Страница:
– Ничего особенного. Все как раньше. Недовольна моим возвращением в дом.
– Гм-м… Я должен узнать, почему Зигрид так рьяно пытается избавить от вас Тордендаль, но уверен, что она делает это не столько для других, сколько для себя. Вы знаете о правах наследования, которые испокон веков существуют в долине?
– Мне известно, что земля переходит к старшему сыну, а если по какой-то причине он отказывается от нее, то к следующему по старшинству и так далее. Дочери получают в последнюю очередь.
– Но если в семье нет сыновей?
– Значит, наследует старшая дочь.
– Предположим, в семье две дочери и обе мертвы на момент наследования? Если у каждой из них тоже есть дочери, кому достанется земля?
– Старшей дочери старшей сестры… – Бет поняла, что он имеет в виду.
– Точно так. В данном случае Холстейнгаард принадлежит единственной дочери старшей из сестер. По закону ферма и земля ваши, Зигрид владеет ими незаконно. Дед думал, что имеет только двух наследниц от младшей дочери, считая, что ребенок старшей дочери умер в младенчестве. Поэтому земля перешла к Зигрид как второй по старшинству, ведь Джина к тому моменту умерла. Зигрид жила в страхе, что правда откроется, и хотела, чтобы вы убрались подальше от этих мест, пока никто ничего не узнал. До ужина в честь Благодарения я и не знал, что ваша мать была старшей из сестер; никто никогда не упоминал ее имени.
Бет почему-то разозлилась:
– Как вы посмели наводить справки?! Какое право вы имеете вмешиваться, не узнав моего мнения? Мне не нужен Холстейнгаард! И никогда не был нужен. Не больше, чем этот проклятый старый дом. Зачем вам понадобилось играть с судьбой?
– Вспомните, сколько зла вам причинила Зигрид. Падение в пропасть. Погубленные рисунки. Оскорбление перед людьми, угрозы расправы. Разве не естественно с моей стороны попытаться защитить вас?
– Это можно было сделать и не проверяя законности наследования Холстейнгаарда! – Бет все еще не оправилась от потрясения, тем более что ее неприязнь к дому предков ставила под сомнение разумность поступков Пауля. – Мне не нужен Холстейнгаард! Я все равно отдам его Зигрид. Когда будете в Кристиании, подыщите мне, пожалуйста, адвоката, чтобы оформить передачу имения…
Бет отошла от него и в отчаянии заходила по комнате.
– Вы понимаете, что говорите? Земля Холстейнгаарда не менее плодородна, чем угодья Нилсгаарда. Она обеспечит вас приличным доходом до конца жизни.
– Это не имеет для меня никакого значения. Я никогда не затяну петлю на шее Зигрид.
– Но это ваша собственность! Вы же не отнимаете то, что принадлежит ей. Холстейнгаард ваш по праву рождения. Он делает вас частью Тордендаля, ваши корни неотделимы от этой земли.
Пауль видел, что затронул больные струнки в душе Бет, в глазах ее появилось выражение горечи и отчаяния, как у загнанного зверька. Он пожалел, что затеял этот разговор, но ради ее же блага не мог поступить иначе.
– В мой первый приход Зигрид встретила меня очень враждебно, – печально сказала Бет. – Была уверена, что я приехала, чтобы предъявить свои права на имение, но сразу изменила тон, когда узнала, что меня интересуют только письма Джины и что я не претендую на Холстейнгаард. Представляю, какое облегчение она испытала. Но из опасения, что я могу передумать, она приняла меры, чтобы заставить меня покинуть Тордендаль, прежде чем я опомнюсь. Основную надежду она возлагала на Дом у Черного Залива и делала все, чтобы выжить меня оттуда. Найдите мне адвоката, пусть займется передачей наследства сразу же! Время бежало быстро. Пауль чувствовал, что Бет еще не простила его.
– Могу я попросить вас об одолжении? Не передавайте никому нашего разговора до моего возвращения из Кристиании.
Бет еще больше вспылила:
– Ну уж, извините! Сейчас же отправлюсь к Зигрид и успокою ее. Месяцами она жила в страхе потерять то, что для нее дороже жизни, теперь я смогу облегчить ее страдания.
– Нет, Бет, нет! Пожалуйста!
Пауль был в отчаянии от упрямства Бет, хотя одновременно восторгался ее щедростью и силой воли.
– Послушайте меня, Бет! Я никогда ни о чем не просил, но сейчас именно тот случай, когда нужно проявить терпение и осмотрительность. Постараюсь вернуться через пару дней, самое большое через три.
Бет была непреклонна;
– Не понимаю, почему я должна ждать, ведь я имею самые благие намерения!
– Нет, Бет, дайте слово, что сделаете, как я прошу! Мне это нужно для своих собственных целей. Ведь вы мне верите?
Раздался отдаленный гудок парохода. Пауль схватил ее за плечи. Она в сердцах сбросила его руки и отпрянула.
– Хорошо. Даю слово, но хотела бы выслушать объяснения.
На объяснения не оставалось времени. Нужно было спешить, но прежде чем уйти, Пауль хотел взять с нее еще одно обещание:
– Не оставайтесь одна на ночь в Доме у Черного Залива. Пусть кто-нибудь ночует вместе с вами. А еще лучше – под любым предлогом переберитесь в Нилсгаард до моего возвращения.
Он быстро поцеловал Бет, у дверей обернулся и повторил:
– Помните, делайте все, как я сказал.
Пауль вышел. Бет в сердцах захлопнула за ним дверь. Но уже в следующую минуту раздражение исчезло. Бет даже хотела выбежать к большому валуну и помахать Паулю, но передумала, решив, что должна наказать его за командный тон. Что за странная просьба, точнее, приказ! Ладно, три дня можно подождать. Но почему нельзя спать одной в доме? Вернуться в Нилсгаард «под любым предлогом» – так он сказал и не объяснил причины. Зигрид ей не страшна, страшны злые чары Дома у Черного Залива. Но ей лучше знать, продолжать борьбу или отступить.
Хорошо, что она не дала ему определенного обещания.
В ту ночь Бет ночевала в старом доме назло Паулю, хотя и с нетерпением ждала его возвращения. Она была полна решимости сразиться с Зигрид, какое бы обличье та ни приняла. Бет весело хлопотала около плиты, приготовила ужин, испекла большой сливовый торт, который научилась делать в Шотландии. Дом наполнился ароматными запахами. Снаружи стоял ледяной холод, хлопьями падал снег, грозя залепить окна.
