- Жутковато ты выражаешься. От чего он обрушился?
- Разве ты никогда не слышал, - терпеливо объяснял Кловис, - о
землетрясениях, цунами и геологических сдвигах, которые произошли, когда мы
столкнулись с Геморроидом? (Геморроидом Кловис называл Астероид). Ведь
тогда затонула треть Восточной Европы, а Северная Америка приобрела
семьдесят два острова, которых раньше не было. Ну, и тому подобное.
- А-а, - протянул Остин, - это что, урок истории?
Бокал начал подпрыгивать на столе.
Я подумала о людях, которые погибли во время землетрясений, были
сметены разъяренными волнами в море, и постаралась заглушить рыдание. Я видела много развалин и болот, но была тогда слишком маленькая и ничего
не помню. Я представила, как Чез-Стратос падает с неба, как город
опрокидывается в реку, представила Сильвера, лежащего под водой, не
мертвого, ведь вода не может его убить, а насквозь заржавевшего, и слезинки
образовали на моем подоле карту таинственного материка.
- Что нам теперь делать? - сказал Остин, когда бокал обскакал по-
лягушачьи весь стол.
- Спроси что-нибудь.
- Ну что ж. Ты кто?
Бокал подлетел сначала к букве "Н", потом к "Е" и наконец к "Т".
- Иными словами, - сурово произнес Кловис, - не твоего ума дело. Есть
ли у тебя послание для кого-нибудь из нас?
От буквы "О" бокал перелетел к "С", затем к "Т"...
- О-о!
- Сядь, Остин.
- Но это же...
- Да, это Остин. Остин хочет узнать, что говорится в послании.
- Нет, - в тревоге закричал Остин. - Я не хочу ничего знать.
- Поздно, - сказал Кловис с чувством глубокого удовлетворения.
Бокал быстро взялся за дело. Кловис считывал буквы, а потом слова:
"На вас отрицательно воздействуют. Вас ждет приятное волнение, но не
здесь. Вас предупреждают."
- Что ж, спасибо, - сказал Кловис. Бокал задрожал и остановился.
- Ты его спугнул, - пожаловался Остин.
- Ты же видел, что он сказал. Наверное, это я оказываю отрицательное
воздействие.
- Куда это ты?
Остин встал и начал подкрадываться к выходу.
- За сигаринами, - сказал Остин.
- Я думал, ты бросил.
- Мало ли что было вчера.
Шкаф выдал Остину трехцветную куртку, дверь выпустила наружу, и вскоре
мы услышали звук лифта.
- Если бы можно было отделаться так быстро, - горестно сказал Кловис,
освобождая стол. - Он вернется. Вернется и будет здесь торчать, пока до
него не дойдет смысл послания, и он не поймет, что должен убраться.
Спиритический стол Кловиса - это мошенничество. Джейсон, который
неплохо разбирается в электричестве, сделал его для Кловиса, а в бокал
вставил электронный магнит размером с булавочную головку. Кловис запомнил
последовательность букв, и послание всегда получается одним и тем же.
Кловис очень жесток. Он любит играть со своими любовниками и наблюдать за
их реакцией, вместо того, чтобы просто попросить их уйти.
- Привет, Джейн, - сказал Кловис, когда звук спускающего лифта
прекратился. - Если ты решила полить цветы, то немножко промахнулась.
- Я думала, ты не видишь.
- Такой горький плач? С каких это пор я ослеп?
Я перестала плакать, и Кловис принес мне стакан яблочного вина. Его
поддержка всегда ограничивается словами. Не помню, прикасался ли он когда-
нибудь ко мне, да и к своим любовникам он никогда не прикасался, зато они к
нему - постоянно. Если бы Кловис вдруг меня приобнял, я бы оторопела.
Я рассказала ему о С.И.Л.В.Е.Р.е, не вдаваясь в подробности, отчасти
потому, что я сама мало что понимала, отчасти из-за того, что Остин мог в
любой момент вернуться.
Бесстрастный и элегантный, Кловис слушал меня, а за окном под
заходящим солнцем сверкала Нью-Ривер.
