Лэндон Джулия. Безжалостный обольститель

   – Как бы не так, – сказал он и, толкнув Клодию через порог оранжереи, последовал за ней. – Я могу перечислить всех, если хочешь, – резко продолжил он, остановившись у стола. Захлопнув дверь ногой, он зажег и высоко поднял свечу. – Бенджамин Соммер, Дэниел Брэнтли, Морис Терлинг, Колин Эндерби...
   – О! – завизжала она, оскорбленная тем, что в списке поклонников оказался несносный барон Эндерби. – Колин Эндерби никогда не переступал порог моего дома, а если переступит, Рэндалл имеет четкие указания тут же пристрелить его.
   Джулиан остановился, ставя свечу на скамью.
   – Ах, прошу прощения, леди Клодия, – сказал он, насмешливо поклонившись. – Я, разумеется, имел в виду графа Гиллингема. Или маркиза Брейбрука. Или маркиза...
   – Ну хорошо! – Клодия прижала ладонь ко лбу. – Я, честное слово, не понимаю, зачем это все.
   – Затем, – произнес он уже значительно мягче, – что я не могу избавиться от мыслей о тебе, а ты говоришь о каком-то надуманном оскорблении, случившемся бог весть сколько лет назад. Ты решила, что именно это делает меня повесой, а я считаю, что ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое повеса в действительности.
   – Я знаю, – медленно сказала она. – Я знаю, чем вы с Филиппом занимались. Знаю, куда ездили... – У нее перехватило дыхание; ей не хотелось сейчас говорить о Филиппе.
   Джулиан долго молчал.
   – Искренне надеюсь, что ты знаешь далеко не все, – пробормотал он.
   Она тоже на это надеялась.
   – Но это ничего не меняет, – сказал он, и гравий заскрипел у него под ногами, когда он направился к ней. Подойдя почти вплотную, он сжал ее руку. – Это, конечно, не меняет того, что я не могу не думать о тебе, – сказал он, потянувшись и прижав пальцы к ее виску. – Когда солнце встает, я думаю о тебе. Солнце садится, я думаю о тебе, каждое мгновение я думаю о тебе.
   И хотя его слова были до смешного сентиментальны, они заставили ее сердце забиться быстрее. Его пальцы перебирали прядь выбившихся волос, потом заскользили по ее шее на плечо, ласково поглаживая кожу.
   – Стоит тебе появиться, как весь мир перестает для меня существовать. Я думаю о том, что ты будешь чувствовать в моих объятиях или лежа подо мной, – тихо добавил он. – Думаю о том, как замечательно было бы проникнуть в твое лоно, а твое тело обволакивало бы меня.
   Клодия была близка к обмороку.
   – Я тебе не верю.
   Он ничего не сказал, лишь обжег ее жарким взглядом. Его рука обхватила ее затылок, и он привлек ее к себе. Он собирается поцеловать ее и снова заставить терзаться желанием. Она не хочет этого... Нет, хочет, каждой клеточкой своего тела, его поцелуй необходим ей как воздух.
   – Боишься поверить, – мягко произнес он и, обхватив свободной рукой за талию, прижал ее к себе. Проведя пальцем по ее губам, он шепнул: – Ты боишься меня.
   Да, она боялась. Боялась темного блеска его глаз, чувственного изгиба губ. Боялась нашептанных им слов, которые завораживали. Джулиан снова провел пальцем по ее губам, и, словно во сне, она смотрела, как приближается его лицо. Дрожь охватила все тело, когда его губы мягко коснулись ее рта. Ее веки затрепетали и опустились, и в эту минуту она словно увидела себя со стороны, как будто кто-то другой чувствовал нежное прикосновение его губ и языка.
   Здравый смысл требовал остановиться, подсказывая, что этот поцелуй может сломить все преграды, что для него это всего лишь игра. Но сердце так сильно билось, а тело так трепетало от его ласк, что она инстинктивно понимала: даже четверка рысаков сейчас не оторвет ее от Джулиана.
