Страница:
При обучении Уошо амслену Гарднеры ставили перед собой цель выявить тот момент в процессе овладения языком, когда дети начинают опережать шимпанзе, и после этого выделить те конкретные лингвистические способности, которыми дети обладают, а шимпанзе – нет. Они предполагали, что Уошо будет усваивать новые слова примерно так же, как и люди, но в конце концов окажется не в состоянии понять, что такое вопросительное или отрицательное предложение или какова роль порядка слов. Таким образом, они надеялись более точно определить, что именно является уникальным в человеческом языке.
Но на самом деле все произошло иначе, чего Гарднеры совсем не ожидали.
Обучение языку
Уошо принимается за дело
Сбор данных
Комбинирование знаков
3. ОПЫТ СРАВНЕНИЯ ДЕТЕЙ И ШИМПАНЗЕ
Но на самом деле все произошло иначе, чего Гарднеры совсем не ожидали.
Обучение языку
Разработанная Гарднерами программа обучения Уошо существенным образом основывалась на методах, почерпнутых из бихевиоризма – этого раздела экспериментальной физиологии, изучающего взаимосвязи между внешним воздействием (стимулом) и ответной реакцией организма. Гарднеры перепробовали все способы обучения. Сначала они испытали ряд методов, основанных на использовании модели стимул – реакция (С – Р), и наконец остановились на одной из методик, показавшейся им наиболее приемлемой. Но, не имея опыта подобной работы, они поневоле действовали методом «проб и ошибок». В частности, они занялись анализом теории, известной как «теория лепета». Вкратце эта теория развития речи состоит в том, что дети вначале произносят случайную смесь звуков – фонем (если же говорить о «жестовом лепете», то черем), а затем, поощряемые родителями, собирают отдельные звуки этой смеси в слова. Но теория лепета впоследствии была подвергнута сомнению, поскольку невропатологи установили, что у детей на протяжении всего «периода детского лепета» еще отсутствуют нервные связи, необходимые для усвоения разговорной речи, и, таким образом, вычленение правильных звуков на этой стадии для них невозможно. Тем не менее Гарднеры испробовали этот способ. В соответствии с ним они из всего репертуара жестов Уошо вычленяли и поощряли правильные черемы, надеясь, что в конце концов она сама сумеет сопоставить сигнал и ситуацию, в которой он был подан. К этому времени Уошо был всего лишь год – она только-только стала выходить из периода детского лепета. Но единственный жест, усвоения которого Гарднеры добились этим методом, означал «смешно».
В начале обучения и особенно после того, как Уошо выучила свой первый жест, она остро осознала возможности своих рук. Для нее стало открытием, что она обладала пальцами, которыми можно манипулировать, и это сосредоточение внимания на собственных руках облегчило ей усвоение знаков. Жестикуляция, по-видимому, заменяла Уошо лепет.
После ничего не давших попыток использовать теорию лепета Гарднеры (и все другие инструкторы, обучавшие шимпанзе амслену) обнаружили, что наибольшего успеха можно добиться, действуя в рамках рекомендаций, носящих название «руководства». Руководство включает в себя набор различных технологий обучения. Один метод состоял в том, чтобы заставить шимпанзе имитировать жесты, подкрепляя правильные действия специальным вознаграждением, например изюмом. В результате стоило Уошо получить изюм, как она принималась выпрашивать еще. Но вскоре Гарднеры оставили попытки соблазнить Уошо угощением, чтобы заставить ее повторять жесты. Это случилось после того, как было обнаружено, что обучение может идти гораздо быстрее, если просто брать Уошо за руки и складывать их соответствующим образом. Это открытие было сделано в тот момент, когда удалось научить Уошо знаку «щекотать», кладя ее левый указательный палец поперек тыльной стороны правой ладони. Гарднеры обнаружили также, что, начиная с определенной стадии, уже не требовалось вознаграждения, чтобы обучить Уошо новому знаку.
Процедура заучивания Уошо нового знака методом складывания рук (или «формовки») предельно проста. Например, чтобы научить обезьяну слову «шляпа», инструктор должен показать Уошо шляпу, а затем взять ее руку и придать ей нужное положение, чтобы получился знак «шляпа». В данном конкретном случае инструктор должен взять руку шимпанзе и сделать так, чтобы животное похлопало себя по макушке. Пока исследователи не перестали прибегать к вознаграждению, Уошо сразу же получала изюм. Эта процедура повторялась вновь и вновь; с того момента, как Уошо начинала делать нужный жест без помощи инструктора, последний постепенно отпускал ее руку, и шимпанзе воспроизводила жест все более самостоятельно. Такой прием постепенного отпускания руки носит название «ослабление». Эта же техника используется при обучении детей, страдающих аутизмом [3]. Как формовка, так и имитация относятся к методам обучения путем «руководства», одному из способов, основанных на модели стимул – реакция (С – Р).
