Лещенко Владимир. Серебряный осел

   Словно прочтя ее мысли, создание укоризненно покачало головой.
   «Ну и рожа!» – подумала Орландина.
   – Какая уж есть, – изрекла «рожа» в ответ.
   «Мысли читает!» – испугалась воительница.
   – Да их читать-то особливо не требуется! Все на личике написано!
   «Ясно, охмуряет!»
   – Не знаю уж там, что у меня написано и где, только если ты мысли читать умеешь, то прочти, что я вот этим ножиком с твоей шейкой могу сделать, – грозно изрекла амазонка, взмахнув скрамасаксом.
   – И не совестно будет тебе, безоружного-то? – укоризненно покачал головой «черт».
   Орландина слегка опешила.
   Если бы в ответ он пообещал ее заколдовать или поднять на рога, то она бы не отреагировала, но вот так бить на жалость…
   – Подожди, сестра, – вдруг бросила послушница, – кажется, я его знаю.
   – Ну наконец-то! – просиял косматый рогоносец. – Я уж думал, не признаешь князя-то лесного!
   Как ни в чем не бывало Орланда присела на поваленное дерево. Лесной князь плюхнулся наземь напротив нее. Ваал, выскочивший из хозяйкиной котомки, тут же умостился на руках у старого знакомца и довольно запищал, когда леший стал чесать у кусика за ушком.
   Орландина спрятала меч в ножны, про себя прикидывая, куда в случае чего будет лучше садануть этого козлорогого, чтоб сразу с копыт долой? Впрочем, копыт у него не было, да и рожки не такие уж и большие, всего с мизинец. И вообще, напоминал он не нечисть, а очень волосатого мужика, вроде лучника Мамуки из третьей центурии ее вольного легиона.
   Между тем ее сестра и лесной князь завели между собой беседу, из которой было ясно, что они и в самом деле раньше встречались.
   Весть о тартесских безобразиях и превращенном в осла человеке он выслушал довольно спокойно. Зато, узнав, зачем они сюда явились, схватился за голову.
   – О, бессмертные боги!!! Что же происходит в этом мире?! На родине житья почти не стало, так теперь и в древней Авзонии, где нас, князей лесных то есть, всегда чтили, на нас наемных убийц посылают!
   – А не надо было девок портить!
   – Эк ты сказанула! – хмыкнул сатир. – А что ж мне с ними делать? Да и портить тут, – хихикнул он, – особо некого! Вот, клянусь великим Паном, за месяц тебя первую встретил!
   Он игриво подмигнул монашке.
   – Ты ж вроде бы, князюшка, к Кастальскому ключу собирался, в Дельфы, – оборвала слишком фривольный разговор Орланда.
   – Собирался, – кивнул тот. – И иду потихоньку. Да, вишь, застрял тут. Приболел малость. Решил отлежаться, откормиться. А тут и вести тревожные пришли. Жрецы дельфийские важными делами заняты, не до наших куявских заморочек им.
   – И чем же они таким занимаются?
   – Темный Бог у нас на Гебе объявился, – просто сообщил лесной князь.

 
Я приду, я дам тебе власть над землей Египетской и Сирийской —
К твоим сандалиям ниспровергнутся враги во всю длину и ширину Геба;
Я заставлю их узреть твою мощь, подобную мощи вращающейся звезды,
Когда она проливает свои пылающие лучи и роняет свои кровавые капли на луга.
Я приду, я дозволю тебе завоевать людей Запада и Востока.
Крит будет поражен страхом, ужас воцарится в Аунако, восплачут Вендия и Чжунго;
Я заставлю их узреть твою силу, подобную силе молодого быка,
Бесстрашного и быстрого в атаке.
Никто не осмелится противостоять тебе.
Я приду, я позволю тебе покорить народ болот,
Страх перед тобой охватит земли Британии;
Они узрят тебя во всей славе, подобного свирепому кракену;
О повелитель страха у моря, никто не осмелится приблизиться к тебе.
