Страница:
Унеся груду отвергнутого хлама в дальний конец комнаты, он открыл в казавшейся монолитной стене нишу, свалил все внутрь и снова закрыл дверцу. Подойдя к пульту, он последовательно нажал две кнопки и удовлетворенно кивнул, ощутив слабую вибрацию.
Когда он вернулся к столу, Мири оторвалась от своих приготовлений.
— Что ты сделал?
— Выбросил их за борт. Они никогда мне не нравились. — Он пожал плечами. — Когда я в первый раз увидел эту маленькую подушечку с кислотой, меня чуть не вывернуло.
Он уселся на краю стола и стал наблюдать за ней.
Она накрыла крышкой миску, где в результате должно было оказаться грибное суфле, взяла две кружки и вручила ему одну из них, помахав в сторону миски.
— Обед надо залить водой на сорок пять минут. Надеюсь, ты очень любишь грибное суфле, потому что больше ничего в той коробке нет. И я надеюсь, что вино тебя тоже устроит, потому что во втором ящике одно вино. — Она ухмыльнулась. — Насчет хрустальных бокалов — прошу прощения, какова еда, такова и посуда.
— По-моему, неплохо.
Он сделал глоток и выгнул бровь, демонстрируя удовольствие.
— Я так и боялась, что оно окажется по-настоящему хорошим, — тоскливо проговорила Мири.
— Оно хорошее, — сказал он озадаченно. — Попробуй.
Она сделала осторожный глоток и вздохнула.
— Угу. Проблема в том, что так входишь во вкус, что хочется пить его всегда. Перестаешь ценить кинак.
— А Лиз сказала, что тебе нравится все хорошее, — пробормотал он.
— Лиз сказала, — резко поправила его Мири, — что я не разбираюсь в красивых вещах. Что мне кажется, будто прекрасное не может причинить такую же боль, как уродливое. Это старо.
Она посмотрела сердито.
Он молча выдержал ее взгляд и отпил еще глоток.
Спустя минуту она пожала плечами.
— Точильщик говорил, что ты — мягкий и хороший. Ну и что?
Неожиданная вспышка боли заставила его лицо застыть.
— Некоторые люди так считали…
— Угу.
Ее тон явно выражал недоверие. Он подумал, что у нее есть на то все основания. Действительно, кто бы мог такое подумать?
— Точильщик, — сказал он, внезапно ощутив потребность услышать имена тех, кто его любил. — Шан, Нова, Антора…
— Родственники, — поддела она его.
— Дариа…
Он запоздало прикусил язык. Мири вопросительно подняла брови.
— Дариа? А кто это? Твоя учительница в первом классе?
— Мы были любовниками.
— А потом она узнала, какой ты на самом деле.
Он сделал большой глоток вина и заглянул на дно кружки.
— Она погибла, — четко проговорил он.
— Правда? Ты ее убил?
Он ахнул, резко подняв голову. В прищуренных глазах ясно читалось возмущение. Губы у него изогнулись. Он заставил себя дышать медленно и глубоко.
— Нет, — сказал он Мири, — я еще не дошел до того, чтобы убивать тех, кого я люблю.
Стукнув кружкой о стол, он встал и ушел.
Мири долго стояла и дышала — только дышала. Когда она почувствовала, что полностью владеет собой, то взяла его кружку и пошла его искать.
Того, Кто Наблюдает привели пред лицо его Т"карэ четыре человека-охранника, и какое-то время его присутствие игнорировалось: эта величественная фигура предлагала людям еду и питье. Они отказались — достаточно вежливо, хотя и кратко, сказав, что долг требует их немедленного возвращения после передачи Наблюдателя в руки его родича.
Итак, они распрощались, и Точильщик наконец обратил внимание на сына сестры своей сестры.
— Ты приготовился дать мне отчет в своих поступках? — осведомился он на торговом.
— Родич, — начал Наблюдатель на их родном языке.
— Нет. — Точильщик взмахнул рукой. — Мы будем говорить на языке, называемом торговым, поскольку тебе необходимо упражняться в его применении. — Он дал ему знак продолжать. — Ты можешь продолжить свой доклад.
— Родич, — повторил Наблюдатель на варварски кратком языке, называемом торговым. — Мне стыдно, что я позволил себе настолько выйти из равновесия из-за поведения личностей, перед которыми вы сочли себя в таком долгу, что предоставили им право потребовать наш… наш корабль… что я совершил насилие по отношению к созданию… существу… настолько более слабому, чем я…
— Прекрати.
Наблюдатель повиновался и замер в молчании, стараясь сохранить личное достоинство под пристальным взглядом Т"карэ. В должный срок Точильщик заговорил снова.
— Возможно, было бы полезно, чтобы ты больше рассказал мне о тех личностях, которые пришли и забрали для себя наш корабль. Сделай это.
— Они пришли вместе, Т"карэ: одно с темным мехом, второе — с ярким, оба очень маленькие. Темное прервало меня, когда я начал представляться. Оно сказало, что они слишком торопятся, чтобы обмениваться именами, и что я должен проинструктировать оно…
— Нужное местоимение в этом случае будет «он», поскольку личность, о которой ты говоришь, — мужчина расы людей. Его спутник с ярким мехом — женщина той же расы, и ее надо называть «она», используя тот падеж этого местоимения, который требуют правила грамматики, действующие в данном языке. Продолжай.
Наблюдатель пристыженно съежился — получать инструкции, словно он только вылупился! — и вернулся к нити своего повествования.
— …проинструктировать его, Т"карэ, относительно правил пилотирования, чтобы направить корабль туда, куда он пожелает. Это я сделал и ввел координаты планеты под названием Волмер, или В-8735-927-3, как он потребовал. А потом он попросил, чтобы я сказал вам вот что…
Он замолчал, дожидаясь позволения.
Оно было дано — взмах руки.
Тщательно придерживаясь услышанных слов и интонаций, Наблюдатель повторил: «Я прошу тебя передать моему брату Точильщику…» Дойдя до конца устного послания, он снова замолчал. Т"карэ взмахнул рукой, предлагая ему продолжать.
— А потом он велел мне уходить, сказав, чтобы я сделал это с величайшей торопливостью, поскольку он намерен начать труды корабля спустя пять стандартных минут. И все это время, родич, — вскричал Наблюдатель, больше не в силах сдерживаться, — я не видел вежливости и внимания со стороны этого существа, который не назвал мне ни своего имени, ни имени своей спутницы и не спросил моего. И он не…
— Ты будешь молчать, — приказал Точильщик.
