Ллойд Джон. Давай вместе

уже одиннадцатый час - я сделал всего два коротких перерыва - на обед и на
кофе, когда Мэтт вернулся с работы. Все остальное время работал - никакого
телевизора, никакого лодырничанья в саду.
Я уцепился за идею, которая возникла у меня, пока я лежал в ванной,
выпаривая свое похмелье: игрушки для больших мальчиков. Перерыл у Мэтта всю
коллекцию журналов "GQ", вырезал оттуда фотографии модных аксессуаров, а
затем составил из них коллаж на доске. Потом позаимствовал машину Мэтта и
слетал в Челси, в художественный магазин, где купил холст размером три на
восемь футов. Пришлось у машины крышу опустить - иначе холст не помещался.
Остаток дня я делал наброски и грунтовал холст. А потом меня зацепило и я
уже не мог никуда от этого деться - все время был как под кайфом. Я знал,
что результат моих трудов все изменит. В таком состоянии я провел вторник и
среду. Как только закрывал галерею, спешил домой, не заглядывая по дороге
даже в бар. Дома не отвлекался - никаких сериалов, никакого футбола. Только
работал. То есть занимался тем, чем и должен был заниматься все последние
шесть месяцев.
- Чем это ты так доволен? - спрашивает Мэтт, когда я вхожу в кухню.
- Жизнью, Мэтт. Просто доволен своей жизнью. - Достаю глубокую тарелку,
насыпаю туда мюсли и заливаю их молоком.
- Да? Сегодня особенный день?
- Нет, все как обычно - иду в галерею.
- Понятно... Да, кстати, на автоответчике есть для тебя сообщение.
Я смотрю в свою тарелку, не заинтересовавшись новостью.
- От кого?
- Маккаллен.
Я чувствую на себе его взгляд.
- Что ей надо?
- Ну, не твое тело, если тебя это еще интересует. Улыбка появляется
против моей воли.
- Ой, как смешно.
- Она просто спросила, приходить ли завтра в назначенное время.
Позировать, не больше.
- Ох...
Он ждет, что я продолжу фразу. Но это все.
- Ты по-прежнему полагаешь, что у тебя есть шанс? - спрашивает он.
- Поживем - увидим.
Он подозрительно поднимает бровь.
- Ну-ну.
- Что ты имеешь в виду?
- Отгадай с трех раз. Имя из трех букв. Начинается на Э, заканчивается
на И.
- А при чем тут Эми? - Я снова опускаю взгляд в тарелку.
- Это ты мне скажи.
- Не знаю. В чем дело?
- Ты снова собираешься с ней увидеться?
- Я этого не говорил.
- Значит, ты намерен с ней встречаться, - заключает он.
Я кладу ложку. Жую мюсли. Смотрю на него и не могу понять, серьезно он
или шутит. - Этого я тоже не говорил.
- А что тогда?
- Не знаю. Еще не решил.
- То есть вы сегодня не встречаетесь за обедом? - Он смеется, когда
видит выражение удивления на моем лице. - Прости, друг. Случайно услышал ваш
разговор...
Это выводит меня из себя.
- Подслушал, значит.
Мэтт никак не реагирует. Он по-прежнему смотрит на меня с улыбкой.
- А ты не промах... Запланировал пикник в парке. Очень романтично. -
Слово "пикник" звучит так, словно обозначает какую-то заразную болезнь.
- Пикник, - уточняю я, - это разновидность обеда. Парк - это место,
куда люди ходят на пикник. И это не обязательно романтический пикник.
Мэтт равнодушно пожимает плечами:
- Как скажешь. Но если бы спросили мое мнение, я бы сказал, что пикник
- это романтическое свидание. И это еще раз подтверждает, что Эми для тебя
становится больше чем "просто друг". И еще я бы посоветовал тебе быть
поосторожнее с Маккаллен, раз уж у тебя такие отношения с Эми.
- В смысле?
Мэтт допивает кофе, встает и надевает пиджак.
- В смысле, пора принимать решение, - говорит он, направляясь к двери.
