— Он привез разные орехи и завтра принесет их тебе на пробу, — вставил Вулф.
   — И образцы тканей?
   — Всех, какие имеются в наличии! Воздушные шелка, златотканая парча, тончайший лен…
   — Шелк, парча, лен. Все самое лучшее!..
   — Быть может, вы торгуете и домашними животными? Я мечтаю о ручной обезьянке!
   — Увы, они плохо переносят дорогу.
   — Животные, элсклинг, плохо переносят… — Вулф запнулся и уставился на Кимбру. — Зачем тебе обезьяна?!
   Он снова назвал ее элсклинг — милая, — и притом будучи почти совершенно трезвым. Это не могло не порадовать.
   — Обезьяна мне не нужна, просто хотелось как-то остановить это странное действо. Зачем ты все повторяешь за своим другом? — Кимбра улыбнулась Кариму. — Ваш норвежский превосходен, акцент почти незаметен. Я вполне способна понять все, что вы говорите.
   — Я рад, что твоя жена находит мой норвежский превосходным, — сказал византиец Вулфу.
   Дракон расхохотался. Сделав знак, чтобы долили кубки, поданные к столу в честь почетного гостя, он подмигнул брату:
   — Это сбивает Кимбру с толку. — Внимательно ее оглядев, он погрозил Вулфу пальцем. — Больше того, это ее раздражает!
   — Ничего подобного, — запротестовала она. — Просто мне интересно, отчего ваш друг не обращается прямо ко мне?
   — Потому что ты принадлежишь другому мужчине, — охотно объяснил Дракон. — Для Карима столь же немыслимо напрямую к тебе обратиться, как и дотронуться до тебя.
   — Но это же нелепо! — воскликнула Кимбра и смутилась. — Прошу прощения, я не хотела обижать вас, но я впервые сталкиваюсь с подобным…
   — Таковы уж обычаи у них на Востоке, — благодушно заметил Вулф.
   — Византия — страна высокой культуры, — вставил Дракон и ухмыльнулся, когда Кимбра метнула ему сердитый взгляд. — Занятно! Тебе досадно считаться чьей-то собственностью, но не зазорно носить клеймо владельца.
   И он указал на ожерелье с волчьей головой.
   — Это свадебный подарок! — возмутилась Кимбра и отпарировала сладким голосом: — Надеюсь, для моего мужа представляло некоторую разницу, надеть это ожерелье на жену или, скажем, на только что купленную кобылу!
   Дракон подавился вином, и его поразил приступ кашля, весьма заразительного, потому что вскоре к нему присоединился и византийский купец. Только Вулф невозмутимо восседал на своем месте, разве что уголки его губ предательски дрожали.
   — Что тут смешного? — осведомилась Кимбра. — Сама мысль о том, что жена чем-то отличается от лошади? А что, нет?
   — Отличается, конечно, — согласился Вулф. — Но есть и некоторое сходство…
   Кимбра запоздало вспомнила шутку о том, что роднит женщину с лошадью: и на той, и на другой периодически бывает мужчина. Лицо ее вспыхнуло. Вулф понял, что вот-вот последует отповедь, и поспешил отвести грозу:
   — На Востоке иные традиции, сложившиеся еще в давние времена. Не нам судить, хороши они или плохи. Нельзя сказать, что женщина там совсем бесправна, просто права у нее другого рода. Жены живут в холе и неге, их лелеют, окружают роскошью. Им можно только позавидовать.
   — Справедливо, — сказал Карим. — Держать гарем — это наша традиция, давняя и изысканная.
   — А что такое гарем? — полюбопытствовала Кимбра; она уже так далеко зашла, что не было смысла идти на попятную.
   Вулф открыл рот, но его опередил Дракон:
   — Гарем — это часть дома, отведенная для жен. Там они ведут весьма уединенный образ жизни. В гарем нет доступа никому, кроме их супруга и господина.