- Что за дурацкая мысль, - сказал Кловис, когда я остановилась. -
Мужчина из металла. Комикс какой-то. Непонятное что-то с тобой
происходит.
- Да нет, совсем не то... он... он был...
- Он был красивый и красиво звучал.
- Дело просто в том... как он может быть роботом, и...
- Не может. Он всего лишь куча металла. Специально обработанный металл
обладает текучестью и эластичностью. Если хочешь знать, такой мягкости не
могли добиться долгие годы. Был создан прекрасный образец куклы мужского
пола. Убери кожу - и ты увидишь колесики с зубами. Эй, Джейн, тебе что,
плохо? Здесь же ковер.
- Н-нет. Со мной все в порядке.
- Если этот робот будет у всех вызывать такую реакцию, то "Электроник
Металз Лимитед" пожалеет о своей рекламной компании.
- Все остальные были им очарованы.
- А у тебя возникло отвращение.
- Я была... - мои глаза снова наполнились влагой.
- Бедняжка Джейн, - сказал Кловис. - Какие мощные эмоциональные
реакции. Интересно, подходит ли он к обстановке. Я бы купил такую модель и
поставил в гардеробе. Знаешь, как раз, когда я решил расстаться с Остином,
я подумал, что хорошо бы завести робота. Думаю, у него все на месте.
- Что ты имеешь в виду?
- Джейн, не притворяйся невинной овечкой.
- А-а. Да, наверное, все.
- По-моему, ты не уловила суть насчет усложненных образцов. Это
сексуальные игрушки. Робот во флаере сказал, девять моделей? Девять
усложненных образцов...
- Но он пел. Играл на гитаре.
- Все это встроено внутри. Кое-что может сыграть и робот. В смысле,
приятную бездушную музыку.
- Совсем нет, это была...
- И приятно бездушен в постели. Что ж, геям выбирать не приходится.
Когда Кловис так говорит, он немного смущается. А может быть, ему
передается мое смущение. Я вечно забываю, что он всего на год меня старше,
он кажется таким взрослым, лет двадцати, наверное. Робот выглядел как раз
лет на двадцать.
- К тому же, - продолжал Кловис, - он мог бы сейчас выйти и спеть что-
нибудь Остину... да тебя явно тошнит.
- Да.
- Ты ведь знаешь, где ванная?
- Да.
Я побежала в ванную и захлопнула в дверь. Нагнулась над бледно-зеленым
унитазом, но тут меня перестало тошнить. Тогда я улеглась во весь рост на
мраморных плитках, не зная ни что со мной, ни где мне хочется быть, ни к
кому меня тянет. Я услышала звук лифта, потом открывающейся двери и
раздраженный голос Кловиса: "Не дыши на меня своей вонючей марихуаной".
Когда я робко вышла из ванной, Остин включил что-то ритмичное и
принялся кувыркаться перед окном, наверное, надеясь, что кто-нибудь в
мощный бинокль увидит его с другого берега реки.
- Вызвать тебе такси? - предложил Кловис. - В сторону твоего дома
провели линию с водителями-людьми. Новинка.
- Я лучше на флаере. Тут на углу Рейсина один останавливается в пять
часов.
- Рейсин - неприятная остановка. Я вовсе не хочу видеть твое белое
личико порезанным.
- У меня полицкод.
- А ты им хоть раз пользовалась? Я как-то попробовал и ждал спасение
целых две минуты. Меня за это время могли по косточкам разобрать.
Остин хихикнул, дико вращая бедрами.
Все снова вошло в норму. Я сама пришла в себя. Вспомнила про Египтию
и подумала, не поискать ли ее возле театра или в ее квартире на
Острове, или в ресторанчике "Сады Вавилона", где она любит иногда посидеть
среди цветущих виноградных лоз. Или не искать никого, ведь можно и одной
пойти куда угодно. Или позвонить Хлое, Медее. Но я знала, что ничего этого
делать не буду. Я знала, что отправлюсь домой, как и предлагал Кловис.
