состоял лишь из горных вершин, высоких скал, хребтов и плоскогорий,
торчавших над бирюзовым туманом. Местная ойкумена разом сузилась, сжалась,
как бы усохла, превратившись в несколько крохотных точек-островков; и на
одном из них, маленьком и бесплодном, сейчас и находился он, Ричард Блейд.
Без всякой надежды выбраться отсюда!
Может быть, там, внизу, есть жизнь, разумные существа, цивилизация, о
которой предупреждал Хейдж... Все это ему недоступно; и если бы он вдруг
чудом перенесся на берег реки или лесную опушку, то погиб бы там через
четверть часа от кислородного голодания. Через четверть часа? Скорее всего,
гораздо раньше! Он не знал, сколько времени может протянуть человек в
атмосфере, содержащей восемь или десять процентов кислорода, и не собирался
выяснять это на собственной персоне.
Отступив на три десятка шагов от границы бирюзового тумана, Блейд
присмотрел подходящий валун, сел и задумался.
Если он попал в мир, владеющий совершенной техникой, то у местных
обитателей наверняка есть что-то вроде скафандров... Собственно, ему
требовался даже не скафандр, а обычная кислородная маска; с ее помощью он
мог бы существовать в этом бирюзовом тумане. Для технической культуры,
создавшей устройства для перемещения меж реальностями, это сущий пустяк!
Правда, он до сих пор не видел никаких признаков местной культуры, абсолютно
ничего похожего на летательные аппараты или наземные машины; и ночью в небе
не было заметно быстродвижущихся огней... Странная ситуация! По словам
Хейджа, он должен был попасть в реальность, где происходят темпоральные
возмущения! Возможно, тут они имеют не искусственную, а естественную
природу?
Ладно, забудем пока о том, что внизу, решил он, и обратимся к горным
высям. Есть ли тут какие-то создания, разумные твари или просто животные,
годные на мясо? Кроне этих светящихся жуков? Бросив взгляд в сторону кустов
винослива, странник с отвращением скривился; перспектива просидеть месяц или
два на такой диете буквально ужасала.
Чудовищно! Ни кроликов, ни оленей, ни диких кабанов, ни антилоп или
хотя бы крыс -- ничего в этих высокогорных краях! И уж, конечно, никаких
людей... откуда тут взяться людям, на этих клочках суши, разделенных
безбрежными морями и океанами голубоватого тумана! Скорее всего, разумные
существа обитают внизу... возможно, они совсем не походят на гуманоидов...
Ему же доступны только клочки, жалкие клочки -- вместо щедрой и изобильной
земли... Какой бездарный мир!
Клочки?
Внезапно он ударил себя по лбу, вскочил и подбежал к слегка
опалесцирующей поверхности, уже без опаски погрузившись в таинственную среду
по колени.
Прищурившись, он долго смотрел вниз, потом приставил ладонь козырьком
ко лбу и медленно повел взгляд от подножия горы к недалекому лесу. Пожалуй,
не больше мили в глубину... да, никак не больше мили, считая по вертикали...
Не больше мили! Любопытно!
Он вновь почувствовал интерес; этот мир уже не казался ему столь
нелепым и бездарным. В конце концов, на Земле была масса приятных мест,
расположенных на высоте мили; курорты Швейцарии, например, или лесистые
склоны Татр и Аппенин. Нет, не стоит поддаваться панике! Миля -- всего лишь
миля; это еще не высокогорье, где царствуют камень и лед. Взять хотя бы
вершину, на которую он попал...
Блейд огляделся. Что ж, даже здесь есть трава, деревья и кустарник!
Конечно, маловато воды и почва довольно скудная, но он приземлился всего
лишь на небольшую горку! Где-то должны быть местные Гималаи, Тибет и Памир,
Кордильеры, Пиренеи и Иранское нагорье! Тысячи, сотни тысяч квадратных миль
земли, пусть гористой, но с хорошей почвой, озерами и реками, берущими
начало в ледниках! Места, где он сможет дышать! С деревнями, поселками и
городами! С людьми! Вот только как добраться до этих обитаемых и обширных
континентов?
Странник с тоской уставился на запад, на недосягаемые острова и
материки, где, возможно, ключом била жизнь, потом начал припоминать
минувшее. Меотида, которую он посетил больше десяти лет назад, была гористой
страной... не миля, конечно, но в среднем полмили... и, тем не менее,
выглядела прекрасным и цветущим краем... То же самое можно было сказать и о
Тарне, расположенном на высоком плоскогорье... Катразские горные леса
казались раем для охотников... как и каньоны Иглстаза, заросшие соснами...
Даже в стране хиттов, среди лабиринта ущелий и бесплодных скал, встречались
оазисы -- там выпасали скот, разбивали огороды... А Таллах! Чудесный остров
в тропическом океане! Он тоже был гористым -- и, вдобавок, не очень большим,
-- но полным великолепия и величия! На миг перед мысленным взором Блейда
мелькнули дворцы из разноцветного мрамора, буйная зелень парков, людные
торговые улочки, гигантский амфитеатр и уходящая к небу скала -- Священный
Камень, с вершины которого он слез, впервые попав на Таллах, а в самом конце
своего странствия стартовал домой, на Землю. Потом это очаровательное
зрелище исчезло, растаяло в тумане прошлого; он снова находился на склоне
неведомой горы в неведомом мире под неведомыми небесами. Только, в отличие
от Таллаха, спускаться с этой вершины было некуда...
Повернувшись спиной к заманчивым островам, маячившим на горизонте,
Блейд побрел к скалам, намереваясь поподробнее исследовать ущелья и
расселины. По пути он размышлял о том, что бирюзовая среда является куда
более серьезным препятствием, чем земные океаны. Огромные пространства
соленой воды разъединяли континенты, но они же и связывали их -- при
надлежащем развитии мореплавания. Так было не только на Земле; ситуация на
том же Катразе или в Меотиде, Кархайме и Сарме ничем принципиальным не
отличалась от земной. Везде, где были моря, были и суда, торившие морские
дороги, были купцы и пираты, были военные корабли и рыбачьи лодки. Словом, в
воде можно было плавать; но как перемещаться в этой голубой субстанции? В
ней, по ней или над ней? Скорее, последнее... Если обитатели этого мира
достаточно развиты, у них должны быть воздушные суда или дирижабли... хотя
бы -- примитивные аэростаты и планеры...
