Страница:
Блаженно оглядывая долину, Бет думала о том, где находится снятый ею домик. Она знала только, что это место известно под названием Бугор. Ей было все равно, где расположен этот Бугор. Любой уголок вблизи от Торденгорна ее вполне устраивал. Какое-то движение привлекло внимание Бет. Это была маленькая девочка шести-семи лет, которая карабкалась на поросший травой выступ, чтобы лучше рассмотреть пароход. Там она примостилась и сидела с выражением торжества на круглом личике, с развевающимися длинными светлыми волосами, широко расставив ножки, так, что из-под юбки выглядывали белые панталончики. Бет повернулась к выступу и помахала девочке рукой, как махала многим другим детям из окна поезда и с палубы парохода. Но на этот раз она не дождалась ответного приветствия.
Решив, что девочка не разглядела ее, Бет помахала снова и убедилась, что девочка отлично ее видела, так как смотрела прямо на нее своими прекрасными ангельскими глазами, но рука ее не поднялась в приветствии, и Бет была поражена выражением ее лица: оно оставалось таким же неподвижно-торжественным, без тени застенчивости. Вдруг ребенок стал быстро спускаться вниз и скрылся за деревьями в направлении величественного особняка, который только что стал виден с палубы.
Бет заинтересовалась домом и забыла о ребенке. Она подумала, что это, должно быть, тот самый Нилсгаард, которым во времена юности матери владела богатая старая дама, – ее ферма была самой большой в долине. Дом был внушительных размеров, весьма изящных пропорций, с окруженной колоннами верандой и красновато-коричневой крышей. Весь он словно мерцал бледно-серебристым светом на фоне темного леса. Из-за деревьев было трудно определить, зашла ли девочка в дом, но старая хозяйка наверняка уже давно умерла, и здесь жили теперь другие люди. Бет изучала особняк, пока он не скрылся из виду.
Еще минут через десять пароход начал замедлять ход, приближаясь к деревянному причалу Тордендаля. Бет присоединилась к тем, кто приготовился сойти на берег, и трепетный восторг охватил ее, когда она ступила на обетованную землю. Ее никто не встречал, да она и не ожидала, что будут встречающие, ибо об этом в письме не просила. Ей только хотелось скорей добраться до своего домика. Но ничего подходящего для перевозки ее багажа не оказалось. Она проследила, чтобы вещи сгрузили и устроили под навесом, затем спросила прохожего, как ей добраться до Бугра. Ей показали дорогу за церковью, по которой она должна была выйти к нужному месту.
Бет направилась через деревушку, заметив по пути, что там был только один магазин, где продавалось все – от шнурков до мешков сахара. Домики производили жалкое впечатление – одни крашеные, другие обшитые темным деревом; в большинстве окошек виднелись горшки с цветами. Сверху жилища покрывались торфом. Найти церковь не составляло труда – она, черной просмоленной крышей напоминавшая пагоду, с фундаментом, относящимся еще к двенадцатому веку, стояла на склоне холма недалеко от деревни. Дорога живописно пролегала через поросшую высокой травой долину; всюду росли колокольчики, фиалки и венерины башмачки. Вскоре Бет добралась до Бугра, и невольный возглас отчаяния вырвался у нее, словно Торденгорн внезапно обрушился. Вместо коттеджа лежала кучка пепла, из которой торчал покалеченный остов печки. Бет подбежала к месту катастрофы и внимательно оглядела его – со времени пожара прошло не более недели. Дождь прибил золу, но не смыл следов нескольких человек, видимо, пытавшихся погасить огонь, потому что следы вели к ручью и обратно. Столбы, поддерживающие крышу, рухнули, но по иронии судьбы дверная рама, хотя и изрядно закопченная, стояла крепко, ведущие к ней ступени были завалены пеплом. Бет не в силах была пошевелиться, мозг сверлил настойчивый вопрос: что это? Второе предупреждение, еще один знак того, что пора распрощаться с мыслью о Тордендале?
Несмотря на горькое разочарование, Бет решила не сдаваться и бросить вызов судьбе. Место это прекрасно соответствовало ее целям. С одной стороны, оно находилось на достаточном расстоянии от деревни и гарантировало покой, хотя люди были неподалеку, с другой – располагалось на холме и давало возможность созерцать озеро поверх крыш и деревьев.
Взгляд ее привлекло яркое пятно на обуглившемся полу: кто-то здесь был, проходил через уцелевший порог, чтобы взглянуть на пожарище. Бет двинулась по следам и подобрала увядающий алый лепесток. Хотя вокруг росли кусты диких роз, этот лепесток принадлежал благородной садовой розе. Невольно на память пришло имя Пауля Рингстада, просто по ассоциации с лепестком. Бет поморщилась – ей не хотелось вспоминать о нем. Она собиралась выбросить лепесток, когда услышала сзади треск и поняла, что за нею наблюдают.
С замиранием сердца Бет обернулась, но не увидела ничего, кроме деревьев, которые образовывали защитную полосу, укрывая дом. Кругом не было ни души, но за одним из стволов зоркие глаза Бет различили краешек подола юбки из набивной ткани в горошек. Она вздохнула с облегчением и улыбнулась.
– Подойди и посмотри, что я нашла! – позвала она, сказав первое, что пришло на ум.
Ответа не последовало, юбка исчезла, что означало, что ее обладательница тщательнее укрылась за деревом. Бет расправила лепестки тыльной стороне ладони и присела на камень, показывая всем своим видом, что не намерена уходить.
– Я видела тебя с палубы парохода, – продолжала она мягко. – Ты всегда наблюдаешь с того выступа? Или встречаешь кого-нибудь, кто прибыл на этом судне?
Бет припомнила, что среди сходивших была опрятного вида молодая женщина.
– Наверное, поджидала маму?
Из-за дерева осторожно выглянуло круглое личико. Девочка недоверчиво уставилась на Бет. Удлиненные, несколько раскосые глаза удивительного темно-голубого цвета под дугообразными бровями, утонченные черты матового лица – все выражало сложную гамму чувств и прежде всего любопытство, смешанное с осторожностью и страхом. Бет была вновь поражена почти взрослой серьезностью ребенка и снова подняла руки, чтобы показать, что у нее что-то есть.
– Сможешь угадать? Скажи, что у меня в руке?
