Лей Тамара. Проклятие любви

   — Максен! — раздался голос.
   Тот повернулся на крик, а за ним покорно повернулась и Райна: к ним приближался, хромая, Кристоф. Впервые она подумала о том, что Пендери-младший, должно быть, играет не последнюю роль в замыслах Максена: ведь это он уговорил ее бежать из замка! Правда, она точно не знает, сделал он это преднамеренно или стал слепым орудием в руках брата. Взгляд Кристофа был умоляющим — он просил верить в его невиновность. Но так ли это? Райна опустила глаза.
   — В чем дело, Кристоф? — спросил его старший брат.
   — Ты ранен, — нахмурился юноша, глядя на окровавленную рубашку, — возможно, я…
   — Но ты пришел, наверно, не для того, чтобы обсуждать мое ранение?
   Кристоф нервно чертил носком сапога по земле:
   — Нет, но… но если ты не возражаешь, я хотел бы поговорить с леди Райной с глазу на глаз.
   — Она узница, а не леди, — вспылил Максен, — лучше возвращайся к своим книгам и не трать на нее драгоценное время.
   — Но…
   — Я все сказал!
   Возмутившись, Райна вмешалась:
   — Он не ребенок, и нельзя с ним так разговаривать.
   — Не ребенок, — повторил норманн, — а кто? Мужчина?
   — Пока нет, но скоро им станет. И не нужно его унижать!
   Пендери-старший хотел было возразить, но решил, что бессмысленно пускаться в споры, и повернулся к башне. Лестница была узкой, и пленница шла следом за рыцарем, стараясь не отставать, чтобы не упасть. Наконец последняя ступенька! Максен отворил дверь и втолкнул девушку в каморку:
   — Ваша тюрьма.
   Стоя посреди каморки, она подумала, что здесь есть место и для подстилки, и для деревянной лохани, в которой можно помыться. Все-таки тут лучше, чем в ее прежней темнице. Она посмотрела на Максена и уловила в его глазах выражение боли и усталости, которое он, видимо, умело скрывал на людях. Ранение у него было серьезное, и любой другой человек не выдержал бы и слег. Райна испытывала к нему сострадание, но не хотела, чтобы он об этом догадался.
   — Почему же не в темницу? — спросила она.
   Дьявольская усмешка скользнула по его лицу. Он кивнул в сторону окна:
   — В темнице нет окна.
   — А для чего мне окно?
   — Не хочу, чтобы вы пропустили рассвет. Вы знаете, это впечатляющее зрелище, когда небо не затянуто английскими тучами.
   Райне стало не по себе. Максен явно играл с нею, как кот с мышкой, радуясь ее страданиям.
   — Как вы заботливы, — пробормотала девушка. Подняв связанные руки, спросила: — А как быть с этим?
   Пендери подошел к ней и развязал узел:
   — Все, что я требую — это имя.
   — А вы оставите остальных в покое?
   — Эдвина с его мятежниками? Нет! — отрезал рыцарь. — Саксонские бунтовщики не будут здесь распоряжаться. Они прекратят мутить воду.
   Райна отступила на шаг и потирала затекшие руки.
   — Как я уже вам говорил, храните свою тайну, и саксы умрут. Расскажите мне правду — они будут жить.
   — Я не могу.
   — Пусть так, — и вышел, закрыв за собой дверь. Райна услышала, как опустилась железная решетка, заперев ее в башне.
   — Беги, Эдвин, — прошептала она, — нет, пожалуй, уже поздно.

