— Какие цвета ты видишь? — спросил рыцарь.
   — Цвета? — изумилась саксонка, сбиваясь с ритма, но Максен тут же поправил ее.
   — Ну да. Какой цвет перед глазами, когда ты их закрываешь?
   И только теперь Райна поняла, о чем идет речь.
   — Золотой, — прошептала она, — и белый.
   Пендери молча лег рядом и склонился над ней. Она сначала увидела белую вспышку и почувствовала, как волна наслаждения охватывает тело.
   — Максен! Я вижу его!
   Хотя они достигли последнего содрогания вместе, но до рыцарей, пирующих в зале, донесся только крик Райны. Теперь ей уже было все равно. Все потеряло смысл, кроме ощущения близости и единения тел, и сладострастных вздрагиваний. Когда они прекратились, девушка приникла к мужчине.
   «Я люблю тебя», — мысленно повторяла она слова, которые слышало только ее сердце. Никогда не осмелится саксонка сказать их вслух. Признаться, что желает его — да, но отдать свою душу, ничего не получая взамен, это еще большая боль, чем та, которую Райна чувствовала.
   Слезы навернулись на глаза, когда эхо проклятий Томаса в ее ушах сменилось угрозами и предсказаниями старой колдуньи. Но, может, Дора не сумасшедшая, ведь сбылось ее предвидение, что Райна разделит ложе с другим мужчиной, но не с Эдвином. Какое еще пророчество Доры подтвердит жизнь? Может, по ее вине саксы потерпят поражение?
   — Я боялся, что ты заплачешь, — вмешался в ее думы Максен. Лежа на боку, он провел ладонью по лицу девушки и ощутил влагу.
   — Сожаления?
   Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом.
   Райна попыталась улыбнуться, но безуспешно.
   «Неужели ее терзают сожаления? Нет, слезы затуманили ее глаза не из-за этого. Того, что сделано, назад не вернешь». Боль в сердце усилилась.
   — Этого мы оба хотели, — уходя от прямого ответа, произнесла она.
   — Да, но ты хотела, чтобы это никогда не произошло.
   — Делить ложе с врагом — невелика честь.
   Свет в глазах рыцаря померк.
   — Ты все еще считаешь меня своим врагом?
   Саксонская ее гордость твердила одно, а сердце шептало совсем другое. Он может быть ее хозяином, но не недругом. Максен доказал, что способен на милосердие; спасение ее соплеменников и забота о них — тому подтверждение. Кроме того, норманн долго ждал ее согласия на близость.
   — Нет, Максен, ты не враг мне.
   Она даже не догадывалась, с каким нетерпением ждал рыцарь ее ответа, в каком напряженном ожидании застыл он. Райна поняла это, услышав его слова, в которых уловила вздох облегчения:
   — Тогда кто я?
   Смутившись, она недоуменно пожала плечами:
   — Ты норманн, но не этого я боюсь.
   Слабая улыбка появилась на его губах:
   — Я также твой возлюбленный, Райна.
   Избегая смотреть ему в глаза, девушка остановила взгляд на его мускулистом животе, где метались странные тени.
   — Я ваша любовница, — пробормотала она.
   Максен вздрогнул — это слово прозвучало, словно пощечина. После того, что произошло между ними, оно казалось таким грубым, неприличным, но в нем была доля правды, и норманн это не мог отрицать. Ведь ее и назовут любовницей, а то и шлюхой. Конечно, ему никто не скажет в лицо, но будут шептаться за спиной, а Райне предстоит выслушать немало грязных слов. Ладно. Что думать об этом! Какая разница, Райна или другая, ведь до монастыря не забивал он себе голову такими мыслями, выбирая любовницу.
   Максен повернул разговор на другое:
   — Расскажи мне о твоей семье.
   Райна при этих словах открыла глаза. Зрачки ее расширились, она вся напряглась.
   — Зачем?
   «В самом деле, зачем?»
   — Я мало знаю о тебе, — пробормотал рыцарь.
