Страница:
– У вас нет собственной земли?
– Нет. Я младший сын – как и нареченный вашей госпожи.
– Ну, стало быть, вы его понимаете.
– Да нет. Ведь каждый понимает лишь собственную ситуацию. У моего отца было только одно поместье, и оно отошло моему брату.
И голос, и глаза у Джона были серьезными, и Элизабет почувствовала, что о многом он умолчал. Он смотрел вперед на дорогу, и Элизабет могла разглядывать его профиль.
– А вам кажется, что вы могли бы распорядиться им лучше, чем ваш брат? – спросила она.
– Я в этом даже не сомневаюсь, но что толку говорить о прошлом, которое невозможно изменить.
– Значит, вы учились на бейлифа, когда занимались тренировкой как рыцарь?
– Нет, это было раньше. Отец хотел, чтобы я получил профессию, а я всегда был силен в арифметике. Я был маленьким, неуклюжим ребенком, и отец не думал, что из меня получится хороший рыцарь. И я ездил вместе с бейлифами от одного поместья к другому и овладевал профессией.
– Вас устраивали планы отца?
Сэр Джон усмехнулся:
– Нет, я был в бешенстве. Но это было лучше, чем стать священником, от чего я отказался наотрез. Я-то знал, что из меня получится хороший рыцарь, и меня злило, что отец этого не видел. А мой брат с детства был активным и всегда во всем преуспевал.
– И вам было трудно угнаться за ним.
– Трудно, но, возможно, мне нужен был такой стимул. Я изучил бухгалтерское дело и методы ведения фермерского хозяйства настолько, чтобы нас не могли обмануть наши собственные бейлифы. А затем взялся за шпагу.
– И преуспели в этом.
Джон вскинул бровь:
– Вы так легко готовы мне поверить?
Элизабет окинула взглядом его широкие плечи и покраснела.
– Просто вы выглядите так… как если бы хорошо владели шпагой.
– Но тогда я так не выглядел. Даже тупая тренировочная шпага была мне не с руки. – Он вздохнул. – Мой отец был в отчаянии. Увы, он умер раньше, чем я смог доказать ему, что способен преуспеть и в этом.
– Но вы доказали это вашему брату.
– Нет, ему тоже не доказал. Он проявлял мало интереса к моим достижениям. И хотя я получил рыцарское звание, мне очень накладно было носить доспехи и владеть хорошо обученной и готовой к бою лошадью.
Недостаток денег не дал Джону возможности воплотить в жизнь свои мечты, подумала Элизабет, искренне ему сочувствуя.
– Мне повезло, что отец настоял, чтобы я овладел профессией, – добавил сэр Джон.
– Как и мой отец, – сказала Элизабет от имени Анны.
– И вы преуспели.
– Я надеюсь удачно выйти замуж – вот тогда я преуспею.
– А за кого мечтает выйти замуж горничная?
Элизабет открыла было рот для быстрого ответа, но заколебалась. Потом все же сказала:
– Горничная мечтает выйти замуж за йомена, владеющего собственностью и имеющего шанс подняться выше.
– Достойная мечта.
Элизабет бросила на него быстрый взгляд, пытаясь понять, не дразнит ли ее Джон, но он был серьезен.
– А на ком мечтает жениться бейлиф?
Она затаила дыхание, надеясь, что он не скажет «на горничной».
Но сэр Джон засмеялся:
– Я бедный бейлиф. Пока я не заработаю денег, чтобы иметь право жениться, боюсь, мне придется оставаться одиноким мужчиной.
– Не могу себе представить, чтобы такой мужчина, как вы, оставался одиноким, – произнесла она, думая о своем столь быстро возникшем влечении к нему.
– Такой мужчина, как я? – переспросил он с улыбкой.
Элизабет откашлялась и снова уставилась на дорогу.
К счастью, на гребне холма уже показалась деревушка Хиллсли.
– Ну, мужчина, который готов флиртовать с каждой встречной девушкой. Наверняка кое-кто из них отвечает ему взаимностью.
– Вы видели, чтобы я флиртовал с каждой встречной девушкой? – поинтересовался Джон. – Мои действия дают повод так думать?
Элизабет смутилась. Мужчины никогда не обращались с ней столь фамильярно, и сейчас она могла легко попасться в сети этого… флирта.
– Я просто предположила, что вы флиртуете с каждой девушкой, поскольку вы заигрываете со мной.
– А вы полагаете, что я не считаю вас достойной мо его внимания?
Элизабет нахмурилась:
– Я не знаю, чем объясняется ваше поведение. Но мы уже приехали.
Он натянул вожжи и остановил повозку на небольшой деревенской площади. В центре ее находился колодец, неподалеку паслись овцы и коровы. Небольшие дома стояли у перекрестка дорог, а на некотором удалении на холме возвышалась усадьба Хиллсли-Мэнор, построенная из желтого камня. «Интересно, – подумала Элизабет, – там ли находится на лечении заболевший бейлиф мастер Уилден?»
После того как сэр Джон не без труда слез с повозки, он был представлен Хью, помощнику мастера Уилдена, который выразил сочувствие сэру Джону по поводу синяков на лице. Элизабет старалась оставаться на заднем плане, не привлекая к себе внимания. Это было несложно, поскольку сэр Джон прекрасно справлялся со своей задачей. Элизабет шла позади группы и восхищалась покоем деревенского пейзажа. Она и раньше здесь бывала, по всегда мимоходом, по пути куда-то еще.
Сейчас у нее была возможность посмотреть на все внимательнее. Она видела мужа и жену, которые работали в саду позади их маленького двухкомнатного каменного коттеджа. Неподалеку по земле ползал ребенок. Его родители обменивались взглядами, которые свидетельствовали об их любви друг к другу. Мужчина явно не считал, что его жена должна быть объектом поклонения, как это подается в романтических поэмах. Элизабет казалось, что вот так к ней относился бы Уильям, и она мечтала именно о таком отношении. И все же было нечто трогательное в том, как этот фермер смотрел на свою жену.
Постепенно Джон пришел к выводу, что совсем неплохо иметь рядом Анну. Она многое знала о деревне и поместье, хотя поначалу ее непросто было вовлечь в разговор. Она неловко отворачивалась, словно испытывала неуверенность, оказавшись вне замка. А ведь Анна была одной из тех женщин, которые – и Джон мог в этом поклясться – не теряли уверенности в любой ситуации.
Сначала Хью рассказал Джону об обязанностях каждого из жителей деревни и заверил, что все работают достойно. Потом они встретились со сторожем, следящим за сохранностью изгородей, не позволявших овцам слишком далеко разбредаться. Поговорили об урожае, который обещал быть хорошим.
Наконец Джон остановился и, балансируя на костыле, поинтересовался:
– А как чувствует себя мастер Уилден?
