Устремился взять там Сампо,
Крышку пеструю в утесе,
И, идя туда, промолвил,
На ходу он похвалился:
"Говорит во мне мужчина,
Богатырь, что создан Укко;
Я собью в утесе Сампо,
Крышку пеструю сверну я
Только правою ногою,
Только пяткою я двину!"
Вот сбивает Лемминкяйнен,
Он сбивает, ударяет,
Ухватил руками Сампо
И упер колено в землю,-
Но не сдвинулося Сампо,
Крышка пестрая не сбилась.
Сампо корни запустило
В глубину на девять сажен.
В Похъёле бычище вырос.
Был он рослый и могучий,
С очень крепкими боками
И с хорошим сухожильем;
Каждый рог его был в сажень,
В полторы сажени морда.
Взял быка с полей зеленых,
Взял он плуг с окраины поля,
Корни выпахал у Сампо,
Корешки у пестрой крышки,
И подвинулося Сампо,
Крышка пестрая качнулась.
Взял тут старый Вяйнямёйнен,
С ним кователь Ильмаринен,
Третьим с ними Лемминкяйнен,
Взяли так большое Сампо
В глыбе Похъёлы скалистой,
В недрах медного утеса,
Отнесли его на лодку,
В корабле его укрыли.
 
 
Наконец-то Сампо в лодке,
В лодке пестрая та крышка.
Челн мужи толкают в море,
На теченье — стодощатый.
С шумом в воду челн спустился
На течение боками.
И спросил тут Ильмаринен,
Говорит слова такие:
"Но куда свезем мы Сампо
И куда его мы денем,
Чтоб его подальше спрятать,
Скрыть от злобной Сариолы?"
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Вот куда свезем мы Сампо,
Крышку пеструю упрячем:
На туманный мыс далекий,
На покрытый мглою остров,
Чтоб всегда там счастье было,
Чтоб оно там вечно жило.
Там ведь есть еще местечко,
Там клочок земли остался
Невредимый и спокойный
И мечом не посещенный".
Едет старый Вяйнямёйнен
Тут из Похъёлы суровой,
Едет он с покойным сердцем,
Едет к родине веселый,
Говорит слова такие:
"Отвернись от Сариолы,
Повернись ты, челн, к отчизне,
А к чужбине стань спиною!
Ветер, ты качай кораблик;
Ты, вода, гони мне лодку,
Окажи ты веслам помощь,
Легкость дай лопаткам весел
На равнинах вод широких,
По открытому теченью!
Коль малы у лодки весла,
Коль гребцы здесь малосильны,
Невелик на лодке кормчий,
Если дети правят лодкой -
Дай твои нам весла, Ахто,
Ты, хозяин, дай и лодку,
Весла новые получше,
Дай и руль, вполне пригодный!
Сам тогда садись у весел,
Сам иди, чтоб двинуть лодку;
Пусть челнок бежит скорее,
Пусть уключины гогочут
Средь прибоя волн шумящих,
Средь воды, покрытой пеной!"
Гонит старый Вяйнямёйнен
Свой челнок прекрасный дальше.
Сам кователь Ильмаринен
И веселый Лемминкяйнен
Там гребут на этой лодке,
Там гребут и поспешают
По волнам прозрачным, чистым,
По равнинам вод открытых.
И промолвил Лемминкяйнен:
"Сколько я ни греб, бывало,-
Заняты гребцы водою,
А певцы искусным пеньем.
А сегодня я не слышу
Ничего у нас такого:
Нету песен в нашей лодке,
Нету пения на волнах".
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Петь не следует на море,
Начинать в потоках пенье:
Пенье лишь приносит леность,
Песни лишь мешают гребле.
Свет златого дня исчезнет,
Темнота нас здесь застанет
На равнинах вод широких,
На открытом их теченье".
