Страница:
На том и порешили. Тотчас по закрытии военного совета римская армия поспешно собрала свои обозы и выступила из лагеря. Имея впереди кавалерию — ей Красс приказал догнать противника и постараться задержать его, — римляне двинулись следом за ушедшими вперед повстанцами.
X
XI
Глава двадцать седьмая
I
II
III
IV
V
X
Известие об уходе римлян из лагеря Ганник получил тотчас. Повстанцы торжествовали и осыпали Красса насмешками за проделанную им бесполезную работу.
Итак, половина задачи благополучно разрешилась: осада была снята. Открывалась реальная возможность без всякого риска, не подвергаясь внезапному нападению, вывести за вражеские укрепления оставшуюся часть войска.
Выступая перед воинами на претории, Ганник в яркой речи разъяснил новую ситуацию: сейчас они и сами выступают в поход; в лагере остается 10 тысяч человек под начальством Публипора. Им предстоит продолжать борьбу у Регия, стараясь отнять город у римского гарнизона и продолжая делать попытки переправы в Сицилию до тех пор, пока не будет достигнут успех. Остальные отправятся на соединение со Спартаком. Впереди у них несколько жестоких сражений, в которых надлежит окончательно сокрушить и уничтожить Красса. Никакого мира, никакого соглашения с римлянами не будет. Об этом говорит молчание сената, не желающего уступить им ни обе, ни одну галльскую провинцию, отказ от переговоров со стороны Красса. Залогом непримиримой войны будет отныне смерть всех римлян, взятых в плен в последних боях. Предстоит также избавиться от лишних вьючных животных и лишнего багажа. Их ждет стремительный марш на север налегке.
Так говорил Ганник, ближайший соратник Спартака после смерти Крикса. Речь его войско встретило с энтузиазмом.
В течение часа палатки были свернуты, колонны выстроены в походный боевой порядок. Лишние мулы и лошади, везшие армейскую добычу и поклажу, подведены ко рву и убиты. Их участь разделили римские пленные. Добровольцы из гладиаторов и рабов, особенно ненавидевшие жителей Вечного города, наносили врагам меткие, смертельные удары и сваливали их друг на друга в ров.
Когда с ними было покончено, трубы дали сигнал к выступлению. По римским телам повстанческая пехота прошла через ров, служивший теперь для каждого как бы символом невозможности примирения с римлянами (С. Фронтин).
После долгого и утомительного пребывания на Регийском полуострове армия с удовольствием покидала его. Впереди был новый поход с его сражениями, подвигами, наградами и добычей, то есть именно той жизнью, которая единственно достойна настоящих мужчин. Так думали галльские, германские, фракийские и другие воины, бодро шагая в колоннах за своими командирами. В том, что их ждет успех, что они победят и Красса и Помпея, среди них не сомневался никто.
Итак, половина задачи благополучно разрешилась: осада была снята. Открывалась реальная возможность без всякого риска, не подвергаясь внезапному нападению, вывести за вражеские укрепления оставшуюся часть войска.
Выступая перед воинами на претории, Ганник в яркой речи разъяснил новую ситуацию: сейчас они и сами выступают в поход; в лагере остается 10 тысяч человек под начальством Публипора. Им предстоит продолжать борьбу у Регия, стараясь отнять город у римского гарнизона и продолжая делать попытки переправы в Сицилию до тех пор, пока не будет достигнут успех. Остальные отправятся на соединение со Спартаком. Впереди у них несколько жестоких сражений, в которых надлежит окончательно сокрушить и уничтожить Красса. Никакого мира, никакого соглашения с римлянами не будет. Об этом говорит молчание сената, не желающего уступить им ни обе, ни одну галльскую провинцию, отказ от переговоров со стороны Красса. Залогом непримиримой войны будет отныне смерть всех римлян, взятых в плен в последних боях. Предстоит также избавиться от лишних вьючных животных и лишнего багажа. Их ждет стремительный марш на север налегке.
Так говорил Ганник, ближайший соратник Спартака после смерти Крикса. Речь его войско встретило с энтузиазмом.
В течение часа палатки были свернуты, колонны выстроены в походный боевой порядок. Лишние мулы и лошади, везшие армейскую добычу и поклажу, подведены ко рву и убиты. Их участь разделили римские пленные. Добровольцы из гладиаторов и рабов, особенно ненавидевшие жителей Вечного города, наносили врагам меткие, смертельные удары и сваливали их друг на друга в ров.
Когда с ними было покончено, трубы дали сигнал к выступлению. По римским телам повстанческая пехота прошла через ров, служивший теперь для каждого как бы символом невозможности примирения с римлянами (С. Фронтин).
После долгого и утомительного пребывания на Регийском полуострове армия с удовольствием покидала его. Впереди был новый поход с его сражениями, подвигами, наградами и добычей, то есть именно той жизнью, которая единственно достойна настоящих мужчин. Так думали галльские, германские, фракийские и другие воины, бодро шагая в колоннах за своими командирами. В том, что их ждет успех, что они победят и Красса и Помпея, среди них не сомневался никто.
XI
26 декабря письмо Красса о совершенном Спартаком прорыве и его движении на север прибыло в Рим и немедленно — ввиду его срочности — было оглашено в сенате.
Послание полководца произвело потрясающий эффект. Помпеянцы, перебивая друг друга, с неистовым озлоблением набросились на Красса, подвергая его поношению как полководца, требуя — для спасения государства — всю власть сосредоточить в руках одного лица и с этой целью Помпея назначить диктатором.
Сторонники Красса энергично возражали. Они указывали, что Помпей, до сих пор стоящий лагерем под Римом и проявляющий непонятную медлительность, находится еще слишком далеко, чтобы как-нибудь реально помешать действиям Спартака. Это может сделать только Красс, неустанно преследующий восставших. Следует поэтому вручить диктатуру Крассу.
