— Я помню, — сказал Эверетт. — Ты была похожа на женщин из журналов. Любила показывать мне свое тело.
   — Какая же ты дрянь! Почему не хочешь взглянуть правде в глаза? Хаос, я уродина. — Она едва сдерживала слезы.
   — Тут что-то произошло. Вакавилльские хозяева снов совсем распоясались. Хотят, чтобы вы думали, будто только они…
   — Замолчи! — Тонкий голосок задрожал от гнева. — Это моя жизнь! Я здесь живу! И вовсе незачем приходить и говорить, как, по-твоему, все должно быть. В первый раз, когда ты пришел, я тебя выслушала, а ты все испортил и сбежал. Все, с меня хватит! Если хочешь остаться, иди, проверься на везучесть. Может, тебя и на телевидение возьмут. Может, ты особенный. А я — обыкновенная! Оставь меня в покое!
   — Ты с ума сошла! — Ему хотелось вернуться туда, откуда он ушел, хотелось, чтобы реальность хоть разок посидела спокойно. — В мире много привлекательных людей. Не полтора десятка, а гораздо больше. Я хочу сказать, если ты — обыкновенная, то чего от тебя хочет Иан?
   — Это личное, — прошипела она. Эверетт, распаленный ревностью, поднялся с дивана. Рассудок требовал простора.
   — Где ключи от твоей машины?
   — Куда ты собрался?
   — Хочу тебе доказать. Во сколько закрывается торговый центр?
   — Не знаю. Пока открыт…
   — Ну, так давай. — Он протянул руку, Иди отдала ключи. — Я вернусь.
   — Хаос… — Голос ее упал, гнев уступил смятению. — Мне это не нравится.
   — Ну, так выпиши мне билет, когда вернусь.
   Он вышел из дома, увидел Мелинду и, ничего не объясняя, потащил ее прочь от Рэя и Дэйва.
   — Расскажи, что тут творится, — потребовал он в машине Иди.
   — Так ведь я уже сказала: все пошло ко всем чертям.
   Он завел машину, и они выехали на улицу.
   — Значит, ты помнишь, как в Хэтфорке со мной разговаривала?
   — Ага. Предков там моих видела и козла этого, Эджа. И помойку, где ты живешь. Как тебе все это удается?
   Он помотал головой:
   — Забудь. Слушай, тут кто-нибудь помнит, что было две недели назад?
   — Ага, конечно. Но помнят все неправильно. Люди начали меняться, я пыталась объяснить Иди, но тут, похоже, все верят, что они и раньше были такими. Еще крепче к телекам прилипли.
   — Меняться? В смысле, внешне?
   — Угу. Кроме Кули и его приятелей. Теперь они красавчики, а все кругом — уроды. Меня одну не тронули. — Она рассмеялась. — Наверное, решили, что я и так лапушка.
   — И ведь получилось, да? Иди теперь спит с Кули. — Он должен был знать правду.
   — Ага. Но это не ее вина.
   Он не отрывал взгляда от дороги.
   — Вот так и живем, — сказала Мелинда. — Все обожают правительство. Иди было некуда деваться. Он ведь за ней так долго ухлестывал…
   Эверетт повернулся и встретил пристальный взгляд.
   — Ты чего?
   — Забавный у тебя видок, — ответила она. — Вроде поправляешься.
   — Поправляюсь?
   — Да нет, ничего, — сказала она чересчур поспешно. — Ты, наверное, просто питался хорошо, а то все консервы, консервы… Я тоже не голодала. — Она задрала на себе рубашку и запустила пальцы в мех на талии. — Ты вообще-то где шлялся?
   — Повидался со старыми друзьями, — ответил он. — Потом расскажу. — Он затормозил у автомобильной стоянки перед торговым центром. — Побудь здесь.
   Эверетт торопливо прошел к знакомому магазину комиксов и журналов. Он хотел купить «Плейбой» или «Пентхауз», показать Иди, что красивые фигуры — везде, что рынок устоял против вакавилльского заговора.
   Он нашел магазин, но не увидел перед ним стеллажа с журналами для взрослых.
   Он обратился к продавцу, человеку нормального телосложения, но с родимым пятном во все лицо — этакий малиновый осьминог, раскидавший щупальца.
   — Мы их теперь под прилавком держим, — объяснил продавец. — Элефантизм?
   — Что?
   — Новый закон, конечно, знаете?
