Говорит слова такие:
"Мать ты, добрая, родная!
Что оставила ты сыну,
На земле живя на этой?
Но ты, мать, меня не слышишь:
На глазах твоих стою я,
На бровях твоих горюю
И на темени тоскую!"
Мать во гробе пробудилась,
Из могилы отвечала:
"Черный пес тебе остался,
Чтоб ходил ты с ним по лесу,
Ты возьми его с собою
И в леса ты с ним отправься
По ту сторону дубравы,
К дочерям лесным приблизься,
К синим девам, к их подворью,
На конце лесного замка;
Там поищешь пропитанья,
Там попросишь подаянья!"
Калервы сын, Куллервойнен,
В лес отправился с собакой,
Шел далеко по дороге
И прошел сквозь чащу леса;
Там прошел еще немного,
Очень малое пространство,
И пришел к тому лесочку,
На ужасное то место,
Где он деву опозорил,
Обесчестил дочь родимой.
Плачет там и луг прекрасный,
Плачет жалобно и роща,
Травки юные горюют,
На песках цветы тоскуют,
Что он деву опозорил,
Обесчестил дочь родимой.
Не взошла трава младая,
На песках цветы не вышли,
Не росли на этом месте,
Там, на месте преступленья,
Где он деву опозорил,
Обесчестил дочь родимой.
Калервы сын, Куллервойнен,
Меч вытаскивает острый,
Повернул кругом железо;
У меча тогда спросил он,
Хочет знать его желанье:
Не захочет ли оружье
Мяса грешного отведать
И напиться злобной крови?
Понял меч его желанье,
Он учуял мысли мужа,
Говорит слова такие:
"Отчего же не желать мне
Мяса грешного отведать
И напиться злобной крови,
Коль пронзаю я безгрешных,
Пью я кровь у неповинных?"
Калервы сын, Куллервойнен,
Юноша в чулочках синих,
Рукояткой меч втыкает,
Глубоко вонзает в землю,
Острие на грудь направил,
Сам на меч он повалился,
Поспешил навстречу смерти
И нашел свою кончину.
Так скончался этот юный,
Куллерво погиб бесстрашный,
Такова кончина мужа,
Смерть несчастного героя.
Слышит старый Вяйнямёйнен
О кончине той известье,
Что так Куллерво скончался,
И такие речи молвит:
"Не давай, народ грядущий,
Ты детей на воспитанье
Людям глупым, безрассудным,
Не давай чужим в качалку!
Если дурно нянчат деток
И качают безрассудно,
То дитя не выйдет умным,
Не получит мудрость мужа,
Хоть окрепнет мощным телом
И состарится с годами".
 

Руна тридцать седьмая

   1. Ильмаринен долго оплакивает свою жену, потом с большим трудом выковывает себе новую жену, неодушевленную, из золота и серебра.
   2. Он проводит с ней ночь, но та сторона его тела, которою он касается золотой жены, становится холодной, как лед.
   3. Ильмаринен предлагает золотую жену Вяйнямёйнену, но тот не берет ее и советует Ильмаринену выковать из нее другие предметы или отвезти ее а таком виде, как она есть, в другие страны и отдать ищущим золота женихам.
 