К утру он покрыл толстым слоем все вокруг и почти полностью засыпал тропинку в Нилсгаард, проложенную накануне. На льдинах водопада, питавшего залив, тоже лежали хлопья снега, да и сам залив превратился в белое поле. Бет не гасила в доме лампы, чтобы в комнате было уютнее, а ей самой – веселее, немного поработала. – сделала несколько рисунков. Часа в три уже начало смеркаться. Бет погасила огонь в печи и решила сходить в Нилсгаард – отнести испеченный торт. Лампу она оставила гореть, чтобы по возвращении не оказаться в полной темноте.
Нилсгаард встретил ее ярко освещенными комнатами. Джулиана и фрекен Ларсен были искренне рады ее приходу, помогли снять покрытый снегом капюшон, перчатки, ботинки. Бет захватила с собой изящные домашние туфли и с наслаждением сунула в них ноги. Между тем Джулиана открыла коробку и замерла от восторга, увидев сливовый торт.
– Клянусь Богом, – воскликнула гувернантка, заглянув внутрь, – какой великолепный торт! Вот уж твой папа полакомится, когда вернется из Кристиании!
– Он приедет завтра, фрекен Ларсен. Сказал – через два дня.
– Что бы он ни сказал, погода распорядится по-своему. Если ветер не прекратится, перевал будет непроходимым. Судя по всему, погода портится и, возможно, улучшится еще не скоро.
Бет почувствовала, как что-то заныло в груди. Пурга не пугала – просто вероятность долгой разлуки обострила сознание собственного одиночества.
В гостиной было тепло и уютно. Портьеры скрывали снежный мрак, в печи потрескивал огонь, от серебряного кофейника исходил аппетитный аромат. Все трое уютно устроились у стола за чашечкой кофе. Женщины беседовали, Джулиана кормила куклу крошками от своего куска торта. Затем все вместе играли в одну детскую игру и увлеклись так, что от волнения даже задерживали дыхание, когда приходилось выуживать маленькую игрушечную фигурку из общей кучки, не задевая другие. Ветер становился все более свирепым, проникая даже в печь через трубу.
– Сегодня вам не придется возвращаться в Дом у Черного Залива, – сказала гувернантка, довольная, что выиграла третий раз подряд.
Бет подошла к окну:
– Ветер может стихнуть. Снег не очень сильный.
– Это плохой признак. Обычно так бывает перед снежными бурями. Сыграем в карты?
Джулиана бросилась за картами, и Бет, которой вовсе не улыбалось покидать теплый уютный дом, присоединилась к веселой игре под названием «счастливая семья» и «щелчок». К вечеру ветер достиг невиданной силы, казалось, что он способен снести все на своем пути. Анна к ужину не пришла.
– Наверное, попросила принести еду в свою гостиную, – сказала фрекен Ларсен.
Все знали, что у Анны есть привычка есть у себя, когда ей этого хотелось.
После ужина Джулиане нужно было идти спать, и Бет повела ее наверх, чтобы уложить. Она согласилась остаться на ночь, утешаясь тем, что выполняет просьбу Пауля. Выйти из дома было невозможно, это означало верную гибель. Снег прекратился, но снежные вихри, поднимаемые ветром, кружили в воздухе.
Бет снова заняла спальню, в которой провела столько дней во время болезни. Экономка принесла чистое постельное белье и даже ночную рубашку Бет, которая находилась в стирке и теперь была гладко отутюжена.
Большую часть ночи Бет спала, но ближе к утру проснулась: ветер превратился в настоящий ураган, как и предсказывала фрекен Ларсен. Слушая завывание разбушевавшейся стихии, Бет представила, что сам Торденгорн издает громкие стоны под бременем непосильной ноши и молит о свободе. Снова нахлынули тяжелые предчувствия; она зажгла лампу, поняв, что больше не сможет уснуть. Стрелки настенных часов показывали только пять утра.
Кто-то тихонько постучал в дверь. Бет не удивилась, увидев Джулиану. Ребенок испугался непогоды – маленькая фигурка в ночной рубашке застыла у порога, прижимая к себе куклу.
– Входи! – позвала Бет. – Простудишься, если будешь здесь стоять.
Девочку не пришлось приглашать дважды. Сдерживая рыдания, она подбежала к постели и примостилась рядом с Бет.
– Ураган скоро кончится, – успокоила ребенка Бет, – а в доме нам вообще ничто не угрожает. Это очень прочный дом, он видел много таких бурь.
Вскоре Джулиана крепко спала, успокоенная словами Бет и тем, что она была рядом. Но необъяснимое гнетущее предчувствие не исчезало, а становилось все сильнее, вызывая смутное ощущение беды и обреченности.
Бет была рада, когда пришло время вставать. Ураган все не утихал, и утренние часы почти не принесли долгожданного света – в доме горели все лампы, как ночью. Джулиана, зевая и протирая глаза, вернулась в свою спальню, где ее ждала горничная. Бет приняла ванну и вымыла волосы, потом сошла вниз, где ее ожидал завтрак. Из окон ее спальни открывался вид на горы, а внизу вовсю хозяйничал ураган, оставляя разрушительные следы. Деревья согнулись, словно в приступе боли. Посреди озера бушевали белые волны, разбрасывая вокруг осколки льда. Никогда еще ей не приходилось видеть озеро столь бурным и неистовым.
Экономка принесла горячий кофе и сообщила, что фрекен Анна не ночевала в своей комнате.
– Я бы и не узнала, что ее нет дома, если бы не прислуга: горничная понесла утром горячую воду для ванны и обнаружила, что комната пуста. Тогда я спросила, и мне сказали, что она не ужинала вечером. Этот ураган лишил слуг рассудка…
Бет разволновалась.
– Наверное, Анна не смогла выбраться из Дома у Черного Залива. Я слышала, как она приходила вчера днем, но не знала, что она еще работала, когда я уходила.
– Неужели она там? Я подумала, что она отправилась к кому-нибудь в гости и заночевала. Ну, в старом доме ей не грозит опасность, стены там прочные. Боюсь только, что она проголодалась, а пока ветер не уляжется, туда не добраться.
Бет вспомнила, что Анна могла проникнуть в гостиную через подвал.
– Я заперла дверь, но она знает другой путь; надеюсь, что догадается им воспользоваться.
– Тогда все в порядке.
Бет оставалось надеяться, что экономка права. Там Анна чувствовала себя дома и не должна была испугаться непогоды.
И все же в Нилсгаарде ощущалось всеобщее беспокойство. Служанки перешептывались и брались за руки при каждом новом порыве ветра. Даже фрекен Ларсен, которая предсказывала ураган, казалась бледнее обычного, когда спустилась в классную комнату перед началом занятий.