Тут веселый Лемминкяйнен
Говорит слова такие:
"Все равно уходит время,
Исчезает день прекрасный,
Ночь торопится на море,
Набегает ночи сумрак,
Хоть бы ты не пел и вовсе,
Хоть всю жизнь не распевал бы".
Едет старый Вяйнямёйнен
По волнам на синем море,
Правит день, другой день правит,
Наконец, уже на третий,
Встал веселый Лемминкяйнен,
Говорит слова такие:
"Отчего же, Вяйнямёйнен,
Лучший муж, ты петь не хочешь,
Ты же завладел ведь Сампо
И уже домой стремишься?"
Старый, верный Вяйнямёйнен
Так разумно отвечает:
"Слишком рано петь нам песни,
Торжеству еще не время;
Лишь тогда запеть пристойно,
Торжеству тогда лишь время,
Как свои увидишь двери,
Заскрипит своя калитка".
Молвил юный Лемминкяйнен:
"Если бы сидел я кормчим,
Изо всех я сил запел бы,
Всею глоткой зашумел бы,
Даже вовсе не умея,
Напевая очень дурно.
начать не хочешь пенье,
Сам я к пенью приготовлюсь".
Тут веселый Лемминкяйнен,
Молодец тот, Каукомъели,
Рот сложил, как было надо,
И налаживает звуки;
Начинает сам он пенье,
Жалкий шум он поднимает:
Пел он голосом осипшим,
Напевал он горлом грубым.
Так веселый Лемминкяйнен
Расшумелся, Каукомъели.
Борода и рот трясутся,
Подбородок закачался,
Далеко несется пенье,
По волнам оно несется,
До шестой дошло деревни,
За семью морями слышно.
На пеньке журавль уселся,
На сыром холме зеленом;
В пальцах он считает кости,
Поднимает кверху ноги;
Он ужасно испугался
Лемминкяйнена напева.
Поднял крик журавль, услышав,
Испугался, страшно крикнул,
Полетел тотчас оттуда,
В Похъёлу он быстро мчится.
Прилетев туда, на север,
На болоте он остался,
Крикнул голосом противным,
Что есть силы закричал он:
Похъёлы народ он поднял,
Пробудил людей негодных.
 
 
Встала Похъёлы хозяйка,
От дремоты пробудилась,
В хлев пошла стада проведать
И к овину побежала,
Осмотрела в хлеве стадо,
Перечла зерно в амбаре:
Не потеряны коровы,
И зерна не уменьшилось.
Тут к скале она подходит,
К двери медного утеса,
И, придя туда, сказала:
"Горе, горе мне, несчастной!
Здесь была рука чужая,
Все поломаны замочки,
И открыта дверь твердыни,
Все крюки совсем разбиты:
Неужель исчезло Сампо
И похищено насильем?"
Уж похищено то Сампо,
Крышка пестрая исчезла
Там, из глыбы Сариолы,
Там, из медного утеса,
Где замков висело девять,
Десять где засовов было.
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Вся от злобы распалилась,
Видит: власть ее слабеет,
Пропадает также слава.
Удутар она так просит:
"Дева мглы, тумана дочка!
Ты просей туман сквозь сито,
Ниспошли ты мглу густую,
С неба дай сгущенный воздух,
Ты пусти пары густые
На хребет морей блестящих,
По открытому простору,
Чтоб засел там Вяйнямёйнен,
Чтоб застрял Сувантолайнен!
Если ж этого все мало,
Ику-Турсо, ты, сын Старца!
Подними главу из моря,
Подними из волн макушку,
Калевы мужей низвергни,
Утопи друзей потоков,
Пусть те злобные герои
В глубине валов погибнут;
В Похъёлу верни ты Сампо,
Захватив его с той лодки!
Если ж этого все мало -
Ой ты, Укко, бог верховный,
Золотой мой царь воздушный,
Мой серебряный владыка!