   — Новый закон? Я хочу купить «Плейбой».
   — Отлично. Но по новому закону вы можете купить выпуск, предназначенный только для вашей категории. Лилипуты смотрят на лилипутов, великаны — на великанов, и так далее. — Он указал на стеллаж за прилавком. Там действительно стояли десять-двенадцать разных вариантов «Плейбоя», все с немыслимыми уродами на обложках.
   Продавец окинул Эверетта взглядом.
   — А у вас, похоже, элефантизм. — Он бросил на прилавок журнал. С обложки плотоядно смотрела огромная женщина.
   — Что вы сказали?
   — Гляди, приятель.
   Эверетт заметил собственное отражение в витрине магазина. Он был чудовищно толст, щеки обвисли, руки — точно тесто, убегающее из квашни.
   — Четыре доллара, — сказал продавец.
   — Не совсем то, что нужно, — возразил Эверетт, чувствуя, как его охватывает безнадежность. — Мне нужны фото красивых тел. Как полагается «Плейбою».
   — Их, конечно, печатают, — кивнул продавец, — но покупают только правительственные звезды.
   — А мне не продадите? Никто не узнает. Это очень важно.
   — Приятель, думаешь, одному тебе хочется первосортного товара? Черта с два. Не продам. Не имею права. Самому смотреть "запрещено. А то бы полюбовался, уж поверь. Но эти номера — под замком. И ключи — только у правительственных звезд.
   — Что? У покупателей есть ключи, а у тебя нет? И ты думаешь, я в это поверю? Продавец как будто расстроился:
   — Ну, они вообще-то не платят. Вообще-то это мы им приплачиваем, чтобы заходили брали журналы. Считается, от этого растет Престиж заведения.
   — Бред.
   — Но если хочешь на наших посмотреть, почему бы и нет, — обнадеживающе сказал Продавец. — Вот они, в чем мать родила. — Он показал «Пипл», «Роллинг Стоун» и "ТВ-Гид». С обложки «Роллинг Стоун» смотрел Палмер О'Брайен, а на обложке «Пипл» президент Кентман обнимал за плечи Йана Кули. — Живьем они вообще-то получше выглядят, — доверительно сообщил продавец.
   — Я не хочу смотреть на ваших, — проговорил Эверетт. — Я хочу смотреть на других пюдей, которые тоже хорошо смотрятся.
   — Но ведь это «Плейбой» все-таки, — смущенно сказал продавец. — Они тут все без шмотья. Кому еще надо на них любоваться, кроме них самих?
   — Ладно, забудь. — Эверетт пошел к вы-коду, то есть попытался идти. Ничего не вышло — тело стало невероятно тяжелым. Слои плоти гасили любое движение. Пришлось вытечь и хлопнуть на прощание дверью.
   Направляясь к стоянке, Эверетт обнаружил, что теперь он вполне соответствует этому городу. Встречных его вид уже нисколько не шокировал. Эверетт стал одним из них. Наверное, вскоре и он влюбится в какую-нибудь правительственную звезду.
   Он сунулся в машину — не так-то просто, пришлось лезть через заднюю дверь. Мелинда оглядела его с головы до ног и сказала:
   — Поправляешься. Точно.
   — Надо отсюда убираться.
   — Я ждала, когда ты это скажешь. Ладно, попробуй уломать Иди.
   Он завел двигатель, дивясь толщине своих пальцев. Они не чувствовали ни ключей, ни баранки.
   — Только не вздумай сказать, что бросаешь ее. Слышишь, пончик?
   — Да, — ответил он. — Мы ее заберем.
   — И Рэя с Дэйвом. Угу?
   Он кивнул.
   Пока они ехали назад, наступила ночь. Рэй и Дэйв сидели перед телевизором. Иди тоже. Когда Эверетт шумно проник в гостиную, они повернули головы, но ничего не сказали.
   Он обессиленно расплылся в кресле. Иди тихо прошла в кухню и вернулась с пивом, он выпил и погрузился в раздумья, а всех остальных поглотила телепепедача.
   Эверетт ждал, когда закончится вечер. Когда мальчиков уложат спать. Но вечер, казалось, растянулся в вечность. Все молчали. И не подходили к нему. Огибали его кресло, точно мину-рогатку. Ему вспомнилось, как Вэнс описывал опухоли, что росли в лос-анджелесских домах.