Чтобы быстрее добраться до галереи Поли, еду на велосипеде. Минуты две
вожусь с дверью, прежде чем мне удается ее открыть. Во вторник ночью кто-то
безуспешно пытался ограбить галерею и сломал замок. Теперь поставили новые
двери, новые замки, но самое главное, я сам раскошелился на их замену, и
Поли должен мне возместить расходы. Я уже больше недели ничего от него не
слышал - с тех пор, как он рванул в Непал лазать по горам.
Не считая этого долга, мне не на что жаловаться. По правде говоря, Поли
- тот еще урод. Ему за сорок, раньше работал в Сити, а теперь вот
мультимиллионер: весь из себя - какашка мышиная, но снобизма столько, что аж
из ушей прет. Когда я поступал к нему на работу, еще на собеседовании понял,
что искусство ему до фени, а галерею он себе завел, чтобы было о чем на
званых коктейлях трепаться. Но Крис, коллега из "Пропиксел", посоветовал
тогда: "Это работа. За нее платят. Вот и работай".
Убеждаю себя, что совет Криса по-прежнему мне подходит. Да, на этой
работе можно помереть со скуки, ну и что? Она - средство для достижения
цели. Благодаря ей мне есть чем платить за жилье. Так что я должен с ней
мириться. И я мирюсь. Захожу в зал, делаю себе кофе. Усаживаюсь за столом у
окна, улыбаюсь проходящим мимо людям, изо всех сил стараюсь выглядеть
компетентным и радушным.
Меня хватает на пять минут. Потом иду на кухню, врубаю на полную
громкость радио, закуриваю сигарету и думаю о нашем утреннем разговоре с
Мэттом. Конечно, в том, что касается Маккаллен, он прав. Точнее, он прав
насчет Эми и Маккаллен. Потому что проблема известная, и стоит она крайне
остро. Проблема верности.
Те два года, что я встречался с Зоей, у меня не было проблемы с
неверностью. Я был верен ей, а она, насколько мне известно, была верна мне.
Моя точка зрения по этому поводу была ясна.
A. Разница между сексом с "твоей девушкой" и другой женщиной в
эмоциональном содержании.
Б. Если секс с ней доставляет тебе эмоциональное удовольствие, то тебе
она небезразлична.
B. Если она тебе не безразлична, то ты не захочешь ей изменять.
Г. Если ты с легкостью можешь изменить своей девушке, значит, она стала
тебе безразлична.
Д. Если тебе она безразлична, то и не стоит с ней встречаться.
Е. Если твоя девушка тебе изменяет, то она не стоит твоего внимания.
Не могу сказать, что осуждаю измену в любом ее проявлении. Нет. И не
могу сказать, что я не был вовлечен в чью-то измену. Был. С тех пор как мы с
Зоей расстались, я переспал с одной замужней женщиной и еще с двумя
девушками, которые уже несколько лет жили со своими парнями. Но во всех
случаях это была не моя измена - они решали изменить своим мужчинам.
По-моему, их неверность не имеет ко мне никакого отношения. Холостяки -
хищники по определению. Бросив Зою, я стал свободен. Я никому не был обязан
хранить верность в постели. Да, я не стал бы изменять своей постоянной
партнерше, но это еще не значит, что я не обрадуюсь, если кто-то решит
изменить кому-нибудь со мной.
Но я хорошо понимаю, что мой холостяцкий статус сейчас в большой
опасности. Потому что к Эми у меня действительно есть чувство. Не могу
сказать, что чувство это очень сильное. Я бы не стал ради нее стреляться или
делать себе харакири. Но мысль о том, что увижу ее всего через несколько
часов, мне приятна. У всего бывает начало. И если это начало наших отношений
с Эми, то тогда нужно положить конец охоте на Маккаллен. Да, надо принять
решение. Именно об этом сегодня утром говорил Мэтт. Вопрос вот в чем: хочу
ли я продолжать отношения с Эми? Если да, то сколько бы они ни продлились, я
буду ей верен. А это значит, что мне придется перестать гоняться за
Маккаллен. И вообще перестать гоняться за юбками. А вот это и вправду
серьезное решение.
