Страница:
Его лицо немного смягчилось, и он, нахмурившись, взглянул на сестру.
— Ради бога, Максен! — взмолилась та, заливаясь слезами.
Рыцарь взглянул на Торкво и подавил вздох, готовый сорваться с уст:
— Сэр Гай, иди сюда.
Тот повиновался не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем рыцарь подошел к барону.
— Милорд?
— Моя сестра хочет поговорить. Ты согласен?
Гай замешкался, потом согласился. Максен подтолкнул Элан к рыцарю, прошептав ей на ухо:
— Хватит, Элан, иначе утром отправлю тебя в монастырь.
Хотя на улице было холодно, Торкво и девушка вышли из зала, оставив Райну наедине с Пендери. Она ожидала увидеть искаженное гневом лицо, но он неожиданно улыбнулся:
— Только ради тебя!
Если бы не Райна, он бы непременно высказал сестре все, что о ней думал, выплеснув накопившуюся в душе злость, и рано утром отправил бы ее в монастырь.
— Идем, — рыцарь повел Райну за собой, чувствуя, как напряглось его тело, как к низу живота прилил жар, снять который могла только она.
Саксонка с готовностью пошла за ним за ширму, где они пылко отдались плотским утехам. Годы, проведенные без женщины, сказывались на Пендери, но каждый день с Райной словно воскрешал его. Прошли уже месяцы, а Райна оставалась бесплодной, что крепко печалило Максена, давая пищу для горьких раздумий. Он вновь и вновь вспоминал свое обещание никогда не жениться на ней, но вопреки этому старался прочно привязать ее к себе, сделать женой, чтобы она неотлучно была рядом днем и ночью, чтобы завести детей, прожить с ней долгую, счастливую жизнь и вместе состариться. Стоит ли удивляться, что Максен с нетерпением ждал того дня, когда Райна скажет ему о зачатии. Может, в этом месяце…
Они лежали на боку, сплетя руки и ноги, и молчали, наслаждаясь близостью.
— Спасибо, Максен, — прошептала она.
— Все ради моей дамы.
Она ущипнула его за бок:
— Я говорю об Элан и Гае.
Максен открыл глаза.
— Элан, — простонал он. — Что мне делать с ней?
В душе его еще теплилась надежда, что она больше не даст повода для тяжелых разговоров.
— Считаешь, что он может приструнить ее?
— Если это вообще кому-нибудь под силу…
— Почему ты так тревожишься о ней, Райна? Почему, если она обозвала тебя шлюхой?
— Мне ее жаль. Как подумаю о ней — душа не на месте.
— Несмотря на то, что она лжет, обвиняя Эдвина?
Девушка посмотрела ему в глаза:
— Она лжет.
Он не говорил вслух о том, что уже давно считает сестру лгуньей и не верит, что Эдвин — насильник.
— Пришла весна, — он подвел разговор к тому, что скоро встретится с Эдвином на поле битвы.
— Да.
— Мне надо тебя кое о чем спросить.
— Спрашивай.
— Об Эдвине, — предупредил рыцарь.
Она отвела глаза:
— Ну, конечно.
— Можно ли заключить с ним мир?
Райна приподнялась, села на постели:
— Мир? Но я слышала, что Вильгельм хочет его смерти.
Пендери тоже сел рядом в постели:
— Да, но я, пожалуй, смогу разубедить его, если, конечно, будет согласие Харволфсона.
Смутившись, саксонка покачала головой:
— Максен, я думала, ты тоже хочешь его смерти.
— После всего, что я тебе рассказал о Гастингсе?
Он опять вспомнил залитый кровью луг, но приказал себе не думать об этом.
— Нет, если можно избежать кровопролития, я воспользуюсь этим.
— Но послушает ли тебя Вильгельм?
Законный вопрос. Если король по-прежнему уважает Пендери, то встанет на его сторону. Но встанет ли?
— Но вот задача: как убедить Эдвина пойти на мир?
Райна улыбнулась, глаза ее застилали слезы счастья, и она обняла возлюбленного:
— Я знала, что у тебя доброе сердце, знала.
«Доброе сердце», — удивился он, вдыхая сладкий запах ее кожи. Что она хотела этим сказать? Что в желании помириться с Харволфсоном он не похож на дикаря, на кровожадного воина, коим показал себя при Гастингсе? Как могла девушка простить его, если он сам не мог? Он лелеял в душе смутную надежду, что, избежав кровопролития, получит у Бога прощение. Конечно, это только слабая надежда, но стоит рискнуть, чтобы снять бремя с его души.
— Какова цена мира, Райна?
Откинув голову, она заглянула ему в глаза:
— Не знаю. Может, вражда зашла уже слишком далеко.
— Он хочет получить обратно Этчевери.
— Да, это его земля, его предков, но, думаю, его замыслы простираются дальше и охватывают всю Англию. Этчевери для него мало!
— Мне придется еще поломать голову над этим.
— Ты говорил, что дашь ему земли в обмен на мир?
— Если это положит конец восстанию, то верну ему Этчевери, но потребуется согласие короля.
А Райна улыбалась. В ее глазах светились веселые искорки и что-то такое, от чего у Максена сильнее забилось сердце. Неужели это любовь? Так светиться могут глаза только любящего или благодарного человека. Он старался уверить себя, что это любовь. Так или нет, но ему очень того хотелось.
— Я знаю, ты сделаешь это. Ты принесешь Англии мир.
Ее слова отвлекали норманна от любовных переживаний. Он покачал головой.
— У Эдвина много сторонников, но есть и немало непримиримых саксов. Даже если Харволфсон пойдет на мир, война не прекратится. Просто она будет не столь обременительна.
Райна приуныла, но тут же вновь воспряла духом:
— Было бы доброе начало, а конец придет сам собой. Ты всего добьешься, если уговоришь короля и Эдвина.
— Я уже давно думал об Эдвине, — он старался отвлечься от многочисленных «если» да «кабы», — и я заметил в нем одну странность. Может, поможешь мне разобраться в ней?
— Что за странность?
— По саксонскому обычаю он как приближенный короля должен был умереть вместе с ним, но Харволфсон пережил его и вернулся в Этчевери, чтобы возглавить мятеж.
— Да, он вернулся, но перед тем побывал в царстве мертвых.
— Дора, — догадался Максен.
Вздрогнув, она отодвинулась:
— Значит, ты знаешь.
Он пожал плечами:
— Я слышал, что колдунья вдохнула в него жизнь.
— Возможно.
— А ты уверена, что он был мертв?
Чувствуя себя не в своей тарелке, девушка молчала, затем проговорила:
— Эдвин не верит этому. Он всегда говорил, что жизнь, должно быть, еще теплилась в нем, когда Дора вытащила его из-под груды мертвецов.
