Линдсей Дэвид. Путешествие к Арктуру

   После особенно трудного участка они сделали привал, чтобы восстановить силы. Корпан дышал с трудом, Салленбод молчала, вялая и подавленная.
   Маскалл с сомнением смотрел на них.
   – Так будет и дальше? – спросил он.
   – Нет, – ответила женщина. – Я думаю, мы недалеко от Монстэбского Перевала. Потом мы снова начнем подниматься, и, возможно, дорога улучшится.
   – Ты бывала здесь раньше?
   – Однажды я доходила до Перевала, но тогда тут не было так плохо.
   – Ты до смерти устала, Салленбод.
   – Что из этого? – ответила она, слабо улыбаясь. – Когда имеешь ужасного возлюбленного, приходится платить.
   – Этой ночью мы не сможем туда попасть, так что давайте остановимся у первого укрытия, которое встретим.
   – Как хочешь.
   Он ходил взад-вперед, остальные сидели.
   – Ты ни о чем не жалеешь? – неожиданно спросил он.
   – Нет, Маскалл, ни о чем. Я ни о чем не жалею.
   – Твои чувства не изменились?
   – Любовь не может идти назад – только вперед.
   – Да, вечно вперед. Это так.
   – Нет, я не это имею в виду. Есть высшая точка, но когда она достигнута, любовь, если она все еще хочет расти, должна обратиться в жертву.
   – Какое страшное кредо, – сказал он тихо, побледнев под слоем грязи.
   – Возможно, у меня противоречивая натура… Я устала. Я не знаю, что чувствую.
   Через несколько минут они вновь были на ногах, и путешествие возобновилось. Через полчаса они достигли Монстэбского Перевала. Тут было суше; потрескавшаяся земля к северу помогала удалять влагу из почвы. Салленбод провела их к северному краю хребта, чтобы показать местность. Перевал представлял собой всего лишь гигантский оползень по обе стороны хребта в его самом низком месте. Ряд огромных неровных террас из земли и камнях пускался в сторону Бейри. Их покрывала чахлая растительность. Спуститься этим путем в низину было вполне возможно, но довольно трудно. По обе стороны оползня, к востоку и к западу, хребет обрывался длинным рядом отвесных жутких скал. Низкая дымка скрывала Бейри из вида. В воздухе стояла полная тишина, нарушаемая лишь отдаленным грохотом невидимого водопада.
   Маскалл и Салленбод сели на валун лицом к открывавшейся перед ними стране. Луна стояла высоко, прямо у них за спиной. Было светло почти так же, как на Земле днем.
   – Нынешняя ночь похожа на жизнь, – сказала Салленбод.
   – Каким образом?
   – Все так прекрасно вокруг и над нами, и так отвратительно под ногами.
   Маскалл вздохнул.
   – Бедная девочка, ты несчастлива.
   – А ты – ты счастлив?
   Он немного подумал и ответил:
   – Нет, я не счастлив. Любовь не есть счастье.
   – А что она, Маскалл?
   – Смятение – непролитые слезы – мысли, слишком грандиозные для нашей души…
   – Да, – сказала Салленбод.
   Через некоторое время она спросила:
   – Зачем мы созданы, только лишь чтобы прожить несколько лет, а затем исчезнуть?
   – Говорят, что мы будем жить опять.
   – Да, Маскалл?
   – Возможно, в Маспеле, – добавил он задумчиво.
   – А что это будет за жизнь?
   – Мы несомненно встретимся снова. Любовь – вещь слишком чудесная и загадочная, чтобы остаться незавершенной.
   Она слегка вздрогнула и отвернулась от него.
   – Эта мечта не сбудется. Любовь завершается здесь.
   – Как так может быть, если рано или поздно она жестко обрывается Судьбой?
   – Она завершается страданием… О, почему она всегда должна быть для нас наслаждением? Разве мы не можем страдать – разве мы не можем страдать вечно? Маскалл, пока любовь не разрушит наш дух, окончательно и бесповоротно, мы не начнем ощущать себя.
