Страница:
— Сюда! — проревел ничуть не растерявшийся Геракл и огрел незнакомца кулаком по голове.
Блаженно улыбаясь, пятнистый осел на пол.
— Странный наряд, — удивился Софоклюс. — Я, пожалуй, его зарисую…
— Ничего странного я здесь не вижу, — возразил могучий герой. — Придурок гулял по болоту, вот и перемазался весь с головы до ног. Мы, когда лернейскую гидру искали, не лучше выглядели.
Из очередного небольшого помещения был лишь один выход.
— Снова дверь, — грустно вздохнул историк. — Сейчас мы ее… — Геракл приподнял правую ногу.
— Да погоди…
— Что такое?
— Ты заметил, что этот… — Софоклюс указал на распростертое пятнистое тело, — говорил не по-гречески…
— Ну?
— А мы его прекрасно поняли!
— Верно! — Сын Зевса призадумался. — Мистика какая-то.
— Может, вернемся, пока не поздно? Великий герой нахмурился:
— Сын Зевса никогда…
— Ладно-ладно, идем дальше.
Новая дверь распахнулась еще легче предыдущей.
— Ой, — взвизгнула хорошенькая девушка, сидевшая у большого окна за широким столом, уставленным устройствами, похожими на те, коими пользовались олимпийцы.
— Привет! — коротко бросил Геракл, с интересом осматривая финиковую пальму в большой деревянной кадке.
Девушка прекрасно его поняла.
— Здравствуйте, а вы, собственно, к кому?
— Да вот… — несколько неопределенно промямлил Софоклюс, ошарашено пялясь на великолепный волшебный город, раскинувшийся за панорамным окном.
— Господин Эриманфский сегодня не принимает. — Девушка строго поджала розовые губки.
Но историк ее не услышал, он разглядывал с высоты птичьего полета крошечные блестящие самодвижущиеся повозки.
«Это какая же здесь высота?! — с замиранием сердца подумал он. — Да и где мы, сатир побери, оказались?»
То, что это не Греция, было ясно со всей ужасающей определенностью.
— Она у вас скоро засохнет! — пробасил Геракл, глядя с видом знатока на финиковую пальму.
— Господин Эриманфский сегодня не принимает, — сурово повторила девушка.
— Кто? — встрепенулся, отрываясь от пальмы, сын Зевса. — Хряк здесь?!
— Ой, простите. — Девушка покраснела и, наклонившись к столу, проговорила в синюю дырчатую коробку: — Джордж Платонович, тут к вам посетители.
В ответ послышались какие-то хрипы.
— Я понимаю, но они назвали вас… м… м… м… вашим старым именем. Да-да, тем, что для друзей… Заходите!
Софоклюс с Гераклом оторопело уставились на девушку.
— Заходите, господин Эриманфский вас ждет.
И она указала на величественные, обитые шкурой некоего гигантского зверя двери.
Пожав плечами, сын Зевса дернул за ручку и оказался в роскошном просторном помещении, которое вполне сгодилось бы под олимпийскую резиденцию Зевса.
— Вы кто, блин, такие? — ошеломленно воззрился на греков огромный отталкивающего вида толстяк в черном одеянии удивительного фасона.
— Я Геракл Олимпийский, сын всемогущего Зевса! — величественно представился герой. — А это мой личный хронист Софоклюс.
Софоклюс не менее величественно кивнул.
— Мать моя бабушка, — простонал толстяк, — так вы что, С ДРУГОЙ СТОРОНЫ? Но как же вы, блин, сюда пробрались?
— Шли мимо, решили заглянуть, — невозмутимо ответил великий герой.
— А где охранник?
— Пятнистый отдыхает.
— О Боже!
— Не смей поминать моего отца всуе! — проревел Геракл, выхватывая меч.
Толстяк, мертвенно побледнев, рухнул в огромное кожаное кресло.
— Как же такое, блин, могло случиться?!
— Представься, смертный! — Сын Зевса угрожающе навис над хозяином роскошных апартаментов.
— Джордж Эриманфский, частный предприниматель, фирма «Херсонес». Торгую предметами греческой старины.
— Хряк? — уточнил великий герой.
— Это моя давняя кличка, — вздрогнул толстяк, — еще с зоны.
— Признавайся в своих злодеяниях, мерзавец! — Геракл зловеще взмахнул мечом перед потным носом врага.
— Я так и знал, что всё этим кончится. — Хряк потерянно качнул головой. — Ну да ладно, мне, блин, терять уже нечего. Короче, эту «дыру», как сказал один лежащий на дне речки яйцеголовый… вернее…
Толстяк заглянул в какие-то записи на столе.
— Межпространственный портал мы обнаружили недавно…
Греки непонимающе глядели на Хряка.
— Ну… э… э… блин, проход в иное измерение! Да что вы так на меня смотрите? Я и сам в этой фигне ничего не смыслю. Короче, обнаружили мы «дыру» два года назад совершенно случайно. Бомж один по стройке лазил, свалился с бетонной площадки, бац — и он в Древней Греции. Растрепал собутыльникам, но мы вовремя обо всём узнали и вмешались. Почти всех, блин, свидетелей ликвидировали, кроме того самого бомжа, что проход нашел. Он к вам в Грецию сбежал и этим… как его… великим историком заделался…
— Наверняка это тот странный псих, — тут же вспомнил Софоклюс, — Геродот!
— Во-во! Он самый, — кивнул толстяк, — хрен поймаешь. Ну да черт с ним, с уродом, нам он вреда наделать уже не сможет.
Геракл зевнул:
— Ближе к делу. — Толстяк затравленно зыркнул на героя.
— Да ничего такого противозаконного мы не делали. Статуи переправляли, барахло всякое, оно у вас копейки стоит, а у нас это раритеты! Один археолог с ума сошел, когда новенький талант, блин, увидел. Думал, подделка. В какую-то жидкость золото сунул и с четвертого этажа лаборатории сиганул.
— Поучительно, — согласился Софоклюс, — только слишком много непонятных слов…
— Вообще-то я намеревался тебя убить, — спокойно сообщил толстяку сын Зевса, — но вижу, что ты и так уже в набедренную повязку наделал. К тому же я ожидал найти здесь кровожадное чудовище, а не трусливого потного смертного. Знай же, несчастный, что великий сын Зевса дарует тебе твою никчемную жизнь!
С этими словами, спрятав меч, могучий герой направился к выходу.
— А как же портал?! — в отчаянии крикнул ему вслед толстяк.
Геракл обернулся:
— А проход я завалю!
Софоклюс, набрасывавший план пятого подвига на свежей восковой дощечке, осторожно приблизился к странному незнакомцу.