«Значит, Харволфсон не язычник, а христианин, это уже хорошо», — подумал Пендери, а вслух спросил:
— Он был тяжело ранен?
— Наверно, Эдвин бы умер от многочисленных и серьезных ран, но Дора его выходила. Между прочим, он хотел умереть, чтобы избежать позора, поскольку король умер, а он остался жив.
— Если это правда, то почему сакс потом не покончил с собой?
— Он бы так и сделал, но, выздоровев, он пошел в деревню, где своими глазами увидел, что натворили норманны. Тогда в его душе закипели ненависть и жажда мщения, пересилившие желание свести счеты с жизнью.
— Месть…
— Месть, — подтвердила Райна.
Максен смотрел в ее лицо — в глазах саксонки появилось сожаление.
— Ты ответила на мои вопросы, — нежно произнес он. — И прошу не думать об этом.
Девушка широко открыла глаза:
— Это не так просто!
— Нет, конечно, но все же попытайся.
Она улыбнулась.
— Попробую, — и легла.
Лучше бы отдаться любовным утехам, но мысли норманна были заняты Эдвином. Он будет иметь дело с человеком чести и человеком мести, добрым со своими и беспощадным к врагам, христианином, но державшим рядом с собой колдунью, твердым, но и гибким, готовым к согласию, когда это не противоречит законам чести.
Пендери долго размышлял о Харволфсоне, лежа без сна в огромной постели, с трудом избавляясь от мрачных мыслей. Укрыв одеялом спящую Райну, он оделся и пошел искать Элан и Гая. Но сначала норманн наткнулся на Кристофа, игравшего в шахматы с самим собой.
— Я бы назвал это любовью, — заметил он и, сделав ход конем, взял пешку.
Максен ощетинился:
— Любовь? О чем это ты?
Встав, юноша сел с другой стороны шахматной доски:
— Об Элан и Гае, конечно. О ком еще я могу вести речь?
«Дерзкая нынче молодежь», — раздраженно подумал Максен.
Кристоф говорил об одних, а имел в виду других. Юноша понимал, что ни Райна, ни Максен не признаются в своих чувствах, поэтому завел речь об Элане и Гае.
— Если ты хочешь мне что-то сказать, Кристоф, то говори, — потребовал Пендери-старший.
Неохотно тот оторвал глаза от шахматной доски и откинулся на спинку кресла:
— Я уже сказал. Сэр Гай и наша сестра неравнодушны друг к другу. Это не обычная дружба, как они считают.
Пендери пристально вглядывался в лицо брата, но оно оставалось непроницаемым. Недовольно вздохнув, рыцарь уселся в кресло:
— Почему ты так думаешь?
Кристоф скрестил руки на груди.
— Наверно, потому, как они смотрят друг на друга… или как держатся за руки… — Юноша пожал плечами и улыбнулся, видя, как насторожился брат. — Но больше всего меня убедили в этом их поцелуи.
Максен чуть не подпрыгнул:
— Целовались?
— Да, в саду.
Рыцарь вскочил, готовый кинуться на поиски Торкво, но Кристоф загородил ему дорогу:
— Не лишай Элан единственного человека, способного держать ее в руках.
— И позволить ей еще пуще распускать свой язык?! — взревел Пендери-старший, не остерегаясь посторонних ушей. — К тому же пустят грязные сплетни.
— Один поцелуй вряд ли даст пищу для слухов.
— Это неприлично, — не сдавался Максен.
— Если, конечно, он не предложит ей руку и сердце.
Рыцарь недоверчиво прищурился:
— Ха, как же, предложит!
Кристоф усмехнулся:
— Я не думаю, я знаю.
— Откуда?
— Подслушал разговор.
— Выкладывай!
— Сэр Гай спросил у Элан, согласится ли она на то, чтобы он испросил у ее отца разрешение на их брак.
Пендери-старший молчал, а Кристоф добавил:
— Хорошая будет пара.
— Почему ты в этом так уверен?
— Не забывай, что наша сестра беременна, но не связана узами брака. Кто еще мог ей предложить руку и сердце, зная, что с ней произошло? Элан это будет угнетать до конца ее дней. Сэр Гай — достойный человек — добрый, честный и великодушный. Она носит под сердцем чужого ребенка, а он готов жениться на ней.
— Похоже, ты намного мудрее меня, маленький братец, — неохотно согласился с ним Максен.
Кристоф засиял, довольный похвалой. Затем, опустив глаза на шахматную доску, он взял фигуру и сделал ход.
— Я выиграл, — многозначительно произнес он, гордо взмахнув рукой.
Пендери усмехнулся:
— А кто проиграл?
— Мой соперник, конечно.
— Но ты же играл сам с собой?
Юноша взглянул на пустующее кресло, где полагалось бы сидеть противнику.
— Это только так кажется, — хмыкнул он.
В эту минуту Максен понял, как одиноко брату в огромном замке. Его от остальных отделяла пропасть не только из-за молодости, но и из-за хромоты, которая не позволяла упражняться с мечом. Вместо этого он углубился в изучение старинных фолиантов. Пендери-старшему захотелось как-то приблизиться к Кристофу, стать ему настоящим братом.
— Хочешь сразиться со мной?
Юноша сначала удивился, а потом обрадовался:
— Охотно.
Райна проснулась от смеха. Повернувшись, она хотела прижаться к возлюбленному, но его не было рядом, причем, видимо, давно, потому что постель была пугающе холодной. Тут до ее слуха опять донесся смех. Девушка сначала удивилась, но, поразмыслив, решила, что смех не должен казаться странным. Зимой обитатели замка коротали дни играя в шахматы, разгадывая шарады и просто беседуя, перемывая кости соседям. С приходом весны все оживились. Весна возвращала яркие краски, бодрила дух. Прислушавшись, Райна поняла, что смеялись Максен и Кристоф, но вскоре к их голосам присоединились и другие. Она села на постели, протирая глаза, склонила голову. Братья вновь захохотали, заглушая гул голосов.
Она проворно оделась и выскользнула в зал. В чем причина веселья, обуявшего сразу обоих братьев? У очага толпилось дюжины две рыцарей, которые, склонив головы, что-то разглядывали.
— Прошу прощения, — пробормотала саксонка, проталкиваясь сквозь толпу.
Пендери-старший поднял глаза и улыбнулся:
— Посмотри, что со мной сделал мой любимый братец!
Смутившись, она взглянула на шахматную доску, на возбужденное лицо Кристофа.
— Не понимаю.
Взяв ее за руку, рыцарь прижал к себе:
— Видишь, как разумно он поступил, — Максен пустился в подробное объяснение ходов, которые сделал брат, загнав в угол его короля.
Райна слушала краем уха. Ее переполняла радость при виде Максена и Кристофа, которые искренне наслаждались игрой, беседой и были похожи на родных братьев, а не на дальних родственников, коими всегда казались.