Эми пришла в пять минут второго. Это я знаю точно, потому что последние
девять минут беспрестанно поглядываю на часы, приняв живописную позу: ноги
на столе, иллюстрированный альбом истории дадаизма картинно разложен на
коленях. Эми легонько стучит по оконному стеклу, и я растерянно смотрю на
нее, потом улыбаюсь и встаю. На ней сабо и яркое платьице, едва прикрывающее
коленки, волосы забраны в высокий хвостик. Суждение о женской одежде моего
друга Энди здесь подходит на все сто процентов: "Женщина хорошо одета, если,
глядя на нее, ты с легкостью можешь представить ее голой". Иду к двери,
открываю. Какое-то мгновение мы стоим у порога, нервно улыбаясь. Потом я
наклоняюсь, и наши губы встречаются. Когда она отклоняется, я провожу
пальцем по ее носу:
- Ожег прошел?
Она краснеет, морщит нос.
- Пять баночек "Нивеи" извела. - Потом смотрит мимо меня в глубь
галереи, улыбается. - Ну и как тебе полный и честный рабочий день?
В эту секунду бригада по очистке совести строем выдвигается вперед. На
всех белоснежная униформа, в руках швабры и ведра чистой мыльной воды.
"Фу-у, вы посмотрите, какая запущенная совесть, - с отвращением говорят они.
- Не пора ли нам ее как следует почистить?" Конечно, пора. Мне было бы
намного легче, сели бы я сейчас повернулся к Эми и признался, что работаю
здесь три дня в неделю.
И только решаюсь все честно ей рассказать, объяснить, что просто
красовался перед ней, как вдруг пугаюсь. А что, если она меня не поймет? А
вдруг подумает: "Он обманул меня один раз, обманет и во второй". Тогда наши
отношения закончатся, едва успев начаться. И потом, я же не буду тут всю
жизнь работать. Это лишь привал на моем долгом пути. Правду знают Мэтт и
Хлоя, но им не привыкать - они меня всегда прикрывают. Эми не нужно об этом
знать.
- Слушай, - говорю я, решив уклониться от ответа и не врать ей, - чем
быстрее мы отсюда смотаемся, тем лучше.
Переворачиваю вывеску с "Открыто" на "Закрыто", запираю дверь, и мы
направляемся в Гайд-парк. Болтаем о прошлых выходных, о том, что произошло
за эти несколько дней. Заходим в кулинарию, покупаем пару сэндвичей и
газировку. По дороге от кулинарии к парку наши руки встречаются, и вдруг я
понимаю, что наши пальцы переплелись. Непроизвольно вздрагиваю. Испугался -
не то слово. Знаю, что это глупо, мы ведь касались и более интимных частей
тела. Но это было либо за закрытыми дверями, либо не в Лондоне, либо в
пьяном состоянии. Но здесь, на моей территории, среди бела дня... Наверное,
это меня и напугало. Мы как бы открыто всем признаемся, что теперь мы пара и
что мы вместе.
- Ты что? - спрашивает она, смеясь, и глядит на наши сомкнутые руки.
Прикусываю щеку, а потом говорю:
- Да так, ничего. Просто странно это.
- Ты не обязан, если не хочешь. Вообще-то, - хитро добавляет она,
убирая руку, - лучше и вправду не надо.
Я стою в полной растерянности, будто лишившись равновесия: в левой руке
сумка с продуктами, а в правой ничего нет.
- Почему? - спрашиваю я наконец. Она щурит глаза:
- Ты что, думаешь, я дурочка? Я знаю, как это бывает.
Я по-прежнему в полном неведении. Даже не могу понять, шутит она или
серьезно.
- Что бывает?
- Ну вот это. Когда за руки держатся. Меня мама предупредила, что
бывают такие мужчины, как ты. Сначала за руки держатся, потом в щечку
целуют. А там и глазом моргнуть не успеешь, как он тебя затащит в постель, и
ты уже ждешь от него ребенка, а он в это время с другой шлюхой
забавляется... - Она надувает губы. - Так вот, позвольте вам сказать, мистер
Джек Росситер, что я не из таких девушек.