Каждый вечер Ильмаринен
О своей супруге плачет,
Все без сна проводит ночи,
Днем не ест, а только плачет;
Ранним утром причитает,
День начнется, он вздыхает,
Ибо нет его супруги,
Умерла его красотка;
Не берет он в руки молот,
Молот с медной рукояткой,
Не слыхать его кованья,
Не слыхать уж целый месяц.
Так промолвил Ильмаринен:
"Горе молодцу-бедняге,
Как мне быть теперь, не знаю.
Сплю ли, бодрствую ли ночью,
Ни о чем не в силах думать,
И от горя ослабел я.
Вечерами мне так скучно,
Мне тоскливо ранним утром,
Ночь еще того тяжело,
А проснусь, так станет горше.
Я не жду, как прежде, ночи,
Поутру не жаль вставать мне,
День ли, ночь ли — все равно мне:
Я печалюсь о прекрасной,
Я тоскую по желанной,
Я грущу по чернобровой.
Часто в середине ночи,
На перине мягкой лежа,
Вижу милую во сне я,
Тщетно руки простираю,
Тщетно ощупью скольжу я
В обе стороны рукою".
Без жены кузнец страдает.
Постарел он без супруги.
Два-три месяца проплакал,
Но, когда настал четвертый,
Взял он золота из моря,
Серебра в морских теченьях;
Кучу дров нагромоздил он,
Тридцать раз за ними ездил;
Пережег дрова на угли,
Наложил углей в горнило.
Взял он собранное злато,
Серебра он взял обломок
В рост осеннего ягненка
Или зимнего зайчонка.
Бросил золото расплавить,
Серебро в горнило бросил
И к мехам рабов поставил
За поденную оплату.
Раздувать мехи пустились
И накачивают воздух
Голыми рабы руками,
Плечи вовсе не покрыты.
Сам кователь Ильмаринен
Поворачивает угли -
Изваяние из злата,
Из сребра невесту сделать.
Но плоха рабов работа,
И мехи качают слабо.
Сам кователь Ильмаринен
Раздувать мехи подходит.
Раз качнул, качнул другой раз
И потом, при третьем разе,
Посмотрел на дно горнила,
На края горящей печки,-
Что выходит из горнила,
Что в огне там происходит?
Вот овца из печки вышла,
Побежала из горнила,
Шерсть из золота, из меди,
Шерсть серебряная также.
Все любуются овечкой,
Но кователь недоволен.
И промолвил Ильмаринен:
"Это волку нужно только!
Я жены хотел из злата,
Ждал из серебра супруги".
И кователь Ильмаринен
Вновь овцу в огонь кидает,
Прибавляет больше злата,
Серебра еще бросает,
Вновь рабов к мехам он ставит
За поденную оплату.
Раздувать мехи пустились
И накачивают воздух
Голыми рабы руками,
Плечи вовсе не покрыты.
Сам кователь Ильмаринен
Поворачивает угли -
Изваяние из злата,
Из сребра невесту сделать.
Но плоха рабов работа,
И мехи качают слабо.
Сам кователь Ильмаринен
Раздувать мехи подходит.
Раз качнул, качнул другой раз,
И потом, при третьем разе,
Посмотрел на дно горнила,
На края горящей печки,-
Что выходит из горнила,
Что в огне там происходит?
Из огня бежит жеребчик,
И к мехам он подбегает,
Златогривый, среброглавый,
А копытца все из меди.
Все жеребчиком довольны,
Но кователь недоволен.
И промолвил Ильмаринен:
"Это волку только нужно!
Я жены хотел из злата,
Ждал из серебра супруги".
И кидает Ильмаринен
Вновь жеребчика в горнило,
Прибавляет больше злата,
Серебра еще бросает,
Вновь рабов к мехам он ставит
За поденную оплату.
Раздувать мехи пустились
И накачивают воздух
Голыми рабы руками,
Плечи вовсе не покрыты.
Сам кователь Ильмаринен
Поворачивает угли -
Изваяние из злата,
Из сребра невесту сделать.
Но плоха рабов работа,
И мехи качают слабо;
Сам кователь Ильмаринен
Раздувать мехи подходит.
Раз качнул, качнул другой раз,
И потом, при третьем разе,
Посмотрел на дно горнила,
На края горящей печки,-
Что выходит из горнила,
Что в огне там происходит?
Из горнила вышла дева
С золотыми волосами
И с серебряной головкой,
С превосходным чудным станом,
Так что прочим стало страшно,-
Ильмаринену не страшно.
Стал трудиться Ильмаринен,
Сам кузнец над изваяньем,
Он ковал, не спавши, ночью,
Днем ковал без остановки.
Ноги сделал этой деве,
Ноги сделал ей и руки,
Но нога идти не может,
И рука не обнимает.
Он кует девице уши,
Но они не могут слышать.
Он уста искусно сделал
И глаза ей, как живые,
Но уста без слов остались
И глаза без блеска чувства.
И промолвил Ильмаринен:
"Хороша была бы дева,
Если б речью обладала,
Дух и голос бы имела".
 
