Страница:
Даже с учетом расходов на недавнее празднество, было сделано столько запасов на зиму, что кладовые трещали по швам. Вот уже неделю норвежцы и англосаксы дружно выезжали на охоту, яростно соревнуясь в том, кто добудет больше дичи. Вечер за вечером они возвращались в крепость усталые, перепачканные кровью, землей и бог знает чем еще. Торжественно сбрасывали на землю туши убитых животных, предоставляя женщинам решать, как пристроить к делу все это изобилие, а сами шли в баню, чтобы снова устроить соревнование: на самую скандальную историю из прошлого, на то, кто выпьет больше эля и выдержит больше жара. В остальное время они старались перещеголять друг друга в бросках копий, вольной борьбе, стрельбе из лука — словом, во всем, что приходило на их взбудораженный ум. К примеру, этим утром спор вышел из-за того, кто дальше пустит струю мочи, норвежец или англосакс.
Это должно когда-нибудь кончиться, думала Кимбра не столько возмущенно, сколько устало. Женщины постарше говорили, что именно так мужчины притираются друг к другу и что только так они могут стать друзьями, а значит, нужно лишь набраться терпения. Тем не менее после всех споров и соревнований могло выйти и так, что они навсегда останутся смертными врагами!
Не то чтобы к этому шло, были лишь намеки, подводные течения, которые нельзя было увидеть, но можно ощутить. Зато внешне все оставалось спокойно. Некоторые из людей Хоука как будто искренне старались влиться в новую среду: часто выходили в город, где дружески заговаривали с прохожими и при малейшей возможности сорили деньгами.
— Что за милые люди! — восхищалась Надя после того, как двое англичан посетили лавку ее мужа. — Михайла от них просто в восторге! Он думает, что дело кончится военным союзом…
Кимбра рада была бы поверить, но для этого слишком хорошо знала брата. Хоук был владыкой обширных земель, военачальником и правой рукой короля Альфреда. Чтобы подняться до этого положения, ему пришлось немало поработать, и он ничего не оставлял на волю случая.
За неделю он несколько раз пытался застать Кимбру наедине, но каждый раз ему мешали или Вулф, или Дракон. Пока Хоук был рядом, с Кимбры не спускали глаз. Вулф напряженно прислушивался к ее разговорам с братом, даже когда речь шла о самых невинных вещах: о Холихуде и Мириам, которая, к счастью, оказалась в добром здравии. Кимбру возмущал этот постоянный и совершенно излишний надзор, но не могла же она оспаривать волю своего супруга теперь, когда во всеуслышание заявила, что они совершенно счастливы! Хуже всего было то, что Вулф понимал, в какое затруднительное положение она себя поставила, и вовсю этим пользовался.
Как раз накануне, когда все сидели в главной трапезной за ужином, он принялся вслух размышлять о том, что норвежцам следует брать в жены только англичанок, потому что те не в пример более кротки и послушны. Он только не рассыпался в благодарностях Хоуку за то, что тот воспитал сестру так, что она знает свое место. Кимбре при этом пришлось мило улыбаться, хотя она с радостью опрокинула бы на голову мужа кувшин эля. А Хоук! Он кивал на каждый перл этой чисто мужской мудрости! И почему мужчины думают не головой, а тем, что между ног?
Кимбра устыдилась таких мыслей. Мужчины, о которых шла речь: Хоук, Вулф, Дракон — думали именно головой, да еще как. Скорее всего они присматривались друг к другу и делали выводы. Хотелось верить, что главный вывод будет в пользу сотрудничества, хотелось верить, что присутствие женщины на арене событий принесет им желанный союз…
Вчера за ужином Кимбра с нетерпением ждала, когда желудки наполнятся, а головы затуманятся и в разговоре наступит пауза. В это время Вулф обычно давал знак скальду, и тот принимался за свои саги. На этот раз Кимбра вмешалась за миг до этого.
— Послушай, — обратилась она к мужу с таким видом, словно ее только что осенило, — а вам не надоело охотиться?
— Надоело охотиться? — изумился он. — Разве это может надоесть?
Судя по выражению лиц, с ним были согласны все — и норвежцы, и англичане.
— Я только хочу сказать, что запасов мяса у нас достаточно на десять зим, даже если придется кормить весь город. Нет другого занятия, которое пришлось бы вам по душе?
— Другого? — Хоук задумался. — Например?
Кимбра подумала: главное, чтобы вы наконец перестали мериться силами! Хотелось так и сказать, но она благоразумно удержалась.
— Как насчет того, чтобы поплавать?
— Поплавать?
— В лодке или, скажем, на корабле. Помнится, ты любил это занятие, брат. Разве не славно будет обследовать побережье? Когда я впервые здесь оказалась, то была поражена красотой и…
— Заплыв! — воскликнул Вулф. — Состязание в скорости и мастерстве!
— Мое судно против твоего! — подхватил Хоук.
— Вовсе нет! — запротестовала Кимбра. — Я не это имела в виду! Вы только и делаете, что соревнуетесь! Самое время расслабиться и просто порадоваться жизни!
Муж и брат посмотрели на нее так, словно она вдруг заговорила на тарабарском языке.
— Оставь это, моя прекрасная сестра, — со смехом посоветовал Дракон. — Соревнуясь, мы вот именно расслабляемся и радуемся жизни. Кстати, спасибо за отличную идею. — Он прищурился, глядя на Хоука. — Я дам тебе фору, только скажи — какую…
— Фору? Мне? Чего ради?
— Во-первых, ты не знаешь здешних вод, а во-вторых, ты всего лишь англосакс, который…
Тут все заговорили разом, и шум поднялся до небес. Кто-то бился об заклад, кто-то подначивал, кто-то подшучивал. Кимбре захотелось излить разочарование в пронзительном крике. О ней забыли, а когда вспомнили, Вулф сконфузился и постарался исправить ситуацию.
— Элсклинг, не пошлешь ли кого-нибудь за лютней? Ты могла бы усладить нас музыкой.
— В самом деле, — поддержал Хоук. — Я бог знает сколько времени не слышал твоей игры, и мне ее страшно недоставало.
Кимбра была удивлена и обрадована тем, что мужчины предпочли столь мирное времяпрепровождение воинственным сагам скальда. Но во время первой же мелодии Хоук начал хмуриться.
— Это не твоя лютня, — сказал он, когда Кимбра перестала играть.
— Моя сломалась, — сказала она и, хватаясь за шанс рассказать брату о том, как мил ее муж, добавила: — Вулф был так добр, что подарил мне другую.
— Правда? — Хоук откинулся на скамье, приятно улыбаясь, и вдруг спросил: — Было это до или после того, как он уволок тебя от позорного столба, где бичевали человека?
