-- Может не успел... может, их оказалось слишком много... Что гадать об
этом? Карвары прикончили его, а потом... Ты говорил, что у него был скот?
-- Да. Во всяком случае, я видел загородку и высохший навоз.
-- Вот тебе и ответ! Клянусь светом Раннара, эти твари не брезгают
людьми, но овцы им больше по вкусу!
С минуту странник размышлял над этим замечанием, потом коснулся
сильного плеча Ханка.
-- У меня действительно есть огниво... спасибо, что ты предупредил... я
совсем не хочу улететь туда, -- он выразительно ткнул пальцем вниз, где
фиолетовыми бликами мерцал океан.
-- Это было бы неприятно, да? И Диона очень бы огорчилась! -- джарат
расхохотался.
По губам Блейда тоже скользнула улыбка; его отношения с сестрой Ханка
развивались весьма многообещающе. Жаль, что на "Орни" негде было уединиться
-- разве что в этой подвесной люльке. Но она плохо подходила для занятий
любовью.
-- Значит, в ваших краях с огнем не шутят, -- протянул он, прищурившись
и повернув лицо к солнцу. Яркий шар светила неторопливо опускался к
горизонту и вскоре над океаном должен был расплескаться великолепный закат.
-- Но огонь нужен не только кузнецам, стеклодувам или тем, кто коптит мясо;
огонь, Ханк, нужен солдатам. Любую атаку карваров можно отбить, сбросив на
них подожженные бревна чикры. Раз -- готово! Их подъемные шары сгорят не
хуже дерева, и вся банда этих ублюдков свалится вниз!
-- Свалится раз, свалится другой, а на третий они вылезут наверх и
пустят огненные стрелы в наши корабли и города, -- возразил лейтенант. --
Конечно, карвары не любят огня, но они не любят и когда их убивают таким
жутким способом. Они хитрые твари! Попробуй мы сделать по-твоему, и ни одно
наше судно не доберется до гавани!
Блейд удивленно уставился на приятеля.
-- Ты хочешь сказать, что существует какое-то соглашение с этой
поганью? Насчет того, чтобы не жечь друг друга?
-- Нет, ничего подобного. Просто и они, и мы знаем, чем грозит такая
штука. Вспомни, Блейд: человеку долго не выдержать в густом воздухе Римпады,
а карвары могут находиться в нашем Среднем Мире четверть дня. Мы никогда не
доберемся до них там, -- джарат ожесточенно сплюнул вниз, -- зато они то и
дело подступают к стенам наших городов. И хорошо, что без огня!
-- Я понял, приятель, -- Блейд похлопал Ханка по плечу. -- Наверное, ты
прав во всем, кроме одного: что мы никогда до них не доберемся.
-- Пустые надежды, -- лейтенант пожал плечами. -- Нет такого
волшебства, такой магии, которая бы позволила нам дышать внизу. Тогда как
безносые ухитряются...
Блейд прервал его, внезапно рассмеявшись.
-- И все же ты не прав, Ханк! Возможно, карвары и хитры, но кто
способен сравниться в хитрости с человеком? Так что дай время... Найдутся и
маги, и магия!
Почему-то в этот момент он вспомнил о покойном Лейтоне.
* * *
Отпылал закат, горнисты Арколы Байя огласили теплый воздух протяжными
трелями, провожая солнце, и они поднялись на палубу. Ночью не требовалось
следить за Нижним Миром; оттуда парящее в вышине судно было незаметно --
темный призрак в темном небе. Вдобавок "Орни", огибавший северный выступ
Халлы, находился сейчас над обширной водной поверхностью, и внезапное
нападение кораблю не грозило. Как утверждал шкипер, карвары не любили воды,
и над океанами суда и плоты таргальцев могли двигаться в полной
безопасности. Как только выяснилось это обстоятельство, Блейд получил
возможность описать своим спутникам родной Бредонн более подробно. По его
словам, то был обширный архипелаг, возносившийся вверх прямо из мирового
океана; его плоскогорья и вершины вырастали прямо из воды, пронзая
голубоватую дымку Римпады. Итак, внизу не имелось суши, лишь один бескрайний
морской простор, где карвары, разумеется, не водились, и никто из бредоннцев
о них слыхом не слыхивал. Подобная легенда вполне объясняла слабую
информированность странника по части этих тварей.
Ханкамар Киттала спустился вниз. Блейд же, расстелив тюфяк под
планширом, улегся на спину и уставился в ночное небо. Он предпочитал спать
на палубе; внизу, в огромном носовом трюме, где койки висели в три этажа и
воздух сотрясался от храпа двух сотен ражих молодцов, было душновато. Такого
же мнения придерживались и девушки из команды Дионы. По большей части эти
рослые статные арбалетчицы являлись белокурыми рирдотками или акрийками и
силой немногим уступали мужчинам.
Сейчас они устраивались на ночлег у другого борта "Орни", раскладывая
матрасы, набитые сеном, сбрасывая сапожки и тесную одежду, расстилая плащи.
Странник старался не глядеть в их сторону. Палубу судна едва озаряли
светильники-корзинки, полные крупных жуков -- тех самых, которые уже
встречались ему на островке Кампалы Эгонды; надкрылья насекомых мерцали
зеленоватыми флуоресцентными отблесками. Стоило слегка повернуть голову и
скосить глаза, и перед Блейдом мелькали то сильные стройные ноги, то
округлые бедра и полные груди, то соблазнительные изгибы талии, плеч или
ягодиц. Он уже знал, что нагота в любой из стран Таргала отнюдь не
находилась под запретом -- чему, видимо, способствовал теплый климат. На
девушек, чьи прелести скрывала лишь полутьма, никто не пялился, ни матросы
ночной вахты, ни воины Арколы; то ли зрелище было привычным, то ли
утонченная вежливость требовала, чтобы в такие моменты женщин как бы не
замечали.
Блейд, устроившийся у правого борта, видел только половину небосклона
-- южную его часть заслоняла плещущая громада парусов, гнавших и гнавших
"Орнирантур" все дальше на северо-запад. В этом мире не было луны, и ночи
казались более темными, чем на Земле, пока над горизонтом не восходил
сияющий Конь. Яркое газовое облако или туманность и в самом деле напоминало
поднявшуюся на дыбы лошадь с пышной гривой и хвостом, расплескавшимся на
треть неба. Блейд не ведал его местного названия; пока что он даже не знал,
водятся ли на плоскогорьях Таргала скакуны, похожие на земных -- что,
однако, не мешало ему любоваться редкостной красотой этого чуда природы.
Сощурив глаза, он смотрел на северный горизонт, ожидая, когда над ним
появится золотистое зарево, и стараясь не обращать внимания на девичью
болтовню и смешки.