 
И повлек красотку деву
На пуховую перину,
На покойные подушки,
На постель свою из шелка.
Вот кователь Ильмаринен
Истопил, напарил баню,
Приготовил в бане мыло;
Он связал ветвистый веник
Да воды принес три кадки,
Чтобы зяблица купалась,
Подорожничек омылся
От нагара золотого.
Вдоволь сам кузнец помылся,
С наслажденьем искупался.
Лег он рядом с этой девой
На пуховую перину,
На стальной своей кровати,
На подставках из железа.
Взял кователь Ильмаринен,
Взял он первою же ночью
Одеял число большое,
Да принес платков он кучу,
Две иль три медвежьи шкуры,
Одеял пять-шесть суконных,
Чтобы спать с своей супругой,
С золотой женою рядом.
Он с того согрелся боку,
Где покрыли одеяла;
Но с другого, где лежало
Изваянье золотое,
Только холод проникает,
Лишь мороз проходит страшный,-
Этот бок уж леденеет,
Уж твердеет, словно камень.
 
 
И промолвил Ильмаринен:
"Негодна такая в жены!
В Вяйнёлу ее свезу я,
Вяйнямёйнену в подарок:
Пусть ему подругой будет,
Сядет курочкой любезной".
В Вяйнёлу отвез он деву
И, придя туда, промолвил,
Говорит слова такие:
"О ты, старый Вяйнямёйнен!
Вот возьми красотку деву,
Эту видную девицу,
Рот ее широк не будет,
Не надуты будут щеки".
Старый, верный Вяйнямёйнен
То увидел изваянье,
Бросил взор на это злато,
Говорит слова такие:
"Ты зачем привез мне это,
Это чудище златое?"
Отвечает Ильмаринен:
"Чтоб тебе же было лучше,
Я привез тебе супругу,
Эту курочку в подарок".
Молвил старый Вяйнямёйнен:
"О кузнец, мой милый братец!
Брось в огонь ты эту деву
И накуй вещей различных
Иль вези ту куклу к немцам,
Как диковинку, к венецам,
Пусть ее богатый любит,
Пусть к ней сватается знатный!
Неприлично в нашем роде,
Самому мне точно так же,
Брать невесту золотую,
Брать серебряную в жены".
Запретил тут Вяйнямёйнен,
Не велел Сувантолайнен
Поколениям грядущим,
Возрастающему роду
Перед золотом склоняться,
Серебру уступки делать.
Говорит слова такие
И такие речи молвит:
"Дети бедные, смотрите
Вы, растущие герои,
Будете ли вы с достатком
Иль совсем без достоянья,
Берегитесь в вашей жизни,
И пока сияет месяц,
Сватать деву золотую,
Брать серебряную в жены!
Блеск у золота холодный,
Серебро морозом дышит".
 

Руна тридцать восьмая

   1. Ильмаринен отправляется в Похъёлу свататься за младшую сестру прежней своей жены, но слышит в ответ ругань; рассердившись, он похищает девицу и отправляется с нею домой.
   2. По дороге девица оскорбляет Ильмаринена и доводит его до гнева; в ответ на оскорбления он превращает ее в чайку.
   3. Затем он возвращается домой и рассказывает Вяйнямёйнену о беззаботной жизни Похъёлы, обладающей Сампо, а также о том, что с ним случилось во время сватовства.
 
