Страница:
— Позже! — прорычал Максен.
Девушка презрительно сжала губы, но благоразумие заставило ее промолчать.
Пораженная словами своего возлюбленного о ее невиновности, Райна уже не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Идут ли от сердца его слова? Или он сказал их, чтобы утихомирить сестру? Очень может быть…
А Пендери-старший, наоборот, превратился в слух и зрение. Не обращая или, вернее сказать, стараясь не обращать внимания на женщину, сидевшую рядом, он пытливо следил за поведением сестры, отмечая в ней перемены, происшедшие за два последних года. Она и прежде отличалась беспокойным нравом, острым языком и насмешливостью, но сейчас превратилась в весьма примечательное существо. Она хорошо играла свою роль, беседуя с Гаем. Похоже, сестра использовала все, чтобы завлечь мужчину. Гай, казалось, не на шутку увлекся ею, отвечая улыбкой на улыбку, теряясь при каждом томном взмахе ресниц и застенчивом ответе. Хоть рыцаря трудно было победить женскими хитростями, но Элан превзошла самую себя, заставив Торкво позабыть даже о своем суверене.
Невольно Максен стал размышлять над словами Райны о том, что Эдвин невиновен и Элан лжет. Но зачем?
— С тебя хватит, — сказал он, видя, что сестра опустошила очередной кубок.
Желая отложить неприятный разговор, она умоляюще проговорила:
— Еще один, Максен, — и подняла сосуд с явным намерением наполнить его.
— Нет, я сказал, тебе довольно, — встав, он взял ее за локоть и легко приподнял со скамьи.
Девушка хотела запротестовать, но тут же покорно опустила глаза:
— Хорошо.
Он решил отвести ее в свою комнату и там поговорить, но отказался от этого намерения.
— Оставь нас, Олдвин, — приказал он виночерпию, который в последнее время старался быть трезвым, хотя это давалось ему с трудом. Тут помогала угроза отправить его на кухню.
— Послание, — потребовал Максен, оставшись с сестрой наедине, и протянул за ним руку.
Недовольно нахмурившись, она вытащила бумажный свиток из сумки на поясе и сунула его в руки брату. Максен придирчиво осмотрел свиток:
— Печать сломана! — его злило, что Элан прочла и знает содержание отцовского послания.
Пожалуй, ей было неловко, а может быть, стыдно за это:
— Речь идет обо мне. Почему я не могу это прочесть?
Максен внимательно смотрел на сестру, прислонясь к стене и скрестив руки на груди:
— И о чем в нем говорится?
Элан в нерешительности переминалась с ноги на ногу:
— Прочитай сам!
— Зачем зря портить глаза?
Девушка опустила взгляд, а когда вновь подняла его, в нем была мука.
— Как я знаю, я была, — начала она и смежила веки, с трудом проглотила комок в горле, — я была изнасилована. — Элан перешла на шепот.
Он чувствовал, что сестра лжет, но не мог не сострадать ей.
— Я слышал.
Сестра, всхлипывая, бросилась в его объятия.
— Это ужасно, самое плохое, что могло со мной случиться.
Он ощутил, что твердый дух его смягчился. Ведь это его сестра, которой плохо, и он прижал ее к груди:
— Все позади, — успокаивал Максен девушку, — больше он уже не обидит тебя.
Элан вздрогнула и, подняв голову, посмотрела на него:
— Это обещание?
Брат кивнул:
— То, что он сделал с тобою, не останется безнаказанным.
— Когда это произойдет? Разве отец не написал тебе?
— Написал.
— Тогда почему ты сомневаешься, что это он? Ты же веришь мне? Я не лгу.
Он хотел верить. Но кто прав — сестра или Райна?
— Я не говорил, что ты лжешь. Дело в том, что Райна не верит, что Эдвин способен на такое. Похоже, кто-то другой выдает себя за него.
— Райна! — возмущенная Элан высвободилась из рук Максена и стала мерить шагами комнату. — Ах, когда-то она была помолвлена с саксонским ублюдком, да? Конечно, эта женщина будет защищать его.
— Я тоже встречался с Эдвином, и мне он показался не способным на злодейство: матежник, конечно, но насильник…
Сестра резко повернулась к нему:
— Тогда ты не знаешь его, как я, — крикнула она. Выражение лица стало мрачным. — Значит, ты точно не знаешь все, как я. — И девушка прижала ладонь к животу.
— Ты беременна, Элан? — напрямик спросил Максен.
Как ей сразу можно поверить после недавнего представления? Да, именно представления. С каждой минутой воспоминания о маленькой девочке, оставленной им много лет назад в замке, становились все ярче. Уже тогда она привлекала к себе всеобщее внимание. Должно быть, время нисколько не изменило ее.
— Да, я беременна.
Максен, пристально вглядываясь в нее, заметил:
— Похоже, ты не очень расстроена?
Она едва не задохнулась от ярости:
— А чего ты хочешь от меня? Чтобы я вскрыла себе жилы? Бросилась со стены? Нет, никогда! Я выношу этого ребенка и тогда…
— Тогда что?
В ее глазах отразилось противоборство ребячьих порывов и взрослых раздумий. Но в конце концов победил ребенок, который еще гнездился в ее душе.
— Я отдам ребенка Богу и выращу его, как велит Бог.
— Как все просто, а?
— Ты же не думаешь, что я возьму с собой это дитя?
— Ничего я не думаю, я только спрашиваю. Но ответь мне, зачем ты явилась в Этчевери, а не пошла в монастырь?
— Все написано в письме, — огрызнулась она.
Максен прижал свиток к бедру, но не стал его разворачивать. Элан вздохнула:
— Ну, хорошо, отец хотел послать меня в монастырь, но я упросила отправить меня сюда…
— Почему?
— Ну, Максен, ты можешь представить меня в монастыре? Я или умру от скуки, или меня заморят до смерти за маленькую шалость.
— А почему ты не думаешь, что я сделаю то же самое?
Чувствуя его настроение, она попыталась выжать из него улыбку, но когда это ей не удалось, и брат сохранил бесстрастное выражение лица, девушка опечалилась:
— Ты можешь так поступить?
— Если потребуется, — твердо ответил норманн. — Я рад тебя видеть, Элан, но не пытайся перевернуть мой дом вверх дном. Иначе я положу тебя на колено и самолично выпорю, а если это не поможет, то соберу твои вещи и отправлю в ближайший монастырь.
Закусив губу, она размышляла над словами брата.
— Так ты хочешь остаться в Этчевери?
Элан поморщилась:
— Теперь я уж не знаю, что лучше.
— Ну так что? — нетерпеливо спросил рыцарь, кляня сестру за глупость и желая закончить затянувшийся разговор.