Все же он не выдержал и повернул голову. Сестра Ханка и пара десятков
молодых женщин из ее отряда сидели на своих плащах, прижавшись к фальшборту
нагими спинами. Одни расчесывали волосы, другие неторопливо ужинали,
прихлебывая разбавленное вино из резных деревянных чаш. Отдыхающие
валькирии, мелькнуло в голове Блейда, когда он поймал взгляд Дионы. В
царившем на палубе полумраке ее зрачки казались бездонными и манящими; поток
густых волос падал на обнаженные груди, сквозь их невесомую пелену
просвечивали темные острые соски. Диона чуть заметно улыбнулась, и странник
отвел глаза.
Он уже многое знал об этой девушке -- вернее, молодой женщине, успевшей
познать мужскую любовь. Ей было лет двадцать пять или двадцать шесть, и два
года, с семнадцати до девятнадцати, она принадлежала рирдотскому воину,
другу Ханка и своему законному супругу. Она даже родила ему сына, и,
вероятно, молодая чета была вполне счастлива в собственном уютном домике в
небольшом поселке рода Киттала, что притулился на гранитных утесах
неподалеку от Рирдо. Но в один черный день счастье кончилось -- когда две
тысячи карваров, поднявшись на своих пузырях к рирдотским скалам, разорили
несколько деревень, вырезав и людей, и скотину. Тот набег был особенно
жестоким: помощь из города запоздала, пришельцы же не щадили никого и не
взяли в плен ни единого человека. Всех убитых, четыре или пять сотен,
отправили на дно Римпады вместе с овцами и козами, и лишь дюжине человек
удалось скрыться в развалинах или подвалах. Дионе посчастливилось; ее мужу и
маленькому сыну -- нет.
На память о том дне у нее остались шрам над левой ключицей да дикая,
нерассуждающая ненависть к карварам. Она ушла к брату, в Арколу Байя, и
скиталась с этим наемным воинством по просторам Таргала уже несколько лет.
Стреляла Диона великолепно; да и секирой владела не хуже многих мужчин.
Пару дней назад странник захотел поглядеть на ее самострел. Арбалет
оказался настоящим произведением искусства: полированное ложе темного
дерева, двухфутовый стальной лук, ворот, которым натягивали тетиву,
спусковой крючок и прорезь прицела -- почти как у земного карабина. Грозное
оружие, сделанное настоящим мастером, но, как показалось Блейду, тяжеловатое
для женских рук. Диона, однако, обращалась с ним с завидной сноровкой. Этот
смертоубийственный агрегат метал футовые металлические болты толщиной в
палец, пробивавшие и кольчугу, и пластинчатые костяные доспехи карваров. На
ложе его было десятка четыре зарубок; последние -- совсем свежие.
Задумавшись, Блейд не заметил, как сияющая грива Коня поднялась над
горизонтом; прихотливо извивавшиеся пряди сначала ослепили странника, а
потом, хлынув сверху золотистым водопадом, стали щекотать его лицо. Он
вздрогнул от неожиданности и поднял взгляд: над ним склонялась Диона.
-- Ты думаешь? Мечтаешь? О чем? О женщине, оставшейся в твоей далекой
стране?
Блейд, приподнявшись на локте, покачал головой.
-- Нет, девочка. Я размышлял о том, что эти звездные лучи, -- он
вытянул руку к сияющему облаку, -- напоминают твои волосы.
Она улыбнулась, запахнув на груди плащ, и придвинулась ближе.
-- Наверно, ты многим девушкам говорил такие слова?
-- Многим. Но они далеко, а ты -- здесь.
Ладонь Дионы легла на его плечо; она была сильной, изящной формы, с
длинными пальцами.
-- Это так важно?
-- Что именно?
-- Ну, то, что я здесь, а они -- далеко?
-- Дале очи, дале сердце, -- пробормотал Блейд. Одна его рука накрыла
пальцы девушки, другая скользнула под накидку; ее грудь была твердой и
прохладной, с напряженным соском.
-- Нет! -- Она вздрогнула, и странник поспешно убрал дерзкую руку.
-- Боишься брата?
Диона чуть повела плечами.
-- Почему же? Я -- свободная женщина... и сплю, с кем хочу.
Рука Блейда снова двинулась вперед, проникла под плащ и легла на ее
бедро.
-- Но только не здесь, милый, -- поспешно сказала девушка. -- Слишком
много людей... На корабле не принято делать такие вещи.
-- Да, я понимаю. Если можно одному, почему же нельзя и другому, так?
-- Так. У всех моих девушек есть приятели, но они ждут... ждут, когда
окончится дорога и "Орни" встанет за воротами Сарпаты к причалам. И тогда...
-- она смолкла.
-- Тогда?..
-- Тогда посмотрим! -- ее негромкий смех прозвенел хрустальным
колокольчиком.
Блейд сел и обнял девушку за талию -- очень скромно, стараясь
превозмочь возбуждение.
-- Ну, если нельзя говорить о любви, побеседуем о войне, -- заметил он.
-- О войне... -- протянула Диона, скорчив недовольную гримаску. -- Не
слишком интересная тема.
-- Почему же? Наверно, ты можешь понять, что войны редко начинаются
из-за одной страсти к кровопролитию. Нужны основания посерьезней! Вот я и
пытаюсь разобраться...
Вздохнув, девушка положила головку ему на плечо.
-- Ты странный, Блейд. Ты воин, но говоришь так, как мудрец Ирнот...
Такие дела лучше обсуждать с ним или с нашим джанджаратом. Для меня война
начинается на спусковом крючке моего арбалета... а кончается между глаз этих
тварей... там, куда я посылаю стрелу.
-- И все же, -- Блейд погладил ее мягкие шелковистые локоны, -- все же
-- что людям надо от карваров?
-- Ничего. Мы не наступаем, мы обороняемся. Нам, бойцам Арколы, война
приносит хлеб и вино, мясо и серебро, но всем остальным -- только горе и
муки.
-- Тогда я спрошу иначе: что карварам нужно от людей?
-- О! Слишком многое! Наша плоть и наши руки!
-- Они нуждаются в рабах?
-- Конечно. Там, в Римпаде, нельзя разжечь огонь, нельзя плавить железо
и медь, нельзя ковать оружие. Кто же займется всем этим, если не люди?
Подневольные люди?
-- Значит, карвары не любят трудиться?
-- Правильнее сказать -- не могут. Они выходят в наш мир на короткое
время, достаточное для набега, но работа -- не война. За один день можно
разрушить город, но строить его надо целый год, верно?
-- Верно... -- Блейд хмыкнул. -- Твой брат сказал мне, что карвары
могут жить в Раннаре четвертую часть дня. А что грозит тем, кто задержится
дольше?
