Царапина очень напоминала след от острого ногтя, словно кто-то провел им по лицу; даже сама фру Сандвиг, которая не очень заботилась о собственной внешности, пришла в отчаяние, увидев свое отражение в зеркале. Но на уговоры Бет пойти домой и не заниматься работой в этот день она упрямо отвечала отказом и вскоре снова принялась за дела. Бет стала изучать дверцы шкафа, решив, что следует положить конец их самовольному открыванию. Дверцы имели две задвижки, которые не были заметны снаружи и не портили вида. Одна действовала изнутри – тот, кто ложился спать, мот запереться, чтобы его не беспокоили; вторая служила для того, чтобы запирать дверцы днем, но ее можно было также подвинуть изнутри на случай, если кто-то запрет спящего по ошибке. Задвижки уже поизносились, дерево подточил жук, но трудно было поверить, что они могли открыться сами, без усилий извне. Бет упрямо убеждала себя, что причина состояла в том, что весь дом рассохся от времени, ибо не могла допустить и мысли о вмешательстве сверхъестественных сил.
   Закрыв дверцы, она отыскала кусок веревки и завязала ручки, убедившись, что теперь они не смогут открыться. Отступив, Бет бросила взгляд на верхнюю часть шкафа. Не очень сведущая в том, что касалось стилей мебели, она не могла на глаз определить возраст этого сооружения, однако вырезанные из дерева странные мифические животные позволяли предположить, что шкаф был очень древним; она датировала его примерно шестнадцатым веком, но не четырнадцатым, когда по долине пронеслась Черная Смерть. Правда, не исключалась возможность, что эта кровать сменила другую, которая была вделана в стену раньше. Под кроватью находились два ящика, которым Бет никак не находила применения, хотя они были глубокими и широкими и могли свободно вместить ее рисовальные принадлежности. Инстинктивно она все же избегала пользоваться кроватью и ящиками и, хотя корила себя за трусость, ничего не могла с собой поделать – слишком сильно было первое неприятное ощущение, связанное с этим местом.
   Видя, что фру Сандвиг оправилась и предпочитает, чтобы ее оставили в покое, Бет взяла корзинку и отправилась в деревню. Ей пришлось идти мимо подножия валуна, с которого упала Джина, и она снова увидела Джулиану, стоящую наверху: ее длинные волосы развевались на ветру, руки были прижаты к телу по бокам – она наблюдала приближение парохода.
   Бет окликнула девочку, но та не ответила и не шелохнулась. Тогда Бет поднялась на валун. – Я звала тебя. Ты не слышала?
   К своему ужасу, Бет поняла, что Джулиана находится в состоянии транса. Она взяла ладошки девочки в свои.
   – Джулиана! Не смотри так! Посмотри на меня!
   Джулиана заморгала и, казалось, снова вернулась к реальности, подняла лицо к Бет и улыбнулась, ответив пожатием руки. Взгляд ее снова стал осмысленным.
   – Так-то лучше, – Бет благодарно улыбнулась, хотя все еще была взволнована тем, что видела. Она не отпускала руку Джулианы и старалась завязать беседу, способную заинтересовать девочку и вызвать ее отклик. Пароход приближался.
   – Давай помашем пассажирам! – предложила Бет.
   Стоя рядом, они приветственно махали руками. Многие отвечали им с палубы, в воздухе мелькали женские платочки, мужские шляпы. Но один молодой человек у самого борта размахивал шляпой особенно энергично. Это был Колин.
   – О, Джулиана! – воскликнула приятно пораженная Бет. – Этого человека я знаю. Это мой друг. Давай побежим на пристань!
   Они бежали до самого причала. Шляпа Бет слетела, она поймала ее, прикрепила, они помчались снова. И успели вовремя, хотя очень запыхались. Колин спустился первым. Бет отбросила корзину и кинулась в его объятия, не обращая внимания на любопытные взгляды. Их губы сомкнулись в долгом поцелуе. Оба удивились горячему порыву, но тут Бет узнала другого человека, сходившего на берег. Он пристально смотрел на нее тяжелым взглядом, лицо посуровело, словно ему была неприятна сцена, свидетелем которой он оказался. Неожиданное волнение охватило Бет, но она не находила этому объяснения. Увидев дочь, он отвел взгляд от Бет, выражение его лица тут же изменилось, и он подхватил ребенка на руки. Пауль Рингстад снова вернулся домой.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   – Как долго вы можете задержаться здесь? – спросила Бет.