— Скажите, а откуда в таком случае по Греции пошла о вас молва?
Толстяк вздохнул:
— В смысле, блин?
— Ну что, мол, эриманфский хряк у Псофиса бесчинствует?
— Так бомж, скотина, на Аргосе растрепал. Ненавидит меня, гадина, за то, что я его киллерам заказал.
Софоклюс кивнул и поспешил вслед за Гераклом.
— А что за пьеса ставится в вашем театре? — полюбопытствовала хорошенькая девушка, когда историк гордо вышел из роскошных покоев Хряка.
Решив пошутить, Софоклюс коротко ответил:
— Подвиги Геракла!
— А… — протянула девушка, не совсем понявшая, о ком идет речь. — Я тоже видела этот фильм. «Конан-варвар» называется.
«Опять непонятные слова», — недовольно подумал хронист. Сына Зевса он нагнал уже в пещере.
— Спускайся вниз! — Геракл скептически потрогал покатые каменные своды.
— А как же ты?
— Не спорь! Спускайся вниз и отойди как можно дальше…
Через пять минут знаменитой горы не стало.
Из обрушившихся обломков выбрался невозмутимый, но слегка перепачканный сын Зевса и, увидав вытаращившего глаза Софоклюса, показал тому отставленный вверх большой палец.
— Как?! — Херакл открыл мутный левый глаз и осоловело уставился на недовольного посланца Эврисфея. — Ты кто?
— Грек Пихто! — огрызнулся Копрей. — Я от Эврисфея. Геракл, судя по всему, уже совершил свой пятый подвиг, а ты в луже лежишь, пузыри пускаешь…
— Что же теперь делать? — в отчаянии воскликнул самозванец, понемногу приходя в себя.
— Финики сушить! — снова огрызнулся Копрей. — Слушай, дурья башка, и запоминай. Шестым подвигом Геракла будет…
Внимательно выслушав посланца Эврисфея, Херакл торжествующе улыбнулся.
Глава десятая
Блаженно улыбаясь, пятнистый осел на пол.
— Странный наряд, — удивился Софоклюс. — Я, пожалуй, его зарисую…
— Ничего странного я здесь не вижу, — возразил могучий герой. — Придурок гулял по болоту, вот и перемазался весь с головы до ног. Мы, когда лернейскую гидру искали, не лучше выглядели.
Из очередного небольшого помещения был лишь один выход.
— Снова дверь, — грустно вздохнул историк. — Сейчас мы ее… — Геракл приподнял правую ногу.
— Да погоди…
— Что такое?
— Ты заметил, что этот… — Софоклюс указал на распростертое пятнистое тело, — говорил не по-гречески…
— Ну?
— А мы его прекрасно поняли!
— Верно! — Сын Зевса призадумался. — Мистика какая-то.
— Может, вернемся, пока не поздно? Великий герой нахмурился:
— Сын Зевса никогда…
— Ладно-ладно, идем дальше.
Новая дверь распахнулась еще легче предыдущей.
— Ой, — взвизгнула хорошенькая девушка, сидевшая у большого окна за широким столом, уставленным устройствами, похожими на те, коими пользовались олимпийцы.
— Привет! — коротко бросил Геракл, с интересом осматривая финиковую пальму в большой деревянной кадке.
Девушка прекрасно его поняла.
— Здравствуйте, а вы, собственно, к кому?
— Да вот… — несколько неопределенно промямлил Софоклюс, ошарашено пялясь на великолепный волшебный город, раскинувшийся за панорамным окном.
— Господин Эриманфский сегодня не принимает. — Девушка строго поджала розовые губки.
Но историк ее не услышал, он разглядывал с высоты птичьего полета крошечные блестящие самодвижущиеся повозки.
«Это какая же здесь высота?! — с замиранием сердца подумал он. — Да и где мы, сатир побери, оказались?»
То, что это не Греция, было ясно со всей ужасающей определенностью.
— Она у вас скоро засохнет! — пробасил Геракл, глядя с видом знатока на финиковую пальму.
— Господин Эриманфский сегодня не принимает, — сурово повторила девушка.
— Кто? — встрепенулся, отрываясь от пальмы, сын Зевса. — Хряк здесь?!
— Ой, простите. — Девушка покраснела и, наклонившись к столу, проговорила в синюю дырчатую коробку: — Джордж Платонович, тут к вам посетители.
В ответ послышались какие-то хрипы.
— Я понимаю, но они назвали вас… м… м… м… вашим старым именем. Да-да, тем, что для друзей… Заходите!
Софоклюс с Гераклом оторопело уставились на девушку.
— Заходите, господин Эриманфский вас ждет.
И она указала на величественные, обитые шкурой некоего гигантского зверя двери.
Пожав плечами, сын Зевса дернул за ручку и оказался в роскошном просторном помещении, которое вполне сгодилось бы под олимпийскую резиденцию Зевса.
— Вы кто, блин, такие? — ошеломленно воззрился на греков огромный отталкивающего вида толстяк в черном одеянии удивительного фасона.
— Я Геракл Олимпийский, сын всемогущего Зевса! — величественно представился герой. — А это мой личный хронист Софоклюс.
Софоклюс не менее величественно кивнул.
— Мать моя бабушка, — простонал толстяк, — так вы что, С ДРУГОЙ СТОРОНЫ? Но как же вы, блин, сюда пробрались?
— Шли мимо, решили заглянуть, — невозмутимо ответил великий герой.
— А где охранник?
— Пятнистый отдыхает.
— О Боже!
— Не смей поминать моего отца всуе! — проревел Геракл, выхватывая меч.
Толстяк, мертвенно побледнев, рухнул в огромное кожаное кресло.
— Как же такое, блин, могло случиться?!
— Представься, смертный! — Сын Зевса угрожающе навис над хозяином роскошных апартаментов.
— Джордж Эриманфский, частный предприниматель, фирма «Херсонес». Торгую предметами греческой старины.
— Хряк? — уточнил великий герой.
— Это моя давняя кличка, — вздрогнул толстяк, — еще с зоны.
— Признавайся в своих злодеяниях, мерзавец! — Геракл зловеще взмахнул мечом перед потным носом врага.
— Я так и знал, что всё этим кончится. — Хряк потерянно качнул головой. — Ну да ладно, мне, блин, терять уже нечего. Короче, эту «дыру», как сказал один лежащий на дне речки яйцеголовый… вернее…
Толстяк заглянул в какие-то записи на столе.
— Межпространственный портал мы обнаружили недавно…
Греки непонимающе глядели на Хряка.