Вот бросает Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Золотое изваянье,
Из сребра свою невесту.
На коня надел он сбрую,
Он коня запряг как надо,
Сел тут в сани расписные,
Поместился на сиденье.
Он отправиться решился,
И намеренье имел он
Снова в Похъёле посватать -
Похъёлы вторую дочку.
День проехал Ильмаринен,
И второй потом он мчится,
Наконец, уже на третий,
В Похъёлу во двор въезжает.
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
На дворе сама стояла.
Говорить тут начинает
И все выведать желает:
Хорошо ль ее дитяти,
Хорошо ль живется дочке
С мужем в доме у свекрови,
Как хозяйке и невестке?
И кователь Ильмаринен
Головой поник печально.
Шапка на сторону сбилась.
Сам сказал слова такие:
"И не спрашивай ты, теща,
Не расспрашивай ты больше,
Хорошо ль живется дочке,
Хорошо ль живет родная!
Смерть ее уже схватила,
Был конец ее суровый;
В землю ягодку зарыли
И в песочек положили
Чернобровую под стебли,
Серебристую под травы.
Вот за дочерью второю
Я пришел, за младшей девой.
Ты отдай мне деву, теща,
Отпусти вторую дочку
В дом моей супруги первой,
На скамью сестрицы милой!"
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Плохо прежде поступила,
Дурно сделала я раньше,
Что дитя тебе вручила,
Отдала тебе ту дочку,
Чтобы юная скончалась,
Чтобы нежная погибла,
Точно в пасти злого волка,
В глотке страшного медведя.
Не отдам тебе вторую,
За тебя я дочь не выдам,
Чтоб с тебя смывала сажу,
Очищала бы от гари.
Я скорее брошу дочку,
Это детище родное,
В водопад, шумящий бурно,
В пасть пылающей пучины,
В страшный зев налима Маны,
В пасть зубастой щуки Туони".
Тут кователь Ильмаринен
Рот скривил, поник главою,
Волосы все набок сбились,
Головой махнул курчавой
И в избу прошел поспешно,
Сам прошел под кровлю быстро,
Говорит слова такие:
"Ты пойди ко мне, девица,
На скамью своей сестрицы,
В дом моей супруги первой,
Чтобы печь мне хлебы с медом,
Чтоб варить получше пиво!"
На полу запел ребенок,
Он запел и так промолвил:
"Уходи отсюда, лишний,
Уходи от нашей двери!
Повредил ты раньше дому,
Причинил ты дому горе,
Как пришел сюда впервые,
У дверей здесь появился.
Дева, милая сестрица!
Не влюбляйся в жениха ты.
Не смотри на ноги мужа,
На румянец уст не зарься:
У красавца — зубы волка,
Он припрятал лисьи когти,
Когти острые, медвежьи;
Нож его лишь крови жаждет,
Им он головы срезает,
Им, негодным, режет спины".
И промолвила девица,
Ильмаринену сказала:
"За тебя не выйду замуж,
За такого негодяя!
Ты убил свою супругу,
Погубил мою сестрицу,
И меня убить ты можешь,
Сам меня лишишь ты жизни,
Ведь заслуживает дева,
Чтобы муж ее был лучше
И имел бы рост хороший,
Чтоб поехать в лучших санках,
Ехать к лучшему жилищу,
К дому лучшему, побольше,
А не к кузнице с углями,
Не к огню дрянного мужа".
Рассердился Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Рот скривил, поник главою,
Волосы все набок сбились;
Подбежал, схватил девицу;
Обхватил ее руками,
Из избы бежит метелью,
Подбежал к саням поспешно,
Посадил девицу в сани,
Бросил в сани расписные,
Собрался оттуда ехать,
Отправляется оттуда
И рукою держит вожжи,
А другою грудь девицы.
 