   Наконец Рэй и Дэйв уснули, Мелинда ушла в свою комнату. Упорно молчавшая Иди кивнула и показала на дверь спальни. Он вошел туда вслед за ней, она затворила дверь, забралась на кровать и уселась на подушку.
   — Прошу. — Она похлопала ручонкой по соседней подушке. — Не угодно ли присесть?
   Он подошел и, стараясь не дотронуться до Иди, мрачно развалился на кровати. Что могло быть абсурднее соприкосновения таких тел? Но она, видимо, так не считала. Она потянулась к его руке. При всем несходстве в телосложении их объединяло уродство. И казалось, он сумеет это пережить. Сумеет забыть.
   — Хаос, прости, что я капризничала. Просто ошалела от твоего возвращения.
   — Ничего. Просто я… Просто я не знаю, что делать. Я ведь только ради тебя вернулся.
   — Это хорошо, — тихо произнесла она.
   — Но тут черт-те что… По-моему, здесь, в Вакавилле, я не смогу остаться. И тебя увезти хочу.
   — Куда? — Похоже, она снова испугалась.
   — Не знаю. Но здесь нехорошо.
   — Ты всегда так говоришь, а я даже не понимаю, что ты имеешь в виду.
   — Иди… — Он помолчал и начал снова:
   — Иди, если уедешь, то все станет на свои места. Здесь, под этими выродками, тебе вовек не разобраться, что к чему. Но все будет хорошо, если выберешься. Ты мне веришь?
   Она кивнула.
   — Ты… Ты хочешь быть со мной? Не с Йаном, а со мной?
   — Да, — сказала она.
   — Ты уверена?
   — Уверена. Я не хочу быть с Йаном. Эверетт почувствовал, как в его ладони дрожит его рука.
   — Почему?
   — Я тебе не сказала… Когда я с Йаном… Не знаю, как он это делает, но у меня изменяется тело. Я больше не маленькая. Я другая, красивая. Но только пока мы… вместе. Понимаешь?
   — Да.
   По ее щеке сбежала слезинка:
   — А я не понимаю. Но он всякий раз добивается, чтобы я… хотела этого. Хотела это испытать. И я его ненавижу, но одновременно…
   — Не надо объяснять. Она всхлипнула.
   — Но если ты решишься уехать, Рэй и Дэйв больше никогда не увидят отца, — сказал он.
   — Да какой из Джеральда отец? Он даже не заметит. Мальчики куда сильнее расстроятся, если Мелинда уйдет. — Она свернулась клубочком под боком у Эверетта.
   — Надо уезжать как можно скорее. Этот городок… Тут я могу забыть, кто я. А Йан уже давит на меня, требует, чтобы я прошел тест. Знает, наверное, что я делаю сны.
   — Хорошо, — сказала она. — Завтра утром уедем. А сейчас давай спать. — Она притулилась к нему, точно зверек. Он обнял ее одной рукой и придвигал к себе, пока не ощутил, как отдаются в его жирный бок удары ее сердца.
   Но себе Эверетт не позволил уснуть. Что если его ищет Илфорд или Гарриман? Его можно выследить по снам. Спать хотелось невыносимо, ведь он, кажется, уже много дней — в бегах, а тут еще эта туша… Но рисковать нельзя. По крайней мере, пока он не выберется подальше за пределы досягаемости недругов.
   К тому же его мутило от снов. От любых снов, по особенно — от собственных. Он не хотел вторгаться в мысли Иди или Мелинды, не хотел настораживать Кули своими новыми планами, не хотел знать, как его сны уживаются со снами хозяев Вакавилля.
   Иди спала крепко. Через несколько минут в комнату прокралась Мелинда, забралась на кровать.
   — Ты чего? — спросил он.
   — Боюсь, — сказала она. — Не спится.
   — Утром уезжаем.
   — Хорошо. — Она вытянулась рядом, на свободном краю постели. И тоже заснула.
   Огромный, он лежал, чувствуя два живых комочка. Иди даже меньше, чем Мелинда… Все. Хватит с него бродячей жизни.
   Ему было не в диковинку бороться со сном, достаточно вспомнить, как он противился наваждениям Келлога. Но никогда прежде бессонная ночь не стоила таких мучений. Поскольку на этот раз он бежал от собственных сновидений, и этот раз был важнее всех предыдущих. Он вымотался до предела. Галлюцинации не заставили себя долго ждать, и Эверетт встревожился: вдруг они еще опаснее снов?