У меня вырывается смешок:
- Ладно, буду иметь в виду.
Я протягиваю ей руку, но она в ответ поднимает брови, ожидая более
подробного ответа.
- Ну пожалуйста, - говорю я, - я этого хочу.
- Ты уверен? - Да.
Она дает мне руку, и мы идем дальше. Должен признаться, мне это
приятно.
Ближе к главным улицам парк забит народом. Мы пришли в обеденное время,
когда все офисные работники устремляются на волю, получить свою дневную
порцию нефильтрованного кислорода и солнечного света. Кругом приподнятые
юбки, закатанные рукава и ослабленные галстуки. В траве валяются бутылки
из-под воды "Эвиан", обертки сэндвичей из французского ресторана. Мы с Эми
преодолеваем эту полосу препятствий и идем дальше, толпы редеют, и мы
наконец находим тихое место в центре парка. Садимся в тени дерева, едим,
пьем, говорим.
Поначалу эта сцена кажется мне нереальной. Я невольно начинаю ломать
комедию. Смеюсь над шутками Эми, без конца задаю вопросы, пытаясь проникнуть
ей в душу и убедиться, что мне с ней хорошо. То есть делаю то, что нравится
девушкам, - точнее, то, что я научился делать, чтобы нравиться девушкам. Но
потом я перестаю притворяться. Я уже не играю роль Лихого Джека, или Джека
Приятного Собеседника, или любую другую из ролей, заученных после разрыва с
Зоей. Я просто остаюсь самим собой. Какое облегчение! Я наконец-то
расслабился. Мы лежим рядом, смотрим на небо сквозь крону дерева, и вдруг
мне хочется поговорить с ней о том, что я не обсуждал ни с кем, с тех пор
как познакомился с Зоей.
- Когда люди держатся за руки... - начинаю я. Она кончиками пальцев
касается моей руки:
- Вот так?
- Да, - говорю я, сжимая ее ладонь, - так.
- И что в этом такого?
- Не знаю. Это... как бы сказать... это многое означает. Это связь.
Смотришь на парня с девушкой, когда они держатся за руки, и кое-что о них
становится тебе понятно. Так ведь?
- Да, я понимаю, что они вместе...
- Не только это. Что им хорошо вместе, и они счастливы.
Все еще держа меня за руку, она приподнимается на локтях и смотрит на
меня:
- И? Ты это чувствуешь рядом со мной?
- Мне кажется, да.
Она слегка хмурит брови:
- Тебе кажется?
- Но нельзя же знать наверняка, правда? Пока еще рано делать выводы, -
запинаюсь я. - По крайней мере, я пока не могу точно сказать.
У нее разочарованный взгляд. Но голос твердый:
- Либо ты что-то чувствуешь, либо нет. Все просто, Джек. Чувства нельзя
запланировать. Их можно только испытывать, - говорит она таким тоном, словно
сто раз уже все это проходила.
- Я веду себя как дурак, да?
- А ты как думал? Ты же парень, это у тебя в крови.
- Просто мне странно вот так сидеть тут и с тобой откровенничать. Ну
или наоборот, скрытничать, если уж на то пошло.
- Ты не должен мне говорить того, что не хочешь, - отвечает она.
- Я знаю. Но я хочу тебе многое сказать, вот в чем дело, Эми.
- Что сказать?
- Что прошлые выходные были просто отличными, и сегодня день
прекрасный, и... я хочу, чтобы все так было и дальше. Хочу, чтобы мы снова
так вот встречались.
Эми молчит, потому что знает - я еще не все сказал.
Да, это так. Но я взволнован. А вдруг ей этого всего не надо? Да, она
на меня запала, но насколько крепко запала? Может быть, для нее это все
только флирт? А вдруг, услышав, что я хочу большего, что я наконец готов
вывести отношения за пределы постели, она испугается? Я и сам себя боюсь.
Может, у меня от солнца в голове помутнение, а через пару недель окажется,
что у нас серьезные отношения, которые мне совсем не нужны.
Она крепче сжимает мою руку.