В простом изложении «С – Р подход» предполагает, что организм ассоциирует стимул с реакцией на него, если оба события следуют непосредственно друг за другом. Эта идея подвергалась самым различным толкованиям. Но в теории поведения, оказавшей наибольшее влияние на Гарднеров, была принята одна из интерпретаций, предложенная Уильямом Эдвином Гутри, умершим в 1950 году. Работа Гутри была прежде всего теоретической; на протяжении всей своей научной деятельности он поставил всего лишь один эксперимент, но результатом этого эксперимента было открытие важного закона поведения. Закон Гутри – это по сути дела новое изложение принципа ассоциации: «Если какую-либо комбинацию стимулов раз за разом сопровождает определенное действие, то в конце концов действие станет неизбежно следовать за данными стимулами». Это чисто бихевиористская концепция. Здесь не говорится ничего о побуждениях, вознаграждении или наказании или же о закреплении нервных связей в процессе повторения [4]; ассоциация и только ассоциация – вот суть этого положения. Наиболее яркое воплощение идеи ассоциации – метод формовки. Вначале Гарднеры не решались воспользоваться способом руководства. Они поверили в него, лишь когда увидели, что он работает и работает лучше, чем любой другой метод обучения.
Помимо того, что Уошо выучила с применением технологии формовки, она усвоила некоторые знаки и другим путем. Один из этих знаков обезьяна извлекла из наблюдений за разговорами на амслене, происходившими вокруг нее. В данном случае никто не пытался заставить Уошо усвоить новый знак. Она сама неожиданно начала применять жест, которым, как она видела, пользовались другие. Этим способом она выучила слова «зубная щетка» и «курить». Другим источником оказались некоторые жесты, естественные для диких шимпанзе, и Гарднеры воспользовались их сходством с теми или иными знаками амслена. К примеру, дикие шимпанзе пользуются жестом выпрашивания, очень похожим на применяемый в амслене знак «подойди» или «дай». Взволнованные шимпанзе часто машут руками, чтобы показать, что дело срочное, и этот жест очень близок знаку амслена, означающему «скорее». Уошо быстро усвоила этот жест.
Последний метод обучения, использовавшийся Гарднерами, называется «подкрепление». Он берет начало от технологии Берреса Фредерика Скиннера, применявшейся им для воздействия на поведение крыс. Этот метод заключается в поощрении последовательного и постепенного «приближения» к желательному поведению. Например, если Уошо хотела выйти наружу, то она принималась колотить в дверь своего фургона. Гарднеры воспользовались этим желанием и стали требовать, чтобы она сначала знаком попросила открыть дверь, и только тогда ее выпускали. Первое время она делала нужный жест, прикасаясь к двери или к другому предмету, который просила открыть, но постепенно научилась подавать сигнал, уже не контактируя непосредственно с дверью или ящиком.
В начале обучения и особенно после того, как Уошо выучила свой первый жест, она остро осознала возможности своих рук. Для нее стало открытием, что она обладала пальцами, которыми можно манипулировать, и это сосредоточение внимания на собственных руках облегчило ей усвоение знаков. Жестикуляция, по-видимому, заменяла Уошо лепет.
Люси: «шляпа»
После ничего не давших попыток использовать теорию лепета Гарднеры (и все другие инструкторы, обучавшие шимпанзе амслену) обнаружили, что наибольшего успеха можно добиться, действуя в рамках рекомендаций, носящих название «руководства». Руководство включает в себя набор различных технологий обучения. Один метод состоял в том, чтобы заставить шимпанзе имитировать жесты, подкрепляя правильные действия специальным вознаграждением, например изюмом. В результате стоило Уошо получить изюм, как она принималась выпрашивать еще. Но вскоре Гарднеры оставили попытки соблазнить Уошо угощением, чтобы заставить ее повторять жесты. Это случилось после того, как было обнаружено, что обучение может идти гораздо быстрее, если просто брать Уошо за руки и складывать их соответствующим образом. Это открытие было сделано в тот момент, когда удалось научить Уошо знаку «щекотать», кладя ее левый указательный палец поперек тыльной стороны правой ладони. Гарднеры обнаружили также, что, начиная с определенной стадии, уже не требовалось вознаграждения, чтобы обучить Уошо новому знаку.
Процедура заучивания Уошо нового знака методом складывания рук (или «формовки») предельно проста. Например, чтобы научить обезьяну слову «шляпа», инструктор должен показать Уошо шляпу, а затем взять ее руку и придать ей нужное положение, чтобы получился знак «шляпа». В данном конкретном случае инструктор должен взять руку шимпанзе и сделать так, чтобы животное похлопало себя по макушке. Пока исследователи не перестали прибегать к вознаграждению, Уошо сразу же получала изюм. Эта процедура повторялась вновь и вновь; с того момента, как Уошо начинала делать нужный жест без помощи инструктора, последний постепенно отпускал ее руку, и шимпанзе воспроизводила жест все более самостоятельно. Такой прием постепенного отпускания руки носит название «ослабление». Эта же техника используется при обучении детей, страдающих аутизмом [3]. Как формовка, так и имитация относятся к методам обучения путем «руководства», одному из способов, основанных на модели стимул – реакция (С – Р).
В простом изложении «С – Р подход» предполагает, что организм ассоциирует стимул с реакцией на него, если оба события следуют непосредственно друг за другом. Эта идея подвергалась самым различным толкованиям. Но в теории поведения, оказавшей наибольшее влияние на Гарднеров, была принята одна из интерпретаций, предложенная Уильямом Эдвином Гутри, умершим в 1950 году. Работа Гутри была прежде всего теоретической; на протяжении всей своей научной деятельности он поставил всего лишь один эксперимент, но результатом этого эксперимента было открытие важного закона поведения. Закон Гутри – это по сути дела новое изложение принципа ассоциации: «Если какую-либо комбинацию стимулов раз за разом сопровождает определенное действие, то в конце концов действие станет неизбежно следовать за данными стимулами». Это чисто бихевиористская концепция. Здесь не говорится ничего о побуждениях, вознаграждении или наказании или же о закреплении нервных связей в процессе повторения [4]; ассоциация и только ассоциация – вот суть этого положения. Наиболее яркое воплощение идеи ассоциации – метод формовки. Вначале Гарднеры не решались воспользоваться способом руководства. Они поверили в него, лишь когда увидели, что он работает и работает лучше, чем любой другой метод обучения.