Белокурый Хью вытер рукой влажный лоб и нахмурился.
– Мастер Уилден страдает от горячки уже несколько дней, однако целительница уверена, что он поправится. Однако из-за преклонного возраста ему понадобится на это время.
Джон кивнул, испытав облегчение оттого, что мужчина сможет вернуться к своим обязанностям бейлифа.
– Не знаете, он хотел бы поговорить со мной?
Хью покачал головой:
– Милорд, он спит большую часть дня. Может быть, в ваш следующий приезд. Вы останетесь на ужин?
Джон заметил, что вопрос обеспокоил Анну.
– Спасибо за любезное приглашение, Хью, – сказал Джон, продолжая наблюдать за Анной, – но мы хотели бы вернуться до наступления темноты. Наш повар снабдил нас едой на время нашего путешествия.
Анна отвернулась, но Джону показалось, что она испытала облегчение.
Когда они ехали в повозке в замок, жители деревни, возвращавшиеся с полей после окончания работ, приветственно махали им руками. Здесь Анна проявила гораздо больше энтузиазма и махала им в ответ. А потом устремила взгляд на дорогу, вздохнула и закрыла глаза.
– Это было трудно для вас? – спросил Джон.
Она покачала головой:
– Я чувствую себя неуютно в роли вашего помощника. Ведь все знают, кто я.
– Неуютно? Но я же не просил вас что-то делать. Вам только и оставалось, что слушать и учиться.
– В таком случае я оправдала ваши ожидания, – сказала она.
Казалось, она была довольна собой. С полмили они ехали молча, а затем Джон сказал:
– По-моему, неподалеку есть небольшой ручей. Здесь мы и остановимся.
Элизабет мгновенно открыла глаза.
– Остановимся? Но ведь нам нужно добраться до темноты.
– Но и поесть нам тоже нужно. Адалия снабдила нас целой сумкой еды.
– Я могла бы поесть и по дороге.
– Ну а я нет. Еда будет вываливаться из моих рук. Так что остановимся здесь.
Они подъехали к купе деревьев. С трудом выбравшись из повозки и оказавшись на земле, Джон снова посмотрел на Анну. Та сидела в повозке с хмурым выражением лица.
Глава 9
Глава 10
– Нет. Я младший сын – как и нареченный вашей госпожи.
– Ну, стало быть, вы его понимаете.
– Да нет. Ведь каждый понимает лишь собственную ситуацию. У моего отца было только одно поместье, и оно отошло моему брату.
И голос, и глаза у Джона были серьезными, и Элизабет почувствовала, что о многом он умолчал. Он смотрел вперед на дорогу, и Элизабет могла разглядывать его профиль.
– А вам кажется, что вы могли бы распорядиться им лучше, чем ваш брат? – спросила она.
– Я в этом даже не сомневаюсь, но что толку говорить о прошлом, которое невозможно изменить.
– Значит, вы учились на бейлифа, когда занимались тренировкой как рыцарь?
– Нет, это было раньше. Отец хотел, чтобы я получил профессию, а я всегда был силен в арифметике. Я был маленьким, неуклюжим ребенком, и отец не думал, что из меня получится хороший рыцарь. И я ездил вместе с бейлифами от одного поместья к другому и овладевал профессией.
– Вас устраивали планы отца?
Сэр Джон усмехнулся:
– Нет, я был в бешенстве. Но это было лучше, чем стать священником, от чего я отказался наотрез. Я-то знал, что из меня получится хороший рыцарь, и меня злило, что отец этого не видел. А мой брат с детства был активным и всегда во всем преуспевал.
– И вам было трудно угнаться за ним.
– Трудно, но, возможно, мне нужен был такой стимул. Я изучил бухгалтерское дело и методы ведения фермерского хозяйства настолько, чтобы нас не могли обмануть наши собственные бейлифы. А затем взялся за шпагу.
– И преуспели в этом.
Джон вскинул бровь:
– Вы так легко готовы мне поверить?
Элизабет окинула взглядом его широкие плечи и покраснела.
– Просто вы выглядите так… как если бы хорошо владели шпагой.
– Но тогда я так не выглядел. Даже тупая тренировочная шпага была мне не с руки. – Он вздохнул. – Мой отец был в отчаянии. Увы, он умер раньше, чем я смог доказать ему, что способен преуспеть и в этом.
– Но вы доказали это вашему брату.
– Нет, ему тоже не доказал. Он проявлял мало интереса к моим достижениям. И хотя я получил рыцарское звание, мне очень накладно было носить доспехи и владеть хорошо обученной и готовой к бою лошадью.
Недостаток денег не дал Джону возможности воплотить в жизнь свои мечты, подумала Элизабет, искренне ему сочувствуя.
– Мне повезло, что отец настоял, чтобы я овладел профессией, – добавил сэр Джон.
– Как и мой отец, – сказала Элизабет от имени Анны.
– И вы преуспели.
– Я надеюсь удачно выйти замуж – вот тогда я преуспею.
– А за кого мечтает выйти замуж горничная?
Элизабет открыла было рот для быстрого ответа, но заколебалась. Потом все же сказала:
– Горничная мечтает выйти замуж за йомена, владеющего собственностью и имеющего шанс подняться выше.
– Достойная мечта.
Элизабет бросила на него быстрый взгляд, пытаясь понять, не дразнит ли ее Джон, но он был серьезен.
– А на ком мечтает жениться бейлиф?
Она затаила дыхание, надеясь, что он не скажет «на горничной».
Но сэр Джон засмеялся:
– Я бедный бейлиф. Пока я не заработаю денег, чтобы иметь право жениться, боюсь, мне придется оставаться одиноким мужчиной.
– Не могу себе представить, чтобы такой мужчина, как вы, оставался одиноким, – произнесла она, думая о своем столь быстро возникшем влечении к нему.
– Такой мужчина, как я? – переспросил он с улыбкой.
Элизабет откашлялась и снова уставилась на дорогу.
К счастью, на гребне холма уже показалась деревушка Хиллсли.
– Ну, мужчина, который готов флиртовать с каждой встречной девушкой. Наверняка кое-кто из них отвечает ему взаимностью.
– Вы видели, чтобы я флиртовал с каждой встречной девушкой? – поинтересовался Джон. – Мои действия дают повод так думать?
Элизабет смутилась. Мужчины никогда не обращались с ней столь фамильярно, и сейчас она могла легко попасться в сети этого… флирта.
– Я просто предположила, что вы флиртуете с каждой девушкой, поскольку вы заигрываете со мной.
– А вы полагаете, что я не считаю вас достойной мо его внимания?
Элизабет нахмурилась:
– Я не знаю, чем объясняется ваше поведение. Но мы уже приехали.