   Почему-то хочется узнать ее получше, понять, кто воспитал в ней силу духа и благородство, кто одарил ее такой красотой. Гай рассказывал ему о гибели ее отца и братьев при Гастингсе и о смерти матери во время нападения на деревню, но это было все, что он знал.
   — Моя семья мертва, — вздохнула девушка.
   — И погибли они от рук норманнов?
   — Конечно, — Райна старалась говорить обыденным голосом, но Пендери понимал, что творится в ее душе.
   Она поднялась, села и опустила ноги на пол. Он схватил ее за руку и повернул к себе лицом:
   — И куда ты идешь?
   Она словно вдруг вспомнила, что обнажена: скрестила на груди руки и сжала колени.
   — На свое место, — пробормотала саксонка, по-прежнему избегая смотреть ему в глаза. — Все уже готовятся ко сну. И мне пора.
   Максен, похоже, не слышал шум отодвигаемых столов и скрип скамеек, но сейчас услышал:
   — Останься со мной.
   — Любовница не проводит всю ночь с любовником, — возразила она, по-прежнему не глядя ему в глаза.
   — Может быть, но эту ночь ты проведешь здесь.
   «И все остальные тоже», — подумал он. Смутившись, Райна хмуро взглянула на него:
   — Мне кажется, ты так не думаешь.
   Рыцарь притянул ее к себе:
   — Я прошу. Ты хочешь пойти на уступку, но почему-то не признаешься в этом.
   Саксонка поначалу пыталась освободиться из его рук, но потом покорно легла рядом.
   — Все должно остаться в прошлом. Зачем делать что-то ради твоей прихоти? — сердито спросила она.
   Он чувствовал, что задел в ней потаенные струны и причинил боль, но нужно избавить ее от горестных воспоминаний. Потянувшись, норманн набросил одеяло и обнял девушку.
   — Ну, расскажи мне.
   Она покачала головой.
   — Я же не спрашиваю тебя о призраках прошлого, которые не дают покоя: ведь руки твои по локоть в крови, и никакие молитвы тут не помогут. Ради Бога, не терзай меня вопросами.
   Гастингс. Вот самое больное место. Она права: с тех пор преследуют его предсмертные крики умирающих, боевые кличи воинов, обезумевших от вида крови, в которой скользили ноги. Широко открытые, уставившиеся в одну точку глаза мертвых, которые с укором глядят на него, лишая сна и покоя…
   — Прости меня, — донесся до его сознания виноватый голос Райны.
   Воспоминания заставили его ощутить неутомимую жажду крови, вновь обагрить в ней руки, которые не отмоют никакие молитвы.
   Пендери разжал кулаки, попытался — мускул за мускулом — расслабить напрягшееся тело.
   — Когда-нибудь я расскажу тебе о своем прошлом, — сказал он, не зная, когда это произойдет, — но сейчас твоя очередь.
   Отблески факелов, горевших в зале, причудливыми тенями скользили по лицу девушки.
   — Мой отец и… два брата работали на полях отца Эдвина, — шепотом начала она. — Клей был старше, а Винтер — моложе меня.
   Сказав это, саксонка замолчала, и Максен с нетерпением ждал продолжения рассказа.
   — Знаешь, Винтеру исполнилось только пятнадцать, когда он отправился к Гастингсу, — заговорила Райна, и в голосе ее слышалась боль. Казалось, она больше не сможет говорить, но вот опять зазвучали ее слова:
   — Я родилась в хижине, где была одна комната. Все, что я имела — собственная соломенная подстилка, но этого мне вполне хватало. Моя мать и я занимались хозяйством, работали в поле и обшивали лорда и леди Харволфсонов. Голос ее опять прервался.
   — Мы с Клеем часто ссорились, но мать знала, как успокоить нас, а отец обращал наши ссоры в шутку. Знаешь, мы были счастливы.
   Она вздохнула:
   — Нам было хорошо.
   Максен рос в огромном замке. Отец встречался с ним, когда учил обращаться с оружием и готовил в рыцари. Сейчас он позавидовал Райне.
