытывал уже много месяцев, даже лет.
Потом она вдруг замерла, попыталась отвернуться, и он ощутил ее слезы на своей щеке. Он слизнул их и прижался лбом к ее лбу.
– Это не так уж тяжко, милая, – сказал он. – Не... не осложняй ситуацию. Сегодня – день нашей свадьбы, и я хочу любить тебя. Хочу погрузиться в твое лоно и почувствовать, как ты сжимаешь меня. Хочу доставить тебе такое наслаждение, о котором ты и мечтать не смела, и уверен, что ты тоже этого хочешь. Позволь мне любить тебя, Клодия. Тихо всхлипнув, Клодия закрыла глаза.
– Нет, – прошептала она. – В конце концов это причинит нам обоим боль. Неужели ты не понимаешь?
– Я не допущу, чтобы это причинило нам боль, – возразил он. – Только позволь мне любить тебя. – Он наклонился и, прежде чем она успела возразить, снова обвел ее губы кончиком языка. Он отпустил ее руки, и его пальцы заскользили по ее спине и крошечным пуговкам на платье. Клодия не мешала ему, она ухватилась обеими руками за лацканы его сюртука и прижималась к нему. И когда его руки скользнули под ее платье и прикоснулись к спине, губы раскрылись с тихим вздохом и язык без стеснения рванулся навстречу его языку.
Матерь Божья!
Ее язык был словно пламя, дразня и мучая его, сводя с ума. Этот шквал огня прокатился по его телу, превращаясь в нестерпимый жар. Он торопливо стянул платье с ее плеч, пальцы заскользили по бархатной коже к талии.
Когда он внезапно поднял голову, ее глаза, потемневшие от желания, сверкнули, словно ярко-синие сапфиры. Он опустил взгляд на ее грудь и судорожно вздохнул: набухшие соски отчетливо вырисовывались сквозь бархат платья. Проведя по ним кончиками больших пальцев, он почувствовал, как они еще больше напряглись, при этом ее пальцы впились в его руки, и он стал молиться, чтобы у него хватило сил сдержаться до тех пор, пока она не получит наслаждение.
– У меня нет сил противиться тебе, – прошептала она. – Я чувствую себя совершенно беспомощной. – Клодия, по сути, была наивна и невинна. Но ее глаза... в них бушевала страсть, и Джулиана бросило в жар, огонь желания разгорался все сильнее и сильнее.
– Я тоже ничего не могу с собой поделать, Клодия. Я так хочу любить тебя!.. – хрипло пробормотал он, прижимаясь лицом к ее шее, обхватив губами каплевидную жемчужную сережку в ухе. В этот момент он забыл о ее невинности, забыл обо всем на свете, намереваясь остановиться. И когда Клодия поцеловала его, пылко, самозабвенно, подхватил ее на руки и понес в спальню.
Он не помнил, когда и как снял с нее платье. Не отрывая жадного взгляда от ее тела, Джулиан сорвал с себя шейный платок и рубашку. Дернул за тесемки ее нижних юбок, и те упали к ее ногам. Она была великолепна, неотразима. Джулиан медленно опустился на корточки, гладя ее бедра. Осторожно приподнял одну ее ногу, потом другую, освободив Клодию от юбок. На ней остались лишь легкая шелковая рубашка и тонкие панталоны.
Снимая эту последнюю преграду, он твердил себе, что должен показать ей не торопясь, как мужчина может любить женщину. Он так давно желал ее, вот такой, в его объятиях... Для него было пыткой не овладеть ею стремительно, поддавшись пожиравшему его пламени желания. Но Джулиан заставил себя подняться, провел руками по груди, едва прикрытой тонкой нижней рубашкой.
– Ты прекрасна, – прошептал он, вытаскивая шпильки из ее волос, освобождая прядь за прядью. Богиня, подумал он и слегка прикоснулся губами к ее губам, дразня их, а руки в это время уже снимали с нее рубашку.
Рубашка соскользнула, обнажив изумительную грудь. Джулиан лизнул один сосок. Его плоть, пульсирующая болезненным желанием, нетерпеливо рвалась наружу. Джулиан осторожно, почти благоговейно обхватил ладонями ее грудь и почувствовал, как она затрепетала в его руках, когда Клодия судорожно вздохнула.
– Клодия, – прошептал он, поцеловал ее в лоб и, отступив, сел на кровать.