– Если бы наша долина была открыта и насквозь продуваема ветром, как большинство долин в Норвегии, буря бы побушевала и в конце концов утихла. Но Тордендаль со всех сторон окружен горами, словно дно овальной чаши, – продолжала она, будто объясняя урок. – Здесь ветру негде развернуться. Когда он дует с северо-запада, как сегодня, то встречает на пути Торденгорн и как бы отталкивается от него, ударяется о другую гору и так далее. К счастью, опыт научил людей строить прочные дома, которые в состоянии выдержать натиск стихии, но боюсь, что все равно будут серьезные разрушения. – Она невольно вскрикнула, когда при новом порыве задребезжали стекла и весь дом застонал, как живое существо. – Милосердный Боже! – произнесла гувернантка и прижала ладонь к губам, не желая показать Джулиане, что боится свирепой непогоды.
Но Джулиана, казалось, не слушала наставницу. Она сидела за партой, слегка повернув голову, прислушиваясь к чему-то в вое ветра. На лице застыло выражение крайней озабоченности, словно она впала в транс. Бет затаила дыхание. Что могло почудиться ребенку в диком вое бури? Уж не женский ли крик, как в ту трагическую ночь?
Фрекен Ларсен перекладывала книги на столе, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Одна книга выскользнула и упала на пол, за ней последовали остальные, произведя не меньший шум, чем ветер за стенами дома. Джулиана вздрогнула, взгляд ее вновь стал осмысленным. Она бросилась поднимать книги.
В этот момент послышался звон стекла – сорванная ветром ветка ударила в окно и разбила его вдребезги. В комнату ворвался вихрь, распахнул дверь. Он раздувал занавеси, срывал со стен карты и схемы. Ворох бумаг закружил в воздухе, лампы и другие предметы падали, разбиваясь, на пол. Люстра, с такой заботой выбранная Джиной, рухнула, чуть не убив гувернантку, и откатилась в угол. Бет схватила Джулиану, протянула руку фрекен Ларсен и помогла ей подняться, потом с усилием раскрыла дверь и вытолкнула обеих из комнаты. По коридору уже бежала экономка и несколько слуг.
– Достаньте кусок крепкой доски, – распорядилась Бет. – Нужны молоток и гвозди. Нужно забить окно. Все за дело!
Подходящую доску не нашли. Выйти из дома никто не рискнул бы. Бет решила пожертвовать дверью шкафа, находившегося в подвале. В промежутке между натисками стихии с помощью слуг она заколотила зияющий проем окна. В классной комнате царил ужасающий разгром: казалось, через нее прошли орды дикарей.
После случившегося нечего было и говорить о продолжении уроков. Фрекен Ларсен, растрепанная и испуганная, удалилась к себе. Бет отвела Джулиану в гостиную и сказала:
– Мы с тобой проведем время вместе. Давай я тебе почитаю.
Джулиана хотела кивнуть, но тут другая мысль отвлекла ее. Она выбежала из комнаты и через несколько минут вернулась с тетрадкой. Устроившись рядом с Бет на диване, она гордо открыла тетрадку, чтобы похвалиться своей работой. Бет сразу догадалась:
– Ты переписала это для меня? Как много и как аккуратно! Давай почитаем!
Она откашлялась и приготовилась читать вслух, но после первой строчки передумала:
«Ты лгала и устроила заговор против меня из ревности. Если не сделаешь того, что я велю, Пауль узнает правду. Я открою ему, на какую подлость ты пошла, чтобы упрятать меня в сумасшедший дом. Мне нужны деньги, много денег. Пауль, наверное, был щедр к тебе, хотя твое обручальное кольцо должно быть на моей руке. Не притворяйся, что у тебя нет ценностей, которые можно продать, или счета в банке.»
Страница кончилась. Бет помедлила, прежде чем перевернуть ее.
– Где же ты взяла этот текст? – спросила она осторожно.
Джулиана молчала, потому что листок бумаги, с которого она переписывала, относился к ее самым ценным сокровищам. Но для Бет ей было ничего не жаль. Она послушно удалилась в свою комнату и вскоре вернулась, неся в руках деревянную шкатулку с резными раскрашенными цветами, несколько поблекшими от времени. Джулиана осторожно поставила шкатулку на диван и вынула из кармана крошечный ключик.
Бет взглянула на крышку и увидела инициалы «Д. X.» Шкатулка принадлежала Джине до замужества, возможно, еще в детстве, когда она была не старше своей дочери. Естественно, что после смерти матери эту вещь отдали ребенку. Убитый горем муж тогда не подумал, что старая шкатулка может хранить нечто более важное, чем несколько безделушек.
Бет подняла крышку. Поверх побрякушек лежало несколько писем; она узнала почерк Анны. Джулиана дотронулась до листков, давая понять, что переписывала с них. Бет вспомнила разговор на мельнице, когда Зигрид призналась, что шантажировала Джину, но не упоминала при этом ни о каких письмах. Значит, бедная Джина, надеясь на добрый совет сестры, встретила двойное предательство. Зигрид сразу сообразила, что может многого добиться, если подхватит угрозу Анны и использует в своих интересах.
Перевернув страницу тетради. Бет продолжила чтение, но это был отрывок из другого письма:
«У тебя есть единственный шанс избавиться от меня – помочь мне уехать из Норвегии и подальше от человека, которого я могу отнять у тебя в любую минуту. В прошлом письме я перечислила подвиги, которые ты совершила и которые станут известны ему. Твой ответ меня просто рассмешил. Жалость? Сострадание? Ты не проявила их ко мне и не вправе ожидать от меня. Приходи с деньгами в назначенное место, которое я указала в начале письма. Не смей никому рассказывать, или я просто приду в Нилсгаард и заберу у тебя мужа, дом и ребенка. У меня есть свой ключ. Это мой талисман, ниточка, связывавшая меня с прошлым и дававшая утешение все эти горькие годы. Больше я писать не буду, нет времени. Завтра меня выпишут из клиники.»
Бет отложила тетрадку. Коварство Анны заставляло стынуть кровь в жилах. Пока Пауль добивался ее освобождения из больницы, она плела паутину вокруг Джины, вымогая деньги. Она не собиралась после возвращения в Тордендаль жить в доме лишь из их милосердия, но понимала, что ей потребуется время, чтобы устроить свою жизнь, а для этого нужны были деньги. Анна призналась, что имела ключ от Нилсгаарда, и это стало последней каплей. Она намеренно давала Джине понять, что была вхожа в Нилсгаард, когда Пауль был холост и молод и не думал о Джине. Но план Анны не сработал. Джина не пришла в условное место, потому что умерла. Анне ничего не оставалось, как появиться в Нилсгаарде, сделав хорошую мину при плохой игре. Ее мечты о свободной обеспеченной жизни рухнули.
– Ты очень аккуратно все переписала. – Бет старалась, чтобы голос звучал спокойно. – Можно, я оставлю себе эти страницы? – Она сочла, что нужно убрать их подальше, чтобы они не попали в чужие руки, и вдруг испугалась, что гувернантка могла их прочитать. – Ты показывала это кому-нибудь?