Блейд поднял тоскливый и ищущий взгляд к синим небесам, но там
по-прежнему не наблюдалось никаких признаков цивилизации, небо было ярким,
теплым и абсолютно пустым, как в доисторической Уркхе, где обитали волосатые
неандертальцы. Вздохнув, он продолжил свой путь, намереваясь первым делом
прогуляться по ущелью, самому ближнему к ручейку. Там, где вода, зачастую
можно найти что-нибудь интересное... вдруг тут есть ночные животные, которые
днем скрываются в логовищах или норах... тогда должны быть следы водопоя...
Размышляя на эту тему и вооружившись на всякий случай увесистым
булыжником, Блейд вступил в крохотный каньон меж двух довольно высоких
утесов. Он был узок, не более семивосьми ярдов, но в одном месте расширялся,
образуя довольно просторную площадку, покрытую травой и ярко освещенную
солнцем, уже висевшим в зените. Добравшись до нее, странник замер в
изумлении, прижимая к груди свой камень.
Нет там не было никаких нор и звериных логовищ, никаких отпечатков
копыт или когтистых лап. Все оказалось гораздо интереснее: посреди площадки
стояла хижина, а прямо перед ней скалились в траве черепа и сквозь лохмотья
сгнившей одежды белели кости.
Блейд, чрезвычайно заинтригованный, присел на корточки. С минуту он
разглядывал свою находку, потом отбросил булыжник разыскал прут и принялся
очищать скелеты от остатков одежды. Всего он обнаружил четыре костяка,
лежавших рядом, словно их обладатели некогда сгрудились вместе перед лицом
опасности. Один скелет принадлежал мужчине, при жизни -- рослому и
широкоплечему, другой, поменьше был явно женским. Два остальных, еще менее
крупных, странник определил как детские. Вернее, это были останки
подростков, которым стукнуло лет тринадцать-четырнадцать, определить их пол
он не смог, но почемуто думал о них, как о мальчишках.
Несомненно, перед ним была семья -- отец, мать и двое детей,
несомненно, они приняли насильственную смерть, сражаясь с врагами. И,
несомненно, это никак не свидетельствовало о высокой цивилизации!
Дьявольщина, подумал Блейд, откуда же тогда эти темпоральные всплески,
зафиксированные прибором Лейтона?
Сидя на корточках, он начал внимательно изучать свою находку. Череп
мужчины был расколот страшным ударом булавы, остальную троицу явно зарубили
мечами или топорами. Скорее всего, не с целью грабежа, поскольку оружие
оборонявшихся лежало рядом: боевая кирка на длинной рукояти, которой
действовал мужчина, большой и широкий нож-секач -- около женщины; топор и
что-то похожее на косу -- неподалеку от костей подростков. Как показалось
Блейду, над трупами потрудились птицы -- вероятно, те самые, летавшие высоко
под облаками, которых он видел вчера.
Он поднял кирку -- увесистое и довольно грозное оружие. Ее конец на три
дюйма покрывала темная корка крови, давно засохшей и превратившейся в
грязновато-бурые чешуйки; видимо, один из нападающих тоже распростился с
жизнью. Странник сдул бурую пыль, провел пальцем по остро заточенному
стальному клюву. Сколь многое можно было сказать, глядя на этот металл, на
плавные обводы острия, на любовно выточенную рукоятку! Прежде всего -- о
стали; оружие сделали не из железа, а из отличного сплава, почти не
потускневшего за год или два, что минули со дня сражения. Форма кирки, ее
вес, остатки какого-то жира или масла на металле, древко из прочного темного
дерева, тщательно отшлифованное и стянутое полудюжиной широких стальных
колец, -- все это говорило о том, что хозяин смертоносного кайла принадлежал
к племени воинственному, умевшему ценить оружие и биться с ним в руках до
смерти.
Не выпуская кирку из рук, Блейд осмотрел лезвия ножа, топора и косы. На
них не было старых следов крови, но они казались выщербленными и
затупившимися. Били по металлу, решил странник, значит, нападавших защищали
доспехи, непроницаемые для руки женщины или подростка.
Он выпрямился и, опираясь на кирку, некоторое время разглядывал
скелеты, пытаясь восстановить картину боя. Мужчина явно стоял впереди,
прикрывая свою подругу и детей, видимо, когда он пал, расправа над его
семейством заняла считанные секунды. Блейд склонил голову перед их
останками, потом быстро поднял ее, что-то мелькнуло в его голове, словно
вспышка молнии.
А, письмена! Руны!
Он перевернул оружие, присмотрелся к рукояти. Так и есть -- надпись!
Угловатые, глубоко врезанные в дерево буквы сложились в слова; "Кампал
Эгонда, рирдот". Так вот как его звали! Довольно кивнув головой, странник
пристроил кирку на плече. Итак, этот мир не являлся исключением -- как во
многих иных реальностях, он понимал не только местный язык, устную речь, но
и письменные знаки.
Шагая к хижине -- весьма просторному сооружению, сплетенному из прутьев
-- он думал, что и в этой реальности есть люди. Как и везде, они воюют,
нападают и защищаются, куют клинки и прочные доспехи, и, судя по всему,
умеют перебираться с острова на остров, с материка на материк. Каким же
образом? На воздушных кораблях? Вряд ли... Даже примитивный аэростат -- тем
более, установка для странствий в Измерении Икс! -- плохо вязался с фигурами
закованных в железо рыцарей, с топором, ножом, с этой киркой... Хотя сталь
на нее и в самом деле пошла неплохая!
Он заглянул в хижину, быстро осмотрел нехитрый скарб хозяев: каменный
очаг, пару больших корзин с одеждой, коекакой сельскохозяйственный инвентарь
-- лопаты да вилы с непривычно изогнутыми зубьями, фляги, кожаный бурдюк,
глиняную посуду, огниво с кресалом, мешки и сумки. Все это выглядело весьма
примитивным. В одной из сумок обнаружились какие-то твердые, как подошва,
лепешки, завернутые в промасленную парусину. Блейд надкусил, с трудом
прожевал и довольно улыбнулся: то было нечто вроде пеммикана, сушеное мясо,
протертое с жиром и ягодами -- теми самыми сливами или виноградом, что
составляли пока единственный доступный ему продукт. В сухом горном воздухе
эти примитивные консервы не испортились, а только закаменели; при известном
усилии их вполне можно было употребить в пищу.
Он вытряхнул на земляной пол содержимое корзин с одеждой и начал
копаться в пестром ворохе домотканого грубого холста. Тут нашлись штаны,
рубаха и шерстяная фуфайка без рукавов -- просторные, вполне подходящего
размера. Блейд натянул эти одеяния, подпоясался широким ремнем, разыскал
большой плащ и кожаные башмаки -- что-то вроде невысоких сапог. Засунув и
мешок плащ, лепешки, флягу и кое-какие мелочи, странник решил, что теперь
его экипировка не оставляет желать лучшего.