— Ты рассказал ему?! — в изумлении спросила Кимбра супруга.
Пару минут тот молчал, разглядывая шурина.
— Нет, — сказал он наконец. — И даже не знаю, откуда ему это известно.
— От других, — коротко объяснил Хоук.
— За небольшую плату, конечно?
— Возможно. Но я жду ответа. До или после?
— До, — поспешно ответила Кимбра, не желая, чтобы Вулф сделал это за нее. — Не знаю, что тебе наговорили, но человек, которого бичевали, был вором! Он лишил средств пропитания сразу две семьи и заслужил наказание. Это правда, что мне не было позволено врачевать его раны, но это сделал другой… Ульрих…
— И ты не была потрясена ни зрелищем, ни тем, что не можешь помочь?
Кимбра заколебалась. Лгать не хотелось, да она бы и не смогла.
— Много лет я была… была укрыта от мира и от его жестокости. Но теперь я замужем. Мой муж, ярл, суров и справедлив. На нем лежит нелегкая задача поддержания порядка среди своего… среди нашего народа.
— Это верно, — согласился Хоук. — Я был рад узнать, что ты теперь способна мириться с жестокостью, в особенности потому, что она здесь в большом ходу. Можно узнать, каково это было — присутствовать при казни тех, что совершили набег на то поселение?
Кимбра сжала губы и бросила быстрый взгляд на мужа. Вулф сидел в непринужденной позе, вытянув ноги и держа в руке рог с элем.
— А ты не терял времени, — заметил он, не скрывая мягкой иронии.
Хоук, который тоже выглядел безмятежно, издал добродушный смешок.
— Новое место, новые люди. Хочется знать о них как можно больше. Надеюсь, в этом нет ничего обидного.
— Ничего абсолютно. Со своей стороны я надеюсь, что ты выяснил и то, как умерли те злодеи.
— Конечно. Лично мне кажется, стоило бы сделать их смерть более мучительной, чтобы надолго запомнилась.
— Здесь я с тобой согласен. Вначале я собирался дать всем хороший урок, но в последний момент передумал.
— Правда? Почему?
— Потому что твоя сестра желала присутствовать на судилище, под тем предлогом, что это ее обязанность как супруги ярла. Мне не хотелось ее расстраивать, поэтому злодеям просто отсекли головы.
— Ты очень добр. Но урок все-таки был дан, если вспомнить тех троих, которых ты вызвал на поединок.
— Да, это был урок.
— И ты настоял, чтобы Кимбра при этом присутствовала. Ты заставил ее смотреть на все это. Твой брат держал ее и…
— Ты ошибаешься! — вмешалась Кимбра. — Дракон был при мне, чтобы не дать мне увидеть… худшее. — Раздосадованная тем, что Хоук старается все истолковать превратно, она выпалила: — Собирать сплетни недостойно мужчин!
— А что достойно?
— Плавать! — воскликнула Кимбра. — Плавать на своих кораблях!
Хоук посмотрел на сестру взглядом, полным нежности, смятения и подозрений. Кимбра схватила лютню. Они хотели музыку, и, разрази их гром, они ее получат!
Мужчины вернулись несколько часов спустя. Их одежда заскорузла от соленых морских брызг, лица были обветрены, но настроение не оставляло желать лучшего (или по крайней, мере так казалось).
— Ничья! — объявил Вулф, не скрывая удивления. — Из четырех заплывов два выиграл я, два — Хоук. — Он хлопнул шурина по спине с такой силой, что человек послабее свалился бы ничком. — Неплохо, очень неплохо! Как насчет другой попытки завтра поутру?
И они сделали такую попытку, а потом еще одну и еще — три дня подряд. Отчасти Кимбра не могла нарадоваться, что поток окровавленных туш наконец прекратился, отчасти досадовала на то, что вынуждена оставаться в притихшей, сонной крепости, пока мужчины беззастенчиво наслаждались жизнью.
По прошествии двух недель со дня прибытия Хоука в Скирингешил, она сидела у окна, праздно уронив на колени шитье, и старалась подавить неприятное чувство, что ею пренебрегают. У нее не было никаких оснований так думать, и Кимбра стыдилась собственного эгоизма.
В самом деле, ее окружали забота и ласка, особенно со стороны мужа и брата. Чтобы она была счастлива, эти двое лезли из кожи вон. Прислугу было больше не в чем упрекнуть, и что самое главное, люди доверчиво шли к Кимбре со своими недугами. Дни ее были хлопотными и исполненными смысла, а ночи…
Даже наедине с собой Кимбра зарделась, вспомнив ночи с Вулфом. Каким бы усталым он ни заканчивал день и как бы поздно ни приходил, он никогда не засыпал, пока не удовлетворял свою страсть и страсть жены. Нередко он будил ее и поутру. Одним словом, она жила в теплом коконе, сотканном из наслаждений, заботы и внимания.
На что же она досадовала? Или в ней говорило чисто женское чувство противоречия?
Кимбра обратила задумчивый взгляд вдаль. К берегу пролегла искристая дорожка, сотканная из солнечных блесток. В лабиринте островов, что охраняли вход в бухту, резвились тюлени, а много дальше, где водная гладь смыкалась с небесной синью, виднелись паруса: это их сиятельства соревновались в скорости.
Пока Кимбра наблюдала, паруса повернули к берегу. Отложив так и не починенную рубаху мужа, она пошла встречать мужчин, которые не замедлили огорошить ее известием, что Хоук собрался домой.
— Уже? — вырвалось у Кимбры.
Она тотчас устыдилась этих слов: ни дать ни взять капризный ребенок — все не по ней.
— Я здесь уже полмесяца, — с улыбкой напомнил брат и ласково потрепал ее по щеке. — Когда-нибудь надо навестить и Эссекс.
— Я все понимаю и очень рада, что ты оставался здесь так долго.
— Твой брат волен гостить у нас когда угодно и сколько угодно, элсклинг, — сказал Вулф.
— А я со своей стороны приглашаю вас в Хоукфорт. Мне и в самом деле пора. Нужно рассказать королю Альфреду, как обстоят дела. Думаю, новости его заинтересуют.
И время вдруг в несколько раз ускорилось. Последний день в обществе брата пролетел незаметно. Был собран и съеден прощальный ужин, сомкнулись и разжались объятия, отзвучали напутственные слова. Стоя рядом с мужем на краю мола, Кимбра следила за тем, как гордое судно с ястребом на надутой ветром парусине входит в узкий проход между скалами. Вот оно появилось позади них, заскользило прочь и растворилось в дымке у горизонта, провожаемое долгим и тоскливым криком чайки.