Глава 6

   Расправив пошире плечи, хоть это давалось ему с изрядным трудом из-за раны в боку, Максен пошел в дальний конец зала, где была его комната. Откровенно говоря, вряд ли можно было так назвать угол, отгороженный от зала ширмой. Келья в монастыре и то больше напоминала жилище. Покои лорда Этчевери, конечно, отличались большими размерами, но полного уединения не обеспечивали, ибо отделялись от зала деревянной ширмой, которая держалась на кожаных петлях. То, что происходило за ней, было спрятано лишь от глаз, но не от любопытных ушей. Помня об этом и особо учитывая то, что его рыцари до недавнего времени верой и правдой служили сэру Анселю, Максен зашел за перегородку, приподнял грубую саксонскую рубашку и стал разматывать повязку. Кровь перестала уже течь, но пропитанная ткань присохла к ране, и ее трудно было отодрать. Помедлив, рыцарь побрел в поисках воды и чего-нибудь для повязки.
   Похоже, Кристоф подумал об этом раньше его. Хромая, он уже спешил навстречу брату. Рядом с ним мелкими шажками шла женщина, держа ушат с водой, а на плече у нее покачивались полоски чистой ткани. Хмурая и задумчивая женщина расцвела, увидев Максена, и как-то зазывно ему улыбнулась. После Райны такая приветливость обрадовала рыцаря, но не настолько, чтобы рискнуть уложить ее в свою постель. Два монастырских года без женщин мучительно напоминали о себе, однако к близости он еще не был готов. Но скоро, если судьбой ему предназначено жить грешной земной жизнью, норманн возьмет от нее все, как брал до Гастингса.
   — Садись, а мы с Сетой перевяжем твои раны, — заботливо сказал Кристоф.
   — Вот уж никогда не думал, что ты увлечешься знахарством, — буркнул Максен.
   — Кто-то должен этим заниматься, — смутился юноша, поставив сумку на постель.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Идет война между саксами и норманнами, — пожал плечами Кристоф, — так что этим необходимо заниматься.
   — Есть другие…
   — Был один, но он давно мертв.
   — Кто это?
   Кристоф занялся сумкой, раскладывая на постели ее содержимое.
   — Продолжай, — потребовал Максен, — я должен знать все.
   — Его звали Хода. Он был сакс и хороший человек. Почти всему, что знаю, научился я у него.
   — Ну?
   — Он имел несчастье внять голосу крови. При нападении на замок пострадало немало саксов. Когда бой затих, Хода, закончив перевязывать рыцарей Томаса, выскользнул из замка, чтобы посмотреть, нет ли живых среди его соплеменников. Там остался один, которому лекарь и оказал помощь. И тут на него наткнулся сэр Ансель и уложил Ходу ударом в голову. То есть, попросту говоря, убил.
   Пендери-старший почувствовал, как в груди закипает гнев против совершенной несправедливости:
   — А что сэр Ансель?
   — Ты хочешь знать, наказан ли он?
   Брат поднял брови.
   — Томас разозлился на него, и на этом дело закончилось. Кто ему теперь помешает делать то, что он захочет.
   — Ты что? Обвиняешь Томаса?
   Кристоф вздохнул:
   — Максен, я не считаю, что Томас был плохим человеком. Я хочу сказать, что отчасти и по его вине обрушилось зло на Пендери.
   Противоречивые чувства раздирали душу Максена. Он стянул с себя рубашку, швырнул ее на пол:
   — Я выслушал тебя, а теперь приступай к делу.
   Сев на постели в изголовье, рыцарь ждал, когда брат начнет священнодействовать.
   — Ты холодный человек, — буркнул юноша и начал разматывать грязные тряпки.
   Было у Максена желание прогнать брата. Но кто тогда очистит рану и предотвратит заражение? Сначала надо отомстить за смерть брата, а потом умирать.
   Рана была очищена, края ее стянуты, на нее положен бальзам с таким едким запахом, что девушку явно тянуло на рвоту. Когда она начала бинтовать рану, Кристоф спросил:
   — Райна хорошо себя чувствует?
   В глазах юноши светилось участие, и у Максена зачесались кулаки от желания ударить его.
   — Ты же видел, что она жива, — отрезал он.
   Поняв, что пальчики Сеты скорее ласкают его, чем перевязывают, рыцарь отобрал у нее полосу ткани, встал и начал сам бинтовать рану. Кристоф положил ему руку на плечо:
   — Ты меня не понял, я не то имел в виду.