   Голова запрокинулась, глаза потускнели, и он подумал: «А ведь я такой же толстый, как Келлог. Еще толще».
   Как будто у него появилась цель. Стать новым Келлогом. Он содрогнулся. Кошмарная перспектива.
   Невозможно было бодрствовать между двумя теплыми телами. Он отодвинул от себя Мелинду и Иди, накрыл их одеялами, а сам сполз с кровати. Вышел из дома, нашел в гараже груду картонных коробок, выбрал самые чистые и перенес в дом. Стараясь не шуметь, прошел в кухню и стал собираться в дорогу, укладывать в коробки еду, тарелки и кастрюли. Он сразу же вспотел. Любопытно: струйки пота ощущаются необычно, ведь они текут по новым складкам на теле, огромном, как планета. Заполнив коробки, Эверетт перенес их в микроавтобус. Все остальное собрать было легче, Иди часто переезжала. Как говорится, жила на чемоданах.
   Потом он включил телевизор, убавил громкость почти до предела и несколько часов смотрел старые постановки. Когда солнце наконец взошло, он отправился в спальню будить Иди.
   — Поехали, — сказал он.
   Она протерла глаза и кивнула.
   Времени на сборы ушло больше, чем он рассчитывал. Толстяк Рэй был совершенно беспомощен, у Дэйва все валилось из рук. Но через полчаса они были почти готовы к отъезду. Оставив Иди в квартире, Эверетт повел Мелинду на улицу, за угол, к дому, где, невидимый из окон, стоял чужой автомобиль. Впрочем, в доме все спали. В гараже среди хлама Эверетт нашел пустую бензиновую канистру и шланг.
   Мелинда поняла, что он задумал.
   — А не лучше ли умыкнуть солнечную тачку?
   — А вдруг не найдем? К тому же я на север хочу ехать. У Иди бак почти пустой.
   Мелинда принялась за работу, и вскоре канистра была полна. Когда Эверетт выходил с нею из-за угла, к дому подъехал Кули. Иди все еще возилась в кухне. Кули заглушил мотор и вышел из машины.
   На стоянке машин толпились соседи — нечесаные, в купальных халатах. Самые невообразимые цвета кожи, самые диковинные пропорции тел. У одного — зоб, у другого — заячья губа. У кого-то не хватает конечности, кому-то досталась лишняя. «Откуда их столько набежало? — подумал Эверетт. — Может, Кули обзвонил? Или объехал все дома, постучал во все двери? Боится говорить со мной без свидетелей?"
   — С возвращением, Хаос, — сказал Кули. — В чем дело? Разве сегодня День Переезда?
   Когда-то квадратный Кули казался Эверетту уродливым, но сейчас он выглядел нормальнее любого вакавилльского обывателя. Местные хозяева снов добились своего. Кули был пугающе красив, ни дать ни взять герой-любовник. Стараясь не смотреть на него, Эверетт подошел с канистрой к машине Иди.
   — Помощь не нужна? А то еще удар хватит.
   — Пошел в жопу, — сказал Эверетт. Толпа ахнула.
   — Постой, дай-ка я угадаю, — сказал Кули. — Ты на меня сердишься. — Он излучал добродушие и веселье.
   — Мелинда, иди в дом. Кули, выкладывай, с чем пришел, и вали отсюда.
   — Ну, до чего же деловой пузан! Смех. Зеваки реагировали на слова Кули, как телезрители, приглашенные в студию на встречу со звездой, или как записанный на пленку смех в зале.
   — Да, деловой, — буркнул Эверетт.
   — Ну, так может, отдохнешь, деловой? Тебе это точно не повредит. А заодно как следует подумаешь, что творишь.
   — Я знаю, что творю. — Эверетт подумал, что никогда еще не верил так, как сейчас, собственным словам. Он спасается и спасает людей, которые ему дороги, вот что он творит. И когда-то надо было точно так же увезти из Сан-Франциско Кэйла и Гвен. Как увез из Хэтфорка Мелинду, будучи Хаосом.
   Он решительно поставил канистру и открыл заднюю дверцу микроавтобуса.
   — У Иди плохо с везением, — сказал Кули. — У тебя тоже. Ты хоть удосужился в зеркало посмотреть?
   — Кули, невезение — вовсе не то, что стоит на моем пути, — сказал Эверетт. — Невезение тут совершенно ни при чем.