Девочка еще секунду постояла и снова спряталась за деревом, делая вид, будто что-то собирает, потом она немного приблизилась к Бет, держа одну руку за спиной, словно пряча то, что подняла с земли. При более близком рассмотрении Бет поняла, что ребенок принадлежит отнюдь не к бедной крестьянской семье, ибо ее красное платьице было сшито из шелка и отделано кружевом ручного плетения, не уступавшим по красоте французскому – им были оторочены ворот и манжеты; вдобавок на узеньком запястье красовался золотой браслет. Хотя девочка была без обуви, это ничего не означало: Бет припомнила, как сама, будучи ребенком, сбрасывала башмаки при первой же возможности.
– Как тебя зовут? – спросила Бет тихо, словно имела дело с дикой птичкой, которую боялась спугнуть. Ответа не последовало, но глаза, похожие на два сапфира, продолжали с интересом разглядывать гостью. Бет сделала еще одну попытку.
– Меня зовут Элизабет Стюарт, хотя все друзья называют меня просто Бет. Я собиралась пожить в этом домике, но он сгорел. Там внутри я нашла то, что у меня в руке. А ты можешь угадать, откуда я приехала?
Девочка сделала робкий шаг вперед и застенчиво протянула кулачок, который до сих пор держала за спиной. Бет поняла, что ее предложение поиграть в «угадайку» принято.
Это ее очень обрадовало.
– Хочешь, я отгадаю, что у тебя в кулачке? – спросила она и получила в ответ легкий кивок. – Отлично. Дай-ка подумать… Цветок? Нет? М-м… Камешек? Листок? Или жучок? Опять не угадала? Мне это плохо удается. Ягодка?
Девочка серьезно кивнула, маленькая ручка разжалась, на ладошке лежала земляничка, еще незрелая, но целенькая, на коротком стебельке. Бет хмыкнула, девочка выбросила ягодку и маленькими прохладными пальчиками дотронулась до руки Бет, прося показать, что там находится. Бет показала лепесток.
– Ну, а теперь подумай, как этот лепесток оказался в сгоревшем доме? – подзадоривала Бет. – Может, его просто принес ветер из чьего-нибудь сада? Или он выпал из венка тролля? Реакции не последовало. Только еле заметная улыбка скользнула по ангельскому личику. Однако лепесток, казалось, всецело завладел вниманием девочки. Она положила его себе на ладошку и сдунула, смешно надув щеки. Бет мягко взяла в свою руку тонкое запястье. – Почему же ты не отвечаешь? Мне бы хотелось услышать твое имя.
Девочка отпрянула, словно инстинктивно боялась всех и всего. На мгновение Бет показалось, что она сейчас убежит, но та, помедлив, взяла в руку палочку и направилась к крыльцу. Еще до того, как она нагнулась и стала вычерчивать буквы на земле, Бет поняла то, чего не понимала раньше. Ребенок не говорил! Девочка была немой! Медленно вырисовалось имя: Джулиана. Она еще не кончила писать, как на тропинке послышались шаги. Девочка моментально стерла написанное, вскочила и убежала, исчезнув за деревьями, оставив Бет одну на Бугре.
На тропинке появилась женщина, которую Бет приметила на пароходе. Ей было за тридцать, прекрасный цвет лица свидетельствовал о хорошем здоровье, а не об ухищрениях косметики. Черты ее были некрасивыми и могли даже показаться безобразными, если бы не радушное, приветливое выражение обрамленных длинными ресницами добрых карих глаз, излучавших мягкий свет из-под очков в стальной оправе. Заметив Бет, она вежливо поклонилась.
– Добрый день! – сказала Бет. – Буду признательна, если вы скажете, как случился пожар в этом доме.
Женщина радостно всплеснула руками, видимо узнав Бет, но не сразу ответила на вопрос.
– Добрый день! Если бы я знала, что вы так хорошо говорите по-норвежски, я бы представилась еще на судне и подготовила вас к этому несчастью. Как только я увидела, что вы здесь стоите, то поняла, что вы, должно быть, та самая мисс Стюарт, которая хотела снять на время домик. Путешественники, которые сходят на берег, чтобы полюбоваться долиной, обычно не забредают так далеко, хотя можно проехать в вагонетках и полюбоваться красотой водопада.
– Вам известно обо мне все, даже моя фамилия…
– Разрешите мне тоже представиться. Я фрекен Ларсен, родом из Бергена. Этот город не похож на Тордендаль, он полностью открыт миру, тогда как долина заперта со всех сторон. Поэтому каждая новость, доходящая до Тордендаля, превращается в событие и быстро облетает всю деревню. Раньше не было случая, чтобы иностранка хотела на время снять дом в Тордендале. – Она виновато улыбнулась, словно извиняясь за любопытство, свое и соседей. – Никому не известно, как возник пожар. Когда заметили пламя, было уже поздно, оставалось разве что не дать огню перекинуться на лес.
– Когда это случилось?
Женщина задумалась:
– Девять… нет, десять дней тому назад. У моего хозяина как раз был день рождения.
Десять дней! Спустя два дня после события в горах! Это не могло быть случайностью, наверняка намеренный поджог.
Женщина заговорила снова.
– Вам не попадалась на глаза его маленькая дочь? У нее длинные светлые волосы.
– Она была здесь. Вы волнуетесь, что она заблудится?
– Нет. Джулиана – дитя природы, в этом смысле ей не грозит опасность. Я поощряю ее интерес к окружающему миру, она моя ученица.
– Так вы школьная учительница? – Бет двинулась по дороге в сторону деревни, женщина шла рядом. Общество молодой леди явно доставляло ей удовольствие, и она не прочь была похвастаться перед односельчанами, что первая познакомилась с гостьей.
– Нет, я гувернантка. В Тордендале нет школы. Очень досадно, но местные жители подозрительно относятся ко всему, что может изменить их образ жизни. Они и сегодня живут так, как много веков назад.
– Какая отсталость!
– Согласна, но их трудно переубедить. Они горды и замкнуты, как их горы.
– Джулиане повезло, что у нее есть гувернантка. Девочка сидела на выступе скалы, когда подходил пароход. Наверное, ждала вас?
Фрекен Ларсен отрицательно покачала головой.
– Она не меня ждала. Она… – голос ее вдруг стал невыразительным, – она часто сидит там.
Бет хотела задать еще много вопросов, но сдержалась. Гувернантка иногда отставала на пару шагов, если тропинка сужалась. Бет говорила через плечо.
– У меня были большие трудности с тем, чтобы найти место для жилья. Теперь, когда мой домик сгорел, я просто не знаю, где можно найти другое пристанище. Думала, что в вашем магазине могут помочь, но, возможно, вы мне что-нибудь посоветуете?
