Лённрот Элиас. Калевала

"Что там черное на море,
Что там синее на волнах?
То, быть может, стадо уток
Иль гусей крикливых стадо?
Так лети себе скорее
Вверх, в небесные просторы!
Или ты — утес лососий,
Иль, быть может, рыбья стая?
Так спустись и плавай глубже,
Уходи ты в глубь потоков!
Или ты — подводный камень,
Или просто ветка в море?
Пусть тебя укроют волны,
Пусть вода тебя покроет!"
Но челнок плывет все дальше,
Едет парусный кораблик
Мимо мглистого мысочка,
Мимо острова в тумане.
Дева Анникки, красотка,
Уж кораблик увидала,
Видит близко челн дощатый,
Говорит слова такие:
"Ты не братнин ли кораблик,
Не челнок ли ты отцовский?
Поезжай в родную землю,
Поверни в страну родную,
К этой пристани стань носом,
А кормой к каткам чужбины.
Если ж ты челнок с чужбины,
То плыви отсюда дальше,
Носом стань к каткам чужбины,
К этой пристани кормою!"
То не с родины челнок был,
Но и не совсем с чужбины:
Подплывал то Вяйнямёйнен,
То челнок певца подъехал.
Очень близко подъезжает,
В разговор вступает старец,
Слово молвит, вслед — другое,
Чтоб сказать получше третье.
Дева Анникки, красотка,
Дочка сумерек и ночи,
Обратившись к лодке, молвит:
"Ты куда же, Вяйнямёйнен,
Ты куда, друг моря, едешь,
Красота страны, стремишься?"
Отвечает Вяйнямёйнен,
Молвит с лодки старец деве:
"Я ловить лососей еду,
Где икру лососи мечут,
В черных Туонелы потоках,
В глубине меж камышами".
Дева Анникки, красотка,
Говорит слова такие:
"Хоть не лгал бы ты так явно!
Разве рыба ныне мечет?
Выезжал отец мой прежде,
Часто ездил седовласый,
Чтоб ловить в потоках семгу,
Привозить домой пеструшек;
И лежали сети в лодке,
Невода в челне бывали,
У сетей веревок много,
По бокам шесты и сети;
На скамьях багры лежали,
У руля большие палки.
Ты куда же, Вяйнямёйнен,
Держишь путь, Сувантолайнен?"
Молвит старый Вяйнямёйнен:
"Я гусей ловить поехал
Там, где пестрые играют,
Птиц ловить хочу слюнявых
На Саксонском том проливе,
По открытому теченью".
Дева Анникки, красотка,
Говорит слова такие:
"Знаю тех, кто правду молвит,
И лгуна всегда открою:
Выезжал отец мой прежде,
Часто ездил седовласый,
Чтоб гусей ловить в проливе,
Убивать там красноклювых;
Лук его бывал прилажен,
Он натягивал тетивку;
На цепи собаки были
И привязаны у лука;
Псы по берегу бежали,
Брехуны по острым камням.
Молви правду, Вяйнямёйнен,
Ты куда свой путь направил?"
Молвит старый Вяйнямёйнен:
"Ну а если я поехал
К шуму страшному сраженья,
Где мужи друг с другом бьются,
Где потоком кровь струится,
До колена достигает?"
Молвит Анникки девица
В оловянных украшеньях:
"Знаю, как идут на битву.
Уходил отец мой раньше
В тот великий шум сраженья,
Где мужи друг с другом бьются.
Сто мужей садились к веслам,
С ними тысячи стояли,
По краям висели луки,
По скамьям мечи висели.
Ты скажи-ка лучше правду,
Ты скажи, не прилыгая:
Ты куда, о Вяйнямёйнен,
Держишь путь, Сувантолайнен?"
Молвит старый Вяйнямёйнен,
Говорит слова такие:
"Ты сойди на лодку, дева,
Ты войди в челнок, девица,
Вот тогда скажу я правду
И скажу, не прилыгая".