Этот зловещий звук всколыхнул память и заставил Кимбру поежиться. Хоук сказал, что новости заинтересуют короля Альфреда. Почему заинтересуют, а не порадуют? Разве радость — не самое естественное чувство монарха, когда он слышит известие о грядущем и весьма выгодном военном союзе?
После короткого размышления Кимбра отмахнулась от тревоги, назвав ее пустяковой. Она была опечалена отъездом брата и знала, что будет по нему скучать. Однако в ней все сильнее говорило облегчение. Можно было наконец похоронить самую возможность того, что ее муж и брат скрестят мечи. Все обошлось. Их могла разделить вражда, но спаяла дружба — об этом говорило буквально все.
Ветер начал набирать силу, и Кимбра теснее прижалась к мужу. Вулф обнял ее, привлек к себе и наклонился, чтобы заглянуть в лицо. Он улыбался. Они вернулись домой бок о бок, а на другое утро Кимбра проснулась с чувством покоя и безмятежности, сродни тому, что нисходит на мир в преддверии особенно яростной бури. Небо, однако, было безоблачным, море смеялось, и ничто не намекало на перемены в погоде.
В душе Кимбра все же сожалела, что Хоук уехал. Не желая поддаваться тоске, она занялась повседневными делами.
Пиры остались позади, все заготовки на зиму были сделаны, и женщины получили наконец передышку. Она не обещала быть долгой: за хлопотами были совсем заброшены прялки, так что скоро предстояло наверстать упущенное. Кимбре это грозило тоже, к тому же она хотела собрать все необходимое для своей аптеки: цветы, травы, семена и кору — все то, что могло пригодиться долгой зимой. Она не могла нарадоваться на свой огород и с нетерпением ждала весны, чтобы насадить еще больше лекарственных растений. Все они требовали ухода, так что хлопот был полон рот.
Отправляясь на вылазку с котомкой на боку, Кимбра столкнулась с Вулфом. Он только что закончил тренировку и выглядел разгоряченным и до того красивым, что у нее сладко стеснилось сердце. Отъезд Хоука стал межой, и хотя принес с собой печаль, невольно казалось, что она стоит на пороге жизни, в которой уже не будет ни сомнений, ни страхов.
— Надеюсь, милорд, вы не слишком усердствовали? — сказала Кимбра, с откровенной любовью глядя на мужа.
— Если бы я слишком усердствовал на тренировках, у меня не хватало бы сил по ночам, — заметил тот.
Она вспыхнула. Муж расхохотался, довольный, что сумел ее смутить, и в наказание получил тычок под ребра. Тогда он попробовал схватить ее в объятия, но Кимбра увернулась. Теперь они смеялись оба, а все, кто еще был на поле, в том числе Дракон, честно делали вид, что им ничуть не интересно, как ярл среди бела дня заигрывает с супругой.
— Ты меня, случайно, не искала? — осведомился Вулф, когда ему наконец удалось поймать Кимбру.
С минуту она молчала, вдыхая исходивший от него запах чистого пота, лошадей, кожаной упряжи. Не без усилия она заставила себя вернуться к действительности.
— Нет, но ты и в самом деле мне нужен. Я хочу сходить за лекарственными травами, если, конечно, ты дашь свое милостивое соизволение и отпустишь со мной Бриту и Олафа.
Это было задумано как шутка, но, к немалому удивлению Кимбры, Вулф отнесся к ее словам с полной серьезностью.
— Вулф?!
Он заглянул ей в глаза и смотрел так долго, что у Кимбры возникло ощущение, что он пытается прочитать ее мысли. Наконец, с глубоким вздохом, он расслабился и даже слегка улыбнулся:
— Хорошо, только не слишком задерживайся… — Выражение его лица и глаз изменилось, стало обычным. — Перед ужином я хочу немного побыть с тобой наедине.
С языка у Кимбры чуть было не сорвалось, что они могли бы уединиться прямо сейчас, тем более что Вулф давно предлагал повторить поход в баню. Однако поблизости его ждали люди, поэтому пришлось ограничиться обещанием не слишком задерживаться.
Прежде чем выпустить Кимбру из объятий, Вулф взял ее руку и поцеловал ладонь. Прикосновение было столь чувственным, что она вторично испытала искушение все переиграть и удержалась лишь с большим трудом. Идти прочь под любящим взглядом мужа тоже было своего рода испытанием, но она вынесла и это.
Кимбра провела оставшиеся утренние часы в холмах и рощах за городом, в компании верной Бриты и бдительного Олафа. Ближе к полудню прогулка завела их на берег моря, где удалось найти выброшенные отливом еще свежие водоросли, пригодные для лечения простуд и изъязвленной кожи. Узнав это, Олаф недоверчиво прищурился, но поскольку ему уже приходилось убеждаться в способностях Кимбры — одна из ее мазей облегчила боли в старой ранe, — он воздержался от скептических замечаний. Все, что он сказал, было:
— Ну, если от этой скользкой гадости есть хоть какая-то польза, вы ее найдете.
Кимбра поблагодарила за комплимент, и все трое двинулись назад в крепость. Не за горами была зима, а с ней шторма и льды, поэтому купцы роились в Скирингешиле, как пчелы, стараясь извлечь из торговли максимум прибыли. Ворота были открыты нараспашку, людской поток так и лился через них туда и обратно. Кимбре показалось, что число часовых на стенах крепости удвоилось, но это было, конечно же, нелепо, и она отмахнулась от такой мысли.
День шел своим чередом. Наступило время готовиться к ужину. Отдав необходимые распоряжения на кухне, Кимбра направилась к себе в надежде, что очень скоро там окажется и Вулф. В эти минуты она не думала ни о чем, кроме душистой ванны перед встречей с ним, как вдруг испытала мысленный толчок.
Навстречу шел высокий, статный человек в простом коричневом плаще с низко опущенным капюшоном. Он шел как будто прямо на Кимбру, и она мимолетно удивилась его дерзости. Однако он обогнул ее.
— Следуй за мной, Кимбра, — сказал он едва слышно.
Она узнала голос брата и изумилась. Однако ей не почудилось, это в самом деле был Хоук, которого она лично проводила в дальний путь к берегам Англии. Переодетый в простую одежду, он разыскал ее в Скирингешиле, чтобы…
Поняв, зачем он здесь, Кимбра похолодела. Она ни на минуту не усомнилась, что Хоук явился не просто к ней, а за ней. Это означало, что он не поверил в ее супружеское счастье. Он явился исправить то, что считал ошибкой, причем вошел в хорошо охраняемую крепость, в самое сердце владений Вулфа, в волчью берлогу. Он собирался забрать то, что Вулф считал по праву своим.