   Пендери-старший поразился настойчивости брата, всегда такого кроткого, тихого. Ему не по душе был этот разговор.
   — А это ответ тебе!
   Юноша сверкнул глазами:
   — Тогда я сам посмотрю.
   Кристоф повернулся и хотел было уйти, но Максен сжал его локоть:
   — Я не допущу, чтобы она снова тебя обманула, — крикнул он, забыв о присутствии девушки и рыцарей за ширмой, — тебе надо держаться от нее подальше.
   Юноша попытался вырвать локоть из железных пальцев брата, но это ему не удалось.
   — До того, как ты вернулся в замок, я был здесь хозяином, — напомнил он Максену.
   — Ты? Не смеши меня, Кристоф. Неужели надо напомнить, что я выбрал власяницу и монастырские стены, хотя должен был вступить в наследство? А вместо тебя замком управлял сэр Ансель. Ведь так?
   Кристоф побагровел:
   — Я думал, монастырь тебя изменит.
   Эти слова кольнули Максена в самое сердце и затронули такие струны его души, которых опасно было касаться. Борясь с бушевавшими в душе страстями, рыцарь даже закрыл глаза:
   — Я изменился.
   — Тогда…
   И все-таки злая страсть победила в нем.
   — Как ты скоро забыл, что Томас гниет в могиле, — взорвался Пендери-старший. — И что эта шлюха, которую ты называешь «леди», виновна в его смерти.
   Пораженный и подавленный, Кристоф отступил назад. А Максен тут же пожалел о вырвавшихся гневных словах, которые давно таились в его душе. Он и раньше хотел высказать их брату, но сдерживался, а вот теперь сорвался и выплеснул все.
   Отпустив брата, Максен погрузился в размышления. По дороге в Этчевери он думал о том, что сумеет убедить Кристофа стать хозяином, чтобы сам он мог опять удалиться в монастырь, но теперь убедился, что надеялся напрасно. С первых же минут встречи рыцарь понял, что юноша не способен управлять землями, взять на себя все хозяйские заботы. Он был для этого слишком мягким, слишком невинным и собирался таковым оставаться впредь.
   Слова Кристофа прервали его горестные размышления:
   — Это очередная уловка, да?
   Максен понял, на что он намекает, хотя ничего не говорил о своих замыслах, связанных с Райной. Рыцарь позволил ей бежать. А когда спустя три дня он пустился на поиски, то никому не сказал, куда идет, хотя все прекрасно знали куда.
   — Кристоф… — Максен обернулся и посмотрел на служанку, которая прислушивалась к их разговору. — Оставь нас!
   Девушка дернулась от неожиданности и выскочила из комнаты.
   — Безобидна, — заметил юноша, провожая глазами Сету. — Она плохо понимает французский.
   — Ни один сакс не безобиден, — возразил Максен. — Даже та, которая хочет разделить ложе с норманном.
   Кристоф провел рукой по волосам, которые вопреки французской моде того времени были слишком длинны.
   — Ты так и не ответил мне, — упрямо проговорил он. — Ты обманул меня?
   — Да, а ты меня предал.
   — Тем, что помог Райне? — юноша покачал головой. — Нельзя назвать предательством помощь…
   Думаю, что это следует считать выполнением твоего приказа или пожелания.
   — А ты сделал бы это, если бы я тебя попросил? Повернувшись, Максен открыл сундук, где лежали доспехи и одежда умершего Томаса.
   — Значит, ты совершил бы предательство.
   — Я старался спасти женщину, обвиненную в преступлении, которое она не совершала.
   «Невиновна, всегда невиновна». Если бы только Максен мог вырвать это слово из уст брата и растоптать его…
   — Мы уже говорили об этом, — процедил он сквозь зубы, борясь с закипающим в душе гневом.
   — Говорили! — воскликнул Кристоф. — Нет, Максен, ты ошибаешься, с тобой невозможно разговаривать.