Под его восторженным взглядом она засмущалась и закрыла руками живот. Он всегда восхищался ею, но не знал, насколько она прекрасна. Ее тело было неземной красоты – ноги длинные, стройные, талия тонкая, бедра округлые. Он не заслужил такой красоты.
Клодия под его жадным взглядом еще крепче обхватила себя за талию, невольно приподняв грудь.
– Иди сюда, милая, – мягко позвал он, протягивая ей руку.
И когда она вложила руку в его ладонь, Джулиан усадил ее к себе на колени и заключил в объятия, скользя губами по шее, щеке, губам. Клодия положила руки ему на грудь. Он медленно откинулся назад, увлекая ее за собой, потом перевернул на спину.
– Ни о чем не думай, – прошептал он. – Ничего не делай, только позволь мне любить тебя. – Он ласкал ее соски, пока они не затвердели, и услышал ее полустон-полувскрик. Рука Джулиана заскользила вниз по ее телу.
Клодия снова застонала. Ее глаза сверкали в сгустившихся сумерках – она не произносила ни слова, только смотрела на него.
Боже милостивый, еще немного – и он не выдержит, взорвется. Он жадно поцеловал Клодию, проглотив ее легкий вздох. Пальцы заскользили по внутренней стороне ее бедер, проникли в лоно.
Клодия начала извиваться под ним. Джулиан, крепясь из последних сил, проникал в лоно все глубже и глубже, пока не почувствовал тонкую преграду, защищавшую ее девственность.
Джулиан крепко поцеловал ее, отстранился, снял брюки и снова накрыл ее своим телом, придя в восторг, когда ее бархатная кожа коснулась его возбужденной плоти. Клодия вздрагивала всем телом, когда он дотрагивался до нее.
Он просунул колено между ее ног, и Клодия громко ахнула, вцепившись в его запястье.
– Успокойся, – прошептал он скорее себе, нежели ей, и вошел в тугое, влажное лоно. Клодия тяжело дышала, в глазах ее плескался страх. – Держись за меня, милая, – прошептал Джулиан. Ее руки послушно обхватили его шею, Джулиан поцеловал ее и одновременно резким толчком бедер разорвал преграду. И остановился.
Ее тело напряглось, она замерла в его руках, потом издала долгий вздох. Постепенно успокаиваясь, она робко отвечала на его поцелуи.
Желая, чтобы Клодия испытала ту же страсть, которая захлестывала его, он все глубже и глубже проникал в ее лоно. Его тело, так долго остававшееся в спячке, сейчас готово было взорваться. Клодия закинула руку за голову и вцепилась в подушку, когда ее бедра стали подниматься навстречу ему. Джулиан застонал – ему было уже не до нежной, неторопливой ласки, водоворот желания затягивал его все глубже и глубже. Клодия поднималась навстречу каждому толчку, вращая бедрами в древнем как мир танце любви. Джулиан, потеряв над собой контроль, ласкал ее плоть, пока не услышал, что она плачет.
Этот звук ворвался в его сознание в тот самый момент, когда для нее наступило высвобождение. Но он и сам уже был близок к нему. Ее лоно конвульсивно сжималось вокруг его плоти, подталкивая его к краю бездны. Он буквально взорвался, казалось, жизнь вытекает из него, как вода через прорыв в плотине.
В этот момент в душе Джулиана появились первые проблески любви.
Последний толчок, и вот он уже опустился на нее, прижавшись лбом к ее плечу, пытаясь отдышаться. Она дрожала под ним. Его пальцы коснулись ее влажных щек, и сердце болезненно сжалось.
Он причинил ей боль.
А она окончательно погубила его.
Поднявшийся на улице ветер завывал и сотрясал оконные рамы. Клодия лежала в объятиях заснувшего Джулиана и отчаянно не хотела признавать того, что свершилось между ними.
И все же это свершилось... самый поразительный опыт в ее жизни, самое яркое и сильное физическое высвобождение, начавшееся с сильнейшей боли и закончившееся сладостным наслаждением. Джулиан был прав – это было наслаждение, о котором она и не мечтала. Она даже не считала возможной подобную свободу духа для женщины. Близость была поразительной. Самое невероятное чувство, которое могут испытать мужчина и женщина. Каким-то образом благодаря Джулиану ее душа воспарила к небесам.
Но при этом он все-таки забрал себе часть ее сердца.
Пережитые ощущения были такими многообразными, так тронули ее душу, что она не смогла сдержать слез. Радость, отчаяние, страх, удивление – все, что она пережила за последние две недели, словно взорвалось в ней в один момент, и при этом она отдала ему часть себя.