   Он обхватил ладонью ее лицо, он едва касался ее, но по телу словно пробегал электрический ток. Клодии показалось, будто она плывет, и он, должно быть, тоже почувствовал это, потому что обвил ее талию рукой, крепко прижав к своему телу.
   Она совсем потеряла рассудок. Позволила ему околдовать себя. Но это было так чудесно – ощутить вкус шампанского в его дыхании, чувствовать, как его язык переплетается с ее языком. Кончиками пальцев она коснулась густых бакенбард, мягкого виска, почувствовала бархатистость его волос. Никогда еще она не испытывала такого наслаждения от поцелуя...
   Джулиан обвил ее руками и крепко прижал к себе. Она почувствовала, как его возбужденная плоть прижалась к ее животу. Завороженная, изнемогающая от желания, она потерлась о твердую плоть, стремясь ощутить ее сквозь юбки.
   Застонав, Джулиан опрокинул ее на скамейку и накрыл своим телом.
   Его рука заскользила вверх, к ее груди, а губы продолжали прижиматься к ее губам, наполняя Клодию его дыханием и его страстью.
   В этот момент Клодия забыла обо всем на свете, зарылась пальцами в его волосы, затем стала ласкать его плечи и спину. Он все крепче сжимал ее грудь, большой палец скользнул по напрягшемуся соску, и Клодия содрогнулась от желания.
   Джулиан поднял голову.
   – Ты права, что боишься меня, – выдохнул он. – Я сам боюсь. Я хочу прикоснуться к каждой клеточке твоего тела. – Его губы заскользили по стройной шее.
   Клодия тоже хотела этого. Хотела и боялась.
   – Ты играешь со мной, Джулиан.
   – Только не с тобой, Клодия, – искренне прошептал он.
   Она закрыла глаза, инстинктивно чувствуя, что уже миновал тот момент, когда еще можно было повернуть назад. И когда он, спустив лиф платья, обнажил ее грудь, она почувствовала, как погружается еще глубже в пелену невероятных ощущений. Ее грудь набухла в его ладони, пальцы гладили нежную кожу, к которой никто никогда не прикасался, волны желания захлестнули Клодию.
   Но когда его губы прикоснулись к ее груди, желание вспыхнуло с новой силой. Клодия закинула руки за голову; горшки и инструмент с грохотом попадали...
   – О мой Бог!
   Женский голос разрушил обволакивавшую их пелену страсти, и Клодии стало трудно дышать. Она попыталась сесть, но Джулиан столкнул ее с края скамьи, подальше от двери. Она упала на гравий, острые камешки впились в ладони. Сначала она было подумала, что он столкнул ее от стыда, но потом поняла, что он загораживает ее своим телом от той, что так некстати обнаружила их.
   – Боже милостивый, это вы, Кеттеринг? – Голос принадлежал Харрисону Грину.
   Клодия на четвереньках поползла в безопасное место позади скамьи.
   – Я увидел свет и подумал...
   – А это кто? – громко прошептала женщина. – Клодия Уитни?
   – Прошу прощения, миссис Фрэнктон, но вы ошибаетесь, – резко сказал Джулиан. Клодия обхватила руками колени и прижалась к ним лицом. – Извините насчет света, Грин... ну, вы понимаете...
   Харрисон нервно откашлялся.
   – Да-да. Мы просто прогуливались мимо. Прошу прощения, что потревожили вас. Миссис Фрэнктон? Не вернуться ли нам к гостям?
   Женщина неодобрительно фыркнула, и Клодия услышала шелест юбок. У двери послышалось какое-то движение, и потом все стихло.
   – Клодия.
   В голосе Джулиана звучало сожаление, но его и сравнить нельзя было по силе с тем чувством, которое сейчас бушевало в груди Клодии.
   Она уничтожена!
   – Клодия! – Он подхватил ее и поднял на ноги. Она резко отвернулась, чтобы привести себя в порядок, с ужасом думая об ужасных последствиях случившегося.
   – Что... – Голос ее дрожал, она не могла произнести пи слова.