Джулиана кивнула.
– Кому? Фрекен Ларсен? Нет. Тете Анне? Нет. Папе?
Снова кивок. Бет сдержала вздох. Значит, ему все известно, Джулиана вырвала страницы, сложила и протянула Бет. Затем показала остальные сокровища из шкатулки. Нитка янтарных бус. Крошечная фарфоровая куколка в народном костюме, какой носили в этих местах. Засушенные фиалки, маленькое зеркальце в серебряной оправе и такая же расческа.
Когда все было продемонстрировано и сложено обратно, Джулиана заперла шкатулку, и на лице ее вновь появилось то самое отсутствующее выражение, которое Бет уже замечала раньше.
– Джулиана? – обеспокоенно спросила Бет, но ее не слышали.
Оставив шкатулку на диване, Джулиана направилась к окну, однако ее привлекли не сгущавшиеся сумерки. Она слушала что-то, что звучало для нее отдельно от ветра, стремилась уловить какой-то образ, который то появлялся, то исчезал. Потом, придя в себя, повернулась к Бет и обеими руками нежно провела по ее щекам.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
– Гм-м… Я должен узнать, почему Зигрид так рьяно пытается избавить от вас Тордендаль, но уверен, что она делает это не столько для других, сколько для себя. Вы знаете о правах наследования, которые испокон веков существуют в долине?
– Мне известно, что земля переходит к старшему сыну, а если по какой-то причине он отказывается от нее, то к следующему по старшинству и так далее. Дочери получают в последнюю очередь.
– Но если в семье нет сыновей?
– Значит, наследует старшая дочь.
– Предположим, в семье две дочери и обе мертвы на момент наследования? Если у каждой из них тоже есть дочери, кому достанется земля?
– Старшей дочери старшей сестры… – Бет поняла, что он имеет в виду.
– Точно так. В данном случае Холстейнгаард принадлежит единственной дочери старшей из сестер. По закону ферма и земля ваши, Зигрид владеет ими незаконно. Дед думал, что имеет только двух наследниц от младшей дочери, считая, что ребенок старшей дочери умер в младенчестве. Поэтому земля перешла к Зигрид как второй по старшинству, ведь Джина к тому моменту умерла. Зигрид жила в страхе, что правда откроется, и хотела, чтобы вы убрались подальше от этих мест, пока никто ничего не узнал. До ужина в честь Благодарения я и не знал, что ваша мать была старшей из сестер; никто никогда не упоминал ее имени.
Бет почему-то разозлилась:
– Как вы посмели наводить справки?! Какое право вы имеете вмешиваться, не узнав моего мнения? Мне не нужен Холстейнгаард! И никогда не был нужен. Не больше, чем этот проклятый старый дом. Зачем вам понадобилось играть с судьбой?
– Вспомните, сколько зла вам причинила Зигрид. Падение в пропасть. Погубленные рисунки. Оскорбление перед людьми, угрозы расправы. Разве не естественно с моей стороны попытаться защитить вас?
– Это можно было сделать и не проверяя законности наследования Холстейнгаарда! – Бет все еще не оправилась от потрясения, тем более что ее неприязнь к дому предков ставила под сомнение разумность поступков Пауля. – Мне не нужен Холстейнгаард! Я все равно отдам его Зигрид. Когда будете в Кристиании, подыщите мне, пожалуйста, адвоката, чтобы оформить передачу имения…
Бет отошла от него и в отчаянии заходила по комнате.
– Вы понимаете, что говорите? Земля Холстейнгаарда не менее плодородна, чем угодья Нилсгаарда. Она обеспечит вас приличным доходом до конца жизни.
– Это не имеет для меня никакого значения. Я никогда не затяну петлю на шее Зигрид.
– Но это ваша собственность! Вы же не отнимаете то, что принадлежит ей. Холстейнгаард ваш по праву рождения. Он делает вас частью Тордендаля, ваши корни неотделимы от этой земли.
Пауль видел, что затронул больные струнки в душе Бет, в глазах ее появилось выражение горечи и отчаяния, как у загнанного зверька. Он пожалел, что затеял этот разговор, но ради ее же блага не мог поступить иначе.
– В мой первый приход Зигрид встретила меня очень враждебно, – печально сказала Бет. – Была уверена, что я приехала, чтобы предъявить свои права на имение, но сразу изменила тон, когда узнала, что меня интересуют только письма Джины и что я не претендую на Холстейнгаард. Представляю, какое облегчение она испытала. Но из опасения, что я могу передумать, она приняла меры, чтобы заставить меня покинуть Тордендаль, прежде чем я опомнюсь. Основную надежду она возлагала на Дом у Черного Залива и делала все, чтобы выжить меня оттуда. Найдите мне адвоката, пусть займется передачей наследства сразу же! Время бежало быстро. Пауль чувствовал, что Бет еще не простила его.
– Могу я попросить вас об одолжении? Не передавайте никому нашего разговора до моего возвращения из Кристиании.
Бет еще больше вспылила:
– Ну уж, извините! Сейчас же отправлюсь к Зигрид и успокою ее. Месяцами она жила в страхе потерять то, что для нее дороже жизни, теперь я смогу облегчить ее страдания.
– Нет, Бет, нет! Пожалуйста!
Пауль был в отчаянии от упрямства Бет, хотя одновременно восторгался ее щедростью и силой воли.
– Послушайте меня, Бет! Я никогда ни о чем не просил, но сейчас именно тот случай, когда нужно проявить терпение и осмотрительность. Постараюсь вернуться через пару дней, самое большое через три.
Бет была непреклонна;
– Не понимаю, почему я должна ждать, ведь я имею самые благие намерения!
– Нет, Бет, дайте слово, что сделаете, как я прошу! Мне это нужно для своих собственных целей. Ведь вы мне верите?
Раздался отдаленный гудок парохода. Пауль схватил ее за плечи. Она в сердцах сбросила его руки и отпрянула.
– Хорошо. Даю слово, но хотела бы выслушать объяснения.
На объяснения не оставалось времени. Нужно было спешить, но прежде чем уйти, Пауль хотел взять с нее еще одно обещание:
– Не оставайтесь одна на ночь в Доме у Черного Залива. Пусть кто-нибудь ночует вместе с вами. А еще лучше – под любым предлогом переберитесь в Нилсгаард до моего возвращения.
Он быстро поцеловал Бет, у дверей обернулся и повторил:
– Помните, делайте все, как я сказал.