Ответ женщины был далеко не утешительным.
– Сомневаюсь, что вам удастся что-нибудь найти. Я уже говорила, что люди здесь живут очень замкнуто; в любом случае, они слишком заняты своми фермами, чтобы предоставить иностранной гостье те условия, на которые она вправе рассчитывать. Вы, наверное, заметили, что женщины работают в поле наравне с мужчинами и даже детям даются посильные задания. – Она взглянула на свои карманные часы. – У вас есть два часа до отхода парохода. Но даже если бы в вашем распоряжении был целый день, вы бы ничего не добились. Советую вернуться в Рипдал и обосноваться там. Тордендаль не оказывает гостеприимства чужакам.
Бет остановилась и резко повернулась к фрекен Ларсен – так, что та даже испугалась.
– Почему вы так говорите? Вы ведь сами приехали из Бергена, разве вы не чужая для них?
Фрекен Ларсен виновато улыбнулась:
– Я не хотела вас обидеть. Вы совершенно правы, но я уже давно живу здесь в большом доме Нилсгаард и привыкла пользоваться местным диалектом. Слова о чужаках вырвались сами собой. Извините.
– Значит, эта фраза здесь в ходу, не так ли?
Бет не припоминала, чтобы мать когда-либо употребляла ее, но Астрид Стюарт любила больше рассказывать о тех сторонах жизни в долине, которые ей были приятны, и старалась выбросить из памяти все горестное и мрачное. Это часто бывает с людьми, отчаянно скучающими по дому.
– Ну, что ж, раз вы заговорили об этом, могу сказать, что вы правы. Местные жители повторяют ее каждый раз, когда с гостем приключается какая-нибудь неприятность. Только на днях я слышала ее, когда приезжий торговец поскользнулся, спускаясь с лестницы нашего магазина, и повредил лодыжку. Мне кажется, что здесь нет никакой связи, но не спрашивайте, как получилось, что эта фраза вошла в употребление, потому что этого я не знаю. – Она указала рукой вперед. – Пойдем вместе? Умоляю, не подумайте, что я имею что-нибудь против вас лично. Просто оговорилась, у меня не было никаких задних мыслей, уверяю вас!
Желание женщины загладить свою вину было абсолютно искренним, чувствовалось, что она не имела в виду ничего плохого и искренне сожалела о допущенной оплошности.
– Понимаю, – сказала Бет. – Однако я хочу остановиться в Тордендале, а не где-нибудь, и даже если мне придется жить в амбаре или хлеву, я не изменю своего решения.
Это заявление было сделано почти веселым тоном, но в нем чувствовалась твердая решимость.
– Кстати, если речь зашла об амбарах и хлевах, где находится ферма Холстейнов?
– Ее можно увидеть отсюда. Она расположена на противоположном берегу озера.
Теперь они вышли на дорогу, которая делила деревушку на две части и вела мимо магазина и домов прямо к причалу, где стоял на якоре пароход. Фрекен Ларсен указала на длинный двухэтажный дом с черепичной крышей, который был виден за деревьями на другом берегу озера. Бет почувствовала такое волнение, что вынуждена была замедлить шаг. Там родилась ее мать. Три поколения ее предков обрабатывали землю в Тордендале.
Гувернантка неправильно поняла вопрос Бет о Холстейнгаарде.
– Не рекомендую искать приюта в этом доие, – пыталась она отговорить Бет. – Холстейны всегда были очень зажиточным семейством, по крайней мере, мне так говорили, и большая часть земли по ту сторону принадлежит им. А на этой стороне правит Нилсгаард. Но я, кажется, придумала, кто может помочь вам! Лицо ее радостно сияло. – Пойдемте со мной в Нилсгаард, спросим у фру Серензен, экономки. Она знает всех в Тордендале.
– Очень любезно с вашей стороны! Охотно принимаю приглашение, – сказала Бет.
Дорога в Нилсгаард лежала через сосновый лес, усеянный дикими цветами, они росли даже в тенистых уголках. Бет внимательно рассматривала растения, но не пропускала ничего, что говорила фрекен Ларсен. Гувернантка болтала без умолку, не давая Бет возможности продолжить расспросы о Холстейнгаарде, но она не особенно огорчалась, надеясь со временем узнать все, что ее интересовало.
– Я приехала в Нилсгаард из Кристиании, где у меня была работа, – говорила фрекен Ларсен, – но не представляла тогда, что будет так трудно. Джулиана – прелестный ребенок, но живет в своем собственном мире. Если она что-то захотела, переубедить ее непросто, приходится вести постоянные баталии.
– Это и не удивительно, ведь она не может говорить, – заметила Бет.
Фрекен Ларсен поправила прическу.
– Так вы уже знаете о ее недостатке? Многие принимают ее молчание за робость и даже упрямство и реагируют по-своему. Джулиана очень чувствительна, пуглива и обидчива, но я уверена, что с ней нужно обращаться как с нормальным ребенком. Всегда стараюсь быть с ней справедливой, но и требовательность необходима.
Бет подумала, что, несмотря на стремление немного прихвастнуть, фрекен Ларсен весьма неглупа. Она прекрасно разбиралась в том, что нужно ее воспитаннице, понимала психологию ребенка.
– Как разумно вы поступаете, – одобрила Бет.
– Ее учили говорить в детстве, но года полтора назад, когда умерла ее мать – это был нечастный случай, и все произошло на глазах ребенка, – она потеряла дар речи от шока.
– Бедная девочка! – воскликнула Бет сочувственно. – Может быть, со временем это пройдет?..
– Мы все живем надеждой, но в доме стараются на эту тему не говорить. Мы пытались задавать ей вопросы, но создается впечатление, что Джулиана ничего не помнит о случившемся, за что нужно благодарить Бога. У ее отца есть свои причины запрещать даже упоминать об этих событиях в стенах Нилсгаарда, но это уже другая сторона трагедии, о которой, действительно, лучше забыть.
Фрекен Ларсен смутилась, невольно сболтнув лишнее, но ей редко приходилось разговаривать с приятными интеллигентными дамами, она тосковала по обществу и чувствовала себя в Тордендале очень одинокой. Одиночество только изредка нарушалось поездками в Лиллехаммер, чтобы купить все необходимое для занятий.