   Джулиан обхватил ее за талию, прижал к себе, Клодию била дрожь.
   – Ничего страшного, – прошептал он у ее волос. – Все будет хорошо.
   Клодия прекрасно знала, что это ложь.
   – Нет, не будет, – хрипло возразила она. – Миссис Фрэнктон поняла, что это была я... с тобой... в таком виде. Уже завтра об этом узнает весь город! Отец! Он умрет от стыда!
   – Тогда выходи за меня замуж.
   Клодия застыла. Оба стояли несколько минут не двигаясь. Теперь ей стало страшно, по-настоящему страшно – чтобы такой человек, как Джулиан, предложил ей руку...
   – Ты не в своем уме! – резко произнесла она, пытаясь унять дрожь.
   – Клодия, послушай! Я скомпрометировал тебя! И должен это исправить. Иначе не буду себя уважать. К сожалению, в создавшейся ситуации пострадаешь именно ты. Подумай, мы хорошая пара. Давно знаем друг друга – чего еще желать?
   – Ты, наверно, шутишь! – воскликнула она, шагнув подальше в тень. Неужели он думает, что после всего, что он сделал, она побежит с ним к алтарю? Ну и что, если он целовал ее обнаженную грудь? Подобные вещи все время происходят в высшем свете, и все про это знают! Это простая интрижка, вот и все!
   – Послушай меня, Клодия. Это уничтожит твою репутацию.
   – О Боже, только не пытайся убедить меня, что спасешь ее! – В ее голосе послышались истерические нотки. Она прижала руки к щекам – они горели. Отец убьет ее или в лучшем случае отошлет подальше. Сколько раз он твердил ей – все, что она делает, отражается на нем и, следовательно, на короле...
   Джулиан внезапно очутился рядом с ней, коснувшись ее руки.
   – Какие у тебя варианты? Ты должна думать о своей репутации. Кроме того, нужно учесть и положение твоего отца при дворе – я как минимум обязан защитить тебя своим именем. Это неплохой выход, Клодия, вернее, наилучший.
   Боже милостивый, она не может дышать, не то что думать! Все вдруг оказалась так неправдоподобно, так нелепо. Она не выйдет замуж из-за того, что допустила ошибку и уступила зову плоти. Мужчины все время это делают – почему же ей нельзя? Почему ее репутация должна пострадать от этого? Его уж точно не пострадает!
   – Я не пойду на поводу у высшего света в этом вопросе! – воскликнула она. – Меня не заставят выйти замуж из-за нелепого опасения за мою репутацию. Твоя репутация не пострадает.
   – Но твоя пострадает, Клодия. Свет мгновенно отвернется от тебя. И ты это знаешь.
   Да, она это знала. Сара Кафферти, дочь маркиза, соблазненная лордом, была отправлена в деревню, опозоренная, недостойная брака. То же самое может случиться и с ней. О Господи, ну почему она поддалась искушению страсти? Джулиан погубил Филиппа, а теперь и ее. И все из-за того, что она жаждала его поцелуя!
   Клодия никогда не чувствовала себя такой униженной.
   – Ты знаешь, что я прав. Послушай, давай я выйду и вернусь сюда с каретой. Мы покинем этот дом – пойдем куда-нибудь и поговорим. Мы не можем здесь оставаться.
   – Нам не о чем говорить, – выпалила она. – Я не выйду за тебя, Джулиан. Никогда.
   Молчание.
   Она искоса взглянула на него и сжалась – глаза его пылали.
   – Да, обстоятельства действительно не идеальные, но я не понимаю, почему ты возражаешь.
   – Я не выйду за тебя из-за такой глупой, бессмысленной ошибки, но главное, потому что чту память Филиппа.
   – А какое отношение имеет ко всему этому Филипп? – рявкнул Джулиан. – Не думаю, что он придет тебе на помощь, Клодия! Пресвятая Дева, что еще я могу сказать, чтобы ты поняла? Тебя, леди Клодию, дочь чрезвычайно влиятельного графа Редборна, видели на этой скамье, под мужчиной...