   Маскалл смотрел на нее с озабоченным выражением.
   – Разве воспоминание о любви может стоить больше, чем ее присутствие и реальность?
   – Ты не понимаешь. Эти муки более драгоценны, чем все остальное. – Она вцепилась в него. – О, если бы ты только мог читать мои мысли, Маскалл! Ты увидел бы странные вещи… Я не могу объяснить. Все перепуталось, даже для меня самой… Эта любовь совсем не такая, как я думала.
   Он вновь вздохнул.
   – Любовь крепкий напиток. Возможно, он слишком крепок для человека. И я думаю, что он по-разному уничтожает наш рассудок.
   Они продолжали сидеть бок о бок, глядя перед собой невидящими глазами.
   – Неважно, – сказала наконец Салленбод с улыбкой, вставая. – Скоро она закончится, так или иначе. Пошли, в путь!
   Маскалл тоже встал.
   – Где Корпан? – спросил он вяло.
   Они оба взглянули вдоль хребта в сторону Эдиджа. В том месте, где они стояли, хребет достигал ширины почти в милю. Он имел заметный уклон к южному краю, создавая впечатление, что земля сильно накренилась. К западу почва шла горизонтально на тысячу ярдов, а затем поперек хребта, от края до края, стоял высокий, крутой, покрытый травой холм, похожий на большую волну, готовую обрушиться вниз. Он закрывал собой все, что лежало за ним. Весь гребень холма, от одного конца до другого, венчал длинный ряд огромных каменных столбов, ярко сиявших при свете луны на фоне темного неба. Всего их было около тридцати, и они размещались с такими правильными интервалами, что не оставалось ни малейшего сомнения, что они установлены там руками человека. Некоторые стояли вертикально, другие осели настолько, что вся колоннада имела чрезвычайно древний вид. Корпан карабкался на холм недалеко от вершины.
   – Он стремится добраться, – сказал Маскалл, следя за торопливым подъемом с довольно циничной улыбкой.
   – Небеса не откроются для Корпана, – ответила Салленбод. – Ему не стоит так спешить… Что тебе напоминают эти колонны?
   – Это может быть вход в какой-то грандиозный храм. Кто мог бы их там установить?
   Она не ответила. Они следили, как Корпан достиг вершины холма и исчез за линией столбов.
   Маскалл вновь повернулся к Салленбод.
   – Теперь мы одни в этом пустынном мире.
   Она спокойно взглянула на него.
   – Наша последняя ночь на этой земле должна быть великой. Я готова идти дальше.
   – Я не думаю, что ты сможешь идти дальше. Будет лучше немного спуститься с перевала и найти укрытие.
   Она чуть заметно улыбнулась.
   – Мы не будем этой ночью изучать наши бедные тела. Я хочу, чтобы ты шел на Эдидж, Маскалл.
   – Тогда, во всяком случае, давай сначала отдохнем, поскольку это будет долгий, тяжелый подъем, и кто знает, какие трудности нам встретятся?
   Она сделала шаг вперед, повернулась и протянула ему руку.
   – Пошли, Маскалл!
   Когда они покрыли половину расстояния, отделявшего их от подножия холма, Маскалл услышал удары барабана. Они шли из-за холма, громкие, резкие, почти взрывные. Он взглянул на Салленбод, но она, похоже, ничего не слышала. Спустя минуту все небо позади длинной цепи каменных столбов на гребне холма и над ними осветилось странным сиянием. Свет луны в этом месте ослаб; столбы вырисовывались черным на фоне огня. Это был свет Маспела. Шли мгновения, и он становился все более ярким, необычным и величественным. Он ни на что не походил, не имел цвета – просто сверхъестественный и неописуемый. Чувства переполняли Маскалла. Он стоял, не двигаясь, с раздувшимися ноздрями и полными ужаса глазами. Салленбод слегка коснулась его.