Сделай бурю, непогоду,
Силу воздуха ты вышли,
Подними волненье, ветер
Против этой лодки в море,
Чтоб засел там Вяйнямёйнен,
Чтоб застрял Сувантолайнен!"
Надышала дочь тумана,
Нагустила мглу на волны,
Плотно воздух мглой застлала,
Чтобы старый Вяйнямёйнен
Простоял подряд три ночи
Посреди морей широких,
Никуда не мог бы выйти,
Никуда не мог отъехать.
Простояв подряд три ночи
Посреди морских потоков,
Молвит старый Вяйнямёйнен,
Говорит слова такие:
"Даже муж совсем негодный,
Из героев самый слабый,
Не потонет средь тумана,
Не погибнет в испареньях".
Он клинком прорезал воду,
Он мечом ударил море:
Мед с клинка его струится,
Сладкий мед с меча сбегает,
Испаренья всходят к небу,
Поднимаются туманы;
Скоро воды стали чисты,
Прояснились все потоки,
Приоткрылись дальше воды,
И кругом все стало видно.
Мало времени проходит,
Протекло едва мгновенье,
Шум послышался ужасный
На волнах, у красной лодки;
Пена так и брызжет кверху,
Вяйнямёйнену на лодку.
Тут кователь Ильмаринен
Очень сильно испугался,
Кровь со щек внезапно спала,
Вниз с лица его сбежала,
С головою он накрылся
И с обоими ушами,
Закрывает обе щеки,
А еще плотнее очи.
Тотчас старый Вяйнямёйнен
Посмотрел на море с лодки,
Бросил в сторону он взоры,
Видит маленькое чудо:
Ику-Турсо, тот сын Старца,
Поднялся у бока лодки
Головой своей из моря,
Из воды своей макушкой.
Старый, верный Вяйнямёйнен
Турсо за уши хватает,
Поднял за уши повыше
И спросил его сурово,
Говорит слова такие:
"Ику-Турсо, ты, сын Старца!
Ты зачем из моря вышел,
Ты зачем из вод поднялся
Пред очами человека,
Пред сынами Калевалы?"
Ику-Турсо, тот сын Старца,
Не обрадовался очень
И не очень испугался,
Но ответа так и не дал.
Старый, верный Вяйнямёйнен
Во второй раз вопрошает,
В третий раз он молвит строго:
"Ику-Турсо, ты, сын Старца!
Ты зачем из моря вышел,
Ты зачем из вод поднялся?"
Ику-Турсо, тот сын Старца,
Отвечал при третьем разе,
Дал в ответ слова такие:
"Я затем из моря вышел,
Я затем из вод поднялся,
Что намеренье имел я
Калевы весь род прикончить,
Отнести на север Сампо.
Коль меня отпустишь в воду,
Жизнь мне жалкую оставишь,
Не явлюсь уже в другой раз
Пред очами человека".
Тотчас старый Вяйнямёйнен
Отпустил его обратно,
Говорит слова такие:
"Ику-Турсо, ты, сын Старца!
Выходить не смей из моря,
Никогда не поднимайся
Пред очами человека,
От сегодня и до века".
Никогда теперь не смеет
Выходить из моря Турсо
Пред очами человека,
Никогда, пока нам месяц,
Солнце, свет дневной и воздух
Радость светлую даруют.
Правит старый Вяйнямёйнен
Лодкой по морю все дальше.
Мало времени проходит,
Протекло едва мгновенье -
Посылает Укко с неба,
Сам он, воздуха властитель,
Сильный ветер им навстречу
И бушующие бури.
Ветры сильные подули,
Бури страшно загудели,
Ветер с запада бушует,
С юго-запада пронзает,
Напирает он с восхода,
Воет с северо-восхода,
Воет с северо-заката,
Страшно с севера ревет он.
Он сорвал с деревьев листья,
Оторвал у сосен иглы,
Оборвал с лугов цветочки,
Оборвал у злаков стебли
И погнал пески земные
На просторы вод блестящих.