 

   – Пророчество о пришествии Темного Бога! – громко прошептала Орландина, когда сестра закончила читать зловещий гимн.
   Орланда кивнула.
   Эту песнь, сложенную в седой древности египетскими жрецами Амона, знали на Гебе многие. Но большинством она воспринималась просто как поэтическое творение предков. Жутковатое, но не имеющее реальной подоплеки. Мало ли что придет святым отцам в ум после долгих молений, постов и воздержаний.
   Однако находились и такие люди, которые пытались утверждать, что все, о чем поется в песне, непременно сбудется. С ними одно время боролись. Но после укоренения на Гебе христианства эсхатологическое пророчество вошло в каноны новой веры, как подтверждение мрачных видений святого Иоанна о конце света и пришествии Антихриста. И власти махнули рукой. Пусть себе верят, во что хотят. Лишь бы налоги исправно платили.
   – Так ты думаешь, что пришло время…
   – Не я, – возразил беглой послушнице леший. – Коллегия жрецов в святых Дельфах решила…

Глава 5
ГОРОД У МОРЯ

   Весна наступала медленно, и если на Сицилии и в Иберии деревья уже покрылись листвой, то здесь они все еще не проснулись после долгой зимы.
   А маленький караван тащился по старой Аппиевой дороге к Брундизию.
   «Да, как ни крути, а образовался у них настоящий караван», – подумала Орландина.
   Почти маленькое войско.
   Четыре человека, плюс один бывший человек (ныне осел) и один представитель Древнего Народца. Ну еще один мелкий грызун. Без малого контуберний старого легиона или звено из нового.
   Да, поневоле смешно становится: этакое маленькое войско.
   Со стороны особенно хорошо смотрится – какая-то непонятная толстая тетка с девчонкой да брат с сестрой, разодетые как мимы и фигляры.
   Осел, правда, хороший – молодой, гладкий и красивой серебристой масти.
   Даже лешему нашлась роль.
   Всем встречным они терпеливо разъясняли, что это троглодит– получеловек, редкая северная обезьяна из диких лесов, что в землях эстов и латов, доставшаяся им, честным циркачам, по случаю.
   Иногда путешественники даже давали представления, в которых наряду с метанием ножей Орландины и гаданием Кара, показывали и Стира с лешим.
   Осел «подпевал» играющему на волынке Будре, истошно завывая в такт, чем вызывал одобрительные крики, а лесной князь бил себя в косматую грудь кулаком, взрыкивал и с отвратительным чавканьем пожирал жареное мясо, приводя публику в настоящий экстаз.
   Как ни удивительно покажется, но на лешего их спутники отреагировали вполне спокойно.
   Причем равным образом и Будря («Ну, здрав будь, владыка лесной Борута, эк тебя занесло от родных краев!»), и Кар.
   Они буквально тут же принялись оживленно беседовать о всяких отвлеченных материях и древней истории, в которой леший («О, пятьсот годков стукнуло!») неплохо разбирался.
   Орланда даже немного обиделась на Кара и полдня дулась на приятеля. Ну понятное дело, с толстяком царю общаться приятнее. Все же князь, хотя и лесной, а не какая-то безродная послушница!
   Вот, например, сегодняшним утром Кар и козлорогий обсуждали один случай, который мальчик вычитал в тартесских анналах.
   Лет сто пятьдесят назад один юный пастух заснул в пещере отрогов Кантабрийских гор, а проснувшись, увидел, что рядом с ним храпит какой-то страшный волосатый и бородатый человекообразный урод. Бедный пастушок испугался до смерти и бросился бежать. Со скоростью ветра домчался он до ближайшей харчевни… Но его никто не послушал, и он поневоле вернулся к пещере, надеясь, что это ему привиделось – ведь нужно было забрать стадо.