   Пендери-старший поднял брови и начал надевать рубашку, стараясь сдержаться.
   — Я — хозяин замка, и пусть это тебя не удивляет.
   — Нет, не удивляет, но у меня есть право голоса.
   Вначале Максен не обратил на его слова никакого внимания, но потом в памяти всплыли слова Райны: «Кристоф станет мужчиной: если ему будут оказаны должное уважение и внимание». Его оскорбило, что правдивые слова были сказаны предательницей.
   — Тогда говори, но не тяни.
   Кристоф растерянно захлопал ресницами:
   — Ты ошибаешься насчет Райны. Хотя она и пыталась заставить Томаса думать о себе плохо, у девушки — доброе сердце. Райна никому намеренно не причинит зла.
   Не слушая брата, Максен шагнул за ширму и приказал слуге принести шлем.
   — Саксонская ведьма одурманила тебя, брат, так же, как одурманила Томаса.
   — Я не верю этому.
   — Ты думаешь, что влюблен в нее?
   Кристоф изумленно поднял брови:
   — Нет, Максен, — тихо произнес он. — Я считаю ее своей сестрой и никогда не думал о ней как о любовнице или жене.
   — Сестра не могла бы обмануть и предать тебя, послав Томаса на смерть.
   — Она хотела свободы и больше ничего. Она не знала, что, убегая, ведет его к гибели.
   — Значит, ты винишь Томаса?
   — Да. Ведь если бы он позволил Райне вернуться к соплеменникам, то остался бы жив.
   — Попробуй-ка убедить меня в ее невиновности!
   — Он посадил ее в клетку, навязывал свои обычаи, заставлял одеваться, ходить подобно знатной даме, дал ей титул, хотя Райна не хотела этого.
   — Томас взял бы ее в жены, — бросил Максен, а ей бы следовало стать наложницей.
   Кристоф покачал головой:
   — Райна не хотела стать его женой, потому что не любила.
   — Любовь, — презрительно хмыкнул Максен. — Какие романтические бредни витают в твоей голове, Кристоф? Почти все браки заключаются без любви. Она не нужна там, где надо примирить враждующие семьи, увеличить состояние и воспитать детей с хорошей родословной, достойных носить гордое имя отца.
   — Но этого она не хотела.
   — Посмотри, куда ее завела собственная глупость. Еще один брат погиб от рук саксов, а моя жизнь исковеркана.
   Опустив руки и сжав их в кулаки, юноша повернулся и, прихрамывая, пошел прочь.
   — Это ты — глупец, — бросил он через плечо. — Ты, который мог бы устроить все лучшим образом, но не захотел.
   Горькая правда этих слов заставила Максена замолчать. Он посмотрел на уходящего Кристофа и, закрыв глаза, воззвал к Богу, прося совета. Но Господь был глух к его мольбам, а в душе осталась всепоглощающая ненависть к женщине, сорвавшей его замыслы и сломавшей ему жизнь.
 
   Из узкого окна Райна увидела выезжающих из замка рыцарей во главе с Максеном. Человек тридцать были в доспехах и при полном боевом вооружении, а за ними тянулось около семидесяти пеших воинов. Как она могла принимать Максена за монаха? В нем теперь было столько воинственности и мужественности! А монашеский вид — малая толика большого обмана, к которому прибегнул мстительный норманн.
   Едут рыцари в Эндердесвольд, чтобы убивать. Всадники, удаляясь, превратились в точки, а Райна по-прежнему не сводила с них глаз. Что она может сделать, чтобы предотвратить резню? Лить слезы? Нет, она не станет плакать о том, что еще не произошло, но, бесспорно, случится: такой человек, как Максен, исполнит свой замысел.
   Выдержка изменила Райне. Не могла она спокойно смотреть на удаляющееся войско и равнодушно думать о совершающемся обмане.