Помимо того, что Уошо выучила с применением технологии формовки, она усвоила некоторые знаки и другим путем. Один из этих знаков обезьяна извлекла из наблюдений за разговорами на амслене, происходившими вокруг нее. В данном случае никто не пытался заставить Уошо усвоить новый знак. Она сама неожиданно начала применять жест, которым, как она видела, пользовались другие. Этим способом она выучила слова «зубная щетка» и «курить». Другим источником оказались некоторые жесты, естественные для диких шимпанзе, и Гарднеры воспользовались их сходством с теми или иными знаками амслена. К примеру, дикие шимпанзе пользуются жестом выпрашивания, очень похожим на применяемый в амслене знак «подойди» или «дай». Взволнованные шимпанзе часто машут руками, чтобы показать, что дело срочное, и этот жест очень близок знаку амслена, означающему «скорее». Уошо быстро усвоила этот жест.
Последний метод обучения, использовавшийся Гарднерами, называется «подкрепление». Он берет начало от технологии Берреса Фредерика Скиннера, применявшейся им для воздействия на поведение крыс. Этот метод заключается в поощрении последовательного и постепенного «приближения» к желательному поведению. Например, если Уошо хотела выйти наружу, то она принималась колотить в дверь своего фургона. Гарднеры воспользовались этим желанием и стали требовать, чтобы она сначала знаком попросила открыть дверь, и только тогда ее выпускали. Первое время она делала нужный жест, прикасаясь к двери или к другому предмету, который просила открыть, но постепенно научилась подавать сигнал, уже не контактируя непосредственно с дверью или ящиком.
Уошо принимается за дело
Итак, Гарднеры фиксировали внимание Уошо на ее руках, стремясь показать, что ими можно пользоваться и как инструментом для манипуляций с окружающими предметами, и как средством для составления слов. Все эти усилия учителей не пропали даром; стоило Уошо выучить восемь знаков, и она уже самостоятельно стала их комбинировать. Еще в начале обучения Уошо продемонстрировала понимание выученных знаков: она их относила не только к конкретным предметам, используемым в процессе обучения, но и к другим, обладающим теми же свойствами. Она безошибочно идентифицировала детенышей различных животных, узнавала собаку на картинке не хуже живой и т.д. Наручные часы она называла словом «слушать», но этот же знак она применяла и для обозначения соответствующего действия, о чем говорит следующий случай: чтобы привлечь внимание собеседника к лающей собаке, Уошо подала знаки, обозначающие «слушать собака».
Гарднеры могли просто обучить Уошо словам, но полное овладение ими и понимание их смысла и способов применения было ее собственной заслугой. Пути, которыми шла Уошо, чтобы усвоить амслен и сделать его частью своего существования, убедительно свидетельствуют о ее языковых способностях. Гарднеры понимали, что их роль заключалась в том, чтобы дать выход этим способностям Уошо, направив их на усвоение языка жестов. Будучи однажды стимулированы, ее способности стали развиваться гораздо быстрее, чем Гарднеры могли их контролировать. Большинство открытий и новшеств в поведении Уошо возникали стихийно, а это усиливало ощущение того, что Гарднеры лишь помогают выявлению природных способностей, а не занимаются мучительным вытягиванием Уошо из глубин ее скрытого интеллекта.
Некоторые изобретения Уошо показали, что она обладала непредвиденными возможностями, оценить которые Гарднеры еще не были готовы. Гарднеры называли такие неожиданные подарки словом «lagniappe» – креольское выражение, означающее дополнительный товар, который продавец преподносит покупателю в качестве приза. Подобное сравнение возникло впервые, когда Уошо сама стала придумывать знаки. Иногда Гарднеры были вынуждены приспосабливать известные им знаки амслена, чтобы обозначить предметы, для которых в их распоряжении не было готового жеста. Одним из таких предметов был детский нагрудник, для обозначения которого Гарднеры воспользовались существующим в амслене знаком «полотенце». Он выглядит так: вы проводите всеми пятью пальцами по губам, имитируя жест вытирания. Однажды Уошо попросили назвать этот нагрудник, и она, не запомнив еще знака «полотенце», очертила на груди то место, куда он надевается. Гарднеры признали, что знак, предложенный Уошо, был ничем не хуже их собственного; однако их целью было не самим заучивать язык, который придумает маленькая шимпанзе, а обучить Уошо человеческому языку, и они настояли, чтобы Уошо пользовалась жестом «полотенце». Позднее они выяснили, что «нагрудник» Уошо был помимо всего прочего еще и правильным знаком, действительно существующим в амслене.