С таким предложением помпеянцы не хотели согласиться. Завязалась жаркая полемика со взаимными обвинениями и оскорблениями. Некоторые ведущие лица сената вообще высказывались против назначения диктатора. Страх перед Спартаком оказался так силен, что ввиду критической обстановки сенат назначил сразу двух командующих — Помпея и Красса. Правда, командование второго полководца ограничивалось самым коротким временем — соединением Помпея с его армией. После этого незадачливому противнику Спартака надлежало командование сдать сопернику и вернуться в Рим для исполнения обязанностей претора.
Тотчас после закрытия заседания сената скоростные гонцы отправились в ставку Красса с копией сенатского постановления, с письмами от его друзей.
А Помпей (до сих пор он отговаривался от немедленного выступления необходимостью дать небольшой отдых армии, измученной долгой дорогой из Испании), получив сенатское постановление о назначении его главнокомандующим, тотчас нашел, что армия отдохнула уже достаточно. Все оказалось у него наготове. Это сразу обнаружилось, когда час спустя после доставки к нему сенатского постановления его армия покинула свой лагерь.
Провожаемый добрыми напутствиями сограждан, Помпей двинулся в поход, должный принести ему и его войску новую честь и славу…
Послание полководца произвело потрясающий эффект. Помпеянцы, перебивая друг друга, с неистовым озлоблением набросились на Красса, подвергая его поношению как полководца, требуя — для спасения государства — всю власть сосредоточить в руках одного лица и с этой целью Помпея назначить диктатором.
Сторонники Красса энергично возражали. Они указывали, что Помпей, до сих пор стоящий лагерем под Римом и проявляющий непонятную медлительность, находится еще слишком далеко, чтобы как-нибудь реально помешать действиям Спартака. Это может сделать только Красс, неустанно преследующий восставших. Следует поэтому вручить диктатуру Крассу.
С таким предложением помпеянцы не хотели согласиться. Завязалась жаркая полемика со взаимными обвинениями и оскорблениями. Некоторые ведущие лица сената вообще высказывались против назначения диктатора. Страх перед Спартаком оказался так силен, что ввиду критической обстановки сенат назначил сразу двух командующих — Помпея и Красса. Правда, командование второго полководца ограничивалось самым коротким временем — соединением Помпея с его армией. После этого незадачливому противнику Спартака надлежало командование сдать сопернику и вернуться в Рим для исполнения обязанностей претора.
Тотчас после закрытия заседания сената скоростные гонцы отправились в ставку Красса с копией сенатского постановления, с письмами от его друзей.
А Помпей (до сих пор он отговаривался от немедленного выступления необходимостью дать небольшой отдых армии, измученной долгой дорогой из Испании), получив сенатское постановление о назначении его главнокомандующим, тотчас нашел, что армия отдохнула уже достаточно. Все оказалось у него наготове. Это сразу обнаружилось, когда час спустя после доставки к нему сенатского постановления его армия покинула свой лагерь.
Провожаемый добрыми напутствиями сограждан, Помпей двинулся в поход, должный принести ему и его войску новую честь и славу…
Глава двадцать седьмая
ГИБЕЛЬ ГАННИКА И КАСТА. ПОРАЖЕНИЕ АРРИЯ И СКРОФЫ
I
На пятый день пути, сойдя с дороги, соединявшей Капую с Регием, 40-тысячная армия Спартака вышла в верховья реки Силара и расположилась лагерем. Позади осталось около 180 километров пути. Красс сильно отстал, так как его обременяли обозы. Кроме того, на хвосте римской армии висело пять тысяч кавалерии второго повстанческого войска, шедшего под начальством Ганника. Двигаясь впереди своей пехоты, она непрерывно нападала на врага, подобно тому как большая часть кавалерии самого Красса нападала почти все время на арьергард Спартака.
Расположившись в окрестностях Консенции, где Спартак оставил гарнизон еще при движении на юг, вождь восставших решил испытать против Красса очередную хитрость — первую после совершенного прорыва. С этой целью он организовал отход от своих сил 10-тысячного отряда. Последний не торопясь двинулся на дорогу, ведшую навстречу Помпею, и расположился возле нее лагерем всего в десяти километрах от Спартака.
Мнимые перебежчики и некоторые командиры (по распоряжению вождя они поддерживали тайную обманную связь с римским полководцем) тотчас донесли Крассу о следующем: в армии восставших раскол. Спартак намерен кратчайшим путем проследовать на Брундизий, захватить внезапно его корабли и, соединившись затем с частями войск, ведомыми Ганником, вывезти всех людей в Сицилию. Его личные планы насчет боя с римлянами внезапно изменились. Но с ним согласны далеко не все. На военных советах идут ожесточенные споры. Командиры отошедшего 10-тысячного отряда объявили о своем неподчинении новому плану вождя и желают, как он прежде сам хотел, идти на Помпея. Они послали гонцов с письмами к Ганнику и другим легатам, идущим вслед за Крассом, уговаривая их присоединиться к ним. Они надеются, что Спартак, очутившись в меньшинстве, подчинится желанию большинства и двинется вместе со всеми на Помпея, как он сам это прежде предлагал.
Получив приятное известие о разногласиях среди врагов, Красс ободрился и уже с готовностью расположился станом возле малого лагеря повстанцев. Он питал большие надежды на победу и не собирался теперь уклоняться от боя. Впрочем, уклоняться от него дальше было бы и затруднительно: впереди находился 10-тысячный отряд врагов, позади — более многочисленное войско под начальством Ганника, слева — море, справа — всего в 10 километрах — Спартак с 30-тысячным войском. В таком положении, находясь как бы в кольце, более предпочтительным казался бой со слабейшим противником. Но так как Красс ничуть не сомневался, что отделившимся окажут помощь, то он, в свою очередь, разделил войска на три части: против 30-тысячной армии Спартака Красс поставил 40 тысяч лучших войск под началом наиболее заслуженного легата — Кв. Аррия; против 10-тысячного отряда спартаковцев-«мятежников» с 15 тысячами стал сам (под его начальством находился и легион Цезаря); остальные свои силы Красс поставил под начальство П. Консидия против Ганника. На какие-либо успехи своих помощников Красс не особенно надеялся и поручил им лишь держаться изо всех сил, выигрывать время, чтобы дать ему возможность уничтожить отделившийся отряд.