   — Приятель, ты катишься вниз. Выпустил из рук свою судьбу. Хочешь удержаться за женщину с двумя детьми, а ведь ты даже о себе не в состоянии позаботиться. Ну увезешь их из города, и что дальше? Они будут совершенно беспомощны, они будут целиком зависеть от тебя. Иди знает только этот мир. А ты воюешь с собственными снами, но безуспешно, и вообще, везение твое давно смердит. А теперь еще и проблема избыточного веса…
   — Хочешь поговорить о везении? — спросил Эверетт. — С ним у меня полный порядок.
   Вот тебе доказательство: я встретил Иди. И это был самый удачный день в моей жизни.
   Он в тот же миг пожалел о своих словах. Он позволил втянуть себя в спор, он оправдывается!
   — Все это очень мило. — Толпа за спиной Кули захихикала. — А она разделяет твои чувства? Как насчет того дня, когда ты смазал пятки?
   Этого хватило, чтобы Эверетт снова разозлился.
   — Спасибо за предупреждение, — сказал он. — Если у тебя все…
   — У меня не все. Думаешь, я приехал на тебя полюбоваться? — Кули ухмыльнулся. — Я приехал к Иди.
   — Очень плохо. — Эверетт поднял канистру и плеснул бензина на тротуар между собой и Кули. Кто-то взвизгнул. Человек с зобом и лысая женщина бросились выписывать билеты.
   — Неужели такому таланту нужен бензин, чтобы сбежать? — Кули начал вызывающе, но на середине фразы встретился с Эвереттом взглядом, и голос дрогнул.
   — Не надо меня провоцировать, — сказал Эверетт. — Я усталый и нервный. Ты знаешь: я на все способен. И меня распирает от везения.
   — Очень смешно. Но ты только прячешь собственную слабость. И понимаешь, что по уши увяз в дерьме.
   — Нет. Я серьезно. Это ты по уши в дерьме. — Эверетт смотрел в глаза Кули. — Повторяю, я устал. И терять мне нечего. Вчера я дом разломал в Сан-Франциско. Ты, конечно, слышал мудрое правило? Никогда не дерись с тем, кто уродливее тебя. Ему нечего терять.
   — Ну, так убери канистру, — осторожно произнес Кули. — Давай поглядим, кто из нас удачливей.
   — Нет, спасибо, мне недосуг. — Эверетт плеснул бензином вперед, облил Кули брюки и туфли. Тот отскочил, но слишком поздно. Эверетт с канистрой в руках повернулся и подошел к водительскому сиденью микроавтобуса. — кажется, в этой машине есть зажигалка. Кули, я уеду. Сейчас. Если только не захочешь вписаться в этот город. Интересно, для безногого супермена тут тоже напечатают «Плейбой»? Кули стоял как вкопанный.
   — Хаос, ты покойник!
   — Я покойник, если останусь, тут ты прав, нашел чем пугать. В этом городе все давно уже покойники. — Он выдернул зажигалку. Та не сработала, но это не имело значения. Одного ее вида хватило, чтобы Кули припустил к своей машине. Наверное, бензиновые пары, даже не горя, пекли ему лодыжки.
   Человек с зобом отважился подойти к Эверетту с листком бумаги. Видимо, ему не терпелось выполнить норму. Он даже улыбался, протягивая трепещущий билет.
   Эверетт выхватил листок, зобатый отскочил под прикрытие толпы.
   — Не к тому лезешь, — сказал ему Эверетт. — Ты, наверное, еще не слыхал про новый закон. Несоответствие высокому званию героя комиксов считается грубейшим нарушением. Кули — нарушитель. — Он подошел к машине Кули и крикнул толпе:
   — Ну, что рты разинули? Выпишите ему билетики.
   Кули хлопнул дверцей и схватил радиотелефон. Эверетт полил бензином машину и спохватился — горючее самому понадобится. Он прилепил билет на ветровое стекло.
   Кули завел машину.
   — Вот она, ваша правительственная звезда, — сказал Эверетт. Толпа зашепталась и попятилась. — Целый город изуродовал, чтобы только самому не выглядеть страхолюдиной. — Эверетт понес бензин обратно к машине Иди. — Вам, ребята, взять бы билетики да засунуть в распрекрасную звездную жопу. Да где уж вам…
   Бог с ними. Не их вина.
   Кули уехал, Эверетт втиснулся в машину Иди и расплылся на водительском сиденье. Воткнул зажигалку на место. Он вымотался, но больше не дрожал. Казалось, жир погасил злость, казалось, Эверетт теперь достаточно велик, чтобы эмоции в нем рассасывались без следа.