— Ну… э… э… блин, проход в иное измерение! Да что вы так на меня смотрите? Я и сам в этой фигне ничего не смыслю. Короче, обнаружили мы «дыру» два года назад совершенно случайно. Бомж один по стройке лазил, свалился с бетонной площадки, бац — и он в Древней Греции. Растрепал собутыльникам, но мы вовремя обо всём узнали и вмешались. Почти всех, блин, свидетелей ликвидировали, кроме того самого бомжа, что проход нашел. Он к вам в Грецию сбежал и этим… как его… великим историком заделался…
— Наверняка это тот странный псих, — тут же вспомнил Софоклюс, — Геродот!
— Во-во! Он самый, — кивнул толстяк, — хрен поймаешь. Ну да черт с ним, с уродом, нам он вреда наделать уже не сможет.
Геракл зевнул:
— Ближе к делу. — Толстяк затравленно зыркнул на героя.
— Да ничего такого противозаконного мы не делали. Статуи переправляли, барахло всякое, оно у вас копейки стоит, а у нас это раритеты! Один археолог с ума сошел, когда новенький талант, блин, увидел. Думал, подделка. В какую-то жидкость золото сунул и с четвертого этажа лаборатории сиганул.
— Поучительно, — согласился Софоклюс, — только слишком много непонятных слов…
— Вообще-то я намеревался тебя убить, — спокойно сообщил толстяку сын Зевса, — но вижу, что ты и так уже в набедренную повязку наделал. К тому же я ожидал найти здесь кровожадное чудовище, а не трусливого потного смертного. Знай же, несчастный, что великий сын Зевса дарует тебе твою никчемную жизнь!
С этими словами, спрятав меч, могучий герой направился к выходу.
— А как же портал?! — в отчаянии крикнул ему вслед толстяк.
Геракл обернулся:
— А проход я завалю!
Софоклюс, набрасывавший план пятого подвига на свежей восковой дощечке, осторожно приблизился к странному незнакомцу.
— Скажите, а откуда в таком случае по Греции пошла о вас молва?
Толстяк вздохнул:
— В смысле, блин?
— Ну что, мол, эриманфский хряк у Псофиса бесчинствует?
— Так бомж, скотина, на Аргосе растрепал. Ненавидит меня, гадина, за то, что я его киллерам заказал.
Софоклюс кивнул и поспешил вслед за Гераклом.
— А что за пьеса ставится в вашем театре? — полюбопытствовала хорошенькая девушка, когда историк гордо вышел из роскошных покоев Хряка.
Решив пошутить, Софоклюс коротко ответил:
— Подвиги Геракла!
— А… — протянула девушка, не совсем понявшая, о ком идет речь. — Я тоже видела этот фильм. «Конан-варвар» называется.
«Опять непонятные слова», — недовольно подумал хронист. Сына Зевса он нагнал уже в пещере.
— Спускайся вниз! — Геракл скептически потрогал покатые каменные своды.
— А как же ты?
— Не спорь! Спускайся вниз и отойди как можно дальше…
Через пять минут знаменитой горы не стало.
Из обрушившихся обломков выбрался невозмутимый, но слегка перепачканный сын Зевса и, увидав вытаращившего глаза Софоклюса, показал тому отставленный вверх большой палец.
* * *
— Давай вставай, остолоп! — Копрей неприязненно пихнул сандалией валявшегося в небольшом ручейке Херакла. — Ты всё пропустил…— Как?! — Херакл открыл мутный левый глаз и осоловело уставился на недовольного посланца Эврисфея. — Ты кто?
— Грек Пихто! — огрызнулся Копрей. — Я от Эврисфея. Геракл, судя по всему, уже совершил свой пятый подвиг, а ты в луже лежишь, пузыри пускаешь…
— Что же теперь делать? — в отчаянии воскликнул самозванец, понемногу приходя в себя.
— Финики сушить! — снова огрызнулся Копрей. — Слушай, дурья башка, и запоминай. Шестым подвигом Геракла будет…
Внимательно выслушав посланца Эврисфея, Херакл торжествующе улыбнулся.
Глава десятая
БИТВА С КЕНТАВРАМИ
Совершив свой пятый подвиг, великий герой Греции решил немного передохнуть, сделать небольшую паузу. В конце концов, постоянные скачки по Аттике жутко выматывали. Одно дело лежать на зеленом живописном холме, вяло наблюдая, как волки растаскивают овец, и совсем другое трястись день и ночь в подскакивающей на каждой колдобине боевой колеснице. Даже путешествуя с аргонавтами за золотым руном, Геракл так не напрягался, как в дни своих знаменитых подвигов.
«К кому бы тут поблизости заскочить? — усиленно размышлял сын Зевса, колеся по широким дорогам вокруг города Псофиса. — Интересно, у кого из местных жителей в погребах плещется лучшее вино?»
Последнюю мысль великий герой произнес вслух, чем отвлек от исторического труда недовольного Софоклюса.
— Общеизвестно, — заявил хронист, покусывая конец острой палочки, — что лучшее вино в здешних краях изготовляют кентавры.
— Кентавры? — задумчиво повторил Геракл смутно знакомое слово. — А кто это такие?
— Ну, Геракл, ты даешь! — с пафосом воскликнул Софоклюс, чуть не выронив историческую дощечку. — Кентавры — это самый мудрый греческий народ.
— А точнее?
— А точнее, это человекообразные конячки!
— Всё, вспомнил! — Сын Зевса радостно хлопнул себя ладонью по лбу. — Знаю я одного копытного мыслителя…
И, резко натянув поводья, великий герой съехал с наезженной дороги, направив дребезжащую колесницу в соседний лесок.
Сокрушенно покачав головой, Софоклюс вернулся к своему бессмертному опусу…
После охоты на быстроногую лань, продолжавшейся чуть больше года, — ловко накропал историк, — Геракл получил от Эврисфея новое поручение, а именно: сын Зевса должен был истребить эриманфскую свиноматку. Эта свиноматка жила на горе Эриманфе и ежедневно плодила прожорливых розовых поросят, которые целыми ордами опустошали сельскохозяйственные окрестности.
Особенно опасными были их предводители Них-Них, Наф-Наф и Нах-Нах. Них-Них был до безобразия жаден и коварен, Наф-Наф необычайно изворотлив и умен, ну а Нах-Нах славился своим невероятным бесстрашием и тем, что всех, кого встречал, тут же далеко посылал. Его даже волки стороной обходили, не желая связываться с этим феноменальным матерщинником.