— Останусь в Этчевери. Пока…
Максен тяжело вздохнул — у него на руках уже есть дерзкая, непослушная женщина, но две? Мудрый человек ни за что не позволит Элан ждать рождения ребенка под одной с ним крышей. Но легко ли всегда поступать мудро? Подойдя к сестре, он, взяв ее под руку, повел к лестнице.
— А теперь я познакомлю тебя с правилами.
Элан застонала.
Он осклабился и начал перечислять, чего она не должна делать…
Глава 25
Глава 26
Девушка презрительно сжала губы, но благоразумие заставило ее промолчать.
Пораженная словами своего возлюбленного о ее невиновности, Райна уже не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Идут ли от сердца его слова? Или он сказал их, чтобы утихомирить сестру? Очень может быть…
А Пендери-старший, наоборот, превратился в слух и зрение. Не обращая или, вернее сказать, стараясь не обращать внимания на женщину, сидевшую рядом, он пытливо следил за поведением сестры, отмечая в ней перемены, происшедшие за два последних года. Она и прежде отличалась беспокойным нравом, острым языком и насмешливостью, но сейчас превратилась в весьма примечательное существо. Она хорошо играла свою роль, беседуя с Гаем. Похоже, сестра использовала все, чтобы завлечь мужчину. Гай, казалось, не на шутку увлекся ею, отвечая улыбкой на улыбку, теряясь при каждом томном взмахе ресниц и застенчивом ответе. Хоть рыцаря трудно было победить женскими хитростями, но Элан превзошла самую себя, заставив Торкво позабыть даже о своем суверене.
Невольно Максен стал размышлять над словами Райны о том, что Эдвин невиновен и Элан лжет. Но зачем?
— С тебя хватит, — сказал он, видя, что сестра опустошила очередной кубок.
Желая отложить неприятный разговор, она умоляюще проговорила:
— Еще один, Максен, — и подняла сосуд с явным намерением наполнить его.
— Нет, я сказал, тебе довольно, — встав, он взял ее за локоть и легко приподнял со скамьи.
Девушка хотела запротестовать, но тут же покорно опустила глаза:
— Хорошо.
Он решил отвести ее в свою комнату и там поговорить, но отказался от этого намерения.
— Оставь нас, Олдвин, — приказал он виночерпию, который в последнее время старался быть трезвым, хотя это давалось ему с трудом. Тут помогала угроза отправить его на кухню.
— Послание, — потребовал Максен, оставшись с сестрой наедине, и протянул за ним руку.
Недовольно нахмурившись, она вытащила бумажный свиток из сумки на поясе и сунула его в руки брату. Максен придирчиво осмотрел свиток:
— Печать сломана! — его злило, что Элан прочла и знает содержание отцовского послания.
Пожалуй, ей было неловко, а может быть, стыдно за это:
— Речь идет обо мне. Почему я не могу это прочесть?
Максен внимательно смотрел на сестру, прислонясь к стене и скрестив руки на груди:
— И о чем в нем говорится?
Элан в нерешительности переминалась с ноги на ногу:
— Прочитай сам!
— Зачем зря портить глаза?
Девушка опустила взгляд, а когда вновь подняла его, в нем была мука.
— Как я знаю, я была, — начала она и смежила веки, с трудом проглотила комок в горле, — я была изнасилована. — Элан перешла на шепот.
Он чувствовал, что сестра лжет, но не мог не сострадать ей.
— Я слышал.
Сестра, всхлипывая, бросилась в его объятия.
— Это ужасно, самое плохое, что могло со мной случиться.
Он ощутил, что твердый дух его смягчился. Ведь это его сестра, которой плохо, и он прижал ее к груди:
— Все позади, — успокаивал Максен девушку, — больше он уже не обидит тебя.
Элан вздрогнула и, подняв голову, посмотрела на него:
— Это обещание?
Брат кивнул:
— То, что он сделал с тобою, не останется безнаказанным.
— Когда это произойдет? Разве отец не написал тебе?
— Написал.
— Тогда почему ты сомневаешься, что это он? Ты же веришь мне? Я не лгу.
Он хотел верить. Но кто прав — сестра или Райна?
— Я не говорил, что ты лжешь. Дело в том, что Райна не верит, что Эдвин способен на такое. Похоже, кто-то другой выдает себя за него.
— Райна! — возмущенная Элан высвободилась из рук Максена и стала мерить шагами комнату. — Ах, когда-то она была помолвлена с саксонским ублюдком, да? Конечно, эта женщина будет защищать его.
— Я тоже встречался с Эдвином, и мне он показался не способным на злодейство: матежник, конечно, но насильник…
Сестра резко повернулась к нему:
— Тогда ты не знаешь его, как я, — крикнула она. Выражение лица стало мрачным. — Значит, ты точно не знаешь все, как я. — И девушка прижала ладонь к животу.
— Ты беременна, Элан? — напрямик спросил Максен.
Как ей сразу можно поверить после недавнего представления? Да, именно представления. С каждой минутой воспоминания о маленькой девочке, оставленной им много лет назад в замке, становились все ярче. Уже тогда она привлекала к себе всеобщее внимание. Должно быть, время нисколько не изменило ее.
— Да, я беременна.
Максен, пристально вглядываясь в нее, заметил:
— Похоже, ты не очень расстроена?
Она едва не задохнулась от ярости:
— А чего ты хочешь от меня? Чтобы я вскрыла себе жилы? Бросилась со стены? Нет, никогда! Я выношу этого ребенка и тогда…
— Тогда что?
В ее глазах отразилось противоборство ребячьих порывов и взрослых раздумий. Но в конце концов победил ребенок, который еще гнездился в ее душе.
— Я отдам ребенка Богу и выращу его, как велит Бог.
— Как все просто, а?
— Ты же не думаешь, что я возьму с собой это дитя?
— Ничего я не думаю, я только спрашиваю. Но ответь мне, зачем ты явилась в Этчевери, а не пошла в монастырь?
— Все написано в письме, — огрызнулась она.
Максен прижал свиток к бедру, но не стал его разворачивать. Элан вздохнула:
— Ну, хорошо, отец хотел послать меня в монастырь, но я упросила отправить меня сюда…
— Почему?
— Ну, Максен, ты можешь представить меня в монастыре? Я или умру от скуки, или меня заморят до смерти за маленькую шалость.
— А почему ты не думаешь, что я сделаю то же самое?
Чувствуя его настроение, она попыталась выжать из него улыбку, но когда это ей не удалось, и брат сохранил бесстрастное выражение лица, девушка опечалилась:
— Ты можешь так поступить?