- А знаешь, что я чувствую?
- Нет. Скажи.
- Мне нравится. Да что там нравится - я балдею. - Она улыбается и
поднимает наши сомкнутые руки к моему лицу. - И это нравится. Очень. И
именно этого я хочу.
- А если ничего у нас не выйдет?
- Значит, ничего не выйдет.
Вот оно! Как гора с плеч! Все так легко и просто. Никто ни на кого не
давит. Поживем - увидим. Просто сделаем то, что делают миллионы людей каждый
день: кинем кости и посмотрим, что нам выпадет. Испытаем судьбу.
- Ладно, - говорю я, - значит, если люди увидят нас взявшимися за руки
и подумают, что мы - пара, они будут правы?
- Да.
Мы целуемся, и этот поцелуй не похож на все предыдущие. Этим поцелуем
мы словно скрепляем наше соглашение. Страшно и восхитительно одновременно.
Вот оно, думаю я, конец твоей прошлой жизни и начало будущей. Я понимаю, что
наши жизни переплелись теперь так же тесно, как и наши языки. Но наши
отношения не закончатся вместе с этим поцелуем. Только решение одного из нас
сможет их разорвать. Это произойдет, только если мы перестанем верить в
слова, которые только что сказали друг другу. Кто знает когда. А может,
этого и не произойдет. В том-то и кайф. Потому что есть вероятность, что мы
останемся вместе навсегда. Эта мысль вызывает у меня блаженную улыбку, мы
снова устраиваемся на траве, я обнимаю Эми и засыпаю.
В галерею возвращаюсь часам к четырем, разморенный от солнца, ошалевший
от происшедшего. Из почтового ящика у двери торчит конверт. Открываю его и
читаю: "Позвони мне на мобильный, немедленно. Поли". Блин! Черт, вот
невезение! Единственный раз слинял с работы, и, конечно же, в этот день
приехал Поли! Вхожу в зал, беру себя в руки и звоню ему. Так, он явно в
плохом настроении. В убийственном настроении. С помощью невероятного
количества ругательств он объясняет мне, что я выставил его дураком перед
его новой подружкой, потому что он не смог провести ее в собственную
галерею, где какой-то хрен сменил замки. Но это, как оказалось, цветочки.
Главная новость еще впереди.
Я. Послушайте, Поли. Я напорол дел, признаю. Мне очень жаль. И я
обещаю, что такого больше не повторится.
Поли. Да уж, будь уверен, что не повторится. А знаешь почему?
Я. Почему?
Поли. Потому что ты на хрен уволен, вот почему. Сейчас же закрывай
галерею и отдай ключи Тиму Ли из "Художественной керамики" рядом с нами. И
чтобы после этого я тебя не видел и не слышал. Ясно?
Я. И это все?
Поли. Это все.
Я. Знаете, мне кое-что не ясно.
Поли. Что?
Я. Почему вас так плохо слышно?
Поли. Потому что я в вертолете. А тебе-то какое...
Я. Где вы сейчас конкретно?
Поли. На полпути к Парижу.
Я. Ой...
Поли. Что значит "ой"?
Я. Это значит, ой, придется вам разворачиваться и лететь сюда. Потому
что я оставляю ваши гребаные ключи в вашем гребаном замке и дверь вашей
хреновой галереи оставляю открытой.
Конечно, угрозы своей я не выполнил. Ведь если Поли пожелает нанять
адвоката, тот будет в сто крат круче моего; кроме того, я в растерянности, а
не в ярости. Поэтому я послушно в последний раз запираю дверь галереи и
оставляю ключи Тиму.
По сравнению с этим несчастьем Столетняя война - сущий пустяк. И
пагубные последствия нашей ссоры не поддаются описанию. Ноль доходов = ноль
возможностей жить так, как сейчас, = ноль вариантов (за исключением одного -
вернуться в ряды серых служащих дерьмовых фирм) = конец амбиций и начало
нудного бессмысленного существования.
Все, я больше не хозяин своей жизни. Сажусь на велосипед и еду к дому,
жить в котором мне отныне не по карману. Меня охватывает чувство полного
бессилия.