Так скоро!
Они не сказали ни слова, когда все закончилось. Джулиан лишь нежно поцеловал ее заплаканные глаза, потом выскользнул из ее лона и перевернулся на спину. Он больше не прикоснулся к ней, пока сон не сморил его. Тогда он инстинктивно привлек ее к себе, и она сразу почувствовала себя защищенной и желанной.
Клодия осторожно убрала его руку со своего живота и отодвинулась на край постели. Обернув вокруг себя тонкое покрывало, она осторожно встала, стараясь не разбудить Джулиана. Комнату освещал лишь догоравший в соседней комнате огонь в камине, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть его обнаженное тело, широкую мускулистую грудь, покрытую густой порослью завитков, спускавшихся к паху. Она вздрогнула, плотнее закуталась в покрывало и продолжала жадно изучать его тело. Оно завораживало ее – Клодия склонила голову набок, рассматривая его плоть и недоумевая, как при таких размерах он мог ходить или ездить верхом. И как эта плоть могла втиснуться в ее лоно...
Лицо ее вспыхнуло. В этот момент Джулиан перевернулся во сне на живот, и глаза Клодии расширились при виде крепких, мускулистых ягодиц – краска на ее лице стремительно заливала шею, и она быстро отвернулась, почти убежденная в том, что не следует таращиться на мужчину, пусть даже и спящего.
Пусть даже это ее муж.
Клодия торопливо вышла в соседнюю комнату и тяжело опустилась на стул, мрачно уставившись на нетронутый ужин. Бокал, налитый Джулианом, по-прежнему был полон, она поднесла его к губам и жадно выпила вино, надеясь, что все ее ощущения утратят свою остроту. Тело все еще трепетало и болело от произошедшего.
Как она могла допустить это?
Конечно, она знала, что ей придется спать с ним, но ей и в голову не приходило, что это будет так прекрасно! Как мог он творить с ее телом такие чудеса?
Стоило ей подумать об этом, как в животе появлялось какое-то странное чувство. Дрожа, Клодия опустила бокал и закрыла руками лицо. Должно быть, в ее характере есть какой-то изъян – как еще можно объяснить физическое влечение... и страсть... которые она испытывала к повесе? Неужели каждый раз, как он взглянет на нее, ей придется вспоминать все его прегрешения? Это катастрофа! Она отдаст ему сердце, это несомненно, а он раздавит его и отбросит за ненадобностью, когда найдет новое увлечение. Именно так он поступал с другими женщинами. Она не первая.
А Филипп?
Она подняла голову и уставилась на огонь.
Филипп с такой же легкостью бросал женщин? Вознес бы он ее до небес, как это сделал сегодня Джулиан? Смог бы он...
– Тебе не спится?
Испуганно ахнув, Клодия посмотрела через плечо. В дверях стоял Джулиан, на нем были лишь брюки, почти свисавшие на бедрах. Клодия плотнее закуталась в покрывало.
– Э... нет. Да. – Слегка поморщившись, она добавила: – Я была голодна.
Джулиан улыбнулся, прошел к столу и поцеловал ее в макушку, прежде чем растянуться в соседнем кресле. Потянувшись, он положил руку на ее бедро, бессознательно, как подумалось ей, и скривился при виде еды.
Дело было в нем.
Джулиан не сказал ей ни слова за исключением того, что Софи погостит две недели у Энн. Он упомянул об этом, когда они ехали в карете в дом ее отца на Беркли-стрит, и терпеливо ждал ответа. Но Клодия все еще не в силах была произнести что-либо внятное, и он в конце концов отвернулся к окну.
После этого он не сказал ей и двух слов, но дело было даже не в этом. На нее давило само его присутствие. Джулиан легко и непринужденно беседовал с поздравлявшими его гостями, держась так, словно это было событие, о котором он мечтал. Очаровательный, остроумный собеседник. Его присутствие заполнило все пространство вокруг нее. С каждым прошедшим часом последствия собственной глупости давили на нее все сильнее и сильнее. Она теперь принадлежала ему.
И еще он прикасался к ней. С того момента, как священник провозгласил их мужем и женой, он все время касался ее – ее руки, локтя, талии. Для Клодии это было совершенно непривычно – отец никогда не отличался склонностью к демонстрации ласки, и те крохи, которые она получала, всегда были ее инициативой. Но ощущение его пальцев, его руки, лежащей на ее талии, было слишком... убаюкивающим. Это испугало ее. Если она позволит ему вовлечь себя в ложное чувство безопасности, он в конце концов причинит ей боль. Она была в этом уверена. Он рано или поздно устанет от нее и начнет искать удовлетворение в других местах, что он всегда и делал.