– Да, самое лучшее – забыть об этом, – повторила она твердо и переключила внимание на дом, появившийся из-за деревьев. – Вот и Нилсгаард. Он был выстроен в середине восемнадцатого века. Не такой величественный, как средневековые постройки в вашей стране, но хороший добротный дом для того времени. В ту пору датский губернатор имел удобную резиденцию во всех местах, куда ему приходилось наведываться для сбора налогов и других дел. Нилсгаард был выстроен на частные средства, а не на деньги из государственной казны, поэтому первый владелец имел право передать его по наследству дочери, когда та вышла замуж за сына местного священника. Так получилось, что дом оказался собственностью Бергсхолмов и с тех пор наследуется из поколения в поколение.
Бет знала об этом по рассказам матери.
– Я припоминаю историю любви местного юноши и дочери датчанина; мне о ней рассказывали когда-то. Но в то время говорили, что домом владела незамужняя дама…
– Совершенно верно. Старая фрекен Бергсхолм дожила до глубокой старости, а когда умерла, оставила дом внучатому племяннику, он-то и есть отец Джулианы.
Беседуя, они подошли к самому дому, который стоял на пригорке, возвышаясь над озером. Гувернантка указала на здание с восхищением:
– Ну разве он не замечательно красив?
Никому бы не пришло в голову отрицать эту истину, и Бет была рада возможности посетить Нилсгаард. Она нетерпеливо проследовала за гувернанткой через белые ворота и по подъездной дороге подошла к особняку. Даже вблизи дом, казалось, органично вписывался в местный ландшафт, ибо линии его были просты и непритязательны, как горы и лес; деревянная облицовка была выкрашена в перламутрово-белый цвет, только фасад напоминал о мощном беспокойном духе старых мастеров, которые украсили искусной, хотя и несколько примитивной, резьбой входную дверь, наличники окон и колонны, обрамлявшие веранду. Бет поднялась за своей спутницей по лестнице, ведущей на веранду, затем они вошли в дом. Ее приятно поразил запах свежей сосны; большой холл занимал почти весь первый этаж, его разделяла на равные части лестница, ведущая наверх.
С замиранием сердца Бет обозревала внутреннее убранство, которое сохранило все черты далекой старины. Расписанные вручную стены создавали великолепный фон для изящной мебели и дорогих безделушек из позолоченной меди и фарфора, которые, словно в зеркале, отражались в полированном полу из гладко выструганных сосновых досок. Стены были сделаны с таким мастерством, что в одних местах напоминали драпировки из экзотического шелка, в других – из атласа и бархата; все это создавало ощущение такой легкости, что казалось, будто складки ткани должны колебаться при малейшем движении воздуха. Подняв глаза вверх, Бет застыла на месте. Это был один из тех розовых потолков, о которых любила вспоминать мать, но которые дочь не надеялась когда-нибудь увидеть. Во всей средневековой красоте перед ней предстали гирлянды роз и листвы, чудесно переплетенные, что свидетельствовало об искусстве древних деревенских умельцев, не виданном доселе. Из-за перемен во вкусах и стилях, привнесенных временем, стали отдавать предпочтение не расписным, а крашеным или оклеенным обоями потолкам, но здесь, в Тордендале, редчайший образец ушедшего мастерства пережил века.
В глубине зала открылась дверь, появилась высокая, стройная молодая женщина. Сначала она не заметила Бет.
– А, вы вернулись, фрекен Ларсен? Достали нотные альбомы и все, что хотели?
– Да, все привезла, спасибо, – ответила гувернантка и, улыбаясь, кивнула в сторону Бет.
– Я привела мисс Стюарт, ту самую гостью из Шотландии, которая хотела снять сгоревший коттедж. Вас, наверное, удивит, что она свободно владеет норвежским. Надеюсь, что фру Серензен посоветует другое место, где можно остановиться. Но, может быть, у вас тоже найдется что предложить мисс Стюарт?
Молодая женщина повернулась к Бет. У нее были мягкие золотистые волосы, обрамлявшие лицо потрясающей красоты со слегка выдающимися скулами, прекрасными золотисто-карими, словно янтарными, глазами и твердым, хорошо очерченным ртом. Она двигалась неспешно и с достоинством, слегка шурша широкими юбками муслинового платья, а несколько циничное выражение лица навело Бет на мысль о том, что вызвать удивление этой дамы – не такое простое дело и что умения шотландки говорить по-норвежски для этого явно недостаточно.
– Добро пожаловать в Нилсгаард, мисс Стюарт, – вежливо сказала дама, но тон ее оставался холодным и не выражал радушия, которое предполагалось в данном случае. – Я фрекен Холстейн.
Эти слова поразили Бет. Неужели это одна из ее кузин?
– Вы, случайно, не Джина? – сдержанно спросила Бет, припомнив оставшиеся без ответа письма и враждебный прием в горах.
При этом вопросе молодая дама побледнела и сжала пальцами шею.
– Нет, Джина умерла полтора года тому назад. Она была старшей из сестер, а я младшая, Анна. Откуда вам известно ее имя?
Бет поняла, что смерть Джины была причиной того, что она не получила ответа на свои письма, хотя, конечно, написать ответ мог и кто-нибудь другой из членов семьи, как того требовала вежливость. Анна, например, или Зигрид при обычных обстоятельствах могли бы подать ей весточку, но, судя по происшествию в горах, обстоятельства складывались не совсем обычно. Бет решила, что должна, не теряя самообладания, положить конец этому спектаклю.
– Вы первая из тордендальских Холстейнов, кого я встретила, потому и подумала, что вы Джина. У меня не было намерения огорчать вас, и я приношу соболезнования по поводу вашей утраты. – Затем с некоторым вызовом Бет продолжила: – Но можете ли вы сказать, не лукавя, что вам неизвестно имя Элизабет Стюарт или что вы не в курсе, почему из всех возможных мест в Норвегии я выбрала именно эту долину?
Глаза Анны сузились, она враждебно смотрела на Бет.
– Ваше имя упоминалось несколько раз за последние несколько недель, потому что простые люди Тордендаля были очень обеспокоены предстоящим визитом иностранной гостьи, но не следует обольщаться и преувеличивать значение своей персоны. Вы слишком самоуверенны, если считаете, что все сразу должны запомнить ваше имя.
Пренебрежительный тон дамы и ее нежелание прекратить глупую игру доводили Бет до бешенства, но ей пока удавалось держать себя в руках.