Чез-Стратос был моим убежищем. Что бы со мной не случилось, меня
трясло только до тех пор, пока я не добиралась туда. Я пойду домой и
расскажу обо всем матери. Даже думая о том, как я буду рассказывать, я уже
чувствовала себя спокойнее, хотя мое поведение наверняка покажется ей
подозрительным.
Кловису явно хотелось, чтобы я ушла. Положив на кофейный столик
блокнот, он нарисовал там красивого молодого человека с ключом, торчащим из
спины.
- Не будь ты как горем убитая, Джейн, - сказал он. - Иди домой и
расслабься.
Остин вытянул руки по швам и послал мне поцелуй.
У Кловиса мне не понравилось, я повернулась на каблуках, совсем как тот робот, и вышла.
Странно, должно быть, жить на социальное пособие. Ведь надо каждый
месяц ходить отмечаться и каждую неделю получать чек на почте. Существует
множество программ обучения, и большинство из них ничего не дает.
Невиданный бум в роботостроении, вызванный всеобщим смятением, после
столкновения с Астероидом, стал причиной всевозрастающей безработицы. Мать
говорит, что искусство и творческий труд всегда найдут спрос и дадут работу.
Но если роботы смогут стать искусными музыкантами и научиться ангельски
петь, то что тогда?
А если он может даже заниматься любовью?..
Наверное, очень глупо, что я страдаю из-за этого. Может не так уж это
и страшно? В конце концов, если бы они могли заниматься любовью, то
должны бы ощущать кожу и плоть при прикосновениях, ощущать по-человечески...
ну, во всех отношениях. Я сидела в такси, которое все же вызвала из будки,
и втыкала ногти в ладони, пытаясь остановить опять накатившую тошноту.
Я не умею жить. Порой мне кажется, что и не научусь никогда, и это
приводит меня в отчаяние...
Такси мчалось по шоссе, вздымая клубы пыли, горевшей золотом на фоне
тихого заката. Робот-водитель был простой панелью с отверстием для монет и
записок. Флаер стоит немного дешевле и в нем приятнее, ведь он летит на
высоте сто футов.
"Бэкстер Эмпайр" тоже летает, это одна из старых моделей с
вертикальным взлетом. Мать пользовалась им в джунглях, где при взлете
лопасти срезали верхушки деревьев и за окнами разлетались части
разрубленных обезьян. Я мало что помню из своих детских путешествий, но
этого не забыла, не забыла своих рыданий. Мать тогда сказала, что ни люди,
ни животные не умирают окончательно, психологические силы остаются после
физической смерти и продолжают жить в других телах. В то время я мысленно
бунтовала, считая, что мать придумала это для оправдания убийства обезьян.
Но, наверное, она была права. Как-то легче, когда веришь в это.
Почему я вспомнила про этих обезьян? Какая связь между ними и
рыжеволосым роботом? Не надо о нем думать. Но я не смогу не думать, пока не
расскажу матери. Это моя специфическая черта. Даже когда я не хотела
тревожить ее своими проблемами, я все равно не могла найти себе место, не
обсудив все это с ней. Точнее, пока она не посоветует, что делать. Жить
согласно этим советам мне не очень нравилось, но так было проще. Я
перенимала ее мнения, даже если они были неверны. Я так до сих пор и живу.
Делаю, что она говорит, следую ее советам, но мое истинное отношение к
жизни все же другое. Вот странно, раньше я никогда об этом не думала.
Минут через двадцать показались стальные опоры. Теперь, когда стемнело,
не видно было даже очертаний дома. Я расплатилась, вышла из такси и
подошла к белому бетонному сооружению между деревьями.
Лифт находился у ближайшей опоры, и, если я заговаривала с ним, он
всегда отвечает: "Привет, Джейн." Когда я была маленькой, со мной говорили
все механизмы в доме, и я привыкла к этому.
И до сих пор не отвыкла.