Он закрыл глаза и открыл их спустя какое-то время.
— Ты молод, — проговорил он, — и, возможно, ничего не знал о той личности, о которой ты говорил. Это может отчасти объяснить твое недовольство его поведением, хотя, по моему мнению, для тебя должно было быть важнее, что он — мой брат. Так знай же, Неосведомленный, что этого человека зовут в соответствующей данному моменту полноте Вал Кон йос-Фелиум Разведчик, Художник Преходящего, Убийца Старейшего Дракона, Весеннего Помета Фермера Зеленодрева из Логова Копьеделов Клана Средней Реки, Крепкий Парень. Знай также, что я не делаю своими братьями тех существ, которые этого не заслуживают. И знай, наконец, что человек, носящий это имя, все еще — до сих пор — имеет возраст, при котором он не достиг бы и первого своего панциря, будь он представителем нашего народа.
Он помолчал, давая Наблюдателю возможность обдумать услышанное.
— Подумай также вот о чем, — продолжил он. — Тон послания моего брата указывает на то, что его жизни угрожает опасность. Оцени же теперь то, что он прервал совершение действий, необходимых для спасения его самого и его спутницы, чтобы передать мне свое предсмертное желание, как и подобает между братьями, и заверить меня в своем уважении и любви. Я не нахожу в его поступках невежливости. Он поступал так, как подобает порядочному и великодушному существу любой расы. И мне стыдно, что представитель моего Клана настолько забыл о нормах поведения и морали, что не смог увидеть и понять это.
Наблюдатель понурил голову.
— Я тщательно обдумаю то, что вы сказали, Т"карэ.
— Сделай это. Но пока продолжи свой рассказ. Как случилось, что Герберт Алан Костелло получил увечье от члена моего Клана?
— После того как ваш брат отпустил меня, Т"карэ, я очень быстро прошел по переходу, запечатал внутреннюю дверь и дал сигнал, что я снаружи. Я ощутил вибрацию включенного двигателя, и в то же мгновение услышал, как какое-то создание кричит на торговом. Слова были такие: «Эй, ты!» Я не понял, что они адресованы мне, пока эта личность, которая зовется Герберт Алан Костелло, не положила руку мне на плечо.
При воспоминании об этом Наблюдатель не сдержал дрожи отвращения. Точильщик сделал ему знак продолжать.
— Он спросил меня, куда улетели ваш брат и его спутница, и, когда я не ответил, он произнес слова, которые показались мне угрожающими. Он сказал, что если я не отвечу, куда делись эти двое, то есть способы заставить меня это сказать. В тот момент я был выведен из равновесия моей неспособностью оценить по достоинству вашего возвышенного брата, и когда Герберт Алан Костелло произнес эти слова и поднес пальцы к моему лицу, я его укусил. — Наблюдатель понурил голову. — Вот что случилось, Т"карэ. Мне стыдно.
— Как и должно быть. Теперь ты явишься к своему родичу Эксперту и ознакомишь его с моим желанием, чтобы ты служил ему так, как он пожелает. Также подумай над тем, что я тебе сказал, а я подумаю над тем, что сказал мне ты. О твоем наказании мы поговорим в другой раз.
— Да, Т"карэ.
Она нашла Вал Кона в атриуме: он лежал на животе на газоне с упругой голубой травой, положив подбородок на сложенные руки. Если он и услышал ее шаги, то не подал виду.
Глядя на него сверху вниз, Мири подумала, не перерезать ли ей себе горло, однако отвергла этот выход как трусливый. Она уселась рядом с ним так, чтобы он мог увидеть ее, если пожелает повернуть голову.
Он не пожелал.
Мири ущипнула себя, проверяя, действительно ли она здесь, и облизала губы.
— Меня глубоко огорчает то, что я причинила тебе огорчение, — начала она на спотыкающемся высоком лиадийском. — И мне больно, что я навлекла на себя твое неудовольствие. Испытывая потребность сказать то, что я считала важным, я тебя ранила. То, что мной руководили самые высокие побуждения, меня не оправдывает. — Она глубоко вздохнула и быстро добавила на земном: — Я — мерзкая хамка.
У него задрожали плечи, и он повернулся к ней.
— Мири…
— Эй, я действительно прошу прощения! Но, знаешь, ты должен делать на меня скидку. Я не ожидала, что ты на это купишься. Меня как снежком ударило…
Он уже открыто смеялся.
— Мири, как ты можешь говорить такие нелепости?
— Я тренируюсь, — серьезно ответила ему она. — Ежедневно. Даже когда неважно себя чувствую. — Она протянула ему кружку. — Вот твое вино.
Он не стал его брать, хотя и перевернулся, чтобы сесть лицом к ней, так же скрестив ноги и положив руки на колени.
— Лиз действительно сказала, что ты слишком мало опасаешься красоты.
— Ага, ну она хотя бы не сказала тебе, что я — девочка хорошая, — проговорила она, хмуро глядя на кружку.
— Скорее всего решила, что это я и сам пойму.
Она быстро бросила взгляд на него лицо, но так и не смогла прочесть его выражения.
— Ну вот, теперь ты действительно надо мной смеешься.
— Правда? Земной язык плохо приспособлен для комплиментов.
— Не то что лиадийский, — согласилась она, — в котором вообще невозможно составить фразу.
— Высокий язык бывает негибким, — задумчиво признал он. — Но это потому, что его предназначение очень сходно с земным: передавать информацию, решать торговые и технические вопросы, держать других на расстоянии. Низкий язык существует для того, чтобы выражать чувства, отношения — человеческие вещи. Большая часть смысла содержится в интонации: похоже на то, как работают педали на омнихоре. Это для того, чтобы использовать слова более эффективно.
— Похоже, учить его нелегко.
— Учится он легче, чем объясняется, по-моему. Это обнаружила Энн. Кажется, именно поэтому она так и не закончила свою вторую грамматику.
Мири пошевелилась, досадуя на то, что держит кружку.
— У Точильщика в библиотеке есть ее книга о высоком лиадийском. Я подумала, что выучу язык как следует, раз мне надо убить почти три недели.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Значит, ты отправишься к своей семье?
— У меня нет… О! Ты имел в виду тот Клан — Как-его-там. — Она покачала головой. — Они мне не семья.
— Эроб — твой Клан, Мири. Я уверен, что они горды были бы узнать о существовании такого отпрыска, как ты.
— Ну, не знаю, с чего бы, — озадаченно ответила она. — Явилась бы я к ним, как черт к монаху.
Вал Кон поднял бровь:
— Прости, не понял?