   — А Эдвин? — не удержался норманн. — Как получилось, что вы стали женихом и невестой?
   — Он не был старшим сыном, но и его ждало прекрасное будущее: ему прочили в жены единственную дочь северного барона — наследницу немалого состояния. Харволфсон оставил двор короля Эдварда, приехал в Этчевери, чтобы сыграть свадьбу, но тут узнал, что его невеста умерла от лихорадки.
   — Что дальше?
   — Мне и прежде доводилось видеть его, но я никогда с ним не разговаривала. Я стирала гобелены в реке, когда на берегу появился Харволфсон. Я хотела уйти, оставив его наедине со своим горем, но юноша попросил остаться. Он начал говорить о своей нареченной, которую никогда в глаза не видел, но теперь оплакивал. Особенно Эдвин сокрушался о сыне, которого надеялся нажить через год. Выстирав, наконец, гобелены, я попросила разрешения уйти, но он удержал меня, усадил рядом, и я побоялась возражать сыну хозяина. Прошел какой-нибудь час, и мы уже надрывали животы от смеха, подшучивая друг над другом. «Хорошие друзья», — подумала я тогда. «Моя жена», — решил он и сказал мне об этом в тот же день. Конечно, я не приняла всерьез его слова, но на следующее утро его отец пришел к моему с брачным соглашением.
   Максен предпочел бы испытывать какое угодно чувство, только не ревность, однако именно она впилась в сердце леденящими коготками:
   — А ты хотела выйти за него замуж?
   Будто бы почувствовав его состояние, Райна поспешила успокоить:
   — Максен, Эдвин сильно изменился, но хорошее и доброе, что осталось в нем, спрятано где-то в глубине души. Потеря того, кого ты когда-то любил, переносится очень трудно.
   Увы! Слова девушки произвели на Максена совсем другое впечатление.
   — Так ты хотела выйти за него замуж? — вновь, еще более настойчиво, спросил он.
   Саксонка, помедлив, пожала плечами:
   — Он такой же мужчина, как и все. Мне он нравился.
   — Почему вы не поженились сразу?
   — Так бы оно и было, но не успел мой отец принять условия соглашения, как Эдвина вызвали в Лондон — умер король Эдвард, А затем король Гарольд…
   Все, что произошло тогда, Максен знал. Правление Гарольда, длившееся не более десяти месяцев, сопровождалось раздорами, которые и привели в конце концов к поражению при Гастингсе.
   — Твой отец и братья встали на сторону Гарольда, — произнес рыцарь, знавший об этом со слов Гая.
   Девушка, вздохнув, кивнула:
   — Они и отец Эдвина участвовали в битве.
   — А мать и ты?
   — Мы остались дома.
   — Что произошло, Райна?
   — Максен… я… я не…
   Он почувствовал приближение взрыва, но настаивал на продолжении:
   — Пришли норманны, да?
   Райна собралась с духом:
   — За несколько дней до битвы они заняли нашу деревню.
   — А дальше?
   — А мы сопротивлялись. Их было намного больше, чем нас. А мы — это «войско» женщин, стариков и детей. Подавив бунт, они грабили, насиловали, убивали, поджигали дома.
   — Как тебе удалось спастись?
   — Мы с матерью спрятались в конюшне, но норманны подожгли и ее.
   Девушка задрожала и прошептала:
   — Только я спаслась.
   Максен прижал ее к себе, и она положила голову ему на грудь.
   — А мать?
   — Она была со мной рядом, когда рухнула крыша. Огонь сжег мои юбки, а вот мама… Я пыталась добраться до нее, вытащить из-под обломков, но пламя обжигало мне лицо и руки. Тут появились норманны…
   Райна всхлипнула:
   — Я до сих пор слышу крики матери. А я убежала в лес.
   Пендери ощутил влагу на своем плече — Райна плакала.
   — И все же они тебя не догнали.
   — Да, в этом мне повезло, — голос у нее прерывался, она боялась разрыдаться. — Днем и ночью я молилась, чтобы вернулись отец и братья, но они, как и многие другие, остались на поле брани.