Между тем Ганник, находившийся всего в 12 километрах, приблизился к римскому стану и начал окапываться, собираясь устроить крепкий лагерь.
Но Красс не желал дать ему возможности укрепиться и подал сигнал к битве. Кв. Аррию с его легионами пока предстояло бездействовать. Но никто не сомневался, что Спартак явится тотчас, как только узнает о битве.
Так действительно и получилось. По обе стороны от римского лагеря бой развернулся со всем ожесточением. Красс и Цезарь яростно наступали на «мятежников» — оба хорошо сознавали, что бьются за свое влияние и будущую славу; «мятежники» энергично сопротивлялись.
В свою очередь, повстанцы под начальством Ганника и Каста бешено напирали на римлян и теснили их. Через три часа те пришли в совершенное расстройство. Тщетно П. Консидий слал гонцов к полководцу, прося его позволить взять на помощь часть сил у Аррия. Красс на все просьбы отвечал отказом: Спартак вот-вот подойдет своим на помощь; он уже в пути; держитесь изо всех сил; еще немного времени, я покончу со своим противником и затем сам помогу вам.
И П. Консидий держался. Умоляя и ругаясь, появляясь в самых опасных местах, хватая за ворот бегущих воинов и поворачивая их лицом к повстанцам с криком: «Там враг!» — он сумел продержаться до подхода Красса.
Но когда явился Спартак и прямо с ходу вступил, с Аррием в бой, начав сразу теснить его, настроение повсюду в легионах резко упало. И Красс и Консидий это быстро почувствовали. Убедившись, что надежды на победу нет, полководец приказал начать общий отход в лагеря, что и было проделано.
О новой большой битве Красс сообщал в сенат, особенно упирая на свою победу: из 10-тысячного отряда спартаковцев-«мятежников» он уложил на поле боя 6 тысяч, а 900 человек взял в плен. О том, какой исход имели битвы Кв. Аррия со Спартаком и П. Консидия с Ганником, Красс предпочел умолчать.
В тот же день, к вечеру, Красс получил из Рима копию сенатского постановления и многочисленные письма от друзей о положении в столице. Постановление сената Красса обрадовало. Но то же постановление Красса и охладило — оказывается, командование будет находиться в его руках лишь до встречи с Помпеем…
Агентура Красса, оседлавшая все дороги на пути от Рима, доносила: Помпей миновал Террацину. Это значило, что он находится от него на расстоянии около 360 километров, то есть всего девяти дней пути. И с каждым днем теперь расстояние будет быстро сокращаться — ведь спартаковские командиры, как сообщали ему, Крассу, тайные осведомители, на военном совете, вновь собравшемся после битвы, сумели настоять перед своим вождем на движении Помпею навстречу.
В этот вечер и ночь у Красса и его легатов было над чем подумать…
Расположившись в окрестностях Консенции, где Спартак оставил гарнизон еще при движении на юг, вождь восставших решил испытать против Красса очередную хитрость — первую после совершенного прорыва. С этой целью он организовал отход от своих сил 10-тысячного отряда. Последний не торопясь двинулся на дорогу, ведшую навстречу Помпею, и расположился возле нее лагерем всего в десяти километрах от Спартака.
Мнимые перебежчики и некоторые командиры (по распоряжению вождя они поддерживали тайную обманную связь с римским полководцем) тотчас донесли Крассу о следующем: в армии восставших раскол. Спартак намерен кратчайшим путем проследовать на Брундизий, захватить внезапно его корабли и, соединившись затем с частями войск, ведомыми Ганником, вывезти всех людей в Сицилию. Его личные планы насчет боя с римлянами внезапно изменились. Но с ним согласны далеко не все. На военных советах идут ожесточенные споры. Командиры отошедшего 10-тысячного отряда объявили о своем неподчинении новому плану вождя и желают, как он прежде сам хотел, идти на Помпея. Они послали гонцов с письмами к Ганнику и другим легатам, идущим вслед за Крассом, уговаривая их присоединиться к ним. Они надеются, что Спартак, очутившись в меньшинстве, подчинится желанию большинства и двинется вместе со всеми на Помпея, как он сам это прежде предлагал.
Получив приятное известие о разногласиях среди врагов, Красс ободрился и уже с готовностью расположился станом возле малого лагеря повстанцев. Он питал большие надежды на победу и не собирался теперь уклоняться от боя. Впрочем, уклоняться от него дальше было бы и затруднительно: впереди находился 10-тысячный отряд врагов, позади — более многочисленное войско под начальством Ганника, слева — море, справа — всего в 10 километрах — Спартак с 30-тысячным войском. В таком положении, находясь как бы в кольце, более предпочтительным казался бой со слабейшим противником. Но так как Красс ничуть не сомневался, что отделившимся окажут помощь, то он, в свою очередь, разделил войска на три части: против 30-тысячной армии Спартака Красс поставил 40 тысяч лучших войск под началом наиболее заслуженного легата — Кв. Аррия; против 10-тысячного отряда спартаковцев-«мятежников» с 15 тысячами стал сам (под его начальством находился и легион Цезаря); остальные свои силы Красс поставил под начальство П. Консидия против Ганника. На какие-либо успехи своих помощников Красс не особенно надеялся и поручил им лишь держаться изо всех сил, выигрывать время, чтобы дать ему возможность уничтожить отделившийся отряд.
Между тем Ганник, находившийся всего в 12 километрах, приблизился к римскому стану и начал окапываться, собираясь устроить крепкий лагерь.