— Меня поделом проучили, — добродушно усмехался Максен.
Юноша не без лукавства предложил:
— Еще партию?
— Хочешь опять поставить меня на колени? — Пендери-старший покачал головой. — Не дважды же на дню, братец. Может, завтра?
— Кто-нибудь еще хочет? — оглядывая рыцарей, спросил юноша.
Охотников не нашлось, и обитатели замка стали расходиться. Заметив, что Кристоф огорчился, Максен поспешил его успокоить:
— Да они боятся тебя, вот и все.
Кристоф пожал плечами:
— Думаю, не беспричинно. Кроме всего прочего…
— Райна? — раздался тихий, мягкий голос. Повернувшись, она оказалась лицом к лицу с Элан. Впервые норманнка обратилась к ней без ненависти и злости в голосе, и саксонку это удивило.
— Я хотела бы поговорить с тобой, — продолжала Элан.
Райна, бросив взгляд на братьев, поняла, что они так же удивлены, как и она.
— Сейчас?
— Если ты не хочешь, то можно потом.
— Хорошо, давай поговорим.
— Выйдем во двор, — предложила Пендери. Бросив вопросительный взгляд на Максена, Райна пошла за его сестрой во двор, где никто не смог бы их подслушать.
— Я хочу извиниться, — начала Элан.
— За что?
— За то, как я вела себя. Я злобна и невыносима.
— Простите, это так неожиданно. Я полагала, что моя судьба вас вовсе не заботит.
— Нет, конечно, — бросила Элан, но поспешно добавила, — но начинает заботить.
Райна подозрительно прищурилась:
— Разве так может быть?
— Ты упросила Максена, чтобы он позволил мне поговорить с сэром Гаем. Я весьма обязана тебе.
— И это все?
Элан нахмурилась:
— Думаю, ты не такая уж плохая. Ты хорошая хозяйка замка, и хотя ты неблагородного происхождения, но добра со слугами и сделала моего брата счастливым.
«Не очень вежливо, конечно, но все же мнение высказано», — подумала девушка, а вслух произнесла:
— Спасибо.
Пендери, похоже, была донельзя довольна собой.
— Вот и все, а сейчас я хочу спать.
Райна остановила ее, положив руку на плечо:
— Надеюсь, когда-нибудь мы станем друзьями.
— Друзьями? — Элан закусила губу. — Думаю, это возможно.
Райна хотела ответить, но помешал голос, который долетел из кухни: это кричала Лусилла. Похоже, с ужином не все ладно, и хозяйка, вздохнув, стала спускаться по лестнице.
— Хотя я и проиграл, но спросить тебя могу? — оставшись наедине с братом, сказал Максен.
— Слушаю.
— Ты хорошо знаешь травы, так?
— Гораздо лучше, чем оружие.
Пендери-старший не торопился начинать разговор. Он как бы взвешивал слова и наконец произнес:
— Есть ли снадобье, которое поможет женщине зачать?
— Зачем? — озабоченно спросил Кристоф, прищурив глаза.
— Райна все это время жила со мной, но до сих пор не забеременела.
Кристоф словно бы затаился, и брат догадался, что тот что-то скрывает:
— Что такое?
— Зачем тебе ребенок? — спросил юноша. — Она же просто твоя любовница.
— Говори! — взревел Пендери-старший.
Испуганный Кристоф умолк, но, собравшись с духом, признался:
— Я… Райна попросила дать ей снадобье, которое предохраняет от зачатия, и я ей дал.
Пендери-старший был на грани взрыва, но все же сумел подавить вспышку гнева:
— Почему ты не сказал мне?
— Я думал, ты не захочешь иметь незаконнорожденных детей, как, впрочем, и она.
Скрестив руки на груди, Максен боролся с прихлынувшей яростью:
— Ублюдки… Нет, я хочу законных детей.
— Они не могут быть без брака.
— Я и собирался жениться, если Райна забеременеет.
— А ты женишься на ней? — недоверчиво спросил Кристоф.
— Да.
— Но ты же постоянно говорил, что… — внезапно смысл слов дошел до Кристофа, и он замолчал. — А-а, понимаю.
— Конечно, ты же умный малый, — буркнул Максен, жалея, что открыл душу.
Глядя на брата, он, казалось, читал его мысли. Когда Кристоф заговорил, стало ясно, что он пришел к решению.
— У Райны скоро кончится запас снадобья, — заметил юноша. — Когда она придет ко мне, я заменю его чем-нибудь другим.
Рыцарь улыбнулся:
— Тогда я буду обязан тебе, братец.
— Договорились, — Кристоф повернулся и собирался уйти, но вдруг остановился, подошел к брату.
То, что произошло в следующее мгновение, потрясло Максена. Кристоф сжал его в объятиях и поспешно вышел из зала. Пендери-старший, остолбенев, долго смотрел ему вслед.
Глава 27
Глава 28
— Ради бога, Максен! — взмолилась та, заливаясь слезами.
Рыцарь взглянул на Торкво и подавил вздох, готовый сорваться с уст:
— Сэр Гай, иди сюда.
Тот повиновался не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем рыцарь подошел к барону.
— Милорд?
— Моя сестра хочет поговорить. Ты согласен?
Гай замешкался, потом согласился. Максен подтолкнул Элан к рыцарю, прошептав ей на ухо:
— Хватит, Элан, иначе утром отправлю тебя в монастырь.
Хотя на улице было холодно, Торкво и девушка вышли из зала, оставив Райну наедине с Пендери. Она ожидала увидеть искаженное гневом лицо, но он неожиданно улыбнулся:
— Только ради тебя!
Если бы не Райна, он бы непременно высказал сестре все, что о ней думал, выплеснув накопившуюся в душе злость, и рано утром отправил бы ее в монастырь.
— Идем, — рыцарь повел Райну за собой, чувствуя, как напряглось его тело, как к низу живота прилил жар, снять который могла только она.
Саксонка с готовностью пошла за ним за ширму, где они пылко отдались плотским утехам. Годы, проведенные без женщины, сказывались на Пендери, но каждый день с Райной словно воскрешал его. Прошли уже месяцы, а Райна оставалась бесплодной, что крепко печалило Максена, давая пищу для горьких раздумий. Он вновь и вновь вспоминал свое обещание никогда не жениться на ней, но вопреки этому старался прочно привязать ее к себе, сделать женой, чтобы она неотлучно была рядом днем и ночью, чтобы завести детей, прожить с ней долгую, счастливую жизнь и вместе состариться. Стоит ли удивляться, что Максен с нетерпением ждал того дня, когда Райна скажет ему о зачатии. Может, в этом месяце…
Они лежали на боку, сплетя руки и ноги, и молчали, наслаждаясь близостью.
— Спасибо, Максен, — прошептала она.
— Все ради моей дамы.