   Соседи оцепенело смотрели, как уезжает Кули, пялились на Эверетта в машине, на Мелинду в дверном проеме.
   Эверетт вышел и замахал на них руками:
   — Расходитесь по домам. Я — не замена вашему герою. Я просто жирный окорок, которому не терпится свалить из этого поганого городишка.
   Толпа медленно растаяла. Эверетт перелил в бак остатки бензина, вошел в дом, отыскал Иди. Она укладывала в коробку от сигар серебряные украшения.
   — Оставь, — велел он. — И так машина — битком. Ехать пора.
   Иди не стала упрямиться. Видимо, Мелинда сказала ей о стычке Эверетта с Кули.
   Через пять минут все сидели в микроавтобусе, но эти пять минут показались часом. Хорошо хоть, дом стоял на окраине, — беглецы выбрались из города, не обнаружив погони. Едва они оказались на скоростной автостраде, Эверетт разогнал машину до семидесяти пяти миль в час. Перегруженный микроавтобус жалобно дребезжал, но водитель не обращал внимания. Только через час он сбросил скорость до шестидесяти миль.
   Иди помогла выбрать дорогу. Развернутая ею карта была не меньше ее самой. Дэйву приходилось сидеть вполоборота к окну — иначе мешал хвост. Пока они держали путь строго на север. Эверетту отчего-то верилось, что там удастся найти брошенный им дом. Дом у озера.
   Он остановил микроавтобус, все вышли и справили нужду за чахлыми придорожными кустами. Но завтракали в машине. Рэй и Дэйв, завороженные дорогой, не жаловались и не дрались, но Эверетт знал, что надолго их не хватит. Впрочем, это не имело значения. Вечером можно будет остановиться.
   На закате микроавтобус свернул с автострады на захудалый грейдер, поднялся на холм к купе деревьев. Там они расположились на ночлег, и Эверетт велел Иди заняться ужином. Сам он есть не хотел. Его слегка беспокоила собственная грубость — с такими манерами трудно обзаводиться друзьями. Впрочем, не важно. Скоро будет вволю времени для дипломатии. А сейчас можно поспать.
   Он прошел в заднюю часть микроавтобуса и расчистил себе местечко, выгрузив пожитки на землю. Потом улегся, заполнив своим огромным телом чуть ли не все свободное пространство, и сразу крепко уснул.
 
   Он приблизился к лабиринту по воздуху. Он был толст, как Келлог. («Как я сам», — понял он.) Невесом, но и неповоротлив, точно дирижабль. Этакий небесный кит. Спустя некоторое время он пошел на снижение, к коридорам лабиринта, и приземлился так мягко, что даже пыль не потревожил.
   Он пошел, куда указывали нарисованные на стенах стрелки, и, хоть и не заметил с неба ни души, вскоре обнаружил заблудившегося человека. Не местного. Илфорда.
   Глаза у Илфорда были закрыты, голова безвольно откинута на спинку инвалидного кресла. Он похрапывал. Кругом валялся мусор: пустые консервные банки, выгоревшие под солнцем и покоробленные дождем журналы.
   "Это я его сюда перенес, — подумал Эве-ретт. — Как и грозился».
   Калека не вызывал опасений, но Эверетт молча и неподвижно стоял под свирепым полуденным солнцем. Боялся разбудить.
   И вдруг он услышал позади, за углом, скрежет и лязганье шарниров и шестеренок. Он обернулся.
   Телевангелист шаркал, бороздил пыль лохмотьями резиновых подошв. Брошюры сыпались на землю. На экране виднелось лицо Кэйла.
   Не обращая на Эверетта внимания, робот приблизился к человеку в инвалидной коляске.
   — Кэйл! — воскликнул Эверетт.
   Тот, по всей видимости, не услышал. Зашел за спину Илфорду, сомкнул изъеденные коррозией пальцы на подлокотниках. Толкнул кресло и покатил вперед. Илфорд ничего не замечал, ни на что не реагировал. Спал.
   Робот укатил кресло с перекрестка, где стоял Эверетт, и скрылся за углом. Эверетту бросилась в глаза его заботливость. Готовность оберечь Илфорда.
   От кого оберечь? «От меня!» — сообразил Эверетт.