За такую дерзость его ожидала смерть. Кимбра знала это наверняка. Ее брату предстояло все-таки принять смерть по ее вине.
На подкашивающихся ногах, каждую минуту ожидая, что кто-нибудь поймет и поднимет тревогу, Кимбра последовала за братом за конюшню, в самое укромное место в это время дня. Здесь Хоук сбросил капюшон. Оглядев Кимбру и заметив, что она бледна, дрожит и смотрит с ужасом, он немедленно заключил ее в объятия и зашептал, как ему казалось, слова утешения:
— Не бойся! Тебе больше нечего бояться. Я увезу тебя домой.
— Нет!!! — Она высвободилась и уставилась на него во все глаза. — Что ты наделал, Хоук! А я-то надеялась, что все улажено, что ты принял наш брак! Зачем ты явился сюда скрытно, как вор или злодей? Разве ты не знаешь, что это рассердит Вулфа?
Это была ошибка — лицо брата потемнело от гнева.
— Ах вот как? Этот чертов викинг не должен сердиться, никак не должен? Ты делаешь все, чтобы этого не случилось, не так ли?
— Да, конечно… но не в том смысле, в каком ты думаешь! Это мой муж, я его люблю и совсем не желаю сердить! Я говорила тебе только правду, Хоук! Клянусь!
Долго-долго он смотрел в ее полные мольбы глаза, потом произнес медленно и раздельно:
— Я поверю тебе, только если ты скажешь то же самое на борту моего корабля, за пределами досягаемости своего мужа.
— Я не могу пойти с тобой, не могу!
— Тогда я останусь, — сказал Хоук и пожал плечами. — Я не оставлю тебя с ним.
Как глупо, как наивно было думать, что он поступил именно так, когда поднял парус. Этот человек держал ее на руках днями и ночами, когда она билась в конвульсиях, когда кричала от боли за всех, кто страдал. Он использовал всю свою власть, всю мощь, чтобы создать ей убежище от жестокости мира, в котором она могла спокойно расти, в котором стала такой, какой стала. И это при том, что сам он был сиротой. Это был ее брат, защитник, опекун… и господин!
А она поверила, что он просто взошел на корабль и отплыл прочь! Дурочка! Наивная, бестолковая дурочка!
— Тебе нельзя здесь оставаться… — прошептала Кимбра, борясь со слезами. — Ты ведь знаешь, чем это грозит…
Ее любовь к нему, ее страх за него были только на руку Хоуку, и он без колебаний этим воспользовался.
— Тогда пойдем со мной, Кимбра. Прямо сейчас! И часа не пройдет, как все будет позади.
Только тут она осознала, на что он ее толкает. По сути, это означало, что она покинет крепость без разрешения Вулфа, без эскорта, в компании одного только брата, который нарушил законы гостеприимства, явившись за ней переодетым. Когда Вулф узнает, подумала Кимбра, он… он… но что толку думать об этом? Хоук прав, через час все уже кончится. Нужно только рассказать ему все подробности того, как она стала женой викинга. Она совершила ошибку, не объяснившись с ним.
— А где твой корабль? — спросила она, не желая больше тратить ни секунды.
— В одной бухточке, совсем рядом. — Хоук невесело усмехнулся. — Все эти гонки под парусом пришлись кстати, благодаря им я знаю местное побережье не хуже, чем родное. Все, что потребовалось, — это подыскать укромное местечко.
Выходит, он задумал это уже в первый день гонок. Или планировал все время пребывания в Скирингешиле, с самого первого дня и до последнего, пропуская ее заверения в личном счастье мимо ушей.
— Тогда поспешим! — сказала Кимбра с отчаянием и потому резче, чем собиралась. — Вулф не должен узнать, как ты воспользовался его гостеприимством. — Она перехватила взгляд брата и поспешно добавила: — Вы еще можете быть друзьями, и я не хочу разрушить всякую надежду на это.
Хоук промолчал, лишь выразительно приподнял бровь. Он снова опустил капюшон на лицо, достал из-под плаща такой же простой и объемистый, но женский, и протянул сестре:
— Надень это и поспешим.
Они влились в поток торгового люда и моряков, вытекавший из ворот. Потом Хоук увлек Кимбру за шеренгу тяжело груженных фургонов, и не успела она оглянуться, как они оказались в стороне от крепости. Дорога в город скрылась за кустами, когда они свернули с нее на тропу, ведущую к подножию холма и вокруг него, за скалы, куда не достигал взгляд часовых. Дальше последовал быстрый и по большей части безмолвный марш-бросок на север. В этой местности Кимбре еще не приходилось бывать даже во время своих вылазок за травами.
Именно здесь, в уединенной бухточке, коротал время корабль брата.
— Надеюсь, этого довольно! — воскликнула Кимбра, с тревогой оглянувшись на быстро клонившееся к западу солнце. — Если я здесь и сейчас скажу, что вышла замуж по доброй воле, ты мне поверишь?
— Я поверю, если ты скажешь это на палубе! — упрямо повторил Хоук.
Пораженная ужасной догадкой, Кимбра замерла на месте.
— Хоук! Ты ведь не собираешься обмануть меня? Если на палубе я скажу, что никто не принуждал меня к браку, что я совершенно счастлива, ты ведь позволишь мне вернуться? Или увезешь отсюда, невзирая ни на что?
Хоук обратил к ней несколько озадаченный взгляд. Он как будто впервые допустил, что Кимбра и в самом деле может не пожелать уехать. В этом случае отъезд превратился бы в похищение.
— Я приму твое решение, если буду уверен, что оно идет от души, — заверил он неохотно.
Получалось, что выбора все равно нет: так или иначе предстояло подняться на судно и сделать все, чтобы убедить брата. Кимбра спустилась в бухточку через кустарник, покрытый поздними душистыми цветами.
Люди Хоука приветствовали его с заметным облегчением: очевидно, его намерение отправиться в крепость в одиночку не пришлось им по вкусу. Но вот командир вернулся целым и невредимым.
Якорь был поднят и парус поставлен в мгновение ока, еще до того, как Хоук и Кимбра ступили на галечник пляжа. Он уже приготовился подсадить сестру на борт, когда раздался стук копыт.
Оба окаменели.
Глава 23
Это должно когда-нибудь кончиться, думала Кимбра не столько возмущенно, сколько устало. Женщины постарше говорили, что именно так мужчины притираются друг к другу и что только так они могут стать друзьями, а значит, нужно лишь набраться терпения. Тем не менее после всех споров и соревнований могло выйти и так, что они навсегда останутся смертными врагами!
