Страница:
— Очень красивая ночь. Ясная. В этой системе действительно немного звезд, но, по-моему, сегодня их все можно было бы пересчитать. — Он сделал осторожный глоток. — Увы, у меня терпения не хватило.
— Мог бы подождать до утра, — сказала Мири, умело манипулируя лопаточкой и сковородой. Вал Кон с удовольствием принюхался. — Хакан бы завез тебя по дороге в город.
Вал Кон выгнул бровь:
— Но, видишь ли, я хотел поговорить с моей женой уже этой ночью, а Хакан, боюсь, уже лег к тому моменту, когда моя потребность дала о себе знать.
— Есть же телефон…
Вал Кон засмеялся:
— Он не годится. — Подойдя к буфету, он принялся вынимать приборы и салфетки. — Поставить сюда тарелки?
— Угу… — ответила она, сосредоточив почти все внимание на своей задаче.
Вал Кон разложил ножи, вилки, ложки и салфетки — ей желтую, себе — голубую, оставил тарелки у плиты и налил вторую чашку чаю. Перенеся обе чашки на стол, он вернулся, чтобы найти в леднике хлеб и масло.
— Завтрак, — объявила Мири, ставя тарелки на стол. — Надеюсь, ты проголодался.
— Только что не до смерти, — ответил он, усаживаясь за стол и берясь за вилку.
Мири улыбнулась и принялась за свою порцию, удивляясь внезапно проснувшемуся аппетиту.
Справа от нее раздался вздох. Она подняла глаза и увидела, что Вал Кон ей улыбается.
— Очень вкусно. Спасибо, шатрез. Видишь ли, я боялся, что мне придется съесть собственную куртку.
Она засмеялась и потянулась за своей чашкой, укоризненно качая головой:
— Фру Трелу решила, ты сбежал. Хочет, чтобы я вызвала полицию и призвала тебя к ответу.
— Мерзавец, — скорбно сообщил он своей тарелке. — Бесчестный человек. — Он быстро взглянул на нее из-под ресниц. — А ты в это не поверила?
Она моргнула:
— Нет.
— Прогресс, — обрадовал он тарелку, подцепляя вилкой очередной кусок. — Хорошо.
Зеленые глаза устремились на нее снова, не дав ей времени подыскать подходящий ответ.
— Фру Трелу снова покупала тебе одежду, шатрез? Рубашка очень красивая.
Мири покачала головой:
— Забавно: люди со всего Бентрилла присылают нам одежду, книги и… а, дьявол, я и в половине этого барахла не разбираюсь. Деньги. Похоже, много денег. Фру Трелу пыталась объяснить мне, сколько у нас сейчас денег, но, кажется, я ее не поняла. Куча вещей для тебя лежит у рояля…
Она внезапно замолчала, заметив, как он закаменел.
— Премия? — тихо спросил он, забыв про вилку. — За солдат, которых мы убили?
Так вот оно что. Премии получают икстранцы. Лиадийцы ведут счеты.
— По-моему, это не премия, — осторожно проговорила она. — Кем объяснила это так: люди считают нас героями и… благодарны нам за то, что мы тогда остановили армию. Было бы гадко, если бы они добрались до Джилла. — Она помолчала, кусая губу. — По-моему, они хотят быть с нами квиты, потому что им кажется, будто они у нас в долгу за то, что мы оказали им услугу.
— Понятно, — пробормотал он, снова принимаясь за завтрак. Мири расправилась со своей порцией, наслаждаясь ее вкусом, радуясь самому его присутствию, даже когда они просто сидели рядом. Она неуверенно посмотрела в себя и прикоснулась к месту, где была его картинка — и чуть было не уронила вилку.
Картинка сияла. Она светилась. Она лучилась светом. Мири заставила свой внутренний взор проследить переплетения и ответвления узора — и ощутила его целостность, здоровье и тепло, словно радость собственного сердца.
Она судорожно вздохнула, не замечая на себе его взгляда, пока он ее не окликнул:
— Эй?
Она с трудом оторвалась от созерцания картинки-узора.
— О чем ты думала, Мири?
— Я… — Она растерянно заморгала. — А где джинн, босс?
— А! — Он откинулся на спинку стула, не отрывая глаз от ее лица. — Низложен, сказала бы ты, наверное. Его силы отняты, зрение уничтожено.
— И этого больше не повторится? Если тебе снова придется сражаться, ты не завязнешь? — Она пожала плечами. Глаза у нее подозрительно заблестели. — Я в жизни ничего страшнее не видела, когда эта штука пошла вразнос. Все ведь случилось прямо у меня на глазах! Только что все было в порядке — а в следующую секунду она совершенно сбрендила.
— Мне очень жаль, — отозвался он, — что ты испугалась. И — нет, я больше не попадусь в ловушку. Ловушек внутри больше не осталось — там только Вал Кон, вещи, которые он знает, и способности, которыми он обладает.
Мири нахмурилась:
— А Контур?
— Существует, — спокойно ответил он. — В конце концов, это — способность, которая у меня есть: наблюдать и определять шансы. — Он заметил, как по ее лицу пробежала тень, и подался вперед, протягивая руку. — Мири!
Она медленно вложила пальцы в его руку:
— Вал Кон?
— Да, — заверил он ее очень мягко. — Кто же еще? Тебе страшно, Мири? Я…
Но она уже качала головой, полузакрыв глаза и прикасаясь к картинке у себя в голове.
— Не страшно. Картинка… правильная. Не совсем такая, как раньше — но это ничего.
Вал Кон судорожно вздохнул, но она уже улыбалась, широко раскрыв глаза и сжимая его пальцы.
— И вообще, откуда ты взял джинна? Я-то считала, что это — наше, земное.
— Так оно и есть, — ответил он, снова откидываясь на спинку стула и отпуская руку. — Но моя мать была землянка, забыла? И она рассказывала нам сказки. В одной речь шла о человеке, который нашел на берегу бутылку. Он вытащил пробку, и оттуда выбрался джинн. Он простерся ниц перед человеком и объявил себя его должником. Он предложил исполнить три желания, чтобы заплатить свой долг.
— Похоже на стандартный сюжет, — согласилась Мири, наблюдая за выражением его лица. — Но доверять им нельзя. Джинны — народ скользкий.
— Так оно и оказалось. Но надо признать, что человек, нашедший бутылку, не входил в число мудрецов. — Он взял свою чашку. — Меня эта история заворожила: она завладела моим воображением, и я обнаружил, что думаю, как бы поступил я, если бы джинн предложил оказать три услуги мне.