Пришел Геракл к пресловутой горе и тут же напоролся на поросячью банду Нах-Наха, который, увидав великого героя, послал его в место хоть и не очень отдаленное, но весьма обидное. Понятно, сын Зевса не смог стерпеть такой обиды и ровно через час, разведя костер, уже вовсю закусывал жареной свининой, дегустируя отличное коринфское вино, всегда имеющееся у великого героя в объемистой походной фляге…
— Эх, — грустно вздохнул Софоклюс, — мои винные мысли непроизвольно забрели на страницы эпоса. О Зевс, это просто катастрофа…
— Сейчас-сейчас, — весело погонял лошадей Геракл, — мы всё сейчас исправим…
— В каком смысле? — насторожился историк.
— Нажремся до свинского состояния! — радостно пояснил герой.
— Но это противоречит великому эпосу!
— Хрен с ним, с эпосом, просто о пьянке не упоминай и точка.
Что и говорить, геродотово решение.
Геракл и сам не знал, откуда ему знаком четвероногий мыслитель и его скромный аккуратный домик. Софоклюс начал что-то буробить о второй божественной памяти, но сын Зевса на него зло цыкнул, и историк благоразумно заткнулся.
Фол встретил Геракла с некоторым недоумением, однако когда кентавр узнал, КТО перед ним, то искренне обрадовался и пригласил знаменитых гостей в свой дом.
— Вот, решил я, дружище Фол, между пятым и шестым подвигами навестить тебя в этих гостеприимных спокойных лесах, — сообщил сын Зевса, садясь за крепкий опрятный стол. — Дай, думаю, выпью чудесного вина с добрым старым знакомым.
— Ну, вообще-то… — смущенно промямлил кентавр, — мы раньше… м… м… м… не были знакомы.
— А это и не важно, — благодушно улыбнулся великий герой. — Главное, что еще один подвиг — и будет их ровно половина. Я правильно говорю, Софоклюс?
— Да-да, ровно половина! — подтвердил историк, сверяясь со своими записями.
— Чем не отличный повод выпить! — согласился щедрый Фол. — Друзья, я открою для вас кувшин со своим лучшим вином столетней выдержки.
— Ого! — восхищенно выдохнул сын Зевса.
— Для высокого гостя ничего не жалко.
— А вот это ты правильно, — похвалил Геракл. — Знай же, гостеприимный четвероногий друг, что имя твое будет на века занесено в героические скрижали, где… э… э… э… белым по желтому будет записано, что ты, именно ты, щедрый мудрый кентавр Фол, поднес величайшему, изнывающему от жажды герою Греции Гераклу Олимпийскому кувшин своего лучшего вина. Вот видишь этого невзрачного лысоватого мужичка…
Сын Зевса небрежно указал на залившегося краской Софоклюса.
— Ты не обращай внимания на несколько глуповатое выражение его лица, на эти маленькие, постоянно бегающие вороватые глазки и на эти руки, вечно дрожащие, как у алкоголика, да не простого алкоголика, а хроника, так сказать. Под блестящей плешью сего трусливого хлюпика скрывается мощнейший ум настоящего титана исторической мысли!
— Ну всё, с меня хватит! — гневно вскричал Софоклюс, выскакивая из домика кентавра и громко хлопая дверью.
Геракл удовлетворенно кивнул.
— Как и все великие люди, мой хронист немного вспыльчив. Ничего, это у него пройдет. Даже самый невзрачный эллин имеет неоспоримое право греться в лучах моей непостижимой славы!
— Кхе-кхе… — только и смог выдавить из себя несколько обескураженный витиеватыми речами героя Фол.
Он поставил на стол закуску (козий сыр, фрукты, сушеное мясо со специями) и, громко цокая копытами, спустился в маленький погребок своего бревенчатого домика, откуда появился уже с большим, плотно закупоренным кувшином вина.
Геракл при виде кувшина хлопнул в ладоши и плотоядно облизнулся, предвкушая славную героическую пьянку.
Фол бережно откупорил драгоценный сосуд, стараясь не пролить ни капли великолепного напитка.
— О… — Сын Зевса втянул ноздрями сладостный аромат. — Какой букет… дружище, пожалуй, твоему щедрому жесту в моем эпосе будет уделена целая глава!
Дверь жилища кентавра скрипнула, и в домик заглянул всклокоченный Софоклюс.
— Ага! — довольно произнес он, сладострастно поводя античным носом. — Уже открыли!
— Открыли! — подтвердил Фол. — Давай, борзописец, присоединяйся!
Историк злобно посмотрел на вдыхающего винные пары Геракла, немного для вида поколебался и решительно сел за стол.
— Устроим славный маленький пир на троих! — с улыбкой объявил кентавр, выставляя перед греками изящные золотые кубки.
Себе же скромный Фол взял небольшую глиняную пиалу.
Разлили вино.
Высоко подняли кубки над головами.
— Ну, вздрогнули, — гаркнул сын Зевса, и первая порция напитка была беспощадно поглощена.
— М-да… — крякнул Софоклюс.
— Да-а-а-а… — протянул Геракл, вытирая губы.
— Ну что я вам говорил? — усмехнулся кентавр. — Не стесняйтесь, закусывайте!
— Так… — Сын Зевса в раздумье оглядел нехитрые яства, выбрал красное сочное яблоко и с хрустом оное надкусил. — Ну, что нового в Греции творится? Я-то за своими подвигами совсем отстал от общественной жизни.
— Тебя интересуют сплетни? — уточнил Фол, разливая по второй.
— Ну конечно же! — подтвердил великий герой. — Не исторические же хроники, в конце концов…
Софоклюс презрительно фыркнул.
— Аргонавты вот из похода недавно вернулись, — сообщил кентавр, жуя сушеное мясо, — золотое руно, говорят, пропили…
— Слышал…
— А о том, что Ясон жестокую тиранию в Иолке установил, тоже слышал?
— Нет… интересно-интересно!
— Такие дела. — Фол грустно вздохнул. — Совсем озверел после похода юноша. Отца родного из города изгнал, жреца какого-то старого повесил за гадостные предсказания.
— Да, — кивнул Геракл, — хороший парень был этот Ясон, я его как сейчас помню. Жадноват, труслив, злопамятен, завистлив, но в общем отличный воин и врожденный руководитель.
— Новый тиран в Греции? — спохватился философски созерцавший содержимое своего кубка Софоклюс. — Это нужно непременно записать…
— Ты пиши-пиши, да смотри не переусердствуй, — предупредил сын Зевса, — а то, глядишь, на мои подвиги дощечек не хватит. Кстати, а что ты там накропал про последний? Покажи мне текст, если тебе, конечно, не трудно.
— Обойдешься! — огрызнулся историк, нехорошо сверкая маленькими глазками.
— Эх, слишком многое я тебе прощаю, — вздохнул великий герой. — Кто другой на твоем месте уже давно бы в царстве Аида сидел, грустно глядя в черные воды Стикса.