Сильно дули эти ветры,
Захлестали лодку волны,
Унесли тот короб щучий,
Это кантеле из кости,
На веселье всем у Ахто,
Всем у Велламо живущим.
Ахто ловит короб в волнах,
Дети Ахто — на потоках,
Взяли кантеле с собою -
Унесли с собою в воду.
Плачет старый Вяйнямёйнен.
На глазах у старца слезы,
Сам слова такие молвит:
"Вот исчезло, что я создал,
Сгибла вся души отрада,
Утонула радость старца!
Никогда теперь уж больше,
Никогда, пока живу я,
Не придет из зуба щуки,
Из костей моя утеха".
Сам кователь Ильмаринен
Очень сильно испугался,
Говорит слова такие:
"Горе мне, что я поехал,
Что я вышел в это море,
На открытое теченье,
На колеблющихся бревнах,
На ветвях, дрожащих сильно!
Волосы мои знавали
Ветры и большие бури;
Борода моя видала
Злые дни в пространствах водных;
Но видал я редко бурю,
Чтоб была подобна этой:
Страшны бурные потоки,
Эти пенистые волны.
Хоть бы ветер тут помог мне,
Пощадили волны моря".
Старый, верный Вяйнямёйнен
Тут высказывает мненье:
"В лодке плакать не годится,
Горевать в челне не должно:
Плач в несчастье не поможет
И печаль в годину бедствий!"
И потом промолвил слово,
Говорит такие речи:
"Удержи сынов ты, море,
Чад своих, волна морская,
Вниз спусти ты, Ахто, волны,
Велламо, народ свой сбрось ты,
Чтоб он мой челнок не трогал
И не брызгал в ребра лодки.
Поднимись на небо, ветер,
Уходи туда на тучи,
В те места, где ты родился,
Где живут твои родные!
Не вали дощатой лодки,
Не крути мой челн сосновый -
Ты вали в лесу деревья,
Нагибай на высях ели!"
Сам веселый Лемминкяйнен,
Молодец тот, Каукомъели,
Говорит слова такие:
"Прилетай, орел турьянец,
Принеси мне тройку перьев,
Принеси мне пару, ворон,
Для защиты лодки малой,
Для боков ее негодных!"
На края бруски набил он,
Боковые делал доски,
Новые бока он делал,
Вышиной их сделал в сажень,
Чтоб чрез них большие волны
Не могли прорваться в лодку.
Хорошо челнок устроен,
Хорошо подправлен сбоку,
Чтоб его качать мог ветер,
Чтоб могли бросать и волны,
Если он средь пены моря
По волнам пойдет высоким
 

Руна сорок третья

   1. Хозяйка Похъёлы снаряжает военный корабль и отправляется за похитителями Сампо.
   2. Когда она их настигает, на море между Похъёлой и Калевалой завязывается бой, в котором побеждает Калевала.
   3. Однако хозяйке Похъёлы удается выхватить Сампо из лодки, оно падает в море, где разбивается на куски.
   4. Большие куски тонут в море, но мелкие куски волны выбрасывают на берег, к великой радости Вяйнямёйнена, видящего в них основу будущего благоденствия.
   5. Хозяйка Похъёлы угрожает уничтожить все счастье Калевалы, но угроз ее Вяйнямейнен не боится.
   6. Огорченная потерей своей власти, возвращается хозяйка Похъёлы домой, захватив с собой от всего Сампо только пустую крышку.
   7. Вяйнямёйнен старательно собирает с берега обломки Сампо, сращивает их и желает своей стране вечного счастья.
 
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Северный народ сзывает,
Раздает тугие луки,
Собирает меченосцев,
Снаряжает челн военный,
Похъёлы корабль готовит.
На корабль мужей сажает,
Снаряжает их на битву,
Как птенцов выводит утка
И ведет детей в порядке:
Сели сотни меченосцев,
Тысяча державших луки.