Не то чтобы к этому шло, были лишь намеки, подводные течения, которые нельзя было увидеть, но можно ощутить. Зато внешне все оставалось спокойно. Некоторые из людей Хоука как будто искренне старались влиться в новую среду: часто выходили в город, где дружески заговаривали с прохожими и при малейшей возможности сорили деньгами.
— Что за милые люди! — восхищалась Надя после того, как двое англичан посетили лавку ее мужа. — Михайла от них просто в восторге! Он думает, что дело кончится военным союзом…
Кимбра рада была бы поверить, но для этого слишком хорошо знала брата. Хоук был владыкой обширных земель, военачальником и правой рукой короля Альфреда. Чтобы подняться до этого положения, ему пришлось немало поработать, и он ничего не оставлял на волю случая.
За неделю он несколько раз пытался застать Кимбру наедине, но каждый раз ему мешали или Вулф, или Дракон. Пока Хоук был рядом, с Кимбры не спускали глаз. Вулф напряженно прислушивался к ее разговорам с братом, даже когда речь шла о самых невинных вещах: о Холихуде и Мириам, которая, к счастью, оказалась в добром здравии. Кимбру возмущал этот постоянный и совершенно излишний надзор, но не могла же она оспаривать волю своего супруга теперь, когда во всеуслышание заявила, что они совершенно счастливы! Хуже всего было то, что Вулф понимал, в какое затруднительное положение она себя поставила, и вовсю этим пользовался.
Как раз накануне, когда все сидели в главной трапезной за ужином, он принялся вслух размышлять о том, что норвежцам следует брать в жены только англичанок, потому что те не в пример более кротки и послушны. Он только не рассыпался в благодарностях Хоуку за то, что тот воспитал сестру так, что она знает свое место. Кимбре при этом пришлось мило улыбаться, хотя она с радостью опрокинула бы на голову мужа кувшин эля. А Хоук! Он кивал на каждый перл этой чисто мужской мудрости! И почему мужчины думают не головой, а тем, что между ног?
Кимбра устыдилась таких мыслей. Мужчины, о которых шла речь: Хоук, Вулф, Дракон — думали именно головой, да еще как. Скорее всего они присматривались друг к другу и делали выводы. Хотелось верить, что главный вывод будет в пользу сотрудничества, хотелось верить, что присутствие женщины на арене событий принесет им желанный союз…
Вчера за ужином Кимбра с нетерпением ждала, когда желудки наполнятся, а головы затуманятся и в разговоре наступит пауза. В это время Вулф обычно давал знак скальду, и тот принимался за свои саги. На этот раз Кимбра вмешалась за миг до этого.
— Послушай, — обратилась она к мужу с таким видом, словно ее только что осенило, — а вам не надоело охотиться?
— Надоело охотиться? — изумился он. — Разве это может надоесть?
Судя по выражению лиц, с ним были согласны все — и норвежцы, и англичане.
— Я только хочу сказать, что запасов мяса у нас достаточно на десять зим, даже если придется кормить весь город. Нет другого занятия, которое пришлось бы вам по душе?
— Другого? — Хоук задумался. — Например?
Кимбра подумала: главное, чтобы вы наконец перестали мериться силами! Хотелось так и сказать, но она благоразумно удержалась.
— Как насчет того, чтобы поплавать?
— Поплавать?
— В лодке или, скажем, на корабле. Помнится, ты любил это занятие, брат. Разве не славно будет обследовать побережье? Когда я впервые здесь оказалась, то была поражена красотой и…
— Заплыв! — воскликнул Вулф. — Состязание в скорости и мастерстве!
— Мое судно против твоего! — подхватил Хоук.
— Вовсе нет! — запротестовала Кимбра. — Я не это имела в виду! Вы только и делаете, что соревнуетесь! Самое время расслабиться и просто порадоваться жизни!
Муж и брат посмотрели на нее так, словно она вдруг заговорила на тарабарском языке.
— Оставь это, моя прекрасная сестра, — со смехом посоветовал Дракон. — Соревнуясь, мы вот именно расслабляемся и радуемся жизни. Кстати, спасибо за отличную идею. — Он прищурился, глядя на Хоука. — Я дам тебе фору, только скажи — какую…
— Фору? Мне? Чего ради?
— Во-первых, ты не знаешь здешних вод, а во-вторых, ты всего лишь англосакс, который…
Тут все заговорили разом, и шум поднялся до небес. Кто-то бился об заклад, кто-то подначивал, кто-то подшучивал. Кимбре захотелось излить разочарование в пронзительном крике. О ней забыли, а когда вспомнили, Вулф сконфузился и постарался исправить ситуацию.
— Элсклинг, не пошлешь ли кого-нибудь за лютней? Ты могла бы усладить нас музыкой.
— В самом деле, — поддержал Хоук. — Я бог знает сколько времени не слышал твоей игры, и мне ее страшно недоставало.
Кимбра была удивлена и обрадована тем, что мужчины предпочли столь мирное времяпрепровождение воинственным сагам скальда. Но во время первой же мелодии Хоук начал хмуриться.
— Это не твоя лютня, — сказал он, когда Кимбра перестала играть.
— Моя сломалась, — сказала она и, хватаясь за шанс рассказать брату о том, как мил ее муж, добавила: — Вулф был так добр, что подарил мне другую.
— Правда? — Хоук откинулся на скамье, приятно улыбаясь, и вдруг спросил: — Было это до или после того, как он уволок тебя от позорного столба, где бичевали человека?
— Ты рассказал ему?! — в изумлении спросила Кимбра супруга.
Пару минут тот молчал, разглядывая шурина.
— Нет, — сказал он наконец. — И даже не знаю, откуда ему это известно.
— От других, — коротко объяснил Хоук.
— За небольшую плату, конечно?
— Возможно. Но я жду ответа. До или после?
— До, — поспешно ответила Кимбра, не желая, чтобы Вулф сделал это за нее. — Не знаю, что тебе наговорили, но человек, которого бичевали, был вором! Он лишил средств пропитания сразу две семьи и заслужил наказание. Это правда, что мне не было позволено врачевать его раны, но это сделал другой… Ульрих…
— И ты не была потрясена ни зрелищем, ни тем, что не можешь помочь?
Кимбра заколебалась. Лгать не хотелось, да она бы и не смогла.
— Много лет я была… была укрыта от мира и от его жестокости. Но теперь я замужем. Мой муж, ярл, суров и справедлив. На нем лежит нелегкая задача поддержания порядка среди своего… среди нашего народа.