 
Горько плакала девица,
Говорит слова такие:
"Я иду к болотной клюкве,
На прибрежную осоку;
Там я, курочка, погибну,
Там умру я, птичка, с горя.
О кователь Ильмаринен!
Если ты меня не пустишь,
Разобью я эти сани,
Расщеплю их по кусочкам,
Их коленями сломаю,
Разобью я их ногами".
Сам кователь Ильмаринен
Говорит слова такие:
"Так кузнец устроил сани,
Что бока их из железа,
Чтобы их не повредила
Этим тоганьем красотка".
Плачет бедная девица,
Вся в блестящих украшеньях,
И свои ломает пальцы,
Стискивает больно руки,
Говорит слова такие:
"Если ты меня не пустишь,
Обращусь тогда я в рыбу
И сигом уйду под волны".
Но кователь Ильмаринен
Говорит слова такие:
"От меня ты не спасешься:
За тобой пущусь я щукой".
Плачет бедная девица,
Вся в блестящих украшеньях,
И свои ломает пальцы,
Стискивает больно руки,
Говорит слова такие:
"Если ты меня не пустишь,
Убегу я в лес зеленый
Горностаем на утесы".
Сам кователь Ильмаринен
Говорит слова такие:
"От меня ты не спасешься:
За тобой пущусь я выдрой".
Плачет бедная девица,
Вся в блестящих украшеньях,
И свои ломает пальцы,
Стискивает больно руки,
Говорит слова такие:
"Если ты меня не пустишь,
То я жаворонком стану,
От тебя я спрячусь в туче".
Но кователь Ильмаринен
Говорит слова такие:
"От меня ты не спасешься:
За тобой орлом помчуся".
Лишь отъехали немного,
Небольшую часть дороги,
Начинает лошадь фыркать,
Вислоухая пугаться.
Подняла головку дева,
След по снегу увидала
И тогда сказала слово:
«Кто-то здесь бежал дорогой?»
Отвечает Ильмаринен:
«Заяц здесь бежал дорогой».
Дева бедная вздохнула,
С горьким вздохом зарыдала,
Говорит слова такие:
"Горе мне, девице бедной!
Было б мне гораздо лучше,
Лучше, если б мне пришлося
Побежать за этим зайцем
И уйти за косолапым,
А не с суженым остаться
Под помятым покрывалом:
Волосы у зайца лучше,
Рот у зайца покрасивей".
Сам кователь Ильмаринен,
Смотрит вниз, кусает губы,
Едет шумно по дороге;
Но немного лишь отъехал,
Очень громко конь зафыркал,
Вислоухий испугался.
Подняла головку дева,
След по снегу увидала
И тогда сказала слово:
«Кто-то здесь бежал дорогой?»
Отвечает Ильмаринен:
«Здесь лисица пробежала».
Дева бедная вздохнула,
С горьким вздохом зарыдала,
Говорит слова такие:
"Горе мне, девице бедной!
Мне жилось бы много лучше,
Лучше, если б мне пришлося
Ехать в саночках лисицы,
На сиденье лиски быстрой,
А не с суженым остаться
Под помятым покрывалом:
Волосы лисицы лучше,
Рот лисицы покрасивей".
Сам кователь Ильмаринен,
Смотрит вниз, кусает губы,
Шумно едет по дороге;
Но немного лишь отъехал,
Очень громко конь зафыркал,
Вислоухий испугался.
Подняла головку дева,
След по снегу увидала
И тогда сказала слово:
«Кто-то здесь бежал дорогой?»
Отвечает Ильмаринен:
«Это волк бежал дорогой».
Дева бедная вздохнула,
С горьким вздохом зарыдала,
Говорит слова такие:
"Горе мне, несчастной деве,
Мне жилось бы много лучше,
Бели бы пришлось мне, бедной,
Побежать за этим волком,
Что всегда лишь в землю смотрит,
А не с суженым остаться
Под помятым покрывалом:
Волосы у волка лучше,
Рот у волка покрасивей".
Сам кователь Ильмаринен
Смотрит вниз, кусает губы,
Шумно едет по дороге
Ночью в новую деревню.
Здесь, усталый от дороги,
Он уснул тотчас же крепко,
А жена с другим смеялась
Над своим уснувшим мужем.
Как кователь Ильмаринен
Поутру тогда проснулся,
Рот скривил, главу понурил,
Волосы все набок сбились;
И промолвил Ильмаринен,
Вымолвил такое слово:
"Не приняться ль мне за пенье,
Не заклясть ли мне невесту,
Обратить в лесного зверя
Или в зверя водяного?
Если в лес ее пущу я,
То весь лес перепугаю;
Коль пущу ее я в воду,
Убегут оттуда рыбы,
Я возьму клинок мой острый
И мечом я с ней покончу".
Чует меч его решенье,
Угадал клинок желанье,
Говорит слова такие:
"Не на то ведь я устроен,
Чтоб губить бессильных женщин,
Чтоб лишать несчастных жизни".
Вот кователь Ильмаринен
Начал сильные заклятья,
Громко начал заклинанья:
Обратил жену он в чайку,
Чтоб скакала по утесам,
Чтоб пищала по скалистым,
Чтоб вертелась по прибрежью
И носилась в непогоду.
 
 
Тут кователь Ильмаринен
Быстро вновь уселся в сани.
Шумно мчится по дороге,
Головой поник печально,
Едет к родине обратно,
На знакомые поляны.
Старый, верный Вяйнямёйнен
На пути его встречает,
Говорит слова такие:
"Брат, кователь Ильмаринен!
Отчего ты так печален,
Шапка на сторону сбилась?
Ты из Похъёлы вернулся?
Как же Похъёла живет там?"
Отвечает Ильмаринен:
"Что ж ей, Похъёле, не жить там!
Сампо мелет неустанно,
И шумит немолчно крышка,
Мелет день для пропитанья,
А другой день для продажи,
Третий мелет для пирушки;
Говорю я справедливо,
Повторяю это снова:
Сладко в Похъёле живется,
Если в Похъёле есть Сампо!
Там и пашни и посевы,
Там и разные растенья,
Неизменные там блага".
Молвит старый Вяйнямёйнен:
"Брат, кователь Ильмаринен!
Где ж супругу ты оставил;
Знаменитую девицу,
Что один ты возвратился,
Без жены назад приехал?"
Сам кователь Ильмаринен
Говорит слова такие:
"Обратил в морскую чайку
Я жену свою дрянную,
И теперь на море чайкой
Все кричит она, все кличет,
Все шумит там по утесам,
Оглашает криком скалы".
 