Пауль вышел. Бет в сердцах захлопнула за ним дверь. Но уже в следующую минуту раздражение исчезло. Бет даже хотела выбежать к большому валуну и помахать Паулю, но передумала, решив, что должна наказать его за командный тон. Что за странная просьба, точнее, приказ! Ладно, три дня можно подождать. Но почему нельзя спать одной в доме? Вернуться в Нилсгаард «под любым предлогом» – так он сказал и не объяснил причины. Зигрид ей не страшна, страшны злые чары Дома у Черного Залива. Но ей лучше знать, продолжать борьбу или отступить.
Хорошо, что она не дала ему определенного обещания.
В ту ночь Бет ночевала в старом доме назло Паулю, хотя и с нетерпением ждала его возвращения. Она была полна решимости сразиться с Зигрид, какое бы обличье та ни приняла. Бет весело хлопотала около плиты, приготовила ужин, испекла большой сливовый торт, который научилась делать в Шотландии. Дом наполнился ароматными запахами. Снаружи стоял ледяной холод, хлопьями падал снег, грозя залепить окна.
К утру он покрыл толстым слоем все вокруг и почти полностью засыпал тропинку в Нилсгаард, проложенную накануне. На льдинах водопада, питавшего залив, тоже лежали хлопья снега, да и сам залив превратился в белое поле. Бет не гасила в доме лампы, чтобы в комнате было уютнее, а ей самой – веселее, немного поработала. – сделала несколько рисунков. Часа в три уже начало смеркаться. Бет погасила огонь в печи и решила сходить в Нилсгаард – отнести испеченный торт. Лампу она оставила гореть, чтобы по возвращении не оказаться в полной темноте.
Нилсгаард встретил ее ярко освещенными комнатами. Джулиана и фрекен Ларсен были искренне рады ее приходу, помогли снять покрытый снегом капюшон, перчатки, ботинки. Бет захватила с собой изящные домашние туфли и с наслаждением сунула в них ноги. Между тем Джулиана открыла коробку и замерла от восторга, увидев сливовый торт.
– Клянусь Богом, – воскликнула гувернантка, заглянув внутрь, – какой великолепный торт! Вот уж твой папа полакомится, когда вернется из Кристиании!
– Он приедет завтра, фрекен Ларсен. Сказал – через два дня.
– Что бы он ни сказал, погода распорядится по-своему. Если ветер не прекратится, перевал будет непроходимым. Судя по всему, погода портится и, возможно, улучшится еще не скоро.
Бет почувствовала, как что-то заныло в груди. Пурга не пугала – просто вероятность долгой разлуки обострила сознание собственного одиночества.
В гостиной было тепло и уютно. Портьеры скрывали снежный мрак, в печи потрескивал огонь, от серебряного кофейника исходил аппетитный аромат. Все трое уютно устроились у стола за чашечкой кофе. Женщины беседовали, Джулиана кормила куклу крошками от своего куска торта. Затем все вместе играли в одну детскую игру и увлеклись так, что от волнения даже задерживали дыхание, когда приходилось выуживать маленькую игрушечную фигурку из общей кучки, не задевая другие. Ветер становился все более свирепым, проникая даже в печь через трубу.
– Сегодня вам не придется возвращаться в Дом у Черного Залива, – сказала гувернантка, довольная, что выиграла третий раз подряд.
Бет подошла к окну:
– Ветер может стихнуть. Снег не очень сильный.
– Это плохой признак. Обычно так бывает перед снежными бурями. Сыграем в карты?
Джулиана бросилась за картами, и Бет, которой вовсе не улыбалось покидать теплый уютный дом, присоединилась к веселой игре под названием «счастливая семья» и «щелчок». К вечеру ветер достиг невиданной силы, казалось, что он способен снести все на своем пути. Анна к ужину не пришла.
– Наверное, попросила принести еду в свою гостиную, – сказала фрекен Ларсен.
Все знали, что у Анны есть привычка есть у себя, когда ей этого хотелось.
После ужина Джулиане нужно было идти спать, и Бет повела ее наверх, чтобы уложить. Она согласилась остаться на ночь, утешаясь тем, что выполняет просьбу Пауля. Выйти из дома было невозможно, это означало верную гибель. Снег прекратился, но снежные вихри, поднимаемые ветром, кружили в воздухе.
Бет снова заняла спальню, в которой провела столько дней во время болезни. Экономка принесла чистое постельное белье и даже ночную рубашку Бет, которая находилась в стирке и теперь была гладко отутюжена.
Большую часть ночи Бет спала, но ближе к утру проснулась: ветер превратился в настоящий ураган, как и предсказывала фрекен Ларсен. Слушая завывание разбушевавшейся стихии, Бет представила, что сам Торденгорн издает громкие стоны под бременем непосильной ноши и молит о свободе. Снова нахлынули тяжелые предчувствия; она зажгла лампу, поняв, что больше не сможет уснуть. Стрелки настенных часов показывали только пять утра.
Кто-то тихонько постучал в дверь. Бет не удивилась, увидев Джулиану. Ребенок испугался непогоды – маленькая фигурка в ночной рубашке застыла у порога, прижимая к себе куклу.
– Входи! – позвала Бет. – Простудишься, если будешь здесь стоять.
Девочку не пришлось приглашать дважды. Сдерживая рыдания, она подбежала к постели и примостилась рядом с Бет.
– Ураган скоро кончится, – успокоила ребенка Бет, – а в доме нам вообще ничто не угрожает. Это очень прочный дом, он видел много таких бурь.
Вскоре Джулиана крепко спала, успокоенная словами Бет и тем, что она была рядом. Но необъяснимое гнетущее предчувствие не исчезало, а становилось все сильнее, вызывая смутное ощущение беды и обреченности.
Бет была рада, когда пришло время вставать. Ураган все не утихал, и утренние часы почти не принесли долгожданного света – в доме горели все лампы, как ночью. Джулиана, зевая и протирая глаза, вернулась в свою спальню, где ее ждала горничная. Бет приняла ванну и вымыла волосы, потом сошла вниз, где ее ожидал завтрак. Из окон ее спальни открывался вид на горы, а внизу вовсю хозяйничал ураган, оставляя разрушительные следы. Деревья согнулись, словно в приступе боли. Посреди озера бушевали белые волны, разбрасывая вокруг осколки льда. Никогда еще ей не приходилось видеть озеро столь бурным и неистовым.
Экономка принесла горячий кофе и сообщила, что фрекен Анна не ночевала в своей комнате.
– Я бы и не узнала, что ее нет дома, если бы не прислуга: горничная понесла утром горячую воду для ванны и обнаружила, что комната пуста. Тогда я спросила, и мне сказали, что она не ужинала вечером. Этот ураган лишил слуг рассудка…
Бет разволновалась.
– Наверное, Анна не смогла выбраться из Дома у Черного Залива. Я слышала, как она приходила вчера днем, но не знала, что она еще работала, когда я уходила.