   — Нет! — закричала девушка и, бросившись к двери, стучала в нее кулаками, разбросала по всей каморке солому, служившую узникам постелью, а когда ей принесли еду, швырнула поднос в стену. И лишь в сумерках, в полном изнеможении, она очутилась на оголенном ложе, погрузившись в тяжелый, наполненный кошмарами сон.
   Заново переживала девушка свои похороны, ледяной холод могилы, тяжесть земли, видела дикий танец Доры и просыпалась в поту, тяжело дыша и ища в темноте ночи того, кто спас ее от гибели.
   Остановившись у двери Райны, Максен снял шлем, уже порядком ему надоевший. Доспехи зазвенели, грозя разбудить весь замок. Он прислушался, но кругом было тихо. Интересно, здесь пленница или опять сбежала? Конечно, он не верил, что она совершит побег, особенно если учесть, что никого, в том числе и Кристофа, которого не взяли в поход на Эндердесвольд, стража не пустит в башню. А впрочем, чем черт не шутит! Поэтому рыцарь на всякий случай решил убедиться, толкнув дверь. Он остановился, вглядываясь в смутные очертания хрупкой фигуры, скорчившейся на полу.
   Ее рубашка закрутилась вокруг талии, волосы рассыпались по плечам и закрывали лицо. Девушка, несомненно, заснула обессиленная. По словам стражников, она долго кричала, стучала кулаками в дверь, швырнула поднос с едой. Так продолжалось почти целый день.
   На следующее утро саксонка немного успокоилась. Теперь обессиленная Райна спала.
   Максен опустился на колено, ощутив боль в боку, протянул руку, чтобы разбудить спящую. И в этот миг первый луч солнца коснулся ее ладони, скользнул по ногам.
   Что-то шевельнулось в зачерствевшей душе Максена, когда он увидел стройные, красивые ноги. Тонкая ткань обтягивала округло очерченные бедра, соединявшиеся в месте, недоступном для него в течение долгих ночей в монастыре. Теперь запреты сняты, и его тело чувствовало это.
   Рыцарь напрасно старался приказать себе успокоиться. Но почему именно Райна? Почему не Сета или какая-нибудь другая женщина? Почему непременно та, что виновна в гибели Томаса, чей один только вид заставляет сжиматься пальцы в кулак, хотя потом все тело содрогается от желания?
   Тогда у ручья, увидев женщину, ее грудь под плотно облегающей тканью и прикоснувшись к ней, он понял, что брат был одержим наваждением, однако теперь он сам испытывает куда более сложные чувства — ненависть, смешанную с желанием.
   Проклиная себя и ее за всепоглощающую жажду обладания, норманн вглядывался в лицо девушки, скрытое завесой белокурых волос. Ему был виден только упрямо очерченный подбородок и вздернутый нос. Рыцарь откинул волосы с лица! Он смотрел на густые ресницы, нависшие над темными от бессонной ночи кругами, на губы, ждущие мужчину, готового продать душу из-за нее.
   Движимый телесной страстью, а не разумом, клеймящим его за слабость, норманн провел пальцем по нижней губе, затем нагнулся и нежно коснулся губами шеи.
   «Невинна», — утверждал Кристоф, но он ошибался, не мог не ошибаться. Нет, надо забыть Райну и все желания, которые она возбуждает. Максен закрыл глаза и обратился к Богу с просьбами, каких тот не слышал от него со дня известия о смерти Томаса.
   Райна испуганно проснулась. Широко открыв глаза, она взглянула на человека, склонившегося над ней, и узнала его. Глаза Максена были закрыты. Хотя губы его шевелились, но ни слова не сорвалось с них, а его стальные пальцы… ласкали ее плечо.
   Думая, что он будет ее душить, Райна резким движением сбросила его руку. Что делать? Она обратила внимание на то, что норманн в железных доспехах, с мечом и кинжалом. Резко выбросив вперед руку, она сжала рукоять кинжала и рванула его на себя. Кинжал у нее!
   Однако удача лишь улыбнулась ей и тут же отвернулась. Максен действовал с быстротой молнии. Он схватил ее за руку и гневно крикнул:
   — А ну отдай!