   Может, он лишил жизни кого-нибудь из ее родных? Но тут же Максен эту мысль отбросил. Райна разразилась рыданиями, уткнувшись в его грудь. Что с ней делать? Раньше он, сталкиваясь с женскими слезами, просто поворачивался и уходил. Максен обнял ее и начал нашептывать ласковые, бессвязные, успокоительные слова. Прежде он и не догадывался, что способен на такое, да и девушка не ожидала ничего подобного.
   Сколько это длилось, Пендери не знал, но, наконец, рыдания стихли.
   — Все будет хорошо, Райна, — норманн ласково гладил ее по голове, словно ребенка, — клянусь, все будет хорошо.
   Проснулась Райна от того, что на нее навалилась какая-то тяжесть. Это были ноги Максена. Открыв тяжелые веки, которые саднило от слез, она взглянула на него — он спал, измученный бессонной ночью. Не раз его тревожные всхлипы будили ее. Сон был недолгим и тяжелым, но все равно надо вставать и приниматься за дело.
   Осторожно выбравшись из объятий Пендери, опустив ноги на ковер, она встала и обошла кровать. На полу валялась ее и его одежда, сброшенная ночью.
   Встряхнув головой, Райна подняла и положила одежду на постель. Не успела она надеть рубаху, как услышала звук шагов, подбежала к ширме и выглянула в зал.
   Кристоф, заметив ее, остановился. Выплеснулась вода из ведра, которое он нес. Озабоченное его лицо осветилось улыбкой. Юноша поспешил к ней. Девушка прижала к груди рубашку и спряталась за ширму. В воде, которую он нес, плавали лепестки роз.
   — Это мне? — спросила она, боясь услышать что-то обидное.
   — Я подумал, что вам пригодится, — тихо ответил он.
   Не глядя ему в глаза, саксонка опустила руку в воду:
   — Хм, она еще теплая.
   — Как вы?
   Девушка, наконец, подняла на него глаза:
   — Хорошо.
   — Я слышал…
   — Знаю, — перебила его Райна, залившись краской стыда. Ясно, что все в зале слышали крик страсти, сорвавшийся с ее губ прошлой ночью.
   — Я слышал, как ты плакала. Максен сделал тебе больно? Если это так…
   — Нет, Кристоф, я плакала по другой причине.
   — Не понимаю.
   Она не хотела ворошить былое, но нужно что-то объяснить юноше:
   — Я вспоминала свое прошлое.
   Кристоф знал о гибели ее семьи.
   — Вы рассказали Максену? — изумленно спросил он, высоко подняв брови.
   Она кивнула.
   — И он утешил меня.
   — Верится с трудом.
   — Мне тоже.
   Кристоф задумался, подав девушке ведро, и отступил в сторону:
   — Вряд ли мой брат станет извиняться за свое вчерашнее поведение. Поэтому примите мои извинения. Это не должно было случиться!
   — Не надо никаких извинений, Кристоф. Максен лишь взял то, что ему я предложила.
   Юноша смутился.
   — Надо бы получше все объяснить, но я не могу. Я сама не все понимаю.
   А вот Кристоф понял:
   — Вы любите его?
   Теперь Райна выплеснула воду из ведра. На этот раз пострадали не половики, а ее рубашка.
   — Я… — она не могла лгать ему, но признаваться в своих чувствах тоже не хотела.
   — Нет, не надо отвечать.
   Он понял чувства, теснившиеся в ее душе, как и то, что девушка догадалась об этом. Саксонка не стала отрицать свою любовь, хотя сперва и намеривалась. В их дружбе никогда не было лжи, а теперь она, похоже, появилась.
   — Я ухожу, — произнес юноша и, прихрамывая, пошел прочь.
   Убедившись, что Максен все еще спит, Райна подошла к сундуку и поставила на него ведро.
   «Я не буду плакать, — твердила она, глядя на воду с плавающими лепестками. — Я прощаюсь со слезами».