Он натянул вожжи и остановил повозку на небольшой деревенской площади. В центре ее находился колодец, неподалеку паслись овцы и коровы. Небольшие дома стояли у перекрестка дорог, а на некотором удалении на холме возвышалась усадьба Хиллсли-Мэнор, построенная из желтого камня. «Интересно, – подумала Элизабет, – там ли находится на лечении заболевший бейлиф мастер Уилден?»
После того как сэр Джон не без труда слез с повозки, он был представлен Хью, помощнику мастера Уилдена, который выразил сочувствие сэру Джону по поводу синяков на лице. Элизабет старалась оставаться на заднем плане, не привлекая к себе внимания. Это было несложно, поскольку сэр Джон прекрасно справлялся со своей задачей. Элизабет шла позади группы и восхищалась покоем деревенского пейзажа. Она и раньше здесь бывала, по всегда мимоходом, по пути куда-то еще.
Сейчас у нее была возможность посмотреть на все внимательнее. Она видела мужа и жену, которые работали в саду позади их маленького двухкомнатного каменного коттеджа. Неподалеку по земле ползал ребенок. Его родители обменивались взглядами, которые свидетельствовали об их любви друг к другу. Мужчина явно не считал, что его жена должна быть объектом поклонения, как это подается в романтических поэмах. Элизабет казалось, что вот так к ней относился бы Уильям, и она мечтала именно о таком отношении. И все же было нечто трогательное в том, как этот фермер смотрел на свою жену.
Постепенно Джон пришел к выводу, что совсем неплохо иметь рядом Анну. Она многое знала о деревне и поместье, хотя поначалу ее непросто было вовлечь в разговор. Она неловко отворачивалась, словно испытывала неуверенность, оказавшись вне замка. А ведь Анна была одной из тех женщин, которые – и Джон мог в этом поклясться – не теряли уверенности в любой ситуации.
Сначала Хью рассказал Джону об обязанностях каждого из жителей деревни и заверил, что все работают достойно. Потом они встретились со сторожем, следящим за сохранностью изгородей, не позволявших овцам слишком далеко разбредаться. Поговорили об урожае, который обещал быть хорошим.
Наконец Джон остановился и, балансируя на костыле, поинтересовался:
– А как чувствует себя мастер Уилден?
Белокурый Хью вытер рукой влажный лоб и нахмурился.
– Мастер Уилден страдает от горячки уже несколько дней, однако целительница уверена, что он поправится. Однако из-за преклонного возраста ему понадобится на это время.
Джон кивнул, испытав облегчение оттого, что мужчина сможет вернуться к своим обязанностям бейлифа.
– Не знаете, он хотел бы поговорить со мной?
Хью покачал головой:
– Милорд, он спит большую часть дня. Может быть, в ваш следующий приезд. Вы останетесь на ужин?
Джон заметил, что вопрос обеспокоил Анну.
– Спасибо за любезное приглашение, Хью, – сказал Джон, продолжая наблюдать за Анной, – но мы хотели бы вернуться до наступления темноты. Наш повар снабдил нас едой на время нашего путешествия.
Анна отвернулась, но Джону показалось, что она испытала облегчение.
Когда они ехали в повозке в замок, жители деревни, возвращавшиеся с полей после окончания работ, приветственно махали им руками. Здесь Анна проявила гораздо больше энтузиазма и махала им в ответ. А потом устремила взгляд на дорогу, вздохнула и закрыла глаза.
– Это было трудно для вас? – спросил Джон.
Она покачала головой:
– Я чувствую себя неуютно в роли вашего помощника. Ведь все знают, кто я.
– Неуютно? Но я же не просил вас что-то делать. Вам только и оставалось, что слушать и учиться.
– В таком случае я оправдала ваши ожидания, – сказала она.
Казалось, она была довольна собой. С полмили они ехали молча, а затем Джон сказал:
– По-моему, неподалеку есть небольшой ручей. Здесь мы и остановимся.
Элизабет мгновенно открыла глаза.
– Остановимся? Но ведь нам нужно добраться до темноты.
– Но и поесть нам тоже нужно. Адалия снабдила нас целой сумкой еды.
– Я могла бы поесть и по дороге.
– Ну а я нет. Еда будет вываливаться из моих рук. Так что остановимся здесь.
Они подъехали к купе деревьев. С трудом выбравшись из повозки и оказавшись на земле, Джон снова посмотрел на Анну. Та сидела в повозке с хмурым выражением лица.
Глава 9
Сидя на скамейке повозки, Элизабет смотрела сверху вниз на сэра Джона. Здесь было покойно и уединенно. Деревья укрывали ручей от дороги, слышался лишь легкий плеск воды.
Они были одни. Совершенно, по-настоящему одни. Никто не остановит его, если он попытается…
Что? Что он попытается сделать с ней? Она знает его считанные дни, и это хрупкое ощущение дружбы между ними могло быть всего лишь иллюзией. Возможно, это даже было частью подлого заговора.
Заговора с целью соблазнить горничную? Но зачем ему это, если с его лицом и характером он способен увлечь любую женщину, какую только захочет?
– Анна, – сказал сэр Джон, протягивая руку, – могу и помочь вам спуститься?
Он был ранен, и Элизабет повернулась, чтобы самостоятельно спуститься на землю, но Джон обхватил ее за талию и приподнял. От неожиданности она схватилась за его плечи, пока он опускал ее на землю. Несколько мгновений они стояли в обнимку, глядя друг на друга. Элизабет ощущала его силу, чувствовала, как напряглись мышцы на его плечах. Его большие ладони лежали на ее талии. Элизабет была высокого для женщины роста, однако она не доставала даже до его плеча.
Она сделала шаг в сторону, стараясь смотреть куда угодно, только не ему в глаза.
– Значит, вы захватили с собой еду?
– Конечно. – Сэр Джон протянул руку к задней части повозки и извлек раздувшуюся сумку.
– Мы можем поесть вот здесь, – сказала она, оглядывая покрытую травой полянку.
Джон улыбнулся:
– Я предлагаю сделать это под сенью деревьев у самого ручья. Нам захочется пить. Да и не хотите же вы, чтобы ваша белоснежная кожа покраснела от солнца. Распакуйте сумку, а я пока обихожу лошадь.
Элизабет скрипнула зубами и, нахмурившись, шагнула к воде.
– У вас такой вид, словно вы возвращаетесь с поля боя, – усмехнулся Джон.
Элизабет ничего не ответила. Под деревьями было прохладно. Ручей бежал по камням, затем делал поворот и скрывался за холмом. Из-под папоротников проглядывали цветы. Это было тихое, спокойное место, и Элизабет почувствовала, как ее тревога отступает. Ничего страшного. Они поедят и поедут. Сейчас еще не так поздно, и они вполне успеют добраться домой засветло.