Он с интересом ждал ответа, но разговор уже наскучил Дионе, и она,
взъерошив волосы странника, заявила:
-- Может быть, все-таки лучше поговорим о любви? Скажи мне, сколько
женщин живет в твоем доме? Там, на изнанке мира, где находится твой Бредонн?
* * *
Ирнот-акриец, скальд, лекарь и, по совместительству, казначей Арколы,
поведал страннику легенду о сотворении Таргала.
Некогда в пространстве, бесконечном и безмерном, все было перемешано:
твердое, жидкое и газообразное, вода и земля, жидкий и густой воздух, живое
и неживое. Каждая частица несла в себе зародыши существования и гибели,
слитые вместе и нерасторжимые, как олово и медь в бронзе; каждая являла
сплав живого и мертвого, связанного друг с другом изначально, от предела
времен. Живое не осознавало себя живым, оплетенное и пронизанное паутиной
мертвого; все оставалось погруженным в Великое Забвение...
Ирнот говорил, аккомпанируя своим речам ударами в маленький барабан. Их
ритм подчеркивал фразы -- то рубленые, короткие, отрывистые, то текучие,
плавные; иногда скальд начинал петь негромким приятным голосом. Он сидел у
мачты, скрестив ноги и опираясь на нее спиной, прикрыв колени полами мантии.
Вокруг столпилось десятка три воинов и мореходов; вероятно, они слышали это
сказание не один десяток раз, но никто не прерывал певца. Блейд заметил, что
головы у всех были обнажены -- даже капитан Ронтар снял свою шляпу с задорно
торчавшим пером....
Шло время, тянулись миллионолетия, которых некому было измерить и
сосчитать. Живое постепенно становилось все более живым, мертвое -- все
более мертвым; связь их делалась все более зыбкой, неощутимой. Наконец жизнь
осознала себя, воспрянула, сбросила узы забвения, и на свет явились боги.
Каждая частица смеси, заполнявшей пространство, породила своего демиурга, и
было их неисчислимое множество. Они парили среди мертвой материи, изучая
устройство мира, породившего их, и мир этот им очень не нравился. Он был
слишком скучным, однообразным, монотонным и серым -- туман, в котором
перемешаны все цвета, все вещества.
И тогда -- Ирнот извлек из барабана серию громовых ударов -- боги
приняли великое решение: навести порядок во вселенной. У них под руками
имелся подходящий материал -- та самая серая субстанция; надо было лишь
правильно рассортировать ее, сложив камни к камням, капли к каплям, воздух к
воздуху, пустоту к пустоте. Долгие тысячелетия боги занимались этой тяжелой
работой, нескончаемой и нудной; однако у них хватило и времени, и сил, чтобы
завершить свой титанический труд. Ведь богов было много, куда больше, чем
людей и карваров, и им не требовалось ни еда, ни питье, ни сон. Не
заботились они и о воспроизводстве потомства: боги -- бесполы и вечны,
физическая любовь чужда им.
Так трудились они долгое время -- но не ради людей или иных существ,
которым предстояло населить создаваемый мир, а лишь исключительно из страсти
к порядку. А посему -- барабан глухо зарокотал под быстрыми пальцами Ирнота
-- людям надо запомнить, что мир сей строился вовсе не для них, и если в нем
что-то получилось плохо или неудобно с точки зрения человека, то не следует
винить в том богов. Они не думали о такой мелочи, как люди и карвары; не
думают о них и сейчас. Поэтому каждый должен знать: человек в мире сем
получает то, что заслужено им самим, и человеку нужно оставить упования на
милость богов. Богам безразличны людские горести.
Блейд почувствовал, как солдаты и мореходы, тесно окружавшие его,
вздохнули. То был вздох сожаления; все эти люди знали, что борются с миром
один на один и не стоит ждать помощи от сверхъестественной силы. Только их
разум, мощь их оружия, мужество и упорство могли послужить защитой....
Итак, продолжал Ирнот, извлекая из барабана мерные звуки, что же
получилось у богов, когда они упорядочили все сущее? Они разделили вселенную
на пять миров, каждый из коих обладает своими признаками, видимыми глазом и
доступными чувствам. Есть три Нижних Мира, Локката, Вантола и Римпада, по
большей части недоступные людям. Локката -- мир земли и того, что находится
под землей; скалы и камни, почва и пещеры, деревья и трава -- это все
Локката, в недрах которой поселились боги, называемые Локками, властители
твердого, неизменного.
Вантола -- мир воды. Океаны и моря, лежащие внизу, озера, медленные
реки, петляющие по равнинам, быстрые реки, текущие с гор, ручьи и подземные
потоки -- все это Вантола, населенная неисчислимыми сонмами собственных
божеств, водных владык. Как и Локки, они не возражают, чтобы люди
использовали их богатства, брали воду для себя, своих животных и своих
посевов; говоря откровенно, богов это совсем не волнует. У них так много
всего, земель и вод, что человеку хватает самой малости, самой ничтожной
части, чтобы быть сытым, довольным и счастливым.
Последний из Нижних Миров, Римпада, заполнен голубоватым густым
воздухом. Люди не способны там долги находится, и потому поверхность Локкаты
и Вантолы, над которой распростерлась бирюзовая дымка, для них недосягаема.
Однако в этом нет ничего дурного; мир таков, каков он есть, и над Римпадой
поднимается множество теплых и плодородных плоскогорий, горных цепей и
пиков, образующих архипелаги; много места, много земли, много озер и рек.
Стоит ли жаловаться на то, что Римпада отделила от людей большую часть двух
прочих Нижних Миров? Нет, разумеется, нет! Каждому известно: теряя в одном,
выигрываешь в другом. Нельзя надолго опускаться в Римпаду, зато можно
построить корабли из легкой чикры и плыть по голубой поверхности густого
воздуха все дальше и дальше, пока судно не обогнет огромный шар Таргала и не
вернется в гавань, из которой отправилось в путь.
Кроме Нижних Миров, существуют Средний и Верхний, Раннара и Нустала.
Раннара заполнена светом и жидким воздухом, пригодным для дыхания; здесь и
только здесь могут обитать люди. Раннара и породила их, так же, как Римпада
-- карваров. Частицы Раннары и Римпады так подвижны, так легки в сравнении с
водой и землей, что жизнь не полностью истекла из них в божественной форме,
осталась некая крупица, которой хватило для карваров и людей. Каждой из рас
назначено жить в своем мире, не вмешиваясь в дела соседей, но карвары
нарушают этот естественный порядок. А потому -- да будут они прокляты!
Барабан грохнул, грозно зарокотал, люди шевельнулись, зазвенело оружие.
Новый вздох пролетел в толпе, молчаливо внимавшей скальду....
Верхний Мир, Нустала, обитель богов-Нустов, безбрежен, холоден и чист.