Лифт пошел вверх мягко, в нем совершенно не ощущалось ни начало, ни конец движения. Я испугалась: вдруг матери до сих пор нет, ведь она
могла выступать где-нибудь на собрании или читать лекцию. Но почувствовав
слабый аромат грушевого масла - топлива для "Бэкстера", я немного
успокоилась, хотя ошибиться все равно можно. Лет пять назад я была сильно
расстроена, торопилась домой и почувствовала запах газа "Бэкстера", хотя
знала, что матери еще нет. Я бросилась в дом и обнаружила, что ее
действительно нет.
Когда лифт остановился и дверь отъехала в сторону, я учуяла слабый,
едва заметный, аромат ее духов "Лаверте".
Когда я была ребенком, этот запах мог заставить меня смеяться от
ощущения безоблачного счастья. Однажды я разлила эти духи по всем коврам и
портьерам, по всей мебели, чтобы весь дом пах, как моя мать. Мать усадила
меня рядом с собой и терпеливо объяснила, что я поступила неправильно,
проветривая тем временем жилище. Ни разу в жизни мать меня не ударила, не
шлепнула, даже голоса не повысила. Она говорила, что это было бы признанием
своего бессилия. Детям все нужно объяснять. Тогда их поступки будут почти
такими же сознательными, как у взрослых.
Забавно то, что в детстве я, кажется, была более зрелой, чем сейчас.
Лифт доставил меня прямо в фойе. Египтия говорила, что когда она
впервые увидела наше фойе, оно показалось ей сделанным из белого
мороженого, которое вот-вот проглотит ее. На самом деле это белый мрамор с
темно-желтыми прожилками. Колонны толщиной с карандаш поднимаются группами
к дискам, излучающим по ночам мягкий свет. Днем свет сюда проникает через
иллюминаторы, расположенные кругом наверху. В центре фойе открыт лифт, и до
других этажей надо добираться на нем. Мать выбрала для него дизайн, который
увидела в одном старом видике. Прямо из фойе можно пройти в ванные комнаты,
в помещения для роботов, в кухню и винный погреб. Две комнаты для гостей с
отдельными ванными находятся в пристрое с восточной стороны. Когда едешь
вверх на внутреннем лифте, то минуешь антресольный этаж, где тоже есть
комнаты для гостей, самозапирающаяся кладовая, в которой хранятся
финансовые и другие деловые бумаги, а также дорогие древние документы. Туда
ходит только мать. Еще там есть библиотека, в которой стоит бесценный
глобус, показывающий, каким был мир до столкновения с Астероидом. Возле
библиотеки находится один из балконов и я иногда сажусь там почитать, но
мне это плохо удается, созерцание неба мешает сосредоточиться.
Последний этаж занимает апартаменты матери, ее рабочий кабинет и
студия, все это звуконепроницаемо и тоже запирается. Остальная часть этажа -
это Перспектива, чудесный полукруг, оттуда можно обозревать все стороны
света. Когда входишь туда, небо заполняет комнату, и ты будто не в комнате
находишься, а в небе. Для усиления этого эффекта вся мебель здесь очень
простая и сделана либо из стекла, либо из зеркального материала. Нельзя
сказать, что мы живем очень уж высоко, но даже на такой высоте приходится
герметизировать дом и насыщать его кислородом. Окна нам открывать нельзя.
Зато мы никогда не задергиваем занавески.
Когда я вошла в Перспективу, комната оказалась золотой. Золотые ковры,
золотые стулья; обеденный стол на застекленном балконе, как будто залит
хересом амонтильядо. Химические канделябры на потолке были погашены, но все
равно светились золотом, исходящим от неба. Само небо было цвета вина из
желтой сливы. Я с восхищением созерцала закат. На такой высоте кажется, что
он будет длиться целые недели, но небо начало бледнеть, и я перебежала на
восточную сторону, чтобы не упустить появления Астероида. Он похож на
огромную сине-зеленую звезду, но с ним приходят сильные ветра, в морях
возникают гигантские волны и усиливают приливы. Астероид вызывал на Земле
страшные катаклизмы, пока орбита его не стабилизировалась. Люди побывали на
Астероиде. Он красивый, но из-за него погибла треть земного населения. Это
статистика.