— Вот видишь? А нас даже познакомили.
Он покачал головой и нахмурился.
— Ты — дочь Клана, отважная и сильная, с быстрым восприятием и мышлением. Я не знаю Дома, который был бы настолько богат людьми, чтобы отвернуться от тебя. Ты была бы для Эроба ценным приобретением. Они радостно приняли бы тебя, и ты получила бы права, причитающиеся тебе по рождению.
— Об этом речи не идет, — заявила Мири. — Я их не знаю, и они меня не знают. Я определенно не обратилась бы к ним, окажись я в беде. Уж скорее пошла бы к Точильщику.
Наступило недолгое молчание.
— Возможно, — тихо проговорил он, — если ты будешь в беде, то лучше пойти к Точильщику.
Мири осторожно поставила кружку на траву рядом с собой. Казалось, Вал Кон этого не заметил.
— А как ты стал братом Точильщика? — спросила она, больше потому, что затянувшаяся пауза ее смутила, чем потому, что собиралась задать такой вопрос.
Он снова поднял бровь:
— По праву дракона, которого мы с ним победили.
— Дракона?!
— Признай за мной некоторое знакомство с этим видом. Дракон занимает видное место на гербе Клана Корвал.
— И он выдыхал огонь и все такое прочее?
— Возможно, — признался он, — что мы поразили его прежде, чем он закончил высшее образование. Однако он бесспорно был драконом. Полагаю, он компенсировал свою неспособность дышать огнем тем, что отрастил по крайней мере в три раза больше зубов, чем нужно, и вырастил их в три раза более длинными, чем, на мой взгляд, было строго необходимо. Ужас до чего страшный.
Она всмотрелась в его лицо, угадывая какую-то шутку, и уловила едва заметную тень того, что могло оказаться… озорством?
— Значит, вы с Точильщиком на пару его убили, — предположила она, — просто хрустальным кинжалом и горсткой камушков.
— Нет, у Точильщика было копье. А у меня, конечно, был пулевой пистолет, но эта тварь была такая огромная, что стрелять в нее — значило только даром время тратить. — Он покачал головой. — Я обалдел от страха и схватился за пояс в поисках оружия покрупнее. Самым сильным, что у меня было, оказалась ракетница, и я выстрелил ему в морду. Это отвлекло его как раз на то время, которое нужно было Точильщику, чтобы нанести смертельный удар. Везение.
— Некоторым везет, — согласилась она недоверчиво. — Ты уверен, что не забыл упомянуть еще о чем-нибудь? И ничего не придумал?
— Все случилось именно так, — сказал она, округлив глаза. — А зачем мне это придумывать? Точильщик рассказал бы тебе то же самое.
— И почему я в этом сомневаюсь? — вопросила она, но тут же подняла руку. — Не важно. Мне не хочется заставлять тебя лжесвидетельствовать. — Она указала на кружку. — Так ты хочешь вина или не хочешь?
— Я бы очень хотел выпить этого вина, — сказал он, не делая движения, чтобы его взять, и даже на него не глядя. Лицо у него стало совершенно серьезным, и он пристально смотрел ей в глаза. — В чем дело, Мири?
«А, дьявол», — подумала она.
— В каком смысле?
Вал Кон отбросил прядь со лба и поднял брови.
— Значит, мне определить порядок объяснений?
Он стал ждать, но она его переждала, и его губы едва заметно изогнулись.
— Хорошо. Почему ты меня толкнула — чтобы не сказать загнала — в ловушку?
Она помедлила, мысленно услышав его голос: «Я намерен говорить тебе правду…» Столько долгов, поняла она вдруг. И каждый надо вернуть в той же валюте.
Она нервно облизала губы и попыталась объясниться.
— Мне хотелось подчеркнуть — добиться, чтобы ты понял, — что, возможно, ты не тот человек, которым был раньше. Но мне кажется, что ты и не такой, каким себе кажешься. — Она помолчала, пытаясь выразиться яснее. — Всякий, кто что-то делает, иногда делает такое, чем не приходится гордиться. И надо… надо на этом научиться и стараться больше не повторять ту же ошибку.
Она глубоко вздохнула и с трудом справилась с желанием закрыть глаза.
— И не надо… брать на себя целиком всю вину за то, что тебя заставил сделать кто-то другой. Особенно когда, — заключила она стремительно, — совершенно ясно, что этот другой прошелся у тебя по мозгам в сапогах и сильно подпортил все контакты!
На его губах промелькнула улыбка.
— Почему ты взяла на себя такую обузу — доказывать этот факт? При том, что, веришь ты этому или нет, я опасен и непредсказуем?
— Я не хочу… чтобы ты погиб. А когда тебя переделывают по чьим-то требованиям — это ведь смерть, согласен?
Он ответил после короткого молчания:
— Возможно. Но что тебе до этого?
Она повела головой — это был не совсем жест отрицания. И при этом она не отвела взгляда.
— Ты сказал, что был разведчиком — разведчиком-первопроходцем…
— Да.
Она почувствовала, что напрягается, но постаралась не обращать на это внимания.
— Ты помнишь, как это — быть разведчиком?
Его брови плотно сдвинулись.
— Как я могу не помнить?
— Просто проверяю. — Она постаралась говорить совершенно спокойно. — Разведчики — это не то же, что шпионы.
— Правильно, — хладнокровно ответил он. — Чтобы стать шпионом, разведчику надо немало обучаться. — Он помолчал, я потом мягко добавил: — Я прошел все это обучение, Мири.
— Так ты говоришь. Но ты помнишь, каково быть разведчиком, а это уже больше, чем я ожидала…
Она оборвала фразу, а потом заговорила вроде бы о другом:
— Ты знаешь, что такое друзья — есть ведь Точильщик — и что такое напарники… Ладно, — сказала она, похоже, разобравшись со всем к своему удовлетворению. — Мне есть дело, потому что ты пытаешься быть моим другом. Может, ты даже не знаешь почему — это не страшно, потому что я тебе друг, и будь я проклята, если понимаю, почему это так. И мы напарники — хотя, кажется, у нас это не очень получается. Люди, — продолжила она с видом человека, объясняющего элементарные истины, — помогают своим друзьям. На этом и держится мир. Если бы люди не помогали своим друзьям, он бы развалился. Я против этого, поэтому я помогаю моим друзьям. — Она пристально посмотрела на него, пораженная выразившимся на его лице беспокойством. — Ты все это понял, Крепкий Парень?
Он закрыл глаза и опустил голову.
— Так как, не вышло у меня? — спросила она после паузы, которую ее натянутые до предела нервы восприняли как бесконечную.