   Они с Колином купили все, что нужно для праздничного ланча, поднялись в горы и устроились в тени деревьев, откуда открывался вид на озеро до самого водопада. Угощение они разложили перед собой, а бутылки с лимонадом поставили в воду бьющего неподалеку родника, чтобы лучше охладить.
   Колин сидел, поджав ноги и бросив сюртук на землю.
   – Отправлюсь обратно этим же пароxодом. В Рипдале вы говорили, что хотите заняться работой и посетители будут мешать, так что я не намерен злоупотреблять вашим гостеприимством в первый же визит.
   Бет постаралась скрыть разочарование. Ей так хотелось, чтобы он остался на уикэнд; приятно было сознавать, что рядом находится человек, на которого можно опереться. Инцидент с фру Сандвиг усилил недоверие к Дому у Черного Залива, и что-то подсказывало Бет, что надежное жилище совсем ненадежно.
   – Очень тактично с вашей стороны, – она улыбнулась. – Пока я сделала всего несколько набросков, впереди долгие часы работы, но это не означает, что я не могу время от времени позволить себе отдых.
   Бет рассказала Колину о судьбе писем, о том, как она оказалась в Доме у Черного Залива и о встрече с обеими кузинами.
   Он положил ладонь на ее пальцы:
   – Я скучал по вас и думал о вас все время.
   Бет не могла ответить тем же признанием. Фактически она думала о нем, только получая очередное письмо. Однако ей доставляло удовольствие его общество, она чувствовала, что связь между ними не потеряна.
   – Я очень рада видеть вас снова, – сказала Бет. – Мне кажется, что мы расстались не три недели, а добрых три месяца назад.
   Колин привлек ее к себе, они вместе опустились на мягкую траву, он покрывал ее лицо страстными поцелуями, прижимал ее голову к груди, словно боялся, что Бет выскользнет и исчезнет.
   – Поедемте со мной! – прошептал он, устремляя на нее полный желания взгляд. – Я собираюсь сменить место, мы могли бы путешествовать вдвоем, обследовать другую часть Норвегии. Я задержался в Рипдале, чтобы быть ближе к вам, но теперь, когда увидел Тордендаль, меня не покидает ощущение, что я оставил вас в ловушке…
   – Я не могу уехать, – ответила Бет нараспев, поглаживая пальцем его щеку. – Пока не могу. И почему Тордендаль должен оказаться ловушкой?
   – У меня он вызывает болезнь замкнутого пространства. Если вдруг произойдет обвал и перевал будет закрыт, то можно считать себя погребенными заживо.
   – А что в этом плохого? – поддразнила она его мягко. – Вряд ли на земле найдется более красивое место.
   – Не отрицаю, здесь красиво. Но этого недостаточно. – Он подозрительно оглядел гору. – Если оторвется кусок породы, а это может случиться в любую минуту, он сметет на своем пути все живое…
   – Это никому пока не грозит, а перевал может стать неприступным, только если сойдет лавина. Мне говорили, что зимой такое иногда бывает. Люди научились селиться вдали от гор, где обвал не угрожает их жизни. Поэтому место у подножия Торденгорна пусто и не застроено. Только эта гора опасна.
   Бет села, Колин лег на спину у ее ног, недовольный отсутствием согласия между ними. Бет убрала прядь, упавшую ему на лоб.
   – Приезжайте снова, когда попытаете счастья в другой реке, где-нибудь подальше от Рипдала. Вы еще застанете меня, возможно, задержитесь, чтобы пожить в этих краях подольше, и поймете, почему Тордендаль так много для меня значит. Если вам удастся понять это, то вы узнаете меня лучше, чем кто-либо другой.
   Колин поймал ее руку у локтя.
   – Это то, чего я добиваюсь. Узнать вас. Бет, лучше других. – В истинном значении его слов трудно было усомниться.
   Бет слегка отстранилась, почувствовав, что тоже не хочет довольствоваться прежними отношениями. Он положил руку ей на грудь; Бет не шелохнулась и несколько мгновений сидела неподвижно, стараясь разобраться в своих ощущениях и пока еще не готовая связывать себя какими бы то ни было узами.
   – Давайте узнаем друг друга лучше, прежде чем сделаем следующий шаг, – предложила она наконец, и он благоразумно не спорил.
   Время прошло незаметно. Колин хотел посмотреть, где она живет, Бет показала ему Дом у Черного Залива. От его наблюдательного взгляда не ускользнула ни одна даже самая незначительная деталь. Он спросил, почему дверцы шкафа завязаны веревкой.