   – Что ты видишь, Маскалл?
   – Свет Маспела.
   – Я ничего не вижу.
   Свет вспыхнул ярче, и Маскалл едва осознавал, где находится. Свет пылал еще более яростным и странным сиянием, чем когда-либо ранее. Маскалл забыл о существовании Салленбод. Удары барабана стали оглушительно громкими. Каждый удар походил на взрыв пугающего грома, прорезающего небо и заставляющего дрожать воздух. Вскоре удары слились, и один непрерывный громовой рев сотрясал мир. Но ритм сохранился – четыре удара с подчеркнутым третьим по-прежнему пульсировали в атмосфере, но теперь на фоне грома, а не тишины.
   Сердце Маскалла бешено стучало. Его тело стало тюрьмой. Ему неудержимо хотелось сбросить его, вырваться и соединиться с величественной вселенной, которая начинала представать в истинном свете.
   Неожиданно Салленбод заключила его в объятия и стала страстно целовать. Он не реагировал; он не понимал, что она делает. Она отпустила его и, опустив голову, плача, бесшумно пошла прочь. Она направилась обратно к Монстэбскому Перевалу.
   Спустя несколько минут сияние начало гаснуть. Гром стих. Опять возник лунный свет, вновь стали яркими каменные столбы и склон холма. Вскоре сверхъестественный свет совсем исчез, но удары барабана еще звучали из-за холма приглушенным ритмом. Маскалл резко очнулся и огляделся вокруг, как спящий, которого неожиданно разбудили.
   В нескольких стах ярдах он увидел медленно бредущую прочь Салленбод. При виде этого ему показалось, что смерть коснулась его сердца. Он с криком бросился за ней… Она не оглянулась. Пробежав полпути, он увидел, как она вдруг споткнулась и упала. Больше она не поднялась. Он подбежал к ней и склонился над ее телом… Худшие его опасения оправдались. Жизнь покинула ее.
   Под слоем грязи на лице ее виднелась вульгарная, отвратительная ухмылка Кристалмена, но Маскалл ее не замечал. Никогда Салленбод не казалась ему столь прекрасной, как в этот момент.
   Он долго оставался возле нее на коленях. Он плакал – но между приступами рыданий он время от времени поднимал голову и прислушивался к отдаленным ударам барабана.
   Прошел час-другой. Тиргельд уже переместился на юго-запад. Маскалл взвалил мертвое тело Салленбод на плечи и пошел к Перевалу. Теперь ему было наплевать на Маспел. Он намеревался поискать воды, чтобы омыть труп своей возлюбленной, и земли, чтобы ее похоронить.
   Когда он достиг валуна над оползнем, на котором они сидели вместе, он опустил свою ношу и, уложив мертвую девушку на камне, некоторое время сидел подле нее, глядя в сторону Бейри.
   Затем он начал спускаться с Монстэбского Перевала.

20. БЕЙРИ

   Зажглась заря, но солнце еще не взошло, когда Маскалл пробудился от своего недолгого сна. Он сел и слегка зевнул. Воздух был холодным и ароматным. Где-то далеко внизу пела птицы; песня состояла всего из двух нот, но была такой печальной и душераздирающей, что он едва мог ее вынести.
   На востоке нежно-зеленое небо у горизонта пересекала длинная узкая полоска шоколадного цвета облаков. Атмосфера имела голубоватый оттенок, загадочный и туманный. Ни Сарклэша, ни Эдиджа видно не было.
   Седловина перевала лежала в пятистах футах над ним; настолько он спустился за ночь. Оползень уходил вниз, наподобие лестницы, к верхним склонам Бейри, лежавшим примерно в полутора тысячах футов ниже. Поверхность была неровной и шла слишком круто, но не отвесно. Ширина составляла свыше мили. По каждую сторону от Перевала, к востоку и западу, темные стены хребта шли вниз отвесно. В том месте, где находился проход, они имели высоту две тысячи футов, но по мере того как хребет повышался, с одной стороны к Эдиджу, с другой к Сарклэшу, обрывы достигали почти невероятной высоты. Несмотря на большую ширину и массивность прохода, Маскаллу казалось, будто он висит в воздухе.