В первые месяцы Уошо придумала и свой вариант знака «прятать» (позже она изобретала и многие другие знаки). Прятки были одной из самых любимых ее игр, которая, помимо всего прочего, способствовала непосредственному, свободному проявлению ее познаний в амслене. Чтобы начать игру, партнер Уошо должен был сделать жест, означающий «прятать»: одну руку сжимают в кулак так, чтобы большой палец оставался снаружи, касаются им губ и затем подносят торчащий большой палец снизу к другой руке, которую со сведенными вместе пальцами держат ладонью вниз. Игра начиналась, когда все участники закрывали глаза руками, и именно этот жест лучше всего говорил Уошо, о какой игре шла речь. Когда Уошо хотела играть, она изображала не «прятать», а «ку-ку» (так назывался ее вариант жеста) или же «мы ку-ку скорее». Однако, поскольку этот жест не был законным знаком амслена, Гарднеры не включили его в «словарь Уошо». Были и другие случаи, когда Уошо пользовалась амсленом столь же нестандартным образом.
Пока мы ехали, Роджер припомнил эпизод, в котором Уошо прибегла к языку, чтобы отомстить за обиду. Надо сказать, что самцы и самки шимпанзе, когда рассердятся, ведут себя совершенно по-разному. Самец обычно старается довести себя до неистовства, а добившись этого, честно оповещает всех вокруг, что он в ярости, тогда как самка выражает свой гнев способом, который принято называть «ударом из-за угла», – внезапно накидывается на обидчика и колотит его без предупреждения. В один прекрасный день в Неваде после нескольких мелких ссор с Уошо Роджер вдруг увидел, что она стоит прямо против него по другую сторону его письменного стола. Уошо всеми способами старалась показать, будто она давно забыла, что у нее были какие-то причины сердиться. Она обольстительно просигналила: «Подойди Роджер». Футс обошел стол. Как только он оказался в пределах досягаемости, Уошо выложила свои претензии, дав ему тумака. Пока Футс описывал этот инцидент, произошедший пять лет назад, Уошо все время невозмутимо разглядывала окрестности. Можно было подумать, что она наслаждается рассказом об этом давнем случае проявления ее коварства.
Гарднеры могли просто обучить Уошо словам, но полное овладение ими и понимание их смысла и способов применения было ее собственной заслугой. Пути, которыми шла Уошо, чтобы усвоить амслен и сделать его частью своего существования, убедительно свидетельствуют о ее языковых способностях. Гарднеры понимали, что их роль заключалась в том, чтобы дать выход этим способностям Уошо, направив их на усвоение языка жестов. Будучи однажды стимулированы, ее способности стали развиваться гораздо быстрее, чем Гарднеры могли их контролировать. Большинство открытий и новшеств в поведении Уошо возникали стихийно, а это усиливало ощущение того, что Гарднеры лишь помогают выявлению природных способностей, а не занимаются мучительным вытягиванием Уошо из глубин ее скрытого интеллекта.
Некоторые изобретения Уошо показали, что она обладала непредвиденными возможностями, оценить которые Гарднеры еще не были готовы. Гарднеры называли такие неожиданные подарки словом «lagniappe» – креольское выражение, означающее дополнительный товар, который продавец преподносит покупателю в качестве приза. Подобное сравнение возникло впервые, когда Уошо сама стала придумывать знаки. Иногда Гарднеры были вынуждены приспосабливать известные им знаки амслена, чтобы обозначить предметы, для которых в их распоряжении не было готового жеста. Одним из таких предметов был детский нагрудник, для обозначения которого Гарднеры воспользовались существующим в амслене знаком «полотенце». Он выглядит так: вы проводите всеми пятью пальцами по губам, имитируя жест вытирания. Однажды Уошо попросили назвать этот нагрудник, и она, не запомнив еще знака «полотенце», очертила на груди то место, куда он надевается. Гарднеры признали, что знак, предложенный Уошо, был ничем не хуже их собственного; однако их целью было не самим заучивать язык, который придумает маленькая шимпанзе, а обучить Уошо человеческому языку, и они настояли, чтобы Уошо пользовалась жестом «полотенце». Позднее они выяснили, что «нагрудник» Уошо был помимо всего прочего еще и правильным знаком, действительно существующим в амслене.
В первые месяцы Уошо придумала и свой вариант знака «прятать» (позже она изобретала и многие другие знаки). Прятки были одной из самых любимых ее игр, которая, помимо всего прочего, способствовала непосредственному, свободному проявлению ее познаний в амслене. Чтобы начать игру, партнер Уошо должен был сделать жест, означающий «прятать»: одну руку сжимают в кулак так, чтобы большой палец оставался снаружи, касаются им губ и затем подносят торчащий большой палец снизу к другой руке, которую со сведенными вместе пальцами держат ладонью вниз. Игра начиналась, когда все участники закрывали глаза руками, и именно этот жест лучше всего говорил Уошо, о какой игре шла речь. Когда Уошо хотела играть, она изображала не «прятать», а «ку-ку» (так назывался ее вариант жеста) или же «мы ку-ку скорее». Однако, поскольку этот жест не был законным знаком амслена, Гарднеры не включили его в «словарь Уошо». Были и другие случаи, когда Уошо пользовалась амсленом столь же нестандартным образом.
Пока мы ехали, Роджер припомнил эпизод, в котором Уошо прибегла к языку, чтобы отомстить за обиду. Надо сказать, что самцы и самки шимпанзе, когда рассердятся, ведут себя совершенно по-разному. Самец обычно старается довести себя до неистовства, а добившись этого, честно оповещает всех вокруг, что он в ярости, тогда как самка выражает свой гнев способом, который принято называть «ударом из-за угла», – внезапно накидывается на обидчика и колотит его без предупреждения. В один прекрасный день в Неваде после нескольких мелких ссор с Уошо Роджер вдруг увидел, что она стоит прямо против него по другую сторону его письменного стола. Уошо всеми способами старалась показать, будто она давно забыла, что у нее были какие-то причины сердиться. Она обольстительно просигналила: «Подойди Роджер». Футс обошел стол. Как только он оказался в пределах досягаемости, Уошо выложила свои претензии, дав ему тумака. Пока Футс описывал этот инцидент, произошедший пять лет назад, Уошо все время невозмутимо разглядывала окрестности. Можно было подумать, что она наслаждается рассказом об этом давнем случае проявления ее коварства.