— Если потребуется, — твердо ответил норманн. — Я рад тебя видеть, Элан, но не пытайся перевернуть мой дом вверх дном. Иначе я положу тебя на колено и самолично выпорю, а если это не поможет, то соберу твои вещи и отправлю в ближайший монастырь.
Закусив губу, она размышляла над словами брата.
— Так ты хочешь остаться в Этчевери?
Элан поморщилась:
— Теперь я уж не знаю, что лучше.
— Ну так что? — нетерпеливо спросил рыцарь, кляня сестру за глупость и желая закончить затянувшийся разговор.
— Останусь в Этчевери. Пока…
Максен тяжело вздохнул — у него на руках уже есть дерзкая, непослушная женщина, но две? Мудрый человек ни за что не позволит Элан ждать рождения ребенка под одной с ним крышей. Но легко ли всегда поступать мудро? Подойдя к сестре, он, взяв ее под руку, повел к лестнице.
— А теперь я познакомлю тебя с правилами.
Элан застонала.
Он осклабился и начал перечислять, чего она не должна делать…
Глава 25
Никогда ей в голову не приходила мысль, что когда-нибудь она может забеременеть. Элан не раз позволяла себе близость с Ройденом, рыцарем из числа стражников Пендери. Это было до того, как она соблазнила Эдвина Харволфсона. Теперь вина за ее позор ложилась на его плечи. Чувствуя себя прескверно, девушка ворочалась на мягкой постели и наконец успокоилась, лежа на спине и глядя в потолок.
После встречи с Эдвином она вернулась в замок, нарочно измазав грязью платье. И там, в замке, бросилась к ногам отца и рассказала о том, что с ней случилось, доведя себя чуть ли не до припадка. Отец слушал, кипя от бешенства, и казалось, что в замке висят на гобеленах его яростные проклятия. Пендери-старший брызгал слюной и топал ногами.
К сожалению, Элан забыла предусмотреть одну немаловажную подробность — испачкать юбки в крови. Поэтому отец, лелея надежду, что сакс не лишил ее девственности и дочь еще сможет выйти замуж, послал Элан к лекарю.
Тот в присутствии ее матери осмотрел девушку. Элан похолодела, когда лекарь выпрямился и заглянул ей в глаза. Конечно, он понял, что тот, кого она обвинила в изнасиловании, был не первым. Но, будучи добропорядочным подданным короля Вильгельма и имея дело с соплеменницей, он не стал уличать ее во лжи. Лекарь пробормотал что-то о варварах-саксах и пожелал им скорейшей гибели.
В зале поднялся невообразимый шум, когда лекарь во всеуслышание объявил, что Элан уже не девственница. Пендери-отец бушевал несколько часов. Элан свернулась калачиком возле матери и плакала. Отец неожиданно перекинулся с Харволфсона на нее. Он требовал ответа на вопросы, проклиная ее за то, что она без сопровождения выехала из замка. Родитель выбирал обидные, грубые выражения, и они били больнее, чем хлыст. Никогда еще не доводилось Элан слышать такие слова. Слезы заливали ее лицо. Хоть бы отец быстрее успокоился. Оставалось только ждать, понесет она или нет. Понесла…
Элан всхлипнула: до этого ее жизнь шла так, как ей хотелось, но теперь пропало желание жить. Девушка сердито смахнула слезы. От них глаза краснеют и распухают, превращаясь в узенькие щелки.
«Плакать не стоит, — решила Элан. — Надо дождаться рождения ребенка, а потом умыть руки и вновь наслаждаться жизнью». Норманнка провела по своим бедрам, которые могли бы быть немного пошире. Она не отличалась хрупким сложением, но лекарь предупредил ее, что появление ребенка на свет доставит ей немало хлопот.
Элан снова всхлипнула — будь прокляты мужские способности Эдвина, который сумел зачать ребенка с одной встречи, будь проклят его рост, ребенок, несомненно, будет большой. Если бы дитя принадлежало Ройдену…
— Леди Элан, как вы себя чувствуете? — внезапно раздался голос.
Вздрогнув, она повернулась и взглянула в грубоватое, но участливое лицо сэра Гая, который склонился возле ее постели. Что он здесь делает? Неужели ее всхлипывания разбудили его?
— Хорошо.
— Я слышал, как вы плакали, — с неожиданной нежностью сказал он.
— Ну, немного, — пришлось ей признаться.
— Почему?
Девушка пожала плечами и подкрепила движение словами:
— Просто мне грустно.
— Потому что вы уехали из Трионна?
— Да, наверно, и от этого.
— А еще от чего?
Элан ощутила, как потеплело у нее на сердце от участия и заботы Гая. Он лучше, чем Ройден.
— Разве брат не сказал вам?
Торкво покачал головой:
— Нет, миледи, я ничего не знаю.
«Скоро узнаешь», — подумала она, поглаживая пока еще плоский живот.
— Давайте поговорим в другом месте, — предложила Элан, поеживаясь при мысли, что люди, спящие рядом, могут проснуться, если только они не притворились спящими.
Сэр Гай протянул ей руку:
— Я знаю одно место.
Когда его пальцы сомкнулись на ее руке, Элан поняла, что ей нравится прикосновение этого человека.
Войдя в альков, рыцарь неохотно разжал пальцы:
— Итак, чего я не знаю?
Элан пожалела, что выпустила его руку — по ней можно было лучше узнать, какое впечатление на него произведет ее признание:
— Я жду ребенка.
Конечно, ее слова ошеломили его, но в алькове стоял полумрак, в котором нельзя было разглядеть лица.
— Понятно.
— Ничего вам непонятно, — возразила она. — Это не просто чей-то незаконнорожденный ребенок. — Хотя девушка уже столько раз лгала, но сейчас ложь давалась ей с большим трудом. — Это ребенок Харволфсона.
— Этого следовало ожидать.
«Конечно, — подумала Элан. — Мой отец постарался, чтобы об этом узнала вся Англия».
И все же она пришла в ужас. Почему? Почему этот человек заставляет ее чувствовать стыд, хотя ей должно быть безразлично, что он о ней думает? Он просто обычный мужчина, такой же, как Ройден.
— Я понимаю ваше отвращение, сэр рыцарь, — проговорила Элан, зная, что слова обвинения уже готовы сорваться с его языка. — А теперь я пойду спать.
Но Торкво, к ее удивлению, схватил за руку и вернул обратно в альков:
— Я не питаю к вам отвращения, леди Элан, потому что не вас надо винить.
«Никого другого, кроме меня», — подумала девушка, но вслух, конечно, этого не сказала.
— Нет, не меня, — солгала она в сотый раз. Рыцарь кивнул.
— Харволфсон заплатит за все, — решительно произнес он. — В этом я клянусь.