— Это верно, — согласился Хоук. — Я был рад узнать, что ты теперь способна мириться с жестокостью, в особенности потому, что она здесь в большом ходу. Можно узнать, каково это было — присутствовать при казни тех, что совершили набег на то поселение?
Кимбра сжала губы и бросила быстрый взгляд на мужа. Вулф сидел в непринужденной позе, вытянув ноги и держа в руке рог с элем.
— А ты не терял времени, — заметил он, не скрывая мягкой иронии.
Хоук, который тоже выглядел безмятежно, издал добродушный смешок.
— Новое место, новые люди. Хочется знать о них как можно больше. Надеюсь, в этом нет ничего обидного.
— Ничего абсолютно. Со своей стороны я надеюсь, что ты выяснил и то, как умерли те злодеи.
— Конечно. Лично мне кажется, стоило бы сделать их смерть более мучительной, чтобы надолго запомнилась.
— Здесь я с тобой согласен. Вначале я собирался дать всем хороший урок, но в последний момент передумал.
— Правда? Почему?
— Потому что твоя сестра желала присутствовать на судилище, под тем предлогом, что это ее обязанность как супруги ярла. Мне не хотелось ее расстраивать, поэтому злодеям просто отсекли головы.
— Ты очень добр. Но урок все-таки был дан, если вспомнить тех троих, которых ты вызвал на поединок.
— Да, это был урок.
— И ты настоял, чтобы Кимбра при этом присутствовала. Ты заставил ее смотреть на все это. Твой брат держал ее и…
— Ты ошибаешься! — вмешалась Кимбра. — Дракон был при мне, чтобы не дать мне увидеть… худшее. — Раздосадованная тем, что Хоук старается все истолковать превратно, она выпалила: — Собирать сплетни недостойно мужчин!
— А что достойно?
— Плавать! — воскликнула Кимбра. — Плавать на своих кораблях!
Хоук посмотрел на сестру взглядом, полным нежности, смятения и подозрений. Кимбра схватила лютню. Они хотели музыку, и, разрази их гром, они ее получат!
Мужчины вернулись несколько часов спустя. Их одежда заскорузла от соленых морских брызг, лица были обветрены, но настроение не оставляло желать лучшего (или по крайней, мере так казалось).
— Ничья! — объявил Вулф, не скрывая удивления. — Из четырех заплывов два выиграл я, два — Хоук. — Он хлопнул шурина по спине с такой силой, что человек послабее свалился бы ничком. — Неплохо, очень неплохо! Как насчет другой попытки завтра поутру?
И они сделали такую попытку, а потом еще одну и еще — три дня подряд. Отчасти Кимбра не могла нарадоваться, что поток окровавленных туш наконец прекратился, отчасти досадовала на то, что вынуждена оставаться в притихшей, сонной крепости, пока мужчины беззастенчиво наслаждались жизнью.
По прошествии двух недель со дня прибытия Хоука в Скирингешил, она сидела у окна, праздно уронив на колени шитье, и старалась подавить неприятное чувство, что ею пренебрегают. У нее не было никаких оснований так думать, и Кимбра стыдилась собственного эгоизма.
В самом деле, ее окружали забота и ласка, особенно со стороны мужа и брата. Чтобы она была счастлива, эти двое лезли из кожи вон. Прислугу было больше не в чем упрекнуть, и что самое главное, люди доверчиво шли к Кимбре со своими недугами. Дни ее были хлопотными и исполненными смысла, а ночи…
Даже наедине с собой Кимбра зарделась, вспомнив ночи с Вулфом. Каким бы усталым он ни заканчивал день и как бы поздно ни приходил, он никогда не засыпал, пока не удовлетворял свою страсть и страсть жены. Нередко он будил ее и поутру. Одним словом, она жила в теплом коконе, сотканном из наслаждений, заботы и внимания.
На что же она досадовала? Или в ней говорило чисто женское чувство противоречия?
Кимбра обратила задумчивый взгляд вдаль. К берегу пролегла искристая дорожка, сотканная из солнечных блесток. В лабиринте островов, что охраняли вход в бухту, резвились тюлени, а много дальше, где водная гладь смыкалась с небесной синью, виднелись паруса: это их сиятельства соревновались в скорости.
Пока Кимбра наблюдала, паруса повернули к берегу. Отложив так и не починенную рубаху мужа, она пошла встречать мужчин, которые не замедлили огорошить ее известием, что Хоук собрался домой.
— Уже? — вырвалось у Кимбры.
Она тотчас устыдилась этих слов: ни дать ни взять капризный ребенок — все не по ней.
— Я здесь уже полмесяца, — с улыбкой напомнил брат и ласково потрепал ее по щеке. — Когда-нибудь надо навестить и Эссекс.
— Я все понимаю и очень рада, что ты оставался здесь так долго.
— Твой брат волен гостить у нас когда угодно и сколько угодно, элсклинг, — сказал Вулф.
— А я со своей стороны приглашаю вас в Хоукфорт. Мне и в самом деле пора. Нужно рассказать королю Альфреду, как обстоят дела. Думаю, новости его заинтересуют.
И время вдруг в несколько раз ускорилось. Последний день в обществе брата пролетел незаметно. Был собран и съеден прощальный ужин, сомкнулись и разжались объятия, отзвучали напутственные слова. Стоя рядом с мужем на краю мола, Кимбра следила за тем, как гордое судно с ястребом на надутой ветром парусине входит в узкий проход между скалами. Вот оно появилось позади них, заскользило прочь и растворилось в дымке у горизонта, провожаемое долгим и тоскливым криком чайки.
Этот зловещий звук всколыхнул память и заставил Кимбру поежиться. Хоук сказал, что новости заинтересуют короля Альфреда. Почему заинтересуют, а не порадуют? Разве радость — не самое естественное чувство монарха, когда он слышит известие о грядущем и весьма выгодном военном союзе?
После короткого размышления Кимбра отмахнулась от тревоги, назвав ее пустяковой. Она была опечалена отъездом брата и знала, что будет по нему скучать. Однако в ней все сильнее говорило облегчение. Можно было наконец похоронить самую возможность того, что ее муж и брат скрестят мечи. Все обошлось. Их могла разделить вражда, но спаяла дружба — об этом говорило буквально все.
Ветер начал набирать силу, и Кимбра теснее прижалась к мужу. Вулф обнял ее, привлек к себе и наклонился, чтобы заглянуть в лицо. Он улыбался. Они вернулись домой бок о бок, а на другое утро Кимбра проснулась с чувством покоя и безмятежности, сродни тому, что нисходит на мир в преддверии особенно яростной бури. Небо, однако, было безоблачным, море смеялось, и ничто не намекало на перемены в погоде.