– Неужели она там? Я подумала, что она отправилась к кому-нибудь в гости и заночевала. Ну, в старом доме ей не грозит опасность, стены там прочные. Боюсь только, что она проголодалась, а пока ветер не уляжется, туда не добраться.
Бет вспомнила, что Анна могла проникнуть в гостиную через подвал.
– Я заперла дверь, но она знает другой путь; надеюсь, что догадается им воспользоваться.
– Тогда все в порядке.
Бет оставалось надеяться, что экономка права. Там Анна чувствовала себя дома и не должна была испугаться непогоды.
И все же в Нилсгаарде ощущалось всеобщее беспокойство. Служанки перешептывались и брались за руки при каждом новом порыве ветра. Даже фрекен Ларсен, которая предсказывала ураган, казалась бледнее обычного, когда спустилась в классную комнату перед началом занятий.
– Если бы наша долина была открыта и насквозь продуваема ветром, как большинство долин в Норвегии, буря бы побушевала и в конце концов утихла. Но Тордендаль со всех сторон окружен горами, словно дно овальной чаши, – продолжала она, будто объясняя урок. – Здесь ветру негде развернуться. Когда он дует с северо-запада, как сегодня, то встречает на пути Торденгорн и как бы отталкивается от него, ударяется о другую гору и так далее. К счастью, опыт научил людей строить прочные дома, которые в состоянии выдержать натиск стихии, но боюсь, что все равно будут серьезные разрушения. – Она невольно вскрикнула, когда при новом порыве задребезжали стекла и весь дом застонал, как живое существо. – Милосердный Боже! – произнесла гувернантка и прижала ладонь к губам, не желая показать Джулиане, что боится свирепой непогоды.
Но Джулиана, казалось, не слушала наставницу. Она сидела за партой, слегка повернув голову, прислушиваясь к чему-то в вое ветра. На лице застыло выражение крайней озабоченности, словно она впала в транс. Бет затаила дыхание. Что могло почудиться ребенку в диком вое бури? Уж не женский ли крик, как в ту трагическую ночь?
Фрекен Ларсен перекладывала книги на столе, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Одна книга выскользнула и упала на пол, за ней последовали остальные, произведя не меньший шум, чем ветер за стенами дома. Джулиана вздрогнула, взгляд ее вновь стал осмысленным. Она бросилась поднимать книги.
В этот момент послышался звон стекла – сорванная ветром ветка ударила в окно и разбила его вдребезги. В комнату ворвался вихрь, распахнул дверь. Он раздувал занавеси, срывал со стен карты и схемы. Ворох бумаг закружил в воздухе, лампы и другие предметы падали, разбиваясь, на пол. Люстра, с такой заботой выбранная Джиной, рухнула, чуть не убив гувернантку, и откатилась в угол. Бет схватила Джулиану, протянула руку фрекен Ларсен и помогла ей подняться, потом с усилием раскрыла дверь и вытолкнула обеих из комнаты. По коридору уже бежала экономка и несколько слуг.
– Достаньте кусок крепкой доски, – распорядилась Бет. – Нужны молоток и гвозди. Нужно забить окно. Все за дело!
Подходящую доску не нашли. Выйти из дома никто не рискнул бы. Бет решила пожертвовать дверью шкафа, находившегося в подвале. В промежутке между натисками стихии с помощью слуг она заколотила зияющий проем окна. В классной комнате царил ужасающий разгром: казалось, через нее прошли орды дикарей.
После случившегося нечего было и говорить о продолжении уроков. Фрекен Ларсен, растрепанная и испуганная, удалилась к себе. Бет отвела Джулиану в гостиную и сказала:
– Мы с тобой проведем время вместе. Давай я тебе почитаю.
Джулиана хотела кивнуть, но тут другая мысль отвлекла ее. Она выбежала из комнаты и через несколько минут вернулась с тетрадкой. Устроившись рядом с Бет на диване, она гордо открыла тетрадку, чтобы похвалиться своей работой. Бет сразу догадалась:
– Ты переписала это для меня? Как много и как аккуратно! Давай почитаем!
Она откашлялась и приготовилась читать вслух, но после первой строчки передумала:
«Ты лгала и устроила заговор против меня из ревности. Если не сделаешь того, что я велю, Пауль узнает правду. Я открою ему, на какую подлость ты пошла, чтобы упрятать меня в сумасшедший дом. Мне нужны деньги, много денег. Пауль, наверное, был щедр к тебе, хотя твое обручальное кольцо должно быть на моей руке. Не притворяйся, что у тебя нет ценностей, которые можно продать, или счета в банке.»
Страница кончилась. Бет помедлила, прежде чем перевернуть ее.
– Где же ты взяла этот текст? – спросила она осторожно.
Джулиана молчала, потому что листок бумаги, с которого она переписывала, относился к ее самым ценным сокровищам. Но для Бет ей было ничего не жаль. Она послушно удалилась в свою комнату и вскоре вернулась, неся в руках деревянную шкатулку с резными раскрашенными цветами, несколько поблекшими от времени. Джулиана осторожно поставила шкатулку на диван и вынула из кармана крошечный ключик.
Бет взглянула на крышку и увидела инициалы «Д. X.» Шкатулка принадлежала Джине до замужества, возможно, еще в детстве, когда она была не старше своей дочери. Естественно, что после смерти матери эту вещь отдали ребенку. Убитый горем муж тогда не подумал, что старая шкатулка может хранить нечто более важное, чем несколько безделушек.
Бет подняла крышку. Поверх побрякушек лежало несколько писем; она узнала почерк Анны. Джулиана дотронулась до листков, давая понять, что переписывала с них. Бет вспомнила разговор на мельнице, когда Зигрид призналась, что шантажировала Джину, но не упоминала при этом ни о каких письмах. Значит, бедная Джина, надеясь на добрый совет сестры, встретила двойное предательство. Зигрид сразу сообразила, что может многого добиться, если подхватит угрозу Анны и использует в своих интересах.
Перевернув страницу тетради. Бет продолжила чтение, но это был отрывок из другого письма:
«У тебя есть единственный шанс избавиться от меня – помочь мне уехать из Норвегии и подальше от человека, которого я могу отнять у тебя в любую минуту. В прошлом письме я перечислила подвиги, которые ты совершила и которые станут известны ему. Твой ответ меня просто рассмешил. Жалость? Сострадание? Ты не проявила их ко мне и не вправе ожидать от меня. Приходи с деньгами в назначенное место, которое я указала в начале письма. Не смей никому рассказывать, или я просто приду в Нилсгаард и заберу у тебя мужа, дом и ребенка. У меня есть свой ключ. Это мой талисман, ниточка, связывавшая меня с прошлым и дававшая утешение все эти горькие годы. Больше я писать не буду, нет времени. Завтра меня выпишут из клиники.»