Она ущипнула его за бок:
— Я говорю об Элан и Гае.
Максен открыл глаза.
— Элан, — простонал он. — Что мне делать с ней?
В душе его еще теплилась надежда, что она больше не даст повода для тяжелых разговоров.
— Считаешь, что он может приструнить ее?
— Если это вообще кому-нибудь под силу…
— Почему ты так тревожишься о ней, Райна? Почему, если она обозвала тебя шлюхой?
— Мне ее жаль. Как подумаю о ней — душа не на месте.
— Несмотря на то, что она лжет, обвиняя Эдвина?
Девушка посмотрела ему в глаза:
— Она лжет.
Он не говорил вслух о том, что уже давно считает сестру лгуньей и не верит, что Эдвин — насильник.
— Пришла весна, — он подвел разговор к тому, что скоро встретится с Эдвином на поле битвы.
— Да.
— Мне надо тебя кое о чем спросить.
— Спрашивай.
— Об Эдвине, — предупредил рыцарь.
Она отвела глаза:
— Ну, конечно.
— Можно ли заключить с ним мир?
Райна приподнялась, села на постели:
— Мир? Но я слышала, что Вильгельм хочет его смерти.
Пендери тоже сел рядом в постели:
— Да, но я, пожалуй, смогу разубедить его, если, конечно, будет согласие Харволфсона.
Смутившись, саксонка покачала головой:
— Максен, я думала, ты тоже хочешь его смерти.
— После всего, что я тебе рассказал о Гастингсе?
Он опять вспомнил залитый кровью луг, но приказал себе не думать об этом.
— Нет, если можно избежать кровопролития, я воспользуюсь этим.
— Но послушает ли тебя Вильгельм?
Законный вопрос. Если король по-прежнему уважает Пендери, то встанет на его сторону. Но встанет ли?
— Но вот задача: как убедить Эдвина пойти на мир?
Райна улыбнулась, глаза ее застилали слезы счастья, и она обняла возлюбленного:
— Я знала, что у тебя доброе сердце, знала.
«Доброе сердце», — удивился он, вдыхая сладкий запах ее кожи. Что она хотела этим сказать? Что в желании помириться с Харволфсоном он не похож на дикаря, на кровожадного воина, коим показал себя при Гастингсе? Как могла девушка простить его, если он сам не мог? Он лелеял в душе смутную надежду, что, избежав кровопролития, получит у Бога прощение. Конечно, это только слабая надежда, но стоит рискнуть, чтобы снять бремя с его души.
— Какова цена мира, Райна?
Откинув голову, она заглянула ему в глаза:
— Не знаю. Может, вражда зашла уже слишком далеко.
— Он хочет получить обратно Этчевери.
— Да, это его земля, его предков, но, думаю, его замыслы простираются дальше и охватывают всю Англию. Этчевери для него мало!
— Мне придется еще поломать голову над этим.
— Ты говорил, что дашь ему земли в обмен на мир?
— Если это положит конец восстанию, то верну ему Этчевери, но потребуется согласие короля.
А Райна улыбалась. В ее глазах светились веселые искорки и что-то такое, от чего у Максена сильнее забилось сердце. Неужели это любовь? Так светиться могут глаза только любящего или благодарного человека. Он старался уверить себя, что это любовь. Так или нет, но ему очень того хотелось.
— Я знаю, ты сделаешь это. Ты принесешь Англии мир.
Ее слова отвлекали норманна от любовных переживаний. Он покачал головой.
— У Эдвина много сторонников, но есть и немало непримиримых саксов. Даже если Харволфсон пойдет на мир, война не прекратится. Просто она будет не столь обременительна.
Райна приуныла, но тут же вновь воспряла духом:
— Было бы доброе начало, а конец придет сам собой. Ты всего добьешься, если уговоришь короля и Эдвина.
— Я уже давно думал об Эдвине, — он старался отвлечься от многочисленных «если» да «кабы», — и я заметил в нем одну странность. Может, поможешь мне разобраться в ней?
— Что за странность?
— По саксонскому обычаю он как приближенный короля должен был умереть вместе с ним, но Харволфсон пережил его и вернулся в Этчевери, чтобы возглавить мятеж.
— Да, он вернулся, но перед тем побывал в царстве мертвых.
— Дора, — догадался Максен.
Вздрогнув, она отодвинулась:
— Значит, ты знаешь.
Он пожал плечами:
— Я слышал, что колдунья вдохнула в него жизнь.
— Возможно.
— А ты уверена, что он был мертв?
Чувствуя себя не в своей тарелке, девушка молчала, затем проговорила:
— Эдвин не верит этому. Он всегда говорил, что жизнь, должно быть, еще теплилась в нем, когда Дора вытащила его из-под груды мертвецов.
«Значит, Харволфсон не язычник, а христианин, это уже хорошо», — подумал Пендери, а вслух спросил:
— Он был тяжело ранен?
— Наверно, Эдвин бы умер от многочисленных и серьезных ран, но Дора его выходила. Между прочим, он хотел умереть, чтобы избежать позора, поскольку король умер, а он остался жив.
— Если это правда, то почему сакс потом не покончил с собой?
— Он бы так и сделал, но, выздоровев, он пошел в деревню, где своими глазами увидел, что натворили норманны. Тогда в его душе закипели ненависть и жажда мщения, пересилившие желание свести счеты с жизнью.
— Месть…
— Месть, — подтвердила Райна.
Максен смотрел в ее лицо — в глазах саксонки появилось сожаление.
— Ты ответила на мои вопросы, — нежно произнес он. — И прошу не думать об этом.
Девушка широко открыла глаза:
— Это не так просто!
— Нет, конечно, но все же попытайся.
Она улыбнулась.
— Попробую, — и легла.
Лучше бы отдаться любовным утехам, но мысли норманна были заняты Эдвином. Он будет иметь дело с человеком чести и человеком мести, добрым со своими и беспощадным к врагам, христианином, но державшим рядом с собой колдунью, твердым, но и гибким, готовым к согласию, когда это не противоречит законам чести.
Пендери долго размышлял о Харволфсоне, лежа без сна в огромной постели, с трудом избавляясь от мрачных мыслей. Укрыв одеялом спящую Райну, он оделся и пошел искать Элан и Гая. Но сначала норманн наткнулся на Кристофа, игравшего в шахматы с самим собой.
— Я бы назвал это любовью, — заметил он и, сделав ход конем, взял пешку.
Максен ощетинился:
— Любовь? О чем это ты?
Встав, юноша сел с другой стороны шахматной доски:
— Об Элан и Гае, конечно. О ком еще я могу вести речь?
«Дерзкая нынче молодежь», — раздраженно подумал Максен.
Кристоф говорил об одних, а имел в виду других. Юноша понимал, что ни Райна, ни Максен не признаются в своих чувствах, поэтому завел речь об Элане и Гае.