   Тем временем «чудовище» подкреплялось обедом пастуха, оставленным в суматохе. Оно уже все съело и легло подремать, когда на поляне появился паренек.
   Не ясно, откуда взялась у юноши храбрость, но он спутал ремнями сонного троглодита, а потом все же уговорил взрослых пригнать к пещере лошадь с телегой.
   Дикого лесного человека привезли в село.
   Его помыли, побрили. Вскоре он более-менее обтесался, поступил в подручные к кузнецу и даже женился на вдове, народив с ней семерых здоровых сыновей и двух дочерей, хотя говорить толком так и не научился. К старости дикий человек вновь ушел в чашу и жил в глуши лесной диким отшельником.
   – Нет, это не наши, – пожал плечами леший. – Наши-то дикими не бывают. Ежели даже случится, упаси все боги, что погибнет семья, то хоть кто-то из лесного народа младенца подберет и воспитает как надо. И не дриады, по-нашему вилы, само собой. У тех вообще своих мужчин нет, они род свой все с другими продляют.
   Рыжий сладко улыбнулся, видать вспоминая молодость.
   – И не сатир с сильваном – у тех копыта! Надо бы посмотреть, конечно, но думаю, это йэтти вендийский, – важно изрек он.
   Но чаще они беседовали о пророчестве о Темном Боге. Тут к ним присоединялась Орланда. И начиналось такое, что бедные мозги прознатчицы буквально закипали.
   Кар читал по памяти соответствующие куски из тартесских хроник, несостоявшаяся монашка сыпала цитатами из христианских отцов церкви, а лесной князь припоминал эпизоды из северных саг и сказаний. Порою их диспуты доходили до такого накала, что, казалось, стоило поднести уголек, и все трое вспыхнут пламенем, как древняя птица Бену-Феникс.
   Леший также немало времени проводил в беседах с ослом, то есть Стиром.
   Причем лесной князь говорил вслух, а бедолага певец все больше отвечал мысленно – ему было трудновато говорить подолгу, ибо ослиная глотка все-таки не слишком приспособлена для человеческой речи (хотя порою, когда на поэта находила волна вдохновения, он мог болтать без умолку пару часов подряд).
   «Ну и парочка – лешак да ишак!» – съязвила как-то Орландина, глядя на подобную «беседу».
   И тут же одернула себя – да что ж она злая такая?! Можно подумать, Стир виноват.
   Кстати, Орландина была единственной, не нашедшей общего языка с лесным князем.
   Даже с ее сестрой тот вполне нормально общался.
   Амазонка однажды спросила, как она с лешим-то не брезгует общаться? Ведь нечисть же натуральная.
   – Он тоже тварь Божья, – отбрила Орланда. – Вон, святой Пафнутий с кентаврами общался и им проповедовал.
   – Где ж он их только нашел?
   Про себя, впрочем, прознатчица согласилась с сестрой. Ежели среди Малого Народца есть нечисть, то кто сказал, что среди него же не может водиться и «чисть»?
 
   Но долго ли, коротко, а всякая дорога хороша еще и тем, что рано или поздно куда-нибудь да приведет.
   Вот и они уже часа два как видят синюю полосу на горизонте – Иллирийское море и башни Брундизия.
   Совсем скоро они войдут в его ворота.
   В придорожных кустах они приготовились к вступлению под сень цивилизации.
   Будря и Кар привели в порядок свой женский маскарад, Орландина – свой цирковой, чтобы посильнее отличаться от сестры, а на лешего, глухо ворчавшего, но особо не сопротивляющегося, надели ошейник, прикрепив его цепь к сбруе осла (то есть Стира).
   В тени перед воротами просто на земле сидели стражники, как показалось амазонке, не сильно отличавшиеся от обыкновенных разбойников. Они азартно перебрасывались в кости.
   Орландина остановилась рядом с ними и постояла немного, глядя на то, как скачут кости на чьем-то щите.