Сбор данных
Почти все, что Уошо сказала за пять лет, проведенных ею в Рино, было запротоколировано в специальном журнале или зарегистрировано каким-либо другим способом. Гарднеры сортировали ее высказывания по степени достоверности – в зависимости от того, был ли требуемый жест сделан самостоятельно или с некоторой подсказкой. Для полной достоверности было необходимо, чтобы слово употреблялось нужным образом и самостоятельно по крайней мере раз в день на протяжении пятнадцати дней подряд. К концу третьего года Уошо уверенно знала восемьдесят пять знаков и регулярно пользовалась комбинациями из трех и более слов.
Помимо записей каждодневной «болтовни» Уошо наблюдатели с магнитофонами должны были все время шепотом вести репортаж о том, какие сигналы она подавала в особых случаях, например во время еды или игр. Разумеется, во время еды Уошо чаще пользовалась словами, означающими различные виды пищи, а во время игры – словами «щекотать», «иди», «ку-ку».
Такими местоимениями, как «ты» и «я», она тоже гораздо чаще пользовалась во время игры, чем за едой. Дети знают, как важно во время игры точно условиться, кто и что должен делать. Очевидно, Уошо тоже это знала.
Способ тестирования и регистрации, который, по-видимому, был для Уошо наиболее интересным, включал в себя набор методик с дополнительным контролем, использовавшихся для стандартного анализа ее словаря. Первый из этих тестов проводился следующим образом: Уошо усаживали перед ящиком, и один из сотрудников время от времени открывал этот ящик и спрашивал ее, что там находится. Быть может, Уошо и удивлялась, что человек не может сам заглянуть в ящик, чтобы узнать, что в нем, тем не менее послушно отвечала, и наблюдатель каждый раз записывал первый знак, который она делала при этом. Основная трудность этой процедуры заключалась в том, чтобы помешать сотруднику, ведущему запись, неумышленно подсказать Уошо, какой предмет кладут в ящик. Поэтому предметы клал другой сотрудник, который не мог видеть ни обезьяны, ни записывающего. Уошо, видимо, была не против того, чтобы без конца называть своему тупице-компаньону то, что и так очевидно. Во всяком случае, она подолгу ждала, пока сменят предмет. Правда, если в ящике оказывалась кока-кола, она могла внезапно прервать игру, заграбастать бутылку и удрать с нею на дерево.
Гарднеры учли развивающуюся у Уошо неприязнь к описанной процедуре и предложили методику, которая в большей степени удовлетворяла желанию шимпанзе увидеть, что же находится в ящике. Кроме того, они решили пресечь воровские наклонности Уошо и начали показывать вместо самих предметов диапозитивы с их изображением. В результате Уошо очутилась перед камерой для рассматривания диапозитивов размером 95?52?65 сантиметров. Один из сотрудников, присев возле камеры, регистрировал ответы, а другой, находившийся за пределами помещения, где шло испытание, наблюдал за происходящим сквозь окошко с односторонней видимостью. Уошо принималась за дело, открывая дверцу камеры, а когда, насмотревшись, отпускала ее и та захлопывалась, диапозитив менялся. Таким способом Гарднеры убедились, что знаки, которые Уошо делала во время классического тестирования, были реакцией на увиденные ею предметы, а не на подсказку наблюдателя и никак не могли быть результатом запоминания последовательности тестов (поскольку порядок предметов был случайным).
Хотя вначале Уошо иногда и ошибалась, тем не менее она справлялась с заданием удивительно хорошо. Гарднеры рассказывали, что, даже когда она ошибалась, неверный ответ в большинстве случаев относился к близкому кругу понятий. К примеру, Уошо могла спутать такие предметы, как щетка и расческа, но даже ошибочный ответ тем не менее означал предмет, тоже применяющийся для причесывания. Иногда она путала изображения животных; так, кошку она однажды назвала Роджером.
С другой стороны, Уошо правильно идентифицировала предметы даже в тех ситуациях, когда условия проведения эксперимента могли способствовать ошибке. Например, она делала различие между детенышем и взрослым животным или человеком, даже когда видела маленькое изображение на диапозитиве. По мере проведения тренировок ее умение все возрастало.
Помимо записей каждодневной «болтовни» Уошо наблюдатели с магнитофонами должны были все время шепотом вести репортаж о том, какие сигналы она подавала в особых случаях, например во время еды или игр. Разумеется, во время еды Уошо чаще пользовалась словами, означающими различные виды пищи, а во время игры – словами «щекотать», «иди», «ку-ку».
Такими местоимениями, как «ты» и «я», она тоже гораздо чаще пользовалась во время игры, чем за едой. Дети знают, как важно во время игры точно условиться, кто и что должен делать. Очевидно, Уошо тоже это знала.