— Если ты хочешь мне что-то сказать, Кристоф, то говори, — потребовал Пендери-старший.
Неохотно тот оторвал глаза от шахматной доски и откинулся на спинку кресла:
— Я уже сказал. Сэр Гай и наша сестра неравнодушны друг к другу. Это не обычная дружба, как они считают.
Пендери пристально вглядывался в лицо брата, но оно оставалось непроницаемым. Недовольно вздохнув, рыцарь уселся в кресло:
— Почему ты так думаешь?
Кристоф скрестил руки на груди.
— Наверно, потому, как они смотрят друг на друга… или как держатся за руки… — Юноша пожал плечами и улыбнулся, видя, как насторожился брат. — Но больше всего меня убедили в этом их поцелуи.
Максен чуть не подпрыгнул:
— Целовались?
— Да, в саду.
Рыцарь вскочил, готовый кинуться на поиски Торкво, но Кристоф загородил ему дорогу:
— Не лишай Элан единственного человека, способного держать ее в руках.
— И позволить ей еще пуще распускать свой язык?! — взревел Пендери-старший, не остерегаясь посторонних ушей. — К тому же пустят грязные сплетни.
— Один поцелуй вряд ли даст пищу для слухов.
— Это неприлично, — не сдавался Максен.
— Если, конечно, он не предложит ей руку и сердце.
Рыцарь недоверчиво прищурился:
— Ха, как же, предложит!
Кристоф усмехнулся:
— Я не думаю, я знаю.
— Откуда?
— Подслушал разговор.
— Выкладывай!
— Сэр Гай спросил у Элан, согласится ли она на то, чтобы он испросил у ее отца разрешение на их брак.
Пендери-старший молчал, а Кристоф добавил:
— Хорошая будет пара.
— Почему ты в этом так уверен?
— Не забывай, что наша сестра беременна, но не связана узами брака. Кто еще мог ей предложить руку и сердце, зная, что с ней произошло? Элан это будет угнетать до конца ее дней. Сэр Гай — достойный человек — добрый, честный и великодушный. Она носит под сердцем чужого ребенка, а он готов жениться на ней.
— Похоже, ты намного мудрее меня, маленький братец, — неохотно согласился с ним Максен.
Кристоф засиял, довольный похвалой. Затем, опустив глаза на шахматную доску, он взял фигуру и сделал ход.
— Я выиграл, — многозначительно произнес он, гордо взмахнув рукой.
Пендери усмехнулся:
— А кто проиграл?
— Мой соперник, конечно.
— Но ты же играл сам с собой?
Юноша взглянул на пустующее кресло, где полагалось бы сидеть противнику.
— Это только так кажется, — хмыкнул он.
В эту минуту Максен понял, как одиноко брату в огромном замке. Его от остальных отделяла пропасть не только из-за молодости, но и из-за хромоты, которая не позволяла упражняться с мечом. Вместо этого он углубился в изучение старинных фолиантов. Пендери-старшему захотелось как-то приблизиться к Кристофу, стать ему настоящим братом.
— Хочешь сразиться со мной?
Юноша сначала удивился, а потом обрадовался:
— Охотно.
Райна проснулась от смеха. Повернувшись, она хотела прижаться к возлюбленному, но его не было рядом, причем, видимо, давно, потому что постель была пугающе холодной. Тут до ее слуха опять донесся смех. Девушка сначала удивилась, но, поразмыслив, решила, что смех не должен казаться странным. Зимой обитатели замка коротали дни играя в шахматы, разгадывая шарады и просто беседуя, перемывая кости соседям. С приходом весны все оживились. Весна возвращала яркие краски, бодрила дух. Прислушавшись, Райна поняла, что смеялись Максен и Кристоф, но вскоре к их голосам присоединились и другие. Она села на постели, протирая глаза, склонила голову. Братья вновь захохотали, заглушая гул голосов.
Она проворно оделась и выскользнула в зал. В чем причина веселья, обуявшего сразу обоих братьев? У очага толпилось дюжины две рыцарей, которые, склонив головы, что-то разглядывали.
— Прошу прощения, — пробормотала саксонка, проталкиваясь сквозь толпу.
Пендери-старший поднял глаза и улыбнулся:
— Посмотри, что со мной сделал мой любимый братец!
Смутившись, она взглянула на шахматную доску, на возбужденное лицо Кристофа.
— Не понимаю.
Взяв ее за руку, рыцарь прижал к себе:
— Видишь, как разумно он поступил, — Максен пустился в подробное объяснение ходов, которые сделал брат, загнав в угол его короля.
Райна слушала краем уха. Ее переполняла радость при виде Максена и Кристофа, которые искренне наслаждались игрой, беседой и были похожи на родных братьев, а не на дальних родственников, коими всегда казались.
— Меня поделом проучили, — добродушно усмехался Максен.
Юноша не без лукавства предложил:
— Еще партию?
— Хочешь опять поставить меня на колени? — Пендери-старший покачал головой. — Не дважды же на дню, братец. Может, завтра?
— Кто-нибудь еще хочет? — оглядывая рыцарей, спросил юноша.
Охотников не нашлось, и обитатели замка стали расходиться. Заметив, что Кристоф огорчился, Максен поспешил его успокоить:
— Да они боятся тебя, вот и все.
Кристоф пожал плечами:
— Думаю, не беспричинно. Кроме всего прочего…
— Райна? — раздался тихий, мягкий голос. Повернувшись, она оказалась лицом к лицу с Элан. Впервые норманнка обратилась к ней без ненависти и злости в голосе, и саксонку это удивило.
— Я хотела бы поговорить с тобой, — продолжала Элан.
Райна, бросив взгляд на братьев, поняла, что они так же удивлены, как и она.
— Сейчас?
— Если ты не хочешь, то можно потом.
— Хорошо, давай поговорим.
— Выйдем во двор, — предложила Пендери. Бросив вопросительный взгляд на Максена, Райна пошла за его сестрой во двор, где никто не смог бы их подслушать.
— Я хочу извиниться, — начала Элан.
— За что?
— За то, как я вела себя. Я злобна и невыносима.
— Простите, это так неожиданно. Я полагала, что моя судьба вас вовсе не заботит.
— Нет, конечно, — бросила Элан, но поспешно добавила, — но начинает заботить.
Райна подозрительно прищурилась:
— Разве так может быть?
— Ты упросила Максена, чтобы он позволил мне поговорить с сэром Гаем. Я весьма обязана тебе.
— И это все?
Элан нахмурилась:
— Думаю, ты не такая уж плохая. Ты хорошая хозяйка замка, и хотя ты неблагородного происхождения, но добра со слугами и сделала моего брата счастливым.
«Не очень вежливо, конечно, но все же мнение высказано», — подумала девушка, а вслух произнесла:
— Спасибо.