Бет отложила тетрадку. Коварство Анны заставляло стынуть кровь в жилах. Пока Пауль добивался ее освобождения из больницы, она плела паутину вокруг Джины, вымогая деньги. Она не собиралась после возвращения в Тордендаль жить в доме лишь из их милосердия, но понимала, что ей потребуется время, чтобы устроить свою жизнь, а для этого нужны были деньги. Анна призналась, что имела ключ от Нилсгаарда, и это стало последней каплей. Она намеренно давала Джине понять, что была вхожа в Нилсгаард, когда Пауль был холост и молод и не думал о Джине. Но план Анны не сработал. Джина не пришла в условное место, потому что умерла. Анне ничего не оставалось, как появиться в Нилсгаарде, сделав хорошую мину при плохой игре. Ее мечты о свободной обеспеченной жизни рухнули.
– Ты очень аккуратно все переписала. – Бет старалась, чтобы голос звучал спокойно. – Можно, я оставлю себе эти страницы? – Она сочла, что нужно убрать их подальше, чтобы они не попали в чужие руки, и вдруг испугалась, что гувернантка могла их прочитать. – Ты показывала это кому-нибудь?
Джулиана кивнула.
– Кому? Фрекен Ларсен? Нет. Тете Анне? Нет. Папе?
Снова кивок. Бет сдержала вздох. Значит, ему все известно, Джулиана вырвала страницы, сложила и протянула Бет. Затем показала остальные сокровища из шкатулки. Нитка янтарных бус. Крошечная фарфоровая куколка в народном костюме, какой носили в этих местах. Засушенные фиалки, маленькое зеркальце в серебряной оправе и такая же расческа.
Когда все было продемонстрировано и сложено обратно, Джулиана заперла шкатулку, и на лице ее вновь появилось то самое отсутствующее выражение, которое Бет уже замечала раньше.
– Джулиана? – обеспокоенно спросила Бет, но ее не слышали.
Оставив шкатулку на диване, Джулиана направилась к окну, однако ее привлекли не сгущавшиеся сумерки. Она слушала что-то, что звучало для нее отдельно от ветра, стремилась уловить какой-то образ, который то появлялся, то исчезал. Потом, придя в себя, повернулась к Бет и обеими руками нежно провела по ее щекам.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
На вторую ночь буря начала, наконец, стихать, но днем пошел снег, порывы ветра усилились. Тем не менее Бет решила попробовать добраться до Анны, поскольку кузина так и не вернулась домой. Не сказав никому, Бет надела теплый плащ, завязала капюшон, закутала нижнюю часть лица шарфом и вышла через боковую дверь. Она убеждала себя, что с Анной все в порядке, хотя дурные предчувствия беспокоили ее все сильнее.
Когда Бет вышла на открытое место, ветер подхватил полы плаща и подол юбки, закрутил вокруг ног, ударил ледяным холодом в лицо. Придерживая шарф рукой, она бросилась к лесу. Там пурга была слабее, но Бет с огорчением отметила, что многие деревья были повалены, а некоторые угрожающе раскачивались, готовые упасть. Дорога стала опасной. Бет свернула к озеру и пошла по берегу. Вода все еще бурлила и накатывалась на островки, покрытые снегом.
Подойдя к Дому у Черного Залива, Бет вздохнула с облегчением – в окне горел свет. Она постучала, но никто не ответил; тогда она поднялась на галерею, чтобы посмотреть, где Анна. Чердак был пуст. Неоконченная картина стояла на мольберте – вид Дома у Черного Залива, но, как и в других работах, пропорции были несколько нарушены. Бет спустилась вниз и отперла дверь.
– Анна! – позвала она громко, оглядывая пустую комнату. Механически подняла стул, который был опрокинут, прошла в спальню, уверенная, что кузина еще спит. Постель была не смята. Бет вернулась в гостиную, подошла к стенному шкафу. Нижний ящик был выдвинут и лежал на полу. Бет заглянула внутрь – дыра вела в подвал. Значит, Анне удалось проникнуть в дом. Должно быть, она выбралась тем же путем. Но почему она спустилась в подвал? Испугалась, что дом снесет ураганом?
– Анна! – крикнула Бет вниз. – Вы меня слышите? Можно выходить. Буран почти прекратился.
Ответа не последовало. Бет вышла из дома и спустилась в подвал. Он оказался не очень глубоким. Анны там не было. И вдруг Бет увидела что-то на каменном полу, подняла. Это была лента для волос, такие носила Зигрид.
Волна беспокойства охватила Бет. Зигрид могла спрятаться в подвале до начала бурана. Вероятно, она задумала месть, жертвой которой стала Анна – вместо нее, Бет. Она обежала вокруг дома, зовя Анну, но ветер заглушал крики. Бет начала поиски, не зная, что, собственно говоря, может найти. Ветер замел все следы, только ее собственные еще виднелись то тут, то там.
Бет не могла объяснить, что заставило ее взглянуть в сторону замерзшего водопада, но, защищая рукой глаза от искрящегося блеска, она поспешила обойти залив и подойти ближе к застывшей лавине воды, переливавшейся белыми, голубыми и зеленоватыми красками. Вдруг она заметила среди сверкавшего льда темное пятно. Между замерзшими струями водопада угадывались очертания женской фигуры. Лицо и одежда покрылись льдом, видно было, что тело пролежало здесь не менее суток. Бет застонала в отчаянии. Случилось то, чего она так боялась. Произошло ужасное убийство, – видимо, после того, как она ушла в Нилсгаард. Поставив ногу на скользкую поверхность льда, Бет нагнулась, чтобы рассмотреть лицо. И от неожиданности закричала: это была Зигрид!
Бет была не в силах двинуться с места. Одежда трепетала на ледяном ветру, но она не чувствовала холода. Постепенно картина случившегося стала вырисовываться более отчетливо. Зигрид хотела ее напугать и заставить уехать из Тордендаля, но убийства она не замышляла. В тот вечер, когда жгли рухлядь, Зигрид испугалась, что горит Дом у Черного Залива и что кузина может погибнуть в пламени. Она пересекла озеро на лодке, чтобы помочь Бет, спасти ее. Потом она вспомнила, как Зигрид крикнула ей: «Осторожно!», предупреждая о какой-то опасности, отчего Анна выронила мольберт. Уж не собиралась ли Анна ударить ее по голове? И не она ли стреляла в нее в лесу из старого ружья, а потом спрятала его на чердаке? Теперь сомнений не оставалось. Зигрид разгадала намерения сестры. Зная неуравновешенность Анны, она пришла в старый дом, чтобы предупредить Бет, но вместо этого сама оказалась жертвой. Может быть, и раньше она пыталась, но не смогла спасти Джину?