Утверждает мачту в лодке,
Ставит парусные стеньги;
Парус к мачте прикрепляет,
Полотно на эти стеньги
Точно облако спустилось
Иль нависла туча в небе,-
Собралась оттуда ехать
И поспешно уезжает
Отбивать обратно Сампо,
Взять его из лодки Вяйнё.
 
 
Старый, верный Вяйнямейнен
Правит лодкой в синем море,
Говорит слова такие,
На корме поднявшись, молвит:
"О ты, сын веселый Лемпи,
Ты друзей моих всех лучше!
Ты взойди наверх, на мачту,
Влезь на парусные стеньги!
Посмотри вперед на воздух,
Посмотри назад на небо,-
Ясны ль воздуха границы,
Все ли ясны иль туманны!"
Влез веселый Лемминкяйнен,
Молодец здоровый, ловкий,
Что всегда готов без просьбы,
Скор всегда без поощренья.
Влез на верх высокой мачты,
Влез на парусные стеньги.
На восток, на запад смотрит,
Он на юг глядит, на север,
И на Похъёлу глядит он.
Говорит слова такие:
"Впереди нас воздух ясен,
Но за нами небо мутно;
Мчится с севера к нам тучка,
Облачко идет с заката".
Молвит старый Вяйнямейнен:
"Ты сказал несправедливо!
Это вовсе там не тучка
И не облако несется:
Это — лодка с парусами.
Посмотри-ка ты получше".
Смотрит пристально второй раз,
Говорит слова такие:
"Там вдали как будто остров,
С юга будто остров в море;
Соколы там на осинах,
Глухари там на березах".
Молвит старый Вяйнямёйнен:
"Ты сказал несправедливо;
Соколов там не бывало,
Глухарей там вовсе нету:
Похъёлы мужи там едут.
В третий раз взгляни получше!"
Тут веселый Лемминкяйнен
В третий раз прилежно смотрит,
Говорит слова такие
И такие молвит речи:
"Лодка с Похъёлы подходит,
Сотней весел бьет по морю!
Сто мужей сидят у весел,
Тысячи сидят там в лодке!"
Тут-то старый Вяйнямёйнен
Наконец узнал всю правду.
Говорит слова такие:
"Налегай-ка, Ильмаринен,
Ты, веселый Лемминкяйнен,
Люди, побыстрей гребите,
Чтоб умчалась дальше лодка,
Чтоб челнок ушел подальше!"
Налегают Ильмаринен
И веселый Лемминкяйнен,
И гребут все люди с ними.
Ходит руль еловый с треском
И уключины со стуком,
И затрясся челн сосновый;
Нос его ревел тюленем,
А корма шумит, как омут,
Вся вода кипит волнами,
Пена движется клубами.
Что есть сил гребут герои,
Все мужи легли на весла,
Но напрасны их усилья,
Не ушел челнок дощатый
От той лодки с парусами,
Лодки с Похъёлы туманной.
Видит старый Вяйнямёйнен,
"Что теперь беда приходит,
Что грозит ему несчастье.
Он подумал и размыслил,
Как же быть и что же делать,
Говорит слова такие:
"У меня исход найдется,
Знаю маленькое чудо".
Он полез в мешочек с трутом,
Он полез туда поспешно,
Взял в мешке кремня кусочек,
Взял он там немного трута;
Бросил тот кусочек в воду,
Чрез плечо налево бросил.
Говорит слова такие
И такие молвит речи:
"Из кремня возникни, отмель,
Появись, утес подводный,
Лодка Похъёлы, разбейся
С ста крюками об утесы
Средь морских прибоев диких,
Среди волн морских громадных!"
И подводный камень вырос,
Под водой утес поднялся;
Он в длину идет к востоку,
В ширину идет на север.