   – Там внутри находится кровать, и по неизвестной причине дверцы сами собой открываются.
   – Жаль портить внешний вид такого замечательного образца антикварной мебели, – сказал он, потянув за концы веревки. – В следующий приезд я укреплю дверцы так, что они не будут отворяться. Думаю, что нужно будет просто потуже затянуть болты. – Вдруг голос его изменился: – Значит, у вас есть запасная кровать и вы можете поселить гостя…
   – Только не здесь! – Запальчивость ее ответа не осталась без внимания Колина и многое ему объяснила.
   – Почему же? Что-то не так с этим шкафом?
   Бет попыталась успокоить его и избавить от подозрений:
   – Просто здесь неудобно. Нет матраца, только голые доски.
   – А, вот оно что…
   Она видела, что Колин обижен ее словами, содержавшими явный намек на то, что ему нельзя будет остановиться в ее доме, когда он еще раз приедет в Тордендаль. Но Бет не сочла нужным пускаться в объяснения, почему она никому не позволит спать на встроенной кровати.
   Снаружи послышались шаги. В дверях появилась Анна. Внезапно Бет поняла, что Анна ей неприятна, как неприятен этот старый дом и все, что с ним связано. Ей не понравилось, что Анна пришла без приглашения, хотя кузина тут же извинилась:
   – Простите, ради Бога, Бет! Я не знала, что у вас гость.
   Это была заведомая ложь. Она изучала Колина из-под опущенных ресниц, слегка прищурив глаза и стараясь изобразить удивление, но взгляд был острым и недоброжелательным. Она, должно быть, видела из окна Нилсгаарда, как они вместе прошли к дому. Бет представила молодых людей друг другу, прозвучали обычные в подобной ситуации вежливые фразы; Колин сказал, что это его первый приезд в Тордендаль, Анна задала несколько наводящих вопросов, которые, как маленькие стрелы, попадали прямо в цель и позволяли как бы между прочим узнать все, что ей было нужно.
   Оставшееся до отплытия парохода время, которое Бет и Колин могли бы провести вдвоем, уже не принадлежало им из-за присутствия кузины. Под предлогом того, что нужно сделать кое-какие покупки, Анна проводила их до деревни, потом до пристани, потом задержалась, болтая о всяких пустяках. Колина, казалось, забавляло то, что она говорила, он даже немного флиртовал с ней. Бет поняла, что Колин делает это, чтобы скрыть разочарование и неприятное ощущение от скомканного прощания. Только в последнюю минуту, когда пароход уже был готов отправиться, Колин взял обе руки Бет в свои и посмотрел ей в глаза:
   – Я напишу, чтобы сообщить новый адрес. Обдумайте то, о чем мы говорили…
   Так как Анна стояла рядом, он не поцеловал Бет на прощание, только сжал ее пальцы, придавая особое значение последним словам. Поднявшись на палубу, он подошел к поручням и долго махал рукой. Бет тоже махала ему, пока пароход не отплыл далеко от причала и не скрылся за островками. Когда она обернулась, Анна уже ушла.
   Бет возвращалась через деревню, думая о том, что произошло между ней и Колином, Она не жалела, что дала волю сомнениям и страхам, потому что иначе он с удвоенной энергией принялся бы уговаривать ее отправиться с ним. Но ей было грустно сознавать, что он уехал, оставив пустоту в ее жизни. Или в сердце?
   Погруженная в свои мысли, Бет не заметила, как к ней подбежал ребенок, только почувствовала, что кто-то тянет ее за юбку. Она остановилась и узнала одного из близнецов фру Сандвиг.
   – Папа говорит, что маме пора уже вернуться. Он не разрешал ей работать в Доме у Черного Залива и днем, и ночью.
   – Но мама ушла еще утром! Я недавно была дома, там ее нет.
   – Где же она тогда? Она еще не вернулась…
   Сердце Бет сжалось от дурного предчувствия. Пригласив в дом Колина, она не ожидала застать там фру Сандвиг, зная, что женщина должна была уйти к полудню, закончив работу. Но вдруг та решила убраться на чердаке? Или упала в обморок? Или еще хуже?..
   Бет положила руку на плечо мальчика:
   – Скажи папе, что, насколько мне известно, мама закончила работу в обычное время, Но я все же посмотрю получше.