Раньше у меня такого не случалось. Почти никогда.

* * *

Чистосердечное признание No 4:
Бессилие

Место действия: моя комната в общаге, Эдинбург.
Время действия: 11.30 ночи, 2 октября 1991 года.

Элла Трент была красоткой. Нет. Элла Трент была потрясающей красоткой.
Ноги - как у дублерши Джулии Роберте в "Красотке". Лицо Умы Турман, когда
она танцует с Траволтой в "Криминальном чтиве". Грудь Джеми Ли Кертис в
"Поменяться местами". И холодное обаяние Лорен Баколл. Если бы существовал
на свете колледж, куда принимали по внешности, а не по умственным
способностям, то на обложке их проспекта была бы Элла Трент. Когда она
входила в комнату, парни не просто устремляли на нее взгляды, они себе шеи
сворачивали.
И я только что ее закадрил.
Этого, конечно, никогда не должно было случиться. Вот она, а вот я.
Север и Юг, лед и пламень, Красавица и Чудовище. Две противоположности,
которые никогда не должны соединиться. У меня не было ни малейшего шанса
понравиться Элле Трент. Она и рок-звезда или известный актер? Да. Она на
свидании в фешенебельном ресторане? Да. Она и Джек Росситер под проливным
дождем у дверей "Последней капли"? Нет. Никогда и ни за что на свете.
Понятное дело, я не жаловался на столь невероятный поворот событий. Мне
было девятнадцать лет, и я учился на втором курсе художественного факультета
в Эдинбурге. Единственная причина, по которой я смог закончить первый курс,
- то, что мы с Эллой Трент сидели рядом в библиотеке. Когда я не сидел
уткнувшись носом в книги, я сидел упершись взглядом в нее. Я смотрел,
составлял планы и схемы. В конце концов я набрался храбрости и заговорил с
ней. После нескольких ловких ходов с моей стороны (то ручку одолжу, то еще
какую мелочь) мы уже стали кивком приветствовать друг друга.
Однако меня интересовало не содержимое ее шариковой ручки. Пять моих
самых заветных эротических фантазий - в обратном порядке, для большего
возбуждающего эффекта:
5. Заняться сексом втроем с Хейли и Бэки, близняшками с моего курса.
4. Попасть в плен к амазонкам в качестве племенного бычка для получения
потомства.
3. Быть выпоротым мадемуазель Шапталь, моей школьной учительницей
французского, и чтобы непременно она порола меня мокрым палтусом.
2. Остаться единственным выжившим в авиакатастрофе мужчиной, на
необитаемом острове, с другими спасшимися - претендентками на титул "Мисс
Мира".
1. Достичь оргазма одновременно с Эллой Трент после долгого и бурного
секса.
За исключением рыбного фетиша под номером три (влияние моей
рыбно-картофельной студенческой диеты), вполне стандартный для молодого
человека список. Но вы посмотрите, в каком порядке стоят мои фантазии! Элла
Трент круче неограниченного доступа к амазонкам? Нет, ну в самом деле.
Придется это признать: она - номер один. Тут уж ничего не попишешь.
И вот мы у меня в комнате. Только что я тискал ее у входа в "Последнюю
каплю" и потом в такси, по дороге сюда. Пока мы раздевались, я жадно пожирал
ее глазами, смакуя каждый момент. Мне выпал шанс воплотить в жизнь самую
желанную мечту. И если она делала это просто потому, что была под кайфом или
потеряла свои очки и по ошибке приняла меня за Брэда, студента из Австралии,
который ей нравился, - даже если и так, что тут такого? На тот момент ее
присутствие в моей комнате было победой в долгой завоевательной кампании. Я
подготовил почву для знакомства в библиотеке. Я выследил ее в "Последней
капле" и "нечаянно" наткнулся на нее в баре. Я с ней болтал, очаровывал с
таким усердием, словно от этого зависела вся моя жизнь.
И мой план сработал.