Но Красс не желал дать ему возможности укрепиться и подал сигнал к битве. Кв. Аррию с его легионами пока предстояло бездействовать. Но никто не сомневался, что Спартак явится тотчас, как только узнает о битве.
Так действительно и получилось. По обе стороны от римского лагеря бой развернулся со всем ожесточением. Красс и Цезарь яростно наступали на «мятежников» — оба хорошо сознавали, что бьются за свое влияние и будущую славу; «мятежники» энергично сопротивлялись.
В свою очередь, повстанцы под начальством Ганника и Каста бешено напирали на римлян и теснили их. Через три часа те пришли в совершенное расстройство. Тщетно П. Консидий слал гонцов к полководцу, прося его позволить взять на помощь часть сил у Аррия. Красс на все просьбы отвечал отказом: Спартак вот-вот подойдет своим на помощь; он уже в пути; держитесь изо всех сил; еще немного времени, я покончу со своим противником и затем сам помогу вам.
И П. Консидий держался. Умоляя и ругаясь, появляясь в самых опасных местах, хватая за ворот бегущих воинов и поворачивая их лицом к повстанцам с криком: «Там враг!» — он сумел продержаться до подхода Красса.
Но когда явился Спартак и прямо с ходу вступил, с Аррием в бой, начав сразу теснить его, настроение повсюду в легионах резко упало. И Красс и Консидий это быстро почувствовали. Убедившись, что надежды на победу нет, полководец приказал начать общий отход в лагеря, что и было проделано.
О новой большой битве Красс сообщал в сенат, особенно упирая на свою победу: из 10-тысячного отряда спартаковцев-«мятежников» он уложил на поле боя 6 тысяч, а 900 человек взял в плен. О том, какой исход имели битвы Кв. Аррия со Спартаком и П. Консидия с Ганником, Красс предпочел умолчать.
В тот же день, к вечеру, Красс получил из Рима копию сенатского постановления и многочисленные письма от друзей о положении в столице. Постановление сената Красса обрадовало. Но то же постановление Красса и охладило — оказывается, командование будет находиться в его руках лишь до встречи с Помпеем…
Агентура Красса, оседлавшая все дороги на пути от Рима, доносила: Помпей миновал Террацину. Это значило, что он находится от него на расстоянии около 360 километров, то есть всего девяти дней пути. И с каждым днем теперь расстояние будет быстро сокращаться — ведь спартаковские командиры, как сообщали ему, Крассу, тайные осведомители, на военном совете, вновь собравшемся после битвы, сумели настоять перед своим вождем на движении Помпею навстречу.
В этот вечер и ночь у Красса и его легатов было над чем подумать…
II
Итак, хитрость с отделением 10-тысячного отряда под видом мятежного не дала Спартаку ожидаемого результата: генерального сражения и полного разгрома Красса. Римляне дрались храбро, их полководцы руководили своими войсками предусмотрительно; с другой стороны, численность 10-тысячного отряда для оказания успешного сопротивления врагу оказалась явно недостаточной.
После обсуждения положения с командирами Спартак решил испробовать новую хитрость: организовать на этот раз отделение от войска 35-тысячного отряда под начальством своих ближайших помощников — Ганника и Каста; они должны были отойти под видом желающих вести войну на свой страх и риск и двинуться на север, навстречу Помпею, увлекая за собой Красса. Сам Спартак, чтобы внушить римскому полководцу побольше смелости, собирался задержаться в истоках Силара на сутки и таким образом подать Крассу надежду на беспрепятственное уничтожение отделившейся части повстанческого войска.
Через сутки сам Спартак намеревался сняться с лагеря и двинуться к Луканскому озеру, где предполагалось дать Крассу новое генеральное сражение; Ганник должен был завязать его, а Спартак подойти позже и с ходу включиться в битву.
По расчетам повстанческого вождя это сражение давало Крассу последнюю возможность стать победителем: на следующий день в зону боев вступал Помпей; после этого Крассу приходилось бы думать уже не только о победе над рабами, но главным образом о том, как бы уклониться от встречи с ним (при встрече с Помпеем ему пришлось бы сдать командование).
В соответствии с принятым решением утром 29 декабря 72 года 35 тысяч пехоты и 2 тысячи всадников под начальством Ганника и Каста покинули лагерь и двинулись на север.
Одновременно в лагерь Красса бежали от Спартака новые мнимые перебежчики, а «сторонники» римского полководца из повстанческих командиров отправили ему новые срочные письма.
Красс со своими легатами с жадным нетерпением прочитал полученные послания и допросил «перебежчиков». Картина представилась следующей.
На военном совете у Спартака конфликт непрерывно расширяется. На последнем совещании повстанческих легатов у Регия перед прорывом за движение на Помпея было подано два голоса (они представляли 10 тысяч человек), за движение на Брундизий с последующей переправой в Сицилию — шесть голосов (30 тысяч человек); пятнадцать человек воздержались от голосования (а представляли они 75 тысяч человек), считая вопрос недостаточно ясным.
На новом совещании после неудачного сражения 10-тысячного отряда с Крассом раскол страшно усугубился: за движение на Брундизий по-прежнему высказывалось 6 человек, за движение на Помпея — уже 7, число воздержавшихся от голосования сократилось с 15 до 9. Так как из-за прибавления голоса самого Спартака в качестве верховного вождя ни одна из точек зрения не получила большинства, было решено провести утром новое голосование.