   Высказав все это, Дракон вперил в Кимбру взор в нетерпеливом ожидании ее реакции. Карим заметил это и вмешался:
   — Не только жены, все женщины в семье живут на своей половине: матери и дочери, тетки и племянницы, старухи и девочки-подростки. Дети мужского пола воспитываются там до определенного возраста. Это целый мирок с фруктовым садом, цветниками, тенистыми двориками, фонтанами и бассейнами. Настоящий райский уголок!
   — А могут ли женщины покидать этот рай?
   — Разумеется, могут. Они ходят на базар, в лавки, на некоторые общедоступные зрелища, но только в чадре и под присмотром. Это для их же пользы.
   — Само собой! — Кимбра глянула на мужа и произнесла вполголоса: — Какое счастье, что обошлось без чадры!
   — Гаремы бывают разные, — заметил Дракон, не обращая внимания на предостерегающий взгляд брата. — Взять Эрика Лейфсона. У него дом на окраине Константинополя, на самом берегу моря. Наверняка он и теперь держит гарем. Знаешь его, Карим?
   — Да, мы знакомы. Эрик обжился в Константинополе, и дело его процветает.
   — Ни минуты в этом не сомневаюсь. А все потому, что он большой души человек. Поразительно щедр к своим друзьям.
   — Послушай… — начал Вулф.
   — Вот у него гарем так гарем, — не унимался Дракон. — Эрик… как бы это сказать… знаток и тонкий ценитель. — Он закатил глаза, наслаждаясь воспоминаниями. — Была у него одна черкешенка, просто дьяволица! И где только нашел такую? Волосы рыжие, как огонь, глаза что твой изумруд! А нубийка с синими глазами! Она такое выделывала! — Последовал тяжкий вздох сожалений по утраченному. — Вулф, ты не помнишь, как нам удалось оттуда убраться? Кто кого волок за волосы?
   — Надо было оставить тебя там на произвол судьбы, — буркнул его брат.
   — Ты не мог, — с достоинством произнес Дракон. — Для этого ты слишком меня ценишь. Я необходим, чтобы оживлять обстановку.
   Карим огладил свою холеную бородку и согласно кивнул. Дракон воспринял это как поощрение.
   — Одним словом, Восток не в пример мудрее нашего. Женщина знает свое место, разве это не славно? Когда бы ее супруг и господин ни выразил желание, она всегда тут, готовая услужить ему, как он только пожелает. А как она счастлива, когда знает, что хорошо поработала и что ей за это воздается каким-нибудь подарком! Это ли не идеальный порядок вещей?
   Когда оживленный голос шутника умолк, за столом наступила тишина. Вулф изучал сложный узор на своем кубке, Карим склонился к самой тарелке, безуспешно пряча веселость. Дракон развалился в кресле. Он был весьма доволен собой.
   Кимбра сложила руки на коленях и улыбнулась самой ласковой из своих улыбок.
   — Карим бен-Абдул, — начала она тоном изысканной любезности, — скажите, нет ли среди ваших товаров лекарственных средств?
   — Средств?
   — Карим не совсем тебя понял, — сказал Вулф.
   — Я вижу, что он не совсем меня понял, — тем же тоном продолжала Кимбра, сознавая, что глаза мужчин устремлены на нее, и впервые в жизни наслаждаясь этим. — Я имею в виду некоторые лекарственные растения, такие как белладонна, болиголов, дурман, терновое семя, мандрагора, олеандр. Я уж не говорю о ржаном куколе, конском каштане, кривом лавре и ложной оливе.
   — Но, миледи, все эти растения ядовиты! — вскричал византиец, в волнении забывая о приличиях.
   — Ядовитое может также и лечить, если знать правильную дозировку, в то время как съедобные растения могут быть вредны для здоровья, если переборщить или что-нибудь перепутать. Скажу больше, есть немало таких, что похожи на съедобные лишь внешне, а на деле… — Кимбра мило улыбнулась каждому из собеседников по очереди. — Все так просто: листок тут, корешок там… простая небрежность может обернуться трагедией!
   Прислуга внесла подносы с новой едой. Кимбра просияла:
   — Следующая перемена! Очень кстати. — Она обвела взглядом стол и добавила ласково, но с безошибочной стальной ноткой в голосе: — Кушайте, кушайте… и дай вам Бог долгих лет жизни!
 
   Много позже, лежа рядом со спящим мужем в супружеской постели, она с удовольствием вспоминала, чем обернулась ее маленькая шутка. Гость из Византии больше к еде не прикасался, хотя до этого отдавал должное каждому блюду. Очевидно, он принял ее слова за чистую монету. Дракон громко и долго смеялся, но потом незаметно разглядывал все, что поддевал на вилку, отталкивая приправы в сторону. Только Вулф отреагировал так, как она надеялась, то есть дал ей понять, что оценил и правильно понял сказанное. Да и вообще он держался, не скрывая гордости за то, что жена остра на язык и умеет достойно отбрить любого шутника.
   — Я вспомнил, почему мы покинули гарем Эрика Лейфсона, — заявил он к концу ужина. — В нем не было никого даже отдаленно похожего на Фрейю.
   Он не добавил, что впоследствии жизнь исправила это упущение, но Кимбра прочла это в его взгляде.
   Он сравнил ее с богиней, супругой самого Одина. Это заслуживало ответных знаков внимания, и она не замедлила осыпать ими мужа сразу, как только они остались наедине, и между делом продемонстрировала, что между мужчиной и лошадью тоже имеется некоторое сходство.
   Теперь сам Бог велел спать и видеть сладкие сны, но Кимбре не спалось. Память и воображение разыгрались, мысли роились, как потревоженные пчелы.
   Что за чудесный малыш у Нади! Кимбра положила руку на живот, по-прежнему плоский. Как хочется иметь ребенка! Черноволосого, с серыми глазами, все равно — мальчика или девочку. Вулф будет его обожать, никак не иначе. Потом будут другие дети… дай Бог, чтобы были!
   Мавр… приятный на первый взгляд, но уж очень холеный и какой-то… скользкий. Все время улыбался, особенно когда рассказывал о восточных обычаях. Что это за мир, где женщин держат взаперти среди шелков и благовоний, где они служат мужчинам красивыми игрушками? Она бы не могла так жить, просто не могла… и все же в этом есть что-то притягательное, волнующее.
   Женщина как источник наслаждений — и только. Вулф познал таких женщин, когда прохлаждался в Константинополе, в доме Эрика, которого Дракон назвал знатоком и тонким ценителем. Рыжая черкешенка, синеглазая нубийка и бог знает кто еще!
   Кимбре явился очень реальный образ Вулфа. Развалившись на мягкой оттоманке, он разглядывал представленных его вниманию красавиц. Он выбирал. Вот интересно, будь среди них она, Кимбра… выбрал бы он ее?
   Что за нелепость! Он уже сделал свой выбор! Чтобы завладеть ею, он проделал долгий путь до Холихуда!
   Но ради чего? Ради мести. Ради военного союза или, если не получится, ради расправы с Хоуком.
   Это не так! Конечно, нет. Просто сегодня она слишком чувствительна ко всему. В глубине души Вулф и не думал о расправе. Просто он хотел мира так сильно, что пошел для этого на все, даже на то, чтобы ее запугать.
   До этой ночи Кимбра запрещала себе думать о том, чем чревато появление Хоука, и так в этом преуспела, что не бросила ни единого взгляда в направлении пляжа, на котором Вулф обещал пролить кровь ее брата. Она просто вычеркнула этот кусок земли из сферы своего внимания. Но сейчас она невольно вернулась мыслями к тому, что произойдет, когда Хоук ступит на норвежскую землю.
   Ничего страшного не случится! Просто ей придется убедить брата, что все в полном порядке, лучше и быть не может.
   Кимбра против воли всхлипнула, сжалась в комок, подтянула колени к подбородку, чтобы удержаться от слез.
   На плечо легла теплая ладонь. Вообще дохнуло теплом. Теплом и силой. Это Вулф склонился над ней. Его голос был невнятным со сна, но уже встревоженным:
   — Что с тобой, Кимбра?
   Одно всхлипывание, едва слышное даже для ее собственных ушей, — но он каким-то образом понял даже во сне, что в этот момент она нуждается в утешении. И он готов был утешать, а потому привлек ее к себе.
   — Страшный сон?
   Кимбра помотала головой, боясь заговорить из страха разразиться рыданиями. Вулф хотел заглянуть ей в лицо, но она воспротивилась и теснее прижалась к широкой груди. Тогда он откинулся на подушку.
   — Это все Дракон с его дурацкими шуточками! Но ведь ты понимаешь, что он не хотел тебя обидеть?
   Удивление было так велико, что Кимбра сумела ответить:
   — Дело не в нем!
   — Значит, Карим? Это добряк, поверь мне. Если бы он знал, что…
   — Он тут ни при чем!
   Вулф помолчал, вздохнул.
   — Остаюсь только я. Что же я сделал, элсклинг?
   Ласковое слово довершило дело. Слезы хлынули ручьем и сразу промочили колечки волос на груди у Вулфа. Кимбра рыдала взахлеб, не в силах остановиться, а он, пораженный и озадаченный, то бормотал слова утешения, то требовал объяснить, что с ней такое. Когда слезы иссякли, она отерла глаза, судорожно набрала в грудь воздуху и наконец посмотрела мужу в лицо.
   — Прости! Сама не знаю, что со мной. Правда, не знаю!
   С минуту Вулф всматривался в нее, потом вдруг начал выбираться из постели. Не потрудившись одеться, он сходил к столу за вином и поднес кубок к губам Кимбры.
   — Пей, это поможет.
   Она послушно сделала глоток, другой. Отставив кубок, Вулф присел на край кровати и взял обе ее руки в свои.
   — А теперь, элсклинг, сделай милость, скажи наконец, в чем дело!
   Он выглядел таким… таким огорченным, озабоченным — и таким родным, с этими растрепанными, упавшими на глаза черными волосами, с тенью щетины на подбородке! Могущественный ярл, внушавший почтение, а нередко и страх. Воин, имя которого произносилось не иначе как с трепетом. И вот он сидел голый на краю супружеской постели, в ночные часы, отведенные ему для короткого отдыха от бесчисленных дел, и просил — просил! — выплакавшуюся жену объяснить, в чем дело.
   Ничего странного, что она его так любит!
   Сердце у Кимбры екнуло, и она безотчетно прижала к нему руку.
   Она любила Вулфа. Не просто уважала его, не просто была к нему расположена или отдавала ему должное. Она любила его страстно, безмерно, безраздельно, всем сердцем и всей душой, больше жизни. Это случилось исподволь, незаметно, и пока она жила, ни о чем не подозревая, любовь захватила ее целиком, укоренилась в ней и расцвела, как цветок по весне.
   — Я люблю тебя!
   Это прозвучало как молитва, как песня, как счастливый крик. Три коротких слова, но как же они были прекрасны! В них было заключено все, чем она была и чем могла стать в будущем. Они были бессмертны.
   — Я люблю тебя! — повторила Кимбра, чувствуя, как счастье вскипает в ней и рвется наружу. — Я люблю тебя!
   — Я тоже тебя люблю, элсклинг, — просто сказал Вулф. — И совершенно не могу взять в толк, при чем тут слезы.
   Но, должно быть, любовь имела к слезам прямое отношение, потому что Кимбра снова разрыдалась, изумленная тем, что ее любовь взаимна. Вулф вынес это терпеливо, как и подобает хорошему мужу. Он гладил Кимбру по голове, говорил, как она прекрасна, — словом, делал все, чтобы остановить ливень слез, а когда понял, что это бесполезно, то сменил тактику на другую, которая принесла значительно больший эффект.
   Однако позже, когда Кимбра уже спала, он еще долго бодрствовал. Держа в объятиях женщину, которую любил, он думал о том, что настало время заманить в Скирингешил ее брата.

Глава 17

   Через неделю после того, как византийское судно снялось с якоря и покинуло порт, Кимбра пыталась найти место для всего, что оставил на берегу Карим бен-Абдул. Казалось, содержимое его трюмов полностью перекочевало в крепость, хотя, конечно же, это было не так: многие горожане могли похвастаться покупками, другие купцы урвали что сумели, чтобы потом с выгодой для себя перепродавать мавританские диковинки по всему миру. И все же львиная доля тканей, пряностей и других товаров была передана Кимбре, чтобы она распорядилась ими по своему усмотрению.
   Поскольку товар был должным образом оплачен, выходило, что Вулф даже богаче, чем она предполагала. Несколько сундуков в их жилище всегда оставалось на запоре, и ей не приходило в голову спросить, что в них хранится. Как выяснилось, они были набиты золотой монетой, и было ее столько, что прежде Кимбра ни за что не поверила бы, что все золото мира может составить такую сумму. В отдельном сундуке находились всевозможные драгоценности.
   Но и этим не ограничивалось богатство братьев Хаконсон. Доля Дракона хранилась отдельно и, похоже, представляла собой ничуть не меньшую груду ценностей, чем доля Вулфа. Ничего удивительного: эти двое владели настоящей торговой империей, протянувшейся от их северного оплота далеко за Средиземноморье.
   Увидев, как сильно поражена Кимбра, ее муж улыбнулся:
   — Не так уж часто случается, чтобы военная мощь сочеталась с торговой сметкой. Ты и представить себе не можешь, какие возможности это дает.
   И вот теперь она сидела, окруженная рулонами тканей редкостной красоты и выделки, широчайшего спектра красок. Солнце струилось в окна, играя на шелках, атласе, парче, превращая помещение в роскошный будуар. Ткани были повсюду: на постели, столе, стульях и даже на полу.
   Картину гармонично дополняли сундучки с замысловатой резьбой, где с бронзовыми, а где и с золотыми оковками по углам. В них хранились всевозможные пряности. Открыв один из них, Кимбра обнаружила палочки корицы, в другом было едкое горчичное семя, в третьем — нити шафрана столь высокого качества, что невольно хотелось разинуть рот: ведь эта пряность была самой редкой и особенно высоко ценилась. Сундучков было столько, что ей должно было хватить на всю оставшуюся жизнь.
   — Придется заказать на кухню шкаф, — озабоченно сказала Кимбра Брите, помогавшей разбирать покупки. — И попросторнее, иначе всего не вместить.
   — С крепкими дужками для замка и намертво прибитый к полу, — подхватила ирландка. — Не скажу, что народ здесь нечист на руку, но мало ли кто забредет на кухню подкрепиться! Ни к чему искушать людей.
   Разумно, подумала Кимбра. Горсть специй, которую так легко припрятать, могла купить столько, сколько не нажить и за год тяжкого труда.
   — Надо подыскать место для тканей. Не могу же я держать их здесь!
   Брита расправила на коленях полосу темно-синей парчи, затканной серебряной нитью. В вычурном узоре было что-то мистическое, заставлявшее вспомнить о языческих богах и об их небесных чертогах.
   — Видали вы что-нибудь подобное, леди?
   — Видала и красивее, но никогда мне не приходилось смотреть на такое количество отличных тканей, собранных в одном месте. Они чудесны, но что, скажи на милость, мне с ними делать? Среди них нет ни одной хоть сколько-нибудь практичной!
   — Ну, я не знаю, что вам нужно, леди! — сказала она, разглядывая газовый шелк абрикосового оттенка. — Как тут можно думать о практической пользе? Сшейте хоть сорочку!
   — Из этого?!
   Ткань и в самом деле была на редкость хороша, но при мысли о том, как она будет выглядеть в прозрачной сорочке, Кимбра испытала неловкость.
   — Мне приходилось слышать о женщинах Востока и о том, чем они там занимаются, — сказала Брита. — Говорят, они сбривают волосы внизу живота и сбрызгивают это место духами!
   — Правда? Я не знала.
   Несколько удивленная тем, что застенчивая ирландка вдруг набралась смелости для подобных откровений, Кимбра тем не менее была заинтригована. Дракон не скрывал того, что тоскует по радостям гарема. Наверняка и у Вулфа были на этот счет приятные воспоминания.
   — Они подкрашивают соски красным, — продолжала Брита, — а некоторые носят татуировку на самых неожиданных местах, даже между ног. Еще у них есть игрушки…
   — Игрушки? — удивилась Кимбра.
   — Особого рода. Например, колечки, чтобы мужчина мог дольше услаждать женщину. Или чехлы, чтобы его мужская плоть стала больше — некоторые с шишечками на конце, чтобы было приятнее. Есть шарики и стержни, которые женщина вставляет внутрь себя, если желает получить удовольствие без мужчины. Чего они только не выдумывают, когда речь идет о забавах!
   — Неужели такое бывает? — воскликнула Кимбра, забывая о неловкости.
   — Всякое бывает, леди. Есть мази, которые можно втирать в разные части тела и получать всевозможный приятный эффект. Есть эликсиры, которые нужно пить, и даже насекомые, укус которых делает наслаждение острее. Вы не верите? Это понятно, но — вы уж мне поверьте — человеческое воображение не знает предела, когда речь заходит о плотских утехах.
   — Похоже, что так.
   А она-то думала, что за пару месяцев супружеской жизни узнала о постельных играх все, что только можно! Взгляд Кимбры снова упал на газовый шелк. Он пойдет к цвету ее лица. Возможно, стоит подумать о сорочке.
   Однако на это не хватило времени. Кимбра едва успела прикинуть место для каждой покупки, как в дверь постучали: ярл требовал супругу в трапезную, и немедленно. Кимбра отправилась на зов, по пути задаваясь вопросом, что случилось.
   В трапезной оказался также и Дракон. Они с Вулфом были заняты разговором, но при виде Кимбры умолкли. Усевшись, она осведомилась, о чем речь, и выразила надежду, что ничего неприятного не случилось.
   — Нет, конечно! — хором воскликнули братья, причем Дракон бросил на Вулфа странный взгляд, который остался для Кимбры полнейшей загадкой.
   — Я решил устроить в Скирингешиле общий сбор ярлов Вестфолда. Самое время обсудить некоторые важные вопросы.
   Кимбра ничего подобного не ожидала, но скрыла удивление и углубилась в мысленные подсчеты. Общий сбор в числе прочего означал многодневный пир, причем столы должны были ломиться от самых изысканных яств.
   — И когда он состоится?
   — Я только что разослал гонцов. Гости начнут съезжаться через неделю.
   — Уже через неделю?! Сколько же их будет?
   — Немало, — спокойно сообщил Вулф. — С каждым ярлом прибудут его сыновья, ближайшие помощники, охрана. Кое-кто возит за собой целую свиту, но, я думаю, число гостей не превысит несколько сотен.
   — Мм… ммм…
   На Кимбру вдруг напало косноязычие, и пришлось прокашляться, чтобы говорить внятно. Она всем сердцем любила мужа. Он был добр, заботлив, умен. Но все это не помешало ей выпалить:
   — Да ты спятил, муж мой!
   — А я говорил, что она не придет в восторг, — заметил Дракон, довольный тем, что попал в точку.
   Вулф ограничился сердитым взглядом.