   Бет почти побежала, испытывая неподдельный страх. Фру Сандвиг была не из тех, кто по пути домой мог задержаться у соседки и посплетничать за чашечкой кофе, а предположить, что она не встретит мужа, когда тот вернется голодным после работы в поле, и не накормит его, было и вовсе невозможно. Придя домой, Бет сразу направилась в спальню, потом осмотрела небольшой подвал. Ключ от чердака лежал там, где она его оставила, но она все же взяла его и поднялась на галерею, говоря себе, что в старом доме могло произойти все что угодно. Чердак встретил ее тем же зловещим молчанием. Спустившись вниз и положив ключ на место, Бет с содроганием подумала, что осталось только одно место, куда она еще не заглянула – встроенная кровать. Она почувствовала, что волосы на голове встают дыбом, но направилась к шкафу. Не дав себе времени на колебания, она подбежала и распахнула дверцы. Кровать была пуста. Ничего. От облегчения Бет даже заплакала, но вдруг услышала, как неподалеку от дома раздался крик: кто-то звал ее по имени. Она выскочила из дома. К ней, задыхаясь, бежал сын фру Сандвиг.
   – Мы нашли маму! Она лежала без чувств недалеко от Нилсгаарда, прямо на дороге. Неизвестно, почему она пошла по этой дороге, она никогда там не ходит. Не можете ли одолжить нам крепкую простыню, чтобы сделать носилки? Она жива. Похоже, что у нее был сердечный приступ.
   Бет дала простыню и одеяло и сама побежала с мальчиком к небольшой рощице, где лежала больная женщина и стояли несколько человек, пытавшихся оказать ей помощь. Лицо фру Сандвиг было мертвенно-бледным, дыхание – учащенным. Бет, подкладывая под нее одеяло, не могла отвести глаз от багрового рубца, который проступал на лице еще резче, чем утром, и еще больше напоминал царапину, нанесенную острым ногтем. Она рассказала о случившемся одному из членов семьи и хотела пойти с ними и по возможности помочь, но помощников хватало, старший сын уже отправился верхом за доктором.
   Бет смотрела, как несколько человек несли на импровизированных носилках фру Сандвиг. Из дома вышел Пауль Рингстад, он был взволнован, расспрашивал людей о случившемся, постоял, пока они не скрылись из виду. Потом, повернувшись, заметил Бет и подошел к ней.
   – Неприятное происшествие, – сказал он. – Похоже, что фру Сандвиг лежала здесь с полудня. Если бы она возвращалась обычным путем вдоль озера, ее давно бы заметили. Это по вашему поручению она шла через лес?
   Бет отрицательно покачала головой:
   – Может быть, она надеялась, что я отправлюсь в Нилсгаард и хотела что-то сказать, но это тоже маловероятно, потому что она знала, что мне нужно было в магазин, да и ушла я поздно.
   Бет объяснила, почему задержалась дома.
   – Можно мне взглянуть на стенной шкаф? Не хочется, чтобы подобные случаи повторялись.
   Уже второй мужчина предлагал заняться дверцами шкафа. Бет была бы очень рада, если бы ему удалось затянуть болты.
   Войдя в дом, Пауль одобрительно заметил:
   – Вы придали комнатам вполне жилой вид. Это было нелегко сделать. Наверное, у себя в Шотландии вы привыкли к другой обстановке?
   – Меня не пугает простота, даже если она граничит с примитивностью, – сказала Бет.
   Бет говорила искренне. Живое дерево и старые камни, мягкие тона красок приходились ей по вкусу. Ей нравились округлые формы ручек шкафов, темное мерцание деревянной коробки для соли на стене, потрескивание горящих в печке дров, когда она грела воду или готовила еду. Даже то, что туалет находился вне дома, не вызывало особых возражений, ибо в Шотландии, даже в Эдинбурге, часто можно было встретить такое же расположение необходимых удобств. Ничто не нарушало душевного равновесия Бет, кроме той странной и необъяснимой атмосферы, которой, казалось, был пропитан весь дом и которую она не могла ни понять, ни уловить. Этот таинственный дух витал не только во тьме чердака, но и в комнатах.
   – Значит, если не считать шкафа, который открывается сам, остальное вас устраивает?
   Бет почувствовала на себе испытующий взгляд Рингстада, и ей стало неуютно. Что у него на уме? Он следил за ней? Понял, что дом стал действовать ей на нервы? Но нет, этого она ему не покажет никогда! Она склонилась над ящиком, делая вид, что пытается аккуратно сложить белье после того, как в спешке выхватывала простыню для фру Сандвиг.
   – Я вполне справлюсь, – ответила она уклончиво. – Здесь никто не мешает заниматься работой, а это основная цель моего пребывания.