— Ага, ищи потом второго такого идиота, кто бы твои подвиги на дощечки заносил, — съехидничал Софоклюс. — Не забывай, у меня-то подход исключительно творческий!
— Да я не забываю, — качнул головой Геракл. — Ну что, по второй?
Кентавр кивнул.
Выпили по второй.
— Еще говорят, — снова заговорил Фол, — один греческий царь голяком по лесам бегал, простой люд наготой своей пугал.
— Это, интересно, за каким таким сатиром? — удивился сын Зевса, прислушиваясь к приятному теплу, разливающемуся по его могучему телу.
В ответ кентавр пожал покрытыми рыжей шерстью плечами.
— Во всеуслышанье кричал, что он-де Аполлон.
— Ну и чем всё закончилось?
— Пальнули по нему с Олимпа молнией, — ответил кентавр, — и всех делов. Хотя заодно с царем и несколько греческих поселений сожгли, но это для олимпийцев так, пустяки.
— Совсем иной масштаб восприятия! — Геракл поднял вверх указательный палец. — Вот, скажем, я, самый могучий из ныне живущих смертных, разве это не масштабно?
— Масштабно! — икнул слегка захмелевший Софоклюс.
— Но при всём при том я, любимый сын великого Зевса, должен какое-то время прислуживать некоему недоношенному неврастенику, боящемуся сквозняков и инфекционного геморроя. Где здесь справедливость? Где здесь соответствие масштабам, я вас спрашиваю!
— По-моему, ему уже хватит, — покачал головой следивший за похождениями ненаглядного сыночка Зевс. — Язык уже опережает мысль.
— Могу всё мигом исправить, — с готовностью предложил вызванный на всякий случай в тронный зал Владыки Дионис.
— Нет, не надо, — величественно повел плечами Громовержец. — Не будем ломать моему сынуле весь кайф. Пусть поговорит, может, ему после этого легче станет. Я как представлю, что бедолаге предстоит выполнить еще семь великих подвигов, так у меня заранее сердце кровью обливается…
Эрот с Дионисом лукаво переглянулись, но лезть со своими комментариями не стали. Обоим богам было хорошо известно, что почти все задания Гераклу Эврисфей дает с молчаливого одобрения, а то и по прямой указке Олимпа. Связь с недоноском была установлена через вездесущего Гермеса…
— Ну что, по третьей? — осведомился сын Зевса, с сомнением оглядывая лысую макушку съехавшего под стол Софоклюса.
— Слабоват твой хронист по части выпить оказался, — засмеялся Фол, снова разливая вино.
Геракл пощипал бороду и, наклонившись, заглянул под стол.
Вопреки ожиданиям, историк вовсе не находился в полной отключке. Азартно закусив губу, он писал великую историю, а дабы не смущать своим поведением пирующих, благоразумно забрался под стол.
— Трудоголик! — с некоторым порицанием пробурчал Геракл, беря полный до краев кубок. — Ну что, вздрогнули?
Гостеприимный Фол не возражал.
Самозванца так и подмывало устроить пирующим какую-нибудь гадость. Но что он мог им сделать своими убогими силами?
Да, силенок не хватало, но вот умом ненормальный обладал недюжинным, недаром ему так ловко удалось сбежать из психиатрической лечебницы на Аргосе. Зигмундис Фрейдиус небось до сих пор с перевязанной головой ходит, садист сатиров. Экспериментатор хренов! Вот кого (естественно, после Геракла) Херакл с удовольствием отправил бы гулять по долине асфодела. Но… нельзя. Было понятно, что всемогущие боги за подобное по его асимметричной лысой голове не погладят, и это при сложившихся обстоятельствах было самым обидным.
Однако ничто не мешало Хераклу совершить злодеяние чужими руками, вернее, чужими копытами.
Осторожно спустившись с дерева, самозванец зловеще рассмеялся и, еще раз окинув домик пирующих полным праведного гнева взглядом, поспешил через лес в город Псофис, где на небольшом ипподроме тренировались в беге местные кентавры, на которых дурные греки делали очень крупные ставки. Человекообразные конячки всегда договаривались между собой и обдирали наивных (и, как правило, здорово пьяненьких) эллинов до последней нитки.
— Братья кентавры! — возопил Херакл, явившийся на ипподром к концу последнего тренировочного забега.
Кентавры обернулись.
— Какие мы тебе братья, уродец?! — недовольно отозвались они. — Ступай попрошайничать в семивратные Фивы, мы по пятницам не подаем!
«А разве сегодня пятница?» — мысленно удивился самозванец, вспоминая, когда он в последний раз глядел на календарь. Получалось, что еще во младенчестве, продлившемся чуть более суток.
— Жестокая несправедливость творится прямо под вашим носом! — продолжал орать Херакл, гневно потрясая кулаками.
Кентавры прислушались, незнакомец их явно заинтриговал.
— Коварный Фол в своем бревенчатом домике поит двух путешествующих греков лучшим своим вином столетней выдержки!
— Как! — опешили кентавры. — ТЕМ САМЫМ ВИНОМ?
Новость, свалившаяся на них, была подобна раскату грома. Человекообразные конячки гневно зароптали.
— Проклятый Фол! — слышалось из гневно гудящей толпы. — Рыжий продажный мерин. Как он посмел пить свое лучшее вино и не пригласить нас?
— Братья! — зычно гаркнул молодой статный кентавр в яблоках. — Мы обязаны положить конец творящейся несправедливости. Скорее накажем наглеца и, если повезет, допьем великолепное столетнее вино!
Довольно потирая сухонькие ладошки, Херакл проводил мощный табун взбешенных копытных торжествующим взглядом.
Бог плотской любви неприязненно скривился:
— Это побочный эффект нашего генетического эксперимента.
— А что, без этих побочных эффектов у тебя никак?
— Никак, — недовольно буркнул Эрот.
— Может, стоит предупредить Геракла? — предложил круглые сутки дежуривший в тронном зале Олимпа Гермес.
Зевс передвинул угол обзора телескописа и быстро пересчитал несущихся с воплями через лес кентавров. Получалось около двух сотен.
— Нет, не надо, — усмехнулся Тучегонитель, отрываясь от чудо-прибора. — Пусть мой сынуля слегка развлечется.
— Тебе, Зевс, виднее. — Гермес равнодушно пожал загорелыми плечами.
— Метание каменного диска, мой друг, сложнейшее мастерство! — со знанием дела поучал слегка осоловевшего кентавра сын Зевса. — Прежде всего нужно найти хорошо сбалансированный диск и ни в коем случае не брать диск со смещенным центром тяжести, ибо иначе он обязательно к тебе после броска вернется и шарахнет по голове. Вот у меня как было? Метнул я этот хреново сбалансированный диск в четверг в Карфагене, а он мне в субботу по башке в Иолке как трахнет!