– Я послала в Холстейнгаард два письма, где уведомляла о своем приезде в Тордендаль. Я – единственная дочь покойной Астрид Холстейн, которая некогда сбежала из дома с моим отцом Дональдом Стюартом, тоже ныне покойным. Мы с вами двоюродные сестры. Вы и теперь будете утверждать, что мое имя для вас ничего не значит?
Лицо Анны выражало крайнее изумление, уже через мгновение она осознала, что действительно видит перед собой родственницу, Она быстро овладела собой, но никаких извинений не последовало.
Решив, что девочка не разглядела ее, Бет помахала снова и убедилась, что девочка отлично ее видела, так как смотрела прямо на нее своими прекрасными ангельскими глазами, но рука ее не поднялась в приветствии, и Бет была поражена выражением ее лица: оно оставалось таким же неподвижно-торжественным, без тени застенчивости. Вдруг ребенок стал быстро спускаться вниз и скрылся за деревьями в направлении величественного особняка, который только что стал виден с палубы.
Бет заинтересовалась домом и забыла о ребенке. Она подумала, что это, должно быть, тот самый Нилсгаард, которым во времена юности матери владела богатая старая дама, – ее ферма была самой большой в долине. Дом был внушительных размеров, весьма изящных пропорций, с окруженной колоннами верандой и красновато-коричневой крышей. Весь он словно мерцал бледно-серебристым светом на фоне темного леса. Из-за деревьев было трудно определить, зашла ли девочка в дом, но старая хозяйка наверняка уже давно умерла, и здесь жили теперь другие люди. Бет изучала особняк, пока он не скрылся из виду.
Еще минут через десять пароход начал замедлять ход, приближаясь к деревянному причалу Тордендаля. Бет присоединилась к тем, кто приготовился сойти на берег, и трепетный восторг охватил ее, когда она ступила на обетованную землю. Ее никто не встречал, да она и не ожидала, что будут встречающие, ибо об этом в письме не просила. Ей только хотелось скорей добраться до своего домика. Но ничего подходящего для перевозки ее багажа не оказалось. Она проследила, чтобы вещи сгрузили и устроили под навесом, затем спросила прохожего, как ей добраться до Бугра. Ей показали дорогу за церковью, по которой она должна была выйти к нужному месту.
Бет направилась через деревушку, заметив по пути, что там был только один магазин, где продавалось все – от шнурков до мешков сахара. Домики производили жалкое впечатление – одни крашеные, другие обшитые темным деревом; в большинстве окошек виднелись горшки с цветами. Сверху жилища покрывались торфом. Найти церковь не составляло труда – она, черной просмоленной крышей напоминавшая пагоду, с фундаментом, относящимся еще к двенадцатому веку, стояла на склоне холма недалеко от деревни. Дорога живописно пролегала через поросшую высокой травой долину; всюду росли колокольчики, фиалки и венерины башмачки. Вскоре Бет добралась до Бугра, и невольный возглас отчаяния вырвался у нее, словно Торденгорн внезапно обрушился. Вместо коттеджа лежала кучка пепла, из которой торчал покалеченный остов печки. Бет подбежала к месту катастрофы и внимательно оглядела его – со времени пожара прошло не более недели. Дождь прибил золу, но не смыл следов нескольких человек, видимо, пытавшихся погасить огонь, потому что следы вели к ручью и обратно. Столбы, поддерживающие крышу, рухнули, но по иронии судьбы дверная рама, хотя и изрядно закопченная, стояла крепко, ведущие к ней ступени были завалены пеплом. Бет не в силах была пошевелиться, мозг сверлил настойчивый вопрос: что это? Второе предупреждение, еще один знак того, что пора распрощаться с мыслью о Тордендале?
Несмотря на горькое разочарование, Бет решила не сдаваться и бросить вызов судьбе. Место это прекрасно соответствовало ее целям. С одной стороны, оно находилось на достаточном расстоянии от деревни и гарантировало покой, хотя люди были неподалеку, с другой – располагалось на холме и давало возможность созерцать озеро поверх крыш и деревьев.
Взгляд ее привлекло яркое пятно на обуглившемся полу: кто-то здесь был, проходил через уцелевший порог, чтобы взглянуть на пожарище. Бет двинулась по следам и подобрала увядающий алый лепесток. Хотя вокруг росли кусты диких роз, этот лепесток принадлежал благородной садовой розе. Невольно на память пришло имя Пауля Рингстада, просто по ассоциации с лепестком. Бет поморщилась – ей не хотелось вспоминать о нем. Она собиралась выбросить лепесток, когда услышала сзади треск и поняла, что за нею наблюдают.
С замиранием сердца Бет обернулась, но не увидела ничего, кроме деревьев, которые образовывали защитную полосу, укрывая дом. Кругом не было ни души, но за одним из стволов зоркие глаза Бет различили краешек подола юбки из набивной ткани в горошек. Она вздохнула с облегчением и улыбнулась.
– Подойди и посмотри, что я нашла! – позвала она, сказав первое, что пришло на ум.
Ответа не последовало, юбка исчезла, что означало, что ее обладательница тщательнее укрылась за деревом. Бет расправила лепестки тыльной стороне ладони и присела на камень, показывая всем своим видом, что не намерена уходить.
– Я видела тебя с палубы парохода, – продолжала она мягко. – Ты всегда наблюдаешь с того выступа? Или встречаешь кого-нибудь, кто прибыл на этом судне?
Бет припомнила, что среди сходивших была опрятного вида молодая женщина.
– Наверное, поджидала маму?
Из-за дерева осторожно выглянуло круглое личико. Девочка недоверчиво уставилась на Бет. Удлиненные, несколько раскосые глаза удивительного темно-голубого цвета под дугообразными бровями, утонченные черты матового лица – все выражало сложную гамму чувств и прежде всего любопытство, смешанное с осторожностью и страхом. Бет была вновь поражена почти взрослой серьезностью ребенка и снова подняла руки, чтобы показать, что у нее что-то есть.
– Сможешь угадать? Скажи, что у меня в руке?
Девочка еще секунду постояла и снова спряталась за деревом, делая вид, будто что-то собирает, потом она немного приблизилась к Бет, держа одну руку за спиной, словно пряча то, что подняла с земли. При более близком рассмотрении Бет поняла, что ребенок принадлежит отнюдь не к бедной крестьянской семье, ибо ее красное платьице было сшито из шелка и отделано кружевом ручного плетения, не уступавшим по красоте французскому – им были оторочены ворот и манжеты; вдобавок на узеньком запястье красовался золотой браслет. Хотя девочка была без обуви, это ничего не означало: Бет припомнила, как сама, будучи ребенком, сбрасывала башмаки при первой же возможности.