Его плечи дернулись, и он поднял голову.
— Надеюсь, что вышло, — пробормотал он.
Резко выпрямившись, он улыбнулся, глядя ей в глаза.
— Друга иметь хорошо.
Взяв кружку, он отпил большой глоток и протянул вино ей.
Она застыла с наполовину вытянутой рукой, вглядываясь в его лицо. Его улыбка стала шире, осветив глубины глаз, и он едва заметно кивнул.
С трепещущим сердцем она приняла кружку и допила оставшееся вино, ответно улыбнувшись.
Вал Кон ухмыльнулся и встал на ноги, с поклоном предложив ей руку. Она положила пальцы ему на ладонь.
— Как ты думаешь, обед уже готов? — спросил он, пока они шли по садовой дорожке к скрытой за цветами двери.
— Думаю, обед уже сгорел, — ответила она. — Я никогда не умела готовить.
Двигатель начал работать полчаса назад. Протянув руку за кружкой, Вал Кон замер, заинтересовавшись движением, которое началось за спиной у Мири.
Пол начал колыхаться, меняя цвет с коричневого на фиолетовый. Вздохнув, он закрыл глаза.
— Уже начинается? Кажется, в прошлый раз на это ушел почти час.
Его глаза изумленно распахнулись.
— И ты тоже?
— Думаешь, ты особенный? Хотя я пока… Не-а, вот и мы! — Стена прямо за ним вспыхнула оранжевым. — Гадость! Никогда не любила оранжевый. — Она вздохнула. — И вообще, чертовски глупый принцип для космического двигателя.
Вал Кон отпил немного вина.
— Похоже, мне в школе не мешало учиться прилежнее. — Он повел кружкой, указывая на все, что их окружало. — По-твоему, это — эффект работы двигателя?
— Так говорят осведомленные лица, — заверила его Мири. — В книге «Космические двигатели для чайников» говорится, что двигатель на замещении электронов основан на принципе, по которому электрон прибывает на новую орбиту раньше, чем ушел со старой. Так что корабль со всем содержимым, а это включает и нас с тобой, во время работы двигателя находится одновременно в двух разных местах.
Она сделала глоток, стараясь не обращать внимания на то, что стол начал пульсировать и светиться.
Вал Кон уставился на нее с выражением глубочайшего недоверия.
— Поправь меня, если я ошибаюсь. Это означает, что каждый электрон корабля и всего его содержимого, включая, как мне напомнили, и нас с тобой, возбуждается дважды на каждое возбуждение в нормальном пространстве?
— По-моему, звучит правильно. Но я солдат, а не физик.
Он посмотрел через ее плечо в сторону мостика. Пол теперь переливался разными цветами, и его прорезали темные молнии, а из пульта сочились лиловые и малиновые пары. Скамейка пилота светилась голубыми змеистыми полосками.
Сделав глубокий вдох, он протяжно выдохнул и тихо произнес что-то на языке, звучавшем, как стекло, ломающееся под стальной кувалдой.
— Чего-чего? — заинтересованно переспросила Мири.
— Не важно. Не годится, чтобы юнейшая из сестер Точильщика слышала, как его брат о нем отзывается.
— Я как раз об этом думала, — сказала она, допивая вино и бережно возвращая кружку на переливающийся стол. — Насколько Точильщик не похож на нас в том, как он относится… ко всему этому? Может, такие перемены происходят настолько быстро, что он ничего не успевает заметить. Или, может, он вообще этого не видит. — Она нахмурилась. — А мы-то это видим?
Он повел плечами.
— Если сознание обрабатывает нечто как опыт, значит, это опыт. Возможно, реальность определить труднее, чем истину…
— Зрительные эффекты не такие уж неприятные, — призналась Мири спустя минуту. — Лучше всего сосредоточиться на чем-то другом и дать им уйти на второй план. Или мы можем спать следующие три недели… Наверное, нет. В прошлый раз видела очень странные сны. А ты?
Вал Кон рассматривал навигационный комплекс: в это мгновение казалось, будто он превратился в аквариум со снующими во все стороны разноцветными рыбками разного размера.
— Я снова не вижу, — рассеянно пробормотал он, а потом тряхнул головой и снова стал смотреть ей в лицо. — У меня такое чувство, что грибное суфле — хотя оно чрезвычайно вкусное — за три недели может слегка надоесть. Не желаешь ли помочь мне совершить обход корабля? Возможно, мы отыщем кладовку с различными видами человеческой еды.
У нее загорелись глаза:
— Кофе!
Он ухмыльнулся, встал и потянулся:
— Случались вещи и более странные.
Командир корабля, икстранец Хализ, анализировал данные сканирования: один корабль, со слабой защитой, с тремя жизненными формами. Несомненно земной и в нормальной ситуации не заслуживающий внимания. Однако в последнее время с добычей не везло, и экипаж проголодался.
— Выйти в нормальное пространство.
Добыча немедленно возникла перед ними: частная яхта, которая могла похвалиться только скоростью. Командору в прошлом уже приходилось видеть два таких судна: оба были личными кораблями, принадлежавшими одному человеку, а не военному отряду. У них не было вооружения, а щиты были просто жалкими.
— Скан-контакт, — объявил адъютант, как только прозвучала низкая нота гонга. Спустя мгновение он добавил: — Постороннее сканирование. Нас увидели.
Корабль на экране развернулся и начал ускорение.
— Местное радио, — доложил адъютант. — Похоже, они вызывают помощь!
— Ответные сигналы? — спросил Хализ.
— Отсутствуют.
В голосе адъютанта звучало радостное предвкушение битвы. Хализ ощутил ответную радость.
— Преследуем.
Точильщик сам ответил на вызов и кивнул, узнав говорящего.
— Ксавьер Понстелла Инг, приятного вам дня.
— И вам также, сударь, — ответил Инг, низко наклоняя голову. — Я получил запрошенную вами информацию относительно Герберта Алана Костелло.
— Вы очень добры. Есть ли также новые известия относительно физического состояния этого индивидуума?
— Пальцы пришиты и, судя по всему, нервы будут приживаться, а кости — срастаться. Конечно, следующие несколько дней будут решающими, но врач полон оптимизма.
— Это — радостное известие. Я сообщу моему родичу, и он возрадуется.
Инг в этом усомнился, однако не стал высказывать это вслух. Не годится оскорблять старого джентльмена.