   – Который гордится тем, что он распутник! Под мужчиной, который погубил своего друга! Я не забуду того, что ты сделал с Филиппом, и не выйду за тебя замуж. Скорее соглашусь на бесчестье, чем предам его память!
   Пораженный, Джулиан отшатнулся словно от удара.
   – Господи, о чем ты говоришь?
   – Ты не пускал его ко мне! – истерически выкрикнула она. – Таскал за собой, довел до гибели! Пусть его застрелил Олбрайт, но это ты, Джулиан, привел его на то поле!
   Его лицо исказила болезненная гримаса, глаза пылали яростным огнем, губы плотно сжались. Наконец он отвернулся с явным отвращением, когда Клодия судорожно вздохнула.
   – Я знаю об этом лучше всех остальных, – гневно пробормотал он. – Видит Бог, когда Филипп развлекался со шлюхой в заведении мадам Фарантино или влезал в новые долги, он был не с тобой. Ты права, я убил его. Я, Джулиан Дейн, привел его к гибели и сегодня сам едва не погиб. Благодарю вас, леди Клодия, за то, что не дали совершить мне самую большую ошибку в моей жизни.
   Клодия смотрела на него, открыв рот, не в силах вымолвить ни слова.
   – Желаю удачи – вам она очень понадобится, – с горечью произнес он и покинул оранжерею.

Глава 10

   Не прошло и двух дней после инцидента в оранжерее, как граф Редборн услышал первые мерзкие слухи о дочери. Он сидел в кресле у огромного камина в клубе, потягивая портвейн и наслаждаясь сигарой, когда, к несчастью, случайно услышал несколько слов, сказанных сэром Робертом Клайдом. Выпив слишком много бренди, сэр Клайд, очевидно, не заметил сидевшего позади него Редборна. Иначе не сказал бы, что тоже однажды попробовал на вкус губы леди Клодии и насладился бы ее телом, если бы у них было чуть больше времени в карете.
   Взбешенный, Редборн даже не заметил, что уронил бокал с портвейном и вскочил – в этот момент он думал лишь о том, что сэр Клайд только что подписал себе смертный приговор. И Редборн вызвал бы мерзавца на дуэль, если бы не старый друг лорд Хатфилд, который отвел его в сторону и тихо рассказал историю, открыто обсуждавшуюся в свете.
   Новость о том, что Клодию застали полураздетой на рауте у Харрисона Грина, лишила Редборна дара речи. Уставившись на Хатфилда, он медленно опустился в кожаное кресло, дрожа словно лист на ветру.
   Это было непостижимо! Его дочь никогда бы не сделала ничего подобного! Он отчаянно твердил себе, что Клодию воспитывали в наилучших условиях, прекрасно подготовили к роли жены пэра и хозяйки дома. Просто невозможно, чтобы она позволила лапать себя презренному повесе с Риджент-стрит, особенно Джулиану Дейну.
   И он твердил это снова и снова, торопясь домой и намереваясь услышать о произошедшем на рауте из уст дочери. Он выслушает ее и тогда будет думать, как сделать, чтобы отвратительная сплетня не распространилась слишком далеко, – лишь бы она не дошла до короля.
   Он подъехал как раз в тот момент, когда лакей Монтфорта уезжал. Стоя в прихожей, Редборн жестом велел подать ему послание. Оно было адресовано Клодии. Редборн открыл его, не испытывая ни малейшего угрызения совести, она все еще его дочь, он несет за нее ответственность, а значит, вправе просматривать ее почту. Он быстро пробежал глазами записку, и его пульс участился от ужаса. В записке очень учтиво сообщалось, что в силу непредвиденных обстоятельств лорд Монтфорт не станет делать пожертвования благотворительному проекту Клодии. Объяснений не было. Да они и не требовались.
   Редборну стало нехорошо.