И потом, его слова. «За здоровье и счастье моей молодой жены, – сказал он. – Я клянусь до конца своих дней уважать и почитать ее». Какая-то женщина вздохнула, Артур Кристиан зааплодировал поэтическому дару друга, а Джулиан улыбнулся, глядя ей в глаза. Клодии пришлось напомнить себе, что это всего лишь слова, сказанные ради гостей. И тем не менее душа у нее затрепетала.
А теперь они остались одни.
Одни и порознь в огромном доме Кеттерингов на Сент-Джеймс-сквер. Когда они приехали, старый Тинли проводил ее в отведенные ей покои, и там она и сидела, уставившись в окно на серый день, промокший от дождя сад и дым, поднимавшийся из труб.
Джулиан, нервно расхаживавший перед камином в парадных апартаментах, остановился и раздраженно взглянул на часы. Восемь. Прошло четыре часа с тех пор, как Клодия поднялась наверх за Тинли, не сказав ни слова. Предполагалось, что она переоденется и присоединится к нему. Он, правда, ничего не сказал ей, сочтя, что это само собой разумеется. Нравится это ей или нет, но это день их свадьбы. Она что, собирается дуться в своих покоях до конца жизни?
Он повернулся, подошел к небольшому столику на колесиках и налил себе виски из графина. Женские капризы ему были не в новинку. Имея четырех сестер, любая из которых могла надуться в любой момент и запереться в своей комнате, он привык пережидать подобные моменты. Но только не на этот раз – он был слишком нетерпелив, выбит из привычной колеи стремительным ходом событий.
Им следовало подольше побыть в доме Редборна, мрачно подумал он, потягивая виски. Но он торопился увезти ее подальше от любопытных глаз, пристально следивших, не появится ли слезинка или еще какой-нибудь признак того, что скандал еще не закончен. И ему стало по-настоящему жаль Клодию, она превратилась в комок нервов, вздрагивала при каждом прикосновении и сжималась от поздравлений гостей Редборна.
Редборн, этот идиот! Для него положение при короле оказалось гораздо важнее дочери! Ради соблюдения приличий он пригласил пятьдесят человек гостей вместо того, чтобы провести скромную церемонию в узком семейном кругу. А прием, который он устроил после венчания, мог бы соперничать с любой пышной свадьбой! И ни разу Джулиан не услышал, чтобы Редборн сказал дочери доброе слово или проявил хотя бы видимость сочувствия. Нет, он был слишком озабочен тем, чтобы свадьба произвела впечатление события давно планировавшегося и желанного и чтобы ни одна сплетня не дошла до ушей короля.
Что ж, Джулиан исполнил свою роль хорошо, но ничто в жизни не давалось ему с таким огромным трудом.
Было как-то тревожно произносить слова, связывавшие его на всю жизнь с женщиной, которая терпеть его не может. Но это довольно неприятное чувство было ничто по сравнению с тем, которое охватило его, когда он увидел Клодию рядом с отцом, одетую в серебристое платье. Точно так же она появилась и два года назад.
Ее вид поразил его в самое сердце, страстное желание обладать ею вспыхнуло с новой силой. Джулиан с огромным трудом заставил себя не пялиться на нее, когда она словно плыла навстречу и ее серо-голубые глаза были устремлены на него. Когда Редборн передал ему свою дочь на веки вечные, Джулиан увидел растерянность в глазах Клодии, и сердце его сжалось от боли и сочувствия к ней.
«Оно и сейчас болит», – подумал он, допивая остатки виски. Но это была уже иная боль, распространившаяся, словно злокачественная опухоль, и снедавшая его. Он жаждал увидеть снова прежнюю Клодию – яркую звезду среди миллионов звезд. Женщину, которая могла поразить сердце мужчины одной улыбкой, ту женщину, которая пленила его во Франции. Но та Клодия исчезла, возможно, безвозвратно, раздавленная этим браком. Джулиану казалось, что ему никогда не найти аргументов, которые могли бы убедить его молодую жену в ценности их союза.
Но ради нее он обязан использовать все возможности, чтобы достойно разрешить сложившуюся ситуацию, – это самое меньшее, что он может сделать для нее за то, что погубил ее жизнь. Он должен забыть о причинах ее презрения к нему, отбросить мысли о Филиппе как можно дальше. Должен показать ей, что они могут жить в мире друг с другом.