Ей стало стыдно перед Гаем, но она попыталась не думать об этом. Похоже, Эдвин заплатит за то, чего никогда не делал. Ему будут мстить отец, брат и Гай. А все потому, что ей надо было как-то скрыть потерю девственности: ведь вся неприглядная правда открылась бы в первую брачную ночь. Саксонский волк Харволфсон сыграл роль козла отпущения, сам того не ведая. Но нет, думать об этом пока не стоит. Эдвин давно стал мертвецом, еще до того, как она объявила его насильником. На него устраивают настоящую охоту за мятеж. Поэтому ничего плохого она ему не сделала. Успокоив этим рассуждением свою совесть, Элан спросила:
— А почему вы собрались мстить за меня, сэр Гай?
— Потому что, миледи, я буду вашим другом, если, конечно, вы позволите.
«Друг? И все? — сначала возмутилась девушка, но пристыженно покраснела. — В твоем чреве — незаконнорожденный ребенок, а ты думаешь, как бы нового кавалера затащить в постель».
— Будем друзьями, — солгала она.
— Друзьями, — подтвердил рыцарь.
Будто груз свалился с ее плеч. Элан легким шагом пошла рядом с ним к своей постели.
— Спокойной ночи, — проговорила девушка, садясь на одеяло.
Поклонившись, рыцарь осторожно убрал прядь с ее лба.
— Спокойной ночи, леди, — и, повернувшись, пошел к своей постели.
Девушка смотрела на его ложе так долго, пока не устали глаза. Затем, улыбнувшись, уснула.
— Она ушла, — сказал Максен.
— Ты говоришь о Сете? — уточнила Райна, не зная, о ком идет речь.
— Да, о Сете, — подтвердил Пендери.
— Я ничего не понимаю, — призналась саксонка.
— Я отправил ее с рыцарями отца. Вернувшись в Трионн, они отвезут ее в Блэкстер.
— Но почему?
Подняв ее подбородок, он поцеловал девушку.
— Она слишком долго мучила тебя, и мне это надоело, — объяснил он. — Я устал от ее лжи и наветов.
Значит, рыцарь понял, что. Сета солгала о саксах, готовивших мятеж.
— Ты поверил мне?
Он нежно коснулся ее губ;
— Конечно.
Райна улыбнулась — присутствие злобной женщины угнетало ее. Теперь не надо терпеть ее несносный характер и нападки. Но кого-то другого ждет сия участь.
— Сэр Гай знает, что ты отправил ее в Блэкстер?
Максен расстегнул запону, стягивающую ворот плаща.
— Знает, и, как ты можешь догадаться, не в восторге от моего решения. — Сняв плащ, он перебросил его через руку. — Хотя велико было искушение отправить Сету на все четыре стороны, вынудив ее добывать себе хлеб насущный. Но это было чересчур жестоко даже для меня.
— Спасибо, Максен, что ты убрал ее из Этчевери, но не бросил на произвол судьбы.
— Вряд ли она испытает чувство признательности.
— Испытает, когда наступят холода.
Пендери пожал плечами:
— Неважно. Теперь пусть болит голова у Гая.
Насильник. Он сохранял невозмутимость, когда ему принесли последние вести о его жестокости, но теперь, оставшись наедине с деревьями и равнодушным небом, он дал волю страстям.
— Сука! — шипел и рычал Эдвин. — Дьявол в юбке, лживая шлюха!
Слова, слова, но ни одно не могло точно выразить его состояние и возмущение. Называться дикарем, мятежником — это одно, такие прозвища заслужены им, но жить с клеймом насильника — невыносимо! Никогда не брал Харволфсон женщину силой, а особенно — норманнку, тем более такую тварь, как Элан Пендери!
Прошло несколько дней с их встречи в лесу, а он никак не мог понять, почему эта женщина добровольно и так легко отдалась ему. А вот теперь все стало ясно! Его хотят заклеймить позором, объявить насильником. Будь проклята мерзкая лгунья!
— Ад и преисподняя, — раздался скрипучий голос.
Эдвин, резко обернувшись, едва не сбил с ног Дору. Как ей удается так тихо передвигаться с ее скрюченным телом и одеревеневшими ногами? А еще удивительнее, как колдунья могла догадаться, о чем он думает? Старуха улыбнулась, и он заметил новую дырку в вернем ряду зубов.
— Когда-нибудь ты поймешь, Эдвин, что я — это я.
Прорицательница? Ведьма? Нет, она видела и понимала то, что другим было недоступно, не только благодаря своей прозорливости.
— Я не верю во всякую небывальщину, — прохрипел сакс, давая понять, что хотел бы остаться один.
— После того, как я вдохнула в тебя жизнь? — ухмыльнулсь старуха. — После того, как я предсказала, что ты будешь человеком, который прогонит норманнов с нашей земли и вернет Англии свободу? После того, как я показала, какова на самом деле Райна, и мои слова подтвердились?
Широко расставив ноги и скрестив руки на груди, Харволфсон пристально взглянул на Дору.
— Я еще дышал, когда меня вытащили из-под груды трупов, — нетерпеливо пояснил он, в сотый раз рассказывая одну и ту же историю.
— Нет, дыхания не было, — упрямо возражала колдунья, тоже в сотый раз отрицая его слова.
— Еще неизвестно, удастся ли под моим водительством изгнать захватчиков, — продолжал Эдвин, не слушая ее возражения, — а что касается Райны… — и замолчал в раздумье.
Если верить Этелю и его сотоварищам, она не отреклась от своего народа, а сдалась, когда не было выбора. Но как быть с пятым саксом, пронзенным стрелой в тот миг, когда он поверил в свободу и честность Пендери? Знала девушка, что задумал Максен?
— Знала, — словно прочитала его мысли Дора. Эдвин резко повернулся:
— Ты угадала мои мысли, Дора. Может, ты и впрямь обладаешь таким даром, и в этом все твои чудеса?
Рассмеявшись — ее смех походил на скрип двери, — она подошла ближе и остановилась прямо перед ним:
— Дар, а? Да, я обладаю им, хотя ты прекрасно знаешь, что это еще не все. У меня есть власть…
— Хватит!
Он больше не станет ее слушать — иначе придется заключить сделку с самим дьяволом. Почему бы просто не отослать старуху? Эта мысль уже трижды за день приходила в голову, но что-то удерживало его.
— Она подарит тебе сына, Эдвин, — заговорщицким тоном проговорила старуха.
Сакс нахмурился.
— Райна?
— Нет. — Дора помахала сморщенной рукой. — Я говорю об этой шлюхе, Элан Пендери.
Он был ошеломлен ее словами и не напомнил, что не так давно она и Райну называла шлюхой. Неужели после одной встречи девушка зачала?
— Сын, — пробормотал он.
В его душе, наполненной местью и ненавистью, шевельнулось теплое чувство.