Он весело улыбнулся, озорно блестя глазами.
— После долгих размышлений я решил, что у меня есть безупречный план. Мне ведь было шесть лет — и я был очень мудр для своих лет. Оставалось только заполучить бутылку с джинном. — Он тихо засмеялся и поставил чашку на стол. — И я отправился к дяде в погреб…
— Ой, нет!
У Мири округлились глаза.
— Ой, да, — заверил он ее. — Возможно, с моей стороны было не очень разумно отправиться на поиски в то время, когда мой дядя был дома. Хотя я до сих пор не понимаю, почему он поднял такой шум. Можно подумать, я снова не заткнул пробками те бутылки, в которых оказалось только вино…
Она хохотала, запрокинув голову и открыв стройную шею.
— И он оставил тебя в живых?
— Чуть было не убил, — признался он.
Плечи у Мири вздрагивали от смеха, и она утирала глаза дрожащими пальцами. Его глаза следили за ее движениями, и она вдруг смутилась и протянула ему руку.
Он нежно улыбнулся серебряной змее, обвившейся вокруг ее пальца и крепко зажавшей во рту голубой камень.
— Я рад, что ты решила снова его надеть, шатрез. Спасибо.
Она пожала плечами и потупилась.
— Было трудно носить его, пока мы здесь работали. Я боялась его сломать или потерять. Но королевские плотники, кто бы они ни были, так хорошо поработали, приводя в порядок ферму, что здесь и дел не осталось — только кормить скаппинов. — Она с полуулыбкой подняла глаза. — Мы остались без работы, босс.
— Тогда мы найдем другую. — Он выгнул бровь. — Какая картинка?
Мири ответила не сразу, и он подался вперед, вспомнив свои прежние страхи.
— Тебе от нее больно, шатрез?
— Больно? — Она покачала головой. — Не-а, она хорошая. Как правило, хорошая, — уточнила она. — Когда во время боя ты пошел вразнос, она перестала быть хорошей, но больно не было, даже тогда. Она просто была… неправильная. — Она прикусила губу и встревоженно посмотрела на него. — Вал Кон, а это не ты ее сделал? Я была уверена… она ощущается как твоя!
Ее плечи начали наливаться напряжением, а недоумение — сменяться тревогой. Вал Кон отодвинулся от стола, поймал ее руку и притянул Мири к себе на колени. Сев лицом к нему, она заглянула ему в глаза:
— Босс, это должен был быть ты! Я знала, что ты в беде. Знала! Видела. Не трогала тебя три ужасных дня, как дипломированная кретинка, думала, ты выберешься…
— Мири. Мири! Не надо, шатрез… — Он нежно провел пальцами по ее лицу, пытаясь стереть следы боли. — Пожалуйста, Мири, ты не виновата.
Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Мири?
— Все в порядке.
Она открыла глаза, чтобы это продемонстрировать, и Вал Кон чуть заметно улыбнулся.
— Вот и хорошо. — Он немного помолчал. — Давай решим, что это я, — начал он, пытаясь найти нужный способ расположения неловких земных слов. — Она тебя действительно не беспокоит? Я счастлив, что это так. Я боялся, что ты сможешь… услышать… и это причинит тебе боль.
— Почему? — Она нахмурилась, пристальнее вглядываясь в его лицо. — Нет, подожди… У тебя в голове есть узор для меня? А тебе от него больно?
— Не узор, — мягко уточнил он. — Песня. Она очень мне нравится. Она… утешает.
Мгновение или два длилось молчание.
— Вал Кон? — сказала она потом.
— Да?
— Что это? Если не ты создаешь песню, но получается, что ты… — Она встряхнула головой. — Я не понимаю.
— Я пытаюсь объяснить, шатрез, но это непросто — на земном. — Она беспокойно шевельнулась, и он улыбнулся. — Я тебя не виню, Мири. Просто то, что мне надо тебе объяснить, — это лиадийское. Если бы ты говорила на низком лиадийском, то само название сказало бы тебе, что это за явление. А на земном мне понадобится изгибать слова — но только не слишком сильно, да? Иначе они станут бессмыслицей.
— Ладно. — Она потянулась и переплела их пальцы, а потом посмотрела на него. — Говори.
— Давай, — сказал он после короткой паузы, — проверим, будет ли понятно так. То, что в твоей голове — и в моей, — это кусочек эмпатии. У тебя — ко мне. У меня — к тебе. Мне кажется, что моя песня говорит: «Жива-и-здорова». А еще я сегодня выяснил, что она направленная. Когда я вышел от Хакана, то направился к дому фру Бригсби. А потом мне пришло в голову дотронуться до моей песни о тебе, и оказалось, что ты вернулась сюда. — Он улыбнулся. — Может, я из-за этого чуть было и не опоздал к завтраку. А как ты узнала, что я иду?
Не сводя с него глаз, Мири пожала плечами:
— Я… А, проклятье! Наверное, я почувствовала, как ты направляешься домой. Что бы это ни означало. — Она нахмурилась. — И я почувствовала, когда тебе было плохо.
— Да. И я узнаю, если тебе больно или ты сильно расстроена. Думаю, что со временем можно научиться различать более тонкие оттенки. — Он вздохнул. — Не слишком удачное объяснение. Тебе его достаточно?
— Дай мне пару столетий… Вал Кон!
— Да?
— А эта самая эмпатия бывает у всех спутников жизни? Ты поэтому на мне женился? Потому что услышал эту песню или что это там?
Он покачал головой.
— Такое дается редко… — начал он, мысленно проклиная невозможность в полной мере разделить с ней ощущение чуда. — И я начал тебя слышать недавно. Определенно после того, как мы оказались здесь. Кажется, в давние дни это было чем-то большим, что спутниками жизни действительно были люди, которые… соединились. Я… Рассказывают… Опять-таки в старину, когда такие вещи встречались чаще — что те, кто так соединился, становились как будто… одним человеком. Ах, это не так! Что мысли шли туда и обратно, от одного к другому, и слова были не нужны. Что они делились… — Он прервал объяснения и резко покачал головой. — Шатрез, я ужасно глуп.
— Не-а, это просто идея дурацкая. Ни один трезвый землянин тебе не поверит. — Она на секунду задумалась. — Это… соединение — оно с нами будет?
— Не думаю. В конце концов, мы же простые люди, а не волшебники в полном расцвете способностей.