Начав с тихого ужина в этот – будь он проклят! – день их свадьбы.
Велев подать вина и легкие закуски, Джулиан постучал в ее дверь часом позже. Ответа не последовало, и Джулиан вошел в комнату. Ее освещал лишь огонь, пылавший в камине. Языки пламени отбрасывали огромные причудливые тени на стены. На столике у камина стояло несколько накрытых крышками блюд, бутылка вина и два бокала. Клодия, сцепив руки за спиной, прислонилась к стене. Она не переоделась, стразы, вшитые в складки ее платья, мерцали словно крошечные звездочки.
Она была так прекрасна.
Он закрыл за собой дверь и, сунув руки в карманы, посмотрел на нее столь же настороженно, как и она смотрела на него.
– Это платье восхитительно. Я помню, когда ты впервые надела его.
Выражение лица Клодии не изменилось.
– Да, я не успела заказать новое.
– И хорошо, что не успела. Ты тогда выглядела так же прекрасно, как и сегодня, – сказал он, глядя, как поднимается ее грудь с каждым вздохом. – Кажется, это был бал Уилмингтона.
– Да, – едва слышно произнесла она, – бал Уилмингтона. Папа очень встревожился в тот вечер, потому что я танцевала с одним джентльменом три раза. Его едва не хватил удар.
Редборн был не одинок. Филипп монополизировал ее на весь вечер, вызвав у Джулиана несвойственную ему зависть.
– Это было давно, – сказал он и кивнул в сторону стола: – Я подумал, что ты могла проголодаться. Не поужинать ли нам?
Клодия взглянула на расставленные на столе блюда.
– О, – произнесла она и, оттолкнувшись от стены, медленно подошла к стулу и села на краешек. – Я... я не знаю, что ты любишь, – пробормотала она, поднимая крышки.
– Не имеет значения, – ответил Джулиан и занял место за столом. Потянувшись к бутылке, он наполнил сначала ее бокал, потом свой. Клодия не смотрела на него, взяв с блюда ростбиф и немного вареного картофеля и застенчиво взглянув на Джулиана из-под ресниц, она передала ему тарелку. Затем положила на свою тарелку пару картофелин и поставила ее на стол.
– Я не могу.
Джулиан замер, опуская бокал, из которого только что собирался отпить вина.
– Ты не голодна?
– Нет, я не могу делать вот это! – воскликнула она, указывая на стол и комнату. – Не могу притворяться, Джулиан!
– Никто и не просит тебя притворяться. – Он поставил бокал на стол.
Она опустила глаза.
– Пожалуйста, скажи, чего ты хочешь от меня?
Чего он хочет? Посмотреть на нее однажды и не чувствовать такого безумного желания.
– Признаю, наш брак не идеален, но едва ли его можно назвать адом, Клодия. Я понимаю, насколько тебя расстроила сегодняшняя церемония...
– Унизила, – перебила она его, вскочив. – Ты даже представить себе не можешь, как это было унизительно!
Напротив, он вполне способен себе это представить, подумал Джулиан, наблюдая, как она мечется по комнате.
– Сожалею, но не в моих силах было тебе помочь.
– Да, ты это уже говорил. Поверь, ты ясно дал понять, насколько все это тяжело для тебя.
Он понятия не имел, что она имеет в виду, да и ее тон ему не понравился.
– Мне это нравится не больше, чем тебе...
– Но ты – совсем другое дело. Тебя не принуждали к браку, как меня! Я теперь твоя собственность. С таким же успехом я могла быть старой толстой коровой.
– Не говори чепухи! – вспылил Джулиан и резко встал, проведя рукой по волосам. – Ты не моя собственность, Клодия... А, к черту! Послушай, что сделано, то сделано, и я не собираюсь обсуждать это.
– То есть? – спросила она.
– Я хочу сказать, что мы теперь женаты и тебе лучше принять этот факт, потому что, видит Бог, так будет легче.
– О, я уже смирилась, милорд, – тихо произнесла она. – Как сказал мой отец, что посеешь, то и пожнешь. Вот я и пожинаю. Как еще я могу смириться со своей глупостью?
– Я сказал бы, что ваша нетерпимость, мадам, никоим образом не помогает делу, – раздраженно пробормотал он.
– Моя нетерпимость? – негодующе воскликнула она. – А что, скажи на милость, ты хотел? Чтобы я делала вид, будто все замечательно? Что именно этого я и ждала?