— Послушай меня, Эдвин. Ему нельзя жить на этом свете.
— Что? — воскликнул он. — Ты предлагаешь мне убить своего собственного сына?
— Неважно, чья рука это сделает.
— Ты зашла слишком далеко, старуха, — взревел сакс, сжимая и разжимая кулаки. — Уходи, иначе я избавлюсь от тебя раз и навсегда.
Дора широко раскрыла глаза:
— Он будет норманном!
— И саксом тоже.
— Одна капля норманнской крови может все испортить.
Харволфсон не был охотником убивать, но сейчас он бы с удовольствием свернул старухе шею, радуясь хрусту костей.
— Я не хочу повторять, — рявкнул он и оттолкнул от себя колдунью.
Дора едва устояла на ногах, запутавшись в плаще.
— Я все сделаю для тебя! — закричала она. — Я вернула тебе жизнь! Не только при Гастингсе, но и когда Томас Пендери… — тут старуха замолчала, застыв от ужаса.
Один прыжок — и Эдвин был рядом.
— Так это ты, да? Ты сделала это!
Женщина долго на него смотрела, зрачки ее глаз расширились, потом опять сузились:
— Я убила его!
— Ты метнула кинжал?
— Я!
Господи, может, она и ведьма, но откуда взялись силы в ее тощем, старом теле, чтобы бросить кинжал и попасть в цель?
— Зачем?
Дора провела языком по пересохшим губам:
— Он хотел тебя убить, а этого я не могла допустить. Не для того я воскресила тебя. Конечно, ты мне обязан.
Харволфсон, оглянувшись, посмотрел на нее:
— Я ничем тебе не обязан, старуха, и уж никак не жизнью сына.
— Это так мало, Эдвин.
Разъярившись, он шагнул к ней с явным намерением сломать шею.
Старуха с неожиданной для ее возраста ловкостью увернулась.
— Я тебя предупредила, — взвизгнула она и бросилась наутек.
Эдвин посмотрел ей вслед, потом, закрыв глаза, опустил голову на грудь. Господи, как он устал от крови, сражений, мести и ненависти, от постоянного бегства и ожидания, когда Вильгельм поймает его, устал от бесконечных нашептываний и козней Доры и зла, которое она принесла в его жизнь.
После встречи с Эдвином она вернулась в замок, нарочно измазав грязью платье. И там, в замке, бросилась к ногам отца и рассказала о том, что с ней случилось, доведя себя чуть ли не до припадка. Отец слушал, кипя от бешенства, и казалось, что в замке висят на гобеленах его яростные проклятия. Пендери-старший брызгал слюной и топал ногами.
К сожалению, Элан забыла предусмотреть одну немаловажную подробность — испачкать юбки в крови. Поэтому отец, лелея надежду, что сакс не лишил ее девственности и дочь еще сможет выйти замуж, послал Элан к лекарю.
Тот в присутствии ее матери осмотрел девушку. Элан похолодела, когда лекарь выпрямился и заглянул ей в глаза. Конечно, он понял, что тот, кого она обвинила в изнасиловании, был не первым. Но, будучи добропорядочным подданным короля Вильгельма и имея дело с соплеменницей, он не стал уличать ее во лжи. Лекарь пробормотал что-то о варварах-саксах и пожелал им скорейшей гибели.
В зале поднялся невообразимый шум, когда лекарь во всеуслышание объявил, что Элан уже не девственница. Пендери-отец бушевал несколько часов. Элан свернулась калачиком возле матери и плакала. Отец неожиданно перекинулся с Харволфсона на нее. Он требовал ответа на вопросы, проклиная ее за то, что она без сопровождения выехала из замка. Родитель выбирал обидные, грубые выражения, и они били больнее, чем хлыст. Никогда еще не доводилось Элан слышать такие слова. Слезы заливали ее лицо. Хоть бы отец быстрее успокоился. Оставалось только ждать, понесет она или нет. Понесла…
Элан всхлипнула: до этого ее жизнь шла так, как ей хотелось, но теперь пропало желание жить. Девушка сердито смахнула слезы. От них глаза краснеют и распухают, превращаясь в узенькие щелки.
«Плакать не стоит, — решила Элан. — Надо дождаться рождения ребенка, а потом умыть руки и вновь наслаждаться жизнью». Норманнка провела по своим бедрам, которые могли бы быть немного пошире. Она не отличалась хрупким сложением, но лекарь предупредил ее, что появление ребенка на свет доставит ей немало хлопот.
Элан снова всхлипнула — будь прокляты мужские способности Эдвина, который сумел зачать ребенка с одной встречи, будь проклят его рост, ребенок, несомненно, будет большой. Если бы дитя принадлежало Ройдену…
— Леди Элан, как вы себя чувствуете? — внезапно раздался голос.
Вздрогнув, она повернулась и взглянула в грубоватое, но участливое лицо сэра Гая, который склонился возле ее постели. Что он здесь делает? Неужели ее всхлипывания разбудили его?
— Хорошо.
— Я слышал, как вы плакали, — с неожиданной нежностью сказал он.
— Ну, немного, — пришлось ей признаться.
— Почему?
Девушка пожала плечами и подкрепила движение словами:
— Просто мне грустно.
— Потому что вы уехали из Трионна?
— Да, наверно, и от этого.
— А еще от чего?
Элан ощутила, как потеплело у нее на сердце от участия и заботы Гая. Он лучше, чем Ройден.
— Разве брат не сказал вам?
Торкво покачал головой:
— Нет, миледи, я ничего не знаю.
«Скоро узнаешь», — подумала она, поглаживая пока еще плоский живот.
— Давайте поговорим в другом месте, — предложила Элан, поеживаясь при мысли, что люди, спящие рядом, могут проснуться, если только они не притворились спящими.
Сэр Гай протянул ей руку:
— Я знаю одно место.
Когда его пальцы сомкнулись на ее руке, Элан поняла, что ей нравится прикосновение этого человека.
Войдя в альков, рыцарь неохотно разжал пальцы:
— Итак, чего я не знаю?
Элан пожалела, что выпустила его руку — по ней можно было лучше узнать, какое впечатление на него произведет ее признание:
— Я жду ребенка.
Конечно, ее слова ошеломили его, но в алькове стоял полумрак, в котором нельзя было разглядеть лица.
— Понятно.
— Ничего вам непонятно, — возразила она. — Это не просто чей-то незаконнорожденный ребенок. — Хотя девушка уже столько раз лгала, но сейчас ложь давалась ей с большим трудом. — Это ребенок Харволфсона.
— Этого следовало ожидать.
«Конечно, — подумала Элан. — Мой отец постарался, чтобы об этом узнала вся Англия».