– Как тебя зовут? – спросила Бет тихо, словно имела дело с дикой птичкой, которую боялась спугнуть. Ответа не последовало, но глаза, похожие на два сапфира, продолжали с интересом разглядывать гостью. Бет сделала еще одну попытку.
– Меня зовут Элизабет Стюарт, хотя все друзья называют меня просто Бет. Я собиралась пожить в этом домике, но он сгорел. Там внутри я нашла то, что у меня в руке. А ты можешь угадать, откуда я приехала?
Девочка сделала робкий шаг вперед и застенчиво протянула кулачок, который до сих пор держала за спиной. Бет поняла, что ее предложение поиграть в «угадайку» принято.
Это ее очень обрадовало.
– Хочешь, я отгадаю, что у тебя в кулачке? – спросила она и получила в ответ легкий кивок. – Отлично. Дай-ка подумать… Цветок? Нет? М-м… Камешек? Листок? Или жучок? Опять не угадала? Мне это плохо удается. Ягодка?
Девочка серьезно кивнула, маленькая ручка разжалась, на ладошке лежала земляничка, еще незрелая, но целенькая, на коротком стебельке. Бет хмыкнула, девочка выбросила ягодку и маленькими прохладными пальчиками дотронулась до руки Бет, прося показать, что там находится. Бет показала лепесток.
– Ну, а теперь подумай, как этот лепесток оказался в сгоревшем доме? – подзадоривала Бет. – Может, его просто принес ветер из чьего-нибудь сада? Или он выпал из венка тролля? Реакции не последовало. Только еле заметная улыбка скользнула по ангельскому личику. Однако лепесток, казалось, всецело завладел вниманием девочки. Она положила его себе на ладошку и сдунула, смешно надув щеки. Бет мягко взяла в свою руку тонкое запястье. – Почему же ты не отвечаешь? Мне бы хотелось услышать твое имя.
Девочка отпрянула, словно инстинктивно боялась всех и всего. На мгновение Бет показалось, что она сейчас убежит, но та, помедлив, взяла в руку палочку и направилась к крыльцу. Еще до того, как она нагнулась и стала вычерчивать буквы на земле, Бет поняла то, чего не понимала раньше. Ребенок не говорил! Девочка была немой! Медленно вырисовалось имя: Джулиана. Она еще не кончила писать, как на тропинке послышались шаги. Девочка моментально стерла написанное, вскочила и убежала, исчезнув за деревьями, оставив Бет одну на Бугре.
На тропинке появилась женщина, которую Бет приметила на пароходе. Ей было за тридцать, прекрасный цвет лица свидетельствовал о хорошем здоровье, а не об ухищрениях косметики. Черты ее были некрасивыми и могли даже показаться безобразными, если бы не радушное, приветливое выражение обрамленных длинными ресницами добрых карих глаз, излучавших мягкий свет из-под очков в стальной оправе. Заметив Бет, она вежливо поклонилась.
– Добрый день! – сказала Бет. – Буду признательна, если вы скажете, как случился пожар в этом доме.
Женщина радостно всплеснула руками, видимо узнав Бет, но не сразу ответила на вопрос.
– Добрый день! Если бы я знала, что вы так хорошо говорите по-норвежски, я бы представилась еще на судне и подготовила вас к этому несчастью. Как только я увидела, что вы здесь стоите, то поняла, что вы, должно быть, та самая мисс Стюарт, которая хотела снять на время домик. Путешественники, которые сходят на берег, чтобы полюбоваться долиной, обычно не забредают так далеко, хотя можно проехать в вагонетках и полюбоваться красотой водопада.
– Вам известно обо мне все, даже моя фамилия…
– Разрешите мне тоже представиться. Я фрекен Ларсен, родом из Бергена. Этот город не похож на Тордендаль, он полностью открыт миру, тогда как долина заперта со всех сторон. Поэтому каждая новость, доходящая до Тордендаля, превращается в событие и быстро облетает всю деревню. Раньше не было случая, чтобы иностранка хотела на время снять дом в Тордендале. – Она виновато улыбнулась, словно извиняясь за любопытство, свое и соседей. – Никому не известно, как возник пожар. Когда заметили пламя, было уже поздно, оставалось разве что не дать огню перекинуться на лес.
– Когда это случилось?
Женщина задумалась:
– Девять… нет, десять дней тому назад. У моего хозяина как раз был день рождения.
Десять дней! Спустя два дня после события в горах! Это не могло быть случайностью, наверняка намеренный поджог.
Женщина заговорила снова.
– Вам не попадалась на глаза его маленькая дочь? У нее длинные светлые волосы.
– Она была здесь. Вы волнуетесь, что она заблудится?
– Нет. Джулиана – дитя природы, в этом смысле ей не грозит опасность. Я поощряю ее интерес к окружающему миру, она моя ученица.
– Так вы школьная учительница? – Бет двинулась по дороге в сторону деревни, женщина шла рядом. Общество молодой леди явно доставляло ей удовольствие, и она не прочь была похвастаться перед односельчанами, что первая познакомилась с гостьей.
– Нет, я гувернантка. В Тордендале нет школы. Очень досадно, но местные жители подозрительно относятся ко всему, что может изменить их образ жизни. Они и сегодня живут так, как много веков назад.
– Какая отсталость!
– Согласна, но их трудно переубедить. Они горды и замкнуты, как их горы.
– Джулиане повезло, что у нее есть гувернантка. Девочка сидела на выступе скалы, когда подходил пароход. Наверное, ждала вас?
Фрекен Ларсен отрицательно покачала головой.
– Она не меня ждала. Она… – голос ее вдруг стал невыразительным, – она часто сидит там.
Бет хотела задать еще много вопросов, но сдержалась. Гувернантка иногда отставала на пару шагов, если тропинка сужалась. Бет говорила через плечо.
– У меня были большие трудности с тем, чтобы найти место для жилья. Теперь, когда мой домик сгорел, я просто не знаю, где можно найти другое пристанище. Думала, что в вашем магазине могут помочь, но, возможно, вы мне что-нибудь посоветуете?
Ответ женщины был далеко не утешительным.