Он вполне мог бы обойтись без еще одного напоминания о том, как она презирает его.
– Окажи нам обоим большую услугу и не делай ситуацию хуже, чем она уже есть! – горячо воскликнул он.
– Да хуже просто быть не может! – воскликнула она. – И не рассчитывай, что я облегчу ее для тебя.
Мгновенно вспыхнув, Джулиан схватил ее за локоть и дернул к себе.
– Не провоцируй меня, Клодия, – предупредил он. – Нас было двое в той оранжерее, и, насколько я помню, ты наслаждалась так же, как и я.
Ее глаза яростно полыхнули.
– Как ты смеешь! Отпусти меня, – сердито пробормотала она, пытаясь вырваться.
– Только тогда, когда сочту нужным, – прошипел он сквозь зубы, сжимая ее в объятиях. Его губы приникли к ее губам. Клодия яростно сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть его. И вдруг он почувствовал в ней перемену. Сопротивление сменилось яростным желанием. Губы Клодии раскрылись навстречу его губам, и его язык проник во влажные глубины ее рта. Он слегка сжал зубами ее губу, и Клодия обвила руками его шею, прижавшись к нему, ощутив его возбужденную плоть. Такой пылкой страсти он не испытывал уже много месяцев, даже лет.
Потом она вдруг замерла, попыталась отвернуться, и он ощутил ее слезы на своей щеке. Он слизнул их и прижался лбом к ее лбу.
– Это не так уж тяжко, милая, – сказал он. – Не... не осложняй ситуацию. Сегодня – день нашей свадьбы, и я хочу любить тебя. Хочу погрузиться в твое лоно и почувствовать, как ты сжимаешь меня. Хочу доставить тебе такое наслаждение, о котором ты и мечтать не смела, и уверен, что ты тоже этого хочешь. Позволь мне любить тебя, Клодия. Тихо всхлипнув, Клодия закрыла глаза.
– Нет, – прошептала она. – В конце концов это причинит нам обоим боль. Неужели ты не понимаешь?
– Я не допущу, чтобы это причинило нам боль, – возразил он. – Только позволь мне любить тебя. – Он наклонился и, прежде чем она успела возразить, снова обвел ее губы кончиком языка. Он отпустил ее руки, и его пальцы заскользили по ее спине и крошечным пуговкам на платье. Клодия не мешала ему, она ухватилась обеими руками за лацканы его сюртука и прижималась к нему. И когда его руки скользнули под ее платье и прикоснулись к спине, губы раскрылись с тихим вздохом и язык без стеснения рванулся навстречу его языку.
Матерь Божья!
Ее язык был словно пламя, дразня и мучая его, сводя с ума. Этот шквал огня прокатился по его телу, превращаясь в нестерпимый жар. Он торопливо стянул платье с ее плеч, пальцы заскользили по бархатной коже к талии.
Когда он внезапно поднял голову, ее глаза, потемневшие от желания, сверкнули, словно ярко-синие сапфиры. Он опустил взгляд на ее грудь и судорожно вздохнул: набухшие соски отчетливо вырисовывались сквозь бархат платья. Проведя по ним кончиками больших пальцев, он почувствовал, как они еще больше напряглись, при этом ее пальцы впились в его руки, и он стал молиться, чтобы у него хватило сил сдержаться до тех пор, пока она не получит наслаждение.
– У меня нет сил противиться тебе, – прошептала она. – Я чувствую себя совершенно беспомощной. – Клодия, по сути, была наивна и невинна. Но ее глаза... в них бушевала страсть, и Джулиана бросило в жар, огонь желания разгорался все сильнее и сильнее.
– Я тоже ничего не могу с собой поделать, Клодия. Я так хочу любить тебя!.. – хрипло пробормотал он, прижимаясь лицом к ее шее, обхватив губами каплевидную жемчужную сережку в ухе. В этот момент он забыл о ее невинности, забыл обо всем на свете, намереваясь остановиться. И когда Клодия поцеловала его, пылко, самозабвенно, подхватил ее на руки и понес в спальню.
Он не помнил, когда и как снял с нее платье. Не отрывая жадного взгляда от ее тела, Джулиан сорвал с себя шейный платок и рубашку. Дернул за тесемки ее нижних юбок, и те упали к ее ногам. Она была великолепна, неотразима. Джулиан медленно опустился на корточки, гладя ее бедра. Осторожно приподнял одну ее ногу, потом другую, освободив Клодию от юбок. На ней остались лишь легкая шелковая рубашка и тонкие панталоны.