Он распростерся вверху над Раннарой -- астральная сфера, пустое
пространство, в котором мчатся по своим путям боги, занятые своими
божественными делами. В отличие от невидимых созданий, населяющих три Нижних
Мира и Раннару, богов-Нустов может лицезреть каждый, ибо тела их светятся и
сияют. Каждая звезда -- это один из ночных Нустов, там же, где их побольше,
в небе видны яркие облака. Дневные Нусты, неведомо по какой причине,
предпочитают держаться вместе, и животворное солнце, источник света и тепла,
-- их зримый облик. Но люди не должны обманываться, не должны считать, что
Нусты сотворили для них светило, подобные мысли -- тщеславие и суетность.
Если богам будет угодно, солнце распадется на мириады звезд, и над Таргалом
воцарится ночь.
Ирнот закончил.
Аска Ронтар, вновь водрузив на голову шляпу, окинул внимательным
взглядом своих людей и усмехнулся:
-- Ну, пока этого не случилось, возблагодарим Нустов за свет и тепло,
которые они посылают нам.
Он поднял вверх руки, и все воины и матросы, собравшиеся послушать
скальда, повторили этот символический жест. Блейд последовал их примеру.
Затем, бросив взгляд на Ирнота, он произнес:
-- Стоит ли поклоняться богам, которых не трогают ни человеческое
счастье, ни горести? Они сотворили этот мир для себя, они безразличны к
людям, их не трогают наши просьбы... Достойны ли они поклонения, почтенный
Ирнот?
Скальд поднял на странника темные глаза.
-- Ты прав в том, бредоннец, что не следует поклоняться богам и не
нужно ничего у них просить. Это бесполезно и унизительно! И если бы боги
любого из пяти миров даже оказали нам какие-то милости, то кто знает, было б
это к добру или к худу? Нет, ни к чему поклоняться богам, но их надо чтить
-- чтить без страха в душе и без надежды на благодеяния, чтить за их великий
труд, подаривший нам просторы Раннары.
Ирнот склонил голову, и барабан звонко загремел под его пальцами.
* * *
Блейд снова находился в люльке под бушпритом "Орни".
Корабль поворачивал к юго-западу, фиолетовое море оставалось справа,
слева же простирался скалистый берег. Темные прибрежные утесы тянулись
вдаль, становились все выше и выше, переходили в предгорья, потом -- в
несокрушимое каменное основание огромного хребта Халлы, что простирался на
две тысячи миль в меридиональном направлении. Там, на крыше мира, хватало
теплых долин, озер и рек, лесов, пастбищ и горных лугов, там было достаточно
пространства, чтобы поселиться подальше от границы Римпады, в месте,
недосягаемом для пришельцев из бирюзовых глубин. Но люди жаждали
путешествовать и торговать, а посему строили корабли, а для их защиты
возводили города на самом краю выделенного им мира -- и это свое право, эту
потребность души к странствиям они были готовы защищать с мечом в руке.
Блейд понимал их. Более, чем понимал! Вскоре -- если эта экспедиция
успешно окончится -- он сам засядет на крохотном островке кабинета в
старинном здании на Барт Лэйн, окруженный телефонами и стенами, за которыми
находятся другие такие же кабинеты, коридоры, лестницы, переходы... Он будет
годами сидеть там и стареть, а время подвигов и славы, эпоха невероятных,
фантастических странствий начнет откатываться все дальше в прошлое, пока не
сгинет в тумане забвения, осядет на дно маразматической старческой памяти,
окончательно лишится жизни, превратившись в гору мертвых ответов и записей
на магнитофонной ленте. Разумеется, тот кабинет-остров был частицей острова
побольше, называемого Землей -- можно сказать, целого мира, весьма обширного
и просторного; но тому, кто повидал иные вселенные, весь земной шар
представлялся большой тюремной камерой.
Но сейчас Ричард Блейд был счастлив! Над головой его сияло солнце,
вокруг расстилался необозримый простор, ветер странствий овевал лицо;
неторопливо, торжественно и плавно он парил над неведомым миром, полным еще
нераскрытых тайн, загадок, секретов, грядущей любви, грядущих сражений и
грядущих дорог -- всего того, что он ценил в жизни. И, как ему казалось,
здесь, на Таргале, судьба отпустит все перечисленное полной мерой.
По правому борту "Орнирантура", далеко на горизонте, темным грозовым
облаком вставала земля. На таком расстоянии нельзя было различить ни скал,
ни горных вершин -- только туманную расплывчатую тучку, поднимавшуюся над
бирюзовым маревом словно грязный след от нефтяной струи, выпущенной прямо в
океан из баков танкера. Блейду, однако, чудилось в этой темной полоске нечто
угрожающее.
Испросив разрешения у Силвара Кана, он поднялся на ют, где шкипер со
своими помощниками проводил большую часть дня. Здесь, под навесом, находился
большой стол с разложенными на нем картами и навигационными приборами; рядом
был столик поменьше, занятый подносами с тарелками и деревянными чашами.
Несколько кресел, обитых кожей и крепко привинченных к палубе, да корзинки с
жуками, развешанные под стропилами и прикрытые сейчас плотной тканью,
завершали убранство командного мостика.
В одном из кресел, у маленького стола, с кубком в руках сидел
джанджарат Аска Ронтар. При виде Блейда он отставил чашу, поднялся и
направился к нему, обмахиваясь своей широкополой шляпой; было жарко, и
предводитель Арколы Байя снял свой камзол и доспех, оставшись в одной рубахе
тонкого полотна, богато украшенной кружевами по вороту и запястьям. Обычно
джанджарат не баловал нового наемника своим вниманием: в конце концов, он
был знатным зартом, капитаном многочисленного отряда, а Блейд -- всего лишь
простым мечником. Но, вероятно, Ронтар чувствовал силу и несокрушимую
уверенность в себе, исходившие от этого человека, подобранного в просторах
Римпады, и, несомненно, понимал, что в простых мечниках тот задержится
ненадолго.
Еще бы! Простой мечник -- с таким-то мечом! И с таким умением! На
"Орни", между главной и носовой мачтами, располагалась довольно просторная
фехтовальная площадка, на которой Блейд уже успел снискать славу
непобедимого бойца. Со своих неудачливых противников он брал выкуп,
заставляя показывать их оружие и интересуясь историями многочисленных
клинков и секир, поверженных ниц его "тюльпаном". Топоры, боевые кирки,
прямые мечи и тяжелые ятаганы были весьма добротными, выкованными в кузницах
десятка близлежащих стран, но ни один не мог соперничать по красоте и
ценности с его булатным таллахским эспадоном. Кое-кто из соперников Блейда
утверждал, что владеет оружием, взятым с боя у карваров; однако оно ничем
особенным не отличалось и явно было сделано человеческими руками. Причем его
ковали в этом мире -- не в Таллахе и не в какой-либо иной реальности!