   И тут, словно разгадав некую важную загадку, дирижаблеподобный Эверетт позволил себе взмыть над лабиринтом, подняться в небесную синеву. Оттуда он увидел, как телеевангелист, толкая перед собой кресло, терпеливо пробирается по лабиринту.
   Витая в воздухе, Эверетт приметил еще одного заплутавшего. К нему-то он и направился. Снизился. Приземлился.
   Кули.
   Снова Эверетт незримым жирным призраком стоял в коридоре лабиринта. Кули расстегнул воротник рубашки, пиджак нес перекинутым через руку, но все равно обливался потом.
   Он свернул в другой коридор, но тотчас остановился, повернулся и пошел обратно к перекрестку. Поднял глаза, вгляделся сквозь Эверетта, явно не замечая его. Он искал выход.
   — Кули, — окликнул его Эверетт.
   — Он тебя не слышит, — произнес голос него за спиной.
   Он повернулся и увидел Келлога. Толстяк враскачку вышел из-за угла, остановился и расплылся в улыбке.
   Келлог оказался прав — Кули не отозвался. Не услышал. Он уходил прочь, опасливо заглядывая за углы. Его интересовал только выход. Через минуту он исчез из виду. Келлог и Эверетт остались наедине друг с другом.
   — Как жизнь, пилигрим? — Келлог вынул изо рта сигару. — Ну и дела! Да ты не человек, а плевок в лицо гравитации. Что ты хочешь этим сказать?
   Келлог подошел и ткнул пальцем Эверет-ту в живот. Палец беспрепятственно прошел сквозь нематериальную плоть.
   — Большой, но легкий, — изрек Келлог. — Плохой диагноз.
   — Они меня не видят.
   — Так точно.
   — Но это я их сюда перенес. Моя сила растет.
   — Ты всех нас сюда перенес, — подтвердил Келлог. — Это твой сон.
   — Что теперь будет? — спросил Эверетт. Келлог сунул сигару в рот, скорчил жуткую рожу, руками изобразил клешни.
   — Воззмеззздие! — прорычал он. — Но тебе это не по плечу. Ты привел мустанга к воде, ковбой.
   — Что?
   — Сам себя обезвредил, приятель. — Келлог снова воткнул руку в живот Эверетта. — Ты бесплотен.
   Они вместе поплыли в небо, как дирижабли-близнецы. Оставили внизу лабиринт.
   — Я не хочу мстить, — сказал Эверетт. Келлог пожал плечами.
   — И тем не менее. — Он откинулся назад и заложил ногу за ногу, будто сидел в шезлонге, а не болтался в воздухе.
   — Я хочу их отправить домой.
   — Они вернутся домой. Они сумеют вспомнить, как сюда попали. Но это не важно.
   — Я усадил Илфорда в инвалидное кресло. Я его сделал калекой вместо Кэйла.
   — Да, он здорово перетрусил. Но это ненадолго. Очухается, если только ты не помешаешь.
   — Я думал, Кэйл его убьет.
   — Да ну? — Пепел с сигары Келлога просыпался на лабиринт. — Похоже, ты недооцениваешь проблему отцов и детей. И родственных отношений в целом. А ведь это мощная штука, Хаос.
   — Как у нас с тобой?
   — Хе! Да. Правда, я бы не хотел сейчас об этом говорить.
   — Я когда-нибудь залезал в твои сны? Откуда ты столько знаешь?
   — Не чаще, чем я залезал в твои, капитан Рассеянный. Но в этом уголке моих снов ты ни разу не бывал.
   Они поднялись уже так высоко, что лабиринт превратился в клочок тени на просторе, захламленном металлоломом и прорезанном автострадой.
   — Кули и Илфорд мне не нужны, — сказал, поразмыслив, Эверетт. — Я только хотел выручить Иди. И я это сделал.
   — А, ту цыпу с двумя мальчуганами? Эверетт кивнул.
   — Ты что же это, волк-одиночка? В капкан угодил?
   — Может быть.
   Келлог ухмыльнулся:
   — Так вот откуда такое пузо. — Он протянул руку, чтобы снова ткнуть Эверетта в живот. — Семейное будущее. — На этот раз жир на животе Эверетта был вполне материален. — Что ж, нет худа без добра. Может, когда-нибудь приличной фигурой обзаведешься.
   Эверетт ничего на это не сказал. Лабиринт уже исчез из виду.
   — Семья — лучшая оэсэр, — сказал Келлог. — Поздравляю.