— Относительно других вещей, которые вы хотели узнать: работодатель Герберта Алана Костелло — человек по имени Джастин Хостро, частный предприниматель из Эконси. Я сожалею, что не смог узнать у помощника мистера Хостро точный размер заработной платы, получаемой Гербертом Аланом Костелло…
Когда он вернулся к столу, Мири оторвалась от своих приготовлений.
— Что ты сделал?
— Выбросил их за борт. Они никогда мне не нравились. — Он пожал плечами. — Когда я в первый раз увидел эту маленькую подушечку с кислотой, меня чуть не вывернуло.
Он уселся на краю стола и стал наблюдать за ней.
Она накрыла крышкой миску, где в результате должно было оказаться грибное суфле, взяла две кружки и вручила ему одну из них, помахав в сторону миски.
— Обед надо залить водой на сорок пять минут. Надеюсь, ты очень любишь грибное суфле, потому что больше ничего в той коробке нет. И я надеюсь, что вино тебя тоже устроит, потому что во втором ящике одно вино. — Она ухмыльнулась. — Насчет хрустальных бокалов — прошу прощения, какова еда, такова и посуда.
— По-моему, неплохо.
Он сделал глоток и выгнул бровь, демонстрируя удовольствие.
— Я так и боялась, что оно окажется по-настоящему хорошим, — тоскливо проговорила Мири.
— Оно хорошее, — сказал он озадаченно. — Попробуй.
Она сделала осторожный глоток и вздохнула.
— Угу. Проблема в том, что так входишь во вкус, что хочется пить его всегда. Перестаешь ценить кинак.
— А Лиз сказала, что тебе нравится все хорошее, — пробормотал он.
— Лиз сказала, — резко поправила его Мири, — что я не разбираюсь в красивых вещах. Что мне кажется, будто прекрасное не может причинить такую же боль, как уродливое. Это старо.
Она посмотрела сердито.
Он молча выдержал ее взгляд и отпил еще глоток.
Спустя минуту она пожала плечами.
— Точильщик говорил, что ты — мягкий и хороший. Ну и что?
Неожиданная вспышка боли заставила его лицо застыть.
— Некоторые люди так считали…
— Угу.
Ее тон явно выражал недоверие. Он подумал, что у нее есть на то все основания. Действительно, кто бы мог такое подумать?
— Точильщик, — сказал он, внезапно ощутив потребность услышать имена тех, кто его любил. — Шан, Нова, Антора…
— Родственники, — поддела она его.
— Дариа…
Он запоздало прикусил язык. Мири вопросительно подняла брови.
— Дариа? А кто это? Твоя учительница в первом классе?
— Мы были любовниками.
— А потом она узнала, какой ты на самом деле.
Он сделал большой глоток вина и заглянул на дно кружки.
— Она погибла, — четко проговорил он.
— Правда? Ты ее убил?
Он ахнул, резко подняв голову. В прищуренных глазах ясно читалось возмущение. Губы у него изогнулись. Он заставил себя дышать медленно и глубоко.
— Нет, — сказал он Мири, — я еще не дошел до того, чтобы убивать тех, кого я люблю.
Стукнув кружкой о стол, он встал и ушел.
Мири долго стояла и дышала — только дышала. Когда она почувствовала, что полностью владеет собой, то взяла его кружку и пошла его искать.
Того, Кто Наблюдает привели пред лицо его Т"карэ четыре человека-охранника, и какое-то время его присутствие игнорировалось: эта величественная фигура предлагала людям еду и питье. Они отказались — достаточно вежливо, хотя и кратко, сказав, что долг требует их немедленного возвращения после передачи Наблюдателя в руки его родича.
Итак, они распрощались, и Точильщик наконец обратил внимание на сына сестры своей сестры.
— Ты приготовился дать мне отчет в своих поступках? — осведомился он на торговом.
— Родич, — начал Наблюдатель на их родном языке.
— Нет. — Точильщик взмахнул рукой. — Мы будем говорить на языке, называемом торговым, поскольку тебе необходимо упражняться в его применении. — Он дал ему знак продолжать. — Ты можешь продолжить свой доклад.
— Родич, — повторил Наблюдатель на варварски кратком языке, называемом торговым. — Мне стыдно, что я позволил себе настолько выйти из равновесия из-за поведения личностей, перед которыми вы сочли себя в таком долгу, что предоставили им право потребовать наш… наш корабль… что я совершил насилие по отношению к созданию… существу… настолько более слабому, чем я…
— Прекрати.
Наблюдатель повиновался и замер в молчании, стараясь сохранить личное достоинство под пристальным взглядом Т"карэ. В должный срок Точильщик заговорил снова.
— Возможно, было бы полезно, чтобы ты больше рассказал мне о тех личностях, которые пришли и забрали для себя наш корабль. Сделай это.
— Они пришли вместе, Т"карэ: одно с темным мехом, второе — с ярким, оба очень маленькие. Темное прервало меня, когда я начал представляться. Оно сказало, что они слишком торопятся, чтобы обмениваться именами, и что я должен проинструктировать оно…
— Нужное местоимение в этом случае будет «он», поскольку личность, о которой ты говоришь, — мужчина расы людей. Его спутник с ярким мехом — женщина той же расы, и ее надо называть «она», используя тот падеж этого местоимения, который требуют правила грамматики, действующие в данном языке. Продолжай.
Наблюдатель пристыженно съежился — получать инструкции, словно он только вылупился! — и вернулся к нити своего повествования.
— …проинструктировать его, Т"карэ, относительно правил пилотирования, чтобы направить корабль туда, куда он пожелает. Это я сделал и ввел координаты планеты под названием Волмер, или В-8735-927-3, как он потребовал. А потом он попросил, чтобы я сказал вам вот что…
Он замолчал, дожидаясь позволения.
Оно было дано — взмах руки.
Тщательно придерживаясь услышанных слов и интонаций, Наблюдатель повторил: «Я прошу тебя передать моему брату Точильщику…» Дойдя до конца устного послания, он снова замолчал. Т"карэ взмахнул рукой, предлагая ему продолжать.
— А потом он велел мне уходить, сказав, чтобы я сделал это с величайшей торопливостью, поскольку он намерен начать труды корабля спустя пять стандартных минут. И все это время, родич, — вскричал Наблюдатель, больше не в силах сдерживаться, — я не видел вежливости и внимания со стороны этого существа, который не назвал мне ни своего имени, ни имени своей спутницы и не спросил моего. И он не…
— Ты будешь молчать, — приказал Точильщик.
Он закрыл глаза и открыл их спустя какое-то время.