Всю ночь представители сторон отчаянно уговаривали нейтралистов. Ганник бил себя в грудь и уверял, что победа неподалеку: стоит двинуться на Помпея — и они одержат верх несомненно; так подсказывает ему его внутренний голос, а он никогда еще его не обманывал. И не сойти ему живым с этого места, если его предсказание ложно. И пусть тогда будет посрамлено его настоящее славное имя Канникий («Предвещающий победу»), и пусть забудется его римское имя Ганник («Блещущий победами»). Так говорил Ганник, и его во всем поддерживал Каст. И хотя он пользовался, как и его товарищ, большой известностью и популярностью за свой ум, храбрость и воздержанный образ жизни, на что указывало само имя (Каст означает «Незапятнанный, бескорыстный»), все-таки они оба не смогли устоять в споре против верховного вождя. Пустив в ход все средства давления, Спартак взял верх. В результате 16 голосами (все колебавшиеся присоединились к нему) против 7 он провел решение о движении на Брундизий. В ответ Ганник и Каст устроили особое совещание. На нем они вынесли решение не подчиняться решению большинства, отделиться от войска и двинуться на Помпея, начав войну на свой страх и риск. Такое решение вызвало среди командиров, сторонников Спартака, целую бурю. Сам верховный вождь, подобно олимпийцу, метал против грозивших расколом громы и молнии. Он требовал мятежников арестовать и разоружить легионы, которые пожелали бы их поддержать. Ему энергично возражали командиры из бывших нейтралистов; они больше всего боялись довести дело до внутренней междоусобной борьбы с оружием в руках.
В настоящий момент споры до такой степени разгорелись, что даже нельзя предсказать, как они завершатся: пойдут ли легионы сразу к Брундизию, бросив Ганника и его коллегу на произвол судьбы, или Спартак в конце концов возьмет верх над несогласными и погонится за отделившимися вдогонку с намерением покарать мятежников…
Вот какое мнение составили себе Красс и его легаты на основе полученных писем и допроса «перебежчиков».
Тотчас между ними, в свою очередь, возник ожесточенный спор. Кв. Аррий, Цезарь и группа молодых командиров, стремившихся отличиться на самостоятельных действиях, предлагала разделить Крассу войско на две части: одну послать за Ганником и Кастом в погоню с приказом уничтожить их до столкновения с Помпеем, вторую под его собственным начальством направить против Спартака, чтобы дать ему новое генеральное сражение при первом удобном случае.
Такое предложение Крассу не понравилось. По его мнению, делить войско значило ослаблять его. Поэтому полководец предлагал, испытывая намерения неприятеля, до самого вечера стоять на месте, не обращая внимания на уход части повстанческих сил. Если Спартак за целый день не сговорится со своими, то они оставят в лагере два легиона для отвода глаз, а всем остальным войском тайно покинут лагерь, пойдут вдогонку за ушедшими мятежниками и разобьют их внезапным нападением, как это Аррий сделал с Криксом.
Предложение Красса пришлось по душе далеко не всем, и они пытались его оспорить. Но тщетно. Полководец твердо стоял на своем, и П. Копсидий полностью поддерживал его.
День тянулся мучительно долго — Спартак не двигался с места… Наконец наступила нетерпеливо поджидавшаяся ночь. По распоряжению полководца армия тихо снялась с лагеря и, оставив на месте два легиона для прикрытия обозов ( с собой было взято только насущно необходимое), по заранее разведанной дороге в обход повстанческих дозоров двинулась на север.
В течение двух дней — 30 и 31 декабря — римские войска большими переходами спешили вдогонку за отделившимися повстанческими легионами и наконец настигли их у Луканского озера.
К этому времени беспокойство римского командующего достигло предела. Во-первых, расстояние, отделявшее его от Помпея, сократилось уже до самого минимума и составляло в настоящий момент каких-нибудь 100 километров. Во-вторых, как доносили разведчики и перебежчики, Спартак и его легаты, обнаружив уход римской армии, сразу прекратили все споры и двинулись на помощь своим мятежным товарищам.
Медлить было нельзя. Тотчас по прибытии к Луканскому озеру Красс приказал построить два лагеря: меньший против Каста и Ганника — его занял Аррий с 40 тысячами пехоты и 3 тысячами конницы — и другой, больший, против Спартака, в котором разместился он сам с большей частью войска.
Едва земляные работы были завершены, Красс отдал приказ Аррию начинать битву.
Последний, не колеблясь, вывел пехоту и конницу в поле, придвинул их к вражескому лагерю и стал вызывать повстанцев на битву. Ганник ничуть не смутился. В свою очередь, он вывел войска — 35 тысяч человек пехоты и 2 тысячи конницы — из лагеря и выстроил их в боевой порядок. Левым флангом для предупреждения обхода он примкнул к озеру, а всю конницу сосредоточил на другом фланге.
Аррий, старый недруг спартаковцев, гордый своей победой над Криксом, сильно надеялся стяжать себе новые лавры победителя. Но на деле все оказалось не так просто, как он рассчитывал.
В течение нескольких часов шло упорное сражение. С обеих сторон полководцы уставших заменяли свежими воинами, в критические моменты лично появлялись в боевой линии. Окруженные телохранителями, они яростно действовали мечами.
День склонялся к вечеру, а Аррий все не мог добиться успеха. Крепкая позиция повстанцев исключала возможность обхода и не давала возможности развернуть по фронту больше сил, чем они могли отразить.
Наконец, взбешенный неудачей, Красс приказал трубачам дать кавалерии, тщетно рубившейся с вражеской, сигнал «отбой». Повинуясь приказу полководца, Л. Квинкций со своими людьми начал отходить назад. Повстанцы его не преследовали — Ганник хотел дать своей кавалерии также передохнуть. Но это совсем не входило в расчеты Красса. Из оставшихся у него 7 тысяч конницы (к нему также все время подходили подкрепления) он приказал двинуть в бой отборный конный резерв.
Удара свежих сил конница Ганника не выдержала и стала отходить. Вслед за ней дрогнули повстанческие легионы и, в свою очередь, стали отступать от озера в сторону горы Каламация, находившейся в тылу.
В самый критический момент сражения (Красс уже надеялся, что удастся опрокинуть врага еще одним сильным натиском) явился Спартак со своими легионами. В развернутом боевом строю он напал на большую часть римского войска, возглавлявшуюся самим Крассом.