Отвечает тут девица
В оловянных украшеньях:
"Ветер пусть сойдет на лодку,
В твой челнок пусть сядет буря!
Поверну твою я лодку,
Твой челнок я опрокину,
Если правды не услышу,
Для чего ты в лодке едешь,
Не услышу правды ясно
И ты ложь свою не кончишь".
Молвит старый Вяйнямёйнен,
Говорит слова такие:
"Ну, скажу я правду ясно.
Я солгал тебе немножко:
Я иду, чтоб взять девицу,
Получить младую деву -
Взять из Похъёлы суровой,
Из туманной Сариолы,
Из жилища людоедов,
Где героев топят в море".
Дева Анникки, красотка,
Дочка сумерек и ночи,
Услыхавши эту правду,
Эту правду без обмана,
Уж платков не выбивала,
Платьев больше не стирала
На широком переходе,
На краю моста, на красном;
Подхватив рукою платья,
Подобрав подол рукою,
Припустилася в дорогу,
Побежала к дому быстро,
К кузнецу пришла в жилище,
Подошла сама к горнилу.
Там работал Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Делал лавку из железа,
Серебром ее украсил;
Копоть с локоть — на макушке,
На плечах углей на сажень.
Подошла к дверям девица,
Говорит слова такие:
"Брат-кузнец мой, Ильмаринен,
Вековечный ты кователь!
Челночок мне, братец, выкуй,
Выкуй мне получше кольца,
Выкуй две иль три сережки,
Пять иль шесть мне подпоясок,
Я за то скажу всю правду,
Безо лжи все расскажу я!"
Молвит мастер Ильмаринен:
"Принесешь вестей хороших -
Челночок тебе скую я,
Накую колец хороших,
И на грудь скую я крестик,
Головной убор прекрасный.
Принесешь дурные вести -
Поломаю украшенья
И сорву, в огонь их брошу,
Брошу их в мое горнило".
Дева Анникки, красотка,
Говорит слова такие:
"О кователь Ильмаринен!
Ты ведь хочешь взять девицу,
Ту, с которой обручился,
Хочешь взять ее в супруги!
Ты куешь без передышки,
И без отдыха стучишь ты:
Летом ты куешь подковы,
А зимой куешь железо,
По ночам ты строишь сани,
Днем ты также сани строишь,
Чтобы ехать за невестой,
Ехать в Похъёлу за нею.
Между тем туда уж едет,
Кто хитрей тебя и ловче,
И возьмет, что заслужил ты,
Увезет, что так любил ты
И на что смотрел два года.
Сватался три полных года.
Спешно едет Вяйнямёйнен
По волнам на синем море,
У руля из меди сидя,
На корме с златой резьбою,
В Похъёлу, в страну тумана,
В сумрачную Сариолу".
Ильмаринен огорчился,
Муж железа стал печален,
Молоток из рук валится,
И клещи из рук упали.
Молвит сильный Ильмаринен:
"Анникки, моя сестрица,
Челночок тебе скую я,
Накую колец хороших,
Две ли, три ль скую сережки,
Пять ли, шесть ли подпоясок,
Баню сладкую нагрей мне,
Надыми в медовой бане,
Положи потоньше плахи,
Нащепи помельче щепок
Да подсыпь золы немного,
Щелоку прибавь немножко,
Чтоб им голову мне вымыть,
Тело щелоком очистить
От углей еще осенних
И от старой зимней гари!"
Дева Анникки, красотка,
Хорошо нагрела баню.
Жжет упавшие деревья
И что молнией разбиты;
Набрала в реке каменьев,
Полила их — пар поднялся
От воды, в ключе добытой,
В роднике, покрытом пеной.
Нарвала в кусточках веток,
В роще веточек хороших,
Парит полный медом веник
На краю медовом камня,
Из мозгов и простокваши
Мыло мягкое готовит.