— Ты молод, — проговорил он, — и, возможно, ничего не знал о той личности, о которой ты говорил. Это может отчасти объяснить твое недовольство его поведением, хотя, по моему мнению, для тебя должно было быть важнее, что он — мой брат. Так знай же, Неосведомленный, что этого человека зовут в соответствующей данному моменту полноте Вал Кон йос-Фелиум Разведчик, Художник Преходящего, Убийца Старейшего Дракона, Весеннего Помета Фермера Зеленодрева из Логова Копьеделов Клана Средней Реки, Крепкий Парень. Знай также, что я не делаю своими братьями тех существ, которые этого не заслуживают. И знай, наконец, что человек, носящий это имя, все еще — до сих пор — имеет возраст, при котором он не достиг бы и первого своего панциря, будь он представителем нашего народа.
Он помолчал, давая Наблюдателю возможность обдумать услышанное.
— Подумай также вот о чем, — продолжил он. — Тон послания моего брата указывает на то, что его жизни угрожает опасность. Оцени же теперь то, что он прервал совершение действий, необходимых для спасения его самого и его спутницы, чтобы передать мне свое предсмертное желание, как и подобает между братьями, и заверить меня в своем уважении и любви. Я не нахожу в его поступках невежливости. Он поступал так, как подобает порядочному и великодушному существу любой расы. И мне стыдно, что представитель моего Клана настолько забыл о нормах поведения и морали, что не смог увидеть и понять это.
Наблюдатель понурил голову.
— Я тщательно обдумаю то, что вы сказали, Т"карэ.
— Сделай это. Но пока продолжи свой рассказ. Как случилось, что Герберт Алан Костелло получил увечье от члена моего Клана?
— После того как ваш брат отпустил меня, Т"карэ, я очень быстро прошел по переходу, запечатал внутреннюю дверь и дал сигнал, что я снаружи. Я ощутил вибрацию включенного двигателя, и в то же мгновение услышал, как какое-то создание кричит на торговом. Слова были такие: «Эй, ты!» Я не понял, что они адресованы мне, пока эта личность, которая зовется Герберт Алан Костелло, не положила руку мне на плечо.
При воспоминании об этом Наблюдатель не сдержал дрожи отвращения. Точильщик сделал ему знак продолжать.
— Он спросил меня, куда улетели ваш брат и его спутница, и, когда я не ответил, он произнес слова, которые показались мне угрожающими. Он сказал, что если я не отвечу, куда делись эти двое, то есть способы заставить меня это сказать. В тот момент я был выведен из равновесия моей неспособностью оценить по достоинству вашего возвышенного брата, и когда Герберт Алан Костелло произнес эти слова и поднес пальцы к моему лицу, я его укусил. — Наблюдатель понурил голову. — Вот что случилось, Т"карэ. Мне стыдно.
— Как и должно быть. Теперь ты явишься к своему родичу Эксперту и ознакомишь его с моим желанием, чтобы ты служил ему так, как он пожелает. Также подумай над тем, что я тебе сказал, а я подумаю над тем, что сказал мне ты. О твоем наказании мы поговорим в другой раз.
— Да, Т"карэ.
Она нашла Вал Кона в атриуме: он лежал на животе на газоне с упругой голубой травой, положив подбородок на сложенные руки. Если он и услышал ее шаги, то не подал виду.
Глядя на него сверху вниз, Мири подумала, не перерезать ли ей себе горло, однако отвергла этот выход как трусливый. Она уселась рядом с ним так, чтобы он мог увидеть ее, если пожелает повернуть голову.
Он не пожелал.
Мири ущипнула себя, проверяя, действительно ли она здесь, и облизала губы.
— Меня глубоко огорчает то, что я причинила тебе огорчение, — начала она на спотыкающемся высоком лиадийском. — И мне больно, что я навлекла на себя твое неудовольствие. Испытывая потребность сказать то, что я считала важным, я тебя ранила. То, что мной руководили самые высокие побуждения, меня не оправдывает. — Она глубоко вздохнула и быстро добавила на земном: — Я — мерзкая хамка.
У него задрожали плечи, и он повернулся к ней.
— Мири…
— Эй, я действительно прошу прощения! Но, знаешь, ты должен делать на меня скидку. Я не ожидала, что ты на это купишься. Меня как снежком ударило…
Он уже открыто смеялся.
— Мири, как ты можешь говорить такие нелепости?
— Я тренируюсь, — серьезно ответила ему она. — Ежедневно. Даже когда неважно себя чувствую. — Она протянула ему кружку. — Вот твое вино.
Он не стал его брать, хотя и перевернулся, чтобы сесть лицом к ней, так же скрестив ноги и положив руки на колени.
— Лиз действительно сказала, что ты слишком мало опасаешься красоты.
— Ага, ну она хотя бы не сказала тебе, что я — девочка хорошая, — проговорила она, хмуро глядя на кружку.
— Скорее всего решила, что это я и сам пойму.
Она быстро бросила взгляд на него лицо, но так и не смогла прочесть его выражения.
— Ну вот, теперь ты действительно надо мной смеешься.
— Правда? Земной язык плохо приспособлен для комплиментов.
— Не то что лиадийский, — согласилась она, — в котором вообще невозможно составить фразу.
— Высокий язык бывает негибким, — задумчиво признал он. — Но это потому, что его предназначение очень сходно с земным: передавать информацию, решать торговые и технические вопросы, держать других на расстоянии. Низкий язык существует для того, чтобы выражать чувства, отношения — человеческие вещи. Большая часть смысла содержится в интонации: похоже на то, как работают педали на омнихоре. Это для того, чтобы использовать слова более эффективно.
— Похоже, учить его нелегко.
— Учится он легче, чем объясняется, по-моему. Это обнаружила Энн. Кажется, именно поэтому она так и не закончила свою вторую грамматику.
Мири пошевелилась, досадуя на то, что держит кружку.
— У Точильщика в библиотеке есть ее книга о высоком лиадийском. Я подумала, что выучу язык как следует, раз мне надо убить почти три недели.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Значит, ты отправишься к своей семье?
— У меня нет… О! Ты имел в виду тот Клан — Как-его-там. — Она покачала головой. — Они мне не семья.
— Эроб — твой Клан, Мири. Я уверен, что они горды были бы узнать о существовании такого отпрыска, как ты.
— Ну, не знаю, с чего бы, — озадаченно ответила она. — Явилась бы я к ним, как черт к монаху.
Вал Кон поднял бровь:
— Прости, не понял?
— Вот видишь? А нас даже познакомили.
Он покачал головой и нахмурился.