   Наконец, один из стражников, видать старший, судя по рыжим косам, выбивающимся из-под шлема, франк, поднял глаза и с неудовольствием посмотрел на девушку снизу вверх
   – Чего надо? – спросил он. – Я женат, так что если желаете заплатить натурой…
   Стражники сдержанно захохотали.
   – Мы идем в город, – ответила воительница.
   – А, ну давайте… – равнодушно отозвался страж ник. – Три асса с головы и один за скотину. Итого. – Он наморщил лоб, подсчитывая сумму. – Шестнадцать. Гони четыре сестерция!
   – Это почему же?! – возмутилась Орланда.
   – Нас четверо, да вот он, – ткнула она пальчиком в подошедшего поближе лешего, – да осел…
   – Ты мне зубы не заговаривай! – начал сердиться стражник. – Вас пятеро! Ты, твой братец, баба с девчонкой, этот голый дед… Ну и осел, само собой. Пятью три – пятнадцать, плюс один. Итого шестнадцать ассов, или же четыре сестерция. Ишь, грамотная! Счету меня учить вздумала!
   – Это не человек, а троглодит, он совсем дикий…
   Бывшая послушница уже приготовилась выдать легенду об обезьяне неведомой северной породы, которую они хотят доставить в Александрию и выгодно продать, но стражника это интересовало менее всего.
   – А мне, знаешь ли, подруга, насрать, проглотит он кого-то или нет. Думаешь, раз у него рога, то платить не надо? Давай, плати или проваливай.
   Орланда порылась в кошельке, вынула серебряный денарий и с вздохом сунула ему деньги, про себя порадовавшись, что хоть кусик сидит у нее в сумке.
   И, как назло, Ваал решил посмотреть, из-за чего сыр-бор разгорелся, и высунулся.
   – О, крыса! – радостно воскликнул стражник. – Еще асc с тебя!
   – А сдача? – спросила она, глядя, как старший патруля по-хозяйски спрятал монету в пояс.
   – Локи с Бальдуром подадут! – отрезал страж порядка.
   Но это было еще не все.
   – Идите, давайте, регистрацию получайте, – приказал франк, возвращаясь к прерванной игре.
   Войдя в ворота, они обнаружили сидящего за колченогим столом писаря, упитанного, в штанах персидского атласа и синей форменной тунике. Перед ним стояла большая чернильница, лежали перья и листы папируса низшего сорта рядом с тонкой дорогой веленевой бумагой. На пальцах чиновника были чернила, а на лице важная мина, столь обычная у представителя власти.
   Когда путники приблизились, писарь с неудовольствием оглядел их. Они назвали ему свои имена, естественно фальшивые. Тот записал их.
   – Вы здесь по какому делу? – спросил писарь.
   – Мы путешествуем, – ответила Орланда. – Даем представления для увеселения граждан. Может, попробуем наняться здесь на работу.
   – Ясно, бродяги, – недовольно проворчал чиновник. – Здесь их и так пруд пруди. Вам известно, что должники подвергаются у нас наказанию кнутом и ссылке на общественные работы без различия пола и возраста?
   – У нас есть деньги. – Девушка показала кошель.
   Стоявшая рядом Орландина едва сдерживала брань. Примерно то же происходило и с Будрей, который уже давно показал бы писаришке, где раки зимуют, если бы не настойчивые просьбы Кара смириться с неизбежным и не привлекать к ним лишнего внимания.
   – Что ж, тогда вам полагается сначала снять комнату или другое жилье. Не положено спать на улицах или на площадях. Как только вы найдете жилье, немедленно явитесь в канцелярию квестора. Каждую неделю вы обязаны являться туда и докладывать о себе. Не сделаете этого – стражники разыщут вас и отправят в тюрьму, если выяснится, что вы не в состоянии заплатить штраф. Когда будете уезжать, сообщите об этом мне, и я вычеркну вас из списков. За незаконную морскую торговлю и контрабанду – каторжные работы на железных рудниках. За проституцию без разрешения магистрата – ссылка за сто первую милю. За… Одним словом, нечего мне с вами болтать – все и так должно быть понятно.