Адалия предусмотрела все, когда собирала сумку. Там оказалось и покрывало, на которое можно было сесть; Элизабет расстелила его и, встав на него коленями, извлекла круглую буханку хлеба, сыр и миндальные орехи. Здесь нашелся даже эль. От этой вроде бы непритязательной еды у Элизабет потекли слюнки.
Она услышала неровные шаги приближающегося сэра Джона и оглянулась. Ее удивило выражение решимости на его лице, но в следующую секунду он улыбнулся, и Элизабет тут же забыла об этом.
– Какое великолепное покрывало, – сказал он, отбрасывая в сторону костыль.
Нагнувшись, Джон уперся руками в покрывало, развернулся и сел рядом с ней, а вовсе не напротив, как рассчитывала Элизабет. Сегодня все шло иначе, чем она предполагала, и у нее возникли опасения, что все может быть еще хуже.
– Миндальные орехи? – удивился Джон. – Ваша кухарка с большим уважением относится к вам, если не жалеет такого деликатеса.
Элизабет кивнула, мысленно отругав Адалию за такую оплошность. Разломив хлеб, она протянула сэру Джону кусок, заметив при этом, что пальцы у нее дрожат.
Он тоже это заметил, перестал улыбаться и внимательно посмотрел на девушку:
– Анна, чего вы боитесь? В чем причина вашей нервозности? Надеюсь, в этом нет моей вины?
– Разумеется, нет, – бодро проговорила Элизабет, нервно разламывая хлеб на более мелкие куски. – Просто я давно не видела мою госпожу и меня волнует, что сейчас происходит в Олдерли.
– Надеюсь, я смогу хотя бы немного успокоить вас. Дело в том, что я попросил Филиппа по возможности держать башню в поле зрения. Он уже подружился с солдатами, и я уверен, что он сможет предотвратить неприятности.
– Но… зачем он завязывает дружбу, а затем рискует и восстанавливает против себя солдат?
Сэр Джон пожал плечами и буквально вгрызся в кусок сыра.
– Он делает это… ради моей госпожи? – тихо спросила Элизабет.
– Пока ваш бейлиф и я не поправимся, мы с Филиппом останемся в замке Олдерли. И вполне разумно оказывать помощь там, где мы можем. – Сэр Джон устремил на нее взгляд своих голубых глаз. – Потому что вашей госпоже помочь можете только вы. Баннастер, похоже, преисполнен решимости содержать ее в одиночестве и довести до отчаяния.
Элизабет кивнула, продолжая крошить кусок хлеба.
– И вы нашли свой способ помочь? – выпалила она.
Он насторожился:
– Что вы имеете в виду?
– Кто-то спустил с верхушки башни корзину с едой к окну леди Элизабет.
Нахмурившись, сэр Джон сказал:
– Ни я, ни мой помощник не делали этого.
Элизабет была разочарована; ведь если бы сэр Джон признался, то по крайней мере она бы знала, кто ее благодетель. А сейчас…
– Вы выглядите такой печальной, – пробормотал он. Сэр Джон опустился на один локоть, и его голова оказалась очень низко.
И совсем близко от Элизабет.
Он протянул руку, и она оцепенела, когда он дотронулся до ее щеки, позволив пальцам легонько скользнуть по ней. Но это прикосновение, вместо того чтобы успокоить Элизабет, словно воспламенило ее кожу. Она вздрогнула и попыталась поглубже вдохнуть, но вместо вдоха у нее вырвался какой-то всхлип. Сэр Джон снова провел рукой по ее щеке. У него была такая теплая рука! Ладонь казалась шершавой, но это только сделало прикосновение еще более приятным.
Его пальцы легонько скользнули по шее Элизабет; он притянул ее к себе, и ее лицо оказалось над его лицом. Мир Элизабет сузился настолько, что она видела лишь голубые глаза Джона, его приоткрытые губы и руку, которая поддерживала ее. Ее сопротивление было поколеблено, а затем и вовсе исчезло. Ей захотелось узнать, каково это – быть желанной женщиной. Это было головокружительное, странное, опьяняющее чувство.
Элизабет закрыла глаза, когда их губы соприкоснулись. Она ощутила вкус земляники и исходящее от него тепло. Его губы были удивительно мягкими, удивительно податливыми, они двигались по ее губам, порождая внутри тепло, которое переплавлялось в нечто новое. Его ладонь лежала на ее шее, тем самым не позволяя ей отстраниться, однако она не сердилась; в этом было что-то возбуждающее и бесстыдное, ей хотелось чувствовать себя совращенной.
Когда его язык вторгся между ее губами, Элизабет так удивилась, что нисколько не препятствовала этому вторжению; возросшее удовольствие стало для нее приятным сюрпризом. Джон немного повернул ее голову. Лишь чуточку поколебавшись, Элизабет встретила его язык кончиком своего языка. Джон застонал и притянул Элизабет еще ближе. Ее рука, лежавшая на его груди, ослабла, и грудь прижалась к его груди. В груди Элизабет заныло от сладостной боли. Мелькнула мысль, что он сможет дать ей то, что ей так нужно.
И одновременно с этим родились сомнения.
Когда пальцы Джона соскользнули с ее шеи и переместились к чепцу, она чуть отодвинулась назад, прервав поцелуй. Их губы все еще находились совсем рядом, рот Джона оставался влажным, дышал он так же прерывисто, как и она.
– Я никогда не видел ваших волос, – прошептал он. Элизабет резко откинулась назад. Фраза о волосах напомнила ей обо всех секретах, которые она скрывала.
– Нет-нет, о чем я только думаю, позволяя подобную фамильярность?
Джон сделал глубокий вдох, закрыл глаза, на лице его появилось выражение боли.
– Вы не поцелуете меня снова?
– День клонится к закату, – сказала она твердо, показывая на запад. – Я не хотела останавливаться для еды, а тем более для… – В смятении она оборвала себя. – Не просите меня о подобной интимной вещи.
Джон уставился на Анну, пораженный ее непреклонностью. Она поспешно принялась паковать остатки еды. Он никогда не встречал девушки, которая не хотела бы его поцелуя, хотя и признавал, что мотивацией для многих из них было обещание заплатить. Секс всегда был неотъемлемой частью общения, положил ли он глаз, на девственницу или его влекло очарование приключения.
Гнев Анны его поразил. Ведь она упоминала, что ее родители хотели вскоре видеть ее замужем – а разве бейлиф не более престижен, чем простой фермер? Он полагал, что она отреагирует на его совращение с радостью, хотя, возможно, позже будет по этому поводу переживать.
Ее гнев казался… каким-то неправильным, и это заставило Джона задуматься о других необычных вещах, имеющих к ней отношение. Для служанки, которая выросла в замке Олдерли, Анна казалась удивительно далекой от остального народа, и все слуги словно старались избегать ее.