— Конечно. — Она вздохнула, пристально всмотрелась в никуда, а потом вдруг ухмыльнулась. — Думаю, мне надо поскорее выучить низкий лиадийский.
— Мне это было бы приятно, — сказал он, нежно пожимая ей руку. — Тебе правда хочется его выучить?
— Да! — ответила она с неожиданной страстностью, и ее серые глаза вспыхнули.
У него внезапно перехватило дыхание. Вал Кон нахмурился.
— Что случилось?
— Это… странно, Мири. Мне только сейчас это пришло в голову. — Он улыбнулся, но ей не удалось разобрать, что выражал его взгляд. — Если бы Департамент Внутренних Дел меня не завербовал, мне вообще не понадобилось бы лететь на Лафкит, и я не оказался бы в неком переулке в такой момент…
«И всю мою жизнь, — подумал он, — я жил бы непробужденным и холодным, не подозревая, что мне не хватает груза некой головы на моем плече. И я становился бы все молчаливее, даже не подозревая о том, что прислушиваюсь к звуку одного голоса, который смеется рядом со мной. Говорят, в старые времена человек мог звать, искать возлюбленную, которой он пока не знает…»
— А вот это уже дурь, на каком языке это ни скажешь, — отрезала Мири. — Лучше бы ты остался разведчиком и был на другом конце галактики от Лафкита, чем все на свете ковырялись бы у тебя в голове, делали бы тебе больно…
Она замолчала, снова ужаснувшись тому, что глаза у нее на мокром месте.
Вал Кон подался вперед, так что его губы соприкоснулись с ее губами, намереваясь только утешить ее, но почувствовал вспышку желания и встал, держа ее на руках.
— Что, скажи на милость, ты делаешь? — возмущенно вопросила она.
— Держу тебя. — Он тихо засмеялся. — Мне тебя поставить?
— Не-а. Просто пытаюсь вспомнить, когда кто-то в последний раз взял меня на руки и остался жить. — Она закрыла глаза, словно вела мысленный подсчет. — Кажется, мне было около десяти.
— Тогда это было совсем недавно, — сказал он. — Пять или шесть лет назад?
— Скорее, восемнадцать или девятнадцать. — Она фыркнула. — Льстец.
Он выгнул бровь, оглядывая ее небольшое тело.
— Неужели так много? — серьезно спросил он.
— Как минимум столько.
Он снова перевел взгляд на ее лицо:
— Но… когда же ты вырастешь большая?
Она засмеялась:
— Как только это сделаешь ты. Ты так и намерен всю ночь стоять и держать меня на руках?
— Это предложение не лишено смысла, — признал он. — Но я думаю, что нам лучше пойти лечь.
— Ты так считаешь? Я не устала.
— Вот и отлично.
«Исполнение долга»
Орбита
Тиль Фон сиг-Алда с фанатичной сосредоточенностью изучал планету, расположенную внизу. Он замерял магнитные поля, отслеживал погодные явления, нашел места возможных извержений и тектонических разломов. Он сравнил светимость солнца с данными разведки, потом сверил компьютерную модель с реальностью и смог с достоверностью, которая устроила бы даже командующего, сказать, что наконец оказался близко от цели.
До сих пор его сведения были превосходными. Следует отдать должное разведке: доклад сделан точно. Выяснилось, что облако осколков, вращающихся вокруг третьей планеты, содержит большое количество изотопов и сплавов, пока не найденных в природе.
На второй день были найдены поддающиеся идентификации обломки — первыми были узнаны металлическая отвертка, соответствующая земным стандартам, и керамический нимлет, который используется в адаптирующихся системах очистки. На третий день были найдены новые подтверждения.
Контур показал, что с вероятностью, приближающейся к уверенности, он нашел обломки корабля, на котором улетел Вал Кон йос-Фелиум.
Довольный результатом, сиг-Алда поручил компьютеру скучную задачу проследить обломки до общей точки разлета и сосредоточил свое внимание на радиопередачах.
Он не был сильно разочарован, когда изучение частот, мощности и времени передач не дало никаких признаков сигнала о помощи, который давали бы с планеты. Нельзя было ожидать, чтобы бывший разведчик объявил себя инопланетянином и потребовал доступа к самым мощным передатчикам планеты.
Следуя правилам, сиг-Алда включил первую «модель выживания», составленную Департаментом.
Она предполагала, что йос-Фелиум желает выбраться с планеты как можно скорее и ему все равно, в чьи руки он попадет — разведчика, агента, мошенника или торговца. Это соответствовало модели «простая попытка выжить», и сиг-Алда не рассчитывал на то, что дело будет обстоять именно так. Тем не менее он поручил компьютеру провести проверку этой модели: голосовые передачи на торговом, лиадийском или земном на стандартных галактических частотах, передачи на торговом коде, наложенные на планетное вещание, и параллельные передачи с использованием планетных частот, как открытым текстом, так и закодированные.
Вторая модель — которой он сам отдавал предпочтение, основываясь на внимательном знакомстве с йос-Фелиумом, — представляла собой модель «обдуманная попытка выжить». Она предполагала осторожность: с запретной планеты не следует как попало вести передачи на галактическом языке. Вместо этого для передачи должны использоваться частоты разведки или Департамента, и существовала небольшая вероятность того, что выбрана будет частота Клана Корвал. Код или сжатый текст будут использованы для того, чтобы привлечь внимание к нужной частоте, и на этом этапе слушающий должен будет ответить, инициировав диалог и возможность краткого обмена в коде или открыто.
Третья модель называлась «попытка выжить с заранее обдуманным намерением». Согласно этой модели, йос-Фелиум выбрал именно данный мир намеренно. По этой модели он должен дожидаться сообщения или определенного момента или события. Либо он предпочел поступок, который разведчики величали «экликти» — вхождение в число Невернувшихся. В этом случае его надо будет выследить и найти — и, возможно, убедить (каковую задачу сиг-Алда отнюдь не горел желанием решать).
Четвертая была модель «жертва обстоятельств», и сиг-Алда считал ее наименее вероятной. В разновидности этой модели входила смерть йос-Фелиума или его безнадежные скитания по варварскому миру. Сиг-Алда поморщился. Скорее он сам будет бесцельно бродить, ничего не предпринимая, — так по крайней мере считал Контур. В конце концов, йос-Фелиум был командором разведки, человеком, имеющим дар изучать миры, осваивать языки и процветать в самом непривычном окружении.