этом? Карвары прикончили его, а потом... Ты говорил, что у него был скот?
-- Да. Во всяком случае, я видел загородку и высохший навоз.
-- Вот тебе и ответ! Клянусь светом Раннара, эти твари не брезгают
людьми, но овцы им больше по вкусу!
С минуту странник размышлял над этим замечанием, потом коснулся
сильного плеча Ханка.
-- У меня действительно есть огниво... спасибо, что ты предупредил... я
совсем не хочу улететь туда, -- он выразительно ткнул пальцем вниз, где
фиолетовыми бликами мерцал океан.
-- Это было бы неприятно, да? И Диона очень бы огорчилась! -- джарат
расхохотался.
По губам Блейда тоже скользнула улыбка; его отношения с сестрой Ханка
развивались весьма многообещающе. Жаль, что на "Орни" негде было уединиться
-- разве что в этой подвесной люльке. Но она плохо подходила для занятий
любовью.
-- Значит, в ваших краях с огнем не шутят, -- протянул он, прищурившись
и повернув лицо к солнцу. Яркий шар светила неторопливо опускался к
горизонту и вскоре над океаном должен был расплескаться великолепный закат.
-- Но огонь нужен не только кузнецам, стеклодувам или тем, кто коптит мясо;
огонь, Ханк, нужен солдатам. Любую атаку карваров можно отбить, сбросив на
них подожженные бревна чикры. Раз -- готово! Их подъемные шары сгорят не
хуже дерева, и вся банда этих ублюдков свалится вниз!
-- Свалится раз, свалится другой, а на третий они вылезут наверх и
пустят огненные стрелы в наши корабли и города, -- возразил лейтенант. --
Конечно, карвары не любят огня, но они не любят и когда их убивают таким
жутким способом. Они хитрые твари! Попробуй мы сделать по-твоему, и ни одно
наше судно не доберется до гавани!
Блейд удивленно уставился на приятеля.
-- Ты хочешь сказать, что существует какое-то соглашение с этой
поганью? Насчет того, чтобы не жечь друг друга?
-- Нет, ничего подобного. Просто и они, и мы знаем, чем грозит такая
штука. Вспомни, Блейд: человеку долго не выдержать в густом воздухе Римпады,
а карвары могут находиться в нашем Среднем Мире четверть дня. Мы никогда не
доберемся до них там, -- джарат ожесточенно сплюнул вниз, -- зато они то и
дело подступают к стенам наших городов. И хорошо, что без огня!
-- Я понял, приятель, -- Блейд похлопал Ханка по плечу. -- Наверное, ты
прав во всем, кроме одного: что мы никогда до них не доберемся.
-- Пустые надежды, -- лейтенант пожал плечами. -- Нет такого
волшебства, такой магии, которая бы позволила нам дышать внизу. Тогда как
безносые ухитряются...
Блейд прервал его, внезапно рассмеявшись.
-- И все же ты не прав, Ханк! Возможно, карвары и хитры, но кто
способен сравниться в хитрости с человеком? Так что дай время... Найдутся и
маги, и магия!
Почему-то в этот момент он вспомнил о покойном Лейтоне.
* * *
Отпылал закат, горнисты Арколы Байя огласили теплый воздух протяжными
трелями, провожая солнце, и они поднялись на палубу. Ночью не требовалось
следить за Нижним Миром; оттуда парящее в вышине судно было незаметно --
темный призрак в темном небе. Вдобавок "Орни", огибавший северный выступ
Халлы, находился сейчас над обширной водной поверхностью, и внезапное
нападение кораблю не грозило. Как утверждал шкипер, карвары не любили воды,
и над океанами суда и плоты таргальцев могли двигаться в полной
безопасности. Как только выяснилось это обстоятельство, Блейд получил
возможность описать своим спутникам родной Бредонн более подробно. По его
словам, то был обширный архипелаг, возносившийся вверх прямо из мирового
океана; его плоскогорья и вершины вырастали прямо из воды, пронзая
голубоватую дымку Римпады. Итак, внизу не имелось суши, лишь один бескрайний
морской простор, где карвары, разумеется, не водились, и никто из бредоннцев
о них слыхом не слыхивал. Подобная легенда вполне объясняла слабую
информированность странника по части этих тварей.
Ханкамар Киттала спустился вниз. Блейд же, расстелив тюфяк под
планширом, улегся на спину и уставился в ночное небо. Он предпочитал спать
на палубе; внизу, в огромном носовом трюме, где койки висели в три этажа и
воздух сотрясался от храпа двух сотен ражих молодцов, было душновато. Такого
же мнения придерживались и девушки из команды Дионы. По большей части эти
рослые статные арбалетчицы являлись белокурыми рирдотками или акрийками и
силой немногим уступали мужчинам.
Сейчас они устраивались на ночлег у другого борта "Орни", раскладывая
матрасы, набитые сеном, сбрасывая сапожки и тесную одежду, расстилая плащи.
Странник старался не глядеть в их сторону. Палубу судна едва озаряли
светильники-корзинки, полные крупных жуков -- тех самых, которые уже
встречались ему на островке Кампалы Эгонды; надкрылья насекомых мерцали
зеленоватыми флуоресцентными отблесками. Стоило слегка повернуть голову и
скосить глаза, и перед Блейдом мелькали то сильные стройные ноги, то
округлые бедра и полные груди, то соблазнительные изгибы талии, плеч или
ягодиц. Он уже знал, что нагота в любой из стран Таргала отнюдь не
находилась под запретом -- чему, видимо, способствовал теплый климат. На
девушек, чьи прелести скрывала лишь полутьма, никто не пялился, ни матросы
ночной вахты, ни воины Арколы; то ли зрелище было привычным, то ли
утонченная вежливость требовала, чтобы в такие моменты женщин как бы не
замечали.
Блейд, устроившийся у правого борта, видел только половину небосклона
-- южную его часть заслоняла плещущая громада парусов, гнавших и гнавших
"Орнирантур" все дальше на северо-запад. В этом мире не было луны, и ночи
казались более темными, чем на Земле, пока над горизонтом не восходил
сияющий Конь. Яркое газовое облако или туманность и в самом деле напоминало
поднявшуюся на дыбы лошадь с пышной гривой и хвостом, расплескавшимся на
треть неба. Блейд не ведал его местного названия; пока что он даже не знал,
водятся ли на плоскогорьях Таргала скакуны, похожие на земных -- что,
однако, не мешало ему любоваться редкостной красотой этого чуда природы.
Сощурив глаза, он смотрел на северный горизонт, ожидая, когда над ним
появится золотистое зарево, и стараясь не обращать внимания на девичью
болтовню и смешки.