И все же она пришла в ужас. Почему? Почему этот человек заставляет ее чувствовать стыд, хотя ей должно быть безразлично, что он о ней думает? Он просто обычный мужчина, такой же, как Ройден.
— Я понимаю ваше отвращение, сэр рыцарь, — проговорила Элан, зная, что слова обвинения уже готовы сорваться с его языка. — А теперь я пойду спать.
Но Торкво, к ее удивлению, схватил за руку и вернул обратно в альков:
— Я не питаю к вам отвращения, леди Элан, потому что не вас надо винить.
«Никого другого, кроме меня», — подумала девушка, но вслух, конечно, этого не сказала.
— Нет, не меня, — солгала она в сотый раз. Рыцарь кивнул.
— Харволфсон заплатит за все, — решительно произнес он. — В этом я клянусь.
Ей стало стыдно перед Гаем, но она попыталась не думать об этом. Похоже, Эдвин заплатит за то, чего никогда не делал. Ему будут мстить отец, брат и Гай. А все потому, что ей надо было как-то скрыть потерю девственности: ведь вся неприглядная правда открылась бы в первую брачную ночь. Саксонский волк Харволфсон сыграл роль козла отпущения, сам того не ведая. Но нет, думать об этом пока не стоит. Эдвин давно стал мертвецом, еще до того, как она объявила его насильником. На него устраивают настоящую охоту за мятеж. Поэтому ничего плохого она ему не сделала. Успокоив этим рассуждением свою совесть, Элан спросила:
— А почему вы собрались мстить за меня, сэр Гай?
— Потому что, миледи, я буду вашим другом, если, конечно, вы позволите.
«Друг? И все? — сначала возмутилась девушка, но пристыженно покраснела. — В твоем чреве — незаконнорожденный ребенок, а ты думаешь, как бы нового кавалера затащить в постель».
— Будем друзьями, — солгала она.
— Друзьями, — подтвердил рыцарь.
Будто груз свалился с ее плеч. Элан легким шагом пошла рядом с ним к своей постели.
— Спокойной ночи, — проговорила девушка, садясь на одеяло.
Поклонившись, рыцарь осторожно убрал прядь с ее лба.
— Спокойной ночи, леди, — и, повернувшись, пошел к своей постели.
Девушка смотрела на его ложе так долго, пока не устали глаза. Затем, улыбнувшись, уснула.
— Она ушла, — сказал Максен.
— Ты говоришь о Сете? — уточнила Райна, не зная, о ком идет речь.
— Да, о Сете, — подтвердил Пендери.
— Я ничего не понимаю, — призналась саксонка.
— Я отправил ее с рыцарями отца. Вернувшись в Трионн, они отвезут ее в Блэкстер.
— Но почему?
Подняв ее подбородок, он поцеловал девушку.
— Она слишком долго мучила тебя, и мне это надоело, — объяснил он. — Я устал от ее лжи и наветов.
Значит, рыцарь понял, что. Сета солгала о саксах, готовивших мятеж.
— Ты поверил мне?
Он нежно коснулся ее губ;
— Конечно.
Райна улыбнулась — присутствие злобной женщины угнетало ее. Теперь не надо терпеть ее несносный характер и нападки. Но кого-то другого ждет сия участь.
— Сэр Гай знает, что ты отправил ее в Блэкстер?
Максен расстегнул запону, стягивающую ворот плаща.
— Знает, и, как ты можешь догадаться, не в восторге от моего решения. — Сняв плащ, он перебросил его через руку. — Хотя велико было искушение отправить Сету на все четыре стороны, вынудив ее добывать себе хлеб насущный. Но это было чересчур жестоко даже для меня.
— Спасибо, Максен, что ты убрал ее из Этчевери, но не бросил на произвол судьбы.
— Вряд ли она испытает чувство признательности.
— Испытает, когда наступят холода.
Пендери пожал плечами:
— Неважно. Теперь пусть болит голова у Гая.
Насильник. Он сохранял невозмутимость, когда ему принесли последние вести о его жестокости, но теперь, оставшись наедине с деревьями и равнодушным небом, он дал волю страстям.
— Сука! — шипел и рычал Эдвин. — Дьявол в юбке, лживая шлюха!
Слова, слова, но ни одно не могло точно выразить его состояние и возмущение. Называться дикарем, мятежником — это одно, такие прозвища заслужены им, но жить с клеймом насильника — невыносимо! Никогда не брал Харволфсон женщину силой, а особенно — норманнку, тем более такую тварь, как Элан Пендери!
Прошло несколько дней с их встречи в лесу, а он никак не мог понять, почему эта женщина добровольно и так легко отдалась ему. А вот теперь все стало ясно! Его хотят заклеймить позором, объявить насильником. Будь проклята мерзкая лгунья!
— Ад и преисподняя, — раздался скрипучий голос.
Эдвин, резко обернувшись, едва не сбил с ног Дору. Как ей удается так тихо передвигаться с ее скрюченным телом и одеревеневшими ногами? А еще удивительнее, как колдунья могла догадаться, о чем он думает? Старуха улыбнулась, и он заметил новую дырку в вернем ряду зубов.
— Когда-нибудь ты поймешь, Эдвин, что я — это я.
Прорицательница? Ведьма? Нет, она видела и понимала то, что другим было недоступно, не только благодаря своей прозорливости.
— Я не верю во всякую небывальщину, — прохрипел сакс, давая понять, что хотел бы остаться один.
— После того, как я вдохнула в тебя жизнь? — ухмыльнулсь старуха. — После того, как я предсказала, что ты будешь человеком, который прогонит норманнов с нашей земли и вернет Англии свободу? После того, как я показала, какова на самом деле Райна, и мои слова подтвердились?
Широко расставив ноги и скрестив руки на груди, Харволфсон пристально взглянул на Дору.
— Я еще дышал, когда меня вытащили из-под груды трупов, — нетерпеливо пояснил он, в сотый раз рассказывая одну и ту же историю.
— Нет, дыхания не было, — упрямо возражала колдунья, тоже в сотый раз отрицая его слова.
— Еще неизвестно, удастся ли под моим водительством изгнать захватчиков, — продолжал Эдвин, не слушая ее возражения, — а что касается Райны… — и замолчал в раздумье.
Если верить Этелю и его сотоварищам, она не отреклась от своего народа, а сдалась, когда не было выбора. Но как быть с пятым саксом, пронзенным стрелой в тот миг, когда он поверил в свободу и честность Пендери? Знала девушка, что задумал Максен?
— Знала, — словно прочитала его мысли Дора. Эдвин резко повернулся:
— Ты угадала мои мысли, Дора. Может, ты и впрямь обладаешь таким даром, и в этом все твои чудеса?