Когда компьютер выявил наиболее вероятный континент — к глубокому неудовольствию сиг-Алды, им оказался тот, который покрывал наиболее густой смог, — агент проанализировал материалы, полученные из штаб-квартиры разведки, отыскал нужный язык и воспользовался гипноучителем. Через несколько часов он уже будет знать названия гор и морей, уметь правильно держать чашку с чаем и разбираться в политике в соответствии с последними известиями.
Приказав компьютеру разбудить себя в том случае, если будет обнаружено что-то похожее на любую из четырех моделей поведения, Тиль Фон сиг-Алда вошел в транс и начал учиться.
Владение местным языком не умерило его отвращения ко всему нелиадийскому. Язык, записанный разведчиками, был лишен тонкости. У человека, не принадлежащего к элите, мало было возможностей себя отличить от прочих. Язык не предоставлял возможности выразить превосходство или авторитет. А для мужчин это было даже немного труднее, чем для женщин.
Само общество было прямо-таки идиллическим. Хотя возможность оскорбить другого существовала, культура была не из тех, где случайное оскорбление может привести к кровной мести или хотя бы драке.
Разведчики отметили, что скорость развития ничего особенного собой не представляет, хотя и предупредили, что местная технология приближается к точке Суареца — тому моменту, когда на протяжении трех или четырех поколений внимание общества будет сосредоточено на развитии техники, а само общество будет раздробленным, пока результаты роста не будут освоены.
Гипнозаписи также позволили ему взглянуть на пищу, которая оказалась неизменно отвратительной. В большинстве областей он может рассчитывать на плоть каких-либо животных, а также фрукты и овощи, которые станут несвежими к тому моменту, когда он будет их есть. Система перевозок на планете оказалась прискорбно неразвитой.
Бывали случаи, когда разведчики с их требованием независимости для таких «развивающихся» планет создавали только уродство и пустую трату ресурсов. Если бы только управление здесь передали лиадийцам, этот мир быстро стал бы производить полезные товары. Как только Департаменту удастся все устроить должным образом, подобная расточительность будет исключена.
А пока сиг-Алда изучил материалы по местному костюму и убедился, что по крайней мере ему не придется менять оттенок своей кожи или заставлять автомедика трансплантировать бороду. Он немного воспрянул духом при мысли о том, что йос-Фелиум тоже не станет сильно менять — или прятать — свою внешность.
Сиг-Алда также изучил компьютерную карту, провел расчеты вероятностей и наконец выбрал место первого поиска: крупный промышленный город на южном берегу континента в форме бутылки. Все, что он знал о йос-Фелиуме, указывало на то, что он устроит себе штаб-квартиру именно в таком месте — жалком авангарде технологии этого захолустного мирка. Там йос-Фелиум получит доступ к самому мощному передатчику на планете, ему быстро станут доступны все новшества, и при необходимости он сможет заставить какую-нибудь группу местных жителей выполнять его приказы и служить его интересам. Кроме того, климат был несколько более теплым, чем в том месте, которое было вторым по порядку предпочтения, дальше на севере.
Довольный своим выбором и показаниями Контура (ВВЗ 0,45; ВЛВ 0,76), Тиль Фон сиг-Алда приготовился начать вторжение на Вандар.
«Исполнение долга»
— Мог бы подождать до утра, — сказала Мири, умело манипулируя лопаточкой и сковородой. Вал Кон с удовольствием принюхался. — Хакан бы завез тебя по дороге в город.
Вал Кон выгнул бровь:
— Но, видишь ли, я хотел поговорить с моей женой уже этой ночью, а Хакан, боюсь, уже лег к тому моменту, когда моя потребность дала о себе знать.
— Есть же телефон…
Вал Кон засмеялся:
— Он не годится. — Подойдя к буфету, он принялся вынимать приборы и салфетки. — Поставить сюда тарелки?
— Угу… — ответила она, сосредоточив почти все внимание на своей задаче.
Вал Кон разложил ножи, вилки, ложки и салфетки — ей желтую, себе — голубую, оставил тарелки у плиты и налил вторую чашку чаю. Перенеся обе чашки на стол, он вернулся, чтобы найти в леднике хлеб и масло.
— Завтрак, — объявила Мири, ставя тарелки на стол. — Надеюсь, ты проголодался.
— Только что не до смерти, — ответил он, усаживаясь за стол и берясь за вилку.
Мири улыбнулась и принялась за свою порцию, удивляясь внезапно проснувшемуся аппетиту.
Справа от нее раздался вздох. Она подняла глаза и увидела, что Вал Кон ей улыбается.
— Очень вкусно. Спасибо, шатрез. Видишь ли, я боялся, что мне придется съесть собственную куртку.
Она засмеялась и потянулась за своей чашкой, укоризненно качая головой:
— Фру Трелу решила, ты сбежал. Хочет, чтобы я вызвала полицию и призвала тебя к ответу.
— Мерзавец, — скорбно сообщил он своей тарелке. — Бесчестный человек. — Он быстро взглянул на нее из-под ресниц. — А ты в это не поверила?
Она моргнула:
— Нет.
— Прогресс, — обрадовал он тарелку, подцепляя вилкой очередной кусок. — Хорошо.
Зеленые глаза устремились на нее снова, не дав ей времени подыскать подходящий ответ.
— Фру Трелу снова покупала тебе одежду, шатрез? Рубашка очень красивая.
Мири покачала головой:
— Забавно: люди со всего Бентрилла присылают нам одежду, книги и… а, дьявол, я и в половине этого барахла не разбираюсь. Деньги. Похоже, много денег. Фру Трелу пыталась объяснить мне, сколько у нас сейчас денег, но, кажется, я ее не поняла. Куча вещей для тебя лежит у рояля…
Она внезапно замолчала, заметив, как он закаменел.
— Премия? — тихо спросил он, забыв про вилку. — За солдат, которых мы убили?
Так вот оно что. Премии получают икстранцы. Лиадийцы ведут счеты.
— По-моему, это не премия, — осторожно проговорила она. — Кем объяснила это так: люди считают нас героями и… благодарны нам за то, что мы тогда остановили армию. Было бы гадко, если бы они добрались до Джилла. — Она помолчала, кусая губу. — По-моему, они хотят быть с нами квиты, потому что им кажется, будто они у нас в долгу за то, что мы оказали им услугу.