Глава 21

   Чудесный запах роз напоминал минувшее лето. Прошлым летом он гулял по монастырскому саду, пытаясь вытеснить мучившие его воспоминания запахом опавших лепестков. Но и лепестки напоминали ему о крови, которой обагрил он по локоть свои руки.
   Максен, с трудом подняв свои веки, смотрел на кровать, на свое обнаженное тело, на хрупкие ее плечи, на разметавшиеся по ним волосы. Райна. Как ей удалось встать с постели, не разбудив его. А ведь он просыпался обычно от малейшего шороха. Да и как иначе, если рыцарь собирался дожить до почтенного возраста.
   Сев на постели, он наблюдал, как девушка, опустив полотенце в воду, (розовую воду — догадался он по запаху, разбудившему его) наклонилась, обтирая тело. Пендери ощущал нестерпимую сухость во рту, такую, что язык словно прилип к небу, но он молчал, не мешая мыться Райне.
   Она отложила полотенце и, повернувшись, потянулась за рубашкой, открыв его взору грудь с розовыми сосками.
   Он вздохнул.
   Должно быть, Райна услышала его, так как прижала рубашку к груди. Ее глаза, опухшие от слез, широко открылись.
   — Я не хотела разбудить тебя, — извинялась она.
   — Ты и не разбудила, — буркнул он.
   Ему хотелось убрать рубашку, прижатую к ее груди.
   Она повернулась к нему спиной и стала одеваться. Встав, потянулась за верхним платьем.
   — Не надо, — подал голос Пендери.
   Девушка помедлила, затем опустила руку, но не повернулась, хотя он молча просил ее сделать это. Затянувшееся молчание нарушил Максен, встав с постели. Подойдя к Райне, норманн опустил руки ей на плечи:
   — Теперь ты моя.
   «Значит, одной ночи ему мало? Он сделает меня обычной любовницей? — Райна положила руку на живот. — Скоро он увеличится от ребенка Максена, ребенка без имени, незаконнорожденного. Нет, этому не бывать! Но как обезопасить себя?».
   Когда Пендери повернул ее к себе, она отвела руку от живота, сцепила пальцы.
   — Что случилось? — участливо спросил он, глядя на ее влажную спереди рубашку.
   Опустив глаза, она увидела напряженные соски, упиравшиеся в тонкую ткань, и поспешно оттянула ее.
   — Неуклюжая я, облилась водой.
   — Кристоф? Это он принес ее тебе?
   — Он.
   — Какой заботливый, — удивленно буркнул Максен.
   — Он хотел как лучше…
   — Конечно, — резко оборвал ее Пендери и спросил: — Как ты себя чувствуешь?
   Девушка поняла, что норманн имеет в виду.
   — Хорошо, но мне неловко, что я залила тебя слезами.
   — Ну, в этом я сам виноват, — заметил он, смягчившись, лаская ее плечи.
   — Просто я никогда по-настоящему не плакала, — призналась саксонка, чувствуя, как в груди загорается пламя желания. — Но прошлой ночью… — она покачала головой. — Все, кто мне дорог, ушли в небытие.
   Рыцарь добавил.
   — И теперь еще Эдвин.
   Она растерялась — как глубоко в его памяти засел сакс. Видимо, ей так и не удалось объяснить свои чувства к бывшему жениху.
   — Он мне небезразличен, Максен, меня волнует его судьба, но он мне ничуть не дорог. Мы должны были пожениться, и все.
   Он неотрывно вглядывался в ее лицо, приник к ее губам.
   — Я рад.
   Ее охватила необыкновенная гордость от того, что Максена душила ревность, но гордость эта угасала и пропадала при мысли, что у нее не может быть будущего с человеком, которого она полюбила.
   — Можешь одеваться, — разрешил Максен, наклоняясь за одеждой, — но оставайся здесь, пока я не пришлю за тобой.
   — Но я же должна разливать эль за завтраком и…
   — Пусть разливают другие, — перебил он ее, одевая рубашку. — Шей, если нечем заняться, но я не хочу видеть тебя с кувшином.