Сложив свою добычу пока на полу, он покинул хижину, чтобы продолжить
осмотр.
Слева от жилища был разбит крохотный огородик, весь скрытый травой;
трудно было сказать, что в нем когда-то выращивали. Справа наблюдались
остатки изгороди, а за ней -- засохшие лепешки навоза. Вероятно, у семьи
Кампала Эгонды имелся скот либо птица, и Блейд сообразил, что это было
единственной добычей победителей. Значит, им была нужна пища? Мясо? Или они
просто прирезали скотину, устроив маленькую пирушку? Что-то вроде пикника на
свежем воздухе по случаю славной победы?
Странник обогнул хижину и вздрогнул -- пожалуй, сильнее, чем при виде
костей и черепов. Конечно, они были явным признаком обитаемости этого мира и
пришлись весьма кстати, но теперь его поджидал второй сюрприз -- и не менее
любопытный.
Лодка!
Во всяком случае, эта штука походила на лодку -- или на большую модель
птицы с кургузыми крыльями. С минуту Блейд в удивлении обозревал ее, потом
подошел поближе и приступил к подробному осмотру.
Суденышко напоминало каноэ и оказалось сравнительно небольшим -- три с
половиной ярда в длину н ярд в ширину. Его корпус был сплетен из прутьев и
обтянут снаружи огромными вздутыми листьями толщиной с подушку; к нему
горизонтально крепились четыре рычага или складных реи, которые несли
паруса. Кроме них имелась и мачта -- довольно высокая и лежавшая сейчас на
дне пироги; на нее тоже был намотан парус. Все это сооружение скрепляли три
шпангоута, выточенных из темного дерева, к которым крепились скамьи. Нос был
чуть сужен, но не заканчивался острым форштевнем, как у земных судов; скорее
он походил на закругленную поверхность детских пластмассовых санок. На корме
и носу располагались два больших плетеных короба -- вероятно, для запасов.
Блейд не обнаружил ни киля, ни руля. Днище лодочки было почти плоским,
и ближе к нему борта заметно расходились -- как он решил, для большей
устойчивости. Вместо руля использовались боковые реи -- странник быстро
нашел четыре рукояти, с помощью которых их можно было развернуть на всю
длину и поставить под углом к корпусу.
Удивительная посудина! Ни руля, ни весел, зато множество ветрил!
Впрочем, она не предназначалась для плавания по воде; несомненно, эта
лодочка была местным транспортным средством, которое Блейд и чаял найти. Он
покачал плетеный корпус, лежавший прямо на траве, и поразился его легкости;
казалось, его находка не весила ничего.
Так и должно быть, подумал он. Для того, чтобы перемещаться по
бирюзовой субстанции, нужно что-то очень легкое, почти воздушный шар... Но
неужели -- Блейд невольно повернул голову туда, где лежали скелеты --
неужели четыре человека со всем своим скарбом, включая тяжелые металлические
изделия и скот, перебрались сюда на таком корыте? Это казалось невероятным.
Приподняв лодку, он пристроил ее на плече, обхватил днище рукой и
направился обратно, к выходу из ущелья. Транспортировка пироги не составила
труда -- она действительно весила не больше двух-трех фунтов. Блейд оттащил
ее к южному краю крохотного плоскогорья, туда, где он в первый раз попытался
погрузиться в бирюзовый туман, и опустил на землю. В лодке нашлась веревка,
тонкая, длинная и прочная, со стальной кошкой на конце. Размотав ее, Блейд
надежно зацепил крюк за ствол ближайшего винослива; ему все чудилось, что
невесомое суденышко вдруг вспорхнет и улетит, подхваченное слабым порывом
ветра.
Может, приступить к испытаниям? Странник взглянул на солнце, уже далеко
перевалившее за полдень. Нет, сначала он должен сделать еще кое-что...
Блейд вернулся к хижине, внимательно осмотрел ее, сунул в мешок еще
несколько мелочей -- нож, кружку, огниво с трутом, запасную рубаху и кожаный
бурдюк, -- и вынес свою добычу наружу. Потом, вскинув на плечо кирку и
лопату, он вновь подошел к бренным останкам Кампала Эгонды, рирдота, и его
семьи. Постояв над ними в мрачном молчании, странник принялся с
остервенением врубаться в неподатливую землю. Он был обязан этим людям; они
снабдили его оружием, одеждой, пищей и, что самое главное, транспортным
средством. Так что ему, как минимум, придется их похоронить, а как максимум
-- отомстить убийцам... не столько за Кампала Эгонду, воина, сколько за
женщину и детей...
Он взмок, но продолжал копать, иногда сменяя кирку на лопату, чтобы
отбросить разбитые комья земли. Наконец яма показалась ему достаточно
глубокой. Блейд опустил в нее кости, засыпал, выровнял лопатой могильный
холмик; потом, преклонив колено, прочитал краткую заупокойную молитву
собственного сочинения. Любому, кто мог бы услышать ее в этом мире или в
каком-нибудь другом -- она показалась бы весьма странной. Очень странной!
Ибо Ричард Блейд упоминал не только земного Творца и Вседержителя, но и
альбийского Тунора, жуткого БекТора из Сармы, пожирателя людей, Черных и
Белых божеств Зира, Духа Единства бленаров -- всех богов, милостивых и
грозных, дарящих покой усопшим и сладость мести живым.
Закончив свою заупокойную службу, он поднял мешок и вернулся на берег.
Да, на берег -- теперь он воспринимал эту бирюзовую субстанцию как океан,
как некую среду, по которой можно передвигаться на корабле или на лодке. Ну,
а раз имелся океан, то были, естественно, и берега! Ухмыльнувшись, Блейд
покосился на темные тучки на западном горизонте, которые словно бы стали
заметнее и ближе. Дела шли превосходно -- если не считать печальной участи
Кампала Эгонды и его семейства; но тут уж ничего не попишешь. Зато теперь у
него имелась полная экипировка и судно, все, что надо для дальних
странствий. И он получил важное предупреждение -- о том, что в этом
удивительном мире живут люди, враждующие друг с другом. Не слишком
поражающая, но весьма ценная информация.
Итак, судно; к нему Блейд и приступил, с трудом сжевав один из брикетов
пеммикана.
Самым странным элементом конструкции ему показалась внешняя обшивка из
листьев, которые были, по-видимому, приклеены к плетеному корпусу. Он сразу
вспомнил, где видел эти огромные зеленые матрасы, формой напоминавшие
слоновьи уши, плотные и толстые; они придавали его суденышку вид неуклюжего
утюга с обрезанной передней частью. Эти листья росли на бутылочных деревьях,
и было их тут великое изобилие.