— Понятно, — пробормотал он, снова принимаясь за завтрак. Мири расправилась со своей порцией, наслаждаясь ее вкусом, радуясь самому его присутствию, даже когда они просто сидели рядом. Она неуверенно посмотрела в себя и прикоснулась к месту, где была его картинка — и чуть было не уронила вилку.
Картинка сияла. Она светилась. Она лучилась светом. Мири заставила свой внутренний взор проследить переплетения и ответвления узора — и ощутила его целостность, здоровье и тепло, словно радость собственного сердца.
Она судорожно вздохнула, не замечая на себе его взгляда, пока он ее не окликнул:
— Эй?
Она с трудом оторвалась от созерцания картинки-узора.
— О чем ты думала, Мири?
— Я… — Она растерянно заморгала. — А где джинн, босс?
— А! — Он откинулся на спинку стула, не отрывая глаз от ее лица. — Низложен, сказала бы ты, наверное. Его силы отняты, зрение уничтожено.
— И этого больше не повторится? Если тебе снова придется сражаться, ты не завязнешь? — Она пожала плечами. Глаза у нее подозрительно заблестели. — Я в жизни ничего страшнее не видела, когда эта штука пошла вразнос. Все ведь случилось прямо у меня на глазах! Только что все было в порядке — а в следующую секунду она совершенно сбрендила.
— Мне очень жаль, — отозвался он, — что ты испугалась. И — нет, я больше не попадусь в ловушку. Ловушек внутри больше не осталось — там только Вал Кон, вещи, которые он знает, и способности, которыми он обладает.
Мири нахмурилась:
— А Контур?
— Существует, — спокойно ответил он. — В конце концов, это — способность, которая у меня есть: наблюдать и определять шансы. — Он заметил, как по ее лицу пробежала тень, и подался вперед, протягивая руку. — Мири!
Она медленно вложила пальцы в его руку:
— Вал Кон?
— Да, — заверил он ее очень мягко. — Кто же еще? Тебе страшно, Мири? Я…
Но она уже качала головой, полузакрыв глаза и прикасаясь к картинке у себя в голове.
— Не страшно. Картинка… правильная. Не совсем такая, как раньше — но это ничего.
Вал Кон судорожно вздохнул, но она уже улыбалась, широко раскрыв глаза и сжимая его пальцы.
— И вообще, откуда ты взял джинна? Я-то считала, что это — наше, земное.
— Так оно и есть, — ответил он, снова откидываясь на спинку стула и отпуская руку. — Но моя мать была землянка, забыла? И она рассказывала нам сказки. В одной речь шла о человеке, который нашел на берегу бутылку. Он вытащил пробку, и оттуда выбрался джинн. Он простерся ниц перед человеком и объявил себя его должником. Он предложил исполнить три желания, чтобы заплатить свой долг.
— Похоже на стандартный сюжет, — согласилась Мири, наблюдая за выражением его лица. — Но доверять им нельзя. Джинны — народ скользкий.
— Так оно и оказалось. Но надо признать, что человек, нашедший бутылку, не входил в число мудрецов. — Он взял свою чашку. — Меня эта история заворожила: она завладела моим воображением, и я обнаружил, что думаю, как бы поступил я, если бы джинн предложил оказать три услуги мне.
Он весело улыбнулся, озорно блестя глазами.
— После долгих размышлений я решил, что у меня есть безупречный план. Мне ведь было шесть лет — и я был очень мудр для своих лет. Оставалось только заполучить бутылку с джинном. — Он тихо засмеялся и поставил чашку на стол. — И я отправился к дяде в погреб…
— Ой, нет!
У Мири округлились глаза.
— Ой, да, — заверил он ее. — Возможно, с моей стороны было не очень разумно отправиться на поиски в то время, когда мой дядя был дома. Хотя я до сих пор не понимаю, почему он поднял такой шум. Можно подумать, я снова не заткнул пробками те бутылки, в которых оказалось только вино…
Она хохотала, запрокинув голову и открыв стройную шею.
— И он оставил тебя в живых?
— Чуть было не убил, — признался он.
Плечи у Мири вздрагивали от смеха, и она утирала глаза дрожащими пальцами. Его глаза следили за ее движениями, и она вдруг смутилась и протянула ему руку.
Он нежно улыбнулся серебряной змее, обвившейся вокруг ее пальца и крепко зажавшей во рту голубой камень.
— Я рад, что ты решила снова его надеть, шатрез. Спасибо.
Она пожала плечами и потупилась.
— Было трудно носить его, пока мы здесь работали. Я боялась его сломать или потерять. Но королевские плотники, кто бы они ни были, так хорошо поработали, приводя в порядок ферму, что здесь и дел не осталось — только кормить скаппинов. — Она с полуулыбкой подняла глаза. — Мы остались без работы, босс.
— Тогда мы найдем другую. — Он выгнул бровь. — Какая картинка?
Мири ответила не сразу, и он подался вперед, вспомнив свои прежние страхи.
— Тебе от нее больно, шатрез?
— Больно? — Она покачала головой. — Не-а, она хорошая. Как правило, хорошая, — уточнила она. — Когда во время боя ты пошел вразнос, она перестала быть хорошей, но больно не было, даже тогда. Она просто была… неправильная. — Она прикусила губу и встревоженно посмотрела на него. — Вал Кон, а это не ты ее сделал? Я была уверена… она ощущается как твоя!
Ее плечи начали наливаться напряжением, а недоумение — сменяться тревогой. Вал Кон отодвинулся от стола, поймал ее руку и притянул Мири к себе на колени. Сев лицом к нему, она заглянула ему в глаза:
— Босс, это должен был быть ты! Я знала, что ты в беде. Знала! Видела. Не трогала тебя три ужасных дня, как дипломированная кретинка, думала, ты выберешься…
— Мири. Мири! Не надо, шатрез… — Он нежно провел пальцами по ее лицу, пытаясь стереть следы боли. — Пожалуйста, Мири, ты не виновата.
Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Мири?
— Все в порядке.
Она открыла глаза, чтобы это продемонстрировать, и Вал Кон чуть заметно улыбнулся.
— Вот и хорошо. — Он немного помолчал. — Давай решим, что это я, — начал он, пытаясь найти нужный способ расположения неловких земных слов. — Она тебя действительно не беспокоит? Я счастлив, что это так. Я боялся, что ты сможешь… услышать… и это причинит тебе боль.
— Почему? — Она нахмурилась, пристальнее вглядываясь в его лицо. — Нет, подожди… У тебя в голове есть узор для меня? А тебе от него больно?
— Не узор, — мягко уточнил он. — Песня. Она очень мне нравится. Она… утешает.