   Райна не хотела расставаться с оружием, но понимала, что ее усилия тщетны. Так хоть дороже продать свою жизнь!
   — Нет! Не отдам!
   Она подтянула колени к животу, резко выбросила ноги вперед, толкнула Максена в грудь, но он даже не покачнулся.
   Отбросив ее ноги в сторону, он попытался встать и тянул за собой упрямо сопротивляющуюся пленницу.
   — Примите свое поражение достойно, Райна, — проговорил Максен.
   — И умирать тоже нужно достойно? — горько усмехнулась она, морщась от боли в плече.
   Рыцарь прижал ее к холодной каменной стене, навалившись всем своим весом:
   — Клянусь, сегодня вы не умрете.
   Однако выражение лица говорило о другом.
   — Не умру? Неужели я поверю, что вы не собираетесь придушить меня?
   Какое-то ненасытное чувство блеснуло в его глазах и исчезло.
   — Уверяю, что вы в относительной безопасности.
   — Надолго ли?
   — Сейчас.
   Девушка горько усмехнулась:
   — Прикажете в это верить?
   — Я ничего больше не могу предложить, — он холодно улыбнулся, — а теперь вы сами отдадите мне мой кинжал, или же я отберу его у вас?
   Запрокинув голову, Райна взглянула на свою хрупкую руку, зажатую в его мощной длани, потом перевела взгляд на сверкающее лезвие. В нем она увидела отражение своей хрупкой, изломанной фигуры, подмятой его тяжелым мускулистым телом. Куда ей мериться силами с этим богатырем — он переломит ее как былинку. Другое дело, если бы это было состязание умов! Она могла бы поставить гордеца на колени и не мучилась бы от боли. Преодолевая эту боль, Райна спокойно проговорила:
   — Возьмите.
   Разжав кулак, Максен взял кинжал и отпустил ее.
   — Мудро, — пробормотал норманн и отошел.
   Не двигаясь, она лежала около стены, видя перед собой открытую дверь, чего прежде не случалось! А если попробовать убежать? Сколько человек погонятся за ней? Очень много, если в их числе будет Максен. Она встретилась с ним взглядом.
   — Мудрое решение, — будто прочитав ее мысли, проговорил рыцарь.
   В смятении она опустила глаза и заметила темные волосы на его доспехах. Кровь. И, бесспорно, саксов.
   — Зачем вы пришли? — дрогнувшим голосом спросила Райна, презирая себя за эту дрожь.
   — Я хочу кое-что показать вам.
   Взяв ее руку, он подтолкнул пленницу к окну.
   Вспомнив, для чего Максен уезжал из замка, Райна внутренне напряглась: «Неужели он сделал то, чего я так боялась?»
   — Ждите и смотрите, — приказал он и подвел ее к окну.
   Оно было слишком узким, чтобы стоять бок о бок, поэтому рыцарь встал за ее спиной. Чувствуя его дыхание, шевелящее волосы, девушка попыталась не думать о нем, однако ее попытка не увенчалась успехом. Пендери прочно поселился в ее сердце с тех пор, как первые звуки его клацающих доспехов эхом раздались в стенах замка.
   Усердно молилась Райна о том, чтобы ей не видеть пленных соплеменников, но Господь не внял ее молитвам — десятки саксов уныло топтались под окном.
   — Я всегда держу слово! — шепнул Максен. — Вот обещанное замечательное зрелище — восход солнца.
   «Для норманна, — отметила она про себя, — но не для саксов, кому издревле принадлежала эта земля, и чьи дети будут воспитаны, сознавая себя родом побежденных, если, конечно, норманнов не вышвырнут из Англии».
   Горестные чувства разрывали ее грудь, и Райна едва сдерживала слезы отчаяния, что жгли ей глаза. Но не сдержала — одна слеза скатилась по ее щеке, за ней — вторая.