После этого возможности сторон быстро уравнялись, так как Аррию пришлось вскоре послать часть своих сил на помощь Крассу.
Сражение длилось еще несколько часов с большим ожесточением. Каждая из сторон отчаянно напрягала силы, борясь за победу. Но тщетно! Темнота заставила полководцев дать сигналы о прекращении битвы и отходе на исходные позиции.[50]
После обсуждения положения с командирами Спартак решил испробовать новую хитрость: организовать на этот раз отделение от войска 35-тысячного отряда под начальством своих ближайших помощников — Ганника и Каста; они должны были отойти под видом желающих вести войну на свой страх и риск и двинуться на север, навстречу Помпею, увлекая за собой Красса. Сам Спартак, чтобы внушить римскому полководцу побольше смелости, собирался задержаться в истоках Силара на сутки и таким образом подать Крассу надежду на беспрепятственное уничтожение отделившейся части повстанческого войска.
Через сутки сам Спартак намеревался сняться с лагеря и двинуться к Луканскому озеру, где предполагалось дать Крассу новое генеральное сражение; Ганник должен был завязать его, а Спартак подойти позже и с ходу включиться в битву.
По расчетам повстанческого вождя это сражение давало Крассу последнюю возможность стать победителем: на следующий день в зону боев вступал Помпей; после этого Крассу приходилось бы думать уже не только о победе над рабами, но главным образом о том, как бы уклониться от встречи с ним (при встрече с Помпеем ему пришлось бы сдать командование).
В соответствии с принятым решением утром 29 декабря 72 года 35 тысяч пехоты и 2 тысячи всадников под начальством Ганника и Каста покинули лагерь и двинулись на север.
Одновременно в лагерь Красса бежали от Спартака новые мнимые перебежчики, а «сторонники» римского полководца из повстанческих командиров отправили ему новые срочные письма.
Красс со своими легатами с жадным нетерпением прочитал полученные послания и допросил «перебежчиков». Картина представилась следующей.
На военном совете у Спартака конфликт непрерывно расширяется. На последнем совещании повстанческих легатов у Регия перед прорывом за движение на Помпея было подано два голоса (они представляли 10 тысяч человек), за движение на Брундизий с последующей переправой в Сицилию — шесть голосов (30 тысяч человек); пятнадцать человек воздержались от голосования (а представляли они 75 тысяч человек), считая вопрос недостаточно ясным.
На новом совещании после неудачного сражения 10-тысячного отряда с Крассом раскол страшно усугубился: за движение на Брундизий по-прежнему высказывалось 6 человек, за движение на Помпея — уже 7, число воздержавшихся от голосования сократилось с 15 до 9. Так как из-за прибавления голоса самого Спартака в качестве верховного вождя ни одна из точек зрения не получила большинства, было решено провести утром новое голосование.
Всю ночь представители сторон отчаянно уговаривали нейтралистов. Ганник бил себя в грудь и уверял, что победа неподалеку: стоит двинуться на Помпея — и они одержат верх несомненно; так подсказывает ему его внутренний голос, а он никогда еще его не обманывал. И не сойти ему живым с этого места, если его предсказание ложно. И пусть тогда будет посрамлено его настоящее славное имя Канникий («Предвещающий победу»), и пусть забудется его римское имя Ганник («Блещущий победами»). Так говорил Ганник, и его во всем поддерживал Каст. И хотя он пользовался, как и его товарищ, большой известностью и популярностью за свой ум, храбрость и воздержанный образ жизни, на что указывало само имя (Каст означает «Незапятнанный, бескорыстный»), все-таки они оба не смогли устоять в споре против верховного вождя. Пустив в ход все средства давления, Спартак взял верх. В результате 16 голосами (все колебавшиеся присоединились к нему) против 7 он провел решение о движении на Брундизий. В ответ Ганник и Каст устроили особое совещание. На нем они вынесли решение не подчиняться решению большинства, отделиться от войска и двинуться на Помпея, начав войну на свой страх и риск. Такое решение вызвало среди командиров, сторонников Спартака, целую бурю. Сам верховный вождь, подобно олимпийцу, метал против грозивших расколом громы и молнии. Он требовал мятежников арестовать и разоружить легионы, которые пожелали бы их поддержать. Ему энергично возражали командиры из бывших нейтралистов; они больше всего боялись довести дело до внутренней междоусобной борьбы с оружием в руках.
В настоящий момент споры до такой степени разгорелись, что даже нельзя предсказать, как они завершатся: пойдут ли легионы сразу к Брундизию, бросив Ганника и его коллегу на произвол судьбы, или Спартак в конце концов возьмет верх над несогласными и погонится за отделившимися вдогонку с намерением покарать мятежников…
Вот какое мнение составили себе Красс и его легаты на основе полученных писем и допроса «перебежчиков».
Тотчас между ними, в свою очередь, возник ожесточенный спор. Кв. Аррий, Цезарь и группа молодых командиров, стремившихся отличиться на самостоятельных действиях, предлагала разделить Крассу войско на две части: одну послать за Ганником и Кастом в погоню с приказом уничтожить их до столкновения с Помпеем, вторую под его собственным начальством направить против Спартака, чтобы дать ему новое генеральное сражение при первом удобном случае.
Такое предложение Крассу не понравилось. По его мнению, делить войско значило ослаблять его. Поэтому полководец предлагал, испытывая намерения неприятеля, до самого вечера стоять на месте, не обращая внимания на уход части повстанческих сил. Если Спартак за целый день не сговорится со своими, то они оставят в лагере два легиона для отвода глаз, а всем остальным войском тайно покинут лагерь, пойдут вдогонку за ушедшими мятежниками и разобьют их внезапным нападением, как это Аррий сделал с Криксом.
Предложение Красса пришлось по душе далеко не всем, и они пытались его оспорить. Но тщетно. Полководец твердо стоял на своем, и П. Копсидий полностью поддерживал его.