Достав из мешка нож, Блейд направился к ближайшему дереву и срезал пару
листьев, с усилием перепилив толстые плотные черенки. Он сразу почувствовал,
как они потянулись вверх, словно воздушные шары с теплым воздухом; вероятно,
их наполнял какой-то легкий газ. Странник придавил один лист большим валуном
и начал экспериментировать со вторым. Он взрезал внешнюю оболочку, довольно
кивнув, когда послышалось шипенье выходившего наружу газа, и тут же выяснил,
что лист почти полуфутовой толщины внутри состоит как бы из небольших камер
с тонкими полупрозрачными стенками. Вероятно, эти мешки и были наполнены
газом -- вот только каким? Существовало два возможных претендента, гелий и
водород; оба -- прозрачные и без какого-либо характерного запаха. Впрочем,
существовал способ проверить.
Проколов еще несколько газовых камер -- достаточное число, чтобы лист
не вознесся в поднебесье, -- Блейд вытащил огниво и запалил небольшой
костерок. Он выждал, пока сухие ветви и стволы винослива как следует
разгорятся, потом прихватил несколько пылающих факелов, швырнул их на
изрезанный лист и отбежал подальше. Через полминуты, когда перегорела первая
же стенка, над листом взметнулось пламя и резкий сильный хлопок нарушил
царившую вокруг тишину.
Значит, водород, образующий в смеси с кислородом гремучий газ! Рядом с
этими штуками -- Блейд опасливо покосился на листья -- не стоило разжигать
огонь. Вероятно, деревья-бутылки высасывали легкий газ из атмосферы,
накапливая в листьях. Может быть, и в стволах?
Озаренный внезапной догадкой, он направился к дереву, вонзил в него нож
и вырезал изрядный кусок. Древесина была плотнее кожистой поверхности листа
и с трудом поддавалась клинку -- словно плотная пробка; однако она тоже
имела ячеистую структуру, только тут газовые мешочки оказались маленькими,
величиной с десятую дюйма, перегородки же между ними были прочными и
деревянистыми. Странник швырнул почти невесомую щепку в бирюзовый океан. Она
медленно спланировала в воздухе, коснулась границы раздела и поплыла по ней,
подгоняемая слабым ветерком -- точно, как сосновое полено по воде.
Итак, в этом мире существовала не только весьма необычная среда, но и
отличный способ ее преодолеть! Воистину, решил Блейд, у природы к каждому
тайному ларцу есть свой ключик, и человек, существо изобретательное, рано
или поздно находит его. Раз есть подходящий материал, значит, можно
построить и лодку, и плот, и корабль... большой корабль, способный нести
многочисленный экипаж, пассажиров, грузы! Он поднял голову и уставился на
горизонт, словно ожидал, что из-за этой неясной синеватой полоски вот-вот
покажутся окрыленные парусами мачты. Но бирюзовая равнина была спокойной,
безмолвной и безжизненной.
Из чистого озорства странник разделался со вторым листом: вспорол
несколько газовых камер и забросил слегка потяжелевший груз на пять ярдов от
берега. Лист, плавно покачиваясь, поплыл вслед за щепкой -- на запад. В
направлении далеких островов, маячивших на горизонте! К материку!
Блейд послюнил палец, попробовал ветер -- тот был слаб, но устойчив.
Кажется, можно отправляться в путь... Или стоит получше изучить свое судно?
Склонившись ко второму решению, он провозился с лодкой до самого вечера
-- спустил ее в бирюзовый океан (впрочем, оставив привязанной к кусту),
поставил мачту, поупражнялся с боковыми парусами, придававшими его пироге
вид странной четырехкрылой птицы. Вскоре он выяснил, что грузоподъемность
суденышка не превышает пятисот фунтов; на нем могли плыть два человека с
небольшим запасом воды и пищи -- или один с более весомым снаряжением. Не
подлежало сомнению, что злосчастный Кампал Эгонда, рирдот, прибыл сюда на
каком-то солидном и крупном корабле или плоту, способном перевезти и всю его
семью, и скот, и прочее имущество. Вероятно, оставленное ему плавсредство
было всего лишь яликом, на котором в случае чего предстояло преодолеть
три-четыре десятка миль до мест более цивилизованных, чем эта скалистая
вершина.
Впрочем, это суденышко Блейда вполне устраивало, так как ничего лучшего
он не имел.
Он расположился на ночлег на прежнем месте, не желая тревожить покой
погибших и похороненных им людей. Но теперь перед ним весело трещал костер,
и глиняном горшке булькало варево из местного пеммикана а рядом, у правой
руки успокоительно поблескивал стальной клюв кирки. Ричард Блейд погладил ее
толстую, длинную надежную рукоять, отполированную ладонями Кампала Эгонды, и
вознес еще одну молитву за упокой его души
* * *
Утром он отправился в путь.
Слабый бриз нес его суденышко на запад, к темневшей далеко на горизонте
гряде, похожей на грозовую тучу. Лодка двигалась неторопливо, со скоростью
пять или шесть узлов, и ощущения, которые испытывал ее пассажир, совсем не
походили на те, что возникают у мореплавателя. Не была плеска волн, не было
соленых брызг, не было качки; бесшумно и плавно крохотный кораблик скользил
в вышине, подвижный и легкий, как воздушный шар. Блейд словно мчался в
небесах этого странного мира, разглядывая его поверхность с огромной высоты
-- свободный, как птица, вольный, как ветер. Чуть подрагивала мачта,
вздувались паруса, и лодочка неторопливо плыла вперед, оставляя за кормой
милю за милей.
Блейд сидел посередине, стараясь не покачнуть свое хрупкое судно. Внизу
под ним расстилалось нечто похожее на лес -- густые древесные кроны, то
желтые, то золотистые, то бурооранжевые или красноватые. Он не видел ни
зеленого, ни синего цветов; чудилось, эта чаща охвачена осенним пожаром. Но
вряд ли в этом мире была осень. Солнце сияло совсем полетнему, теплый воздух
ласкал обнаженную грудь странника, и он решил, что для растительности на дне
бирюзового океана желтый цвет является, видимо, естественным.
С высоты было трудно оценить величину деревьев, но казалось, что они не
больше земных -- во всяком случае, не гиганты, по ветвям которых Блейд
путешествовал в лесах Брегги. Желтую волнистую поверхность чащи прорезала
река, та самая, которую он видел с покинутого недавно плоскогорья; сверху
она походила на серебряную ленту, брошенную на золотистое покрывало. Кое-где
по берегам встречались скалы -- черные и темно-коричневые; временами лес
отступал, и вдоль воды тянулись узкие полоски песка.