Мыло, чтоб оно смывало,
Чтобы пенилось, сверкало,
Чтоб жених все тело вымыл,
Чтобы голову очистил.
Сам кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Наковал, что ей хотелось,
Головной убор украсил,
Между тем как дева в бане
О мытье его старалась.
Положил ей в руки вещи,
А она ему сказала:
"Я уж баню истопила,
Сладкий пар уж приготовлен,
Уж попарила я веник,
Помахала там ветвями.
Мойся в бане этой вдосталь,
Лей воды там сколько хочешь,
Чтоб, как лен, глава белела,
Чтоб глаза, как снег, блестели!"
И кователь Ильмаринен
Тут пошел в той бане мыться.
Там он вдоволь накупался,
Добела все тело вытер.
И глаза его блестели,
И виски его горели,
Как яйцо, белела шея,
И все тело заблистало.
Вышел в горницу из бани -
Там его едва узнали:
Так прекрасны были щеки,
Так они румяны были.
Говорит слова такие:
"Анникки, моя сестрица,
Дай ты мне получше платье,
Полотняную рубашку,
Чтоб украсить лучше тело,
К сватовству мне быть готовым!"
Дева Анникки, красотка,
Принесла ему рубашку,
Чтоб облечь сухие члены,
Чтоб покрыть нагое тело;
Принесла штаны сестрица,
Те, что мать родная сшила,
Натянуть ему на бедра,
Где костей совсем не видно.
Вносит мягкие чулочки,
Что когда-то мать связала,
Чтоб покрыть у брата голень,
Чтоб ему закутать икры;
Башмаки дает по мерке,
Сапоги, что сам купил он,
Чтоб покрыть концы чулочков,
Что когда-то мать связала;
Куртку сверху голубую,
Цвета печени с изнанки,
Чтоб надеть поверх рубашки
Из льняной прекрасной ткани,
И кафтан суконный плотный,
С четверной кафтан подкладкой
На ту куртку голубую,
На новейшую из новых;
Шубу с тысячею петель,
С целой сотней украшений,
На кафтан суконный плотный,
Но сукном обшитый тонким;
Надевает ему пояс,
Золотом обильно шитый,
Что родная вышивала,
Бывши в девушках, соткала;
Вносит пестрые перчатки
С оторочкой золоченой,
Что готовили лапландцы
Для руки прекрасной формы;
На его златые кудри
Принесла большую шапку,
Что отец купил когда-то,
К сватовству еще готовясь.
Вот кователь Ильмаринен
Уж готов, принарядился,
В ту одежду облачился
И рабу тогда промолвил:
"Запряги мне жеребенка
В разукрашенные сани,
Чтоб я мог на них поехать
В Похъёлу, помчаться быстро!"
Раб ему и отвечает:
"Шесть коней у нас в конюшне,
Лошадей, овес жующих.
Так какую ж запрягу я?"
Отвечает Ильмаринен:
"Жеребца возьми получше,
Запряги-ка жеребенка
Мне буланого в оглобли;
Посади-ка шесть кукушек,
Семь из птиц голубоватых,
На дуге чтоб поместились
И в ремнях ярма звучали:
Пусть любуются девицы,
Пусть нарядной будет радость.
Принеси мне мех медвежий,
Чтоб на нем я мог усесться;
Принеси тюленью шкуру,
Чтоб покрыть мне ею сани!"
И запряг тут раб усердный,
Что работает поденно,
Жеребенка быстро в сани,
Там буланого в оглобли.
Шесть кукушек размещает,
Птичек семь голубоватых,
Чтоб звучать им под дугою,
Чтоб в ремнях ярма чирикать.
Он приносит мех медвежий,
Чтобы сел на нем хозяин.
И принес тюленью шкуру
Вместо полости на сани.