   — Оэсэр?
   — Ограниченная субъективная реальность. Припоминаешь? Ну конечно! Ты всегда был мистер Дырка В Голове.
   — Я помню, — сказал Эверетт.
   — Да неужто? Не иначе, в лесу что-то сдохло. — Келлог вдруг заложил вираж вправо. — Ладно, мне пора, хочу к самолету прицепиться. До встречи, дружище. И больше не притрагивайся к золотым часам.
   Он унесся в облака. Эверетт остался один. «Я отказываюсь от возмездия, — думал он, плывя в вышине. — Я отказываюсь от могущества. Но сначала я должен кое-что изменить. Семью. Сделать всех нормальными».
   Он полетел вниз.
 
   Было утро. Иди и Дэйв сидели у костерка возле машины. Эверетт слышал, как Мелинда и Рэй спорят на среднем сиденье. Как только Эверетт сел, они умолкли.
   Иди больше не была лилипуткой. А у Дэйва исчез хвост.
   Эверетт неуклюже выбрался из машины. К нему подошла Иди.
   — Хаос, ты нынче ночью сон делал. Про нас. И вот, погляди. Мы — прежние.
   Он промолчал. В голове стояла сонная одурь.
   — Завтракать будешь? — спросила Иди. Он кивнул. Она взяла его за руку. Из микроавтобуса вышли Мелинда и Рэй. Рэй был нормального роста, а Мелинда избавилась от шерсти.
 
   — Э, — сказала Мелинда, — а ты все такой же толстый.
   — Он, должно быть, забыл про себя, — предположила Иди. И ласково улыбнулась Эверетту. — Но это пустяк.
   — Э, а моя шерсть? — сказала Мелинда. — Для меня это не пустяк.
   — Извини, — сказал Эверетт.
   — Ты, козел! Хоть бы спросил сначала.
   — Мелинда! — строго сказала Иди.
   — Нет, но ведь в самом деле…
   — Он же хотел как лучше. Правда, Хаос?
   — Я все исправлю, — пообещал он. — Снов будет еще уйма. Верну тебе шерсть.
   — Сегодня же ночью! — велела Мелинда.
   — На. — Иди протянула ему гренку с желе и пластмассовую чашку чая.
   — А я хочу хвост, — тонким голоском потребовал Дэйв.
   — Ты не хочешь хвост, — сказала Иди. — Ты хочешь вредничать, как Мелинда.
   — Нет, правда. Правда хочу. Правда! — Ему нравился хвост, — проворчала Мелинда.
   — Ничего. Кое-кому твой сон по душе пришелся, — сказала Иди Эверетту. — Правда, Рэй?
   — Ага, конечно, — согласился Рэй.
   — Так что спасибо, Хаос. И спасибо, что заботишься о нас.
   — Да чего там, — произнес он с набитым ртом. — Не стоит благодарности.
   Они отправились в путь. Пока дети играли на задних сиденьях микроавтобуса, Эверетт рассказал Иди все, что знал.
   Она выслушала и задумчиво покачала головой:
   — Тебе больше нечего бояться. Мы тебя в обиду не дадим.
   — Откуда такая уверенность?
   — Не позволим тебе создать чудовищный мир или увязнуть в бредовых фантазиях. Потому что всегда будем рядом. Помнишь, ты во сне вернулся в кинотеатр? Помнишь, тебя там нашла Мелинда? Она помнит. Потому что это была она, настоящая.
   — И что с того?
   — А то, что мы всегда будем приходить за тобой. В любой сон. В любой мир. Потому что ты пропускаешь туда людей.
   — Эй, Хаос, — сказала Мелинда с заднего сиденья. — Как тебе это нравится?
   — Что? — Он посмотрел на ее отражение в зеркальце заднего вида. Она глядела вверх и показывала безволосой рукой.
   — Вон! — Рэй показал из своего окна.
   — Ух ты! — воскликнул Дэвид.
   — Хаос, что это? — спросила Иди. Эверетт развернул на сиденье огромное тело и втянул голову в плечи — иначе было не выглянуть в боковое окно. Под облаками мчалась машина, беспропеллерный вертолет, вроде того, на котором летал Вэнс. Нелегко было разглядеть его на фоне сверкающего солнца, но Хаос понял, что вертолет держится низко, пилот приноравливается к скорости микроавтобуса.
   Не надо отвлекаться за рулем. Взгляд Эверетта вернулся на дорогу.