— М-да, весьма и весьма опасный вид спорта, — хрипло отозвался Фол, неустанно кивая.
— И еще одно. — Удобно развалившись на крепкой скамье, великий герой задумчиво поигрывал пустым кубком. — Перед самым броском нужно наметить для себя какую-нибудь наиболее отдаленную цель. Ну, скажем, какого-нибудь сильно выделяющегося на трибунах зрителя.
— Мудрено, — пьяно кивнул кентавр. — А если зритель заметит, что ты в него целишься, и побежит?
— Тем лучше! — улыбнулся Геракл. — Я ведь как на Олимпийских играх в Спарте победил? Выбрал в качестве мишени огромного толстяка на самой далекой трибуне, ну и приготовился к броску. Но толстяк ушлый оказался. Почувствовал, зараза, опасность и бросился наутек, но не вниз, как все нормальные люди, а вверх по ступеням амфитеатра.
— Ну и чем твой бросок завершился?
— Новым рекордом! — горделиво похвастал великий герой.
— Ну а… тот толстяк?
Сын Зевса небрежно повел плечом:
— Пропал толстяк. Впрочем, как и мой каменный диск. Вернее, диск всё же потом нашелся в супнице у Зевса на Олимпе. Ох, и влетело мне тогда… М-да… Времена учебы! Отличные были деньки…
— Эй, вы слышите? — Из-под стола вынырнула всклокоченная голова Софоклюса.
Пирующие прислушались. Непонятный шум нарастал.
— Табун диких ослов! — предположил Геракл.
— Табун диких кентавров! — завопил Фол, резко меняясь в лице.
— Что, возможны осложнения? — Поставив золотой кубок на стол, сын Зевса приподнял скамью и, одобрительно кивнув, взгромоздил ее себе на плечо.
«К кому бы тут поблизости заскочить? — усиленно размышлял сын Зевса, колеся по широким дорогам вокруг города Псофиса. — Интересно, у кого из местных жителей в погребах плещется лучшее вино?»
Последнюю мысль великий герой произнес вслух, чем отвлек от исторического труда недовольного Софоклюса.
— Общеизвестно, — заявил хронист, покусывая конец острой палочки, — что лучшее вино в здешних краях изготовляют кентавры.
— Кентавры? — задумчиво повторил Геракл смутно знакомое слово. — А кто это такие?
— Ну, Геракл, ты даешь! — с пафосом воскликнул Софоклюс, чуть не выронив историческую дощечку. — Кентавры — это самый мудрый греческий народ.
— А точнее?
— А точнее, это человекообразные конячки!
— Всё, вспомнил! — Сын Зевса радостно хлопнул себя ладонью по лбу. — Знаю я одного копытного мыслителя…
И, резко натянув поводья, великий герой съехал с наезженной дороги, направив дребезжащую колесницу в соседний лесок.
Сокрушенно покачав головой, Софоклюс вернулся к своему бессмертному опусу…
После охоты на быстроногую лань, продолжавшейся чуть больше года, — ловко накропал историк, — Геракл получил от Эврисфея новое поручение, а именно: сын Зевса должен был истребить эриманфскую свиноматку. Эта свиноматка жила на горе Эриманфе и ежедневно плодила прожорливых розовых поросят, которые целыми ордами опустошали сельскохозяйственные окрестности.
Особенно опасными были их предводители Них-Них, Наф-Наф и Нах-Нах. Них-Них был до безобразия жаден и коварен, Наф-Наф необычайно изворотлив и умен, ну а Нах-Нах славился своим невероятным бесстрашием и тем, что всех, кого встречал, тут же далеко посылал. Его даже волки стороной обходили, не желая связываться с этим феноменальным матерщинником.
Пришел Геракл к пресловутой горе и тут же напоролся на поросячью банду Нах-Наха, который, увидав великого героя, послал его в место хоть и не очень отдаленное, но весьма обидное. Понятно, сын Зевса не смог стерпеть такой обиды и ровно через час, разведя костер, уже вовсю закусывал жареной свининой, дегустируя отличное коринфское вино, всегда имеющееся у великого героя в объемистой походной фляге…
— Эх, — грустно вздохнул Софоклюс, — мои винные мысли непроизвольно забрели на страницы эпоса. О Зевс, это просто катастрофа…
— Сейчас-сейчас, — весело погонял лошадей Геракл, — мы всё сейчас исправим…
— В каком смысле? — насторожился историк.
— Нажремся до свинского состояния! — радостно пояснил герой.
— Но это противоречит великому эпосу!
— Хрен с ним, с эпосом, просто о пьянке не упоминай и точка.
Что и говорить, геродотово решение.
* * *
К бревенчатому домику кентавра Фола подъехали ближе к полудню.Геракл и сам не знал, откуда ему знаком четвероногий мыслитель и его скромный аккуратный домик. Софоклюс начал что-то буробить о второй божественной памяти, но сын Зевса на него зло цыкнул, и историк благоразумно заткнулся.
Фол встретил Геракла с некоторым недоумением, однако когда кентавр узнал, КТО перед ним, то искренне обрадовался и пригласил знаменитых гостей в свой дом.
— Вот, решил я, дружище Фол, между пятым и шестым подвигами навестить тебя в этих гостеприимных спокойных лесах, — сообщил сын Зевса, садясь за крепкий опрятный стол. — Дай, думаю, выпью чудесного вина с добрым старым знакомым.
— Ну, вообще-то… — смущенно промямлил кентавр, — мы раньше… м… м… м… не были знакомы.
— А это и не важно, — благодушно улыбнулся великий герой. — Главное, что еще один подвиг — и будет их ровно половина. Я правильно говорю, Софоклюс?
— Да-да, ровно половина! — подтвердил историк, сверяясь со своими записями.
— Чем не отличный повод выпить! — согласился щедрый Фол. — Друзья, я открою для вас кувшин со своим лучшим вином столетней выдержки.
— Ого! — восхищенно выдохнул сын Зевса.
— Для высокого гостя ничего не жалко.
— А вот это ты правильно, — похвалил Геракл. — Знай же, гостеприимный четвероногий друг, что имя твое будет на века занесено в героические скрижали, где… э… э… э… белым по желтому будет записано, что ты, именно ты, щедрый мудрый кентавр Фол, поднес величайшему, изнывающему от жажды герою Греции Гераклу Олимпийскому кувшин своего лучшего вина. Вот видишь этого невзрачного лысоватого мужичка…
Сын Зевса небрежно указал на залившегося краской Софоклюса.