При этом Анна казалась ему вполне доброжелательной, и он готов был объяснить подобное отношение к ней влиянием ее госпожи. Это еще больше заставляло его опасаться женщины, на которой он должен был жениться и которую предал уже тем, что поцеловал ее горничную.
Но ведь он должен спасти леди Элизабет. И только Анна имеет доступ в башню. Анна, с аппетитными, сладкими губами, с тяжелой грудью, которой на короткий миг прижалась к нему. Он ощущал родство с ней, вероятно потому, что она была низкого происхождения, как и он, прежде чем его возвысили присвоением титула.
Возможно, пришла пора рассказать ей правду, размышлял он. Лишь тогда он сможет прекратить заигрывание с ней. Она была, в конце концов, единственным человеком, стоящим между ее госпожой и Баннастером. К тому же она вызвала гнев Милберна, пытаясь отправить послание королю.
А сейчас она была рассержена на него, Джона. Но сердилась ли она на него или на себя за то, что забыла о своей госпоже в минуту удовольствия?
И как ему узнать, может ли он ей довериться, если ее люди избегают ее?
У него не было сейчас на это ответа. Он решил поговорить с Филиппом, чтобы услышать его здравое мнение, так как боялся, что более не может быть объективным, когда дело касается Анны.
Джон встал, опираясь на здоровую ногу, пристроил костыль под мышкой и сошел с покрывала. Анна тут же сложила его и сунула в сумку. И хотя Джон понимал, что этого делать не следует, он оставался рядом, глядя на нее и испытывая соблазн толкнуть ее на траву и…
Он должен немедленно побороть это желание, пока оно не обернулось против него и не испортило все дело.
По пути к замку Элизабет отвергала все попытки сэра Джона вовлечь ее в разговор. Она была сердита на него, но еще больше на себя за то, что не проявила твердости, уступила ему. Она пыталась не замечать того, как стучит ее сердце. А вкус его…
Нет, она просто в бешенстве от самой себя! Он не может оставаться здесь бейлифом, за кого бы она ни вышла замуж. Как она сможет смотреть на него каждый день, зная о том, что между ними произошло?
Когда повозка въехала во внутренний двор, Элизабет даже не поинтересовалась, не нуждается ли сэр Джон в том, чтобы ему помогли спуститься на землю. Она просто схватила сумку и вбежала в замок. Ужин уже закончился, и солдаты, по своему обыкновению, теперь отдавали дань элю. Кто-то из них попытался схватить Элизабет за руку, но она увернулась и поспешила на кухню. Адалии там не оказалось, были лишь парни, которые чистили металлические подставки для плит. Адалия была, вероятно, со своим сыном, и Элизабет не хотела ее беспокоить.
Элизабет отчаянно хотелось поговорить с какой-нибудь женщиной. Она не могла забыть своего первого поцелуя. Пыталась представить, каким бы он был с Уильямом – этим деликатным, тонко чувствующим поэтом. Уильям никогда не просунул бы язык ей в рот. Это было неправильно, неприлично!
Но тогда почему это было так приятно?
Подавив стон, Элизабет покинула кухню и направилась к башне. Солдаты, возможно, позволят ей войти, если увидят, что она не несет еду.
Элизабет сделала обоим солдатам книксен. Молодой Лайонел, представитель Олдерли, густо покраснел, видимо, полагая, что ей не следует так унижаться перед ним.
– Лайонел, я могу повидаться с леди Элизабет?
Солдат Баннастера прислонил свое оружие к двери, преградив ей путь.
Лайонел поморщился.
– М… Анна, мастер Милберн предупредил, чтобы вас не пускали наверх сегодня.
– Но леди Элизабет не знает об этом! Она будет волноваться. Я лишь хочу ей сказать, что…
– Она знает, – бесстрастно объявил солдат Баннастера.
Элизабет вопросительно взглянула на Лайонела.
– Она была здесь, внизу, около часа назад, – пояснил Лайонел. – Беспокоилась, конечно, о вас. Мы сказали ей через дверь, что вам приказано сегодня не навещать ее, а завтра вы придете.
Элизабет прислонилась к стене и облегченно закрыла глаза.
– Значит, моя госпожа спокойно отдохнет, – пробормотала она. Пусть она не смогла пообщаться с Анной лично, но эта новость ее успокоила. – Спасибо, Лайонел.
Повернувшись, Элизабет пошла по коридору, не имея понятия о том, куда идет. Она чувствовала себя уставшей, на душе было тоскливо и смутно. Ее план послать просьбу о помощи обернулся неудачей и наказанием Анны – бедной девушки, которая больше всех страдала в этой ситуации. Ее же наказание лишь позволило сэру Джону еще более приблизиться к ней, в результате чего она ответила на его поцелуй, как…
Чья-то рука внезапно зажала Элизабет рот, и вместо вскрика она смогла издать лишь глухой сдавленный звук. Рука обхватила ее за талию и сжала с такой силой, что она не могла вздохнуть.
– Я говорил, что найду тебя в другой раз, – услышала она над ухом хриплый голос.
Когда он говорил, по ее шее задвигалась борода, и Элизабет тут же узнала того бородатого солдата, который накануне вечером цеплялся к ней за ужином.
Она стала вырываться, но ее руки оказались крепко прижаты к бокам. Элизабет попыталась ударить его ногой, но солдат лишь рассмеялся и оторвал ее от земли. Девушка в отчаянии огляделась, не понимая, где она находится.
Когда свободная рука солдата сжала ей грудь, она закричала; а затем впилась зубами в его руку. Теперь пришел его черед завыть от боли. Элизабет пнула его ногой с еще большей силой, и, к ее удивлению, он ослабил хватку и согнулся у нее за спиной. Ноги Элизабет коснулись земли, однако солдат продолжал ее удерживать. Он схватился рукой за ее декольте; раздался треск материи, и Элизабет грудью ощутила прохладу воздуха. Ее обуял такой ужас, что она едва не потеряла сознание.
– Отпусти ее сейчас же!
Она не сразу узнала голос сэра Джона; в нем появились опасные угрожающие нотки.
Бородатый солдат повернулся, реагируя на новую помеху, однако продолжал прижимать Элизабет к себе.
Сэр Джон появился из коридора; одной рукой он держал перед собой костыль, в его другой руке был маленький кинжал. Влажные волосы упали ему на лоб; выросшая за день щетина придавала грозный вид, шрам на его лице усиливал этот эффект. Теперь он уже не был бейлифом – он был воином, воином со сломанной ногой, как осознала в смятении Элизабет.
– Я видел, как ты смотрел на нее, калека, но я взял ее первый.