Все же он не выдержал и повернул голову. Сестра Ханка и пара десятков
молодых женщин из ее отряда сидели на своих плащах, прижавшись к фальшборту
нагими спинами. Одни расчесывали волосы, другие неторопливо ужинали,
прихлебывая разбавленное вино из резных деревянных чаш. Отдыхающие
валькирии, мелькнуло в голове Блейда, когда он поймал взгляд Дионы. В
царившем на палубе полумраке ее зрачки казались бездонными и манящими; поток
густых волос падал на обнаженные груди, сквозь их невесомую пелену
просвечивали темные острые соски. Диона чуть заметно улыбнулась, и странник
отвел глаза.
Он уже многое знал об этой девушке -- вернее, молодой женщине, успевшей
познать мужскую любовь. Ей было лет двадцать пять или двадцать шесть, и два
года, с семнадцати до девятнадцати, она принадлежала рирдотскому воину,
другу Ханка и своему законному супругу. Она даже родила ему сына, и,
вероятно, молодая чета была вполне счастлива в собственном уютном домике в
небольшом поселке рода Киттала, что притулился на гранитных утесах
неподалеку от Рирдо. Но в один черный день счастье кончилось -- когда две
тысячи карваров, поднявшись на своих пузырях к рирдотским скалам, разорили
несколько деревень, вырезав и людей, и скотину. Тот набег был особенно
жестоким: помощь из города запоздала, пришельцы же не щадили никого и не
взяли в плен ни единого человека. Всех убитых, четыре или пять сотен,
отправили на дно Римпады вместе с овцами и козами, и лишь дюжине человек
удалось скрыться в развалинах или подвалах. Дионе посчастливилось; ее мужу и
маленькому сыну -- нет.
На память о том дне у нее остались шрам над левой ключицей да дикая,
нерассуждающая ненависть к карварам. Она ушла к брату, в Арколу Байя, и
скиталась с этим наемным воинством по просторам Таргала уже несколько лет.
Стреляла Диона великолепно; да и секирой владела не хуже многих мужчин.
Пару дней назад странник захотел поглядеть на ее самострел. Арбалет
оказался настоящим произведением искусства: полированное ложе темного
дерева, двухфутовый стальной лук, ворот, которым натягивали тетиву,
спусковой крючок и прорезь прицела -- почти как у земного карабина. Грозное
оружие, сделанное настоящим мастером, но, как показалось Блейду, тяжеловатое
для женских рук. Диона, однако, обращалась с ним с завидной сноровкой. Этот
смертоубийственный агрегат метал футовые металлические болты толщиной в
палец, пробивавшие и кольчугу, и пластинчатые костяные доспехи карваров. На
ложе его было десятка четыре зарубок; последние -- совсем свежие.
Задумавшись, Блейд не заметил, как сияющая грива Коня поднялась над
горизонтом; прихотливо извивавшиеся пряди сначала ослепили странника, а
потом, хлынув сверху золотистым водопадом, стали щекотать его лицо. Он
вздрогнул от неожиданности и поднял взгляд: над ним склонялась Диона.
-- Ты думаешь? Мечтаешь? О чем? О женщине, оставшейся в твоей далекой
стране?
Блейд, приподнявшись на локте, покачал головой.
-- Нет, девочка. Я размышлял о том, что эти звездные лучи, -- он
вытянул руку к сияющему облаку, -- напоминают твои волосы.
Она улыбнулась, запахнув на груди плащ, и придвинулась ближе.
-- Наверно, ты многим девушкам говорил такие слова?
-- Многим. Но они далеко, а ты -- здесь.
Ладонь Дионы легла на его плечо; она была сильной, изящной формы, с
длинными пальцами.
-- Это так важно?
-- Что именно?
-- Ну, то, что я здесь, а они -- далеко?
-- Дале очи, дале сердце, -- пробормотал Блейд. Одна его рука накрыла
пальцы девушки, другая скользнула под накидку; ее грудь была твердой и
прохладной, с напряженным соском.
-- Нет! -- Она вздрогнула, и странник поспешно убрал дерзкую руку.
-- Боишься брата?
Диона чуть повела плечами.
-- Почему же? Я -- свободная женщина... и сплю, с кем хочу.
Рука Блейда снова двинулась вперед, проникла под плащ и легла на ее
бедро.
-- Но только не здесь, милый, -- поспешно сказала девушка. -- Слишком
много людей... На корабле не принято делать такие вещи.
-- Да, я понимаю. Если можно одному, почему же нельзя и другому, так?
-- Так. У всех моих девушек есть приятели, но они ждут... ждут, когда
окончится дорога и "Орни" встанет за воротами Сарпаты к причалам. И тогда...
-- она смолкла.
-- Тогда?..
-- Тогда посмотрим! -- ее негромкий смех прозвенел хрустальным
колокольчиком.
Блейд сел и обнял девушку за талию -- очень скромно, стараясь
превозмочь возбуждение.
-- Ну, если нельзя говорить о любви, побеседуем о войне, -- заметил он.
-- О войне... -- протянула Диона, скорчив недовольную гримаску. -- Не
слишком интересная тема.
-- Почему же? Наверно, ты можешь понять, что войны редко начинаются
из-за одной страсти к кровопролитию. Нужны основания посерьезней! Вот я и
пытаюсь разобраться...
Вздохнув, девушка положила головку ему на плечо.
-- Ты странный, Блейд. Ты воин, но говоришь так, как мудрец Ирнот...
Такие дела лучше обсуждать с ним или с нашим джанджаратом. Для меня война
начинается на спусковом крючке моего арбалета... а кончается между глаз этих
тварей... там, куда я посылаю стрелу.
-- И все же, -- Блейд погладил ее мягкие шелковистые локоны, -- все же
-- что людям надо от карваров?
-- Ничего. Мы не наступаем, мы обороняемся. Нам, бойцам Арколы, война
приносит хлеб и вино, мясо и серебро, но всем остальным -- только горе и
муки.
-- Тогда я спрошу иначе: что карварам нужно от людей?
-- О! Слишком многое! Наша плоть и наши руки!
-- Они нуждаются в рабах?
-- Конечно. Там, в Римпаде, нельзя разжечь огонь, нельзя плавить железо
и медь, нельзя ковать оружие. Кто же займется всем этим, если не люди?
Подневольные люди?
-- Значит, карвары не любят трудиться?
-- Правильнее сказать -- не могут. Они выходят в наш мир на короткое
время, достаточное для набега, но работа -- не война. За один день можно
разрушить город, но строить его надо целый год, верно?
-- Верно... -- Блейд хмыкнул. -- Твой брат сказал мне, что карвары
могут жить в Раннаре четвертую часть дня. А что грозит тем, кто задержится
дольше?