В душе Кимбра все же сожалела, что Хоук уехал. Не желая поддаваться тоске, она занялась повседневными делами.
Пиры остались позади, все заготовки на зиму были сделаны, и женщины получили наконец передышку. Она не обещала быть долгой: за хлопотами были совсем заброшены прялки, так что скоро предстояло наверстать упущенное. Кимбре это грозило тоже, к тому же она хотела собрать все необходимое для своей аптеки: цветы, травы, семена и кору — все то, что могло пригодиться долгой зимой. Она не могла нарадоваться на свой огород и с нетерпением ждала весны, чтобы насадить еще больше лекарственных растений. Все они требовали ухода, так что хлопот был полон рот.
Отправляясь на вылазку с котомкой на боку, Кимбра столкнулась с Вулфом. Он только что закончил тренировку и выглядел разгоряченным и до того красивым, что у нее сладко стеснилось сердце. Отъезд Хоука стал межой, и хотя принес с собой печаль, невольно казалось, что она стоит на пороге жизни, в которой уже не будет ни сомнений, ни страхов.
— Надеюсь, милорд, вы не слишком усердствовали? — сказала Кимбра, с откровенной любовью глядя на мужа.
— Если бы я слишком усердствовал на тренировках, у меня не хватало бы сил по ночам, — заметил тот.
Она вспыхнула. Муж расхохотался, довольный, что сумел ее смутить, и в наказание получил тычок под ребра. Тогда он попробовал схватить ее в объятия, но Кимбра увернулась. Теперь они смеялись оба, а все, кто еще был на поле, в том числе Дракон, честно делали вид, что им ничуть не интересно, как ярл среди бела дня заигрывает с супругой.
— Ты меня, случайно, не искала? — осведомился Вулф, когда ему наконец удалось поймать Кимбру.
С минуту она молчала, вдыхая исходивший от него запах чистого пота, лошадей, кожаной упряжи. Не без усилия она заставила себя вернуться к действительности.
— Нет, но ты и в самом деле мне нужен. Я хочу сходить за лекарственными травами, если, конечно, ты дашь свое милостивое соизволение и отпустишь со мной Бриту и Олафа.
Это было задумано как шутка, но, к немалому удивлению Кимбры, Вулф отнесся к ее словам с полной серьезностью.
— Вулф?!
Он заглянул ей в глаза и смотрел так долго, что у Кимбры возникло ощущение, что он пытается прочитать ее мысли. Наконец, с глубоким вздохом, он расслабился и даже слегка улыбнулся:
— Хорошо, только не слишком задерживайся… — Выражение его лица и глаз изменилось, стало обычным. — Перед ужином я хочу немного побыть с тобой наедине.
С языка у Кимбры чуть было не сорвалось, что они могли бы уединиться прямо сейчас, тем более что Вулф давно предлагал повторить поход в баню. Однако поблизости его ждали люди, поэтому пришлось ограничиться обещанием не слишком задерживаться.
Прежде чем выпустить Кимбру из объятий, Вулф взял ее руку и поцеловал ладонь. Прикосновение было столь чувственным, что она вторично испытала искушение все переиграть и удержалась лишь с большим трудом. Идти прочь под любящим взглядом мужа тоже было своего рода испытанием, но она вынесла и это.
Кимбра провела оставшиеся утренние часы в холмах и рощах за городом, в компании верной Бриты и бдительного Олафа. Ближе к полудню прогулка завела их на берег моря, где удалось найти выброшенные отливом еще свежие водоросли, пригодные для лечения простуд и изъязвленной кожи. Узнав это, Олаф недоверчиво прищурился, но поскольку ему уже приходилось убеждаться в способностях Кимбры — одна из ее мазей облегчила боли в старой ранe, — он воздержался от скептических замечаний. Все, что он сказал, было:
— Ну, если от этой скользкой гадости есть хоть какая-то польза, вы ее найдете.
Кимбра поблагодарила за комплимент, и все трое двинулись назад в крепость. Не за горами была зима, а с ней шторма и льды, поэтому купцы роились в Скирингешиле, как пчелы, стараясь извлечь из торговли максимум прибыли. Ворота были открыты нараспашку, людской поток так и лился через них туда и обратно. Кимбре показалось, что число часовых на стенах крепости удвоилось, но это было, конечно же, нелепо, и она отмахнулась от такой мысли.
День шел своим чередом. Наступило время готовиться к ужину. Отдав необходимые распоряжения на кухне, Кимбра направилась к себе в надежде, что очень скоро там окажется и Вулф. В эти минуты она не думала ни о чем, кроме душистой ванны перед встречей с ним, как вдруг испытала мысленный толчок.
Навстречу шел высокий, статный человек в простом коричневом плаще с низко опущенным капюшоном. Он шел как будто прямо на Кимбру, и она мимолетно удивилась его дерзости. Однако он обогнул ее.
— Следуй за мной, Кимбра, — сказал он едва слышно.
Она узнала голос брата и изумилась. Однако ей не почудилось, это в самом деле был Хоук, которого она лично проводила в дальний путь к берегам Англии. Переодетый в простую одежду, он разыскал ее в Скирингешиле, чтобы…
Поняв, зачем он здесь, Кимбра похолодела. Она ни на минуту не усомнилась, что Хоук явился не просто к ней, а за ней. Это означало, что он не поверил в ее супружеское счастье. Он явился исправить то, что считал ошибкой, причем вошел в хорошо охраняемую крепость, в самое сердце владений Вулфа, в волчью берлогу. Он собирался забрать то, что Вулф считал по праву своим.
За такую дерзость его ожидала смерть. Кимбра знала это наверняка. Ее брату предстояло все-таки принять смерть по ее вине.
На подкашивающихся ногах, каждую минуту ожидая, что кто-нибудь поймет и поднимет тревогу, Кимбра последовала за братом за конюшню, в самое укромное место в это время дня. Здесь Хоук сбросил капюшон. Оглядев Кимбру и заметив, что она бледна, дрожит и смотрит с ужасом, он немедленно заключил ее в объятия и зашептал, как ему казалось, слова утешения:
— Не бойся! Тебе больше нечего бояться. Я увезу тебя домой.
— Нет!!! — Она высвободилась и уставилась на него во все глаза. — Что ты наделал, Хоук! А я-то надеялась, что все улажено, что ты принял наш брак! Зачем ты явился сюда скрытно, как вор или злодей? Разве ты не знаешь, что это рассердит Вулфа?
Это была ошибка — лицо брата потемнело от гнева.
— Ах вот как? Этот чертов викинг не должен сердиться, никак не должен? Ты делаешь все, чтобы этого не случилось, не так ли?
— Да, конечно… но не в том смысле, в каком ты думаешь! Это мой муж, я его люблю и совсем не желаю сердить! Я говорила тебе только правду, Хоук! Клянусь!
Долго-долго он смотрел в ее полные мольбы глаза, потом произнес медленно и раздельно:
— Я поверю тебе, только если ты скажешь то же самое на борту моего корабля, за пределами досягаемости своего мужа.
— Я не могу пойти с тобой, не могу!
— Тогда я останусь, — сказал Хоук и пожал плечами. — Я не оставлю тебя с ним.
Как глупо, как наивно было думать, что он поступил именно так, когда поднял парус. Этот человек держал ее на руках днями и ночами, когда она билась в конвульсиях, когда кричала от боли за всех, кто страдал. Он использовал всю свою власть, всю мощь, чтобы создать ей убежище от жестокости мира, в котором она могла спокойно расти, в котором стала такой, какой стала. И это при том, что сам он был сиротой. Это был ее брат, защитник, опекун… и господин!
А она поверила, что он просто взошел на корабль и отплыл прочь! Дурочка! Наивная, бестолковая дурочка!
— Тебе нельзя здесь оставаться… — прошептала Кимбра, борясь со слезами. — Ты ведь знаешь, чем это грозит…
Ее любовь к нему, ее страх за него были только на руку Хоуку, и он без колебаний этим воспользовался.
— Тогда пойдем со мной, Кимбра. Прямо сейчас! И часа не пройдет, как все будет позади.
Только тут она осознала, на что он ее толкает. По сути, это означало, что она покинет крепость без разрешения Вулфа, без эскорта, в компании одного только брата, который нарушил законы гостеприимства, явившись за ней переодетым. Когда Вулф узнает, подумала Кимбра, он… он… но что толку думать об этом? Хоук прав, через час все уже кончится. Нужно только рассказать ему все подробности того, как она стала женой викинга. Она совершила ошибку, не объяснившись с ним.
— А где твой корабль? — спросила она, не желая больше тратить ни секунды.
— В одной бухточке, совсем рядом. — Хоук невесело усмехнулся. — Все эти гонки под парусом пришлись кстати, благодаря им я знаю местное побережье не хуже, чем родное. Все, что потребовалось, — это подыскать укромное местечко.
Выходит, он задумал это уже в первый день гонок. Или планировал все время пребывания в Скирингешиле, с самого первого дня и до последнего, пропуская ее заверения в личном счастье мимо ушей.
— Тогда поспешим! — сказала Кимбра с отчаянием и потому резче, чем собиралась. — Вулф не должен узнать, как ты воспользовался его гостеприимством. — Она перехватила взгляд брата и поспешно добавила: — Вы еще можете быть друзьями, и я не хочу разрушить всякую надежду на это.
Хоук промолчал, лишь выразительно приподнял бровь. Он снова опустил капюшон на лицо, достал из-под плаща такой же простой и объемистый, но женский, и протянул сестре:
— Надень это и поспешим.
Они влились в поток торгового люда и моряков, вытекавший из ворот. Потом Хоук увлек Кимбру за шеренгу тяжело груженных фургонов, и не успела она оглянуться, как они оказались в стороне от крепости. Дорога в город скрылась за кустами, когда они свернули с нее на тропу, ведущую к подножию холма и вокруг него, за скалы, куда не достигал взгляд часовых. Дальше последовал быстрый и по большей части безмолвный марш-бросок на север. В этой местности Кимбре еще не приходилось бывать даже во время своих вылазок за травами.
Именно здесь, в уединенной бухточке, коротал время корабль брата.
— Надеюсь, этого довольно! — воскликнула Кимбра, с тревогой оглянувшись на быстро клонившееся к западу солнце. — Если я здесь и сейчас скажу, что вышла замуж по доброй воле, ты мне поверишь?
— Я поверю, если ты скажешь это на палубе! — упрямо повторил Хоук.
Пораженная ужасной догадкой, Кимбра замерла на месте.
— Хоук! Ты ведь не собираешься обмануть меня? Если на палубе я скажу, что никто не принуждал меня к браку, что я совершенно счастлива, ты ведь позволишь мне вернуться? Или увезешь отсюда, невзирая ни на что?
Хоук обратил к ней несколько озадаченный взгляд. Он как будто впервые допустил, что Кимбра и в самом деле может не пожелать уехать. В этом случае отъезд превратился бы в похищение.
— Я приму твое решение, если буду уверен, что оно идет от души, — заверил он неохотно.
Получалось, что выбора все равно нет: так или иначе предстояло подняться на судно и сделать все, чтобы убедить брата. Кимбра спустилась в бухточку через кустарник, покрытый поздними душистыми цветами.
Люди Хоука приветствовали его с заметным облегчением: очевидно, его намерение отправиться в крепость в одиночку не пришлось им по вкусу. Но вот командир вернулся целым и невредимым.
Якорь был поднят и парус поставлен в мгновение ока, еще до того, как Хоук и Кимбра ступили на галечник пляжа. Он уже приготовился подсадить сестру на борт, когда раздался стук копыт.
Оба окаменели.
Глава 23
Вулф даже не спрыгнул, а сорвался с седла, как во время землетрясения срывается со скалы громадный камень, круша и подминая все на своем пути. Меч оказался у него в руке еще до того, как ноги коснулись земли. Черты его лица сложились в ужасную маску гнева. В них больше не было ни тепла, ни понимания, ни рассудка — одно лишь безумие смертельно оскорбленного человека. Глаза блестели тускло, как лезвие остро наточенного меча. Губы были сжаты так, что совсем побелели, на шее натянулись жилы, по плечам и рукам пробегала дрожь.
При взгляде на мужа Кимбра едва удержалась от крика. Она поняла наконец, почему его имя так пугало и почему не всякий храбрец отваживался принять его вызов. Вулф являл собой воплощение эмоций во всем их неистовстве. Это ошеломляло, внушало ужас… и усугубляло любовь. Даже теперь, когда у Кимбры перехватило горло и потемнело в глазах, она протянула руку, движимая властной потребностью успокоить его, заверить, что все совсем не так, как он думает.
При взгляде на мужа Кимбра едва удержалась от крика. Она поняла наконец, почему его имя так пугало и почему не всякий храбрец отваживался принять его вызов. Вулф являл собой воплощение эмоций во всем их неистовстве. Это ошеломляло, внушало ужас… и усугубляло любовь. Даже теперь, когда у Кимбры перехватило горло и потемнело в глазах, она протянула руку, движимая властной потребностью успокоить его, заверить, что все совсем не так, как он думает.