Способ тестирования и регистрации, который, по-видимому, был для Уошо наиболее интересным, включал в себя набор методик с дополнительным контролем, использовавшихся для стандартного анализа ее словаря. Первый из этих тестов проводился следующим образом: Уошо усаживали перед ящиком, и один из сотрудников время от времени открывал этот ящик и спрашивал ее, что там находится. Быть может, Уошо и удивлялась, что человек не может сам заглянуть в ящик, чтобы узнать, что в нем, тем не менее послушно отвечала, и наблюдатель каждый раз записывал первый знак, который она делала при этом. Основная трудность этой процедуры заключалась в том, чтобы помешать сотруднику, ведущему запись, неумышленно подсказать Уошо, какой предмет кладут в ящик. Поэтому предметы клал другой сотрудник, который не мог видеть ни обезьяны, ни записывающего. Уошо, видимо, была не против того, чтобы без конца называть своему тупице-компаньону то, что и так очевидно. Во всяком случае, она подолгу ждала, пока сменят предмет. Правда, если в ящике оказывалась кока-кола, она могла внезапно прервать игру, заграбастать бутылку и удрать с нею на дерево.
Гарднеры учли развивающуюся у Уошо неприязнь к описанной процедуре и предложили методику, которая в большей степени удовлетворяла желанию шимпанзе увидеть, что же находится в ящике. Кроме того, они решили пресечь воровские наклонности Уошо и начали показывать вместо самих предметов диапозитивы с их изображением. В результате Уошо очутилась перед камерой для рассматривания диапозитивов размером 95?52?65 сантиметров. Один из сотрудников, присев возле камеры, регистрировал ответы, а другой, находившийся за пределами помещения, где шло испытание, наблюдал за происходящим сквозь окошко с односторонней видимостью. Уошо принималась за дело, открывая дверцу камеры, а когда, насмотревшись, отпускала ее и та захлопывалась, диапозитив менялся. Таким способом Гарднеры убедились, что знаки, которые Уошо делала во время классического тестирования, были реакцией на увиденные ею предметы, а не на подсказку наблюдателя и никак не могли быть результатом запоминания последовательности тестов (поскольку порядок предметов был случайным).
Хотя вначале Уошо иногда и ошибалась, тем не менее она справлялась с заданием удивительно хорошо. Гарднеры рассказывали, что, даже когда она ошибалась, неверный ответ в большинстве случаев относился к близкому кругу понятий. К примеру, Уошо могла спутать такие предметы, как щетка и расческа, но даже ошибочный ответ тем не менее означал предмет, тоже применяющийся для причесывания. Иногда она путала изображения животных; так, кошку она однажды назвала Роджером.
С другой стороны, Уошо правильно идентифицировала предметы даже в тех ситуациях, когда условия проведения эксперимента могли способствовать ошибке. Например, она делала различие между детенышем и взрослым животным или человеком, даже когда видела маленькое изображение на диапозитиве. По мере проведения тренировок ее умение все возрастало.
Комбинирование знаков
Впервые Уошо прибегла к комбинированию слов в апреле 1967 года, через десять месяцев после начала обучения языку. Она сказала: «Дай сладкий» и затем: «Подойди открой». В то время ей было что-то между полутора и двумя годами, то есть она достигла как раз того возраста, в котором дети начинают строить фразы из двух слов.
Когда Уошо стала объединять по нескольку знаков, например «ты щекотать я», Гарднеры занялись сравнением этих фраз из двух, трех, четырех и пяти слов с первыми предложениями, которые произносят дети.
Главный вопрос заключался в том, что представляют собой эти комбинации – случайный набор слов или же слова, расположенные в каком-то конкретном порядке, определяемом грамматикой языка. Большинство дверей, шкафчиков и буфетов в прицепе Уошо были заперты. Это делалось для того, чтобы она, если ей вздумается исследовать содержимое одного из них, должна была попросить отпереть дверцу. Футс и Гарднеры обратили внимание на то, что в своих просьбах открыть ей доступ к желаемому Уошо придерживалась вполне определенного порядка слов. Когда она хотела залезть в холодильник, то обычно просила: «Открой ключ пища»; когда ей нужно было мыло: «Открой ключ чистый», а когда нуждалась в одеяле: «Открой ключ одеяло». Обращаясь к людям с просьбой выпустить ее наружу или обнять, Уошо в 90% случаев ставила местоимение «ты» перед «я». Помимо этого, за время испытаний оба местоимения – «ты» и «я» – в 60% случаев она помещала перед глаголом, означавшим действие, во фразах «ты я выпустить», а в 40% случаев «я» шло после глагола, например: «ты щекотать я». Как считает Футс, эти различия в структуре фраз знаменуют собой сдвиги, которые происходили с Уошо в период, пока проводились испытания; ибо, когда они закончились, она стала пользоваться стандартным порядком слов, неизменно разделяя местоимения «ты» и «я» глаголом действия. Начав строить состоящие из нескольких слов конструкции, она постепенно приближалась к их построению по законам английской грамматики, причем предпочтение такого порядка слов она привила и другим шимпанзе, живущим в оклахомском институте.