   — Вот что, элсклинг, — обратился он к Кимбре, — нет никаких оснований для паники. Ты же не будешь заниматься всем сама!
   Это нисколько не приободрило Кимбру. Только мужчина мог высказаться в таком смысле. Вряд ли Вулф хотя бы отдаленно представлял, какую ношу взваливал ей на плечи.
   — А где я размещу эти несколько сотен? Чем накормлю? Что они будут делать, как развлекаться в промежутках между обсуждением важных вопросов? Несколько сотен викингов, и каждый должен чем-то питаться, где-то отдыхать, не скучать и чувствовать себя как дома, если ты хочешь, чтобы они разъехались довольными! А ты даешь мне на подготовку одну неделю!!!
   — Не горячись, сестра! — засмеялся Дракон. — Сегодня начнут возводить две временные трапезные, с таким расчетом, чтобы вместить всех. Что до развлечений, обойдемся охотой, которая послужит добавочным источником провизии. К тому же, когда весть о собрании разнесется по побережью, сюда слетятся… слетится женский пол, так что в развлечениях недостатка не будет.
   — Превосходно, просто превосходно! Сотни викингов и все местные шлюхи в придачу! Жду не дождусь! — С минуту она молча кипела от возмущения. — Мне придется запрячь в работу все население города!
   Однако при всем негодовании Кимбра чувствовала и радостное волнение. Ей давно хотелось испытать свои силы, и этот небрежно брошенный необъятный вызов был очень кстати. Если как следует взяться, можно было показать Вулфу, на что она способна.
   — Делай все, что сочтешь нужным, — благодушно заметил тот. — Покупай что потребуется, привлекай столько народу, сколько будет нужно.
   Судя по всему, муж верил, что она справится, и Кимбра простила ему то, какой короткий срок отпущен ей на подготовку, списав это на чисто мужскую беспечность. Сама она хорошо понимала, какую груду дел придется сдвинуть за несколько дней. Затаенная тревога грызла ее и тогда, когда она объясняла женской прислуге, за что надо взяться в первую очередь, и в последующей лихорадочной суете.
   Возможно, что как раз поэтому Кимбре не пришло в голову полюбопытствовать, чего ради затевается встреча и что за вопросы будут на ней обсуждаться.
 
   — Ты вообще собираешься ставить ее в известность? — спросил Дракон несколько дней спустя, когда они с Вулфом после купания отдыхали на берегу реки.
   Рядом был разложен обильный полдник, которым снабдила их Кимбра: свежеиспеченный хлеб, сыр, пара жареных цыплят, гусиный и перепелиный паштет, яблоки. Это было весьма кстати после долгих часов плотницкой работы, в которой братья принимали самое активное участие. Работа начиналась с первыми лучами солнца и заканчивалась, когда солнце скрывалось за горизонтом.
   Две новые трапезные выросли быстро, как грибы после дождя. Оставалось лишь добавить несколько завершающих штрихов.
   Отдых на берегу реки был короткой передышкой — теперь следовало запастись провизией. Ее требовалось немало, поэтому викингам предстояло провести несколько дней на охоте. Часть прислуги должна была курсировать между ними и кухней, перенося добычу, а часть — без устали свежевать, ощипывать, потрошить и тому подобное. Оленя обычно били стрелой, кабана копьем, а на дичь помельче ставили ловушки и капканы.
   На берегу спешно конопатили баркасы, чинили сети и неводы, чтобы внести свою долю крупной северной треской и серебристой сельдью. Над коптильнями непрерывно вились ароматные дымки, в ямах заново перекладывались прошлогодние глыбы льда, служившие для хранения продуктов. Помимо всего прочего, предстояло заготовить множество солений, варений, маринадов и соусов. Ярл Скирингешила славился своим хлебосольством.
   А тем временем Вулф нежился в горячих солнечных лучах, набираясь сил перед охотой.
   — Я скажу ей, — не сразу ответил он брату, — но в самый последний момент.