   Наверно, полагалось бы испытывать чувство благодарности — ведь нелегко разливать эль и вино рыцарям, чьи глаза ощупывают ее с ног до головы, чьи языки становятся развязными после крепких напитков. Но девушку озадачил ответ Пендери. Чем больше она думала об этом, тем больше терялась в догадках. То, что произошло между ней и норманном, не делало ей чести, но и стыдиться здесь нечего. Она была рада, что не надо прятаться от любопытных глаз людей.
   — Я не хочу быть фавориткой, потому что я… — начала она, но ее негодование увяло, так как она не способна была закончить фразу.
   — Потому что мы стали любовниками? — досказал за нее Максен.
   Ладно, хоть не назвал ее любовницей.
   — Я не хочу, чтобы ко мне относились иначе, чем к другим, — упрямо продолжала саксонка.
   Пендери уперся руками в бедра и потемневшими глазами взглянул на девушку:
   — Но к тебе будут относиться по-другому. Сегодня не то, что вчера, все изменилось.
   — Я не собираюсь прятаться из-за того, что случилось.
   — Я и не прошу.
   — Ты же велел мне оставаться здесь.
   — До тех пор, пока я не пошлю за тобой.
   — А когда это будет?
   Он вздохнул:
   — Наверно, днем.
   Райна не могла остановиться:
   — И тогда я опять возьмусь за кувшин?
   — Я уже говорил, ты больше не будешь прислуживать за столом.
   — Что было плохо вчера, то плохо и сегодня.
   Максен начал терять терпение и сжал губы:
   — Я не стану отвечать на твой вопрос, Райна, и ты знаешь почему.
   — Объясни.
   — Я уже сделал все, — и, не сдержавшись, добавил: — Я приковывал тебя цепями раньше, Райна, и если понадобится, я сделаю это снова.
   Саксонка хотела ответить резкостью, но промолчала.
   — Хорошо, — бросил Пендери и вышел из комнаты.
   Застонав, она швырнула туфлю и, сделав несколько кругов по комнате, словно загнанный в клетку зверь, упала в кресло.
   — Ты еще не выиграл, Максен Пендери, — пробормотала она.
   «Ты тоже», — напомнил ей внутренний голос.
   — А у тебя я не спрашиваю, — вслух произнесла девушка и покраснела — надо же, разговаривает сама с собой!
   Днем за ней пришел сэр Гай. Оттолкнув под носы с едой, принесенные Лусиллой, Райна поднялась и молча пошла за Торкво в зал, где на помосте восседал Максен в окружении рыцарей высокого ранга.
   У стены, слева и справа от него, стояли другие, не столь именитые норманны, а за ними — вооруженные стражники. У очага сгорбился Кристоф, и в глазах его отражались тревога и ожидание.
   Несмотря на скверное настроение, Райна все же с любопытством глядела на странное собрание, ощущая на себе взгляды всех присутствующих.
   — Райна, подойди и стань рядом, — попросил Пендери, когда она приблизилась к помосту.
   Высоко подняв голову, девушка подошла к нему:
   — Милорд?
   — Минутку, — перебил ее хозяин замка, глядя в сторону дверей. Прошло несколько минут томительного ожидания, и, наконец, вошли пять саксов под охраной рыцарей.
   — Что происходит? — прошептала она побледнев. Зачем Максену понадобилось приводить Этеля и других узников? Может, задумали расправиться с ними… Нет, Пендери не пригласил бы ее, если бы решил их повесить. Хотя приказал же он сопровождать себя на казнь, которая не состоялась. Райна смотрела на Этеля. Долгие дни, проведенные в темнице, состарили его, лицо побледнело, круги под глазами напоминали синяки, волосы длинные, борода свалялась. Глаза сакса сверкали от негодования и гнева. Пятерых узников остановили футах в десяти от стола, и они молча стояли, звеня цепями. Наконец установилась тишина.
   Максен оглядел каждого по очереди и задержал глаза на Этеле.
   — Каково твое решение? — спросил он на англосаксонском наречии.
   Сакс выпрямился и расправил плечи:
   — Такое, каким и было.