— Ты не обращай внимания на несколько глуповатое выражение его лица, на эти маленькие, постоянно бегающие вороватые глазки и на эти руки, вечно дрожащие, как у алкоголика, да не простого алкоголика, а хроника, так сказать. Под блестящей плешью сего трусливого хлюпика скрывается мощнейший ум настоящего титана исторической мысли!
— Ну всё, с меня хватит! — гневно вскричал Софоклюс, выскакивая из домика кентавра и громко хлопая дверью.
Геракл удовлетворенно кивнул.
— Как и все великие люди, мой хронист немного вспыльчив. Ничего, это у него пройдет. Даже самый невзрачный эллин имеет неоспоримое право греться в лучах моей непостижимой славы!
— Кхе-кхе… — только и смог выдавить из себя несколько обескураженный витиеватыми речами героя Фол.
Он поставил на стол закуску (козий сыр, фрукты, сушеное мясо со специями) и, громко цокая копытами, спустился в маленький погребок своего бревенчатого домика, откуда появился уже с большим, плотно закупоренным кувшином вина.
Геракл при виде кувшина хлопнул в ладоши и плотоядно облизнулся, предвкушая славную героическую пьянку.
Фол бережно откупорил драгоценный сосуд, стараясь не пролить ни капли великолепного напитка.
— О… — Сын Зевса втянул ноздрями сладостный аромат. — Какой букет… дружище, пожалуй, твоему щедрому жесту в моем эпосе будет уделена целая глава!
Дверь жилища кентавра скрипнула, и в домик заглянул всклокоченный Софоклюс.
— Ага! — довольно произнес он, сладострастно поводя античным носом. — Уже открыли!
— Открыли! — подтвердил Фол. — Давай, борзописец, присоединяйся!
Историк злобно посмотрел на вдыхающего винные пары Геракла, немного для вида поколебался и решительно сел за стол.
— Устроим славный маленький пир на троих! — с улыбкой объявил кентавр, выставляя перед греками изящные золотые кубки.
Себе же скромный Фол взял небольшую глиняную пиалу.
Разлили вино.
Высоко подняли кубки над головами.
— Ну, вздрогнули, — гаркнул сын Зевса, и первая порция напитка была беспощадно поглощена.
— М-да… — крякнул Софоклюс.
— Да-а-а-а… — протянул Геракл, вытирая губы.
— Ну что я вам говорил? — усмехнулся кентавр. — Не стесняйтесь, закусывайте!
— Так… — Сын Зевса в раздумье оглядел нехитрые яства, выбрал красное сочное яблоко и с хрустом оное надкусил. — Ну, что нового в Греции творится? Я-то за своими подвигами совсем отстал от общественной жизни.
— Тебя интересуют сплетни? — уточнил Фол, разливая по второй.
— Ну конечно же! — подтвердил великий герой. — Не исторические же хроники, в конце концов…
Софоклюс презрительно фыркнул.
— Аргонавты вот из похода недавно вернулись, — сообщил кентавр, жуя сушеное мясо, — золотое руно, говорят, пропили…
— Слышал…
— А о том, что Ясон жестокую тиранию в Иолке установил, тоже слышал?
— Нет… интересно-интересно!
— Такие дела. — Фол грустно вздохнул. — Совсем озверел после похода юноша. Отца родного из города изгнал, жреца какого-то старого повесил за гадостные предсказания.
— Да, — кивнул Геракл, — хороший парень был этот Ясон, я его как сейчас помню. Жадноват, труслив, злопамятен, завистлив, но в общем отличный воин и врожденный руководитель.
— Новый тиран в Греции? — спохватился философски созерцавший содержимое своего кубка Софоклюс. — Это нужно непременно записать…
— Ты пиши-пиши, да смотри не переусердствуй, — предупредил сын Зевса, — а то, глядишь, на мои подвиги дощечек не хватит. Кстати, а что ты там накропал про последний? Покажи мне текст, если тебе, конечно, не трудно.
— Обойдешься! — огрызнулся историк, нехорошо сверкая маленькими глазками.
— Эх, слишком многое я тебе прощаю, — вздохнул великий герой. — Кто другой на твоем месте уже давно бы в царстве Аида сидел, грустно глядя в черные воды Стикса.
— Ага, ищи потом второго такого идиота, кто бы твои подвиги на дощечки заносил, — съехидничал Софоклюс. — Не забывай, у меня-то подход исключительно творческий!
— Да я не забываю, — качнул головой Геракл. — Ну что, по второй?
Кентавр кивнул.
Выпили по второй.
— Еще говорят, — снова заговорил Фол, — один греческий царь голяком по лесам бегал, простой люд наготой своей пугал.
— Это, интересно, за каким таким сатиром? — удивился сын Зевса, прислушиваясь к приятному теплу, разливающемуся по его могучему телу.
В ответ кентавр пожал покрытыми рыжей шерстью плечами.
— Во всеуслышанье кричал, что он-де Аполлон.
— Ну и чем всё закончилось?
— Пальнули по нему с Олимпа молнией, — ответил кентавр, — и всех делов. Хотя заодно с царем и несколько греческих поселений сожгли, но это для олимпийцев так, пустяки.
— Совсем иной масштаб восприятия! — Геракл поднял вверх указательный палец. — Вот, скажем, я, самый могучий из ныне живущих смертных, разве это не масштабно?
— Масштабно! — икнул слегка захмелевший Софоклюс.
— Но при всём при том я, любимый сын великого Зевса, должен какое-то время прислуживать некоему недоношенному неврастенику, боящемуся сквозняков и инфекционного геморроя. Где здесь справедливость? Где здесь соответствие масштабам, я вас спрашиваю!
— По-моему, ему уже хватит, — покачал головой следивший за похождениями ненаглядного сыночка Зевс. — Язык уже опережает мысль.
— Могу всё мигом исправить, — с готовностью предложил вызванный на всякий случай в тронный зал Владыки Дионис.
— Нет, не надо, — величественно повел плечами Громовержец. — Не будем ломать моему сынуле весь кайф. Пусть поговорит, может, ему после этого легче станет. Я как представлю, что бедолаге предстоит выполнить еще семь великих подвигов, так у меня заранее сердце кровью обливается…
Эрот с Дионисом лукаво переглянулись, но лезть со своими комментариями не стали. Обоим богам было хорошо известно, что почти все задания Гераклу Эврисфей дает с молчаливого одобрения, а то и по прямой указке Олимпа. Связь с недоноском была установлена через вездесущего Гермеса…
— Ну что, по третьей? — осведомился сын Зевса, с сомнением оглядывая лысую макушку съехавшего под стол Софоклюса.