– Отпусти ее, и я отпущу тебя, не причинив тебе увечья, – сказал сэр Джон, подходя к ним все ближе.
Бородатый солдат не собирался отступать.
– Не причинишь увечья? А ты не думаешь, что я могу тебя запросто убить?
– Не сможешь, пока не отпустишь заложницу.
Сэр Джон почти не смотрел на нее. Все его внимание было обращено на противника. Даже когда солдат передвинул руку пониже и Элизабет поняла, что ее грудь уже не прикрыта лифом, это не отвлекло сэра Джона.
– Ты не хочешь взглянуть на то, что я завоевал? – ерничая, спросил солдат.
Костыль просвистел над головой Элизабет, и она ус дышала треск удара о череп насильника. Тот отпрянул назад и выпустил ее из рук. Она стрелой проскочила пол рукой сэра Джона, но, споткнувшись, упала. Повернув голову, Элизабет увидела, что бородатый солдат достает шпагу. Она ахнула; однако солдат еще не пришел в себя от удара по голове, нарушившего его координацию. Он высоко поднял шпагу, но сэр Джон изловчился и локтем ударил его в живот. Солдат покачнулся, громко взревел и сделал резкий выпад шпагой в сторону сэра Джона. Тот увернулся, а затем нанес ему удар костылем по челюсти. Солдат рухнул на землю, дернулся и затих.
– Калека победил, – с удовлетворением заметил сэр Джон, стоя над поверженным.
Элизабет поднялась, опираясь на руки, затем схватилась за лиф платья, пытаясь его запахнуть. Голова у нее закружилась, какие-то черные точки затанцевали перед глазами.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы спасали меня! – крикнула она, теряя сознание и чувствуя, что теперь ее в свои объятия собирается принять твердый пол.
Они были одни. Совершенно, по-настоящему одни. Никто не остановит его, если он попытается…
Что? Что он попытается сделать с ней? Она знает его считанные дни, и это хрупкое ощущение дружбы между ними могло быть всего лишь иллюзией. Возможно, это даже было частью подлого заговора.
Заговора с целью соблазнить горничную? Но зачем ему это, если с его лицом и характером он способен увлечь любую женщину, какую только захочет?
– Анна, – сказал сэр Джон, протягивая руку, – могу и помочь вам спуститься?
Он был ранен, и Элизабет повернулась, чтобы самостоятельно спуститься на землю, но Джон обхватил ее за талию и приподнял. От неожиданности она схватилась за его плечи, пока он опускал ее на землю. Несколько мгновений они стояли в обнимку, глядя друг на друга. Элизабет ощущала его силу, чувствовала, как напряглись мышцы на его плечах. Его большие ладони лежали на ее талии. Элизабет была высокого для женщины роста, однако она не доставала даже до его плеча.
Она сделала шаг в сторону, стараясь смотреть куда угодно, только не ему в глаза.
– Значит, вы захватили с собой еду?
– Конечно. – Сэр Джон протянул руку к задней части повозки и извлек раздувшуюся сумку.
– Мы можем поесть вот здесь, – сказала она, оглядывая покрытую травой полянку.
Джон улыбнулся:
– Я предлагаю сделать это под сенью деревьев у самого ручья. Нам захочется пить. Да и не хотите же вы, чтобы ваша белоснежная кожа покраснела от солнца. Распакуйте сумку, а я пока обихожу лошадь.
Элизабет скрипнула зубами и, нахмурившись, шагнула к воде.
– У вас такой вид, словно вы возвращаетесь с поля боя, – усмехнулся Джон.
Элизабет ничего не ответила. Под деревьями было прохладно. Ручей бежал по камням, затем делал поворот и скрывался за холмом. Из-под папоротников проглядывали цветы. Это было тихое, спокойное место, и Элизабет почувствовала, как ее тревога отступает. Ничего страшного. Они поедят и поедут. Сейчас еще не так поздно, и они вполне успеют добраться домой засветло.
Адалия предусмотрела все, когда собирала сумку. Там оказалось и покрывало, на которое можно было сесть; Элизабет расстелила его и, встав на него коленями, извлекла круглую буханку хлеба, сыр и миндальные орехи. Здесь нашелся даже эль. От этой вроде бы непритязательной еды у Элизабет потекли слюнки.
Она услышала неровные шаги приближающегося сэра Джона и оглянулась. Ее удивило выражение решимости на его лице, но в следующую секунду он улыбнулся, и Элизабет тут же забыла об этом.
– Какое великолепное покрывало, – сказал он, отбрасывая в сторону костыль.
Нагнувшись, Джон уперся руками в покрывало, развернулся и сел рядом с ней, а вовсе не напротив, как рассчитывала Элизабет. Сегодня все шло иначе, чем она предполагала, и у нее возникли опасения, что все может быть еще хуже.
– Миндальные орехи? – удивился Джон. – Ваша кухарка с большим уважением относится к вам, если не жалеет такого деликатеса.
Элизабет кивнула, мысленно отругав Адалию за такую оплошность. Разломив хлеб, она протянула сэру Джону кусок, заметив при этом, что пальцы у нее дрожат.
Он тоже это заметил, перестал улыбаться и внимательно посмотрел на девушку:
– Анна, чего вы боитесь? В чем причина вашей нервозности? Надеюсь, в этом нет моей вины?
– Разумеется, нет, – бодро проговорила Элизабет, нервно разламывая хлеб на более мелкие куски. – Просто я давно не видела мою госпожу и меня волнует, что сейчас происходит в Олдерли.
– Надеюсь, я смогу хотя бы немного успокоить вас. Дело в том, что я попросил Филиппа по возможности держать башню в поле зрения. Он уже подружился с солдатами, и я уверен, что он сможет предотвратить неприятности.
– Но… зачем он завязывает дружбу, а затем рискует и восстанавливает против себя солдат?
Сэр Джон пожал плечами и буквально вгрызся в кусок сыра.
– Он делает это… ради моей госпожи? – тихо спросила Элизабет.
– Пока ваш бейлиф и я не поправимся, мы с Филиппом останемся в замке Олдерли. И вполне разумно оказывать помощь там, где мы можем. – Сэр Джон устремил на нее взгляд своих голубых глаз. – Потому что вашей госпоже помочь можете только вы. Баннастер, похоже, преисполнен решимости содержать ее в одиночестве и довести до отчаяния.
Элизабет кивнула, продолжая крошить кусок хлеба.
– И вы нашли свой способ помочь? – выпалила она.
Он насторожился:
– Что вы имеете в виду?
– Кто-то спустил с верхушки башни корзину с едой к окну леди Элизабет.
Нахмурившись, сэр Джон сказал:
– Ни я, ни мой помощник не делали этого.