Прошло часа три. Горная вершина на востоке превратилась в едва заметное
торчавших над бирюзовым туманом. Местная ойкумена разом сузилась, сжалась,
как бы усохла, превратившись в несколько крохотных точек-островков; и на
одном из них, маленьком и бесплодном, сейчас и находился он, Ричард Блейд.
Без всякой надежды выбраться отсюда!
Может быть, там, внизу, есть жизнь, разумные существа, цивилизация, о
которой предупреждал Хейдж... Все это ему недоступно; и если бы он вдруг
чудом перенесся на берег реки или лесную опушку, то погиб бы там через
четверть часа от кислородного голодания. Через четверть часа? Скорее всего,
гораздо раньше! Он не знал, сколько времени может протянуть человек в
атмосфере, содержащей восемь или десять процентов кислорода, и не собирался
выяснять это на собственной персоне.
Отступив на три десятка шагов от границы бирюзового тумана, Блейд
присмотрел подходящий валун, сел и задумался.
Если он попал в мир, владеющий совершенной техникой, то у местных
обитателей наверняка есть что-то вроде скафандров... Собственно, ему
требовался даже не скафандр, а обычная кислородная маска; с ее помощью он
мог бы существовать в этом бирюзовом тумане. Для технической культуры,
создавшей устройства для перемещения меж реальностями, это сущий пустяк!
Правда, он до сих пор не видел никаких признаков местной культуры, абсолютно
ничего похожего на летательные аппараты или наземные машины; и ночью в небе
не было заметно быстродвижущихся огней... Странная ситуация! По словам
Хейджа, он должен был попасть в реальность, где происходят темпоральные
возмущения! Возможно, тут они имеют не искусственную, а естественную
природу?
Ладно, забудем пока о том, что внизу, решил он, и обратимся к горным
высям. Есть ли тут какие-то создания, разумные твари или просто животные,
годные на мясо? Кроне этих светящихся жуков? Бросив взгляд в сторону кустов
винослива, странник с отвращением скривился; перспектива просидеть месяц или
два на такой диете буквально ужасала.
Чудовищно! Ни кроликов, ни оленей, ни диких кабанов, ни антилоп или
хотя бы крыс -- ничего в этих высокогорных краях! И уж, конечно, никаких
людей... откуда тут взяться людям, на этих клочках суши, разделенных
безбрежными морями и океанами голубоватого тумана! Скорее всего, разумные
существа обитают внизу... возможно, они совсем не походят на гуманоидов...
Ему же доступны только клочки, жалкие клочки -- вместо щедрой и изобильной
земли... Какой бездарный мир!
Клочки?
Внезапно он ударил себя по лбу, вскочил и подбежал к слегка
опалесцирующей поверхности, уже без опаски погрузившись в таинственную среду
по колени.
Прищурившись, он долго смотрел вниз, потом приставил ладонь козырьком
ко лбу и медленно повел взгляд от подножия горы к недалекому лесу. Пожалуй,
не больше мили в глубину... да, никак не больше мили, считая по вертикали...
Не больше мили! Любопытно!
Он вновь почувствовал интерес; этот мир уже не казался ему столь
нелепым и бездарным. В конце концов, на Земле была масса приятных мест,
расположенных на высоте мили; курорты Швейцарии, например, или лесистые
склоны Татр и Аппенин. Нет, не стоит поддаваться панике! Миля -- всего лишь
миля; это еще не высокогорье, где царствуют камень и лед. Взять хотя бы
вершину, на которую он попал...
Блейд огляделся. Что ж, даже здесь есть трава, деревья и кустарник!
Конечно, маловато воды и почва довольно скудная, но он приземлился всего
лишь на небольшую горку! Где-то должны быть местные Гималаи, Тибет и Памир,
Кордильеры, Пиренеи и Иранское нагорье! Тысячи, сотни тысяч квадратных миль
земли, пусть гористой, но с хорошей почвой, озерами и реками, берущими
начало в ледниках! Места, где он сможет дышать! С деревнями, поселками и
городами! С людьми! Вот только как добраться до этих обитаемых и обширных
континентов?
Странник с тоской уставился на запад, на недосягаемые острова и
материки, где, возможно, ключом била жизнь, потом начал припоминать
минувшее. Меотида, которую он посетил больше десяти лет назад, была гористой
страной... не миля, конечно, но в среднем полмили... и, тем не менее,
выглядела прекрасным и цветущим краем... То же самое можно было сказать и о
Тарне, расположенном на высоком плоскогорье... Катразские горные леса
казались раем для охотников... как и каньоны Иглстаза, заросшие соснами...
Даже в стране хиттов, среди лабиринта ущелий и бесплодных скал, встречались
оазисы -- там выпасали скот, разбивали огороды... А Таллах! Чудесный остров
в тропическом океане! Он тоже был гористым -- и, вдобавок, не очень большим,
-- но полным великолепия и величия! На миг перед мысленным взором Блейда
мелькнули дворцы из разноцветного мрамора, буйная зелень парков, людные
торговые улочки, гигантский амфитеатр и уходящая к небу скала -- Священный
Камень, с вершины которого он слез, впервые попав на Таллах, а в самом конце
своего странствия стартовал домой, на Землю. Потом это очаровательное
зрелище исчезло, растаяло в тумане прошлого; он снова находился на склоне
неведомой горы в неведомом мире под неведомыми небесами. Только, в отличие
от Таллаха, спускаться с этой вершины было некуда...
Повернувшись спиной к заманчивым островам, маячившим на горизонте,
Блейд побрел к скалам, намереваясь поподробнее исследовать ущелья и
расселины. По пути он размышлял о том, что бирюзовая среда является куда
более серьезным препятствием, чем земные океаны. Огромные пространства
соленой воды разъединяли континенты, но они же и связывали их -- при
надлежащем развитии мореплавания. Так было не только на Земле; ситуация на
том же Катразе или в Меотиде, Кархайме и Сарме ничем принципиальным не
отличалась от земной. Везде, где были моря, были и суда, торившие морские
дороги, были купцы и пираты, были военные корабли и рыбачьи лодки. Словом, в
воде можно было плавать; но как перемещаться в этой голубой субстанции? В
ней, по ней или над ней? Скорее, последнее... Если обитатели этого мира
достаточно развиты, у них должны быть воздушные суда или дирижабли... хотя
бы -- примитивные аэростаты и планеры...
Блейд поднял тоскливый и ищущий взгляд к синим небесам, но там
по-прежнему не наблюдалось никаких признаков цивилизации, небо было ярким,
теплым и абсолютно пустым, как в доисторической Уркхе, где обитали волосатые
неандертальцы. Вздохнув, он продолжил свой путь, намереваясь первым делом
прогуляться по ущелью, самому ближнему к ручейку. Там, где вода, зачастую
можно найти что-нибудь интересное... вдруг тут есть ночные животные, которые
днем скрываются в логовищах или норах... тогда должны быть следы водопоя...