   Максен был удивлен, почему пленница не бранит, не проклинает его, не плачет. Но он заметил, как подрагивают ее плечи, и неуместная жалость опять пробилась сквозь все преграды, и рыцарь, упрекнув себя за слабость, прибегнул к испытанному способу вернуть ненависть — вспомнил Томаса.
   Сдерживая злость, он повернул к себе лицом Райну и приподнял ее опущенный подбородок. И снова его уверенность в себе поколебалась, когда он увидел ее печальное лицо. Он преградил пальцем путь слезы на ее щеке и поднес его к глазам.
   — Моя слеза, — напомнил он о том, что Райна целиком принадлежит ему.
   И вдруг ему показалось, что слезы на ее лице мгновенно высохли — оно стало гневным, а девушка, вскинув руку, звучно ударила его по щеке.
   — Негодяй! — закричала она. — Ничто вам не принадлежит, кроме смерти, которой я желаю вам.
   Глубоко вздохнув, Пендери сдержался и не ответил на ее грубые слова и пощечину, лишь схватил узницу за запястья, сжал их и притянул ее к себе:
   — Пусть все останется по-старому!
   Шумно дыша, Райна запрокинула голову:
   — Или?
   — Или я успокою вас, причем навсегда.
   Что он хочет этим сказать? Она не совсем поняла, но испугалась и притихла. Да и сил уже не было.
   — Ладно, — буркнул рыцарь, отпуская ее. — Давайте поговорим.
   Отойдя от него на несколько шагов, девушка скрестила руки на груди и приготовилась слушать.
   — Эти мужчины и женщины — саксы, — начал он, — и их судьба в ваших руках. Скажите мне, кто убил Томаса, и все они останутся в живых. Если же не скажете, они будут сметены с лица земли, норманнской земли.
   Девушка сделала вид, что не слышала слов о норманнской земле:
   — Вы убьете всех, чтобы отомстить за смерть одного человека? Я считаю вас бесчеловечным, Максен Пендери, но не верю, что вы гибелью стольких невинных людей решитесь отягощать свою совесть.
   Рыцарь сдвинул брови:
   — Совесть, Невинность, — он рассмеялся. — Под водительством Эдвина вы сами совершали набеги на земли и мирных жителей, убивали так же, как и те, которых вы обвиняете в таких же грехах.
   — Кто убивал, заметьте, в прошлом.
   Помолчав, Максен продолжал:
   — И все равно справедливость восторжествует. А если вы хотите проверить меня на твердость, то запомните, Райна, их смерть будет на вашей совести.
   Да, теперь опасно хранить в тайне имя того, кто убил Томаса, ибо в руках Пендери слишком много заложников. Но что ответить ему? Она ведь и сама не знала, кто убийца. Максен не поверит ей.
   — Кто? — продолжал настаивать он.
   Девушка медленно подняла глаза:
   — Вы не поверите мне, даже если я скажу правду. Это я знаю наверняка.
   — Если это правда, то поверю.
   Райна покачала головой:
   — Вы поверите только лжи, которую и ждете.
   — Ну так скажите ее мне!
   — Я не знаю, кто убил вашего брата, — девушка смело это произнесла, но решительность покинула ее, когда она увидела, что рыцарь переменился в лице. — Томас ранил Эдвина, когда из-за деревьев кто-то метнул нож. Кто — для меня загадка.
   — Я скорее поверю любой лжи, чем вашему глупому рассказу, — отчетливо выговаривая каждое слово, сказал норманн.
   Затем, подойдя ближе, он сжал ее локоть:
   — Пошли посмотрим, что вы натворили.
   С этими словами Максен вывел ее из каморки, спустился по лестнице, не слушая ее отчаянных уверений. Да и как поверить, если правда была долго скрыта от ушей?
   Выйдя во внутренний двор, рыцарь остановился и развернул Райну так, чтобы она видела толпу у подъемного моста.
   Со стен замка смотрели на нее рыцари. Девушка попробовала повернуться к Максену, но его руки крепко ее держали: