Страница:
Подневольная прислуга, после того как Брита была отослана прочь, больше не пыталась предлагать свою помощь. Завтрашний день был объявлен днем отдыха, и рабыням запрещалось браться за метлы и ведра, пока в хозяйстве не будет наведен полный порядок.
Кимбре тоже не удалось принять участие в уборке: когда она попыталась, Вулф молча взял ее за руку и отвел в сторону. Некоторое время он сверлил спины работающих женщин таким взглядом, что они ежились, а когда убедился, что дело идет полным ходом, вполголоса обратился к четверым из викингов, и те сомкнулись вокруг Марты. Она рванулась прочь, но была схвачена за руки. Вулф вышел из кухни во главе целой вереницы людей: Кимбры, Марты под стражей и тех мужчин, чье любопытство оказалось сильнее похмелья.
В трапезной (где в том числе проходили суды) он уселся за свой стол и молчал так долго, что Кимбра испугалась, что не выдержит напряжения и закричит.
— Марта Ингридоттер, — наконец заговорил ярл, — ты была женой человека, которого я считал своим вторым отцом, которого уважал больше, чем кого бы то ни было. Потому я доверил тебе ключи от кладовых. Но ты обманула мое доверие! Ты осмелилась отказать моей жене в том, на что она имеет полное право. Более того, ты пыталась настроить ее против меня.
Марта начала оправдываться, но Вулф жестом приказал ей молчать. Его люди переглянулись. История с ключами получила широкую огласку, но что до остального, никто не имел понятия, о чем речь. Каким бы образом Марта ни пыталась настроить Кимбру против мужа, это был тяжкий проступок, чреватый последствиями не только для этого брака, но и для благополучия всего Скирингешила.
— В наказание ты будешь выслана из города вместе с дочерью, — продолжал Вулф.
Марта вскрикнула и закрыла лицо руками. Ярл и бровью не повел.
— Отныне твоим домом станет поселение Ослофьорд, что лежит на границе моих владений. Правитель там суров, но справедлив. Не серди его и заслужишь благоволение. Ну а если снова позволишь себе лишнего, значит, ты ничему не научилась.
С минуту стояла тишина, нарушаемая лишь тихим плачем Марты. Вулф поднялся. В трапезной было теперь многолюдно — очевидно, по крепости разнесся слух, что происходит суд.
— Эта женщина, — раздельно и внятно произнес Вулф, указывая на Марту, — навлекла на себя беду, выступив против леди Кимбры, моей супруги. Пусть это послужит предостережением вам всем.
Взгляд его прошелся по лицам, впиваясь как будто в самые души людей. Трудно сказать, что прочел там викинг, но только черты его смягчились. Кивком головы он отпустил толпу, и та рассеялась в подавленном молчании.
Марта и Кирла, все так же под стражей, отправились к себе, чтобы собрать пожитки. Утром им предстояло навеки покинуть Скирингешил.
В трапезной остались только Вулф и Кимбра. Внезапная помощь и безоговорочная поддержка мужа ошеломили ее, но не настолько, чтобы не ужаснуться приговору.
Скорее всего Марта прожила в Скирингешиле всю свою жизнь, но даже если она перебралась туда после свадьбы, это было почти то же самое, если учесть прожитые ею годы. В любом случае Кирла не знала другого дома, и вот их обеих выбрасывали за порог, принуждали начать все сначала там, где на них станут смотреть косо и где никто не предложит им больше, чем самое необходимое. А все потому, что Кимбра из Холихуда не сумела завоевать любовь и уважение их народа.
Кимбра расправила плечи и приготовилась к словесной битве. Сквозь распахнутые двери трапезной было видно, что небо на востоке уже светлеет. Новый день готовился вступить в свои права, а значит, времени почти не оставалось.
— Это все моя вина, Вулф! Если бы я…
— Да, это твоя вина.
Такое скорое согласие заставило Кимбру поперхнуться приготовленными доводами.
— Ты виновата в том, что так долго молчала. Если бы ты сразу поделилась со мной, все сложилось бы иначе. — Вулф приблизился. Его лицо и голос были бесстрастны. — Я здесь полновластный хозяин, Кимбра, и мое слово — закон. Ты хотела быть превыше закона.
— Неправда! — воскликнула Кимбра, потому что как раз в этом не провинилась даже в мыслях. — Я только хотела быть хорошей женой, хотела управляться с делами сама, без твоей мощи! Я не хотела беспокоить тебя!
Вулф уже довольно долго размышлял над тем, почему Кимбра утаила от него истинное положение вещей, но так и понял причины. Разве он не был к ней добр и терпелив? Он не мыслил, что способен на такое, и вот стал воплощением покладистого, даже мягкосердечного мужа, к которому жена просто обязана бежать с каждой проблемой. Но Кимбра не прибежала, и это тревожило, заставляло спрашивать себя, что таится за этим прекрасным фасадом, что за мысли проходят за этим белым лбом и не скрывают ли эти чистые синие глаза бездну, полную демонов? Что Кимбра думает о нем, об их супружестве, а самое главное, о том неизбежном роковом дне, когда ее муж и брат встретятся лицом к лицу? Как пройдет эта встреча — среди хмельного веселья или под скрежет мечей? Ответ лежал где-то там, в сердце Кимбры, но доступ туда был ему закрыт.
Уязвленный этой мыслью, Вулф в усмешке скривил губы. Не хотела беспокоить! Лучше бы захотела, беспокойства вышло бы куда меньше!
— Просто ты чересчур тщеславна.
— Тщеславна?!
Это неслыханно, подумала Кимбра. Всю жизнь люди пытались пробудить в ней тщеславие, восхваляя ее красоту и характер, превознося ее до небес, в то время как ей хотелось крикнуть, что все-это чушь, что она ничем не лучше любой другой женщины.
— Я мог бы сказать «горда», но гордость не требует признания других. Ты лезешь из кожи вон, чтобы не обмануть чужие ожидания, не понимая, что большая их часть — плод твоего воображения.
Кимбра немо уставилась на мужа. Что-то встрепенулось в ней и стало стремительно нарастать, угрожая захлестнуть. Она знала, что это угроза вторжения в святая святых — в ее душу и разум. Она видела, как Вулф проделывал это с другими, но со стороны все было иначе, безобиднее.
Кимбра была потрясена, она поняла: этот человек знает с ней все, — и приняла это.
— Я думала, проще будет обо всем позаботиться самой, — сказала она более мягким тоном, показывая, что все в прошлом, а чтобы еще больше это подчеркнуть, прижалась к Вулфу и игриво потерлась бедрами о его ноги.
— Проще, — сказал он ей на ухо, — но не всегда лучше.
На птичьем дворе раздался долгий и заливистый петушиный крик. За ним последовали другой и третий, пока гимн солнцу не превратился в многоголосый хор. Дальше, в городе, к нему присоединились другие голоса. Несколько минут петухи самозабвенно выводили свою простую, но звучную песнь, быть может, веря, что это она выманивает солнце из-за горизонта.
Даже Кимбра (тщеславная Кимбра, как она время от времени себе напоминала) не решилась подступиться к Вулфу с просьбой об отмене приговора. Она лишь сделала для высылаемых женщин все, что могла, нагрузив телегу выше бортов, чтобы они ни в чем не терпели недостатка, пока не обживутся на новом месте.
Вулф обратил внимание на тяжело нагруженную телегу, когда направлялся на луговину для ежедневной тренировки. Он поймал взгляд Кимбры, чтобы показать, что заметил и правильно понял, но, против ожиданий, не стал возражать, и ее вызов пропал попусту. Он даже как будто слегка улыбнулся, но издалека это трудно было разобрать.
Кимбра смотрела вслед уходящему мужу, не в силах оторвать взгляда от его могучего тела, вспоминая, как совсем недавно оно сплеталось с ее собственным, и только поэтому заметила, как Вулфа окликнул один из его людей. После короткой беседы он повернул к жилищу брата. Кимбра была удивлена. Она полагала, что Дракон давно ждет партнера на луговине, как то случалось каждый день.
Но тут подошло время прощаться с Мартой и Кирлой. Если первая вместо ответа отвернулась, то вторая ответила просто и с достоинством. Она очень переменилась за прошедшие несколько часов и держалась более независимо, словно тень властной матери уже не заслоняла ей солнце.
— Благодарю за великодушие, леди, — сказала она, бросив взгляд на груду припасов. — Я бы не удивилась, если бы ты была менее добра к нам обеим.
— Я не хотела вашей ссылки.
— Не упрекай себя. Все к лучшему. Нам не помешает начать сначала.
— Но если правитель Ослофьорда окажется…
— Я знаю, какой он, — перебила Кирла, зардевшись. — Так уж вышло, что мы знакомы. Это случилось на празднествах в честь прихода весны. Он холост, и я говорила о нем с матерью, еще до того как…
Вместе с пониманием пришло облегчение. Кимбра ни минуты не сомневалась, что и Вулф отлично осведомлен обо всех деталях этой истории. Она следила за телегой до тех пор, пока та не скрылась за воротами, а потом отправилась к мужу. Они почти столкнулись на пороге жилища Дракона. С Вулфом был Ульрих. Они о чем-то разговаривали и не сразу заметили Кимбру.
— Он скрывает правду, — говорил старик. — Думается мне, боль все еще очень сильна.
— Но ведь рана зарубцевалась! — возразил Вулф, хмурясь так, что брови сошлись на переносице. — Мой брат вернулся к тренировкам и хорошо справляется. Или, лучше сказать, справлялся до сегодняшнего дня.
— Он только делал вид, что совершенно здоров, и вот результат — горячка. Я даже опасаюсь… — Тут Ульрих наконец заметил Кимбру, оборвал фразу и приветливо улыбнулся. — Леди, мы как раз обсуждали…
— То, что ее совсем не касается, — перебил Вулф.
— Вот как? Значит, у меня что-то со слухом, — язвительно заметила Кимбра. — Разве вы говорили не о том, что рана Дракона заживает так плохо, что у него открылась горячка? А я-то, дурочка, решила, что ему потребуется опытный лекарь!
Старик сокрушенно потряс головой и как бы невзначай вклинился между Вулфом и Кимброй.
— Не сердись, господин, она не ведает, что говорит! Сердце женщины переполнено жалостью, которая ищет выход, и когда находит…
— Переполнено тщеславием, — поправил Вулф, стараясь взглядом поставить жену на место.
— Мудростью! — резко отпарировала Кимбра. — Значит, это тщеславие вынуждает меня во весь голос заявлять о способностях, которыми я и вправду наделена? Тщеславие требует, чтобы я применяла их на деле? Еще сегодня ты упрекал меня за то, что я не обратилась к тебе за помощью. Обещаю, что впредь так и поступлю. Но пока ты нуждаешься во мне! Последуешь ли ты собственному совету?
Ульрих испуганно переводил взгляд то с Вулфа на Кимбру, то наоборот, периодически пытаясь привлечь к себе внимание, но его не замечали. Кимбра разрывалась между вполне оправданной тревогой за Дракона и совершенно неуместным восторгом от того, как великолепен ее муж в гневе. Он только и делал, что сердился, не зная, что этим лишь будит в ней потребность броситься ему на шею, поцелуями разгладить лоб и выманить на плотно сжатые губы улыбку, а потом слиться с ним в страстном объятии и ощутить его плоть внутри своего тела.
Вулф, со своей стороны, не мог не отметить, как хорошеет его жена, когда рвется в атаку вот так, с горящими глазами и гневным румянцем на щеках. Тщетно он старался подогреть в себе досаду на ее своенравие — тело реагировало по-своему и всеми силами отвлекало от праведного гнева. «Конечно, — думал он, — это совсем ни к чему — потакать женщине, но с другой стороны, нельзя же забывать о бедах родного брата!»
— Дракон не какой-нибудь жалкий слабак, это воин! Он не позволит женщине с ним нянчиться!
— Вот и славно, — сказала Кимбра. — Если его рана действительно так плоха, нянчиться я и не подумаю.
Она отворила дверь жилища и вошла, стараясь придать лицу непререкаемое выражение, но при виде человека под меховым покрывалом едва не испортила весь эффект, схватившись за щеки. Дракон хмурился в точности так же, как Вулф.
— Это еще что за явление? — спросил он, садясь в постели.
Он обратился к брату, демонстративно игнорируя Кимбру и Ульриха, который вошел следом, не желая ничего упустить.
— Моя женушка вбила себе в голову, что может тебе помочь.
— Помочь? В чем это? — брюзгливо осведомился Дракон. — Не нужна мне никакая помощь!
Кимбра посмотрела на больного с иронией, как бы говоря: оно и видно! Дракон был того же сложения, что и Вулф, и наверняка обладал огромной силой. Но сейчас он был не в лучшей форме, о чем говорили обострившееся лицо и круги под глазами.
Кимбра приблизилась.
— Когда ты был ранен?
— Это что, шутка? — не унимался Дракон, упорно ее игнорируя и обращаясь исключительно к брату.
— Ну… она кое-что умеет, — ответил тот, пожимая плечами. — Что именно, не знаю, но вдруг ей повезет?
— Я не писклявый младенец, чтобы вокруг суетилось создание в юбке!
Дракон начал выбираться из постели, но вспомнил, что раздет, и с проклятием, от которого вяли уши, снова нырнул под покрывало. Кимбра молча положила ладонь ему на лоб. Дракон попробовал увернуться, но она не позволила.
— Так я и думала! До того ослабел, что не справится и с женщиной.
Сказав это, Кимбра испугалась, что слишком далеко зашла. Должно быть, Вулф подумал так же, потому что шагнул к кровати. Однако Дракон, после момента напряженной тишины, удивил их обоих взрывом смеха, пусть и не столь заливистого, как обычно.
— Хвала Одину, она права! — Он глянул на Кимбру с новым интересом. — Ты и в самом деле умеешь врачевать?
— Вот ты сам и оценишь.
Лоб его был на ощупь сухим и горячим, глаза блестели чересчур ярко, и все это, вместе взятое, говорило о горячке. Но поскольку дыхание оставалось чистым, время еще не было упущено. Кимбра повернулась к Ульриху:
— Мне понадобится теплая вода, чистая льняная тряпка и сундучок с лекарствами. Пусть Брита придет мне помочь.
— Что ты намерена делать? — с большим подозрением осведомился Дракон, когда дверь за стариком захлопнулась.
— Для начала сбить горячку, а потом разобраться, что не так с твоей раной.
— С ней все так, как надо, раз она зарубцевалась!
— Если понадобится, я опою тебя настойкой мака, чтобы ты спал и не мешал.
— Ты ведь ей не позволишь? — с тревогой спросил Дракон брата.
Тот уже успел устроиться на резном стуле и удобно скрестить вытянутые ноги. Он готов был оставаться в этой позе столько, сколько нужно, — не потому, что безоговорочно уверовал в способности Кимбры, а в надежде, что ей и в самом деле повезет.
— Я подержу тебе руки, пока она будет вливать в рот настойку.
За последующие несколько минут норвежский словарь Кимбры существенно обогатился. Она старалась не принимать это близко к сердцу. Вернулся Ульрих, ведя за собой Бриту, и уж после этого Дракону оставалось только свирепо хмуриться.
После полудня Вулф отправился в город. К тому времени горячку удалось сбить, и его брат уснул крепким сном. Ульрих остался при нем, а Кимбра (которая, как сильно подозревал Вулф, вообще не нуждалась в отдыхе) отправилась по каким-то хозяйственным делам, так как дала себе слово после отъезда Марты не допускать больше никаких просчетов.
Ее хлопоты оказались более чем кстати, поскольку у Вулфа тоже были кое-какие дела. Он отправился в город пешком в одиночку, но не только не скрываясь, а, наоборот, желая быть как можно скорее замеченным нужными людьми. Он не обманулся в ожиданиях. Стоило только усесться за стол в таверне с видом на бухту, как появился первый из них. Вулф заметил его поверх края простой глиняной кружки с элем, внесенной пухленькой, миловидной и (как он хорошо знал) податливой служанкой. «Нужный человек» был капитаном галеры, пришедшей в Скирингешил из Бретани.
— Садись, — пригласил Вулф и сделал знак, чтобы принесли выпивку.
Когда кружки опустели, капитан Онфруа поблагодарил за угощение и заметил:
— Ветер нынче носит много слухов.
— Не все слухи правдивы, — предостерег Вулф.
— Но как узнать, какие из них правдивы?
— Надо иметь семь пядей во лбу… как у тебя.
Онфруа улыбнулся, польщенный, помолчал и продолжил беседу:
— Порой нелегко разобраться и с семью пядями во лбу.
— В чем, например?
— Например, неделю назад я побывал в Эссексе, и там у всех на языке загадочное исчезновение прекрасной сестры лорда Хоука. Я уверен, что и здесь слышали о леди Кимбре. Она не только божественно прекрасна, но и наделена особым даром, поэтому брат удалил ее от мира, что лично я нахожу весьма разумной мерой. И вот однажды под покровом ночи в это святилище вторглись злодеи и умыкнули ее.
— Да неужто? — Вулф поднял обе брови разом. — И кто же они, эти злодеи?
— По слухам, датчане. Комендант форта перед казнью поклялся лорду Хоуку, что целая армия этих нечестивцев осадила форт и что его люди сражались, как львы, но численный перевес был слишком велик: датчан было сотен пять, не меньше.
— И лорд Хоук поверил?
— Сомнительно. — Онфруа сокрушенно развел руками. — В крепости не осталось никаких следов сражения и ни единого тела, что несколько противоречит рассказу коменданта. Как-то не верится, что датчане все убрали за собой, ведь обычно это за ними не водится.
— В самом деле.
— И потом, старая нянька леди Кимбры сболтнула, что в тот самый день комендант захватил горстку морских пиратов и заточил их в темницу, но к утру они исчезли. Словно испарились.
Вулф поудобнее уселся на скамье и подставил лицо солнцу, думая о том, что нет ничего лучше отдыха. Если, конечно, отдых не затягивается.
— И что же известно об этих загадочных морских пиратах?
— Только то, что леди Кимбра спускалась в темницу и говорила с ними на их родном языке.
— У всех скандинавов похожий язык.
— Вот и лорд Хоук так думает. Говорят, он тайно отправил в Данию своих людей с приказом разузнать все, что можно, о местонахождении леди Кимбры. Как только выяснится кто виновен в ее исчезновении, он выступит в поход.
— Само собой.
— Волей-неволей приходит на ум, что негодяй, кто бы он ни был, только этого и ждет.
— Вот я и говорю: семь пядей во лбу, — сказал викинг и улыбнулся бретонцу.
Когда тот откланялся, Вулф еще немного посидел на солнышке, переговорил с парой-тройкой мореходов, которые (конечно, по чистой случайности) оказались в этой части порта, постепенно сложил по кусочкам всю мозаику.
Лорд Хоук был вне себя от ярости. Он поклялся заживо снять кожу с того, кто осмелился похитить его сестру, но тотчас добавил, что хочет получить ее назад живой и невредимой, даже если это будет стоить ему чести. Вот этому уже Вулф не поверил, потому что не было на земле женщины, жизнь которой стоила мужской чести.
Тем не менее услышанное дало ему обильную пищу к размышлению. При обычных обстоятельствах те же самые суда, что принесли ему известие о ярости Хоука, увезли бы из Скирингешила новость о женитьбе Вулфа на неизвестно откуда взявшейся англичанке, но это все были купеческие суда, и каждый капитан высоко ценил возможность торговать в богатом портом порту. Это всецело зависело от благосклонности ярла, поэтому можно было смело ставить на то, что они будут держать язык за зубами, как бы ни хотелось его развязать.
Вулф в скором времени намеревался сам уведомить Хоука, но день за днем откладывал это под предлогом, что время работает на него и чем позже произойдет столкновение, тем с большей вероятностью Кимбра заверит брата, что совершенно счастлива в замужестве. Это было необходимо, раз уж он так далеко зашел ради союза с надменным англичанином. Вулф убеждал себя в этом, но в глубине души знал, что откладывает неизбежный момент из опасения утратить личное счастье.
Когда-нибудь Хоук явится за сестрой, а когда явится… будет заключен или жизненно важный союз, или за пиршественным столом в Валгалле прибавится еще один храбрый воин — англосакс. В этом Вулф ни минуты не сомневался. План битвы давно уже покоился в его сознании, и исход ее был предрешен. Он все рассчитал еще до отплытия в Холихуд, однако теперь, после всего случившегося, вынужден был заново пересматривать и осмысливать, и чем дальше, тем с большим неудовольствием.
Кимбра любит брата. Если он погибнет, она будет оплакивать его до конца жизни… и до конца жизни ненавидеть того, от чьей руки он пал. Вообще говоря, этого не следует принимать в расчет, ведь правила просты: жизнь — штука суровая, в ней превыше всего честь и ответственность, а от судьбы не уйдешь. Однако в этом несложном своде законов ничего не говорится о том, что нужно лететь навстречу судьбе сломя голову. Пусть Хоук побудет в ярости немного дольше, это ему не повредит.
Довольный такими выводами, Вулф расплатился и направился к торговым рядам, где в одной из лавок обнаружил то, что искал.
Глава 11
Кимбре тоже не удалось принять участие в уборке: когда она попыталась, Вулф молча взял ее за руку и отвел в сторону. Некоторое время он сверлил спины работающих женщин таким взглядом, что они ежились, а когда убедился, что дело идет полным ходом, вполголоса обратился к четверым из викингов, и те сомкнулись вокруг Марты. Она рванулась прочь, но была схвачена за руки. Вулф вышел из кухни во главе целой вереницы людей: Кимбры, Марты под стражей и тех мужчин, чье любопытство оказалось сильнее похмелья.
В трапезной (где в том числе проходили суды) он уселся за свой стол и молчал так долго, что Кимбра испугалась, что не выдержит напряжения и закричит.
— Марта Ингридоттер, — наконец заговорил ярл, — ты была женой человека, которого я считал своим вторым отцом, которого уважал больше, чем кого бы то ни было. Потому я доверил тебе ключи от кладовых. Но ты обманула мое доверие! Ты осмелилась отказать моей жене в том, на что она имеет полное право. Более того, ты пыталась настроить ее против меня.
Марта начала оправдываться, но Вулф жестом приказал ей молчать. Его люди переглянулись. История с ключами получила широкую огласку, но что до остального, никто не имел понятия, о чем речь. Каким бы образом Марта ни пыталась настроить Кимбру против мужа, это был тяжкий проступок, чреватый последствиями не только для этого брака, но и для благополучия всего Скирингешила.
— В наказание ты будешь выслана из города вместе с дочерью, — продолжал Вулф.
Марта вскрикнула и закрыла лицо руками. Ярл и бровью не повел.
— Отныне твоим домом станет поселение Ослофьорд, что лежит на границе моих владений. Правитель там суров, но справедлив. Не серди его и заслужишь благоволение. Ну а если снова позволишь себе лишнего, значит, ты ничему не научилась.
С минуту стояла тишина, нарушаемая лишь тихим плачем Марты. Вулф поднялся. В трапезной было теперь многолюдно — очевидно, по крепости разнесся слух, что происходит суд.
— Эта женщина, — раздельно и внятно произнес Вулф, указывая на Марту, — навлекла на себя беду, выступив против леди Кимбры, моей супруги. Пусть это послужит предостережением вам всем.
Взгляд его прошелся по лицам, впиваясь как будто в самые души людей. Трудно сказать, что прочел там викинг, но только черты его смягчились. Кивком головы он отпустил толпу, и та рассеялась в подавленном молчании.
Марта и Кирла, все так же под стражей, отправились к себе, чтобы собрать пожитки. Утром им предстояло навеки покинуть Скирингешил.
В трапезной остались только Вулф и Кимбра. Внезапная помощь и безоговорочная поддержка мужа ошеломили ее, но не настолько, чтобы не ужаснуться приговору.
Скорее всего Марта прожила в Скирингешиле всю свою жизнь, но даже если она перебралась туда после свадьбы, это было почти то же самое, если учесть прожитые ею годы. В любом случае Кирла не знала другого дома, и вот их обеих выбрасывали за порог, принуждали начать все сначала там, где на них станут смотреть косо и где никто не предложит им больше, чем самое необходимое. А все потому, что Кимбра из Холихуда не сумела завоевать любовь и уважение их народа.
Кимбра расправила плечи и приготовилась к словесной битве. Сквозь распахнутые двери трапезной было видно, что небо на востоке уже светлеет. Новый день готовился вступить в свои права, а значит, времени почти не оставалось.
— Это все моя вина, Вулф! Если бы я…
— Да, это твоя вина.
Такое скорое согласие заставило Кимбру поперхнуться приготовленными доводами.
— Ты виновата в том, что так долго молчала. Если бы ты сразу поделилась со мной, все сложилось бы иначе. — Вулф приблизился. Его лицо и голос были бесстрастны. — Я здесь полновластный хозяин, Кимбра, и мое слово — закон. Ты хотела быть превыше закона.
— Неправда! — воскликнула Кимбра, потому что как раз в этом не провинилась даже в мыслях. — Я только хотела быть хорошей женой, хотела управляться с делами сама, без твоей мощи! Я не хотела беспокоить тебя!
Вулф уже довольно долго размышлял над тем, почему Кимбра утаила от него истинное положение вещей, но так и понял причины. Разве он не был к ней добр и терпелив? Он не мыслил, что способен на такое, и вот стал воплощением покладистого, даже мягкосердечного мужа, к которому жена просто обязана бежать с каждой проблемой. Но Кимбра не прибежала, и это тревожило, заставляло спрашивать себя, что таится за этим прекрасным фасадом, что за мысли проходят за этим белым лбом и не скрывают ли эти чистые синие глаза бездну, полную демонов? Что Кимбра думает о нем, об их супружестве, а самое главное, о том неизбежном роковом дне, когда ее муж и брат встретятся лицом к лицу? Как пройдет эта встреча — среди хмельного веселья или под скрежет мечей? Ответ лежал где-то там, в сердце Кимбры, но доступ туда был ему закрыт.
Уязвленный этой мыслью, Вулф в усмешке скривил губы. Не хотела беспокоить! Лучше бы захотела, беспокойства вышло бы куда меньше!
— Просто ты чересчур тщеславна.
— Тщеславна?!
Это неслыханно, подумала Кимбра. Всю жизнь люди пытались пробудить в ней тщеславие, восхваляя ее красоту и характер, превознося ее до небес, в то время как ей хотелось крикнуть, что все-это чушь, что она ничем не лучше любой другой женщины.
— Я мог бы сказать «горда», но гордость не требует признания других. Ты лезешь из кожи вон, чтобы не обмануть чужие ожидания, не понимая, что большая их часть — плод твоего воображения.
Кимбра немо уставилась на мужа. Что-то встрепенулось в ней и стало стремительно нарастать, угрожая захлестнуть. Она знала, что это угроза вторжения в святая святых — в ее душу и разум. Она видела, как Вулф проделывал это с другими, но со стороны все было иначе, безобиднее.
Кимбра была потрясена, она поняла: этот человек знает с ней все, — и приняла это.
— Я думала, проще будет обо всем позаботиться самой, — сказала она более мягким тоном, показывая, что все в прошлом, а чтобы еще больше это подчеркнуть, прижалась к Вулфу и игриво потерлась бедрами о его ноги.
— Проще, — сказал он ей на ухо, — но не всегда лучше.
На птичьем дворе раздался долгий и заливистый петушиный крик. За ним последовали другой и третий, пока гимн солнцу не превратился в многоголосый хор. Дальше, в городе, к нему присоединились другие голоса. Несколько минут петухи самозабвенно выводили свою простую, но звучную песнь, быть может, веря, что это она выманивает солнце из-за горизонта.
Даже Кимбра (тщеславная Кимбра, как она время от времени себе напоминала) не решилась подступиться к Вулфу с просьбой об отмене приговора. Она лишь сделала для высылаемых женщин все, что могла, нагрузив телегу выше бортов, чтобы они ни в чем не терпели недостатка, пока не обживутся на новом месте.
Вулф обратил внимание на тяжело нагруженную телегу, когда направлялся на луговину для ежедневной тренировки. Он поймал взгляд Кимбры, чтобы показать, что заметил и правильно понял, но, против ожиданий, не стал возражать, и ее вызов пропал попусту. Он даже как будто слегка улыбнулся, но издалека это трудно было разобрать.
Кимбра смотрела вслед уходящему мужу, не в силах оторвать взгляда от его могучего тела, вспоминая, как совсем недавно оно сплеталось с ее собственным, и только поэтому заметила, как Вулфа окликнул один из его людей. После короткой беседы он повернул к жилищу брата. Кимбра была удивлена. Она полагала, что Дракон давно ждет партнера на луговине, как то случалось каждый день.
Но тут подошло время прощаться с Мартой и Кирлой. Если первая вместо ответа отвернулась, то вторая ответила просто и с достоинством. Она очень переменилась за прошедшие несколько часов и держалась более независимо, словно тень властной матери уже не заслоняла ей солнце.
— Благодарю за великодушие, леди, — сказала она, бросив взгляд на груду припасов. — Я бы не удивилась, если бы ты была менее добра к нам обеим.
— Я не хотела вашей ссылки.
— Не упрекай себя. Все к лучшему. Нам не помешает начать сначала.
— Но если правитель Ослофьорда окажется…
— Я знаю, какой он, — перебила Кирла, зардевшись. — Так уж вышло, что мы знакомы. Это случилось на празднествах в честь прихода весны. Он холост, и я говорила о нем с матерью, еще до того как…
Вместе с пониманием пришло облегчение. Кимбра ни минуты не сомневалась, что и Вулф отлично осведомлен обо всех деталях этой истории. Она следила за телегой до тех пор, пока та не скрылась за воротами, а потом отправилась к мужу. Они почти столкнулись на пороге жилища Дракона. С Вулфом был Ульрих. Они о чем-то разговаривали и не сразу заметили Кимбру.
— Он скрывает правду, — говорил старик. — Думается мне, боль все еще очень сильна.
— Но ведь рана зарубцевалась! — возразил Вулф, хмурясь так, что брови сошлись на переносице. — Мой брат вернулся к тренировкам и хорошо справляется. Или, лучше сказать, справлялся до сегодняшнего дня.
— Он только делал вид, что совершенно здоров, и вот результат — горячка. Я даже опасаюсь… — Тут Ульрих наконец заметил Кимбру, оборвал фразу и приветливо улыбнулся. — Леди, мы как раз обсуждали…
— То, что ее совсем не касается, — перебил Вулф.
— Вот как? Значит, у меня что-то со слухом, — язвительно заметила Кимбра. — Разве вы говорили не о том, что рана Дракона заживает так плохо, что у него открылась горячка? А я-то, дурочка, решила, что ему потребуется опытный лекарь!
Старик сокрушенно потряс головой и как бы невзначай вклинился между Вулфом и Кимброй.
— Не сердись, господин, она не ведает, что говорит! Сердце женщины переполнено жалостью, которая ищет выход, и когда находит…
— Переполнено тщеславием, — поправил Вулф, стараясь взглядом поставить жену на место.
— Мудростью! — резко отпарировала Кимбра. — Значит, это тщеславие вынуждает меня во весь голос заявлять о способностях, которыми я и вправду наделена? Тщеславие требует, чтобы я применяла их на деле? Еще сегодня ты упрекал меня за то, что я не обратилась к тебе за помощью. Обещаю, что впредь так и поступлю. Но пока ты нуждаешься во мне! Последуешь ли ты собственному совету?
Ульрих испуганно переводил взгляд то с Вулфа на Кимбру, то наоборот, периодически пытаясь привлечь к себе внимание, но его не замечали. Кимбра разрывалась между вполне оправданной тревогой за Дракона и совершенно неуместным восторгом от того, как великолепен ее муж в гневе. Он только и делал, что сердился, не зная, что этим лишь будит в ней потребность броситься ему на шею, поцелуями разгладить лоб и выманить на плотно сжатые губы улыбку, а потом слиться с ним в страстном объятии и ощутить его плоть внутри своего тела.
Вулф, со своей стороны, не мог не отметить, как хорошеет его жена, когда рвется в атаку вот так, с горящими глазами и гневным румянцем на щеках. Тщетно он старался подогреть в себе досаду на ее своенравие — тело реагировало по-своему и всеми силами отвлекало от праведного гнева. «Конечно, — думал он, — это совсем ни к чему — потакать женщине, но с другой стороны, нельзя же забывать о бедах родного брата!»
— Дракон не какой-нибудь жалкий слабак, это воин! Он не позволит женщине с ним нянчиться!
— Вот и славно, — сказала Кимбра. — Если его рана действительно так плоха, нянчиться я и не подумаю.
Она отворила дверь жилища и вошла, стараясь придать лицу непререкаемое выражение, но при виде человека под меховым покрывалом едва не испортила весь эффект, схватившись за щеки. Дракон хмурился в точности так же, как Вулф.
— Это еще что за явление? — спросил он, садясь в постели.
Он обратился к брату, демонстративно игнорируя Кимбру и Ульриха, который вошел следом, не желая ничего упустить.
— Моя женушка вбила себе в голову, что может тебе помочь.
— Помочь? В чем это? — брюзгливо осведомился Дракон. — Не нужна мне никакая помощь!
Кимбра посмотрела на больного с иронией, как бы говоря: оно и видно! Дракон был того же сложения, что и Вулф, и наверняка обладал огромной силой. Но сейчас он был не в лучшей форме, о чем говорили обострившееся лицо и круги под глазами.
Кимбра приблизилась.
— Когда ты был ранен?
— Это что, шутка? — не унимался Дракон, упорно ее игнорируя и обращаясь исключительно к брату.
— Ну… она кое-что умеет, — ответил тот, пожимая плечами. — Что именно, не знаю, но вдруг ей повезет?
— Я не писклявый младенец, чтобы вокруг суетилось создание в юбке!
Дракон начал выбираться из постели, но вспомнил, что раздет, и с проклятием, от которого вяли уши, снова нырнул под покрывало. Кимбра молча положила ладонь ему на лоб. Дракон попробовал увернуться, но она не позволила.
— Так я и думала! До того ослабел, что не справится и с женщиной.
Сказав это, Кимбра испугалась, что слишком далеко зашла. Должно быть, Вулф подумал так же, потому что шагнул к кровати. Однако Дракон, после момента напряженной тишины, удивил их обоих взрывом смеха, пусть и не столь заливистого, как обычно.
— Хвала Одину, она права! — Он глянул на Кимбру с новым интересом. — Ты и в самом деле умеешь врачевать?
— Вот ты сам и оценишь.
Лоб его был на ощупь сухим и горячим, глаза блестели чересчур ярко, и все это, вместе взятое, говорило о горячке. Но поскольку дыхание оставалось чистым, время еще не было упущено. Кимбра повернулась к Ульриху:
— Мне понадобится теплая вода, чистая льняная тряпка и сундучок с лекарствами. Пусть Брита придет мне помочь.
— Что ты намерена делать? — с большим подозрением осведомился Дракон, когда дверь за стариком захлопнулась.
— Для начала сбить горячку, а потом разобраться, что не так с твоей раной.
— С ней все так, как надо, раз она зарубцевалась!
— Если понадобится, я опою тебя настойкой мака, чтобы ты спал и не мешал.
— Ты ведь ей не позволишь? — с тревогой спросил Дракон брата.
Тот уже успел устроиться на резном стуле и удобно скрестить вытянутые ноги. Он готов был оставаться в этой позе столько, сколько нужно, — не потому, что безоговорочно уверовал в способности Кимбры, а в надежде, что ей и в самом деле повезет.
— Я подержу тебе руки, пока она будет вливать в рот настойку.
За последующие несколько минут норвежский словарь Кимбры существенно обогатился. Она старалась не принимать это близко к сердцу. Вернулся Ульрих, ведя за собой Бриту, и уж после этого Дракону оставалось только свирепо хмуриться.
После полудня Вулф отправился в город. К тому времени горячку удалось сбить, и его брат уснул крепким сном. Ульрих остался при нем, а Кимбра (которая, как сильно подозревал Вулф, вообще не нуждалась в отдыхе) отправилась по каким-то хозяйственным делам, так как дала себе слово после отъезда Марты не допускать больше никаких просчетов.
Ее хлопоты оказались более чем кстати, поскольку у Вулфа тоже были кое-какие дела. Он отправился в город пешком в одиночку, но не только не скрываясь, а, наоборот, желая быть как можно скорее замеченным нужными людьми. Он не обманулся в ожиданиях. Стоило только усесться за стол в таверне с видом на бухту, как появился первый из них. Вулф заметил его поверх края простой глиняной кружки с элем, внесенной пухленькой, миловидной и (как он хорошо знал) податливой служанкой. «Нужный человек» был капитаном галеры, пришедшей в Скирингешил из Бретани.
— Садись, — пригласил Вулф и сделал знак, чтобы принесли выпивку.
Когда кружки опустели, капитан Онфруа поблагодарил за угощение и заметил:
— Ветер нынче носит много слухов.
— Не все слухи правдивы, — предостерег Вулф.
— Но как узнать, какие из них правдивы?
— Надо иметь семь пядей во лбу… как у тебя.
Онфруа улыбнулся, польщенный, помолчал и продолжил беседу:
— Порой нелегко разобраться и с семью пядями во лбу.
— В чем, например?
— Например, неделю назад я побывал в Эссексе, и там у всех на языке загадочное исчезновение прекрасной сестры лорда Хоука. Я уверен, что и здесь слышали о леди Кимбре. Она не только божественно прекрасна, но и наделена особым даром, поэтому брат удалил ее от мира, что лично я нахожу весьма разумной мерой. И вот однажды под покровом ночи в это святилище вторглись злодеи и умыкнули ее.
— Да неужто? — Вулф поднял обе брови разом. — И кто же они, эти злодеи?
— По слухам, датчане. Комендант форта перед казнью поклялся лорду Хоуку, что целая армия этих нечестивцев осадила форт и что его люди сражались, как львы, но численный перевес был слишком велик: датчан было сотен пять, не меньше.
— И лорд Хоук поверил?
— Сомнительно. — Онфруа сокрушенно развел руками. — В крепости не осталось никаких следов сражения и ни единого тела, что несколько противоречит рассказу коменданта. Как-то не верится, что датчане все убрали за собой, ведь обычно это за ними не водится.
— В самом деле.
— И потом, старая нянька леди Кимбры сболтнула, что в тот самый день комендант захватил горстку морских пиратов и заточил их в темницу, но к утру они исчезли. Словно испарились.
Вулф поудобнее уселся на скамье и подставил лицо солнцу, думая о том, что нет ничего лучше отдыха. Если, конечно, отдых не затягивается.
— И что же известно об этих загадочных морских пиратах?
— Только то, что леди Кимбра спускалась в темницу и говорила с ними на их родном языке.
— У всех скандинавов похожий язык.
— Вот и лорд Хоук так думает. Говорят, он тайно отправил в Данию своих людей с приказом разузнать все, что можно, о местонахождении леди Кимбры. Как только выяснится кто виновен в ее исчезновении, он выступит в поход.
— Само собой.
— Волей-неволей приходит на ум, что негодяй, кто бы он ни был, только этого и ждет.
— Вот я и говорю: семь пядей во лбу, — сказал викинг и улыбнулся бретонцу.
Когда тот откланялся, Вулф еще немного посидел на солнышке, переговорил с парой-тройкой мореходов, которые (конечно, по чистой случайности) оказались в этой части порта, постепенно сложил по кусочкам всю мозаику.
Лорд Хоук был вне себя от ярости. Он поклялся заживо снять кожу с того, кто осмелился похитить его сестру, но тотчас добавил, что хочет получить ее назад живой и невредимой, даже если это будет стоить ему чести. Вот этому уже Вулф не поверил, потому что не было на земле женщины, жизнь которой стоила мужской чести.
Тем не менее услышанное дало ему обильную пищу к размышлению. При обычных обстоятельствах те же самые суда, что принесли ему известие о ярости Хоука, увезли бы из Скирингешила новость о женитьбе Вулфа на неизвестно откуда взявшейся англичанке, но это все были купеческие суда, и каждый капитан высоко ценил возможность торговать в богатом портом порту. Это всецело зависело от благосклонности ярла, поэтому можно было смело ставить на то, что они будут держать язык за зубами, как бы ни хотелось его развязать.
Вулф в скором времени намеревался сам уведомить Хоука, но день за днем откладывал это под предлогом, что время работает на него и чем позже произойдет столкновение, тем с большей вероятностью Кимбра заверит брата, что совершенно счастлива в замужестве. Это было необходимо, раз уж он так далеко зашел ради союза с надменным англичанином. Вулф убеждал себя в этом, но в глубине души знал, что откладывает неизбежный момент из опасения утратить личное счастье.
Когда-нибудь Хоук явится за сестрой, а когда явится… будет заключен или жизненно важный союз, или за пиршественным столом в Валгалле прибавится еще один храбрый воин — англосакс. В этом Вулф ни минуты не сомневался. План битвы давно уже покоился в его сознании, и исход ее был предрешен. Он все рассчитал еще до отплытия в Холихуд, однако теперь, после всего случившегося, вынужден был заново пересматривать и осмысливать, и чем дальше, тем с большим неудовольствием.
Кимбра любит брата. Если он погибнет, она будет оплакивать его до конца жизни… и до конца жизни ненавидеть того, от чьей руки он пал. Вообще говоря, этого не следует принимать в расчет, ведь правила просты: жизнь — штука суровая, в ней превыше всего честь и ответственность, а от судьбы не уйдешь. Однако в этом несложном своде законов ничего не говорится о том, что нужно лететь навстречу судьбе сломя голову. Пусть Хоук побудет в ярости немного дольше, это ему не повредит.
Довольный такими выводами, Вулф расплатился и направился к торговым рядам, где в одной из лавок обнаружил то, что искал.
Глава 11
Кимбра медленно поворачивала лютню в руках, касалась лакированного дерева, с трепетной осторожностью трогала струны. Когда она наконец посмотрела на мужа, в ее глазах блестели слезы.
— Не могу поверить в это!
— Мне понравилось, как она звучит, — небрежно произнес Вулф, — и как ты играешь.
Благодарные слезы совершенно переполнили глаза и готовы были пролиться. Кимбра сморгнула их и улыбнулась дрожащими губами. Ни один подарок в жизни не имел для нее такого значения.
— Спасибо! — сказала она просто и от души.
Вулф не мог не отметить, что в глазах жены обладает меньшей ценностью, чем какая-то лютня. Но ему так и не удалось разжечь в себе негодование.
Вскоре наступило время вечерней трапезы. Ужин был превосходен (лучший ужин, который он ел в своей жизни), а позже, когда прекрасная англичанка опробовала для него новый музыкальный инструмент, ее единственным одеянием была мантия каштановых волос.
Утром следующего дня Кимбра была столь же близка к слезам, что и накануне, но по причине далеко не столь радужной. Дракон Хаконсон был совершенно неуправляемым пациентом, и ей очень хотелось высказать это ему в лицо.
— Если не будешь делать то, что тебе говорят, — сказала она очень медленно и раздельно, — то так никогда и не выздоровеешь. До старости будешь расплачиваться за строптивость.
Дракон сидел в постели с упрямо скрещенными на груди руками, сдвинув брови и сверкая взором.
— Нет, ты скажи, что не так с моей ногой?! Рана зарубцевалась!
— А кто ты такой, чтобы судить?
Он открыл рот для отповеди, но не нашел подходящих слов и уставился в стену, делая вид, что Кимбры не существует.
— Уж не думаешь ли ты, что это заставит меня убраться восвояси? Твой брат, ярл Скирингешила, приказал выяснить, как обстоят дела с твоей раной, и я это сделаю, хочешь ты или нет!
Когда и это не подействовало, Кимбра схватилась за край покрывала, под которым скрывалась нижняя часть тела Дракона, и рванула мех на себя. Если бы не реакция, Дракон остался бы совершенно голым.
— Да ты обезумела, женщина! Или у тебя нет ни капли стыда?
Кимбра пропустила эти слова мимо ушей, разглядывая бедро, на котором красовался вздутый шрам. Пока Дракон рвал и метал, комкая покрывало в паху, девушка осторожно ощупала вздутие.
— Я не могу позволить себе стыд, когда лечу людей. Если твоя стыдливость задета, прошу прощения, но лучше будет, если ты перестанешь меня стесняться. — Подумав, Кимбра добавила: — Смотри на меня как на мужчину, это поможет.
Ульрих, проводивший большую часть времени у постели Дракона, внезапно закашлялся и кашлял так долго и взахлеб, что Кимбра прикинула, не простуда ли это, и подумала о настойке камфары. Дракон же просто потерял дар речи и уставился на девушку.
— Ну вот, в точности как я и ожидала. Рана зарубцевалась, но и только. Мышца плохо срослась, сухожилие зажато. Потребуется время и усилия, чтобы все это исправить. — Она снова легонько нажала на вздутие. — Уж не знаю, кто был твой лекарь, но впредь я бы к нему не обращалась.
— Согласен, — поддержал Ульрих, созерцая рану через плечо Кимбры (он оправился от приступа кашля, но все еще хрипел). — Я и сослепу не натворил бы такого.
— Лекарем был я сам! — отрезал Дракон с недовольной миной. — Для человека несведущего это хорошая работа.
— Ты сам?! — ужаснулась Кимбра. — С чего это вдруг? Разве поблизости не было ни одного лекаря?
— Как-то раз я возвращался домой из Византии и завернул в Ютландию. В Гедби, на ярмарке, на меня возьми да наскочи полдюжины датчан. Я их, конечно, уложил, всех до единого, но уже после того, как получил удар в бедро.
— Всех до единого?!
— Подумаешь, большое дело! Это была шваль, бродяги, едва владевшие мечом. Не поскользнись я в грязи, нога была бы сейчас в полном порядке.
— А где в это время были твои люди? — осведомило Ульрих.
— Их со мной не было, потому что… потому что я навещал одного приятеля.
— Приятельницу, — ехидно поправил старик. — А бродяг нанял ее муж, которому это совсем не понравилось.
— Не знаю, не спрашивал, — буркнул Дракон.
Рассказ произвел на Кимбру громадное впечатление, в особенности тот факт, что Дракон в одиночку управился с такой серьезной раной. Судя по всему, кровотечение было очень сильным, он вполне мог истечь кровью и прекрасно это знал, хотя и представил все как незначительный эпизод.
— Вот на чем мы порешим, — начала она оживленно. — С завтрашнего дня я буду класть тебе на рану примочки, разминать мышцы, а потом сгибать и разгибать ногу. Трижды в день я буду приносить тебе свежий отвар. Если все пойдет хорошо, через неделю сможешь вернуться к тренировкам, но для начала только по четверти часа. — Она одарила больного улыбкой. — А Вулфу я скажу, чтобы и не думал тебя перегружать! Помахали немного мечами — и довольно.
— Не могу поверить в это!
— Мне понравилось, как она звучит, — небрежно произнес Вулф, — и как ты играешь.
Благодарные слезы совершенно переполнили глаза и готовы были пролиться. Кимбра сморгнула их и улыбнулась дрожащими губами. Ни один подарок в жизни не имел для нее такого значения.
— Спасибо! — сказала она просто и от души.
Вулф не мог не отметить, что в глазах жены обладает меньшей ценностью, чем какая-то лютня. Но ему так и не удалось разжечь в себе негодование.
Вскоре наступило время вечерней трапезы. Ужин был превосходен (лучший ужин, который он ел в своей жизни), а позже, когда прекрасная англичанка опробовала для него новый музыкальный инструмент, ее единственным одеянием была мантия каштановых волос.
Утром следующего дня Кимбра была столь же близка к слезам, что и накануне, но по причине далеко не столь радужной. Дракон Хаконсон был совершенно неуправляемым пациентом, и ей очень хотелось высказать это ему в лицо.
— Если не будешь делать то, что тебе говорят, — сказала она очень медленно и раздельно, — то так никогда и не выздоровеешь. До старости будешь расплачиваться за строптивость.
Дракон сидел в постели с упрямо скрещенными на груди руками, сдвинув брови и сверкая взором.
— Нет, ты скажи, что не так с моей ногой?! Рана зарубцевалась!
— А кто ты такой, чтобы судить?
Он открыл рот для отповеди, но не нашел подходящих слов и уставился в стену, делая вид, что Кимбры не существует.
— Уж не думаешь ли ты, что это заставит меня убраться восвояси? Твой брат, ярл Скирингешила, приказал выяснить, как обстоят дела с твоей раной, и я это сделаю, хочешь ты или нет!
Когда и это не подействовало, Кимбра схватилась за край покрывала, под которым скрывалась нижняя часть тела Дракона, и рванула мех на себя. Если бы не реакция, Дракон остался бы совершенно голым.
— Да ты обезумела, женщина! Или у тебя нет ни капли стыда?
Кимбра пропустила эти слова мимо ушей, разглядывая бедро, на котором красовался вздутый шрам. Пока Дракон рвал и метал, комкая покрывало в паху, девушка осторожно ощупала вздутие.
— Я не могу позволить себе стыд, когда лечу людей. Если твоя стыдливость задета, прошу прощения, но лучше будет, если ты перестанешь меня стесняться. — Подумав, Кимбра добавила: — Смотри на меня как на мужчину, это поможет.
Ульрих, проводивший большую часть времени у постели Дракона, внезапно закашлялся и кашлял так долго и взахлеб, что Кимбра прикинула, не простуда ли это, и подумала о настойке камфары. Дракон же просто потерял дар речи и уставился на девушку.
— Ну вот, в точности как я и ожидала. Рана зарубцевалась, но и только. Мышца плохо срослась, сухожилие зажато. Потребуется время и усилия, чтобы все это исправить. — Она снова легонько нажала на вздутие. — Уж не знаю, кто был твой лекарь, но впредь я бы к нему не обращалась.
— Согласен, — поддержал Ульрих, созерцая рану через плечо Кимбры (он оправился от приступа кашля, но все еще хрипел). — Я и сослепу не натворил бы такого.
— Лекарем был я сам! — отрезал Дракон с недовольной миной. — Для человека несведущего это хорошая работа.
— Ты сам?! — ужаснулась Кимбра. — С чего это вдруг? Разве поблизости не было ни одного лекаря?
— Как-то раз я возвращался домой из Византии и завернул в Ютландию. В Гедби, на ярмарке, на меня возьми да наскочи полдюжины датчан. Я их, конечно, уложил, всех до единого, но уже после того, как получил удар в бедро.
— Всех до единого?!
— Подумаешь, большое дело! Это была шваль, бродяги, едва владевшие мечом. Не поскользнись я в грязи, нога была бы сейчас в полном порядке.
— А где в это время были твои люди? — осведомило Ульрих.
— Их со мной не было, потому что… потому что я навещал одного приятеля.
— Приятельницу, — ехидно поправил старик. — А бродяг нанял ее муж, которому это совсем не понравилось.
— Не знаю, не спрашивал, — буркнул Дракон.
Рассказ произвел на Кимбру громадное впечатление, в особенности тот факт, что Дракон в одиночку управился с такой серьезной раной. Судя по всему, кровотечение было очень сильным, он вполне мог истечь кровью и прекрасно это знал, хотя и представил все как незначительный эпизод.
— Вот на чем мы порешим, — начала она оживленно. — С завтрашнего дня я буду класть тебе на рану примочки, разминать мышцы, а потом сгибать и разгибать ногу. Трижды в день я буду приносить тебе свежий отвар. Если все пойдет хорошо, через неделю сможешь вернуться к тренировкам, но для начала только по четверти часа. — Она одарила больного улыбкой. — А Вулфу я скажу, чтобы и не думал тебя перегружать! Помахали немного мечами — и довольно.