Элизабет была разочарована; ведь если бы сэр Джон признался, то по крайней мере она бы знала, кто ее благодетель. А сейчас…
– Вы выглядите такой печальной, – пробормотал он. Сэр Джон опустился на один локоть, и его голова оказалась очень низко.
И совсем близко от Элизабет.
Он протянул руку, и она оцепенела, когда он дотронулся до ее щеки, позволив пальцам легонько скользнуть по ней. Но это прикосновение, вместо того чтобы успокоить Элизабет, словно воспламенило ее кожу. Она вздрогнула и попыталась поглубже вдохнуть, но вместо вдоха у нее вырвался какой-то всхлип. Сэр Джон снова провел рукой по ее щеке. У него была такая теплая рука! Ладонь казалась шершавой, но это только сделало прикосновение еще более приятным.
Его пальцы легонько скользнули по шее Элизабет; он притянул ее к себе, и ее лицо оказалось над его лицом. Мир Элизабет сузился настолько, что она видела лишь голубые глаза Джона, его приоткрытые губы и руку, которая поддерживала ее. Ее сопротивление было поколеблено, а затем и вовсе исчезло. Ей захотелось узнать, каково это – быть желанной женщиной. Это было головокружительное, странное, опьяняющее чувство.
Элизабет закрыла глаза, когда их губы соприкоснулись. Она ощутила вкус земляники и исходящее от него тепло. Его губы были удивительно мягкими, удивительно податливыми, они двигались по ее губам, порождая внутри тепло, которое переплавлялось в нечто новое. Его ладонь лежала на ее шее, тем самым не позволяя ей отстраниться, однако она не сердилась; в этом было что-то возбуждающее и бесстыдное, ей хотелось чувствовать себя совращенной.
Когда его язык вторгся между ее губами, Элизабет так удивилась, что нисколько не препятствовала этому вторжению; возросшее удовольствие стало для нее приятным сюрпризом. Джон немного повернул ее голову. Лишь чуточку поколебавшись, Элизабет встретила его язык кончиком своего языка. Джон застонал и притянул Элизабет еще ближе. Ее рука, лежавшая на его груди, ослабла, и грудь прижалась к его груди. В груди Элизабет заныло от сладостной боли. Мелькнула мысль, что он сможет дать ей то, что ей так нужно.
И одновременно с этим родились сомнения.
Когда пальцы Джона соскользнули с ее шеи и переместились к чепцу, она чуть отодвинулась назад, прервав поцелуй. Их губы все еще находились совсем рядом, рот Джона оставался влажным, дышал он так же прерывисто, как и она.
– Я никогда не видел ваших волос, – прошептал он. Элизабет резко откинулась назад. Фраза о волосах напомнила ей обо всех секретах, которые она скрывала.
– Нет-нет, о чем я только думаю, позволяя подобную фамильярность?
Джон сделал глубокий вдох, закрыл глаза, на лице его появилось выражение боли.
– Вы не поцелуете меня снова?
– День клонится к закату, – сказала она твердо, показывая на запад. – Я не хотела останавливаться для еды, а тем более для… – В смятении она оборвала себя. – Не просите меня о подобной интимной вещи.
Джон уставился на Анну, пораженный ее непреклонностью. Она поспешно принялась паковать остатки еды. Он никогда не встречал девушки, которая не хотела бы его поцелуя, хотя и признавал, что мотивацией для многих из них было обещание заплатить. Секс всегда был неотъемлемой частью общения, положил ли он глаз, на девственницу или его влекло очарование приключения.
Гнев Анны его поразил. Ведь она упоминала, что ее родители хотели вскоре видеть ее замужем – а разве бейлиф не более престижен, чем простой фермер? Он полагал, что она отреагирует на его совращение с радостью, хотя, возможно, позже будет по этому поводу переживать.
Ее гнев казался… каким-то неправильным, и это заставило Джона задуматься о других необычных вещах, имеющих к ней отношение. Для служанки, которая выросла в замке Олдерли, Анна казалась удивительно далекой от остального народа, и все слуги словно старались избегать ее.
При этом Анна казалась ему вполне доброжелательной, и он готов был объяснить подобное отношение к ней влиянием ее госпожи. Это еще больше заставляло его опасаться женщины, на которой он должен был жениться и которую предал уже тем, что поцеловал ее горничную.
Но ведь он должен спасти леди Элизабет. И только Анна имеет доступ в башню. Анна, с аппетитными, сладкими губами, с тяжелой грудью, которой на короткий миг прижалась к нему. Он ощущал родство с ней, вероятно потому, что она была низкого происхождения, как и он, прежде чем его возвысили присвоением титула.
Возможно, пришла пора рассказать ей правду, размышлял он. Лишь тогда он сможет прекратить заигрывание с ней. Она была, в конце концов, единственным человеком, стоящим между ее госпожой и Баннастером. К тому же она вызвала гнев Милберна, пытаясь отправить послание королю.
А сейчас она была рассержена на него, Джона. Но сердилась ли она на него или на себя за то, что забыла о своей госпоже в минуту удовольствия?
И как ему узнать, может ли он ей довериться, если ее люди избегают ее?
У него не было сейчас на это ответа. Он решил поговорить с Филиппом, чтобы услышать его здравое мнение, так как боялся, что более не может быть объективным, когда дело касается Анны.
Джон встал, опираясь на здоровую ногу, пристроил костыль под мышкой и сошел с покрывала. Анна тут же сложила его и сунула в сумку. И хотя Джон понимал, что этого делать не следует, он оставался рядом, глядя на нее и испытывая соблазн толкнуть ее на траву и…
Он должен немедленно побороть это желание, пока оно не обернулось против него и не испортило все дело.
По пути к замку Элизабет отвергала все попытки сэра Джона вовлечь ее в разговор. Она была сердита на него, но еще больше на себя за то, что не проявила твердости, уступила ему. Она пыталась не замечать того, как стучит ее сердце. А вкус его…
Нет, она просто в бешенстве от самой себя! Он не может оставаться здесь бейлифом, за кого бы она ни вышла замуж. Как она сможет смотреть на него каждый день, зная о том, что между ними произошло?
Когда повозка въехала во внутренний двор, Элизабет даже не поинтересовалась, не нуждается ли сэр Джон в том, чтобы ему помогли спуститься на землю. Она просто схватила сумку и вбежала в замок. Ужин уже закончился, и солдаты, по своему обыкновению, теперь отдавали дань элю. Кто-то из них попытался схватить Элизабет за руку, но она увернулась и поспешила на кухню. Адалии там не оказалось, были лишь парни, которые чистили металлические подставки для плит. Адалия была, вероятно, со своим сыном, и Элизабет не хотела ее беспокоить.