— Ты — дочь Клана, отважная и сильная, с быстрым восприятием и мышлением. Я не знаю Дома, который был бы настолько богат людьми, чтобы отвернуться от тебя. Ты была бы для Эроба ценным приобретением. Они радостно приняли бы тебя, и ты получила бы права, причитающиеся тебе по рождению.
— Об этом речи не идет, — заявила Мири. — Я их не знаю, и они меня не знают. Я определенно не обратилась бы к ним, окажись я в беде. Уж скорее пошла бы к Точильщику.
Наступило недолгое молчание.
— Возможно, — тихо проговорил он, — если ты будешь в беде, то лучше пойти к Точильщику.
Мири осторожно поставила кружку на траву рядом с собой. Казалось, Вал Кон этого не заметил.
— А как ты стал братом Точильщика? — спросила она, больше потому, что затянувшаяся пауза ее смутила, чем потому, что собиралась задать такой вопрос.
Он снова поднял бровь:
— По праву дракона, которого мы с ним победили.
— Дракона?!
— Признай за мной некоторое знакомство с этим видом. Дракон занимает видное место на гербе Клана Корвал.
— И он выдыхал огонь и все такое прочее?
— Возможно, — признался он, — что мы поразили его прежде, чем он закончил высшее образование. Однако он бесспорно был драконом. Полагаю, он компенсировал свою неспособность дышать огнем тем, что отрастил по крайней мере в три раза больше зубов, чем нужно, и вырастил их в три раза более длинными, чем, на мой взгляд, было строго необходимо. Ужас до чего страшный.
Она всмотрелась в его лицо, угадывая какую-то шутку, и уловила едва заметную тень того, что могло оказаться… озорством?
— Значит, вы с Точильщиком на пару его убили, — предположила она, — просто хрустальным кинжалом и горсткой камушков.
— Нет, у Точильщика было копье. А у меня, конечно, был пулевой пистолет, но эта тварь была такая огромная, что стрелять в нее — значило только даром время тратить. — Он покачал головой. — Я обалдел от страха и схватился за пояс в поисках оружия покрупнее. Самым сильным, что у меня было, оказалась ракетница, и я выстрелил ему в морду. Это отвлекло его как раз на то время, которое нужно было Точильщику, чтобы нанести смертельный удар. Везение.
— Некоторым везет, — согласилась она недоверчиво. — Ты уверен, что не забыл упомянуть еще о чем-нибудь? И ничего не придумал?
— Все случилось именно так, — сказал она, округлив глаза. — А зачем мне это придумывать? Точильщик рассказал бы тебе то же самое.
— И почему я в этом сомневаюсь? — вопросила она, но тут же подняла руку. — Не важно. Мне не хочется заставлять тебя лжесвидетельствовать. — Она указала на кружку. — Так ты хочешь вина или не хочешь?
— Я бы очень хотел выпить этого вина, — сказал он, не делая движения, чтобы его взять, и даже на него не глядя. Лицо у него стало совершенно серьезным, и он пристально смотрел ей в глаза. — В чем дело, Мири?
«А, дьявол», — подумала она.
— В каком смысле?
Вал Кон отбросил прядь со лба и поднял брови.
— Значит, мне определить порядок объяснений?
Он стал ждать, но она его переждала, и его губы едва заметно изогнулись.
— Хорошо. Почему ты меня толкнула — чтобы не сказать загнала — в ловушку?
Она помедлила, мысленно услышав его голос: «Я намерен говорить тебе правду…» Столько долгов, поняла она вдруг. И каждый надо вернуть в той же валюте.
Она нервно облизала губы и попыталась объясниться.
— Мне хотелось подчеркнуть — добиться, чтобы ты понял, — что, возможно, ты не тот человек, которым был раньше. Но мне кажется, что ты и не такой, каким себе кажешься. — Она помолчала, пытаясь выразиться яснее. — Всякий, кто что-то делает, иногда делает такое, чем не приходится гордиться. И надо… надо на этом научиться и стараться больше не повторять ту же ошибку.
Она глубоко вздохнула и с трудом справилась с желанием закрыть глаза.
— И не надо… брать на себя целиком всю вину за то, что тебя заставил сделать кто-то другой. Особенно когда, — заключила она стремительно, — совершенно ясно, что этот другой прошелся у тебя по мозгам в сапогах и сильно подпортил все контакты!
На его губах промелькнула улыбка.
— Почему ты взяла на себя такую обузу — доказывать этот факт? При том, что, веришь ты этому или нет, я опасен и непредсказуем?
— Я не хочу… чтобы ты погиб. А когда тебя переделывают по чьим-то требованиям — это ведь смерть, согласен?
Он ответил после короткого молчания:
— Возможно. Но что тебе до этого?
Она повела головой — это был не совсем жест отрицания. И при этом она не отвела взгляда.
— Ты сказал, что был разведчиком — разведчиком-первопроходцем…
— Да.
Она почувствовала, что напрягается, но постаралась не обращать на это внимания.
— Ты помнишь, как это — быть разведчиком?
Его брови плотно сдвинулись.
— Как я могу не помнить?
— Просто проверяю. — Она постаралась говорить совершенно спокойно. — Разведчики — это не то же, что шпионы.
— Правильно, — хладнокровно ответил он. — Чтобы стать шпионом, разведчику надо немало обучаться. — Он помолчал, я потом мягко добавил: — Я прошел все это обучение, Мири.
— Так ты говоришь. Но ты помнишь, каково быть разведчиком, а это уже больше, чем я ожидала…
Она оборвала фразу, а потом заговорила вроде бы о другом:
— Ты знаешь, что такое друзья — есть ведь Точильщик — и что такое напарники… Ладно, — сказала она, похоже, разобравшись со всем к своему удовлетворению. — Мне есть дело, потому что ты пытаешься быть моим другом. Может, ты даже не знаешь почему — это не страшно, потому что я тебе друг, и будь я проклята, если понимаю, почему это так. И мы напарники — хотя, кажется, у нас это не очень получается. Люди, — продолжила она с видом человека, объясняющего элементарные истины, — помогают своим друзьям. На этом и держится мир. Если бы люди не помогали своим друзьям, он бы развалился. Я против этого, поэтому я помогаю моим друзьям. — Она пристально посмотрела на него, пораженная выразившимся на его лице беспокойством. — Ты все это понял, Крепкий Парень?
Он закрыл глаза и опустил голову.
— Так как, не вышло у меня? — спросила она после паузы, которую ее натянутые до предела нервы восприняли как бесконечную.
Его плечи дернулись, и он поднял голову.
— Надеюсь, что вышло, — пробормотал он.