Руна тридцать девятая

   1. Вяйнямёйнен предлагает Ильмаринену отправиться вместе с ним в Похъёлу за Сампо; Ильмаринен соглашается, и герои отправляются на лодке в путь.
   2. Лемминкяйнен встречает их и, услышав, куда они едут, просит взять его с собой, на что они охотно соглашаются.
 
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"О кователь Ильмаринен!
Едем в Похъёлу с тобою,
Чтоб добыть оттуда Сампо,
Крышку пеструю увидеть!"
Тут кователь Ильмаринен,
Отвечая, так промолвил:
"Невозможно взять нам Сампо,
Крышку пеструю похитить
Из той Похъёлы туманной,
Сариолы вечно мрачной!
Сампо в Похъёле убрали,
Крышку пеструю укрыли
В каменной скале высокой,
В медном Похъёлы утесе,
Там — за девятью замками;
И пошли от Сампо корни
В глубину на девять сажен;
И один проходит в землю,
На берег другой проходит,
Третий в гору, что при доме".
Молвит старый Вяйнямёйнен:
"Брат, кузнец ты мой любезный!
Едем в Похъёлу со мною,
Чтоб добыть оттуда Сампо!
Мы корабль большой построим,
Чтоб на нем поставить Сампо,
Крышку пеструю похитить
В скалах Похъёлы туманной
Из горы, где много меди,
Из-за девяти замочков!"
Отвечает Ильмаринен:
"Путь по суше безопасней.
Лемпо морем пусть поедет,
Смерть пусть тащится по волнам!
Там нагнать нас может ветер,
Может буря опрокинуть,
Как бы не пришлось грести нам
Там — как веслами — руками".
Молвил старый Вяйнямёйнен:
"Путь по суше безопасней,
Безопасней, но не легче,
Он извилистей и дальше.
Хорошо по морю в лодке,
В челноке приятно плавать,
По равнинам вод стремиться,
Ехать прямо по теченью:
Ветры лодочку качают,
Волны двигают кораблик,
Ветер западный качает,
Южный ветер подгоняет.
Но пусть будет, как кто хочет,
Ты не хочешь ехать морем,
Так поедем мы по суше,
Мы поедем по прибрежью!
Только ты клинок мне выкуй,
Огневой мне меч устрой ты,
Чтоб собак я разогнал им,
Похъёлы народ рассеял,
Ибо я иду брать Сампо
В деревнях, морозом полных,
В Похъёле туманно-мрачной,
В той суровой Сариоле".
Стал у горна Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
На огонь железо бросил,
Бросил сталь на кучу углей,
Бросил золота пригоршню,
Серебра пригоршню тоже.
Раздувать рабов заставил
За поденную оплату.
Тут рабы мехи качают,
Раздувают сильно воздух:
Точно тесто, сталь размякла,
Точно кашица — железо,
Как вода, сребро блистает,
Как волна, струится злато.
И нагнулся Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Посмотрел на дно горнила,
На края горящей печки:
Там клинок образовался
С золотою рукояткой.
Смесь из пламени он вынул,
Положил металл прекрасный
Из горна на наковальню,
Чтоб стучал веселый молот.
Сделал меч, какой хотелось,
И клинок был самый лучший.
Меч он золотом украсил,
Серебром отделал славным.
Старый, верный Вяйнямёйнен
Посмотреть туда приходит.
Огневой клинок берет он,
Взял его рукою правой.
Поворачивает, смотрит,
Говорит слова такие:
"А придется ль меч по мужу,
Тот клинок по меченосцу?"
И пришелся меч по мужу,
Тот клинок по меченосцу,
На конце сияет месяц,
Посредине светит солнце,
В рукоятке блещут звезды,
В нижней части ржет жеребчик,
Наверху кричит котенок,
На ножнах собачка лает.
Там и тут мечом он рубит
По железному утесу,
Говорит слова такие:
"Лезвием я этим мог бы
Горы твердые разрезать,
Расколоть на части скалы!"
Сам кователь Ильмаринен
Говорит слова такие:
"Чем же я могу, несчастный,
Чем, отважный, защищаться,
Опоясаться, закрыться
От всех бед морей и суши?
Не в броню ли мне одеться,
Взять железную рубашку