Она находилась в моей комнате, она лежала голая на моей кровати. Я
увидел и победил. И вот-вот должен был кончить. Точнее, согласно моим
эротическим фантазиям, мы должны были кончить вместе. Мы были на кровати, и
все шло как надо. Нет, это будет не просто перепих. Это будет Секс Века. Я
решил, что буду сексалепен, трахитителен, просто трахаделичен! Я буду ее
Клинтом Иствудом, Шоном Коннери и Ричардом Гиром одновременно. Этого
требовало от меня мое самолюбие.
И поначалу так оно и было. Мы со стонами катались по простыням, сжимая
их в пальцах от страсти. Нежные поглаживания переходили в жесткую хватку и
щипки. Это была не прелюдия, это была симфония, опера и канкан! Никогда в
жизни я не хотел женщину так сильно!
- Нет, - сказала она, - сначала надень презерватив. Пожалуйста, скорее!
Мой план воплощения в жизнь самой великой мечты сработал, но кое-что
другое работать отказывалось - я обнаружил это к своему ужасу, натягивая
резинку. Либо кончилось действие двух с половиной литров пива, которые
помогли мне набраться храбрости и влезть на Эллу. Либо я увидел ее
совершенное тело и понял, что мне никогда не суметь удовлетворить его. Либо
просто впал в шок от того, что сделал невозможное.
Какой бы ни была причина, результат не заставил себя ждать. Я
почувствовал, как что-то опустилось у меня в животе, и увидел, как
опустилось все под животом. Я наблюдал, как мой петушок в резиновом
скафандре медленно скукоживается, сдувается, словно лопнувший шарик. Нет.
Этого не может быть. Только не это. Не сейчас. Не с ней. Я не могу этого
позволить. Запаниковав, я начал отчаянно представлять себе все фантазии с
номера два по номер пять. Но мой член решил распорядиться по-другому. Если
раньше я не мог заставить его упасть, теперь я не мог заставить его встать -
первый раз в жизни. Он скоропостижно скончался. Мы с Эллой видели, как сник,
увял, осел и умер.
- Поверить не могу, - сказал я.
- Только не надо мне говорить, - ответила Элла, встав с кровати и
подбирая с полу трусы, - что раньше у тебя такого не было.
Я закрыл лицо руками:
- Во всем виновата моя мать. - Что?
- Это она назвала меня Брэдом, мне мое имя никогда не нравилось, -
пояснил я с очень сильным австралийским акцентом.

ФОТОГРАФИИ

В большинстве случаев, насколько я помню, перемены в моей жизни
происходили медленно. Настолько медленно, что я их не замечал. Вот,
например, переходный возраст. Только что тебе было одиннадцать лет, и ни
одного волоска на лобке. Но десятью годами позже у тебя там уже столько
волос, что можно подушку ими набить, мало того, волосы уже торчат из носа и
курчавятся на ногах. Ты в полном недоумении, думаешь: "Как я до такого
дошел? В какой момент я превратился из мальчика с нежной кожей в волосатого
мужика?" Ответа на этот вопрос нет. Потому что на перемены ушли годы, а не
секунды.
Но иногда все бывает по-другому. Иногда ветер перемен срывает тебя с
места и через секунду выбрасывает далеко-далеко. Это ошеломляет, поражает.
Ты стоишь, оглушенный, видишь, как далеко тебя занесло, и понимаешь, что
назад дороги нет. Вот так и сейчас. Я в своей спальне, утро, восемь часов.
Лежу в постели в обнимку с красивой девушкой, ее голова покоится на моей
груди, и ее сонное дыхание попадает в ритм биения моего сердца. Еще пару
недель назад моей реакцией на такую картину было бы:
а) в моей постели спит девушка; отлично, значит, мне вчера удалось
кое-кого снять;
б) в моей постели спит девушка... черт! значит, я не могу от нее
сбежать;
в) в моей постели спит девушка; надо ее разбудить; блин, как же ее
зовут?
Но я знаю, как ее зовут. Ее зовут Эми. Сегодня воскресенье. Прошло
полторы недели с тех пор, как меня уволил Поли. Прошло полторы недели с того
дня, как мы поговорили с Эми и решили, что теперь нет ее и меня, но есть мы.