Резко выпрямившись, он улыбнулся, глядя ей в глаза.
— Друга иметь хорошо.
Взяв кружку, он отпил большой глоток и протянул вино ей.
Она застыла с наполовину вытянутой рукой, вглядываясь в его лицо. Его улыбка стала шире, осветив глубины глаз, и он едва заметно кивнул.
С трепещущим сердцем она приняла кружку и допила оставшееся вино, ответно улыбнувшись.
Вал Кон ухмыльнулся и встал на ноги, с поклоном предложив ей руку. Она положила пальцы ему на ладонь.
— Как ты думаешь, обед уже готов? — спросил он, пока они шли по садовой дорожке к скрытой за цветами двери.
— Думаю, обед уже сгорел, — ответила она. — Я никогда не умела готовить.
Двигатель начал работать полчаса назад. Протянув руку за кружкой, Вал Кон замер, заинтересовавшись движением, которое началось за спиной у Мири.
Пол начал колыхаться, меняя цвет с коричневого на фиолетовый. Вздохнув, он закрыл глаза.
— Уже начинается? Кажется, в прошлый раз на это ушел почти час.
Его глаза изумленно распахнулись.
— И ты тоже?
— Думаешь, ты особенный? Хотя я пока… Не-а, вот и мы! — Стена прямо за ним вспыхнула оранжевым. — Гадость! Никогда не любила оранжевый. — Она вздохнула. — И вообще, чертовски глупый принцип для космического двигателя.
Вал Кон отпил немного вина.
— Похоже, мне в школе не мешало учиться прилежнее. — Он повел кружкой, указывая на все, что их окружало. — По-твоему, это — эффект работы двигателя?
— Так говорят осведомленные лица, — заверила его Мири. — В книге «Космические двигатели для чайников» говорится, что двигатель на замещении электронов основан на принципе, по которому электрон прибывает на новую орбиту раньше, чем ушел со старой. Так что корабль со всем содержимым, а это включает и нас с тобой, во время работы двигателя находится одновременно в двух разных местах.
Она сделала глоток, стараясь не обращать внимания на то, что стол начал пульсировать и светиться.
Вал Кон уставился на нее с выражением глубочайшего недоверия.
— Поправь меня, если я ошибаюсь. Это означает, что каждый электрон корабля и всего его содержимого, включая, как мне напомнили, и нас с тобой, возбуждается дважды на каждое возбуждение в нормальном пространстве?
— По-моему, звучит правильно. Но я солдат, а не физик.
Он посмотрел через ее плечо в сторону мостика. Пол теперь переливался разными цветами, и его прорезали темные молнии, а из пульта сочились лиловые и малиновые пары. Скамейка пилота светилась голубыми змеистыми полосками.
Сделав глубокий вдох, он протяжно выдохнул и тихо произнес что-то на языке, звучавшем, как стекло, ломающееся под стальной кувалдой.
— Чего-чего? — заинтересованно переспросила Мири.
— Не важно. Не годится, чтобы юнейшая из сестер Точильщика слышала, как его брат о нем отзывается.
— Я как раз об этом думала, — сказала она, допивая вино и бережно возвращая кружку на переливающийся стол. — Насколько Точильщик не похож на нас в том, как он относится… ко всему этому? Может, такие перемены происходят настолько быстро, что он ничего не успевает заметить. Или, может, он вообще этого не видит. — Она нахмурилась. — А мы-то это видим?
Он повел плечами.
— Если сознание обрабатывает нечто как опыт, значит, это опыт. Возможно, реальность определить труднее, чем истину…
— Зрительные эффекты не такие уж неприятные, — призналась Мири спустя минуту. — Лучше всего сосредоточиться на чем-то другом и дать им уйти на второй план. Или мы можем спать следующие три недели… Наверное, нет. В прошлый раз видела очень странные сны. А ты?
Вал Кон рассматривал навигационный комплекс: в это мгновение казалось, будто он превратился в аквариум со снующими во все стороны разноцветными рыбками разного размера.
— Я снова не вижу, — рассеянно пробормотал он, а потом тряхнул головой и снова стал смотреть ей в лицо. — У меня такое чувство, что грибное суфле — хотя оно чрезвычайно вкусное — за три недели может слегка надоесть. Не желаешь ли помочь мне совершить обход корабля? Возможно, мы отыщем кладовку с различными видами человеческой еды.
У нее загорелись глаза:
— Кофе!
Он ухмыльнулся, встал и потянулся:
— Случались вещи и более странные.
Командир корабля, икстранец Хализ, анализировал данные сканирования: один корабль, со слабой защитой, с тремя жизненными формами. Несомненно земной и в нормальной ситуации не заслуживающий внимания. Однако в последнее время с добычей не везло, и экипаж проголодался.
— Выйти в нормальное пространство.
Добыча немедленно возникла перед ними: частная яхта, которая могла похвалиться только скоростью. Командору в прошлом уже приходилось видеть два таких судна: оба были личными кораблями, принадлежавшими одному человеку, а не военному отряду. У них не было вооружения, а щиты были просто жалкими.
— Скан-контакт, — объявил адъютант, как только прозвучала низкая нота гонга. Спустя мгновение он добавил: — Постороннее сканирование. Нас увидели.
Корабль на экране развернулся и начал ускорение.
— Местное радио, — доложил адъютант. — Похоже, они вызывают помощь!
— Ответные сигналы? — спросил Хализ.
— Отсутствуют.
В голосе адъютанта звучало радостное предвкушение битвы. Хализ ощутил ответную радость.
— Преследуем.
Точильщик сам ответил на вызов и кивнул, узнав говорящего.
— Ксавьер Понстелла Инг, приятного вам дня.
— И вам также, сударь, — ответил Инг, низко наклоняя голову. — Я получил запрошенную вами информацию относительно Герберта Алана Костелло.
— Вы очень добры. Есть ли также новые известия относительно физического состояния этого индивидуума?
— Пальцы пришиты и, судя по всему, нервы будут приживаться, а кости — срастаться. Конечно, следующие несколько дней будут решающими, но врач полон оптимизма.
— Это — радостное известие. Я сообщу моему родичу, и он возрадуется.
Инг в этом усомнился, однако не стал высказывать это вслух. Не годится оскорблять старого джентльмена.
— Относительно других вещей, которые вы хотели узнать: работодатель Герберта Алана Костелло — человек по имени Джастин Хостро, частный предприниматель из Эконси. Я сожалею, что не смог узнать у помощника мистера Хостро точный размер заработной платы, получаемой Гербертом Аланом Костелло…