   – А отдыхать вам тоже ничто не мешает?
   Да, он намеренно издевался над ней.
   – Ничто не мешает, – ответила она искренне, потому что за день так уставала, что спала как убитая.
   Пауль занялся болтами дверок.
   – Рад это слышать. Уверен, что вам уже рассказали обо всем, что связано с этим домом.
   – Рассказали, – сухо ответила Бет. – Говорят, что никто здесь не выдерживает. Вы ожидали, что уже не застанете меня, когда возвращались домой сегодня?
   Он захлопнул дверцы и прижал их, встав спиной к шкафу. Сложив на груди руки, он ответил с издевкой, словно снова потешался над ней:
   – Только не вас, Бет! Других смертных – возможно, но не вас с вашими железными нервами.
   И тут она больше не могла сдержаться:
   – Я прекрасно знаю, что вам очень хочется видеть меня напуганной до смерти! Вы жаждете посмотреть, как я в панике побегу из этого дома, вообще из Тордендаля. Поэтому вы с такой готовностью предложили мне занять этот дом. Вы надеялись, что я забуду, как говорила, будто ничто в Тордендале не может испугать меня. Вы пошутили глупо и неудачно! – Она стукнула кулаком по комоду. – А я повторяю снова, что ничто не заставит меня уехать раньше, чем я сделаю всю работу. Ни этот страшный дом, ни его скрипящие доски, ни стоны, ни открывающиеся двери. Ни дьявольская сила Торденгорна. Никто и ничто не заставит меня бежать из Тордендаля!
   Она, вся дрожа, повернулась к нему спиной. Он заставил ее выйти из себя, потому что нервы ее были натянуты и оголены. Теперь он, конечно, догадается, что старый дом действительно страшит ее, и его издевательствам не будет конца. Если он засмеется, она ударит его. Она не сможет сдержать гнева и вынести унижения.
   Но он не смеялся. Бет так напряженно вслушивалась в тишину, что до нее долетел шелест шелковой подкладки его сюртука, когда он нагнулся, подобрал веревку и скрутил ею ручки на дверцах шкафа.
   – Я прикажу закрепить болты клиньями. Больше здесь ничего не нужно делать. Тогда двери не будут причинять беспокойства.
   Бет кивнула, понемногу овладевая собой:
   – Я пока могу остаться или срок моего пребывания ограничен?
   Он удивился:
   – Совершенно никаких сроков…
   – Тогда я хотела бы прожить здесь до следующего лета. Каждое время года даст мне возможность собрать богатый материал для отдельной книги о флоре Норвегии.
   – Что же вы будете делать зимой?
   – Обрабатывать наброски и предварительные зарисовки.
   – Понятно. Тогда оставайтесь.
   Он все еще не уходил.
   – Вам следовало родиться в Холстейнгаарде. Не Анне или Зигрид и не моей дорогой Джине.
   Ей показалось, что он говорит о Джине так, словно она мертва уже восемнадцать лет, а не восемнадцать месяцев – столь спокойно и отрешенно звучал его голос. В нем слышались нотки светлой тоски, а не горькой утраты при страшных обстоятельствах. Но следовало ли этому удивляться, зная, что он нашел утешение в объятиях Анны? Бет снова почувствовала приступ негодования, ей хотелось, чтобы он ушел. И в то же время его слова заинтересовали ее.
   – Почему именно мне следовало родиться в доме моей матери?
   В его глазах Бет прочла одновременно и одобрение, и осуждение:
   – Тот, кто бросает вызов Торденгорну и Дому у Черного Залива, был бы хорошим компаньоном для вашего деда, деспотичного патриарха Холстейнгаарда.
   Пауль вышел. Если бы он не закрыл за собой дверь, она не удержалась и сама захлопнула бы ее. Он заставил ее почувствовать себя воинственной амазонкой и принял ее независимость как должное, словно не допускал и мысли о том, что Бет могла, как и любая женщина, быть слабой и беззащитной.
 
   Жизнь в старом доме потекла, как прежде. Пришел плотник, затянул болты в дверцах шкафа и, с силой захлопнув их, заверил, что больше они открываться не будут. Бет навестила фру Сандвиг; женщина поправлялась медленно. Бет спросила, почему тогда она не пошла той дорогой, которой ходила всегда. Женщина сказала, что почувствовала себя плохо и решила обратиться за помощью в Нилсгаард.
   – Но я совсем не помню, как упала в лесу, – сказала она слабым голосом. – Помню только, что очнулась дома в постели.