Снимая эту последнюю преграду, он твердил себе, что должен показать ей не торопясь, как мужчина может любить женщину. Он так давно желал ее, вот такой, в его объятиях... Для него было пыткой не овладеть ею стремительно, поддавшись пожиравшему его пламени желания. Но Джулиан заставил себя подняться, провел руками по груди, едва прикрытой тонкой нижней рубашкой.
– Ты прекрасна, – прошептал он, вытаскивая шпильки из ее волос, освобождая прядь за прядью. Богиня, подумал он и слегка прикоснулся губами к ее губам, дразня их, а руки в это время уже снимали с нее рубашку.
Рубашка соскользнула, обнажив изумительную грудь. Джулиан лизнул один сосок. Его плоть, пульсирующая болезненным желанием, нетерпеливо рвалась наружу. Джулиан осторожно, почти благоговейно обхватил ладонями ее грудь и почувствовал, как она затрепетала в его руках, когда Клодия судорожно вздохнула.
– Клодия, – прошептал он, поцеловал ее в лоб и, отступив, сел на кровать.
Под его восторженным взглядом она засмущалась и закрыла руками живот. Он всегда восхищался ею, но не знал, насколько она прекрасна. Ее тело было неземной красоты – ноги длинные, стройные, талия тонкая, бедра округлые. Он не заслужил такой красоты.
Клодия под его жадным взглядом еще крепче обхватила себя за талию, невольно приподняв грудь.
– Иди сюда, милая, – мягко позвал он, протягивая ей руку.
И когда она вложила руку в его ладонь, Джулиан усадил ее к себе на колени и заключил в объятия, скользя губами по шее, щеке, губам. Клодия положила руки ему на грудь. Он медленно откинулся назад, увлекая ее за собой, потом перевернул на спину.
– Ни о чем не думай, – прошептал он. – Ничего не делай, только позволь мне любить тебя. – Он ласкал ее соски, пока они не затвердели, и услышал ее полустон-полувскрик. Рука Джулиана заскользила вниз по ее телу.
Клодия снова застонала. Ее глаза сверкали в сгустившихся сумерках – она не произносила ни слова, только смотрела на него.
Боже милостивый, еще немного – и он не выдержит, взорвется. Он жадно поцеловал Клодию, проглотив ее легкий вздох. Пальцы заскользили по внутренней стороне ее бедер, проникли в лоно.
Клодия начала извиваться под ним. Джулиан, крепясь из последних сил, проникал в лоно все глубже и глубже, пока не почувствовал тонкую преграду, защищавшую ее девственность.
Джулиан крепко поцеловал ее, отстранился, снял брюки и снова накрыл ее своим телом, придя в восторг, когда ее бархатная кожа коснулась его возбужденной плоти. Клодия вздрагивала всем телом, когда он дотрагивался до нее.
Он просунул колено между ее ног, и Клодия громко ахнула, вцепившись в его запястье.
– Успокойся, – прошептал он скорее себе, нежели ей, и вошел в тугое, влажное лоно. Клодия тяжело дышала, в глазах ее плескался страх. – Держись за меня, милая, – прошептал Джулиан. Ее руки послушно обхватили его шею, Джулиан поцеловал ее и одновременно резким толчком бедер разорвал преграду. И остановился.
Ее тело напряглось, она замерла в его руках, потом издала долгий вздох. Постепенно успокаиваясь, она робко отвечала на его поцелуи.
Желая, чтобы Клодия испытала ту же страсть, которая захлестывала его, он все глубже и глубже проникал в ее лоно. Его тело, так долго остававшееся в спячке, сейчас готово было взорваться. Клодия закинула руку за голову и вцепилась в подушку, когда ее бедра стали подниматься навстречу ему. Джулиан застонал – ему было уже не до нежной, неторопливой ласки, водоворот желания затягивал его все глубже и глубже. Клодия поднималась навстречу каждому толчку, вращая бедрами в древнем как мир танце любви. Джулиан, потеряв над собой контроль, ласкал ее плоть, пока не услышал, что она плачет.
Этот звук ворвался в его сознание в тот самый момент, когда для нее наступило высвобождение. Но он и сам уже был близок к нему. Ее лоно конвульсивно сжималось вокруг его плоти, подталкивая его к краю бездны. Он буквально взорвался, казалось, жизнь вытекает из него, как вода через прорыв в плотине.
В этот момент в душе Джулиана появились первые проблески любви.