Лодка Похъёлы несется,
По волнам белеет парус;
Натолкнулась вдруг на отмель,
На подводный этот камень,
Раскололся челн дощатый,
Челн стореберный распался,
Мачта в воду повалилась,
Паруса упали в волны,
Их отнес далеко воздух,
Подхватил их резкий ветер.
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Входит в воду по колено,
Хочет сдвинуть лодку с места,
Приподнять свой челн повыше,
Но поднять его не может
И не может лодку сдвинуть:
Ребра все переломались,
Все крюки ее распались.
Долго думала, гадала,
Говорит слова такие:
"Кто совет подать мне может,
Кто помочь мне в состоянье?"
Быстро облик свой меняет,
Принимает облик новый.
Старых кос пяток приносит,
Шесть мотыг, давно ненужных:
Служат ей они как пальцы,
Их, как горсть когтей, сжимает,
Вмиг пол-лодки подхватила:
Подвязала под колена;
А борты к плечам, как крылья,
Руль, как хвост, себе надела;
Сто мужей на крылья сели,
Тысяча на хвост уселась,
Села сотня меченосцев,
Тысяча стрелков отважных.
Распустила Лоухи крылья,
Поднялась орлом на воздух.
В высоте крылами машет
Вяйнямёйнену вдогонку:
Бьет одним крылом по туче,
По воде другое тащит.
Мать воды, жена-красотка,
Говорит слова такие:
"О ты, старый Вяйнямёйнен!
Поверни глаза на солнце,
Обрати на запад взоры,
Посмотри назад немножко!"
Тотчас старый Вяйнямёйнен
Повернул глаза на солнце,
Обратил на запад взоры,
Посмотрел назад немножко:
Видит Похъёлы старуху,
Птицу страшную в полете,
Головою — словно ястреб,
На орла похожа телом.
Вяйнямёйнена настигла.
К самой мачте подлетела,
Уцепилася за стеньги,
На верхушке мачты села;
Уж грозит паденьем лодке,
Уж корабль склонила набок.
Прибегает Ильмаринен
К богу с жаркою мольбою,
Укко он усердно просит,
Говорит слова такие:
"Укко, защити, всесильный,
Огради, о бог прекрасный,
От погибели злой сына,
Чадо матери от смерти,
Защити свое творенье,
Охрани свое созданье!
Ой ты, Укко, всюду славный,
Ой ты, Укко, бог верховный!
Дай мне огненную шубу,
Дай горящую рубашку,
Чтоб я бился под защитой,
Под охраною сражался,
Голова б моя не пала,
Волосы б не повредились
В играх острого железа,
В столкновеньях злобной стали!"
Молвит старый Вяйнямёйнен,
Говорит слова такие:
"О ты, Похъёлы хозяйка!
Хочешь, мы разделим Сампо
На краю земли туманной,
Там, на острове тенистом?"
Молвит Похъёлы хозяйка:
"Не хочу делить я Сампо,
Не хочу с тобой, несчастный,
Поделиться, Вяйнямёйнен!"
А сама хватает Сампо,
Тащит Сампо с лодки Вяйнё.
Тут весёлый Лемминкяйнен
Меч свой с пояса хватает,
Тащит острое железо
С бока левого поспешно.
По когтям орла ударил,
По когтям ударил сильно.
Бьет веселый Лемминкяйнен,
Бьет мечом и прибавляет:
"Ну-ка, вниз, мужи, валитесь,
Вниз, мечи, и вниз, герои,
Сто героев с этих крыльев,
С коготочков по десятку!"
Молвит Похъёлы хозяйка,
Говорит с вершины мачты:
"О веселый Лемминкяйнен,
Кауко жалкий, муж преступный!
Мать родную обманул ты:
Лживо клялся ей, старухе,
Что лет шесть, а то и десять
Не пойдешь ни с кем сражаться,
Хоть бы золота возжаждал,
Серебра хотя б желал ты!"