Рассмеявшись — ее смех походил на скрип двери, — она подошла ближе и остановилась прямо перед ним:
— Дар, а? Да, я обладаю им, хотя ты прекрасно знаешь, что это еще не все. У меня есть власть…
— Хватит!
Он больше не станет ее слушать — иначе придется заключить сделку с самим дьяволом. Почему бы просто не отослать старуху? Эта мысль уже трижды за день приходила в голову, но что-то удерживало его.
— Она подарит тебе сына, Эдвин, — заговорщицким тоном проговорила старуха.
Сакс нахмурился.
— Райна?
— Нет. — Дора помахала сморщенной рукой. — Я говорю об этой шлюхе, Элан Пендери.
Он был ошеломлен ее словами и не напомнил, что не так давно она и Райну называла шлюхой. Неужели после одной встречи девушка зачала?
— Сын, — пробормотал он.
В его душе, наполненной местью и ненавистью, шевельнулось теплое чувство.
— Послушай меня, Эдвин. Ему нельзя жить на этом свете.
— Что? — воскликнул он. — Ты предлагаешь мне убить своего собственного сына?
— Неважно, чья рука это сделает.
— Ты зашла слишком далеко, старуха, — взревел сакс, сжимая и разжимая кулаки. — Уходи, иначе я избавлюсь от тебя раз и навсегда.
Дора широко раскрыла глаза:
— Он будет норманном!
— И саксом тоже.
— Одна капля норманнской крови может все испортить.
Харволфсон не был охотником убивать, но сейчас он бы с удовольствием свернул старухе шею, радуясь хрусту костей.
— Я не хочу повторять, — рявкнул он и оттолкнул от себя колдунью.
Дора едва устояла на ногах, запутавшись в плаще.
— Я все сделаю для тебя! — закричала она. — Я вернула тебе жизнь! Не только при Гастингсе, но и когда Томас Пендери… — тут старуха замолчала, застыв от ужаса.
Один прыжок — и Эдвин был рядом.
— Так это ты, да? Ты сделала это!
Женщина долго на него смотрела, зрачки ее глаз расширились, потом опять сузились:
— Я убила его!
— Ты метнула кинжал?
— Я!
Господи, может, она и ведьма, но откуда взялись силы в ее тощем, старом теле, чтобы бросить кинжал и попасть в цель?
— Зачем?
Дора провела языком по пересохшим губам:
— Он хотел тебя убить, а этого я не могла допустить. Не для того я воскресила тебя. Конечно, ты мне обязан.
Харволфсон, оглянувшись, посмотрел на нее:
— Я ничем тебе не обязан, старуха, и уж никак не жизнью сына.
— Это так мало, Эдвин.
Разъярившись, он шагнул к ней с явным намерением сломать шею.
Старуха с неожиданной для ее возраста ловкостью увернулась.
— Я тебя предупредила, — взвизгнула она и бросилась наутек.
Эдвин посмотрел ей вслед, потом, закрыв глаза, опустил голову на грудь. Господи, как он устал от крови, сражений, мести и ненависти, от постоянного бегства и ожидания, когда Вильгельм поймает его, устал от бесконечных нашептываний и козней Доры и зла, которое она принесла в его жизнь.
Глава 26
Зима сменилась весной, и до Этчевери дошел слух о блестящей победе короля Вильгельма у Йорка, оплота мятежников. Но Эдвина не было среди саксов, павших от руки короля. О Харволфсоне не поступало вестей месяца два, и постепенно разговоры о нем затихли. Ходили слухи, что он нечестными путями раздобыл хорошее оружие, что его люди шли в бой конными, а не пешими, что число его сторонников доходило до тысячи, что их боевое мастерство не уступало норманнскому. Но трудно было отличить правду от вымысла. Оставалось только ждать.
Все знали, что скоро Максена призовет король, и каждый день считался только отсрочкой.
Никто из обитателей Этчевери не мог пожаловаться на голод, хоть и кормили не до отвала. Особое питание получала лишь Элан и ее неродившийся ребенок.
Для Райны молодая женщина была загадкой, но одно она знала наверняка — гостья солгала, очернив славное имя Эдвина.
Сестра Максена могла быть любезной, если это ей было выгодно, но вскоре все обитатели замка убедились в ее вспыльчивости, изменчивости нрава, в готовности оскорбить ни в чем не повинного человека. У нее появилось немало врагов, но в их числе не было сэра Гая.
Рыцарь прекрасно ее понимал. В нем неожиданно проснулось чувство юмора, что удивило знавших его друзей. Особенно оно было кстати, когда на Элан накатывала меланхолия. Он смотрел на девушку, и что-то похожее на восхищение светилось в его глазах, но Райна старалась не замечать вспыхнувшей страсти у сурового Торкво к никчемной пустышке и бессовестной лгунье Элан.
Чем больше становился ее живот, тем злее делался язык. Ее гневные тирады стали притчей во языцех. Но то, что произошло тем прохладным весенним днем, надолго осталось в памяти обитателей замка.
Еще не закончился обед, как Элан вскочила из-за стола, сверкая злобно глазами.
— Я слышала вас! — завизжала она. — Вы все шепчетесь за моей спиной. И ты, — девушка ткнула пальцем в Лиган, стоявшую с кувшином в руке, — ты осмелилась плохо отзываться обо мне! Ты, готовая переспать с псом, если рядом нет мужчины!
— Неправда! — воскликнула Лиган.
Хотя время от времени она встречалась с рыцарями, но у нее не было репутации Сеты, и поэтому она глубоко была оскорблена.
— Леди Элан, — взволнованно вмешался сэр Гай, отходя от очага, где собралось несколько рыцарей.
— Разрази вас гром! — метала молнии лживая норманнка. — Чума на ваши дома!
— Элан! — прикрикнул Максен, но она не хотела его слушать.
— Думаете, мне нужно ваше уважение? — продолжала она. — Нет! — и положила руку на вздувшийся живот. — Это правда, что я ношу ублюдка, но мне этого нечего стыдиться, если его отец — сакс, который поставит вас на колени!
Райна успела подойти к ней раньше, чем Гай и Максен.
— Вы устали, — тихо сказала она. — Пойдемте, вы отдохнете на постели брата.
Саксонка осторожно положила руку на плечо норманнки, но та, сбросив ее, резко повернулась:
— А ты! Ты еще больше шлюха, чем…
— Замолчи! — рявкнул Максен, оттаскивая сестру от Райны.
— Я еще не кончила! — пыталась сопротивляться Элан.
— Милорд, — обратился к господину Торкво, — если вы позволите, я смогу ее успокоить.
— Успокоить? Меня!? Думаешь, я собака, которую можно погладить, потрепать за ушами и отшвырнуть ногой? Мне не надо твоего сочувствия, твоего понимания, ничего!