   Пятно вскопанной коричневой земли, видневшееся неподалеку, отмечало могилу Салленбод. Он похоронил ее при свете луны, используя вместо лопаты длинный плоский камень. Немного ниже белый пар горячего источника клубился в сумерках. С того места, где он сидел, водоем, в который впадал источник, не был виден, но именно там прошедшей ночью он сначала вымыл тело мертвой девушки, а потом свое.
   Он встал, снова зевнул, потянулся и тупо огляделся. Долгое время он смотрел на могилу. Полутьма незаметно перешла в настоящий день, вот-вот на почти безоблачном небе должно было появиться солнце. Могучий хребет постепенно во всю свою потрясающую длину появлялся из утреннего тумана… виднелась часть Сарклэша и зеленый от льда гребень самого гигантского Эдиджа, который он мог увидеть, только запрокинув голову.
   С усталым равнодушием смотрел он на все это, будто утратив душу. Все его стремления улетучились навсегда; он не хотел никуда идти и не хотел ничего делать. Он решил, что пойдет в Бейри.
   Подойдя к теплому пруду, чтобы промыть сонные глаза, он увидел, что возле пруда, наблюдая за пузырьками, сидит Крэг.
   Маскалл решил, что ему это снится. Крэг был одет в рубаху и штаны, сделанные из шкур. Лицо его было суровым, желтым и уродливым. Он без улыбки глядел на Маскалла, не вставая.
   – Откуда, черт побери, ты взялся, Крэг?
   – Самое главное, что я здесь.
   – Где Найтспор?
   – Неподалеку.
   – Я сто лет тебя не видел. Почему вы оба так гнусно бросили меня?
   – Ты был достаточно силен, чтобы справиться в одиночку.
   – Так и оказалось, но как ты мог знать?.. В любом случае, ты все рассчитал верно. Похоже, я должен умереть сегодня.
   Крэг нахмурился.
   – Ты умрешь этим утром.
   – Если я должен, я умру. Но откуда ты это слышал?
   – Ты созрел для этого. Испил все до дна. Что еще осталось, ради чего стоило бы жить?
   – Ничего, – сказал Маскалл, издав короткий смешок. – Я вполне готов. Мне не удалось ничего. Мне только интересно, откуда ты знал… Значит, теперь ты явился, чтобы присоединиться ко мне. Куда мы направляемся?
   – Пойдем через Бейри.
   – А как насчет Найтспора?
   С неуклюжей резвостью Крэг вскочил на ноги.
   – Мы его ждать не будем. Он будет там одновременно с нами.
   – Где?
   – В месте назначения… Пошли! Солнце встает.
   Едва они начали неуклюже спускаться с Перевала, шагая рядом, как огромный белый Бранчспелл резко вспыхнул в небе. Исчезла вся нежность зари, и начался новый обыкновенный день. Они прошли мимо нескольких деревьев и растений, листья которых были скручены, будто во сне.
   Маскалл указал на них своему спутнику:
   – Почему они не открываются от солнца?
   – Бранчспелл для них вторая ночь. День для них Альпейн.
   – А скоро взойдет другое солнце?
   – Еще через некоторое время.
   – Я доживу до того, чтобы его увидеть, как ты думаешь?
   – А ты хочешь?
   – Одно время хотел, а теперь мне безразлично.
   – Продолжай в том же духе, и все будет хорошо. Запомни раз и навсегда, на Тормансе нет ничего такого, что стоило бы увидеть.
   Через несколько минут Маскалл сказал:
   – Тогда зачем мы явились сюда?
   – Чтобы следовать за Суртуром.
   – Правильно. Но где он?