Он с интересом ждал ответа, но разговор уже наскучил Дионе, и она,
взъерошив волосы странника, заявила:
-- Может быть, все-таки лучше поговорим о любви? Скажи мне, сколько
женщин живет в твоем доме? Там, на изнанке мира, где находится твой Бредонн?
* * *
Ирнот-акриец, скальд, лекарь и, по совместительству, казначей Арколы,
поведал страннику легенду о сотворении Таргала.
Некогда в пространстве, бесконечном и безмерном, все было перемешано:
твердое, жидкое и газообразное, вода и земля, жидкий и густой воздух, живое
и неживое. Каждая частица несла в себе зародыши существования и гибели,
слитые вместе и нерасторжимые, как олово и медь в бронзе; каждая являла
сплав живого и мертвого, связанного друг с другом изначально, от предела
времен. Живое не осознавало себя живым, оплетенное и пронизанное паутиной
мертвого; все оставалось погруженным в Великое Забвение...
Ирнот говорил, аккомпанируя своим речам ударами в маленький барабан. Их
ритм подчеркивал фразы -- то рубленые, короткие, отрывистые, то текучие,
плавные; иногда скальд начинал петь негромким приятным голосом. Он сидел у
мачты, скрестив ноги и опираясь на нее спиной, прикрыв колени полами мантии.
Вокруг столпилось десятка три воинов и мореходов; вероятно, они слышали это
сказание не один десяток раз, но никто не прерывал певца. Блейд заметил, что
головы у всех были обнажены -- даже капитан Ронтар снял свою шляпу с задорно
торчавшим пером....
Шло время, тянулись миллионолетия, которых некому было измерить и
сосчитать. Живое постепенно становилось все более живым, мертвое -- все
более мертвым; связь их делалась все более зыбкой, неощутимой. Наконец жизнь
осознала себя, воспрянула, сбросила узы забвения, и на свет явились боги.
Каждая частица смеси, заполнявшей пространство, породила своего демиурга, и
было их неисчислимое множество. Они парили среди мертвой материи, изучая
устройство мира, породившего их, и мир этот им очень не нравился. Он был
слишком скучным, однообразным, монотонным и серым -- туман, в котором
перемешаны все цвета, все вещества.
И тогда -- Ирнот извлек из барабана серию громовых ударов -- боги
приняли великое решение: навести порядок во вселенной. У них под руками
имелся подходящий материал -- та самая серая субстанция; надо было лишь
правильно рассортировать ее, сложив камни к камням, капли к каплям, воздух к
воздуху, пустоту к пустоте. Долгие тысячелетия боги занимались этой тяжелой
работой, нескончаемой и нудной; однако у них хватило и времени, и сил, чтобы
завершить свой титанический труд. Ведь богов было много, куда больше, чем
людей и карваров, и им не требовалось ни еда, ни питье, ни сон. Не
заботились они и о воспроизводстве потомства: боги -- бесполы и вечны,
физическая любовь чужда им.
Так трудились они долгое время -- но не ради людей или иных существ,
которым предстояло населить создаваемый мир, а лишь исключительно из страсти
к порядку. А посему -- барабан глухо зарокотал под быстрыми пальцами Ирнота
-- людям надо запомнить, что мир сей строился вовсе не для них, и если в нем
что-то получилось плохо или неудобно с точки зрения человека, то не следует
винить в том богов. Они не думали о такой мелочи, как люди и карвары; не
думают о них и сейчас. Поэтому каждый должен знать: человек в мире сем
получает то, что заслужено им самим, и человеку нужно оставить упования на
милость богов. Богам безразличны людские горести.
Блейд почувствовал, как солдаты и мореходы, тесно окружавшие его,
вздохнули. То был вздох сожаления; все эти люди знали, что борются с миром
один на один и не стоит ждать помощи от сверхъестественной силы. Только их
разум, мощь их оружия, мужество и упорство могли послужить защитой....
Итак, продолжал Ирнот, извлекая из барабана мерные звуки, что же
получилось у богов, когда они упорядочили все сущее? Они разделили вселенную
на пять миров, каждый из коих обладает своими признаками, видимыми глазом и
доступными чувствам. Есть три Нижних Мира, Локката, Вантола и Римпада, по
большей части недоступные людям. Локката -- мир земли и того, что находится
под землей; скалы и камни, почва и пещеры, деревья и трава -- это все
Локката, в недрах которой поселились боги, называемые Локками, властители
твердого, неизменного.
Вантола -- мир воды. Океаны и моря, лежащие внизу, озера, медленные
реки, петляющие по равнинам, быстрые реки, текущие с гор, ручьи и подземные
потоки -- все это Вантола, населенная неисчислимыми сонмами собственных
божеств, водных владык. Как и Локки, они не возражают, чтобы люди
использовали их богатства, брали воду для себя, своих животных и своих
посевов; говоря откровенно, богов это совсем не волнует. У них так много
всего, земель и вод, что человеку хватает самой малости, самой ничтожной
части, чтобы быть сытым, довольным и счастливым.
Последний из Нижних Миров, Римпада, заполнен голубоватым густым
воздухом. Люди не способны там долги находится, и потому поверхность Локкаты
и Вантолы, над которой распростерлась бирюзовая дымка, для них недосягаема.
Однако в этом нет ничего дурного; мир таков, каков он есть, и над Римпадой
поднимается множество теплых и плодородных плоскогорий, горных цепей и
пиков, образующих архипелаги; много места, много земли, много озер и рек.
Стоит ли жаловаться на то, что Римпада отделила от людей большую часть двух
прочих Нижних Миров? Нет, разумеется, нет! Каждому известно: теряя в одном,
выигрываешь в другом. Нельзя надолго опускаться в Римпаду, зато можно
построить корабли из легкой чикры и плыть по голубой поверхности густого
воздуха все дальше и дальше, пока судно не обогнет огромный шар Таргала и не
вернется в гавань, из которой отправилось в путь.
Кроме Нижних Миров, существуют Средний и Верхний, Раннара и Нустала.
Раннара заполнена светом и жидким воздухом, пригодным для дыхания; здесь и
только здесь могут обитать люди. Раннара и породила их, так же, как Римпада
-- карваров. Частицы Раннары и Римпады так подвижны, так легки в сравнении с
водой и землей, что жизнь не полностью истекла из них в божественной форме,
осталась некая крупица, которой хватило для карваров и людей. Каждой из рас
назначено жить в своем мире, не вмешиваясь в дела соседей, но карвары
нарушают этот естественный порядок. А потому -- да будут они прокляты!
Барабан грохнул, грозно зарокотал, люди шевельнулись, зазвенело оружие.
Новый вздох пролетел в толпе, молчаливо внимавшей скальду....
Верхний Мир, Нустала, обитель богов-Нустов, безбрежен, холоден и чист.