Пендери, похоже, была донельзя довольна собой.
— Вот и все, а сейчас я хочу спать.
Райна остановила ее, положив руку на плечо:
— Надеюсь, когда-нибудь мы станем друзьями.
— Друзьями? — Элан закусила губу. — Думаю, это возможно.
Райна хотела ответить, но помешал голос, который долетел из кухни: это кричала Лусилла. Похоже, с ужином не все ладно, и хозяйка, вздохнув, стала спускаться по лестнице.
— Хотя я и проиграл, но спросить тебя могу? — оставшись наедине с братом, сказал Максен.
— Слушаю.
— Ты хорошо знаешь травы, так?
— Гораздо лучше, чем оружие.
Пендери-старший не торопился начинать разговор. Он как бы взвешивал слова и наконец произнес:
— Есть ли снадобье, которое поможет женщине зачать?
— Зачем? — озабоченно спросил Кристоф, прищурив глаза.
— Райна все это время жила со мной, но до сих пор не забеременела.
Кристоф словно бы затаился, и брат догадался, что тот что-то скрывает:
— Что такое?
— Зачем тебе ребенок? — спросил юноша. — Она же просто твоя любовница.
— Говори! — взревел Пендери-старший.
Испуганный Кристоф умолк, но, собравшись с духом, признался:
— Я… Райна попросила дать ей снадобье, которое предохраняет от зачатия, и я ей дал.
Пендери-старший был на грани взрыва, но все же сумел подавить вспышку гнева:
— Почему ты не сказал мне?
— Я думал, ты не захочешь иметь незаконнорожденных детей, как, впрочем, и она.
Скрестив руки на груди, Максен боролся с прихлынувшей яростью:
— Ублюдки… Нет, я хочу законных детей.
— Они не могут быть без брака.
— Я и собирался жениться, если Райна забеременеет.
— А ты женишься на ней? — недоверчиво спросил Кристоф.
— Да.
— Но ты же постоянно говорил, что… — внезапно смысл слов дошел до Кристофа, и он замолчал. — А-а, понимаю.
— Конечно, ты же умный малый, — буркнул Максен, жалея, что открыл душу.
Глядя на брата, он, казалось, читал его мысли. Когда Кристоф заговорил, стало ясно, что он пришел к решению.
— У Райны скоро кончится запас снадобья, — заметил юноша. — Когда она придет ко мне, я заменю его чем-нибудь другим.
Рыцарь улыбнулся:
— Тогда я буду обязан тебе, братец.
— Договорились, — Кристоф повернулся и собирался уйти, но вдруг остановился, подошел к брату.
То, что произошло в следующее мгновение, потрясло Максена. Кристоф сжал его в объятиях и поспешно вышел из зала. Пендери-старший, остолбенев, долго смотрел ему вслед.
Глава 27
От Лиган шибало таким винным духом, что Райну потянуло на рвоту. Перейдя ей дорогу, она старалась идти ровнее, доплелась до комнаты Максена, села на полу, уронив голову на колени.
— Нет, — застонала саксонка, раскачиваясь из стороны в сторону. — Господи, не допусти этого.
Но было поздно. Она знала это еще утром, когда начатый день не принес облегчения. Значит, она понесла от Максена Пендери.
Тошнота, казалось, никогда не прекратится, но вот и она прошла. Вытирая капли пота на лбу, девушка оглядела комнату. Позволят ли ей родить ребенка здесь? А может, решат, что в покоях барона достойны появляться на свет лишь законные наследники? Эта мысль причинила столько же боли, сколько и сознание того, что она любит человека, который не любит ее.
Пытаясь сделать невозможное, то есть не думать о будущем ребенке, Райна поднялась. Ее рука непроизвольно коснулась живота, словно определяя срок. Очевидно, зачатию уже месяц. На дворе июнь, стало быть, ребенок родится в середине зимы.
Опустив руку, Райна покачала головой. Снадобье помогло лишь в первые несколько месяцев. Может, оно вовсе не действовало, а девушка просто не смогла зачать сразу. И тут Райну осенило — месяц назад у нее кончился запас корня, и она пошла к Кристофу. Неужели юноша неправильно приготовил снадобье?
Но что теперь об этом думать? В ней затеплилась новая жизнь, и ничего нельзя изменить. Осторожный внутренний голос нашептывал ей, что можно избавиться от беременности, но саксонка тут же отмела эти мысли и обхватила живот руками.
Шум за ширмой заставил девушку вздрогнуть. Раздался смех Элан, к которому присоединился оглушительный хохот Гая. Саксонка, погруженная в свои не очень веселые мысли, выглянула из-за ширмы. Элан и Гай стояли перед Максеном, который сидел на помосте. Когда Райна уходила из зала, там было полно людей. Теперь они куда-то таинственным образом исчезли.
— Что такое? — спросила она, подойдя к Элан.
Развеселившись, норманнка забыла о правилах приличия и ответила вместо брата.
— Он согласен, — радостно визжала она, указывая на бумажный свиток в руках Максена. — Мой отец согласен на наш брак.
Между Элан и Райной случались стычки, но заступничество саксонки установило мир и лад. Дружбой это не назовешь, скорее соглашением.
— Я рада за вас, — Райна смотрела то на Элан, то на Гая. — За вас обоих.
Рыцарь кивнул, а его невеста засияла еще больше.
— Пора готовиться к свадьбе, — заметил Максен.
— Нет! — взвизгнула Элан. — Не сейчас, когда я толстая, как свинья.
Брат молча смотрел на сестру:
— Что ты предлагаешь? Отложить свадьбу до рождения ребенка?
Та кивнула:
— Я не хочу сломя голову бежать под венец. Я желаю настоящего венчания, пышного праздника, красивого платья и стройной фигуры.
Максен подался вперед.
— Твое тщеславие вредно скажется на ребенке, — сухо возразил он, глядя на огромный живот. — Конечно, уже никого нельзя убедить, что ребенок Гая, а если венчание состоится немедленно — это дело другое.
— Но я не собираюсь растить его, — напомнила Элан.
— Даже если выйдешь замуж?
— Конечно, нет! Он мне достался не по доброй воле, и я не хочу нянчиться с ним, терзаясь воспоминаниями об ужасах того дня. Почему Гай должен мучиться?
— Ты его мать, Элан.
— Не по своей воле.
Максен взглянул на Гая.
— А что ты скажешь?
Рыцарь смутился и не спешил с ответом.
— Если бы Элан оставила ребенка, я принял бы его как родного, но она уже решила.
— Ясно? — высоко подняла голову сестра Максена. — Я уже решила!
Райна ощутила укол в сердце, ей стало жаль несчастного малютку, которого бросят на произвол судьбы. Ее чувство обострила собственная беременность. Может, этот малыш будет жить вместе с ее незаконнорожденным ребенком. Максена, видно, тоже покоробили слова сестры, но он сдержался:
— Хорошо, значит, свадьбу отложим. А теперь у меня много работы.