   Причина торопливости писарчука была самая прозаическая: в ворота въезжал торговый обоз.
   Он пододвинул им папирусный квиточек с каракулями – видать, ту самую «регистрацию».
   – С вас асс, – добавил он. – И побыстрее.
   Орланда нарочно выбрала самую истертую монету, но чиновник ей не побрезговал.
   – Куда катится Империя? – фыркнул Будря, когда они отошли прочь.
   – Это еще что! – хмыкнула Орландина. – В Персии, в иных городах каждому въезжающему, если он не какой-нибудь знатный хмырь, выдают бирку, которую надо носить на шее. А если поймают без такой бирки, без разговоров посылают на каторгу.
   По главной улице Брундизия – улице Спартака, носившей явные следы упадка, они двинулись к центру города, где в заброшенном храме Сатурна была сооружена главная муниципальная гостиница.
   По сторонам наемница почти не смотрела – чужие города успели ей приесться.
   Уже добрались до площади, когда топот копыт за спиной заставил Орландину обернуться. Двое вооруженных всадников рысью двигались в их сторону.
   У нее кольнуло сердце – а вдруг ищут их?
   – Ух ты! – в неподдельном восторге дернула ее за рукав сестра. – Это же рыцари. Кажется, Мечехвосты, по одежде вроде бы.
   – Удивила! Да знаю я этих рыцарей, – пожала плечами Орландина. – На Сицилии торчал у нас в тылу целый штандарт ихний, человек пятьсот. Только вот не воевали они. Говорили, мол, невместно христианину и истинному воину биться с взбесившимися мужиками и горожанами.
   – И верно, если подумать, – продолжила она. – Зачем в грязи копаться, если для такого дела грязные наемники есть?
   Тем не менее слегка успокоилась. Вряд ли столь упорные во всем, что касается их чести, люди, взялись бы охотиться на двух девушек, одна из которых все же христианка.
   Орланда выразила своим видом несогласие, но промолчала.
   Как это ни удивительно может показаться, но именно вера Христова, проповедовавшая добро и кротость, в противовес злым и мстительным языческим богам, дала едва ли не лучших бойцов в имперскую армию. Уж во всяком случае, держала монополию на тяжелую кавалерию.
   Четыре рыцарских ордена – Мечехвосты, Алого Креста, Святого Острова и Копья Лонгинуса, унаследовавшие традиции и выучку от приплывших когда-то на бывшую Кандию «крестоносцев», – были в этом смысле вне конкуренции.
   В этих орденах особо отобранных мальчиков (обычно сирот из монастырских приютов) с раннего детства обучали трудной науке конного боя, выковывая из них непобедимых всадников, лет триста назад остановивших ужасных гуннов и не давших аварам подмять Империю под себя.
   Нельзя сказать, что Александрия не пыталась создать что-либо подобное. Но все попытки терпели неудачу. Во всяком случае, выходившие из классов императорских хилиархов всадники с трудом вытягивали на уровень младшего оруженосца самого захудалого командорства.
   И даже Орландине было хорошо понятно почему. Средний рыцарь мог пробежать легкой трусцой полмили в четырехпудовом доспехе, а потом выдержать три получасовые схватки.
   Для него не составляло труда сделать в панцире стойку на руках и так пройти по гребню крепостной стены на высоте в двадцать человеческих ростов. А их секиру Орландина еще бы могла поднять, но вот драться ею…
   И все потому, что воинов этих учили с самого раннего детства.
   Орландина, впрочем, молчала недолго и рассказала спутникам пришедшийся к случаю анекдот.
   Некий дракон долгое время жил спокойно в Серых горах, что на границе с Чжунго, пока не пришел рыцарь, чтобы победить его.