   У девушки сердце забилось сильнее, его словно сжали ледяными пальцами: что с ними может сделать Пендери, кроме как послать на смерть? Выбора нет.
   Максен встал и обратился почему-то к Райне.
   — Мой подарок тебе, — сказал он, когтя ее глазами.
   — Подарок? — повторила она, чувствуя, что проваливается в бездну. — Что вы хотите этим сказать?
   — Они ваши. Делайте с ними все, что хотите.
   Те из окружения Пендери, которые понимали англо-саксонский язык, приглушенно заговорили, удивляясь, как и она. Оторопевшие саксы тоже очнулись и зашумели.
   Подарок… Но почему? Потому, что она отдалась ему? Хотя это и не очень убедительно, но другого объяснения не было.
   — Боюсь, я не понимаю.
   Пендери перевел взгляд на рыцарей, которые толпились и негодовали. Им не нужно было ничего объяснять — один красноречивый взгляд заставил их замолчать и замереть. Довольный этим Максен вновь посмотрел на саксонку:
   — Какова будет их участь?
   Она взглянула на растерянных саксов, перевела глаза на окружавших их стражников. Среди тех, кто рьяно протестовал, был и сэр Ансель. Лицо его побагровело, ноздри раздувались, кулаки сжались.
   — Ну же, — торопил ее Максен.
   У нее была только одна мысль, но зайдет ли щедрость норманна так далеко?
   — Они сослужат плохую службу в Этчевери, — заговорила она.
   — Это я сам знаю.
   — Они сослужат плохую службу и в Блэкстере.
   Он согласно кивнул.
   «Любопытно, с чем еще он согласится?» — подумала саксонка и, собравшись с духом, продолжала:
   — Поэтому я прошу вас освободить их.
   — Чтобы они присоединились к Эдвину, — усмехнулся норманн, но его, похоже, не разозлила ее дерзость.
   — Если они выберут такой путь.
   — Не тешь себя пустыми надеждами, — ровным голосом произнес он.
   Она пожала плечами.
   — Утром, — объявил Максен и приказал рыцарям увести узников.
   Неужели они получат свободу? Неужели Пендери отпускает их, чтобы саксы пополнили ряды сторонников Эдвина и по весне начали с ним войну? Онемев от изумления, Райна почувствовала взгляд Этеля и, посмотрев на него, заметила слабую улыбку на его губах.
   Люди начали расходиться, и тут вперед вышел красный от ярости сэр Ансель.
   — Ради этой шлюхи, — Рожер ткнул пальцем в Райну, — вы освободите мятежников, которые хотят убить нашего короля?
   В то же мгновение рыцарь рухнул на пол. Пендери возвышался над ним, а все наблюдали, как сэр Ансель пытался подняться. Максен поставил ему ногу на грудь и пригвоздил к земле.
   — Покончим с этим сейчас, Ансель? — положив руку на рукоять меча, грозно спросил он.
   Рожер смотрел на Пендери, размышляя, стоит ли принимать вызов. В конце концов он замотал головой:
   — Я у ваших ног, милорд. С этим следует кончать?
   Сжимая и разжимая пальцы на рукояти меча, Максен смотрел на поверженного рыцаря.
   — Посмотрим, — наконец проговорил Пендери и, убрав ногу, позволил рыцарю подняться.
   — Прием окончен! — объявил Пендери-старший и повернулся к дверям.
   Райна пошла следом, но, выйдя из зала, не увидела Максена. Она так и не поняла, почему он сделал ей такой щедрый подарок. Кое-что надо выяснить у служанок, и она направилась на кухню, где Милдред и Лусилла, бойко переговариваясь, стучали ножами, расправляясь с овощами. А еще три служанки хлопотали над кастрюлями.
   Увидя Райну, Милдред велела им удалиться.
   — Вы что-то бледны сегодня?
   Райна коснулась щеки:
   — Да?
   Лусилла кивком головы подтвердила.
   — Ты хорошо себя чувствуешь? — участливо спросила Милдред.