С южной стороны Перспективы есть маленький пристрой, туда ведет
лесенка. Мои апартаменты отделаны зеленым, бронзовым и белым в соответствии
со всеми моими схемами. Тут есть все, что нужно современной девушке: видео -
и аудиомагнитофоны, плейер, парикмахерский узел, полные шкафы одежды,
оригинальные украшения, игры, книги. Правда, здесь нет балконов, так что
чаще я бываю в Перспективе.
Когда я приблизилась к пианино, которое теперь отсвечивало серо-
лиловым, в комнату вошла мать. На ней был павлиний костюм с высоким
воротником, стоящим над головой, будто распущенный веер хвоста. Вероятно,
она собралась уходить.
- Иди ко мне, дорогая, - сказала мать.
Я подошла и мать обняла меня. Окунувшись в волшебный запах "Лаверте",
я почувствовала себя в безопасности. Потом она ослабила объятия, но
продолжала удерживать меня, улыбаясь. Мать выглядела прекрасно, ее зеленые
глаза были похожи на крыжовник.
- Ты поддержала Египтию, дорогая?
- Я хотела было. Мама, мне надо тебе кое-что рассказать, может быть,
ты что-нибудь посоветуешь.
- Милая, я опаздываю. Мне хотелось увидеть тебя перед уходом. Ты
можешь рассказать быстро?
- Нет... вряд ли... не думаю...
- Тогда расскажешь завтра, хорошо, Джейн?
- Ну, мама, - захныкала я, снова принимаясь плакать.
- Дорогая, я же говорила тебе, что делать, когда я не могу побыть с
тобой. Возьми чистую пленку и запиши, что случилось, представляя, будто, я
сижу рядом и держу тебя за руку. А завтра я ее послушаю, и мы все обсудим.
- Мама...
- Дорогая, - сказала она, легонько встряхивая меня, - но мне правда
нужно уходить.
- Куда? - вяло поинтересовалась я.
- На обед, о котором я тебе говорила.
- Не помню.
- Потому что не хочешь помнить. Отпусти мой рукав, Джейн. Ты умная,
способная, я же приучила тебя думать самостоятельно.
- И говорить с тобой.
- Мы и поговорим. Завтра.
В младенчестве она брала меня с собой всюду, но только я немного
подросла, она стала оставлять меня одну, ведь моя мать - очень занятая
женщина, она специалист в парфюмерии и знаток драгоценных камней, она
теолог и оратор - может читать лекции в аудитории любого уровня. И когда
она уходила от меня, я никогда не могла сдержать слез. А теперь и подавно.
- Ступай, Джейн, - сказала мать, целуя меня в лоб. - Тебе нужно
принять ванну, одеться и накраситься. Позвони Джейсону или Дэвидиду, ты
тоже можешь пойти к кому-нибудь на обед.
- Дэвидид на экваторе.
- Да ну! Надеюсь, его предупредили, что там бывает жарко.
- Закопался по уши в свой ил, - сказала я, выходя вместе с матерью из
комнаты. - Знаешь, мама, я, наверное, лучше лягу спать.
- Это уже тревожно, - мать взглянула на меня, держа длинный бирюзовый
ноготь на кнопке лифта. - Дорогая, пока ты не завела себе любовника, ты
регулярно мастурбируешь, как я тебе советовала?
Я покраснела, хотя прекрасно понимала, что краснеть в данном случае
глупо.
- Ну... да.
- Твой физический тип свидетельствует о высоком сексуальном развитии,
но тело должно познать само себя. Ты это понимаешь?
- Ну... да.
- До свидания, дорогая, - сказала мать, когда лифт, словно клетка с
павлином, начал опускаться вниз.
- До свидания, мама.
В наступившей тишине я смогла уловить лишь шум белого шевроле,
отъехавшего от стальных опор. Можно было видеть мерцание его огоньков,
когда он уносился в темноту.