   Монтфорт был богатым человеком. Непредвиденными обстоятельствами, на которые он ссылался, были скандальные сплетни о том, как Клодия продемонстрировала свою распущенность. Честно говоря, на месте Монтфорта Редборн поступил бы точно так же – если Клодия столь легкомысленно относится к собственной добродетели, то едва ли ей можно доверить чужие деньги. Но больше всего Редборна волновало, многим ли уже известно о случившемся.
   Он застал Клодию в ее гостиной с дочерью служанки, к которой Клодия проявляла особую симпатию. Редборн точно не помнил, чья эта дочь. Он объяснял этот ее интерес тем, что в свои двадцать пять лет Клодия все еще не замужем. Он с нетерпением ждал, чтобы она наконец согласилась выйти замуж за одного из многочисленных претендентов, которые с завидной регулярностью просили ее руки, и родила наконец ребенка.
   Клодия и девочка сидели бок о бок, держа на коленях раскрытый атлас.
   Удивление мелькнуло на лице Клодии, сменившись радостной улыбкой.
   – Папа! Как замечательно, что ты к нам зашел. Редборн взглянул на девочку:
   – Беги к своей маме.
   Девочка, заколебавшись, посмотрела на Клодию, чья улыбка медленно померкла.
   – Продолжим завтра, хорошо? Ну-ка беги – твоя мама в кухне с мистером Рэндаллом.
   Девочка соскользнула с дивана, пристально глядя на Редборна, медленно подошла к двери и неохотно покинула комнату.
   Он подождал, пока за ней закроется дверь, и обернулся к Клодии. Прелестное лицо дочери было обращено к нему, и его вдруг поразила мысль о том, что ее красота пропадает зря.
   – Насколько я понимаю, ты довольно бурно провела время на последнем рауте у Грина.
   Кровь отлила от лица Клодии.
   Редборн прошел в комнату и скомкал записку Монтфорта.
   – Ходят слухи, будто тебя застали с мужчиной в довольно... пикантной ситуации. Это правда?
   На мгновение Редборну показалось, что дочери плохо, настолько потрясенной и растерянной казалась она сейчас. Нет, все это ложь. Сейчас она придет в себя и начнет умолять его принять меры против человека, который распространяет такие гнусные сплетни.
   – Это правда, – прошептала она. – Мне очень жаль, папа.
   Мир Маршалла Уитни пошатнулся. Уставившись на свое чадо, он все еще не верил, что Клодия его опозорила. Быть этого не может.
   – С Кеттерингом? На скамейке, с обнаженной грудью? Вздрогнув, словно от боли, Клодия отвела взгляд. Редборн буквально упал в кресло, мысль лихорадочно работала. Если эти слухи дойдут до короля, он может убрать его из Тайного совета. Хуже того, Редборн станет посмешищем в каждом клубе Лондона: его дочь – шлюха!
   – Папа, я...
   – Нет! – резко сказал он, вскинув руку. – Ничего не говори! – Редборн попытался совладать с собой. Он никогда не поднимал руку на Клодию, но если девчонка когда-нибудь и заслуживала хорошей порки, то именно сейчас. – Зачем? – произнес он наконец. – Почему ты так низко пала?
   – Не знаю, – прошептала она с несчастным видом. Редборн в ярости вскинул голову:
   – Не знаешь? Клодия молчала.
   – Я дал тебе все, что мог, прекрасное воспитание, ни в чем не отказывал. Но ты все перечеркнула. Только ради похоти? Что ты за женщина? Господи, зачем ты это сделала?
   Рыдание вырвалось из ее груди.
   – Не знаю! Я думала... я хотела узнать...
   – Не желаю этого слышать! – Редборн вскочил с кресла и в ярости заметался по комнате. – Не хочу знать, что за безумие овладело тобой! Твоя мать ничего подобного себе не позволяла. Господи, Клодия, ты хоть представляешь, что натворила? Ты все погубила! Думаешь, кто-нибудь из твоих поклонников теперь посетит тебя? Поверь мне – нет. Никто не станет заключать союз с женщиной, опозорившей себя из-за собственной похоти! Посмотри вот на это! – Он поднял записку Монтфорта. – Ты уже поставила под угрозу свою благотворительную деятельность! – Он бросил ей записку, попав прямо в грудь. Она не взяла ее.