Размышляя на эту тему и вооружившись на всякий случай увесистым
булыжником, Блейд вступил в крохотный каньон меж двух довольно высоких
утесов. Он был узок, не более семивосьми ярдов, но в одном месте расширялся,
образуя довольно просторную площадку, покрытую травой и ярко освещенную
солнцем, уже висевшим в зените. Добравшись до нее, странник замер в
изумлении, прижимая к груди свой камень.
Нет там не было никаких нор и звериных логовищ, никаких отпечатков
копыт или когтистых лап. Все оказалось гораздо интереснее: посреди площадки
стояла хижина, а прямо перед ней скалились в траве черепа и сквозь лохмотья
сгнившей одежды белели кости.
Блейд, чрезвычайно заинтригованный, присел на корточки. С минуту он
разглядывал свою находку, потом отбросил булыжник разыскал прут и принялся
очищать скелеты от остатков одежды. Всего он обнаружил четыре костяка,
лежавших рядом, словно их обладатели некогда сгрудились вместе перед лицом
опасности. Один скелет принадлежал мужчине, при жизни -- рослому и
широкоплечему, другой, поменьше был явно женским. Два остальных, еще менее
крупных, странник определил как детские. Вернее, это были останки
подростков, которым стукнуло лет тринадцать-четырнадцать, определить их пол
он не смог, но почемуто думал о них, как о мальчишках.
Несомненно, перед ним была семья -- отец, мать и двое детей,
несомненно, они приняли насильственную смерть, сражаясь с врагами. И,
несомненно, это никак не свидетельствовало о высокой цивилизации!
Дьявольщина, подумал Блейд, откуда же тогда эти темпоральные всплески,
зафиксированные прибором Лейтона?
Сидя на корточках, он начал внимательно изучать свою находку. Череп
мужчины был расколот страшным ударом булавы, остальную троицу явно зарубили
мечами или топорами. Скорее всего, не с целью грабежа, поскольку оружие
оборонявшихся лежало рядом: боевая кирка на длинной рукояти, которой
действовал мужчина, большой и широкий нож-секач -- около женщины; топор и
что-то похожее на косу -- неподалеку от костей подростков. Как показалось
Блейду, над трупами потрудились птицы -- вероятно, те самые, летавшие высоко
под облаками, которых он видел вчера.
Он поднял кирку -- увесистое и довольно грозное оружие. Ее конец на три
дюйма покрывала темная корка крови, давно засохшей и превратившейся в
грязновато-бурые чешуйки; видимо, один из нападающих тоже распростился с
жизнью. Странник сдул бурую пыль, провел пальцем по остро заточенному
стальному клюву. Сколь многое можно было сказать, глядя на этот металл, на
плавные обводы острия, на любовно выточенную рукоятку! Прежде всего -- о
стали; оружие сделали не из железа, а из отличного сплава, почти не
потускневшего за год или два, что минули со дня сражения. Форма кирки, ее
вес, остатки какого-то жира или масла на металле, древко из прочного темного
дерева, тщательно отшлифованное и стянутое полудюжиной широких стальных
колец, -- все это говорило о том, что хозяин смертоносного кайла принадлежал
к племени воинственному, умевшему ценить оружие и биться с ним в руках до
смерти.
Не выпуская кирку из рук, Блейд осмотрел лезвия ножа, топора и косы. На
них не было старых следов крови, но они казались выщербленными и
затупившимися. Били по металлу, решил странник, значит, нападавших защищали
доспехи, непроницаемые для руки женщины или подростка.
Он выпрямился и, опираясь на кирку, некоторое время разглядывал
скелеты, пытаясь восстановить картину боя. Мужчина явно стоял впереди,
прикрывая свою подругу и детей, видимо, когда он пал, расправа над его
семейством заняла считанные секунды. Блейд склонил голову перед их
останками, потом быстро поднял ее, что-то мелькнуло в его голове, словно
вспышка молнии.
А, письмена! Руны!
Он перевернул оружие, присмотрелся к рукояти. Так и есть -- надпись!
Угловатые, глубоко врезанные в дерево буквы сложились в слова; "Кампал
Эгонда, рирдот". Так вот как его звали! Довольно кивнув головой, странник
пристроил кирку на плече. Итак, этот мир не являлся исключением -- как во
многих иных реальностях, он понимал не только местный язык, устную речь, но
и письменные знаки.
Шагая к хижине -- весьма просторному сооружению, сплетенному из прутьев
-- он думал, что и в этой реальности есть люди. Как и везде, они воюют,
нападают и защищаются, куют клинки и прочные доспехи, и, судя по всему,
умеют перебираться с острова на остров, с материка на материк. Каким же
образом? На воздушных кораблях? Вряд ли... Даже примитивный аэростат -- тем
более, установка для странствий в Измерении Икс! -- плохо вязался с фигурами
закованных в железо рыцарей, с топором, ножом, с этой киркой... Хотя сталь
на нее и в самом деле пошла неплохая!
Он заглянул в хижину, быстро осмотрел нехитрый скарб хозяев: каменный
очаг, пару больших корзин с одеждой, коекакой сельскохозяйственный инвентарь
-- лопаты да вилы с непривычно изогнутыми зубьями, фляги, кожаный бурдюк,
глиняную посуду, огниво с кресалом, мешки и сумки. Все это выглядело весьма
примитивным. В одной из сумок обнаружились какие-то твердые, как подошва,
лепешки, завернутые в промасленную парусину. Блейд надкусил, с трудом
прожевал и довольно улыбнулся: то было нечто вроде пеммикана, сушеное мясо,
протертое с жиром и ягодами -- теми самыми сливами или виноградом, что
составляли пока единственный доступный ему продукт. В сухом горном воздухе
эти примитивные консервы не испортились, а только закаменели; при известном
усилии их вполне можно было употребить в пищу.
Он вытряхнул на земляной пол содержимое корзин с одеждой и начал
копаться в пестром ворохе домотканого грубого холста. Тут нашлись штаны,
рубаха и шерстяная фуфайка без рукавов -- просторные, вполне подходящего
размера. Блейд натянул эти одеяния, подпоясался широким ремнем, разыскал
большой плащ и кожаные башмаки -- что-то вроде невысоких сапог. Засунув и
мешок плащ, лепешки, флягу и кое-какие мелочи, странник решил, что теперь
его экипировка не оставляет желать лучшего.