Бет вся дрожала. Что, если ключ, о котором Анна писала в письме, был не от Нилсгаарда, а от Дома у Черного Залива или от чердака, куда Анна постоянно наведывалась? Что, если ее выпустили из клиники раньше и она тайно пробралась через перевал и пряталась на чердаке старого дома? У нее не было намерения уехать из Норвегии с деньгами, которые, по всей вероятности, принесла Джина. Она пряталась с единственной целью – убить сестру, и ей это удалось. Как искусно она манипулировала Джиной, заставив устроить сцену мужу, проявить ненависть к тому, кого искренне любила, потом умереть и расчистить путь для триумфального прибытия Анны на пароходе. Но Анна не приняла во внимание искреннюю любовь Пауля к Джине. Она не понимала, что годы изменили его, и из легкомысленного юноши он превратился в зрелого мужчину с сильным характером и высоким чувством долга. Еще меньше Анна ожидала, что он влюбится в чужестранку из Шотландии, которая ворвется в их жизнь без приглашения и без предупреждения. Ее, Бет, предстояло устранить, как и Джину. Но теперь нужно было сделать все так, чтобы на месте преступления не появился неожиданный свидетель. В случае с Джиной им оказался маленький ребенок, который стал не опасен, потеряв дар речи. Несчастье обернулось счастьем, иначе Джулиану постигла бы участь матери.
Когда Бет вышла на открытое место, ветер подхватил полы плаща и подол юбки, закрутил вокруг ног, ударил ледяным холодом в лицо. Придерживая шарф рукой, она бросилась к лесу. Там пурга была слабее, но Бет с огорчением отметила, что многие деревья были повалены, а некоторые угрожающе раскачивались, готовые упасть. Дорога стала опасной. Бет свернула к озеру и пошла по берегу. Вода все еще бурлила и накатывалась на островки, покрытые снегом.
Подойдя к Дому у Черного Залива, Бет вздохнула с облегчением – в окне горел свет. Она постучала, но никто не ответил; тогда она поднялась на галерею, чтобы посмотреть, где Анна. Чердак был пуст. Неоконченная картина стояла на мольберте – вид Дома у Черного Залива, но, как и в других работах, пропорции были несколько нарушены. Бет спустилась вниз и отперла дверь.
– Анна! – позвала она громко, оглядывая пустую комнату. Механически подняла стул, который был опрокинут, прошла в спальню, уверенная, что кузина еще спит. Постель была не смята. Бет вернулась в гостиную, подошла к стенному шкафу. Нижний ящик был выдвинут и лежал на полу. Бет заглянула внутрь – дыра вела в подвал. Значит, Анне удалось проникнуть в дом. Должно быть, она выбралась тем же путем. Но почему она спустилась в подвал? Испугалась, что дом снесет ураганом?
– Анна! – крикнула Бет вниз. – Вы меня слышите? Можно выходить. Буран почти прекратился.
Ответа не последовало. Бет вышла из дома и спустилась в подвал. Он оказался не очень глубоким. Анны там не было. И вдруг Бет увидела что-то на каменном полу, подняла. Это была лента для волос, такие носила Зигрид.
Волна беспокойства охватила Бет. Зигрид могла спрятаться в подвале до начала бурана. Вероятно, она задумала месть, жертвой которой стала Анна – вместо нее, Бет. Она обежала вокруг дома, зовя Анну, но ветер заглушал крики. Бет начала поиски, не зная, что, собственно говоря, может найти. Ветер замел все следы, только ее собственные еще виднелись то тут, то там.
Бет не могла объяснить, что заставило ее взглянуть в сторону замерзшего водопада, но, защищая рукой глаза от искрящегося блеска, она поспешила обойти залив и подойти ближе к застывшей лавине воды, переливавшейся белыми, голубыми и зеленоватыми красками. Вдруг она заметила среди сверкавшего льда темное пятно. Между замерзшими струями водопада угадывались очертания женской фигуры. Лицо и одежда покрылись льдом, видно было, что тело пролежало здесь не менее суток. Бет застонала в отчаянии. Случилось то, чего она так боялась. Произошло ужасное убийство, – видимо, после того, как она ушла в Нилсгаард. Поставив ногу на скользкую поверхность льда, Бет нагнулась, чтобы рассмотреть лицо. И от неожиданности закричала: это была Зигрид!
Бет была не в силах двинуться с места. Одежда трепетала на ледяном ветру, но она не чувствовала холода. Постепенно картина случившегося стала вырисовываться более отчетливо. Зигрид хотела ее напугать и заставить уехать из Тордендаля, но убийства она не замышляла. В тот вечер, когда жгли рухлядь, Зигрид испугалась, что горит Дом у Черного Залива и что кузина может погибнуть в пламени. Она пересекла озеро на лодке, чтобы помочь Бет, спасти ее. Потом она вспомнила, как Зигрид крикнула ей: «Осторожно!», предупреждая о какой-то опасности, отчего Анна выронила мольберт. Уж не собиралась ли Анна ударить ее по голове? И не она ли стреляла в нее в лесу из старого ружья, а потом спрятала его на чердаке? Теперь сомнений не оставалось. Зигрид разгадала намерения сестры. Зная неуравновешенность Анны, она пришла в старый дом, чтобы предупредить Бет, но вместо этого сама оказалась жертвой. Может быть, и раньше она пыталась, но не смогла спасти Джину?
Бет вся дрожала. Что, если ключ, о котором Анна писала в письме, был не от Нилсгаарда, а от Дома у Черного Залива или от чердака, куда Анна постоянно наведывалась? Что, если ее выпустили из клиники раньше и она тайно пробралась через перевал и пряталась на чердаке старого дома? У нее не было намерения уехать из Норвегии с деньгами, которые, по всей вероятности, принесла Джина. Она пряталась с единственной целью – убить сестру, и ей это удалось. Как искусно она манипулировала Джиной, заставив устроить сцену мужу, проявить ненависть к тому, кого искренне любила, потом умереть и расчистить путь для триумфального прибытия Анны на пароходе. Но Анна не приняла во внимание искреннюю любовь Пауля к Джине. Она не понимала, что годы изменили его, и из легкомысленного юноши он превратился в зрелого мужчину с сильным характером и высоким чувством долга. Еще меньше Анна ожидала, что он влюбится в чужестранку из Шотландии, которая ворвется в их жизнь без приглашения и без предупреждения. Ее, Бет, предстояло устранить, как и Джину. Но теперь нужно было сделать все так, чтобы на месте преступления не появился неожиданный свидетель. В случае с Джиной им оказался маленький ребенок, который стал не опасен, потеряв дар речи. Несчастье обернулось счастьем, иначе Джулиану постигла бы участь матери.