   – Я не обесчещена, Кеттеринг не опозорен, так почему...
   – Кеттеринг за это заплатит, можешь не сомневаться! Я не позволю ему опозорить мой дом!
   – Что ты хочешь этим сказать? – спросила Клодия. Редборн гневно взглянул на нее.
   – Он женится на тебе, – тихо произнес он. – Сделает из тебя законную шлюху!
   Она отшатнулась словно от удара, и на мгновение Редборн пожалел о сказанном. Почти пожалел. Но ее неслыханная похоть опозорила его кристально чистое имя, и, видит Бог, она раскается в своей глупости!
   – Я не выйду за него, папа.
   После содеянного она еще смеет противиться его воле? Редборн с отвращением отвернулся.
   – Ты сделаешь так, как я велю, – сказал он дрожащим от ярости голосом и направился к двери.
   – Ты можешь навязать мне свою волю. – Она говорила так тихо, что ему пришлось напрячь слух. – Я женщина и вынуждена подчиниться. Но Кеттерингу ты свою волю не навяжешь, уверяю тебя.
   Редборн смерил ее убийственным взглядом:
   – Молись, чтобы он не упрятал тебя в какую-нибудь дыру на всю жизнь. У мерзавца для этого есть, несомненно, и средства и причины.
   Ее глаза расширились от раскаяния.
   – Папа...
   – Не утруждай себя. Надо было подумать о последствиях, прежде чем ложиться под него словно шлюха. – С этими словами он покинул комнату.
   Дождь без устали стучал по крыше маленького домика на Аппер-Морленд-стрит, прогнав его обитателей из небольшого, но уютного садика. Трое подопечных Дорин – женщины в возрасте от двадцати до шестидесяти пяти лет – собрались в кухне на первом этаже и пекли пирожки к чаю. Еще две женщины сидели с шитьем в гостиной, оживленно болтая, а трое детей играли у их ног. Дорин устроилась у переднего окна, покачиваясь в кресле-качалке, и, как всегда, занималась рукоделием. Время от времени она поднимала голову и смотрела в окно на проезжавшие кареты или редкого прохожего.
   Клодия стояла у эркера, уставившись в пространство невидящим взглядом, уже почти час, с тех пор, как привезла свежие фрукты для детей. Лишь в этом доме она могла чувствовать себя самой собой. Ее жизнь совершенно переменилась, и все, в чем она, казалось, была уверена, теперь ставилось под сомнение – и, видит Бог, в последние дни она только этим и занималась. Слух о ее скандальном поведении распространился, словно огонь, благодаря миссис Фрэнктон, и история после каждого пересказа обрастала все более возмутительными подробностями. Как унизительно было узнать от Бренды, ее горничной, что некоторые бессовестные мужчины – те, кого она хорошо знала и принимала в своем доме, – подливали масла в огонь, утверждая, что были с Клодией Уитни в особых отношениях, знали ее именно с этой стороны!
   Еще более унизительно было узнать, что она оказалась не единственным трофеем Дейна на рауте у Харрисона Грина – Бренда также слышала о том, что Джулиан целовался с леди Праттер прямо в бальном зале.
   Клодия снова мысленно представила себе загорелое лицо Джулиана над собой, его сияющие черные глаза. «Ты права, что боишься меня».
   Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, но тонкая пелена слез, которые она никак не могла сдержать, затуманила ее взор. Она наконец поняла... или призналась сама себе, что ее глупость обошлась ей очень дорого. И дело было даже не в том, что определенные круги в обществе осуждали ее несправедливо – ведь Джулиан был так же виновен, как и она, однако его никто не укорял. И никого не волновало, что она взрослая женщина, может сама принимать решения и делать ошибки. Хуже всего то, что из-за нее пострадала репутация отца. А ведь она, взрослая, свободная женщина, должна иметь право получать от жизни то же наслаждение, что и мужчина. Однако в обществе считали, что женщина обязана подчиняться отцу, брату или мужу.