Элан и Гай быстро удалились, но Райна не нашла в себе сил уйти. Пендери-старший вел себя так, словно в зале он был один — положил перед собой лист бумаги и взял перо. Но не успел он обмакнуть его в чернильнице, как заметил саксонку и удивленно поднял брови.
«Почему я все еще здесь стою?» — сама себе удивлялась она. Подавив желание дотронуться до живота, Райна сжала кулаки и повернулась, чтобы уйти.
— Что такое, Райна?
Девушка бросила взгляд через плечо:
— Ничего. Я просто замешкалась.
Он ухмыльнулся, удивившись слову:
— Замешкалась?
Она пожала плечами:
— Устала, только и всего.
По лицу норманна пробежала тень:
— Ты перегружаешь себя работой?
— Нет, я… плохо спала.
— Что-то я не заметил.
— Ничего, — уверяла она, желая побыстрее уйти. Кто знает, может, он догадывается о зачатии?
— Надо лечь в постель и отдохнуть немного.
Сойдя с помоста, Райна направилась к выходу. Максен тихо встал и нагнал ее. Обняв за плечи, он прижал к себе и шепотом спросил:
— Ты ждешь ребенка, Райна?
Она растерялась — так неожиданно прозвучал его вопрос. Но она еще не смирилась с беременностью, не свыклась с мыслью, что скоро станет матерью. Надо ему ответить. Чем дольше молчишь, тем меньше тебе верят. Поэтому она повернулась к нему лицом и улыбнулась:
— Жду ребенка? Это станет ясно, когда не будет месячных.
— А у тебя они не перестали идти?
— Нет.
— Ты в этом уверена?
— Кто же лучше меня это знает? В прошлый раз они были довольно скудными, но все же были.
Максен тогда уехал из Этчевери. Его вызвали в Блэкстер, где он улаживал спор между мастером и рабочими. Он не мог сказать наверняка, лжет Райна или нет. Может, его желание завести ребенка стало навязчивой мыслью и он принимает пустую надежду за свершившееся. А что такое появилось в ее глазах — чувство вины или стыд, и почему так бьется жилка на шее? Может, она опять ему лжет…
Неохотно рыцарь убрал свои руки с ее плеч:
— Иди отдыхай.
Она уловила на его лице сомнение и пробормотала:
— Спасибо, милорд.
Она постаралась побыстрее удалиться и уже считала себя в безопасности, когда ее остановила просьба рыцаря:
— Если ты забеременеешь, Райна, скажешь мне!
Она собиралась уверить его, что непременно это сделает, но что-то в его лице заставило ее сказать иное. Боль, терзавшая сердце, вырвалась наружу:
— Зачем это тебе?
Он молчал, и Райна поняла, что сделала правильно, не рассказав о зачатии.
— Нужно, — наконец ответил он.
— Хорошо, скажу, — неохотно пообещала саксонка.
Максен так долго на нее смотрел, что у нее защемило сердце. Он вышел из зала. Что делать? Сказать правду и привязать себя к нему, став бесправной любовницей и матерью незаконнорожденного ребенка? Или лучше сбежать и родить дитя где-нибудь, чтобы никто не знал? Если уйти подальше, то можно объявить себя вдовой, и ребенок не будет носить позорного клейма. Но ведь Максен пустится в погоню…
Решив, что не стоит умирать раньше смерти, она отогнала мрачные мысли, подняла голову: «Что мне делать?». Сердце ответило: «Сказать правду!» Девушка опустила голову: «Знаю». Она не могла оставить Максена и поэтому вынуждена признаться. Но это будет завтра.
— Нет, — застонала саксонка, раскачиваясь из стороны в сторону. — Господи, не допусти этого.
Но было поздно. Она знала это еще утром, когда начатый день не принес облегчения. Значит, она понесла от Максена Пендери.
Тошнота, казалось, никогда не прекратится, но вот и она прошла. Вытирая капли пота на лбу, девушка оглядела комнату. Позволят ли ей родить ребенка здесь? А может, решат, что в покоях барона достойны появляться на свет лишь законные наследники? Эта мысль причинила столько же боли, сколько и сознание того, что она любит человека, который не любит ее.
Пытаясь сделать невозможное, то есть не думать о будущем ребенке, Райна поднялась. Ее рука непроизвольно коснулась живота, словно определяя срок. Очевидно, зачатию уже месяц. На дворе июнь, стало быть, ребенок родится в середине зимы.
Опустив руку, Райна покачала головой. Снадобье помогло лишь в первые несколько месяцев. Может, оно вовсе не действовало, а девушка просто не смогла зачать сразу. И тут Райну осенило — месяц назад у нее кончился запас корня, и она пошла к Кристофу. Неужели юноша неправильно приготовил снадобье?
Но что теперь об этом думать? В ней затеплилась новая жизнь, и ничего нельзя изменить. Осторожный внутренний голос нашептывал ей, что можно избавиться от беременности, но саксонка тут же отмела эти мысли и обхватила живот руками.
Шум за ширмой заставил девушку вздрогнуть. Раздался смех Элан, к которому присоединился оглушительный хохот Гая. Саксонка, погруженная в свои не очень веселые мысли, выглянула из-за ширмы. Элан и Гай стояли перед Максеном, который сидел на помосте. Когда Райна уходила из зала, там было полно людей. Теперь они куда-то таинственным образом исчезли.
— Что такое? — спросила она, подойдя к Элан.
Развеселившись, норманнка забыла о правилах приличия и ответила вместо брата.
— Он согласен, — радостно визжала она, указывая на бумажный свиток в руках Максена. — Мой отец согласен на наш брак.
Между Элан и Райной случались стычки, но заступничество саксонки установило мир и лад. Дружбой это не назовешь, скорее соглашением.
— Я рада за вас, — Райна смотрела то на Элан, то на Гая. — За вас обоих.
Рыцарь кивнул, а его невеста засияла еще больше.
— Пора готовиться к свадьбе, — заметил Максен.
— Нет! — взвизгнула Элан. — Не сейчас, когда я толстая, как свинья.
Брат молча смотрел на сестру:
— Что ты предлагаешь? Отложить свадьбу до рождения ребенка?
Та кивнула:
— Я не хочу сломя голову бежать под венец. Я желаю настоящего венчания, пышного праздника, красивого платья и стройной фигуры.
Максен подался вперед.
— Твое тщеславие вредно скажется на ребенке, — сухо возразил он, глядя на огромный живот. — Конечно, уже никого нельзя убедить, что ребенок Гая, а если венчание состоится немедленно — это дело другое.
— Но я не собираюсь растить его, — напомнила Элан.