   Он залез бедному дракоше в ухо, ибо воин думал, что ухо этого дракона – пещера, в которой живет чудовище. И этот глупый рыцарь как заорал в ухо бедному чудищу: «Эй, образина, выходи биться».
   На что дракон ответил: «Слушай, рыцарь, я не против подраться, только сперва из уха вылезь».
   Рыцарь тут же понял, насколько огромен монстр, очень испугался и сказал: «Ой, извините, я, кажется, ошибся пещерой».
 
   Когда-то огромный храм старика-Сатурна ныне был разделен на множество клетушек, соединенных коридорами.
   Две такие клетушки они и получили в обмен на ауреус – на десять дней.
   Стиру пришлось довольствоваться местом в конюшне.
   Орландина еще добавила, что надеется, что кобылы не будут его домогаться, и пробормотала извинения, увидев скатившуюся из глаз поэта слезу.
   Там же, в примыкавшем к конюшням зверинце (видать, к постояльцам со зверьем тут привыкли) был определен и «троглодит».
   А Орланда, наведя справки у портье, направилась в «Зубастого кита» – таверну, где собирались арматоры и капитаны и где можно было без проблем найти место на каком-то из идущих в Грецию кораблей.
   Оную таверну она нашла быстро.
   По вывеске, где создание, похожее на головастика-переростка, широко раскрывало пасть с длинными зубами, которых вполне хватило бы на пятерых матерых волков.
   Но, видимо, сегодня был не ее день. Капитанов или даже завалящего суперкарго в кабачке сейчас не нашлось.
   Оставалось ждать.
   Она заказала стакан разбавленного на две трети вина и седло ягненка (некоторое время пыталась вспомнить, не постный ли день сегодня, а потом махнула рукой). И уже приготовилась поесть, как вдруг в заведение кто-то вошел, шумно хлопнув дверью.
   Подняла взгляд – вдруг да судовладелец пришел искать пассажиров. И слегка испугалась – в «Зубастого кита» пришли двое давешних рыцарей.
   Тот, что постарше, подошел к стойке, небрежно швырнул на вытертый мрамор бронзовый кругляш монеты.
   – Рому! – потребовал он.
   Служка подал ему стакан, и рыцарь тут же осушил его, не закусывая. Крякнул, обтер усы.
   – Хорошая водичка, разрази меня акулий хвост через три брашпиля! – похвалил он напиток, брезгливо отпихнув пару ассов сдачи, протянутых подавальщиком.
   И добавил себе под нос еще что-то, чего Орланда не поняла – уж больно замысловато прозвучало.
   Несостоявшаяся монашка удивилась столь странным вкусам воина Божьего.
   Уже лет сто как римские трактирщики додумались перегнать перебродивший сок сахарного тростника, получив крепкий бурый напиток, именуемый «романское пойло». Или коротко – ром. По непонятной причине именно его полюбили пираты Заморских королевств (в Срединном море корсары по-прежнему предпочитали вино).
   Но, судя по потемневшему от южного солнца лицу, человек как раз прибыл из жарких стран. Приглядевшись, девушка убедилась, что, пожалуй, права – в его ухе болталась серьга с большой жемчужиной, а косолапая походка изобличала бывшего моряка. И речь содержала непонятные ей морские термины.
   Но вроде она не слышала, чтобы рыцари воевали в Заморских королевствах.
   – Сто монет! – повторил он, обращаясь к своему молодому приятелю. – Ну что, думаешь, нам делать, дружище?
   – А что, уважаемый Эомай, придется раскошеливаться, хошь не хошь!
   – Эх, – ударил ладонью в стол смуглый, – это же надо, что творят, крысы трюмные! Сто монет с человека! За рейс до Малаки! Причем без коней! Да британские корабельщики за рейс в Антилию впятеро меньше берут! Говорят, пираты одолели! А какие тут пираты?! Смех один…
   Он задумчиво поиграл медальоном, висящим на груди на стальной цепочке – восьмиконечная звезда и два перекрещенных меча на фоне круглого щита.