День тянулся мучительно долго — Спартак не двигался с места… Наконец наступила нетерпеливо поджидавшаяся ночь. По распоряжению полководца армия тихо снялась с лагеря и, оставив на месте два легиона для прикрытия обозов ( с собой было взято только насущно необходимое), по заранее разведанной дороге в обход повстанческих дозоров двинулась на север.
В течение двух дней — 30 и 31 декабря — римские войска большими переходами спешили вдогонку за отделившимися повстанческими легионами и наконец настигли их у Луканского озера.
К этому времени беспокойство римского командующего достигло предела. Во-первых, расстояние, отделявшее его от Помпея, сократилось уже до самого минимума и составляло в настоящий момент каких-нибудь 100 километров. Во-вторых, как доносили разведчики и перебежчики, Спартак и его легаты, обнаружив уход римской армии, сразу прекратили все споры и двинулись на помощь своим мятежным товарищам.
Медлить было нельзя. Тотчас по прибытии к Луканскому озеру Красс приказал построить два лагеря: меньший против Каста и Ганника — его занял Аррий с 40 тысячами пехоты и 3 тысячами конницы — и другой, больший, против Спартака, в котором разместился он сам с большей частью войска.
Едва земляные работы были завершены, Красс отдал приказ Аррию начинать битву.
Последний, не колеблясь, вывел пехоту и конницу в поле, придвинул их к вражескому лагерю и стал вызывать повстанцев на битву. Ганник ничуть не смутился. В свою очередь, он вывел войска — 35 тысяч человек пехоты и 2 тысячи конницы — из лагеря и выстроил их в боевой порядок. Левым флангом для предупреждения обхода он примкнул к озеру, а всю конницу сосредоточил на другом фланге.
Аррий, старый недруг спартаковцев, гордый своей победой над Криксом, сильно надеялся стяжать себе новые лавры победителя. Но на деле все оказалось не так просто, как он рассчитывал.
В течение нескольких часов шло упорное сражение. С обеих сторон полководцы уставших заменяли свежими воинами, в критические моменты лично появлялись в боевой линии. Окруженные телохранителями, они яростно действовали мечами.
День склонялся к вечеру, а Аррий все не мог добиться успеха. Крепкая позиция повстанцев исключала возможность обхода и не давала возможности развернуть по фронту больше сил, чем они могли отразить.
Наконец, взбешенный неудачей, Красс приказал трубачам дать кавалерии, тщетно рубившейся с вражеской, сигнал «отбой». Повинуясь приказу полководца, Л. Квинкций со своими людьми начал отходить назад. Повстанцы его не преследовали — Ганник хотел дать своей кавалерии также передохнуть. Но это совсем не входило в расчеты Красса. Из оставшихся у него 7 тысяч конницы (к нему также все время подходили подкрепления) он приказал двинуть в бой отборный конный резерв.
Удара свежих сил конница Ганника не выдержала и стала отходить. Вслед за ней дрогнули повстанческие легионы и, в свою очередь, стали отступать от озера в сторону горы Каламация, находившейся в тылу.
В самый критический момент сражения (Красс уже надеялся, что удастся опрокинуть врага еще одним сильным натиском) явился Спартак со своими легионами. В развернутом боевом строю он напал на большую часть римского войска, возглавлявшуюся самим Крассом.
После этого возможности сторон быстро уравнялись, так как Аррию пришлось вскоре послать часть своих сил на помощь Крассу.
Сражение длилось еще несколько часов с большим ожесточением. Каждая из сторон отчаянно напрягала силы, борясь за победу. Но тщетно! Темнота заставила полководцев дать сигналы о прекращении битвы и отходе на исходные позиции.[50]
III
Возбужденные успешной битвой легаты собрались в палатке у Красса. Каждому было чем похвастать. Красс и Аррий, несмотря на потери, были вполне довольны исходом двойного сражения: во-первых, легионеры дрались храбро; во-вторых, враг понес потери не меньшие, если не большие; в-третьих, по слухам, Спартак лишился своего самого видного соратника — Ганника, павшего в битве.
Дошедший до римлян слух оказался справедливым: это вскоре подтвердили новые «перебежчики». Лагерь повстанцев погрузился в траур. У погребальных костров Ганника и других командиров, павших в бою, Спартак и его соратники перед всем войском говорили речи, прославляя доблесть умерших товарищей.
Особенно лестными словами все единогласно отмечали Ганника, прекрасного товарища, предусмотрительного полководца, доблестного воина, образованного человека, принявшего латинское имя Гая, несмотря на кельтское происхождение.
После траурных речей погребальные костры были зажжены. И снова, как прежде, пленные римляне с ужасными проклятиями должны были в память павших повстанческих вождей с оружием в руках вступить друг с другом в бой на глазах собравшегося гладиаторского войска…
Так завершился день. Прах павших был пересыпан в урны, которые как дорогие реликвии взяли наиболее близкие товарищи погибших с клятвой отомстить за них.
Затем все разошлись по палаткам — завтра предстояло новое сражение. А Каст и еще несколько легатов из меньшего войска до полуночи находились в палатке Спартака. Они пили вино и вспоминали самые блестящие подвиги ушедших от них навсегда боевых товарищей.
Потом они обсуждали события дня и предстоящее новое сражение — последнее до подхода Помпея.
Прощаясь, Спартак крепко обнял Каста и по-братски его расцеловал. Кто мог знать достоверно, что сулит завтрашний день?
Дошедший до римлян слух оказался справедливым: это вскоре подтвердили новые «перебежчики». Лагерь повстанцев погрузился в траур. У погребальных костров Ганника и других командиров, павших в бою, Спартак и его соратники перед всем войском говорили речи, прославляя доблесть умерших товарищей.
Особенно лестными словами все единогласно отмечали Ганника, прекрасного товарища, предусмотрительного полководца, доблестного воина, образованного человека, принявшего латинское имя Гая, несмотря на кельтское происхождение.