Мгновение или два длилось молчание.
— Вал Кон? — сказала она потом.
— Да?
— Что это? Если не ты создаешь песню, но получается, что ты… — Она встряхнула головой. — Я не понимаю.
— Я пытаюсь объяснить, шатрез, но это непросто — на земном. — Она беспокойно шевельнулась, и он улыбнулся. — Я тебя не виню, Мири. Просто то, что мне надо тебе объяснить, — это лиадийское. Если бы ты говорила на низком лиадийском, то само название сказало бы тебе, что это за явление. А на земном мне понадобится изгибать слова — но только не слишком сильно, да? Иначе они станут бессмыслицей.
— Ладно. — Она потянулась и переплела их пальцы, а потом посмотрела на него. — Говори.
— Давай, — сказал он после короткой паузы, — проверим, будет ли понятно так. То, что в твоей голове — и в моей, — это кусочек эмпатии. У тебя — ко мне. У меня — к тебе. Мне кажется, что моя песня говорит: «Жива-и-здорова». А еще я сегодня выяснил, что она направленная. Когда я вышел от Хакана, то направился к дому фру Бригсби. А потом мне пришло в голову дотронуться до моей песни о тебе, и оказалось, что ты вернулась сюда. — Он улыбнулся. — Может, я из-за этого чуть было и не опоздал к завтраку. А как ты узнала, что я иду?
Не сводя с него глаз, Мири пожала плечами:
— Я… А, проклятье! Наверное, я почувствовала, как ты направляешься домой. Что бы это ни означало. — Она нахмурилась. — И я почувствовала, когда тебе было плохо.
— Да. И я узнаю, если тебе больно или ты сильно расстроена. Думаю, что со временем можно научиться различать более тонкие оттенки. — Он вздохнул. — Не слишком удачное объяснение. Тебе его достаточно?
— Дай мне пару столетий… Вал Кон!
— Да?
— А эта самая эмпатия бывает у всех спутников жизни? Ты поэтому на мне женился? Потому что услышал эту песню или что это там?
Он покачал головой.
— Такое дается редко… — начал он, мысленно проклиная невозможность в полной мере разделить с ней ощущение чуда. — И я начал тебя слышать недавно. Определенно после того, как мы оказались здесь. Кажется, в давние дни это было чем-то большим, что спутниками жизни действительно были люди, которые… соединились. Я… Рассказывают… Опять-таки в старину, когда такие вещи встречались чаще — что те, кто так соединился, становились как будто… одним человеком. Ах, это не так! Что мысли шли туда и обратно, от одного к другому, и слова были не нужны. Что они делились… — Он прервал объяснения и резко покачал головой. — Шатрез, я ужасно глуп.
— Не-а, это просто идея дурацкая. Ни один трезвый землянин тебе не поверит. — Она на секунду задумалась. — Это… соединение — оно с нами будет?
— Не думаю. В конце концов, мы же простые люди, а не волшебники в полном расцвете способностей.
— Конечно. — Она вздохнула, пристально всмотрелась в никуда, а потом вдруг ухмыльнулась. — Думаю, мне надо поскорее выучить низкий лиадийский.
— Мне это было бы приятно, — сказал он, нежно пожимая ей руку. — Тебе правда хочется его выучить?
— Да! — ответила она с неожиданной страстностью, и ее серые глаза вспыхнули.
У него внезапно перехватило дыхание. Вал Кон нахмурился.
— Что случилось?
— Это… странно, Мири. Мне только сейчас это пришло в голову. — Он улыбнулся, но ей не удалось разобрать, что выражал его взгляд. — Если бы Департамент Внутренних Дел меня не завербовал, мне вообще не понадобилось бы лететь на Лафкит, и я не оказался бы в неком переулке в такой момент…
«И всю мою жизнь, — подумал он, — я жил бы непробужденным и холодным, не подозревая, что мне не хватает груза некой головы на моем плече. И я становился бы все молчаливее, даже не подозревая о том, что прислушиваюсь к звуку одного голоса, который смеется рядом со мной. Говорят, в старые времена человек мог звать, искать возлюбленную, которой он пока не знает…»
— А вот это уже дурь, на каком языке это ни скажешь, — отрезала Мири. — Лучше бы ты остался разведчиком и был на другом конце галактики от Лафкита, чем все на свете ковырялись бы у тебя в голове, делали бы тебе больно…
Она замолчала, снова ужаснувшись тому, что глаза у нее на мокром месте.
Вал Кон подался вперед, так что его губы соприкоснулись с ее губами, намереваясь только утешить ее, но почувствовал вспышку желания и встал, держа ее на руках.
— Что, скажи на милость, ты делаешь? — возмущенно вопросила она.
— Держу тебя. — Он тихо засмеялся. — Мне тебя поставить?
— Не-а. Просто пытаюсь вспомнить, когда кто-то в последний раз взял меня на руки и остался жить. — Она закрыла глаза, словно вела мысленный подсчет. — Кажется, мне было около десяти.
— Тогда это было совсем недавно, — сказал он. — Пять или шесть лет назад?
— Скорее, восемнадцать или девятнадцать. — Она фыркнула. — Льстец.
Он выгнул бровь, оглядывая ее небольшое тело.
— Неужели так много? — серьезно спросил он.
— Как минимум столько.
Он снова перевел взгляд на ее лицо:
— Но… когда же ты вырастешь большая?
Она засмеялась:
— Как только это сделаешь ты. Ты так и намерен всю ночь стоять и держать меня на руках?
— Это предложение не лишено смысла, — признал он. — Но я думаю, что нам лучше пойти лечь.
— Ты так считаешь? Я не устала.
— Вот и отлично.
«Исполнение долга»
Она отправилась в путь, не оставив никого охранять ее тело, но путь был знакомым, а она научилась действовать осторожно. Прошло достаточно времени, и семя должно было прорасти в сознание. И давно пора пойти за ответом.
Знакомая аура ярко сияла. Ее путь длился столько, сколько нужно было, и она знала, что она у цели.
Она осторожно открылась — и снова оказалась перед этим непонятным набором мощных защит. Расширив свою тропу, она нашла его в самом центре: он мирно спал, чуть мерцая слабым лиловым сиянием, которое указывало на удовлетворенную страсть.