Он распростерся вверху над Раннарой -- астральная сфера, пустое
пространство, в котором мчатся по своим путям боги, занятые своими
божественными делами. В отличие от невидимых созданий, населяющих три Нижних
Мира и Раннару, богов-Нустов может лицезреть каждый, ибо тела их светятся и
сияют. Каждая звезда -- это один из ночных Нустов, там же, где их побольше,
в небе видны яркие облака. Дневные Нусты, неведомо по какой причине,
предпочитают держаться вместе, и животворное солнце, источник света и тепла,
-- их зримый облик. Но люди не должны обманываться, не должны считать, что
Нусты сотворили для них светило, подобные мысли -- тщеславие и суетность.
Если богам будет угодно, солнце распадется на мириады звезд, и над Таргалом
воцарится ночь.
Ирнот закончил.
Аска Ронтар, вновь водрузив на голову шляпу, окинул внимательным
взглядом своих людей и усмехнулся:
-- Ну, пока этого не случилось, возблагодарим Нустов за свет и тепло,
которые они посылают нам.
Он поднял вверх руки, и все воины и матросы, собравшиеся послушать
скальда, повторили этот символический жест. Блейд последовал их примеру.
Затем, бросив взгляд на Ирнота, он произнес:
-- Стоит ли поклоняться богам, которых не трогают ни человеческое
счастье, ни горести? Они сотворили этот мир для себя, они безразличны к
людям, их не трогают наши просьбы... Достойны ли они поклонения, почтенный
Ирнот?
Скальд поднял на странника темные глаза.
-- Ты прав в том, бредоннец, что не следует поклоняться богам и не
нужно ничего у них просить. Это бесполезно и унизительно! И если бы боги
любого из пяти миров даже оказали нам какие-то милости, то кто знает, было б
это к добру или к худу? Нет, ни к чему поклоняться богам, но их надо чтить
-- чтить без страха в душе и без надежды на благодеяния, чтить за их великий
труд, подаривший нам просторы Раннары.
Ирнот склонил голову, и барабан звонко загремел под его пальцами.
* * *
Блейд снова находился в люльке под бушпритом "Орни".
Корабль поворачивал к юго-западу, фиолетовое море оставалось справа,
слева же простирался скалистый берег. Темные прибрежные утесы тянулись
вдаль, становились все выше и выше, переходили в предгорья, потом -- в
несокрушимое каменное основание огромного хребта Халлы, что простирался на
две тысячи миль в меридиональном направлении. Там, на крыше мира, хватало
теплых долин, озер и рек, лесов, пастбищ и горных лугов, там было достаточно
пространства, чтобы поселиться подальше от границы Римпады, в месте,
недосягаемом для пришельцев из бирюзовых глубин. Но люди жаждали
путешествовать и торговать, а посему строили корабли, а для их защиты
возводили города на самом краю выделенного им мира -- и это свое право, эту
потребность души к странствиям они были готовы защищать с мечом в руке.
Блейд понимал их. Более, чем понимал! Вскоре -- если эта экспедиция
успешно окончится -- он сам засядет на крохотном островке кабинета в
старинном здании на Барт Лэйн, окруженный телефонами и стенами, за которыми
находятся другие такие же кабинеты, коридоры, лестницы, переходы... Он будет
годами сидеть там и стареть, а время подвигов и славы, эпоха невероятных,
фантастических странствий начнет откатываться все дальше в прошлое, пока не
сгинет в тумане забвения, осядет на дно маразматической старческой памяти,
окончательно лишится жизни, превратившись в гору мертвых ответов и записей
на магнитофонной ленте. Разумеется, тот кабинет-остров был частицей острова
побольше, называемого Землей -- можно сказать, целого мира, весьма обширного
и просторного; но тому, кто повидал иные вселенные, весь земной шар
представлялся большой тюремной камерой.
Но сейчас Ричард Блейд был счастлив! Над головой его сияло солнце,
вокруг расстилался необозримый простор, ветер странствий овевал лицо;
неторопливо, торжественно и плавно он парил над неведомым миром, полным еще
нераскрытых тайн, загадок, секретов, грядущей любви, грядущих сражений и
грядущих дорог -- всего того, что он ценил в жизни. И, как ему казалось,
здесь, на Таргале, судьба отпустит все перечисленное полной мерой.
По правому борту "Орнирантура", далеко на горизонте, темным грозовым
облаком вставала земля. На таком расстоянии нельзя было различить ни скал,
ни горных вершин -- только туманную расплывчатую тучку, поднимавшуюся над
бирюзовым маревом словно грязный след от нефтяной струи, выпущенной прямо в
океан из баков танкера. Блейду, однако, чудилось в этой темной полоске нечто
угрожающее.
Испросив разрешения у Силвара Кана, он поднялся на ют, где шкипер со
своими помощниками проводил большую часть дня. Здесь, под навесом, находился
большой стол с разложенными на нем картами и навигационными приборами; рядом
был столик поменьше, занятый подносами с тарелками и деревянными чашами.
Несколько кресел, обитых кожей и крепко привинченных к палубе, да корзинки с
жуками, развешанные под стропилами и прикрытые сейчас плотной тканью,
завершали убранство командного мостика.
В одном из кресел, у маленького стола, с кубком в руках сидел
джанджарат Аска Ронтар. При виде Блейда он отставил чашу, поднялся и
направился к нему, обмахиваясь своей широкополой шляпой; было жарко, и
предводитель Арколы Байя снял свой камзол и доспех, оставшись в одной рубахе
тонкого полотна, богато украшенной кружевами по вороту и запястьям. Обычно
джанджарат не баловал нового наемника своим вниманием: в конце концов, он
был знатным зартом, капитаном многочисленного отряда, а Блейд -- всего лишь
простым мечником. Но, вероятно, Ронтар чувствовал силу и несокрушимую
уверенность в себе, исходившие от этого человека, подобранного в просторах
Римпады, и, несомненно, понимал, что в простых мечниках тот задержится
ненадолго.
Еще бы! Простой мечник -- с таким-то мечом! И с таким умением! На
"Орни", между главной и носовой мачтами, располагалась довольно просторная
фехтовальная площадка, на которой Блейд уже успел снискать славу
непобедимого бойца. Со своих неудачливых противников он брал выкуп,
заставляя показывать их оружие и интересуясь историями многочисленных
клинков и секир, поверженных ниц его "тюльпаном". Топоры, боевые кирки,
прямые мечи и тяжелые ятаганы были весьма добротными, выкованными в кузницах
десятка близлежащих стран, но ни один не мог соперничать по красоте и
ценности с его булатным таллахским эспадоном. Кое-кто из соперников Блейда
утверждал, что владеет оружием, взятым с боя у карваров; однако оно ничем
особенным не отличалось и явно было сделано человеческими руками. Причем его
ковали в этом мире -- не в Таллахе и не в какой-либо иной реальности!