— Слабоват твой хронист по части выпить оказался, — засмеялся Фол, снова разливая вино.
Геракл пощипал бороду и, наклонившись, заглянул под стол.
Вопреки ожиданиям, историк вовсе не находился в полной отключке. Азартно закусив губу, он писал великую историю, а дабы не смущать своим поведением пирующих, благоразумно забрался под стол.
— Трудоголик! — с некоторым порицанием пробурчал Геракл, беря полный до краев кубок. — Ну что, вздрогнули?
Гостеприимный Фол не возражал.
* * *
Тем временем Херакл, сидя на высокой пихте, с черной завистью наблюдал за грандиозной попойкой, испепеляя взглядом маленький домик добродушного кентавра.Самозванца так и подмывало устроить пирующим какую-нибудь гадость. Но что он мог им сделать своими убогими силами?
Да, силенок не хватало, но вот умом ненормальный обладал недюжинным, недаром ему так ловко удалось сбежать из психиатрической лечебницы на Аргосе. Зигмундис Фрейдиус небось до сих пор с перевязанной головой ходит, садист сатиров. Экспериментатор хренов! Вот кого (естественно, после Геракла) Херакл с удовольствием отправил бы гулять по долине асфодела. Но… нельзя. Было понятно, что всемогущие боги за подобное по его асимметричной лысой голове не погладят, и это при сложившихся обстоятельствах было самым обидным.
Однако ничто не мешало Хераклу совершить злодеяние чужими руками, вернее, чужими копытами.
Осторожно спустившись с дерева, самозванец зловеще рассмеялся и, еще раз окинув домик пирующих полным праведного гнева взглядом, поспешил через лес в город Псофис, где на небольшом ипподроме тренировались в беге местные кентавры, на которых дурные греки делали очень крупные ставки. Человекообразные конячки всегда договаривались между собой и обдирали наивных (и, как правило, здорово пьяненьких) эллинов до последней нитки.
— Братья кентавры! — возопил Херакл, явившийся на ипподром к концу последнего тренировочного забега.
Кентавры обернулись.
— Какие мы тебе братья, уродец?! — недовольно отозвались они. — Ступай попрошайничать в семивратные Фивы, мы по пятницам не подаем!
«А разве сегодня пятница?» — мысленно удивился самозванец, вспоминая, когда он в последний раз глядел на календарь. Получалось, что еще во младенчестве, продлившемся чуть более суток.
— Жестокая несправедливость творится прямо под вашим носом! — продолжал орать Херакл, гневно потрясая кулаками.
Кентавры прислушались, незнакомец их явно заинтриговал.
— Коварный Фол в своем бревенчатом домике поит двух путешествующих греков лучшим своим вином столетней выдержки!
— Как! — опешили кентавры. — ТЕМ САМЫМ ВИНОМ?
Новость, свалившаяся на них, была подобна раскату грома. Человекообразные конячки гневно зароптали.
— Проклятый Фол! — слышалось из гневно гудящей толпы. — Рыжий продажный мерин. Как он посмел пить свое лучшее вино и не пригласить нас?
— Братья! — зычно гаркнул молодой статный кентавр в яблоках. — Мы обязаны положить конец творящейся несправедливости. Скорее накажем наглеца и, если повезет, допьем великолепное столетнее вино!
Довольно потирая сухонькие ладошки, Херакл проводил мощный табун взбешенных копытных торжествующим взглядом.
* * *
— Это еще что там за недомерок пакостничает? — безмерно удивился Громовержец, глядя в телескопис на радостно скачущего Херакла. — Эрот, кто он такой?Бог плотской любви неприязненно скривился:
— Это побочный эффект нашего генетического эксперимента.
— А что, без этих побочных эффектов у тебя никак?
— Никак, — недовольно буркнул Эрот.
— Может, стоит предупредить Геракла? — предложил круглые сутки дежуривший в тронном зале Олимпа Гермес.
Зевс передвинул угол обзора телескописа и быстро пересчитал несущихся с воплями через лес кентавров. Получалось около двух сотен.
— Нет, не надо, — усмехнулся Тучегонитель, отрываясь от чудо-прибора. — Пусть мой сынуля слегка развлечется.
— Тебе, Зевс, виднее. — Гермес равнодушно пожал загорелыми плечами.
* * *
Понятное дело, что греки, пьянствовавшие в бревенчатом домике, ни о чем не подозревали.— Метание каменного диска, мой друг, сложнейшее мастерство! — со знанием дела поучал слегка осоловевшего кентавра сын Зевса. — Прежде всего нужно найти хорошо сбалансированный диск и ни в коем случае не брать диск со смещенным центром тяжести, ибо иначе он обязательно к тебе после броска вернется и шарахнет по голове. Вот у меня как было? Метнул я этот хреново сбалансированный диск в четверг в Карфагене, а он мне в субботу по башке в Иолке как трахнет!
— М-да, весьма и весьма опасный вид спорта, — хрипло отозвался Фол, неустанно кивая.
— И еще одно. — Удобно развалившись на крепкой скамье, великий герой задумчиво поигрывал пустым кубком. — Перед самым броском нужно наметить для себя какую-нибудь наиболее отдаленную цель. Ну, скажем, какого-нибудь сильно выделяющегося на трибунах зрителя.
— Мудрено, — пьяно кивнул кентавр. — А если зритель заметит, что ты в него целишься, и побежит?
— Тем лучше! — улыбнулся Геракл. — Я ведь как на Олимпийских играх в Спарте победил? Выбрал в качестве мишени огромного толстяка на самой далекой трибуне, ну и приготовился к броску. Но толстяк ушлый оказался. Почувствовал, зараза, опасность и бросился наутек, но не вниз, как все нормальные люди, а вверх по ступеням амфитеатра.
— Ну и чем твой бросок завершился?
— Новым рекордом! — горделиво похвастал великий герой.
— Ну а… тот толстяк?
Сын Зевса небрежно повел плечом:
— Пропал толстяк. Впрочем, как и мой каменный диск. Вернее, диск всё же потом нашелся в супнице у Зевса на Олимпе. Ох, и влетело мне тогда… М-да… Времена учебы! Отличные были деньки…
— Эй, вы слышите? — Из-под стола вынырнула всклокоченная голова Софоклюса.
Пирующие прислушались. Непонятный шум нарастал.
— Табун диких ослов! — предположил Геракл.
— Табун диких кентавров! — завопил Фол, резко меняясь в лице.
— Что, возможны осложнения? — Поставив золотой кубок на стол, сын Зевса приподнял скамью и, одобрительно кивнув, взгромоздил ее себе на плечо.