– Сомневаюсь, что вам удастся что-нибудь найти. Я уже говорила, что люди здесь живут очень замкнуто; в любом случае, они слишком заняты своми фермами, чтобы предоставить иностранной гостье те условия, на которые она вправе рассчитывать. Вы, наверное, заметили, что женщины работают в поле наравне с мужчинами и даже детям даются посильные задания. – Она взглянула на свои карманные часы. – У вас есть два часа до отхода парохода. Но даже если бы в вашем распоряжении был целый день, вы бы ничего не добились. Советую вернуться в Рипдал и обосноваться там. Тордендаль не оказывает гостеприимства чужакам.
Бет остановилась и резко повернулась к фрекен Ларсен – так, что та даже испугалась.
– Почему вы так говорите? Вы ведь сами приехали из Бергена, разве вы не чужая для них?
Фрекен Ларсен виновато улыбнулась:
– Я не хотела вас обидеть. Вы совершенно правы, но я уже давно живу здесь в большом доме Нилсгаард и привыкла пользоваться местным диалектом. Слова о чужаках вырвались сами собой. Извините.
– Значит, эта фраза здесь в ходу, не так ли?
Бет не припоминала, чтобы мать когда-либо употребляла ее, но Астрид Стюарт любила больше рассказывать о тех сторонах жизни в долине, которые ей были приятны, и старалась выбросить из памяти все горестное и мрачное. Это часто бывает с людьми, отчаянно скучающими по дому.
– Ну, что ж, раз вы заговорили об этом, могу сказать, что вы правы. Местные жители повторяют ее каждый раз, когда с гостем приключается какая-нибудь неприятность. Только на днях я слышала ее, когда приезжий торговец поскользнулся, спускаясь с лестницы нашего магазина, и повредил лодыжку. Мне кажется, что здесь нет никакой связи, но не спрашивайте, как получилось, что эта фраза вошла в употребление, потому что этого я не знаю. – Она указала рукой вперед. – Пойдем вместе? Умоляю, не подумайте, что я имею что-нибудь против вас лично. Просто оговорилась, у меня не было никаких задних мыслей, уверяю вас!
Желание женщины загладить свою вину было абсолютно искренним, чувствовалось, что она не имела в виду ничего плохого и искренне сожалела о допущенной оплошности.
– Понимаю, – сказала Бет. – Однако я хочу остановиться в Тордендале, а не где-нибудь, и даже если мне придется жить в амбаре или хлеву, я не изменю своего решения.
Это заявление было сделано почти веселым тоном, но в нем чувствовалась твердая решимость.
– Кстати, если речь зашла об амбарах и хлевах, где находится ферма Холстейнов?
– Ее можно увидеть отсюда. Она расположена на противоположном берегу озера.
Теперь они вышли на дорогу, которая делила деревушку на две части и вела мимо магазина и домов прямо к причалу, где стоял на якоре пароход. Фрекен Ларсен указала на длинный двухэтажный дом с черепичной крышей, который был виден за деревьями на другом берегу озера. Бет почувствовала такое волнение, что вынуждена была замедлить шаг. Там родилась ее мать. Три поколения ее предков обрабатывали землю в Тордендале.
Гувернантка неправильно поняла вопрос Бет о Холстейнгаарде.
– Не рекомендую искать приюта в этом доие, – пыталась она отговорить Бет. – Холстейны всегда были очень зажиточным семейством, по крайней мере, мне так говорили, и большая часть земли по ту сторону принадлежит им. А на этой стороне правит Нилсгаард. Но я, кажется, придумала, кто может помочь вам! Лицо ее радостно сияло. – Пойдемте со мной в Нилсгаард, спросим у фру Серензен, экономки. Она знает всех в Тордендале.
– Очень любезно с вашей стороны! Охотно принимаю приглашение, – сказала Бет.
Дорога в Нилсгаард лежала через сосновый лес, усеянный дикими цветами, они росли даже в тенистых уголках. Бет внимательно рассматривала растения, но не пропускала ничего, что говорила фрекен Ларсен. Гувернантка болтала без умолку, не давая Бет возможности продолжить расспросы о Холстейнгаарде, но она не особенно огорчалась, надеясь со временем узнать все, что ее интересовало.
– Я приехала в Нилсгаард из Кристиании, где у меня была работа, – говорила фрекен Ларсен, – но не представляла тогда, что будет так трудно. Джулиана – прелестный ребенок, но живет в своем собственном мире. Если она что-то захотела, переубедить ее непросто, приходится вести постоянные баталии.
– Это и не удивительно, ведь она не может говорить, – заметила Бет.
Фрекен Ларсен поправила прическу.
– Так вы уже знаете о ее недостатке? Многие принимают ее молчание за робость и даже упрямство и реагируют по-своему. Джулиана очень чувствительна, пуглива и обидчива, но я уверена, что с ней нужно обращаться как с нормальным ребенком. Всегда стараюсь быть с ней справедливой, но и требовательность необходима.
Бет подумала, что, несмотря на стремление немного прихвастнуть, фрекен Ларсен весьма неглупа. Она прекрасно разбиралась в том, что нужно ее воспитаннице, понимала психологию ребенка.
– Как разумно вы поступаете, – одобрила Бет.
– Ее учили говорить в детстве, но года полтора назад, когда умерла ее мать – это был нечастный случай, и все произошло на глазах ребенка, – она потеряла дар речи от шока.
– Бедная девочка! – воскликнула Бет сочувственно. – Может быть, со временем это пройдет?..
– Мы все живем надеждой, но в доме стараются на эту тему не говорить. Мы пытались задавать ей вопросы, но создается впечатление, что Джулиана ничего не помнит о случившемся, за что нужно благодарить Бога. У ее отца есть свои причины запрещать даже упоминать об этих событиях в стенах Нилсгаарда, но это уже другая сторона трагедии, о которой, действительно, лучше забыть.
Фрекен Ларсен смутилась, невольно сболтнув лишнее, но ей редко приходилось разговаривать с приятными интеллигентными дамами, она тосковала по обществу и чувствовала себя в Тордендале очень одинокой. Одиночество только изредка нарушалось поездками в Лиллехаммер, чтобы купить все необходимое для занятий.
– Да, самое лучшее – забыть об этом, – повторила она твердо и переключила внимание на дом, появившийся из-за деревьев. – Вот и Нилсгаард. Он был выстроен в середине восемнадцатого века. Не такой величественный, как средневековые постройки в вашей стране, но хороший добротный дом для того времени. В ту пору датский губернатор имел удобную резиденцию во всех местах, куда ему приходилось наведываться для сбора налогов и других дел. Нилсгаард был выстроен на частные средства, а не на деньги из государственной казны, поэтому первый владелец имел право передать его по наследству дочери, когда та вышла замуж за сына местного священника. Так получилось, что дом оказался собственностью Бергсхолмов и с тех пор наследуется из поколения в поколение.