Сложив свою добычу пока на полу, он покинул хижину, чтобы продолжить
осмотр.
Слева от жилища был разбит крохотный огородик, весь скрытый травой;
трудно было сказать, что в нем когда-то выращивали. Справа наблюдались
остатки изгороди, а за ней -- засохшие лепешки навоза. Вероятно, у семьи
Кампала Эгонды имелся скот либо птица, и Блейд сообразил, что это было
единственной добычей победителей. Значит, им была нужна пища? Мясо? Или они
просто прирезали скотину, устроив маленькую пирушку? Что-то вроде пикника на
свежем воздухе по случаю славной победы?
Странник обогнул хижину и вздрогнул -- пожалуй, сильнее, чем при виде
костей и черепов. Конечно, они были явным признаком обитаемости этого мира и
пришлись весьма кстати, но теперь его поджидал второй сюрприз -- и не менее
любопытный.
Лодка!
Во всяком случае, эта штука походила на лодку -- или на большую модель
птицы с кургузыми крыльями. С минуту Блейд в удивлении обозревал ее, потом
подошел поближе и приступил к подробному осмотру.
Суденышко напоминало каноэ и оказалось сравнительно небольшим -- три с
половиной ярда в длину н ярд в ширину. Его корпус был сплетен из прутьев и
обтянут снаружи огромными вздутыми листьями толщиной с подушку; к нему
горизонтально крепились четыре рычага или складных реи, которые несли
паруса. Кроме них имелась и мачта -- довольно высокая и лежавшая сейчас на
дне пироги; на нее тоже был намотан парус. Все это сооружение скрепляли три
шпангоута, выточенных из темного дерева, к которым крепились скамьи. Нос был
чуть сужен, но не заканчивался острым форштевнем, как у земных судов; скорее
он походил на закругленную поверхность детских пластмассовых санок. На корме
и носу располагались два больших плетеных короба -- вероятно, для запасов.
Блейд не обнаружил ни киля, ни руля. Днище лодочки было почти плоским,
и ближе к нему борта заметно расходились -- как он решил, для большей
устойчивости. Вместо руля использовались боковые реи -- странник быстро
нашел четыре рукояти, с помощью которых их можно было развернуть на всю
длину и поставить под углом к корпусу.
Удивительная посудина! Ни руля, ни весел, зато множество ветрил!
Впрочем, она не предназначалась для плавания по воде; несомненно, эта
лодочка была местным транспортным средством, которое Блейд и чаял найти. Он
покачал плетеный корпус, лежавший прямо на траве, и поразился его легкости;
казалось, его находка не весила ничего.
Так и должно быть, подумал он. Для того, чтобы перемещаться по
бирюзовой субстанции, нужно что-то очень легкое, почти воздушный шар... Но
неужели -- Блейд невольно повернул голову туда, где лежали скелеты --
неужели четыре человека со всем своим скарбом, включая тяжелые металлические
изделия и скот, перебрались сюда на таком корыте? Это казалось невероятным.
Приподняв лодку, он пристроил ее на плече, обхватил днище рукой и
направился обратно, к выходу из ущелья. Транспортировка пироги не составила
труда -- она действительно весила не больше двух-трех фунтов. Блейд оттащил
ее к южному краю крохотного плоскогорья, туда, где он в первый раз попытался
погрузиться в бирюзовый туман, и опустил на землю. В лодке нашлась веревка,
тонкая, длинная и прочная, со стальной кошкой на конце. Размотав ее, Блейд
надежно зацепил крюк за ствол ближайшего винослива; ему все чудилось, что
невесомое суденышко вдруг вспорхнет и улетит, подхваченное слабым порывом
ветра.
Может, приступить к испытаниям? Странник взглянул на солнце, уже далеко
перевалившее за полдень. Нет, сначала он должен сделать еще кое-что...
Блейд вернулся к хижине, внимательно осмотрел ее, сунул в мешок еще
несколько мелочей -- нож, кружку, огниво с трутом, запасную рубаху и кожаный
бурдюк, -- и вынес свою добычу наружу. Потом, вскинув на плечо кирку и
лопату, он вновь подошел к бренным останкам Кампала Эгонды, рирдота, и его
семьи. Постояв над ними в мрачном молчании, странник принялся с
остервенением врубаться в неподатливую землю. Он был обязан этим людям; они
снабдили его оружием, одеждой, пищей и, что самое главное, транспортным
средством. Так что ему, как минимум, придется их похоронить, а как максимум
-- отомстить убийцам... не столько за Кампала Эгонду, воина, сколько за
женщину и детей...
Он взмок, но продолжал копать, иногда сменяя кирку на лопату, чтобы
отбросить разбитые комья земли. Наконец яма показалась ему достаточно
глубокой. Блейд опустил в нее кости, засыпал, выровнял лопатой могильный
холмик; потом, преклонив колено, прочитал краткую заупокойную молитву
собственного сочинения. Любому, кто мог бы услышать ее в этом мире или в
каком-нибудь другом -- она показалась бы весьма странной. Очень странной!
Ибо Ричард Блейд упоминал не только земного Творца и Вседержителя, но и
альбийского Тунора, жуткого БекТора из Сармы, пожирателя людей, Черных и
Белых божеств Зира, Духа Единства бленаров -- всех богов, милостивых и
грозных, дарящих покой усопшим и сладость мести живым.
Закончив свою заупокойную службу, он поднял мешок и вернулся на берег.
Да, на берег -- теперь он воспринимал эту бирюзовую субстанцию как океан,
как некую среду, по которой можно передвигаться на корабле или на лодке. Ну,
а раз имелся океан, то были, естественно, и берега! Ухмыльнувшись, Блейд
покосился на темные тучки на западном горизонте, которые словно бы стали
заметнее и ближе. Дела шли превосходно -- если не считать печальной участи
Кампала Эгонды и его семейства; но тут уж ничего не попишешь. Зато теперь у
него имелась полная экипировка и судно, все, что надо для дальних
странствий. И он получил важное предупреждение -- о том, что в этом
удивительном мире живут люди, враждующие друг с другом. Не слишком
поражающая, но весьма ценная информация.
Итак, судно; к нему Блейд и приступил, с трудом сжевав один из брикетов
пеммикана.
Самым странным элементом конструкции ему показалась внешняя обшивка из
листьев, которые были, по-видимому, приклеены к плетеному корпусу. Он сразу
вспомнил, где видел эти огромные зеленые матрасы, формой напоминавшие
слоновьи уши, плотные и толстые; они придавали его суденышку вид неуклюжего
утюга с обрезанной передней частью. Эти листья росли на бутылочных деревьях,
и было их тут великое изобилие.