Во время нашей автомобильной прогулки, уже на обратном пути к институту, мы остановились, чтобы утолить жажду. Пока Роджер ублажал в машине Уошо, я принес ей из маленького магазинчика угощение. Итак, если не считать рассказов Роджера о прошлом Уошо, наша поездка была в высшей степени обыденной. Уошо, казалось, была счастлива сидеть за спиной своего старого друга. Мы как раз начали обсуждать детали проведенного Гарднерами сравнения между развитием Уошо и ребенка, когда в поле зрения появился институт и Уошо стало ясно, что прогулка уже подходит к концу. Хотя мысль о возвращении в клетку явно приводила ее в отчаяние, она не стала сетовать и, пройдясь с нами напоследок по парку, вошла в свое временное жилище. Когда Роджер запирал дверь, она молча печально глядела на него, подавленная тем, что вновь оказалась в столь грустном положении. Роджеру гораздо труднее было снести такую реакцию, чем любой открытый бунт. «Право же, хорошая она девочка», – сказал он, когда мы вышли.
Когда Уошо стала объединять по нескольку знаков, например «ты щекотать я», Гарднеры занялись сравнением этих фраз из двух, трех, четырех и пяти слов с первыми предложениями, которые произносят дети.
Главный вопрос заключался в том, что представляют собой эти комбинации – случайный набор слов или же слова, расположенные в каком-то конкретном порядке, определяемом грамматикой языка. Большинство дверей, шкафчиков и буфетов в прицепе Уошо были заперты. Это делалось для того, чтобы она, если ей вздумается исследовать содержимое одного из них, должна была попросить отпереть дверцу. Футс и Гарднеры обратили внимание на то, что в своих просьбах открыть ей доступ к желаемому Уошо придерживалась вполне определенного порядка слов. Когда она хотела залезть в холодильник, то обычно просила: «Открой ключ пища»; когда ей нужно было мыло: «Открой ключ чистый», а когда нуждалась в одеяле: «Открой ключ одеяло». Обращаясь к людям с просьбой выпустить ее наружу или обнять, Уошо в 90% случаев ставила местоимение «ты» перед «я». Помимо этого, за время испытаний оба местоимения – «ты» и «я» – в 60% случаев она помещала перед глаголом, означавшим действие, во фразах «ты я выпустить», а в 40% случаев «я» шло после глагола, например: «ты щекотать я». Как считает Футс, эти различия в структуре фраз знаменуют собой сдвиги, которые происходили с Уошо в период, пока проводились испытания; ибо, когда они закончились, она стала пользоваться стандартным порядком слов, неизменно разделяя местоимения «ты» и «я» глаголом действия. Начав строить состоящие из нескольких слов конструкции, она постепенно приближалась к их построению по законам английской грамматики, причем предпочтение такого порядка слов она привила и другим шимпанзе, живущим в оклахомском институте.
Люси: «ключ»
Во время нашей автомобильной прогулки, уже на обратном пути к институту, мы остановились, чтобы утолить жажду. Пока Роджер ублажал в машине Уошо, я принес ей из маленького магазинчика угощение. Итак, если не считать рассказов Роджера о прошлом Уошо, наша поездка была в высшей степени обыденной. Уошо, казалось, была счастлива сидеть за спиной своего старого друга. Мы как раз начали обсуждать детали проведенного Гарднерами сравнения между развитием Уошо и ребенка, когда в поле зрения появился институт и Уошо стало ясно, что прогулка уже подходит к концу. Хотя мысль о возвращении в клетку явно приводила ее в отчаяние, она не стала сетовать и, пройдясь с нами напоследок по парку, вошла в свое временное жилище. Когда Роджер запирал дверь, она молча печально глядела на него, подавленная тем, что вновь оказалась в столь грустном положении. Роджеру гораздо труднее было снести такую реакцию, чем любой открытый бунт. «Право же, хорошая она девочка», – сказал он, когда мы вышли.
3. ОПЫТ СРАВНЕНИЯ ДЕТЕЙ И ШИМПАНЗЕ
В своей работе в Рино Гарднеры возлагали большие надежды на сравнение данных, собранных при изучении языковых способностей Уошо, с аналогичными данными для детей. Если что и создавало атмосферу горячего энтузиазма, вызванного опытами Гарднеров, то это была не столько сама идея попытки обучить шимпанзе языку, сколько те результаты, которых они добились, и то сопоставление способностей шимпанзе и детей, которое они собирались провести. Вместо того чтобы испытать восторг от сознания, что отныне цивилизованный человек может беседовать с животным, общественность – и особенно ученые мужи, – казалось, были шокированы тем, что языковые способности человека и животных вообще можно сравнивать. Когда Гарднеры сообщили о своем намерении сравнить языковые способности детей и шимпанзе, они тем самым наступили на любимые мозоли сразу многим знаменитостям.
Задуманное Гарднерами сравнение детей и шимпанзе и реакция, которую вызвало это намерение, впервые породили проблему, как далеко способна Уошо вторгнуться в область, всегда считавшуюся принадлежащей исключительно человеку, – в область психики.
Уошо подвергли испытаниям, и уже первая реакция на полученные результаты задала тот уровень серьезности, с которой в дальнейшем оценивались ее языковые способности. Поначалу выявилось стремление приписать ее умение общаться с помощью жестов своего рода трюкачеству – чисто механическому, бессознательному повторению того, что делает человек. Но Уошо легко пережила такую критику. И в самом деле, она сурово разделалась и с теоретическими, и с эмпирическими попытками критиковать ее. Основные проблемы, вставшие перед Гарднерами при сравнении своих данных с данными, полученными на детях, были связаны с пробелами и недоказанными предположениями, которые обнаружились и при анализе бытующих представлений о средствах общения у людей, и в применявшихся ранее методах сравнения способов общения у животных и человека. Казалось, Уошо не только совершенно свободно разговаривала (в буквальном смысле этого слова), но сверх того она, фигурально выражаясь, много поведала нам о природе наук о поведении, в традициях которых были воспитаны ее учителя.