   – Ладно, Арнау, пожалуй, иди и соглашайся. Отдадим этому кровопийце три сотни сестерциев. Как-нибудь там прокормимся, ремни подтянем.
   Орланда вздохнула.
   Вот у этих двух воинов какое-нибудь благочестивое дело в Малаке. Едут они туда, и никто их не преследует и не ловит. И не мажутся они белилами, как законный тартесский царь, и не выдают себя за бродяг, как они с сестрой.
   Прочтя короткую молитву и перекрестившись, она принялась за еду.
   – Прошу прощения, что нарушаю ваше уединение. – За ее столик подсел тот из рыцарей, коего, как она успела узнать, звали Эомаем. – Встретить единоверцев в этой дыре в первый же день… Кстати, как вас зовут?
   – Орланда, – сообщила она свое настоящее имя. – Я тут проездом… Из Тартесса.
   – Вот как? – Он удивился и заинтересовался. – Ну и как там в Тартессе?
   – Плохо, – вздохнула она. – Законного царя свергли, смута…
   – Да, слышал. Но вот нам как раз нужно именно туда, встретиться с владыкой Аргантонием.
   Она слегка испугалась.
   Кто их знает, этих людей, и какие у них, пусть даже они и рыцари христианские, дела со ставленником Артория? Вон Кезия тоже ух какой благочестивой была, и на тебе! У него, наверное, свои люди везде. Возможно, уже и во дворце. И угораздило же ее назвать настоящее имя.
   Но тут Эомай развеял ее опасения:
   – Мы с моим спутником, отважным рыцарем Арнау, ищем человека, ограбившего ризницу в Эдесском командорстве и ранившего пытавшегося помешать ему брата. По достоверным сведениям, он сейчас в свите Артория. В этом… ордене Стоячих Камней.
   Было видно, что этот орден воин не очень любит.
   – Мы хотим потребовать его выдачи. Вон, – хлопнул он по сумке на поясе, – и мандат получили в канцелярии пропретора.
   Орланда украдкой внимательно изучала своего собеседника.
   Это был человек мужественного вида и невысокого роста, хотя и атлетического телосложения. Черная бородка была аккуратно подстрижена, обветренное и покрытое здоровым загаром лицо с прямым носом, темными выразительными глазами и плотно сжатым ртом напоминало лицо римлянина со статуй старой империи. Приглядевшись, можно было понять, что лет ему не так и много, около тридцати.
   Простое дорожное одеяние, на которое нашит потемневший знак ордена – морской скат с поднятым для боя острым хвостом.
   На груди – серебряная медаль-фалера за храбрость, с портретом августа Птолемея (каким он был лет сорок назад).
   Где-то успел повоевать…
   На рукаве круглая красная нашивка за тяжелое ранение. На поясе вместе с мечом висел кинжал в ножнах необыкновенно тонкой работы; клинок из тяжелой синеватой стали был не шире двух ее пальцев.
   С непонятным облегчением убедилась в отсутствии белого монашеского подворотничка. Стало быть, не воин-монах, а обычный, светский брат ордена. Впрочем, сейчас настоящих монахов в воинских орденах мало – даже не все комтуры…
   И еще, было в облике Эомая что-то подкупающее и располагающее к себе. Такое смутное ощущение надежности и защищенности.
   Можно ли удивляться, что через полчаса они вместе покинули харчевню и Эомай вызвался проводить ее до гостиницы.
   Она впервые в жизни просто шла с мужчиной и беседовала.
   О чем?
   Да так уж ли это важно?
 
   Леший заговорщицки поманил Кара и, прищурившись, спросил:
   – Как, паря, прогуляться не желаешь?
   – То куда пан Борута зовет пана ясного круля? – встревоженной наседкой прикрыл Будря мальчика своей широкой грудью. – И для чего?