Последний толчок, и вот он уже опустился на нее, прижавшись лбом к ее плечу, пытаясь отдышаться. Она дрожала под ним. Его пальцы коснулись ее влажных щек, и сердце болезненно сжалось.
Он причинил ей боль.
А она окончательно погубила его.
Поднявшийся на улице ветер завывал и сотрясал оконные рамы. Клодия лежала в объятиях заснувшего Джулиана и отчаянно не хотела признавать того, что свершилось между ними.
И все же это свершилось... самый поразительный опыт в ее жизни, самое яркое и сильное физическое высвобождение, начавшееся с сильнейшей боли и закончившееся сладостным наслаждением. Джулиан был прав – это было наслаждение, о котором она и не мечтала. Она даже не считала возможной подобную свободу духа для женщины. Близость была поразительной. Самое невероятное чувство, которое могут испытать мужчина и женщина. Каким-то образом благодаря Джулиану ее душа воспарила к небесам.
Но при этом он все-таки забрал себе часть ее сердца.
Пережитые ощущения были такими многообразными, так тронули ее душу, что она не смогла сдержать слез. Радость, отчаяние, страх, удивление – все, что она пережила за последние две недели, словно взорвалось в ней в один момент, и при этом она отдала ему часть себя.
Так скоро!
Они не сказали ни слова, когда все закончилось. Джулиан лишь нежно поцеловал ее заплаканные глаза, потом выскользнул из ее лона и перевернулся на спину. Он больше не прикоснулся к ней, пока сон не сморил его. Тогда он инстинктивно привлек ее к себе, и она сразу почувствовала себя защищенной и желанной.
Клодия осторожно убрала его руку со своего живота и отодвинулась на край постели. Обернув вокруг себя тонкое покрывало, она осторожно встала, стараясь не разбудить Джулиана. Комнату освещал лишь догоравший в соседней комнате огонь в камине, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть его обнаженное тело, широкую мускулистую грудь, покрытую густой порослью завитков, спускавшихся к паху. Она вздрогнула, плотнее закуталась в покрывало и продолжала жадно изучать его тело. Оно завораживало ее – Клодия склонила голову набок, рассматривая его плоть и недоумевая, как при таких размерах он мог ходить или ездить верхом. И как эта плоть могла втиснуться в ее лоно...
Лицо ее вспыхнуло. В этот момент Джулиан перевернулся во сне на живот, и глаза Клодии расширились при виде крепких, мускулистых ягодиц – краска на ее лице стремительно заливала шею, и она быстро отвернулась, почти убежденная в том, что не следует таращиться на мужчину, пусть даже и спящего.
Пусть даже это ее муж.
Клодия торопливо вышла в соседнюю комнату и тяжело опустилась на стул, мрачно уставившись на нетронутый ужин. Бокал, налитый Джулианом, по-прежнему был полон, она поднесла его к губам и жадно выпила вино, надеясь, что все ее ощущения утратят свою остроту. Тело все еще трепетало и болело от произошедшего.
Как она могла допустить это?
Конечно, она знала, что ей придется спать с ним, но ей и в голову не приходило, что это будет так прекрасно! Как мог он творить с ее телом такие чудеса?
Стоило ей подумать об этом, как в животе появлялось какое-то странное чувство. Дрожа, Клодия опустила бокал и закрыла руками лицо. Должно быть, в ее характере есть какой-то изъян – как еще можно объяснить физическое влечение... и страсть... которые она испытывала к повесе? Неужели каждый раз, как он взглянет на нее, ей придется вспоминать все его прегрешения? Это катастрофа! Она отдаст ему сердце, это несомненно, а он раздавит его и отбросит за ненадобностью, когда найдет новое увлечение. Именно так он поступал с другими женщинами. Она не первая.
А Филипп?
Она подняла голову и уставилась на огонь.
Филипп с такой же легкостью бросал женщин? Вознес бы он ее до небес, как это сделал сегодня Джулиан? Смог бы он...
– Тебе не спится?
Испуганно ахнув, Клодия посмотрела через плечо. В дверях стоял Джулиан, на нем были лишь брюки, почти свисавшие на бедрах. Клодия плотнее закуталась в покрывало.
– Э... нет. Да. – Слегка поморщившись, она добавила: – Я была голодна.
Джулиан улыбнулся, прошел к столу и поцеловал ее в макушку, прежде чем растянуться в соседнем кресле. Потянувшись, он положил руку на ее бедро, бессознательно, как подумалось ей, и скривился при виде еды.