Достав из мешка нож, Блейд направился к ближайшему дереву и срезал пару
листьев, с усилием перепилив толстые плотные черенки. Он сразу почувствовал,
как они потянулись вверх, словно воздушные шары с теплым воздухом; вероятно,
их наполнял какой-то легкий газ. Странник придавил один лист большим валуном
и начал экспериментировать со вторым. Он взрезал внешнюю оболочку, довольно
кивнув, когда послышалось шипенье выходившего наружу газа, и тут же выяснил,
что лист почти полуфутовой толщины внутри состоит как бы из небольших камер
с тонкими полупрозрачными стенками. Вероятно, эти мешки и были наполнены
газом -- вот только каким? Существовало два возможных претендента, гелий и
водород; оба -- прозрачные и без какого-либо характерного запаха. Впрочем,
существовал способ проверить.
Проколов еще несколько газовых камер -- достаточное число, чтобы лист
не вознесся в поднебесье, -- Блейд вытащил огниво и запалил небольшой
костерок. Он выждал, пока сухие ветви и стволы винослива как следует
разгорятся, потом прихватил несколько пылающих факелов, швырнул их на
изрезанный лист и отбежал подальше. Через полминуты, когда перегорела первая
же стенка, над листом взметнулось пламя и резкий сильный хлопок нарушил
царившую вокруг тишину.
Значит, водород, образующий в смеси с кислородом гремучий газ! Рядом с
этими штуками -- Блейд опасливо покосился на листья -- не стоило разжигать
огонь. Вероятно, деревья-бутылки высасывали легкий газ из атмосферы,
накапливая в листьях. Может быть, и в стволах?
Озаренный внезапной догадкой, он направился к дереву, вонзил в него нож
и вырезал изрядный кусок. Древесина была плотнее кожистой поверхности листа
и с трудом поддавалась клинку -- словно плотная пробка; однако она тоже
имела ячеистую структуру, только тут газовые мешочки оказались маленькими,
величиной с десятую дюйма, перегородки же между ними были прочными и
деревянистыми. Странник швырнул почти невесомую щепку в бирюзовый океан. Она
медленно спланировала в воздухе, коснулась границы раздела и поплыла по ней,
подгоняемая слабым ветерком -- точно, как сосновое полено по воде.
Итак, в этом мире существовала не только весьма необычная среда, но и
отличный способ ее преодолеть! Воистину, решил Блейд, у природы к каждому
тайному ларцу есть свой ключик, и человек, существо изобретательное, рано
или поздно находит его. Раз есть подходящий материал, значит, можно
построить и лодку, и плот, и корабль... большой корабль, способный нести
многочисленный экипаж, пассажиров, грузы! Он поднял голову и уставился на
горизонт, словно ожидал, что из-за этой неясной синеватой полоски вот-вот
покажутся окрыленные парусами мачты. Но бирюзовая равнина была спокойной,
безмолвной и безжизненной.
Из чистого озорства странник разделался со вторым листом: вспорол
несколько газовых камер и забросил слегка потяжелевший груз на пять ярдов от
берега. Лист, плавно покачиваясь, поплыл вслед за щепкой -- на запад. В
направлении далеких островов, маячивших на горизонте! К материку!
Блейд послюнил палец, попробовал ветер -- тот был слаб, но устойчив.
Кажется, можно отправляться в путь... Или стоит получше изучить свое судно?
Склонившись ко второму решению, он провозился с лодкой до самого вечера
-- спустил ее в бирюзовый океан (впрочем, оставив привязанной к кусту),
поставил мачту, поупражнялся с боковыми парусами, придававшими его пироге
вид странной четырехкрылой птицы. Вскоре он выяснил, что грузоподъемность
суденышка не превышает пятисот фунтов; на нем могли плыть два человека с
небольшим запасом воды и пищи -- или один с более весомым снаряжением. Не
подлежало сомнению, что злосчастный Кампал Эгонда, рирдот, прибыл сюда на
каком-то солидном и крупном корабле или плоту, способном перевезти и всю его
семью, и скот, и прочее имущество. Вероятно, оставленное ему плавсредство
было всего лишь яликом, на котором в случае чего предстояло преодолеть
три-четыре десятка миль до мест более цивилизованных, чем эта скалистая
вершина.
Впрочем, это суденышко Блейда вполне устраивало, так как ничего лучшего
он не имел.
Он расположился на ночлег на прежнем месте, не желая тревожить покой
погибших и похороненных им людей. Но теперь перед ним весело трещал костер,
и глиняном горшке булькало варево из местного пеммикана а рядом, у правой
руки успокоительно поблескивал стальной клюв кирки. Ричард Блейд погладил ее
толстую, длинную надежную рукоять, отполированную ладонями Кампала Эгонды, и
вознес еще одну молитву за упокой его души
* * *
Утром он отправился в путь.
Слабый бриз нес его суденышко на запад, к темневшей далеко на горизонте
гряде, похожей на грозовую тучу. Лодка двигалась неторопливо, со скоростью
пять или шесть узлов, и ощущения, которые испытывал ее пассажир, совсем не
походили на те, что возникают у мореплавателя. Не была плеска волн, не было
соленых брызг, не было качки; бесшумно и плавно крохотный кораблик скользил
в вышине, подвижный и легкий, как воздушный шар. Блейд словно мчался в
небесах этого странного мира, разглядывая его поверхность с огромной высоты
-- свободный, как птица, вольный, как ветер. Чуть подрагивала мачта,
вздувались паруса, и лодочка неторопливо плыла вперед, оставляя за кормой
милю за милей.
Блейд сидел посередине, стараясь не покачнуть свое хрупкое судно. Внизу
под ним расстилалось нечто похожее на лес -- густые древесные кроны, то
желтые, то золотистые, то бурооранжевые или красноватые. Он не видел ни
зеленого, ни синего цветов; чудилось, эта чаща охвачена осенним пожаром. Но
вряд ли в этом мире была осень. Солнце сияло совсем полетнему, теплый воздух
ласкал обнаженную грудь странника, и он решил, что для растительности на дне
бирюзового океана желтый цвет является, видимо, естественным.
С высоты было трудно оценить величину деревьев, но казалось, что они не
больше земных -- во всяком случае, не гиганты, по ветвям которых Блейд
путешествовал в лесах Брегги. Желтую волнистую поверхность чащи прорезала
река, та самая, которую он видел с покинутого недавно плоскогорья; сверху
она походила на серебряную ленту, брошенную на золотистое покрывало. Кое-где
по берегам встречались скалы -- черные и темно-коричневые; временами лес
отступал, и вдоль воды тянулись узкие полоски песка.
Прошло часа три. Горная вершина на востоке превратилась в едва заметное