Сам кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Укко вышнему взмолился,
Так гремящего он просит:
"С неба снег пошли мне, Укко,
Хлопья мягкие на землю,
Чтоб по ним скользили сани,
Чтоб по снегу зашуршали!"
С неба снег бросает Укко,
Хлопья мягкие на землю,
Стебли трав покрыл он снегом
И покрыл верхушки ягод.
Сам кователь Ильмаринен
Сел потом в стальные сани,
Говорит слова такие
И такие молвит речи:
"Ты садись за вожжи, счастье,
Правь санями, бог, в дороге
Не порвет мне счастье вожжи,
Бог саней не поломает!"
Захватив рукою вожжи,
А другою кнутовище,
Он коня кнутом ударил,
Говорит слова такие:
"Ну, беги ты, белолобый,
Ты скачи, с льняною гривой".
Скачет, мчится конь дорогой,
По песчаному прибрежью,
Перед рощею медовой,
Меж холмов, ольхой поросших,
Едет берегом он шумно,
По песку прибрежья мчится,
И песок в глаза несется,
Плещет в грудь вода морская.
Гонит день, другой день гонит,
Третий день он гонит также,
Наконец, уже на третий,
Вяйнямёйнена догнал он,
Говорит слова такие
И такие молвит речи:
"О ты, старый Вяйнямёйнен,
Сговоримся-ка с тобою,
Чтоб когда мы будем сватать
Эту спорную девицу,
То не брать ее насильно,
Против доброй воли в жены".
Молвит старый Вяйнямёйнен:
"Соглашаюсь я охотно:
Силой взять нельзя девицу,
Против воли выдать замуж,
Пусть того женою будет,
За кого пойти согласна;
И другой пусть не гневится,
Зла другой иметь не должен".
Едут дальше по дороге,
По своей дороге каждый,
И шумит вдоль брега лодка,
Скачет конь, земля трясется.
Мало времени проходит,
Протекло едва мгновенье-
Вот залаяла собака,
Пес дворовый громко лает
В Похъёле, в стране суровой,
В той туманной Сариоле.
Вот ворчит собака тише
И рычит гораздо реже,
На краю усевшись пашни,
По земле хвостом махая.
Мрачной Похъёлы хозяин
Молвит: "Дочка, посмотри-ка:
Серый пес там что-то лает,
Воет битый, вислоухий".
Отвечает дочь разумно:
"У меня и так есть дело:
Хлев убрать, смотреть за стадом
Да вертеть тяжелый жернов,
Чтоб муку смолоть помягче,
Пропустить муку чрез сито.
Трудно жерновом работать -
И на это сил-то мало!"
Тихо лает пес лохматый,
Все ворчит он на кого-то,
Снова Похъёлы хозяин
Говорит: "Пойди, старуха,
Серый пес все что-то лает,
Воет битый, под воротный!"
Но ему старуха молвит:
"Никакой мне нет охоты.
Впору мне с хозяйством сладить:
Хлопочу я об обеде,
Хлеб большой сготовить нужно,
Замесить покруче тесто.
Крупен хлеб — мелка мучица:
И на это сил-то мало".
Молвит Похъёлы хозяин:
"Вечно бабы суетливы,
Вечно девушки с работой:
То погреются у печки,
То растянутся в постели.
Ты, сынок, пойди взгляни-ка!"
Но молодчик отвечает:
"Нет мне времени смотреть там:
Наточить топор мне нужно,
Расколоть им пень огромный,
Дров для топки наготовить,
Наколоть поленьев тонких.
Толсты бревна, тонки плахи:
И на это сил-то мало".
А дворовый пес все лает,
Все ворчит собака злая,
Страшный пес рычит со злобой,
Сторож все не утихает,
На краю поляны сидя
И хвостом своим махая.
Молвит Похъёлы хозяин:
"Не напрасно лает серый,
Не рычит он без причины,
Не ворчал бы он на сосны".