   – Возможно, гораздо ближе, чем ты думаешь.
   – Ты знаешь, Крэг, что здесь его считают богом?.. Есть также сверхъестественный огонь, и меня заставили верить, что этот огонь каким-то образом с ним связан… Почему ты хранишь тайну? Кто и что есть Суртур?
   – Не тревожь себя этим. Ты никогда не узнаешь.
   – А ТЫ знаешь?
   – Я знаю, – огрызнулся Крэг.
   – Дьявола здесь зовут Крэг, – продолжал Маскалл, пристально глядя ему в лицо.
   – Пока поклоняются удовольствию, Крэг всегда будет дьяволом.
   – Вот мы, вдвоем, говорим с глазу на глаз… Почему я должен тебе верить?
   – Верь своим чувствам. Настоящий дьявол это Кристалмен.
   Они продолжали спускаться по оползню. Лучи солнца стали невыносимо жаркими. Впереди, внизу, в отдалении Маскалл увидел вперемешку воду и сушу. Похоже, они направлялись в район озер.
   – Что вы с Найтспором делали эти четыре дня, Крэг? Что случилось с торпедой?
   – Ты находишься почти на таком же уровне развития, как человек, который видит новенький, с иголочки, дворец и спрашивает, что стало с лесами.
   – Тогда что за дворец ты строил?
   – Мы не теряли времени даром, – сказал Крэг. – Пока ты убивал и занимался любовью, мы делали свое дело.
   – А как ты узнал, что я делал?
   – О, ты открытая книга. Теперь ты смертельно ранен в сердце из-за женщины, которую знал шесть часов.
   Маскалл побледнел.
   – Прочь насмешки, Крэг! Даже если бы ты прожил с женщиной шестьсот лет, зрелище ее смерти не тронуло бы твоего заскорузлого сердца. У тебя меньше чувств, чем у насекомого.
   – Берегись ребенка, защищающего свои игрушки! – сказал Крэг, слегка усмехаясь.
   Маскалл резко остановился.
   – Что ты от меня хочешь, и зачем ты привел меня сюда?
   – Не стоит останавливаться – даже ради театрального эффекта, – сказал Крэг, вновь таща его вперед. – Как бы часто мы ни останавливались, а путь все равно придется пройти.
   Едва Крэг коснулся Маскалла, тот почувствовал ужасную стреляющую боль, пронзившую сердце.
   – Я не могу больше считать тебя человеком, Крэг. Ты нечто большее, чем человек – в хорошем или плохом смысле, не знаю.
   Крэг казался грозным. Он не ответил на замечание Маскалла, но, помолчав, сказал:
   – Значит, ты пытался найти Суртура сам, в промежутках между убийствами и ласками?
   – Что это был за бой барабана? – спросил Маскалл.
   – Не нужно напускать на себя такой важный вид. Мы знаем, что ты прикладывал ухо к замочной скважине. Но ты не сможешь присоединиться к собравшимся, эта музыка играла не для тебя, мой друг.
   Маскалл довольно горько улыбнулся.
   – Во всяком случае, я не буду больше прислушиваться к замочным скважинам. Я покончил с жизнью. Я больше не принадлежу никому и ничему, отныне и навек.
   – Смелые слова, смелые слова! Посмотрим. Возможно, Кристалмен еще раз покусится на тебя. Еще для одной попытки время есть.
   – Тут я тебя не понимаю.
   – Ты считаешь, что ты абсолютно лишился иллюзий, не так ли? Что ж, это может оказаться последней иллюзией и самой сильной из всех.
   Разговор прекратился. Спустя час они достигли подножия оползня. Бранчспелл неуклонно поднимался по безоблачному небу, приближаясь к Сарклэшу. Вопрос, очистится ли его пик, оставался открытым. Путники изнемогали от жары. Длинный массивный хребет позади них, с его ужасными обрывами, сиял яркими утренними красками. Возвышающийся над ним на много тысяч футов Эдидж, как одинокий колосс, охранял край хребта. Перед ними, начинаясь там, где они стояли, лежала прохладная очаровательная дикая местность, небольшие озера и леса. Вода в озерах была темно-зеленой; леса спали, ожидая восхода Альпейна.