Я заснула прямо в ванне. Разбудил меня звонок видеотелефона, стоявшего
здесь же, в ванной комнате. Я отключила изображение и сняла трубку. Это
была Египтия.
- Джейн! Джейн! Меня приняли! Судя по шуму, звонила она с вечеринки.
- Куда? - не поняла я спросонья.
- Не глупи. Труппа театра Конкордасис. Я им понравилась. Как будто мы
всегда друг друга знали. Я уже заплатила взнос, и закатила вечеринку в "
Садах Вавилона". Шикарная вечеринка. Шампанское льется рекой прямо на
веранду.
Я вспомнила совет матери.
- Может, мне присоединиться?
- Ну... - голос Египтии сразу стал сдержаннее. Я не хотела никуда идти.
Ванна остыла, настроение подавленное, но мать считала, что так будет лучше.
- Видишь ли, по правде говоря, эта вечеринка не в твоем вкусе, -
заговорила Египтия.
Тем более я должна пойти. Почему Египтия зовет меня только тогда,
когда это нужно ей? Стыдится она меня, что ли? Что-то заставило меня
сказать самой себе: "Я так не согласна. Я не могу оставаться одна."
Иногда я добиваюсь желаемого, подражая голосу и интонациям Египтии. Я
поняла, что раньше делала это интуитивно, бессознательно, а теперь -
намеренно. Я не хотела идти на вечеринку, но не желала и сидеть в
одиночестве.
- Мне так плохо, Египтия. Тот человек на Большой лестнице меня так
расстроил, что я не могла пойти с тобой. Я боялась за тебя.
- Да, - вздохнула Египтия. Я представила, как она закатила глаза,
вновь переживая все это.
- Египтия, я хочу прийти на вечеринку и увидеть тебя. Убедиться, что
ты счастлива. Что с тобой все в порядке.
- Я в третьем ярусе, под одним из навесов...
Наверное, Египтия оплачивает вечеринку, вся эта труппа гуляет за ее
счет, она ведь сейчас в состоянии эйфории. Зачем мне туда идти?
Но произошло что-то очень необычное. Я стала торопиться. Из ванны -
прямо в гардероб. Даже напевать начала, пока на вспомнила, на что похоже
мое пение. Натянув зеленое белье и зеленое платье, я на миг остановилась,
глядя на свои широкие бедра. Мне вовсе не нравился тип Венеры Медийской.
Однажды подвыпивший Кловис сказал, что я похожа на мальчика. - "Но ведь я
Венера Медийская". - Кловис пожал плечами. Может быть, все дело в лице, оно
у меня почти овальное, только заострен подбородок с едва заметной ямочкой
посередине.
Я попыталась самостоятельно уложить волосы, но безуспешно, и пришлось
их снова расчесать. Потом я накрасилась, напудрилась, и, наконец, стала
выглядеть гораздо старше и представительней. Мне иногда говорили, что я
хорошенькая, но уверенности у меня в этом не было. Мне хотелось быть кем-то
другим, а не собой.
По телефону я вызвала такси и в девять часов отправилась в город. По
вечерам он поражает воображение - здания кажутся составленными из тысяч
кубиков света, которых становится все больше и больше по мере наступления
темноты. По дорогам шумно проносятся роскошные машины, выбрасывая розовый
дым. Я возбуждена. Я рада, что возвращаюсь.
Чувствуя себя двадцатипятилетней, я расплатилась и ступила на
движущуюся лестницу, которая понесла меня в "Вавилон"; внизу мелькала
поросшая мхом земля, вверху - неоновые гирлянды, горящие изумрудным светом.
Стоял тихий осенний вечер. Под навесом, где праздновала Египтия, все
сияло от яркого света, а может быть, такое впечатление создавал яркий,
вызывающий макияж каждого из присутствующих.
Я встала на край светового круга, и наблюдала, как Египтия со стройным
красивым мужчиной и несколько других пар танцует танец змеи. Трава была
густо усеяна людьми и бутылками, а воздухе вились клубы голубоватого дыма.
Именно такого рода вечеринки обожает Кловис, потому что них можно не
стесняться.