— Даже если выйдешь замуж?
— Конечно, нет! Он мне достался не по доброй воле, и я не хочу нянчиться с ним, терзаясь воспоминаниями об ужасах того дня. Почему Гай должен мучиться?
— Ты его мать, Элан.
— Не по своей воле.
Максен взглянул на Гая.
— А что ты скажешь?
Рыцарь смутился и не спешил с ответом.
— Если бы Элан оставила ребенка, я принял бы его как родного, но она уже решила.
— Ясно? — высоко подняла голову сестра Максена. — Я уже решила!
Райна ощутила укол в сердце, ей стало жаль несчастного малютку, которого бросят на произвол судьбы. Ее чувство обострила собственная беременность. Может, этот малыш будет жить вместе с ее незаконнорожденным ребенком. Максена, видно, тоже покоробили слова сестры, но он сдержался:
— Хорошо, значит, свадьбу отложим. А теперь у меня много работы.
Элан и Гай быстро удалились, но Райна не нашла в себе сил уйти. Пендери-старший вел себя так, словно в зале он был один — положил перед собой лист бумаги и взял перо. Но не успел он обмакнуть его в чернильнице, как заметил саксонку и удивленно поднял брови.
«Почему я все еще здесь стою?» — сама себе удивлялась она. Подавив желание дотронуться до живота, Райна сжала кулаки и повернулась, чтобы уйти.
— Что такое, Райна?
Девушка бросила взгляд через плечо:
— Ничего. Я просто замешкалась.
Он ухмыльнулся, удивившись слову:
— Замешкалась?
Она пожала плечами:
— Устала, только и всего.
По лицу норманна пробежала тень:
— Ты перегружаешь себя работой?
— Нет, я… плохо спала.
— Что-то я не заметил.
— Ничего, — уверяла она, желая побыстрее уйти. Кто знает, может, он догадывается о зачатии?
— Надо лечь в постель и отдохнуть немного.
Сойдя с помоста, Райна направилась к выходу. Максен тихо встал и нагнал ее. Обняв за плечи, он прижал к себе и шепотом спросил:
— Ты ждешь ребенка, Райна?
Она растерялась — так неожиданно прозвучал его вопрос. Но она еще не смирилась с беременностью, не свыклась с мыслью, что скоро станет матерью. Надо ему ответить. Чем дольше молчишь, тем меньше тебе верят. Поэтому она повернулась к нему лицом и улыбнулась:
— Жду ребенка? Это станет ясно, когда не будет месячных.
— А у тебя они не перестали идти?
— Нет.
— Ты в этом уверена?
— Кто же лучше меня это знает? В прошлый раз они были довольно скудными, но все же были.
Максен тогда уехал из Этчевери. Его вызвали в Блэкстер, где он улаживал спор между мастером и рабочими. Он не мог сказать наверняка, лжет Райна или нет. Может, его желание завести ребенка стало навязчивой мыслью и он принимает пустую надежду за свершившееся. А что такое появилось в ее глазах — чувство вины или стыд, и почему так бьется жилка на шее? Может, она опять ему лжет…
Неохотно рыцарь убрал свои руки с ее плеч:
— Иди отдыхай.
Она уловила на его лице сомнение и пробормотала:
— Спасибо, милорд.
Она постаралась побыстрее удалиться и уже считала себя в безопасности, когда ее остановила просьба рыцаря:
— Если ты забеременеешь, Райна, скажешь мне!
Она собиралась уверить его, что непременно это сделает, но что-то в его лице заставило ее сказать иное. Боль, терзавшая сердце, вырвалась наружу:
— Зачем это тебе?
Он молчал, и Райна поняла, что сделала правильно, не рассказав о зачатии.
— Нужно, — наконец ответил он.
— Хорошо, скажу, — неохотно пообещала саксонка.
Максен так долго на нее смотрел, что у нее защемило сердце. Он вышел из зала. Что делать? Сказать правду и привязать себя к нему, став бесправной любовницей и матерью незаконнорожденного ребенка? Или лучше сбежать и родить дитя где-нибудь, чтобы никто не знал? Если уйти подальше, то можно объявить себя вдовой, и ребенок не будет носить позорного клейма. Но ведь Максен пустится в погоню…
Решив, что не стоит умирать раньше смерти, она отогнала мрачные мысли, подняла голову: «Что мне делать?». Сердце ответило: «Сказать правду!» Девушка опустила голову: «Знаю». Она не могла оставить Максена и поэтому вынуждена признаться. Но это будет завтра.
Глава 28
Летом обитатели замка были заняты делом. Урожай обещал быть богатым, так что зима будет сытной. Райна нашла, наконец, себе занятие. Сидя с Лиган и тремя саксонками, она пряла пряжу, сочетая эту работу с шутками и разговорами о прошедшей зиме, об урожае.
Зимой и весной жилось несладко, но никто не жаловался. Если бы не новый хозяин, то вряд ли удалось избежать голода. Все понимали это и были благодарны. Кто теперь захочет примкнуть к Эдвину?
С каждой новой победой Вильгельма над мятежниками все дальше уходили в прошлое времена англо-саксов. Удастся ли Эдвину вернуть их?
— Я насчитала больше дюжины, — сказала одна из женщин. — Трудная зима была… — саксонка хихикнула.
— Дюжину? — очнулась от задумчивости Райна.
— Даже больше.
— Что больше? — недоуменно спросила она.
— Да беременных. Ты что спишь?
Она улыбнулась, подавив желание прикоснуться к животу (пока еще незаметно!), и вновь взялась за пряжу. Каждый день собиралась она сказать правду Максену, но никак не могла решиться. С тех пор, как он спросил о здоровье, прошло две недели. Вздохнув, девушка дала себе слово, что сегодня вечером признается. Пусть он покричит, пусть разозлится, она все это перенесет.
Зимой и весной жилось несладко, но никто не жаловался. Если бы не новый хозяин, то вряд ли удалось избежать голода. Все понимали это и были благодарны. Кто теперь захочет примкнуть к Эдвину?
С каждой новой победой Вильгельма над мятежниками все дальше уходили в прошлое времена англо-саксов. Удастся ли Эдвину вернуть их?
— Я насчитала больше дюжины, — сказала одна из женщин. — Трудная зима была… — саксонка хихикнула.
— Дюжину? — очнулась от задумчивости Райна.
— Даже больше.
— Что больше? — недоуменно спросила она.
— Да беременных. Ты что спишь?
Она улыбнулась, подавив желание прикоснуться к животу (пока еще незаметно!), и вновь взялась за пряжу. Каждый день собиралась она сказать правду Максену, но никак не могла решиться. С тех пор, как он спросил о здоровье, прошло две недели. Вздохнув, девушка дала себе слово, что сегодня вечером признается. Пусть он покричит, пусть разозлится, она все это перенесет.