Старый, верный Вяйнямёйнен,
Вековечный прорицатель,
Тут решил — настало время,
Наступил уж час удобный.
Тащит руль из глуби моря,
Руль дубовый из теченья;
Им чудовище ударил,
Отрубил орлице когти:
И все когти обломались,
Только маленький остался.
Все мужи упали с крыльев,
В волны падают герои,
С крыльев сотня повалилась,
С тела тысяча упала.
А сама орлица с шумом
На края свалилась лодки,
Точно с дерева тетерка,
Точно белка с ветки ели.
 
 
Ухватилася за Сампо,
Тащит пальцем безымянным,
Тащит Сампо прямо в воду,
Крышку пеструю роняет
Прямо с края красной лодки
В глуби синие потоков.
Так разбилось в море Сампо,
Крышка пестрая сломалась.
 
 
Потонули те обломки,
Те куски большие Сампо,
В глубине потоков синих,
В темной тине дна морского;
Там от них в воде богатство
И сокровища у Ахто.
Никогда в теченье жизни
И пока сияет месяц,
Не погибнет вод богатство
И сокровище у Ахто.
Полегли куски другие,
Те обломки, что поменьше,
На хребте воды лазурной,
На волнах морских широких,
Чтоб морской качал их ветер,
Колыхало б их теченье
И качал их в море ветер,
Колыхало их теченье
На хребте воды лазурной,
На волнах морских широких;
Их на берег гонит ветер,
Их к земле несет теченье.
Старый, верный Вяйнямёйнен
Видит волны от прибоя,
Видит, как на берег моря,
На прибрежье волны гонят
И влекут обломки Сампо,
Те осколки пестрой крышки.
Он обрадовался очень,
Говорит слова такие:
"Вот отсюда выйдет семя,
Неизменных благ начало,
Выйдут пашни и посевы
И различные растенья!
Блеск луны отсюда выйдет,
Благодетельный свет солнца
В Суоми на больших полянках,
В Суоми, сладостной для сердца".
 
 
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"У меня найдется выход,
У меня найдется средство
Против пашни и посевов,
Против пастбищ и растений,
Против месяца сиянья,
Против солнечного блеска:
Заточу в утес я месяц,
Я в горе упрячу солнце;
Я морозом заморожу,
Застужу я сильной стужей
Все, что вспашешь и посеешь,
Все посевы и запасы.
Я направлю град железный,
Набросаю град из стали
На твои большие пашни,
На прекраснейшее поле.
Вышлю из лесу медведя,
Редкозубого из чащи;
Пусть жеребчиков терзает,
Пусть кобыл он разрывает,
Пусть стада твои пожрет он,
Пусть коров твоих погубит.
Изведу народ твой мором
И весь род твой уничтожу,
Чтоб, пока сияет месяц,
Не было о нем и слуху".
Молвит старый Вяйнямёйнен,
Говорит слова такие:
"Ни лапландские мне чары,
Ни турьянские не страшны!
Укко лишь — в погоде властен,
Он ключи судьбы имеет.
Не чудовищу иметь их,
Не врагу держать руками.
Если я творцу доверюсь,
На благого понадеюсь,
Он червей с посевов сгонит,
Сгонит он злодеев с жатвы,
Чтоб не портили посевов,
Не губили бы растений,
Чтоб стеблей не истребляли,
Ни от семени побегов.
О ты, Похъёлы хозяйка!
Ты в скалу сажай лишь беды,
В гору прячь одну лишь злобу,
Заключай страданье в камни,
А не лунный свет прекрасный
И не солнце золотое!
Ты морозь своим морозом,
Ты студи своею стужей
То, что ты сама посеешь,
Семена, что в землю бросишь!
Шли туда свой град железный,
Эти градины стальные,
Где твои же пашут плуги,
К пашням Похъёлы направь их!
Вышли из лесу медведя,
Из чащобы злую кошку,
Косолапого из леса,
Редкозубого из рощи -
Выгон Похъёлы тревожить,
Стаду Похъёлы угрозой!"