При любом сравнении ребенка с шимпанзе и дилетант, и специалист задаются стандартным вопросом: «До какого уровня „человеческого“ развития способны продвинуться шимпанзе в освоении языка?» На первый взгляд кажется, что ответ можно найти путем простого сравнения возраста, в котором начинают проявляться различные способности. Но, к сожалению, как показали Гарднеры, любое сравнение затруднено из-за ряда обстоятельств, связанных со сбором и оценкой самих данных.
Вначале Гарднеры проявили крайнюю консервативность в оценке действий Уошо. В тех случаях, когда ее поведение допускало двоякое толкование, они выбирали более скромный (традиционный) вариант. Если они могли объяснить возникновение комбинаций из нескольких слов простой имитацией, а не проявлением развивающихся лингвистических способностей, они выбирали первое объяснение. И если они вообще поверили в какие бы то ни было языковые способности Уошо, то лишь потому, что полученные ими результаты и тщательный анализ других толкований не оставлял им альтернативных возможностей. Опубликованные Гарднерами отчеты о действиях Уошо создают впечатление, что они прибегали к всевозможным уловкам, чтобы объяснить в привычных терминах то, что можно было принять за чудо. Многие ученые считали, что Гарднеры могли бы претендовать на гораздо более полное признание заслуг Уошо, однако самих Гарднеров больше занимал вопрос, как сделать, чтобы их результаты были безупречными. Эти результаты должны были говорить сами за себя, и Гарднеры знали, что только другие эксперименты с другими шимпанзе помогут ответить на огромное количество вопросов, которые возникли после того, как Уошо однажды продемонстрировала свои возможности.
Вторая проблема в оценке действий Уошо была связана с тем, что до сих пор не существует единого определения языка. Гарднеры подчеркивают, что некоторые определения позволяют им считать, что Уошо владела языком уже через год после начала эксперимента, тогда как, согласно другим определениям, Уошо вообще никогда не сможет освоить язык. Но каким бы определением ни пользоваться, вопрос о том, владеет Уошо языком или нет, все время мучил Гарднеров.
Задуманное Гарднерами сравнение детей и шимпанзе и реакция, которую вызвало это намерение, впервые породили проблему, как далеко способна Уошо вторгнуться в область, всегда считавшуюся принадлежащей исключительно человеку, – в область психики.
Уошо подвергли испытаниям, и уже первая реакция на полученные результаты задала тот уровень серьезности, с которой в дальнейшем оценивались ее языковые способности. Поначалу выявилось стремление приписать ее умение общаться с помощью жестов своего рода трюкачеству – чисто механическому, бессознательному повторению того, что делает человек. Но Уошо легко пережила такую критику. И в самом деле, она сурово разделалась и с теоретическими, и с эмпирическими попытками критиковать ее. Основные проблемы, вставшие перед Гарднерами при сравнении своих данных с данными, полученными на детях, были связаны с пробелами и недоказанными предположениями, которые обнаружились и при анализе бытующих представлений о средствах общения у людей, и в применявшихся ранее методах сравнения способов общения у животных и человека. Казалось, Уошо не только совершенно свободно разговаривала (в буквальном смысле этого слова), но сверх того она, фигурально выражаясь, много поведала нам о природе наук о поведении, в традициях которых были воспитаны ее учителя.
При любом сравнении ребенка с шимпанзе и дилетант, и специалист задаются стандартным вопросом: «До какого уровня „человеческого“ развития способны продвинуться шимпанзе в освоении языка?» На первый взгляд кажется, что ответ можно найти путем простого сравнения возраста, в котором начинают проявляться различные способности. Но, к сожалению, как показали Гарднеры, любое сравнение затруднено из-за ряда обстоятельств, связанных со сбором и оценкой самих данных.
Вначале Гарднеры проявили крайнюю консервативность в оценке действий Уошо. В тех случаях, когда ее поведение допускало двоякое толкование, они выбирали более скромный (традиционный) вариант. Если они могли объяснить возникновение комбинаций из нескольких слов простой имитацией, а не проявлением развивающихся лингвистических способностей, они выбирали первое объяснение. И если они вообще поверили в какие бы то ни было языковые способности Уошо, то лишь потому, что полученные ими результаты и тщательный анализ других толкований не оставлял им альтернативных возможностей. Опубликованные Гарднерами отчеты о действиях Уошо создают впечатление, что они прибегали к всевозможным уловкам, чтобы объяснить в привычных терминах то, что можно было принять за чудо. Многие ученые считали, что Гарднеры могли бы претендовать на гораздо более полное признание заслуг Уошо, однако самих Гарднеров больше занимал вопрос, как сделать, чтобы их результаты были безупречными. Эти результаты должны были говорить сами за себя, и Гарднеры знали, что только другие эксперименты с другими шимпанзе помогут ответить на огромное количество вопросов, которые возникли после того, как Уошо однажды продемонстрировала свои возможности.
Вторая проблема в оценке действий Уошо была связана с тем, что до сих пор не существует единого определения языка. Гарднеры подчеркивают, что некоторые определения позволяют им считать, что Уошо владела языком уже через год после начала эксперимента, тогда как, согласно другим определениям, Уошо вообще никогда не сможет освоить язык. Но каким бы определением ни пользоваться, вопрос о том, владеет Уошо языком или нет, все время мучил Гарднеров.