Ко мне подошел молодой человек лет двадцати с небольшим. Он спросил:
- А ты кто такая?
- Меня зовут Джейн. Я подруга Египтии.
- Я и не знал, что у нее есть подруги. Стань лучше моей подругой, и
тогда сможешь войти.
- Благодарю вас.
- О, не стоит, - он посмотрел на мое платье из доастероидного
восточного шелка. В моем гардеробе просто нет дешевых вещей или хотя бы
таких, которые не казались бы дорогими. - Очаровательная маленькая
принцесса, - сказал молодой человек, одновременно привлекательный и
неприятный. - Ты тоже хочешь попасть на прослушивание?
- Я не умею играть.
- Все умеют играть. В жизни мы только и делаем, что играем.
- Но не на сцене.
- Театр Конкордасис не может позволить себе иметь сцену. Мы просто
сдвигаем вместе столы.
Наверное, он шутил, и я не знала, что ответить. Нельзя сказать, что я
остра на язык.
Молодой человек повел меня под навес. Его зовут Лорд. Он налил мне
стакан шипучего зеленоватого вина и поцеловал. Если я скажу, что смертельно
надоели мужские поцелуи, это покажется попыткой выпендриться, хотя так оно
и есть. Я пыталась увлечься, но у меня никак не получалось. Ничего при этом
не происходит, лишь изредка возникает какое-то непонятное ощущение, и я все
жду, когда оно станет приятным, но это словно слабый зуд где-то под кожей.
Поэтому я отпрянула от Лорда, а он сказал:
- Ты застенчивая. Какая прелесть.
Я покраснела и обрадовалась, что под слоем косметики этого не видно.
Но я уже чувствовала себя не двадцатипятилетней, а одиннадцатилетней, и мне
хотелось уйти.
Танец змеи кончился, так как на ленте возникла пауза. Интересно,
подойдет ли Египтия ко мне или притворится, что не видит меня. Но она была
слишком занята своим партнером и действительно не видела меня. Выглядела
Египтия весьма экстравагантно. Я потягивала ледяное вино и от всей души
желала, чтобы она достигла успеха в театре. Глаза ее сияли. Она забыла, что
кометы падают на Землю.
- Эй, хватит ритма, давай пер-лиз, - послышался чей-то голос. - Я весь
вечер жду эти песни. Где же они? Или я попал не на ту вечеринку?
К нему присоединились другие голоса с разными вычурно заумными
замечаниями.
Я напряглась в ожидании ленты с песнями, но по открытой площадки, где
стояли танцоры, слонялось уйма людей, размахивая стаканами, а ленту никто и
не думал ставить.
- Импровизацию! - завопил кто-то.
Тут поставили другую ленту с ритмом, а может ту же самую. После
четырех ударов началась песня. Конечно, в ритме нет мелодии, только
перкуссия и ударные, для танцев. Я и раньше слушала, как люди импровизируют,
накладывая мелодию или песню на ритм; у Кловиса это не плохо получается,
только песни всегда похабные. На этот раз песня была просто дикая; слова
сыпались, как Фейерверк, но они отскакивали от меня, а вот гитарные аккорды,
раздававшиеся с земли, резонировали и как будто застревали в моем мозгу.
Слушая песню, почти все притихли. Только Лорд-который-меня-целовал сказал:
- Звучит неплохо, верно? Лучше, чем я ожидал. Ты его когда-нибудь
видела? Это просто потрясающе. Пойдем, я тебе покажу.
Я как раз пыталась угадать, кто бы это мог так петь. Но Лорду сказала:
- Нет, не хочу.
Пока Лорд вел меня, обняв своей мягкой рукой за талию, мои ноги
путались в траве от этой дикой музыки. А гитара звенела в ушах, в суставах,
в сердце, эти звуки переполняли меня. Казалось, взамен моя кровь вытекает
на траву. Я уронила чей-то стакан с зеленым вином. Мне стало трудно дышать.
Мой гид продолжал болтать. Египтия, презрительно и отчаянно сообщила