Сам пошел он поразведать,
За черту двора выходит,
На последний край поляны
Позади своих посевов.
Посмотрел собаке в морду,
Видит: морда повернулась
На хребет холмов бурливых,
На вершины гор ольховых;
Тут всю правду он увидел,
Отчего так серый лаял,
Самый лучший пес на свете,
И вертел хвостом мохнатым:
Паруса у лодки красной
На заливе Лемпи веют,
Едут убранные сани
Перед рощею медовой.
Тут сам Похъёлы хозяин
Входит в горницу поспешно,
Быстро в доме появился,
Говорит слова такие:
"К нам уж прибыли чужие
По хребту морей шумящих,
И подъехали к нам сани
Подле той медовой рощи,
С парусами едет лодка
По волнам залива Лемпи".
Но хозяйка Сариолы
Молвит: "Как же мы узнаем,
С чем к нам прибыли чужие?
Дочка, милая малютка,
Положи в огонь рябину,
Подожги красу деревьев;
Если кровь польет струею
То идут на нас войною;
Если ж потечет водица
То останемся мы с миром".
Дева, Похъёлы красотка,
Эта скромная девица,
На огонь кладет рябину,
Подожгла красу деревьев.
Не течет ни кровь оттуда,
Ни водица чистой струйкой;
Видит — мед течет оттуда,
Сладкий сот там показался.
Молвит Суовакко тихонько,
Молвит старая с постели:
"Если мед течет из древа,
Коль из сота сладкий каплет,
Это значит — будут гости,
Женихи толпой большою".
Вышла Похъёлы хозяйка
Вместе с матерью и дочка
По двору шагают быстро,
Со двора — да за калитку
Посмотрели вдаль оттуда,
Повернули взоры к солнцу
Увидали, что подходит
Близко парусный корабли
Из досок, из целой сотни,
По заливу Лемпи едет:
Серовата лодка снизу,
Красновата в верхней части
У руля сидит там сильный
Муж сидит у медных весе
Видят — скачет жеребенок
Сани красные скользят там
Пестро убранные едут
Перед рощею медовой;
На дуге там шесть кукушек
И поют златые птицы,
Птичек семь голубоватых
Там в ремнях ярма распели
Гордый муж сидит на санках
И в руках он держит вожжи>
Тут хозяйка Сариолы
Говорит слова такие:
"Замуж хочешь ли ты выйти
Если сватать эти едут,
Чтоб подругой стать для мужа
Мужу курочкой любимой
Тот, который едет в лодке.
В челноке стремится красном,
Мчится по заливу Лемпи,
Это — старый Вяйнямёйнен;
Он на дне везет запасы,
Он везет богатства в лодке.
Тот, который едет сушей,
Там скользит на санках пестрых
Подле той медовой рощи,
То — кователь Ильмаринен,
И с пустыми он руками,
В санках — только обещанья.
Как войдут они в покои,
Принеси ты в кружке меду,
В кружечке с двумя ушками,
И тому подай ты кружку,
За кого идти согласна.
Вяйнямёйнену подай ты,
Что везет именье в лодке,
В челноке везет богатства!"
Дочка Похъёлы, красотка,
Говорит в ответ ей слово:
"Мать, ведь ты меня носила,
Ты меня ведь возрастила!
Я не выберу богатства,
Ни с сокровищами мужа.
Муж мой должен быть красивым:
И лицом красив, и телом.
Никогда то не бывало,
Чтоб девицу продавали.
Без сокровища пойду я
К Ильмаринену младому,
Что нам выковал здесь Сампо,
Крышку пеструю украсил".
Молвит Похъёлы хозяйка:
"Явно глупый ты ягненок!
Ильмаринена берешь ты,
Чтоб стирать ему рубашки,
Очищать чело от пота,
Голову от черной сажи!"
Так ответила ей дочка,
Говорит слова такие:
"Вяйнямёйнену не буду,
Старцу слабому, охраной:
Очень трудно с ним мне будет,
Скучно будет с этим старым".