Бет знала об этом по рассказам матери.
– Я припоминаю историю любви местного юноши и дочери датчанина; мне о ней рассказывали когда-то. Но в то время говорили, что домом владела незамужняя дама…
– Совершенно верно. Старая фрекен Бергсхолм дожила до глубокой старости, а когда умерла, оставила дом внучатому племяннику, он-то и есть отец Джулианы.
Беседуя, они подошли к самому дому, который стоял на пригорке, возвышаясь над озером. Гувернантка указала на здание с восхищением:
– Ну разве он не замечательно красив?
Никому бы не пришло в голову отрицать эту истину, и Бет была рада возможности посетить Нилсгаард. Она нетерпеливо проследовала за гувернанткой через белые ворота и по подъездной дороге подошла к особняку. Даже вблизи дом, казалось, органично вписывался в местный ландшафт, ибо линии его были просты и непритязательны, как горы и лес; деревянная облицовка была выкрашена в перламутрово-белый цвет, только фасад напоминал о мощном беспокойном духе старых мастеров, которые украсили искусной, хотя и несколько примитивной, резьбой входную дверь, наличники окон и колонны, обрамлявшие веранду. Бет поднялась за своей спутницей по лестнице, ведущей на веранду, затем они вошли в дом. Ее приятно поразил запах свежей сосны; большой холл занимал почти весь первый этаж, его разделяла на равные части лестница, ведущая наверх.
С замиранием сердца Бет обозревала внутреннее убранство, которое сохранило все черты далекой старины. Расписанные вручную стены создавали великолепный фон для изящной мебели и дорогих безделушек из позолоченной меди и фарфора, которые, словно в зеркале, отражались в полированном полу из гладко выструганных сосновых досок. Стены были сделаны с таким мастерством, что в одних местах напоминали драпировки из экзотического шелка, в других – из атласа и бархата; все это создавало ощущение такой легкости, что казалось, будто складки ткани должны колебаться при малейшем движении воздуха. Подняв глаза вверх, Бет застыла на месте. Это был один из тех розовых потолков, о которых любила вспоминать мать, но которые дочь не надеялась когда-нибудь увидеть. Во всей средневековой красоте перед ней предстали гирлянды роз и листвы, чудесно переплетенные, что свидетельствовало об искусстве древних деревенских умельцев, не виданном доселе. Из-за перемен во вкусах и стилях, привнесенных временем, стали отдавать предпочтение не расписным, а крашеным или оклеенным обоями потолкам, но здесь, в Тордендале, редчайший образец ушедшего мастерства пережил века.
В глубине зала открылась дверь, появилась высокая, стройная молодая женщина. Сначала она не заметила Бет.
– А, вы вернулись, фрекен Ларсен? Достали нотные альбомы и все, что хотели?
– Да, все привезла, спасибо, – ответила гувернантка и, улыбаясь, кивнула в сторону Бет.
– Я привела мисс Стюарт, ту самую гостью из Шотландии, которая хотела снять сгоревший коттедж. Вас, наверное, удивит, что она свободно владеет норвежским. Надеюсь, что фру Серензен посоветует другое место, где можно остановиться. Но, может быть, у вас тоже найдется что предложить мисс Стюарт?
Молодая женщина повернулась к Бет. У нее были мягкие золотистые волосы, обрамлявшие лицо потрясающей красоты со слегка выдающимися скулами, прекрасными золотисто-карими, словно янтарными, глазами и твердым, хорошо очерченным ртом. Она двигалась неспешно и с достоинством, слегка шурша широкими юбками муслинового платья, а несколько циничное выражение лица навело Бет на мысль о том, что вызвать удивление этой дамы – не такое простое дело и что умения шотландки говорить по-норвежски для этого явно недостаточно.
– Добро пожаловать в Нилсгаард, мисс Стюарт, – вежливо сказала дама, но тон ее оставался холодным и не выражал радушия, которое предполагалось в данном случае. – Я фрекен Холстейн.
Эти слова поразили Бет. Неужели это одна из ее кузин?
– Вы, случайно, не Джина? – сдержанно спросила Бет, припомнив оставшиеся без ответа письма и враждебный прием в горах.
При этом вопросе молодая дама побледнела и сжала пальцами шею.
– Нет, Джина умерла полтора года тому назад. Она была старшей из сестер, а я младшая, Анна. Откуда вам известно ее имя?
Бет поняла, что смерть Джины была причиной того, что она не получила ответа на свои письма, хотя, конечно, написать ответ мог и кто-нибудь другой из членов семьи, как того требовала вежливость. Анна, например, или Зигрид при обычных обстоятельствах могли бы подать ей весточку, но, судя по происшествию в горах, обстоятельства складывались не совсем обычно. Бет решила, что должна, не теряя самообладания, положить конец этому спектаклю.
– Вы первая из тордендальских Холстейнов, кого я встретила, потому и подумала, что вы Джина. У меня не было намерения огорчать вас, и я приношу соболезнования по поводу вашей утраты. – Затем с некоторым вызовом Бет продолжила: – Но можете ли вы сказать, не лукавя, что вам неизвестно имя Элизабет Стюарт или что вы не в курсе, почему из всех возможных мест в Норвегии я выбрала именно эту долину?
Глаза Анны сузились, она враждебно смотрела на Бет.
– Ваше имя упоминалось несколько раз за последние несколько недель, потому что простые люди Тордендаля были очень обеспокоены предстоящим визитом иностранной гостьи, но не следует обольщаться и преувеличивать значение своей персоны. Вы слишком самоуверенны, если считаете, что все сразу должны запомнить ваше имя.
Пренебрежительный тон дамы и ее нежелание прекратить глупую игру доводили Бет до бешенства, но ей пока удавалось держать себя в руках.
– Я послала в Холстейнгаард два письма, где уведомляла о своем приезде в Тордендаль. Я – единственная дочь покойной Астрид Холстейн, которая некогда сбежала из дома с моим отцом Дональдом Стюартом, тоже ныне покойным. Мы с вами двоюродные сестры. Вы и теперь будете утверждать, что мое имя для вас ничего не значит?
Лицо Анны выражало крайнее изумление, уже через мгновение она осознала, что действительно видит перед собой родственницу, Она быстро овладела собой, но никаких извинений не последовало.