Вал Кон лежал за своими стенами, и там она его увидела — и при этом он оставался все таким же недостижимым, словно она его и не находила. Присцилла испытала острое желание схватить его за плечи, встряхнуть как следует и заставить проснуться. И потребовать, чтобы он объяснил ей, ради Богини, зачем ему понадобилось строить вокруг своей души такую крепость. Если бы она имела телесную оболочку, то непременно так и сделала бы.
А теперь она заставила себя облечься в Спокойствие и перенесла свое внимание на мост, простой и красивый, и по его сверкающей поверхности перешла к спутнице его жизни.
Она тоже спала, крепко заперев свою душу за одной дверью. Присцилла заставила форму и ощущение этой преграды приблизиться к ее внутреннему взору — и вдруг четко увидела большую деревянную дверь с замочной скважиной в узорчатой накладке из сверкающего металла. Дерево блестело от старости и заботливого ухода.
Присцилла усилием воли приблизилась к двери настолько, чтобы попытаться повернуть дверную ручку, — и задержалась, чтобы площадка яснее вырисовалась вокруг нее.
Присцилла вдруг поняла, что мышление спутницы жизни отличается большой конкретностью: ее аналоги составлены так твердо, что почти обретают физическую реальность. Дверь обязательно должна выходить на площадку — и поэтому площадка создана: оставить дверь вне контекста было бы проявлением невоспитанности.
И в тот самый момент, когда площадка стала четкой, за секунду до того, как ее внимание полностью сосредоточилось на дверной ручке, она увидела на полу у двери… пакет!
Присцилла снова сосредоточила внимание, различила знакомые желтые и черные полосы Галактической курьерской службы и нашла там же квитанцию, заполненную округлым четким почерком:
«Кому: Присцилле Мендоса лично
«Кому: Присцилле Мендоса лично
Смех чуть было не нарушил ее сосредоточенности и не отправил обратно без пакета и контакта.
Она строго заставила себя облечься в Спокойствие, а потом тщательно рассмотрела аналог, расписалась, оторвала верхнюю часть квитанции и надежно пристроила ее между ручкой и замком. А потом она приостановилась и совершила действие, которое в телесной форме было бы благословляющим прикосновением руки к двери.
«Да пребудет с тобой Богиня, сестра».
Повинуясь потребности другого, она наклонилась, взяла пакет и наконец отправилась домой.
Знакомая аура ярко сияла. Ее путь длился столько, сколько нужно было, и она знала, что она у цели.
Она осторожно открылась — и снова оказалась перед этим непонятным набором мощных защит. Расширив свою тропу, она нашла его в самом центре: он мирно спал, чуть мерцая слабым лиловым сиянием, которое указывало на удовлетворенную страсть.
Вал Кон лежал за своими стенами, и там она его увидела — и при этом он оставался все таким же недостижимым, словно она его и не находила. Присцилла испытала острое желание схватить его за плечи, встряхнуть как следует и заставить проснуться. И потребовать, чтобы он объяснил ей, ради Богини, зачем ему понадобилось строить вокруг своей души такую крепость. Если бы она имела телесную оболочку, то непременно так и сделала бы.
А теперь она заставила себя облечься в Спокойствие и перенесла свое внимание на мост, простой и красивый, и по его сверкающей поверхности перешла к спутнице его жизни.
Она тоже спала, крепко заперев свою душу за одной дверью. Присцилла заставила форму и ощущение этой преграды приблизиться к ее внутреннему взору — и вдруг четко увидела большую деревянную дверь с замочной скважиной в узорчатой накладке из сверкающего металла. Дерево блестело от старости и заботливого ухода.
Присцилла усилием воли приблизилась к двери настолько, чтобы попытаться повернуть дверную ручку, — и задержалась, чтобы площадка яснее вырисовалась вокруг нее.
Присцилла вдруг поняла, что мышление спутницы жизни отличается большой конкретностью: ее аналоги составлены так твердо, что почти обретают физическую реальность. Дверь обязательно должна выходить на площадку — и поэтому площадка создана: оставить дверь вне контекста было бы проявлением невоспитанности.
И в тот самый момент, когда площадка стала четкой, за секунду до того, как ее внимание полностью сосредоточилось на дверной ручке, она увидела на полу у двери… пакет!
Присцилла снова сосредоточила внимание, различила знакомые желтые и черные полосы Галактической курьерской службы и нашла там же квитанцию, заполненную округлым четким почерком:
«Кому: Присцилле Мендоса лично
«Кому: Присцилле Мендоса лично
Смех чуть было не нарушил ее сосредоточенности и не отправил обратно без пакета и контакта.
Она строго заставила себя облечься в Спокойствие, а потом тщательно рассмотрела аналог, расписалась, оторвала верхнюю часть квитанции и надежно пристроила ее между ручкой и замком. А потом она приостановилась и совершила действие, которое в телесной форме было бы благословляющим прикосновением руки к двери.
«Да пребудет с тобой Богиня, сестра».
Повинуясь потребности другого, она наклонилась, взяла пакет и наконец отправилась домой.
Орбита
Запретный мир И-2796-893-44
Тиль Фон сиг-Алда с фанатичной сосредоточенностью изучал планету, расположенную внизу. Он замерял магнитные поля, отслеживал погодные явления, нашел места возможных извержений и тектонических разломов. Он сравнил светимость солнца с данными разведки, потом сверил компьютерную модель с реальностью и смог с достоверностью, которая устроила бы даже командующего, сказать, что наконец оказался близко от цели.
До сих пор его сведения были превосходными. Следует отдать должное разведке: доклад сделан точно. Выяснилось, что облако осколков, вращающихся вокруг третьей планеты, содержит большое количество изотопов и сплавов, пока не найденных в природе.
На второй день были найдены поддающиеся идентификации обломки — первыми были узнаны металлическая отвертка, соответствующая земным стандартам, и керамический нимлет, который используется в адаптирующихся системах очистки. На третий день были найдены новые подтверждения.
Контур показал, что с вероятностью, приближающейся к уверенности, он нашел обломки корабля, на котором улетел Вал Кон йос-Фелиум.
Довольный результатом, сиг-Алда поручил компьютеру скучную задачу проследить обломки до общей точки разлета и сосредоточил свое внимание на радиопередачах.
Он не был сильно разочарован, когда изучение частот, мощности и времени передач не дало никаких признаков сигнала о помощи, который давали бы с планеты. Нельзя было ожидать, чтобы бывший разведчик объявил себя инопланетянином и потребовал доступа к самым мощным передатчикам планеты.
Следуя правилам, сиг-Алда включил первую «модель выживания», составленную Департаментом.