Скоро прибыл Вяйнямёйнен
Он достиг до цели раньше;
Лодку красную он ставит,
Темный челн свой помещает
На катки, что из железа,
На катки, где много меди;
Сам отправился в покои,
Быстро входит в дом старухи
И, на пол дощатый ставит,
Перед дверью, у порога,
Говорит слова такие
И такие молвит речи:
"Хочешь, дева, быть моею,
На всю жизнь моей супругой,
Дни мои делить со мною,
Быть мне курочкой любимой?"
Тотчас Похъёлы девица
Быстро старцу отвечает;
"А ты выстроил мне лодку,
Челн большой ты мне построил
Из обломков веретенца,
Из кусков моей катушки?"
Молвит старый Вяйнямёйнен,
Говорит слова такие:
"Лодку славную я сделал,
Сколотил я челн мой крепко
Чтоб выдерживал он ветер
Чтоб держался в непогоду
Если он пойдет на волны
Заскользит по глади моря
Чтоб поднялся, как пузырь,
Чтоб качался, как цветочек,
В шири северных потоков,
На волнах, покрытых пеной".
Дочка Похъёлы, красотка,
Так ответила на это:
"Не хочу я мужа с моря,
Что всегда живет на волнах:
Ум его уносят бури,
По мозгам его бьют ветры.
Не могу с тобой идти я
И себя связать с тобою,
Чтобы спутницей быть в жизни
Старцу курочкой любимой,
Для спанья готовить место,
Класть под голову подушку".
 

Руна девятнадцатая

   1. Ильмаринен входит в дом Похъёлы — сватается к дочери Похъёлы, и ему дают опасные поручения.
   2. Благодаря советам девицы Похъёлы он благополучно исполняет поручения, вспахивает змеиное поле, ловит медведя Туони и волка Маналы и, наконец, огромную рыбу из реки Туони.
   3. Хозяйка Похъёлы выдает свою дочь за Ильмаринена.
   4. Грустный возвращается Вяйнямёйнен из Похъёлы и никому не советует соперничать с молодыми в сватовстве.

 
Тут приходит Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Быстро в горницу вступает,
Направляется в жилище.
Мед был тотчас же предложен,
Сладкий сок был в кружке подан
Ильмаринену в покоях.
И кузнец промолвил слово:
"Никогда в теченье жизни
И пока сияет месяц,
До питья здесь не дотронусь,
Если деву не увижу,
Если замуж не готова
Та, которой ожидал я".
Молвит Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Ведь труда большого стоит
Та, которой ожидают.
В башмачок обует ножку
И другую точно так же —
И готова будет замуж
За тебя девица выйти,
Если поле змей ты вспашешь,
Если так взрыхлить сумеешь,
Чтоб сошник не подвигался,
Плуг нисколько не качался.
Пропахал то поле Лемпо,
Взбороздил то поле Хийси
Сошником, богатым медью,
Плугом с огненным железом,
Половину мой сыночек
Недопаханной оставил".
 
 
Тут кователь Ильмаринен
К деве в горницу приходит,
Говорит слова такие:
"Дочка сумерек и ночи!
Помнишь ли былое время,
Как сковал для вас я Сампо,
Крышку пеструю украсил?
Ты клялась мне страшной клятвой
Пред всезнающим владыкой,
Пред лицом его великим
Мне дала обет священный,
Что пойдешь за добрым мужем
Будешь спутницею в жизни,
Будешь курочкой любимой:
Мать тебя отдать не хочет,
Дочку мне не доверяет,
Если поле со змеями
Мною вспахано не будет".
Помогла ему невеста,
Подала совет девица:
"О кузнец ты, Ильмаринен,
Вековечный ты кователь!
Выкуй ты сошник из злата.