   Репутация Клодии, судя по всему, была испорчена безвозвратно, пожертвования на ее школьный проект практически прекратились. За последние несколько дней она получила полдюжины записок с отказом в благотворительности. Мало того, когда она отправилась к милому лорду Чиверсу, чтобы обсудить его отказ, он отказался принять ее. Дворецкий даже не пустил ее на порог.
   И теперь ее глупость сказывается на детях, например, на трех малышах, игравших сейчас в гостиной. Из-за того, что она дала волю своим желаниям, эти девочки могут не получить образования, которое им так необходимо. При мысли об этом слезы снова навернулись на глаза.
   – Сдается мне, тут ничего особенно не придумаешь, – сказала Дорин, и Клодия, погруженная в свои размышления, вздрогнула. Она взглянула на женщину, которая была вынуждена торговать своим телом, чтобы накормить детей, и почувствовала новый прилив ненависти к самой себе.
   – Да, наверно, – пробормотала она устало.
   – Они держат вас на мушке. Похоже, тут только один выход.
   Клодия повернулась к Дорин, которая спокойно покачивалась в кресле; иголка мелькала в ее руках.
   – Какой?
   Дорин слегка пожала плечами.
   – Выходите за него замуж.
   – Нет, – решительно ответила Клодия. Дорин даже не подняла головы.
   – Легче не будет. Я знаю, этот парень последнее время заставил вас грустить и нервничать, но у вас был такой мечтательный вид.
   – Никогда у меня не было мечтательного вида, – возразила Клодия, опускаясь на стул рядом с Дорин.
   Дорин приподняла голову от шитья и скептически посмотрела на девушку.
   – Вы знаете, что это не так. Выходите за него замуж. Вы ничего не потеряете.
   – Дорин! – воскликнула Клодия. – Ты поклялась не позволять мужчине распоряжаться твоей жизнью. Почему же я должна?
   Дорин опустила шитье на колени и сурово посмотрела на Клодию.
   – Между нами есть разница, мисс. Вы – одна из них, аристократов. Вы должны выйти замуж, чтобы выжить в их мире. Если вы думаете, что сможете работать, то ошибаетесь, и даже если бы смогли, не протянули бы и дня на фабрике. Вы для этого слишком утонченная. А что еще вы можете делать? Ваш отец не будет вас содержать вечно. Сдается мне, у такой женщины, как вы, просто нет выбора.
   Клодия открыла рот, чтобы запротестовать, но Дорин покачала головой:
   – Не надо спорить. И потом, вам нечего бояться мужчин, не то что нам, – продолжила она, жестом указывая на остальных женщин. – Когда этот денди женится и заполучит вас, он оставит вас в покое. Вам не нужно будет его кормить, одевать, приносить ему деньги. Разве что иногда придется сопроводить его куда-нибудь. Женщина и мечтать не может о лучшей доле в этом мире. И тут уж ничего не поделаешь.
   Сказав это, Дорин спокойно вернулась к своему шитью. Клодия долго смотрела на нее, потом перевела взгляд на залитое дождем окно.
   Ей нечего было возразить Дорин.
   Джулиан, стиснув зубы, держал в руке скомканную записку Софи. Она была адресована Стэнвуду, но старый дворецкий по ошибке вручил записку ему. Неужели ему придется применить физическую силу, чтобы вбить хотя бы каплю здравого смысла в глупую голову Софи? Неужели она думает, что может и дальше противиться ему без всяких последствий?
   Он потер рукой затылок, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Она совершенно потеряла рассудок. Когда он показал ей записку, она побелела, но тут же взяла себя в руки.
   – Ты не можешь запретить мне любить его!
   Господи, как он от всего этого устал! Софи никогда раньше не была так упряма, и эта перемена в ней просто невыносима – особенно сейчас, когда ему было не до себя и не до нее. Джулиан сильнее потер шею. Он сказал ей, просто и спокойно, что, если она еще раз попробует связаться со Стэнвудом, он тут же отправит ее в Кеттеринг-Холл. И он не шутил.