Торкво изумленно заморгал глазами, побагровел, плотно сжав губы.
— Тогда я больше не желаю знаться с вами, Элан Пендери, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Можете плакать, можете жалеть себя, бичевать, но на меня больше не рассчитывайте.
Расправив плечи, высоко подняв голову, рыцарь резко повернулся и пошел к очагу, где его ждали товарищи, довольные отповедью, которую он дал лгунье.
— И с меня хватит, — поднялся разгневанный брат и потащил упирающуюся девицу за ширму.
Она отчаянно пыталась вырваться.
— Гай! — визжала норманнка.
Рыцарь остановился, но не повернулся. Она поняла, что он не поможет. Опустив голову и сгорая от стыда, Элан поплелась за братом.
Максен схватил ее за руку и резко сказал:
— Сначала — в мою комнату, потом — в монастырь.
Райна заметила, что норманнка тщетно пыталась поймать взгляд сэра Гая. Поспешив следом за Пендери, она нагнала их.
— Милорд, — обратилась она к Максену, — разве нельзя леди Элан поговорить с сэром Гаем?
— Можно, нельзя… — не останавливаясь, буркнул барон. — А что хорошего из этого выйдет? Он терпит все ее капризы, а надо просто отшлепать ее, пытается понять то, что невозможно понять. И что он получил?
— Может…
— Может, нет! Я устал от ее выходок. Сегодня этому пришел конец!
Понимая, что идет на риск, Райна встала перед ним:
— Прошу тебя, разреши Элан и Гаю поговорить.
— Отойди! — Пендери едва сдержался.
Было бы проще позволить Максену сорвать злость на Элан, но один взгляд на несчастную молодую женщину заставил сердце ласково сжаться.
— Он нужен ей! — не унималась она. Очевидно, смысл ее слов дошел до Максена.
Все знали, что скоро Максена призовет король, и каждый день считался только отсрочкой.
Никто из обитателей Этчевери не мог пожаловаться на голод, хоть и кормили не до отвала. Особое питание получала лишь Элан и ее неродившийся ребенок.
Для Райны молодая женщина была загадкой, но одно она знала наверняка — гостья солгала, очернив славное имя Эдвина.
Сестра Максена могла быть любезной, если это ей было выгодно, но вскоре все обитатели замка убедились в ее вспыльчивости, изменчивости нрава, в готовности оскорбить ни в чем не повинного человека. У нее появилось немало врагов, но в их числе не было сэра Гая.
Рыцарь прекрасно ее понимал. В нем неожиданно проснулось чувство юмора, что удивило знавших его друзей. Особенно оно было кстати, когда на Элан накатывала меланхолия. Он смотрел на девушку, и что-то похожее на восхищение светилось в его глазах, но Райна старалась не замечать вспыхнувшей страсти у сурового Торкво к никчемной пустышке и бессовестной лгунье Элан.
Чем больше становился ее живот, тем злее делался язык. Ее гневные тирады стали притчей во языцех. Но то, что произошло тем прохладным весенним днем, надолго осталось в памяти обитателей замка.
Еще не закончился обед, как Элан вскочила из-за стола, сверкая злобно глазами.
— Я слышала вас! — завизжала она. — Вы все шепчетесь за моей спиной. И ты, — девушка ткнула пальцем в Лиган, стоявшую с кувшином в руке, — ты осмелилась плохо отзываться обо мне! Ты, готовая переспать с псом, если рядом нет мужчины!
— Неправда! — воскликнула Лиган.
Хотя время от времени она встречалась с рыцарями, но у нее не было репутации Сеты, и поэтому она глубоко была оскорблена.
— Леди Элан, — взволнованно вмешался сэр Гай, отходя от очага, где собралось несколько рыцарей.
— Разрази вас гром! — метала молнии лживая норманнка. — Чума на ваши дома!
— Элан! — прикрикнул Максен, но она не хотела его слушать.
— Думаете, мне нужно ваше уважение? — продолжала она. — Нет! — и положила руку на вздувшийся живот. — Это правда, что я ношу ублюдка, но мне этого нечего стыдиться, если его отец — сакс, который поставит вас на колени!
Райна успела подойти к ней раньше, чем Гай и Максен.
— Вы устали, — тихо сказала она. — Пойдемте, вы отдохнете на постели брата.
Саксонка осторожно положила руку на плечо норманнки, но та, сбросив ее, резко повернулась:
— А ты! Ты еще больше шлюха, чем…
— Замолчи! — рявкнул Максен, оттаскивая сестру от Райны.
— Я еще не кончила! — пыталась сопротивляться Элан.
— Милорд, — обратился к господину Торкво, — если вы позволите, я смогу ее успокоить.
— Успокоить? Меня!? Думаешь, я собака, которую можно погладить, потрепать за ушами и отшвырнуть ногой? Мне не надо твоего сочувствия, твоего понимания, ничего!
Торкво изумленно заморгал глазами, побагровел, плотно сжав губы.
— Тогда я больше не желаю знаться с вами, Элан Пендери, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Можете плакать, можете жалеть себя, бичевать, но на меня больше не рассчитывайте.
Расправив плечи, высоко подняв голову, рыцарь резко повернулся и пошел к очагу, где его ждали товарищи, довольные отповедью, которую он дал лгунье.
— И с меня хватит, — поднялся разгневанный брат и потащил упирающуюся девицу за ширму.
Она отчаянно пыталась вырваться.
— Гай! — визжала норманнка.
Рыцарь остановился, но не повернулся. Она поняла, что он не поможет. Опустив голову и сгорая от стыда, Элан поплелась за братом.
Максен схватил ее за руку и резко сказал:
— Сначала — в мою комнату, потом — в монастырь.
Райна заметила, что норманнка тщетно пыталась поймать взгляд сэра Гая. Поспешив следом за Пендери, она нагнала их.
— Милорд, — обратилась она к Максену, — разве нельзя леди Элан поговорить с сэром Гаем?
— Можно, нельзя… — не останавливаясь, буркнул барон. — А что хорошего из этого выйдет? Он терпит все ее капризы, а надо просто отшлепать ее, пытается понять то, что невозможно понять. И что он получил?
— Может…
— Может, нет! Я устал от ее выходок. Сегодня этому пришел конец!
Понимая, что идет на риск, Райна встала перед ним:
— Прошу тебя, разреши Элан и Гаю поговорить.
— Отойди! — Пендери едва сдержался.
Было бы проще позволить Максену сорвать злость на Элан, но один взгляд на несчастную молодую женщину заставил сердце ласково сжаться.
— Он нужен ей! — не унималась она. Очевидно, смысл ее слов дошел до Максена.