Серебром укрась прекрасным
Им ты быстро поле вспашешь
Взрежешь поле со змеями"
Тут кователь Ильмаринен
Положил в горнило злата,
Серебра туда прибавил
И сошник из них сработал
Из железа обувь сделал,
Сделал поножи из меди,
Их надел себе на ноги
И покрыл он ими икры;
Взял железную рубашку
Опоясался он сталью,
Взял железные перчатки
Взял он варежки из камня,
Сделал огненную лошадь;
Запрягает лошадь в упряжь -
И пошел пахать то поле,
Бороздить пошел он пашню.
Видит: головы вертятся,
Черепа шипят ужасно.
Говорит слова такие:
"Змеи, созданные богом!
Кто здесь поднял ваши пасти,
Кто вас выслал, кто устроил
Ваши головы так прямо,
Ваши шеи так высоко?
Уходите вы с дороги,
На жнивье идите, злые,
Ускользайте в чащу леса,
Уползайте, змеи, в травы.
Если ж вновь вы приползете,
Укко головы снесет вам,
Разобьет стальной стрелою,
Размозжит дождем железным".
Он прошел змеиной пашней,
Взбороздил поля ехидны,
Поднял змей своей сохою,
И гадюк он поднял плугом,
И сказал, придя обратно:
"Я прошел змеиной пашней,
Взбороздил поля гадючьи,
Поднял землю со змеями.
Ты отдашь ли дочь, старуха,
Мне доверишь ли родную?"
Молвит Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Лишь тогда отдам родную,
Лишь тогда тебе доверю,
Коли Туонелы медведя,
Волка Маналы седого
Ты поймаешь в царстве мертвых,
В мрачных Туонелы пределах.
Сотни взять его хотели,
И никто не возвратился".
Тут кователь Ильмаринен
Входит в горницу девицы,
Говорит слова такие:
"Мне еще есть порученье:
В Туонеле добыть медведя,
Волка Маналы седого,
Опуститься в царство мертвых,
В дебри Маналы лесные".
Помогла ему невеста,
Подала совет девица:
"О кузнец ты, Ильмаринен,
Вековечный ты кователь!
Выкуй ты узду из стали,
Выкуй ты ремень железный
Посреди воды на камне,
В бурной пене трех потоков!
Ими Туонелы медведя,
Волка Маналы захватишь".
И кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Выковал узду из стали,
Выковал ремень железный
Посреди воды на камне,
В бурной пене трех потоков.
Укрощать пошел животных;
Сам сказал слова такие:
"Терхенетар, дочь туманов!
Ты просей туманы ситом,
Ты рассыпь туманом тени
Там, где ходят в роще звери,
Чтоб мой шаг им не был слышен,
Чтоб они не убежали!"
Обвязал он пасть у волка,
Он связал медведя цепью
В темных Туонелы полянах,
В глубине лесов дремучих
И сказал, придя обратно:
"Ты отдай мне дочь, старуха!
Взял я Туонелы медведя,
Волка Маналы связал я".
Молвит Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Эту уточку отдам я,
Эту птичку голубую,
Если щуку ты поймаешь,
Рыбу жирную захватишь
В Туонелы потоках темных
И в глубоких водах Маны,—
Не поставивши тенета,
Не закинув в воду невод.
Сотни там ловить ходили,
Ни один не возвратился".
Стал угрюмым Ильмаринен,
Погрузился он в унынье.
Входит в горницу девицы,
Говорит слова такие:
"Мне еще есть порученье,
И оно труднее прежних:
Нужно выловить мне щуку,
Рыбу жирную поймать мне
В темных Туонелы потоках
И в глубоких водах Маны,
Но без невода, без сети
И без всякого подспорья".
Помогла ему невеста,
Подала совет девица:
"О кователь Ильмаринен,
Никогда не падай духом!
Из огня ты птицу выкуй,
Гордого орла ты сделай!