Да стальной на чресла пояс?
Всякий муж в броне сильнее,
Богатырь в железе лучше,
Крепче в поясе из стали".
Вот пришла пора уехать,
Час приблизился отъезда.
Должен ехать Вяйнямёйнен,
С ним кователь Ильмаринен.
И пошли искать лошадку,
С колосистой гривой лошадь,
Обмотались поводами,
Сбруи на плечи взвалили.
Вот высматривают лошадь,
Морду лошади средь леса,
Смотрят пристально сквозь чащу,
По лесной опушке темной:
Наконец нашли в дубраве
Желтогривую лошадку.
Старый, верный Вяйнямёйнен,
С ним кователь Ильмаринен
На коня ремни надели,
Повод лошади на морду.
И, стуча, дорогой едут,
Оба едут по прибрежью:
Услыхали вопль на взморье,
Крики с пристани несутся.
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Это девушка там плачет,
Это курочка рыдает!
Не подъехать ли поближе,
Посмотреть, что там такое?"
Сам подъехал он поближе,
Посмотреть, что там такое.
То не девушка там плачет,
То не курочка рыдает:
Это лодочка там плачет,
То челнок печально стонет.
Молвит старый Вяйнямёйнен,
Стоя сбоку этой лодки:
"Что ты плачешь, челн дощатый,
Ты, с уключинами лодка?
Иль груба твоя работа,
Тяжелы крюки для весел?"
Отвечал челнок дощатый,
Челн с уключинами молвил:
"В море выйти хочет лодка
С тех катков, смолой покрытых,
Точно в мужнино жилище
Хочет девушка из дома.
Вот я плачу, челн несчастный,
Лодка бедная, горюю:
Чтоб меня столкнули в воду,
Чтоб меня спустили в море.
Мне, как строили, сказали,
Как сколачивали, пели:
Быть мне лодкою военной,
Быть корабликом для битвы,
Чтоб возить на дне богатство,
Чтоб с сокровищами плавать:
На войне еще я не был,
За добычею не ездил!
А другие лодки, хуже,
Ездят все-таки на битву,
На войне они бывают,
Трижды в лето выезжают,
Возвращаются с деньгами
И на дне везут богатство.
Я ж, построенный прекрасно
Из досок, из целой сотни,
Здесь гнию на этих щепках,
На катках, смолой покрытых;
Земляные только черви
Подо мной живут спокойно,
Да противнейшие птицы
На моей гнездятся мачте,
Да лягушки из лесочка
На бока мои садятся.
Вдвое было бы мне лучше,
Вдвое лучше, даже втрое,
Если б я был горной елью,
На песочке был сосною:
Там по мне б скакала белка,
Подо мною пес скакал бы".
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Ты не плачь, челнок дощатый,
Ты, с уключинами лодка!
На войну пойдешь ты скоро,
Ты поедешь на сраженье.
Только создана ль ты, лодка,
Мастером своим искусно?
Боком сможешь ли проехать,
Стороною по теченью,
Чтоб тебя рукой не трогать,
Не касаться даже пальцем,
И плечом тебя не двигать,
Не тащить тебя руками?"
Отвечал челнок дощатый,
Челн с уключинами молвил:
"Мой обширный род не ходит,
Челны, братья дорогие,
Не столкнут пока их в воду,
Не погонят их на волны,
Не дотронутся руками
И не сдвинут силой с места".
Молвил старый Вяйнямёйнен:
"Коль столкну тебя я в воду,
Побежишь ли ты без весел,
Чтоб не двигалися весла,
Руль тебе не помогал бы,
В паруса не дули б ветры?"
Отвечал челнок дощатый,
Челн с уключинами молвил:
"Мой обширный род не ходит,
И никто из нас не едет,
Коль грести не будут пальцы,
Если весла не помогут,
Если руль служить не будет,
Не подуют в парус ветры".
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Побежишь ли ты при гребле,
Если весла будут двигать,
Если руль тебя погонит,
В паруса подуют ветры?"
Отвечал челнок дощатый,
Челн с уключинами молвил:
"Весь обширный род мой ходит,
Челны, братья дорогие,
Если руки держат весла, •
Если весла помогают,
Руль подвижный направляет,
Если дуют в парус ветры".