   Дочь фру Сандвиг поблагодарила за фрукты и другие деликатесы, которые Бет принесла для больной.
   – Вы нашли кого-нибудь, кто согласился бы делать уборку в вашем доме? – спросила она.
   – Нет, я еще не занималась этим. Можете кого-нибудь порекомендовать?
   Девушка отвела глаза.
   – Нет. И даже если бы знала, никому не посоветовала бы взяться за эту работу… после того, что случилось с мамой. Этот дом приносит несчастья… Вам бы лучше самой переехать оттуда, пока не случилось беды.
   Слова девушки произвели на Бет гнетущее впечатление. Поэтому она необычайно обрадовалась, встретив на обратном пути гувернантку. Они шли вместе, беседуя о разном. Бет рассказала, как ее поразило состояние транса, в котором она застала Джулиану на валуне.
   – Я думаю, что она пытается вернуть голос, – поделилась догадкой фрекен Ларсен. —
   Она потеряла дар речи именно там, и, возможно, какие-то воспоминания заставляют ее возвращаться на то место в надежде снова заговорить. Поэтому я особенно и не запрещаю ей туда ходить. Это не транс – просто глубокая сосредоточенность, мисс Стюарт.
   Когда они расстались. Бет пошла к валуну и постояла на том месте, где застала Джулиану. Что она видела оттуда? Сбоку просматривался старый дом. Впереди, на другом берегу – Холстейнгаард. Три угла треугольника. Внизу лежало озеро; сейчас его гладь отливала нежно-голубым, но в ту ночь, когда воды сомкнулись над головой Джины, оно было освещено лунным светом. Что именно преследовало Джулиану – желание вновь заговорить или вспомнить подробности трагедии?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Спустя несколько дней Бет решила взобраться на высокие утесы на краю долины, где, как ей говорили, можно было найти редкие цветы ярко-пурпурного цвета, известные под названием «арктическая роза».
   По пути ей попался экипаж, который подвез Бет до водопада. Поворачивая назад, возница спросил:
   – По какой тропинке вы собираетесь подняться?
   Она указала на извилистую дорожку, петлявшую через лес. Он одобрительно кивнул и крикнул, заглушая звук воды:
   – Идите по ней, не сворачивая!
   Бет начала восхождение, стараясь не терять из виду нужную вершину, которая время от времени появлялась в просветах между деревьями, словно наблюдая за самозваной гостьей.
   Бет радовалась, что ей удается подниматься довольно быстро, мышцы ног окрепли, она двигалась легко и свободно. В детстве Бет получила хорошую закалку, лазая по горам в окрестностях Эдинбурга и в других горных местностях, теперь потребовалось только вспомнить прежние навыки.
   Наконец Бет добралась до промежуточной вершины и сверху осмотрела долину: колосья налились спелостью, травы давали уже второй укос за лето, и крестьяне не теряли времени. Она продолжила восхождение. Внезапно девушка поняла, что сошла со своей тропы. Она и сама не могла точно сказать, как это случилось, просто вдруг увидела Торденгорн под несколько другим углом. Бет не очень встревожилась, ибо день был не жаркий, а в меру теплый и вполне ясный, поэтому можно было не опасаться, что тучи закроют пик, и по-прежнему использовать его как ориентир, хотя, потеряв тропинку, определять направление движения стало труднее. В ее коробочке уже лежало несколько разных видов роз, но пурпурная, которую она искала, пока не попадалась.
   Через некоторое время, однако, она набрела на пурпурный цветок, но он уже увял. Все же появилась реальная надежда, и Бет продолжала идти, не поднимая глаз, спотыкаясь о выступы и обходя валуны, перепрыгивая через горные ручьи и утопая по щиколотку в сыром мху, но упорно продвигаясь вверх, влекомая страстным желанием найти арктическую розу. Наконец, алая головка мелькнула в расщелине скалы. Бет не могла поверить собственным глазам – перед ней предстал целый куст с шестью бутонами цвета темно-красного бархата. Затаив дыхание от волнения, Бет нагнулась, чтобы сорвать цветы, не повредив корни, для чего машинально оперлась о небольшой выступ скалы. Когда она выпрямилась, откуда-то из проема между скалами на нее вдруг посыпалась земля. Цветы, правда, остались на месте, но тот клочок земли, где они росли, теперь завис в воздухе. Бет подобралась ближе; цветы словно ждали, когда она протянет за ними руку.
   – Не двигайтесь! Ради Бога, не двигайтесь!