Она предполагала, что йос-Фелиум желает выбраться с планеты как можно скорее и ему все равно, в чьи руки он попадет — разведчика, агента, мошенника или торговца. Это соответствовало модели «простая попытка выжить», и сиг-Алда не рассчитывал на то, что дело будет обстоять именно так. Тем не менее он поручил компьютеру провести проверку этой модели: голосовые передачи на торговом, лиадийском или земном на стандартных галактических частотах, передачи на торговом коде, наложенные на планетное вещание, и параллельные передачи с использованием планетных частот, как открытым текстом, так и закодированные.
Вторая модель — которой он сам отдавал предпочтение, основываясь на внимательном знакомстве с йос-Фелиумом, — представляла собой модель «обдуманная попытка выжить». Она предполагала осторожность: с запретной планеты не следует как попало вести передачи на галактическом языке. Вместо этого для передачи должны использоваться частоты разведки или Департамента, и существовала небольшая вероятность того, что выбрана будет частота Клана Корвал. Код или сжатый текст будут использованы для того, чтобы привлечь внимание к нужной частоте, и на этом этапе слушающий должен будет ответить, инициировав диалог и возможность краткого обмена в коде или открыто.
Третья модель называлась «попытка выжить с заранее обдуманным намерением». Согласно этой модели, йос-Фелиум выбрал именно данный мир намеренно. По этой модели он должен дожидаться сообщения или определенного момента или события. Либо он предпочел поступок, который разведчики величали «экликти» — вхождение в число Невернувшихся. В этом случае его надо будет выследить и найти — и, возможно, убедить (каковую задачу сиг-Алда отнюдь не горел желанием решать).
Четвертая была модель «жертва обстоятельств», и сиг-Алда считал ее наименее вероятной. В разновидности этой модели входила смерть йос-Фелиума или его безнадежные скитания по варварскому миру. Сиг-Алда поморщился. Скорее он сам будет бесцельно бродить, ничего не предпринимая, — так по крайней мере считал Контур. В конце концов, йос-Фелиум был командором разведки, человеком, имеющим дар изучать миры, осваивать языки и процветать в самом непривычном окружении.
Когда компьютер выявил наиболее вероятный континент — к глубокому неудовольствию сиг-Алды, им оказался тот, который покрывал наиболее густой смог, — агент проанализировал материалы, полученные из штаб-квартиры разведки, отыскал нужный язык и воспользовался гипноучителем. Через несколько часов он уже будет знать названия гор и морей, уметь правильно держать чашку с чаем и разбираться в политике в соответствии с последними известиями.
Приказав компьютеру разбудить себя в том случае, если будет обнаружено что-то похожее на любую из четырех моделей поведения, Тиль Фон сиг-Алда вошел в транс и начал учиться.
Владение местным языком не умерило его отвращения ко всему нелиадийскому. Язык, записанный разведчиками, был лишен тонкости. У человека, не принадлежащего к элите, мало было возможностей себя отличить от прочих. Язык не предоставлял возможности выразить превосходство или авторитет. А для мужчин это было даже немного труднее, чем для женщин.
Само общество было прямо-таки идиллическим. Хотя возможность оскорбить другого существовала, культура была не из тех, где случайное оскорбление может привести к кровной мести или хотя бы драке.
Разведчики отметили, что скорость развития ничего особенного собой не представляет, хотя и предупредили, что местная технология приближается к точке Суареца — тому моменту, когда на протяжении трех или четырех поколений внимание общества будет сосредоточено на развитии техники, а само общество будет раздробленным, пока результаты роста не будут освоены.
Гипнозаписи также позволили ему взглянуть на пищу, которая оказалась неизменно отвратительной. В большинстве областей он может рассчитывать на плоть каких-либо животных, а также фрукты и овощи, которые станут несвежими к тому моменту, когда он будет их есть. Система перевозок на планете оказалась прискорбно неразвитой.
Бывали случаи, когда разведчики с их требованием независимости для таких «развивающихся» планет создавали только уродство и пустую трату ресурсов. Если бы только управление здесь передали лиадийцам, этот мир быстро стал бы производить полезные товары. Как только Департаменту удастся все устроить должным образом, подобная расточительность будет исключена.
А пока сиг-Алда изучил материалы по местному костюму и убедился, что по крайней мере ему не придется менять оттенок своей кожи или заставлять автомедика трансплантировать бороду. Он немного воспрянул духом при мысли о том, что йос-Фелиум тоже не станет сильно менять — или прятать — свою внешность.
Сиг-Алда также изучил компьютерную карту, провел расчеты вероятностей и наконец выбрал место первого поиска: крупный промышленный город на южном берегу континента в форме бутылки. Все, что он знал о йос-Фелиуме, указывало на то, что он устроит себе штаб-квартиру именно в таком месте — жалком авангарде технологии этого захолустного мирка. Там йос-Фелиум получит доступ к самому мощному передатчику на планете, ему быстро станут доступны все новшества, и при необходимости он сможет заставить какую-нибудь группу местных жителей выполнять его приказы и служить его интересам. Кроме того, климат был несколько более теплым, чем в том месте, которое было вторым по порядку предпочтения, дальше на севере.
Довольный своим выбором и показаниями Контура (ВВЗ 0,45; ВЛВ 0,76), Тиль Фон сиг-Алда приготовился начать вторжение на Вандар.
«Исполнение долга»
— Добрый вечер, Присцилла. Как приятно видеть, что ты вернулась.
Она с трудом отыскала нужный механизм и открыла глаза:
— Шан.
— Как мило, что ты это помнишь. Может, спустя еще секунду ты припомнишь и то, что обещала больше не подвергать себя такой опасности.
Его глаза напоминали серебряный лед, аура отражала ужас и ярость.
— Какого черта ты делала? — рявкнул он, и ужас почти заглушил ярость.
Что она делала? Присцилла с усилием надежнее устроилась в собственном теле — и воспоминание пришло с приступом истерического смеха.
Она с трудом отыскала нужный механизм и открыла глаза:
— Шан.
— Как мило, что ты это помнишь. Может, спустя еще секунду ты припомнишь и то, что обещала больше не подвергать себя такой опасности.
Его глаза напоминали серебряный лед, аура отражала ужас и ярость.
— Какого черта ты делала? — рявкнул он, и ужас почти заглушил ярость.
Что она делала? Присцилла с усилием надежнее устроилась в собственном теле — и воспоминание пришло с приступом истерического смеха.