Элизабет отчаянно хотелось поговорить с какой-нибудь женщиной. Она не могла забыть своего первого поцелуя. Пыталась представить, каким бы он был с Уильямом – этим деликатным, тонко чувствующим поэтом. Уильям никогда не просунул бы язык ей в рот. Это было неправильно, неприлично!
Но тогда почему это было так приятно?
Подавив стон, Элизабет покинула кухню и направилась к башне. Солдаты, возможно, позволят ей войти, если увидят, что она не несет еду.
Элизабет сделала обоим солдатам книксен. Молодой Лайонел, представитель Олдерли, густо покраснел, видимо, полагая, что ей не следует так унижаться перед ним.
– Лайонел, я могу повидаться с леди Элизабет?
Солдат Баннастера прислонил свое оружие к двери, преградив ей путь.
Лайонел поморщился.
– М… Анна, мастер Милберн предупредил, чтобы вас не пускали наверх сегодня.
– Но леди Элизабет не знает об этом! Она будет волноваться. Я лишь хочу ей сказать, что…
– Она знает, – бесстрастно объявил солдат Баннастера.
Элизабет вопросительно взглянула на Лайонела.
– Она была здесь, внизу, около часа назад, – пояснил Лайонел. – Беспокоилась, конечно, о вас. Мы сказали ей через дверь, что вам приказано сегодня не навещать ее, а завтра вы придете.
Элизабет прислонилась к стене и облегченно закрыла глаза.
– Значит, моя госпожа спокойно отдохнет, – пробормотала она. Пусть она не смогла пообщаться с Анной лично, но эта новость ее успокоила. – Спасибо, Лайонел.
Повернувшись, Элизабет пошла по коридору, не имея понятия о том, куда идет. Она чувствовала себя уставшей, на душе было тоскливо и смутно. Ее план послать просьбу о помощи обернулся неудачей и наказанием Анны – бедной девушки, которая больше всех страдала в этой ситуации. Ее же наказание лишь позволило сэру Джону еще более приблизиться к ней, в результате чего она ответила на его поцелуй, как…
Чья-то рука внезапно зажала Элизабет рот, и вместо вскрика она смогла издать лишь глухой сдавленный звук. Рука обхватила ее за талию и сжала с такой силой, что она не могла вздохнуть.
– Я говорил, что найду тебя в другой раз, – услышала она над ухом хриплый голос.
Когда он говорил, по ее шее задвигалась борода, и Элизабет тут же узнала того бородатого солдата, который накануне вечером цеплялся к ней за ужином.
Она стала вырываться, но ее руки оказались крепко прижаты к бокам. Элизабет попыталась ударить его ногой, но солдат лишь рассмеялся и оторвал ее от земли. Девушка в отчаянии огляделась, не понимая, где она находится.
Когда свободная рука солдата сжала ей грудь, она закричала; а затем впилась зубами в его руку. Теперь пришел его черед завыть от боли. Элизабет пнула его ногой с еще большей силой, и, к ее удивлению, он ослабил хватку и согнулся у нее за спиной. Ноги Элизабет коснулись земли, однако солдат продолжал ее удерживать. Он схватился рукой за ее декольте; раздался треск материи, и Элизабет грудью ощутила прохладу воздуха. Ее обуял такой ужас, что она едва не потеряла сознание.
– Отпусти ее сейчас же!
Она не сразу узнала голос сэра Джона; в нем появились опасные угрожающие нотки.
Бородатый солдат повернулся, реагируя на новую помеху, однако продолжал прижимать Элизабет к себе.
Сэр Джон появился из коридора; одной рукой он держал перед собой костыль, в его другой руке был маленький кинжал. Влажные волосы упали ему на лоб; выросшая за день щетина придавала грозный вид, шрам на его лице усиливал этот эффект. Теперь он уже не был бейлифом – он был воином, воином со сломанной ногой, как осознала в смятении Элизабет.
– Я видел, как ты смотрел на нее, калека, но я взял ее первый.
– Отпусти ее, и я отпущу тебя, не причинив тебе увечья, – сказал сэр Джон, подходя к ним все ближе.
Бородатый солдат не собирался отступать.
– Не причинишь увечья? А ты не думаешь, что я могу тебя запросто убить?
– Не сможешь, пока не отпустишь заложницу.
Сэр Джон почти не смотрел на нее. Все его внимание было обращено на противника. Даже когда солдат передвинул руку пониже и Элизабет поняла, что ее грудь уже не прикрыта лифом, это не отвлекло сэра Джона.
– Ты не хочешь взглянуть на то, что я завоевал? – ерничая, спросил солдат.
Костыль просвистел над головой Элизабет, и она ус дышала треск удара о череп насильника. Тот отпрянул назад и выпустил ее из рук. Она стрелой проскочила пол рукой сэра Джона, но, споткнувшись, упала. Повернув голову, Элизабет увидела, что бородатый солдат достает шпагу. Она ахнула; однако солдат еще не пришел в себя от удара по голове, нарушившего его координацию. Он высоко поднял шпагу, но сэр Джон изловчился и локтем ударил его в живот. Солдат покачнулся, громко взревел и сделал резкий выпад шпагой в сторону сэра Джона. Тот увернулся, а затем нанес ему удар костылем по челюсти. Солдат рухнул на землю, дернулся и затих.
– Калека победил, – с удовлетворением заметил сэр Джон, стоя над поверженным.
Элизабет поднялась, опираясь на руки, затем схватилась за лиф платья, пытаясь его запахнуть. Голова у нее закружилась, какие-то черные точки затанцевали перед глазами.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы спасали меня! – крикнула она, теряя сознание и чувствуя, что теперь ее в свои объятия собирается принять твердый пол.
Глава 10
Элизабет вдруг поняла, что сэр Джон куда-то ее несет и что она не помнит, как он поднимал ее с пола. И от этого гнев Элизабет еще усилился.
– Сэр Джон! – крикнула она.
– Тсс! – Он оглянулся по сторонам, затем снова строго посмотрел на нее: – Или вы хотите, чтобы кто-то нас сейчас увидел?
Она чувствовала тепло его рук, которые крепко держали ее. Если кто-то увидит, что он несет ее… И тут Элизабет посмотрела на свой разорванный лиф, который не мог прикрыть значительную часть ложбинки на груди. Она в ужасе схватилась за него и попыталась подтянуть вверх.
– Сэр Джон! – крикнула она.
– Тсс! – Он оглянулся по сторонам, затем снова строго посмотрел на нее: – Или вы хотите, чтобы кто-то нас сейчас увидел?
Она чувствовала тепло его рук, которые крепко держали ее. Если кто-то увидит, что он несет ее… И тут Элизабет посмотрела на свой разорванный лиф, который не мог прикрыть значительную часть ложбинки на груди. Она в ужасе схватилась за него и попыталась подтянуть вверх.