   – Мы уже в Бейри? – спросил Маскалл.
   – Да. А вот один из местных жителей.
   При этих словах его глаза угрожающе вспыхнули, но Маскалл этого не заметил.
   В тени, прислонясь к одному из первых деревьев, стоял человек, явно ожидая, пока они приблизятся. Он был невысок, темноволос, без бороды и еще довольно молод. Одет он был в темно-синее свободно спадающее одеяние и широкополую шляпу со свисающими вниз полями. Его лицо, не обезображенное никакими особыми органами, бледное, серьезное и мрачное, казалось тем не менее очень приятным.
   Не говоря ни слова, он тепло пожал руку Маскалла, при этом он бросил странный неодобрительный взгляд на Крэга. Последний ответил недовольной усмешкой.
   Когда незнакомец заговорил, голос его оказался дрожащим баритоном, и в то же время странным образом походил на женский по своим модуляциям и разнообразию интонаций.
   – Я жду тебя здесь с самого рассвета, – сказал он. – Добро пожаловать в Бейри, Маскалл! Будем надеяться, что здесь ты забудешь свои печали, тебя слишком долго проверяли.
   Маскалл смотрел на него не без приязни.
   – Почему ты ждал меня, и откуда ты знаешь мое имя?
   Незнакомец улыбнулся, отчего лицо его стало очень красивым.
   – Я Ганнет. Я знаю практически все.
   – А для меня у тебя не найдется доброго слова, Ганнет? – спросил Крэг, суя свое отталкивающее лицо прямо в лицо собеседника.
   – Я знаю тебя, Крэг. Немного найдется мест, где тебе рады.
   – А я знаю тебя, Ганнет, ты муже-женщина… Ладно, мы тут вместе, и ты должен с этим мириться. Мы направляемся к Океану.
   Улыбка сошла с лица Ганнета.
   – Я не могу тебя прогнать, Крэг. Но я могу сделать тебя третьим лишним.
   Крэг откинул голову назад и расхохотался громким скрежещущим смехом.
   – Эта сделка меня устраивает. Пока у меня есть материя, тень можешь оставить себе, она тебе может очень пригодиться.
   – Теперь, когда все так хорошо устроилось, – сказал Маскалл с жесткой улыбкой, – позвольте мне сказать, что я в настоящее время вообще не нуждаюсь ни в чьем обществе… Ты слишком многое принимаешь как должное, Крэг. Ты однажды уже оказался плохим другом… Я думаю, я свободен в своих действиях?
   – Чтобы быть свободным человеком, нужно иметь свою собственную вселенную, – сказал Крэг с насмешливым видом. – Что ты скажешь, Ганнет, – это свободный мир?
   – Свобода от боли и уродства должна быть привилегией каждого человека, – ответил Ганнет спокойно. – Маскалл имеет такие права, и если ты обещаешь оставить его в покое, я сделаю то же самое.
   – Маскалл может менять личины как угодно часто, но он не отделается от меня так просто. Будь спокоен на этот счет, Маскалл.
   – Это не имеет значения, – пробормотал Маскалл. – Пусть кто угодно присоединяется к этому шествию. В любом случае, я через несколько часов буду свободен, если то, что говорят, – правда.
   – Я пойду первым, – сказал Ганнет. – Ты, конечно, не знаешь этой местности, Маскалл. Когда мы доберемся до равнины несколькими милями дальше, мы сможем путешествовать по воде, но сейчас, боюсь, нам придется идти пешком.
   – Да ты боишься – боишься! – выкрикнул Крэг высоким, царапающим голосом. – Ты вечный лентяй!