 
 
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Власть моя отныне гибнет
И могущество слабеет:
Под водой мое богатство,
В глубине у моря — Сампо".
Тут домой уходит с плачем,
В Похъёлу идет со скорбью;
Не пришлось ей взять от Сампо
Ничего, что было 6 ценно,
Но взяла с собой немножко
Безымянным только пальцем:
В Похъёлу приносит крышку,
В Сариолу лишь щепотку.
Бедность в Похъёле отсюда,
Мало хлеба у лапландцев.
 
 
Старый, верный Вяйнямёйнен
Вышел сам тогда на берег,
Там нашел куски от Сампо,
Щепочки от пестрой крышки,
Он собрал на побережье,
На песчаном мягком месте.
Посадил осколки Сампо,
Щепочки от пестрой крышки
На мысочке средь тумана,
Там, на мглистом островочке,
Чтоб росли и умножались,
Чтоб могли преобразиться
В рожь прекрасную для хлеба
И в ячмень для варки пива.
Молвит старый Вяйнямёйнен,
Говорит слова такие:
"Ой ты, Укко, бог верховный,
Дай нам счастьем насладиться,
Провести всю жизнь счастливо
И ее окончить с честью
На полянах Суоми светлых.
В этой Карьяле прекрасной,
Укко, защити, всесильный,
Огради, о бог прекрасный,
От мужей со злою мыслью
И от жен с недоброй думой!
Укроти земных злых духов,
Водяные злые силы!
Будь сынам своим защитой,
Будь для чад своих подмогой,
Ночью будь для них опорой,
Будь и днем для них охраной!
Пусть не светит дурно солнце,
Не сияет дурно месяц,
Пусть не веют злые ветры,
Пусть не льется вредный ливень,
Холода не повредят нам
Или злая непогода!
Ты поставь забор железный,
Выстрой каменную крепость
Вкруг того, чем я владею,
С двух сторон родного края,
Чтобы шли с земли до неба,
Чтоб с небес к земле спускались,
Были нашему жилищу
И защитой и охраной,
И злодей не смог бы тронуть,
Враг плодов не смог похитить
Никогда, пока на небе
Золотой блистает месяц!"
 

Руна сорок четвёртая

   1. Вяйнямёйнен отправляется в море искать потерянное кантеле, однако не находит его.
   2. Затем он делает из березы новое кантеле, играя на нем, восхищает все, что есть в природе.
 
Старый, верный Вяйнямёйнен
Так подумал и размыслил:
"Хорошо вот поиграть бы,
Хорошо б повеселиться
И пожить бы жизнью новой
В ослепительных палатах.
Только кантеле пропало,
Унеслась моя утеха
В те места, где плещут рыбы,
Где живут меж камней семги,
На утеху водяному
Да у Велламо живущим.
Мне она его не выдаст,
Не отдаст обратно Ахто.
О кователь Ильмаринен!
Ты вчера ковал, работал,
Ты покуй еще сегодня,
Скуй мне грабли из железа,
Частозубые мне грабли,
Зубы с длинной рукояткой,
Чтоб я мог сгребать в потоках,
Чтоб сгребал я волны в кучу,
Чтоб тростник собрал я вместе
По всему прибрежью моря
И нашел утеху в море,
Взял бы кантеле обратно
Из глубин, где плещут рыбы,
Где живут меж камней семги!"
И кузнец тот Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Сделал грабли из железа
С рукояткою из меди,
По сто сажен в каждом зубе,
Ручку впятеро длиннее.
Принял старый Вяйнямёйнен
Эти грабли из железа
И прошел весьма немного,
Путь прошел весьма короткий
По каткам, обитым сталью,
По каткам, где много меди.
Два челна там находились,
Две совсем готовых лодки
На катках, покрытых сталью,
На катках, где много меди.