После траурных речей погребальные костры были зажжены. И снова, как прежде, пленные римляне с ужасными проклятиями должны были в память павших повстанческих вождей с оружием в руках вступить друг с другом в бой на глазах собравшегося гладиаторского войска…
Так завершился день. Прах павших был пересыпан в урны, которые как дорогие реликвии взяли наиболее близкие товарищи погибших с клятвой отомстить за них.
Затем все разошлись по палаткам — завтра предстояло новое сражение. А Каст и еще несколько легатов из меньшего войска до полуночи находились в палатке Спартака. Они пили вино и вспоминали самые блестящие подвиги ушедших от них навсегда боевых товарищей.
Потом они обсуждали события дня и предстоящее новое сражение — последнее до подхода Помпея.
Прощаясь, Спартак крепко обнял Каста и по-братски его расцеловал. Кто мог знать достоверно, что сулит завтрашний день?
IV
Ночь прошла спокойно. Каст со своими товарищами вернулся в малый лагерь. Воины отдыхали, и преемник Ганника (в предыдущем сражении Ганник командовал правым флангом, а Каст — центром войска) также лег спать: к завтрашней битве следовало хорошо отдохнуть.
А Красс, советуясь со своими, не без труда привел их к единому мнению. Для Аррия и его офицеров вопрос казался совершенно ясен: все должны оставаться на своих местах. Сохраняя таким образом за собой в качестве противника Каста, честолюбивый Аррий надеялся стать победителем также и третьего ближайшего помощника Спартака. Красс отлично понимал эту его тайную надежду и с трудом скрывал недовольство: ему вовсе не хотелось, чтобы собственный помощник затмил его своими подвигами.
Проницательный П. Консидий легко уловил затаенное недовольство полководца и подал ему хитрый совет: надо перемениться войсками. Пусть Аррий станет против Спартака, а он, Красс, против Каста; палатка Красса пусть по-прежнему остается в большом лагере, и личное знамя Красса пусть остается в большом войске, которым станет командовать Аррий. Обманутый этим Спартак будет думать, что против него стоит Красс; но сражаться ему придется с Аррием. Красс же, обманув Каста, сразится с ним и, конечно же, уничтожит его. Таким образом, на долго Красса выпадет слава, Аррию же стяжать ее не удастся, так как против него сражаться будет сам Спартак.
Хитрый совет П. Консидия Крассу понравился, и на военном совете он сказал о необходимости перемениться войсками. Аррий сразу понял, в чем дело, и стал возражать, доказывая, что подобная перемена нецелесообразна и покажется странной всему войску. После длительного спора ему все-таки пришлось уступить.
Тотчас по закрытии военного совета Красс в сопровождении легатов, подчинявшихся прежде Аррию, отправился в малый лагерь. Оскорбленный Аррий остался в большом лагере. Настроение у него было мрачное. Закусив с досады губу и проклиная хитрого П. Консидия, он обещал сам себе отплатить Крассу за сегодняшнее оскорбление — отнятие у него верной славы победителя Каста и назначение его на трудную битву со Спартаком без права поднять свой личный штандарт.
А Красс, советуясь со своими, не без труда привел их к единому мнению. Для Аррия и его офицеров вопрос казался совершенно ясен: все должны оставаться на своих местах. Сохраняя таким образом за собой в качестве противника Каста, честолюбивый Аррий надеялся стать победителем также и третьего ближайшего помощника Спартака. Красс отлично понимал эту его тайную надежду и с трудом скрывал недовольство: ему вовсе не хотелось, чтобы собственный помощник затмил его своими подвигами.
Проницательный П. Консидий легко уловил затаенное недовольство полководца и подал ему хитрый совет: надо перемениться войсками. Пусть Аррий станет против Спартака, а он, Красс, против Каста; палатка Красса пусть по-прежнему остается в большом лагере, и личное знамя Красса пусть остается в большом войске, которым станет командовать Аррий. Обманутый этим Спартак будет думать, что против него стоит Красс; но сражаться ему придется с Аррием. Красс же, обманув Каста, сразится с ним и, конечно же, уничтожит его. Таким образом, на долго Красса выпадет слава, Аррию же стяжать ее не удастся, так как против него сражаться будет сам Спартак.
Хитрый совет П. Консидия Крассу понравился, и на военном совете он сказал о необходимости перемениться войсками. Аррий сразу понял, в чем дело, и стал возражать, доказывая, что подобная перемена нецелесообразна и покажется странной всему войску. После длительного спора ему все-таки пришлось уступить.
Тотчас по закрытии военного совета Красс в сопровождении легатов, подчинявшихся прежде Аррию, отправился в малый лагерь. Оскорбленный Аррий остался в большом лагере. Настроение у него было мрачное. Закусив с досады губу и проклиная хитрого П. Консидия, он обещал сам себе отплатить Крассу за сегодняшнее оскорбление — отнятие у него верной славы победителя Каста и назначение его на трудную битву со Спартаком без права поднять свой личный штандарт.
V
Близилось долгожданное утро. Красс и Аррий, поднявшись до зари, взволнованно шагали по палаткам. Аррию было не по себе: вновь придется скрестить оружие со Спартаком. Красс волновался за судьбу посланного им в засаду легиона.
За несколько часов до рассвета римский полководец послал 6 тысяч человек под начальством Цезаря скрытно занять один холм неподалеку от места предполагаемой битвы. Засаде было приказано ударить врагу в тыл, когда завяжется сражение, и римляне начнут притворно отступать, а гладиаторы станут их преследовать.
За несколько часов до рассвета римский полководец послал 6 тысяч человек под начальством Цезаря скрытно занять один холм неподалеку от места предполагаемой битвы. Засаде было приказано ударить врагу в тыл, когда завяжется сражение, и римляне начнут притворно отступать, а гладиаторы станут их преследовать.