   Маскалл в изумлении переводил взгляд с одного на другого. Между ними, казалось, существовала полная враждебность, указывавшая на предыдущее близкое знакомство.
   Они двинулись через лес, держась возле опушки, и через милю или чуть больше оказались в виду длинного узкого озера, лежавшего неподалеку. Деревья тут росли низкие и тонкие, все их окрашенные в долмовый цвет листья были свернуты. Подлеска не было – они шагали по чистой коричневой земле. Слышался звук отдаленного водопада. Они шли в тени, но воздух был приятно теплым. Никакие насекомые их не беспокоили. Яркое озеро выглядело прохладным и поэтичным. Ганнет страстно сжал руку Маскалла.
   – Если бы мне выпало привести тебя из твоего мира, Маскалл, я привел бы тебя сюда, а не в алую пустыню. Тогда ты избежал бы мрачных мест, и Торманс предстал бы перед тобой прекрасным.
   – А что потом, Ганнет? Мрачные места все равно бы существовали.
   – Ты мог бы увидеть их потом. Есть большая разница, видишь ли мрак сквозь свет или яркость сквозь тени.
   – Ясный вид лучше всего. Мир Торманса уродлив, и я предпочитаю знать его таким, какой он есть в действительности.
   – Дьявол сделал его уродливым, а не Кристалмен. Все, что ты видишь вокруг, это мысли Кристалмена. Он сама Красота и Приятность. Даже у Крэга не хватит наглости отрицать это.
   – Здесь очень мило, – сказал Крэг, злобно оглядываясь вокруг. – Нужна лишь подушка и полдюжины гурий, чтобы придать этому завершенность.
   Маскалл высвободил руку из руки Ганнета.
   – Прошлой ночью, когда я пробивался сквозь грязь в призрачном лунном свете, я думал, мир прекрасен…
   – Бедная Салленбод! – вздохнул Ганнет.
   – Что! Ты знал ее?
   – Я знаю ее через тебя. Оплакивая благородную женщину, ты показал свое собственное благородство. Я считаю всех женщин благородными.
   – Может быть, благородных женщин миллионы, но Салленбод только одна.
   – Раз может существовать Салленбод, – сказал Ганнет, – мир не может быть плох.
   – Сменим тему… Этот мир тяжел и жесток, и я рад, что покидаю его.
   – Впрочем, в одном вы оба сходитесь, – сказал Крэг, зловеще улыбаясь. – Удовольствие это хорошо, а лишение удовольствия плохо.
   Ганнет холодно взглянул на него.
   – Мы знаем твои странные теории, Крэг. Ты их обожаешь, но они ни на что не годятся. Мир не может существовать без удовольствия.
   – Так считает Ганнет! – глумливо сказал Крэг.
   Они дошли до конца леса и оказались на вершине небольшой скалы. У ее подножия, футах в пятидесяти ниже, начинался новый ряд озер и лесов. Бейри оказался одним большим горным склоном, устроенным природой в виде террас. Озеро, вдоль которого они двигались, с этой стороны не оканчивалось берегом, а переливалось на нижний уровень дюжиной прекрасных тонких белых водопадов, окутанных водяной пылью. Скала не была отвесной, и спуститься с нее труда не представляло.
   У ее основания они вошли в другой лес, более густой, вокруг виднелись только деревья. Посреди леса струился чистый ручей; они пошли вдоль него.
   – Мне вдруг подумалось, – сказал Маскалл, обращаясь к Ганнету, – что Альпейн может оказаться моей смертью. Это так?
   – Эти деревья не боятся Альпейна, так почему его должен бояться ты? Альпейн чудесное, несущее жизнь солнце.
   – Я вот почему спрашиваю – я видел его отблеск, и он вызвал такие сильные ощущения, что еще чуть больше, и я мог бы не выдержать.
   – Это потому, что силы были уравновешены. Когда ты увидишь сам Альпейн, он будет царить над всем, и в тебе больше не будет борьбы стремлений.