Он тебе поймает щуку,
Рыбу жирную изловит
В черных Туонелы потоках,
В Маналы глубоких водах".
И кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Птицу огненную сделал,
Из огня орла сковал он,
Сделал пальцы из железа,
Из каленой стали когти,
Крылья из огромной лодки.
Сам взошел на эти крылья,
Сел он на спину у птицы,
На костях спины орлиной.
Так орла предупреждает,
Так советует он птице:
"О орел ты мой любезный!
Ты лети, куда велю я:
К черным Туонелы потокам,
К водам Маналы глубоким!
Ты поймай большую щуку,
Рыбу жирную достань мне!"
Полетел орел прекрасный,
Устремился что есть силы,
Чтобы вытащить ту щуку,—
Рыбу с страшными зубами,
В Туонелы потоках черных,
В Маналы глубоких водах.
Волн одним крылом коснулся,
А другим достал до неба;
Загребает дно когтями,
Клювом скалы задевает.
Вот подходит Ильмаринен,
Поискать спешит кователь
В Туонелы потоках черных,
А орел охраной служит.
Тут чудовище явилось,
Ильмаринена схватило;
Но орел хватает зверя,
Повернул его за шею,—
Погрузил его глубоко
И забил в густую тину.
Щука Туонелы всплывает,
Из воды ползет собака —
Щука та не из огромных,
Но не очень чтоб из малых:
С топорище язычище,
С рукоятку грабель — челюсть,
Пасть в широких три потока,
Шириной спина в семь лодок;
Проглотить героя хочет,
С Ильмариненом покончить.
Но орел спустился быстро
Птица воздуха слетает;
Не из очень он великих
И не очень чтоб из малых:
Во сто сажен клюв длиною,
Зев отверстьем в шесть потоков,
А язык длиной в шесть копий.
И в пять кос длиною когти.
Устремился к страшной щуке
К той проворной жирной рыбе
И бросается на рыбу,
Чтоб схватить ее когтями.
Но огромнейшая щука,
Тот пловец проворный, жирны
У орла зажала когти
В глубине воды прозрачной.
Поднялся орел высоко,
Поднялся в свободный воздух
Тащит когти он из тины
По спине воды блестяще
Полетел, остановился,
Попытаться снова хочет:
И одним ударил когтем
По плечу ужасной щуки,
Водяному псу по боку,
А другим ударил когтем
По утесу из железа,
По скале из твердой стали.
Отскочил от стали коготь,
От железного утеса:
Уж уходит в глуби щука,
Уж на дно воды стремится
Из когтей орла большого,
Из когтей огромной птицы;
На боках у ней отверстья,
На плечах большие щели.
Тут железными когтями
Снова бьет орел огромный,
Крылья пламенем блистают,
А из глаз он мечет искры:
Захватил когтями щуку,
Водяного пса сжимает,
Ту чешуйчатую рыбу;
Тащит чудище потоков
Из ужасной водной глуби
Но спине блестящей моря.
Так сумел Орел могучий
Наконец, при третьей схватке,
Щуку страшную осилить —
Жирного пловца доставить
Из потоков черных Туони,
Речек Маналы глубоких.
Стал поток неузнаваем —
Столько в нем чешуек щучьих,
Нелегко узнать и воздух —
Столько в нем орлиных перьев.
Потащил орел когтями
Рыбу с твердой чешуек"
На большие ветви дуба,
На сосну с густой верхушкой.
Начал пробовать он щуку:
Клювом ей разрезал брюхо,
Разорвал ей грудь когтями,
Отделил главу от тела.
И промолвил Ильмаринен:
"Ох, орел, плохой помощник!
Что же это за пернатый
И какая ж это птица,
Если щуки сам отведал,
Клювом брюхо ей разрезал,
Разорвал всю грудь у рыбы,
Отделил главу от тела!"
Но орел с железным когтем
Улетает в гневе дальше,
Поднялся повыше в воздух