Понимаю! Мне тут волноваться абсолютно не о чем! Конечно, тебе и в голову не
придет с ним спать. На такого разве только придурошная какая запасть может.
- Ну зачем ты так?
- Потому что ты мне солгала.
- Да, я виновата. Извини.
Ее пальцы снова на моей руке. Рука дрожит, и я не могу ее оттолкнуть.
- Зачем ты это сделала? И не надо мне говорить, будто ты забыла или
подумала, что это неважно, или еще какую-нибудь чушь.
Мой голос режет как сталь, потому что сердце мое похолодело, потому что
я знаю: с этого все начинается. Все отношения начинают рушиться с этого - с
недоверия и непонимания. И я не хочу, чтобы такое произошло и с нами.
Чувствую, что слезы подступают к горлу. Я не хочу терять Эми. Из-за
Тристана. Или вообще из-за кого-нибудь. Я этого не хочу. Но в то же время я
не хочу себя обманывать. Я не могу просто проглотить такую ложь. Или все,
или ничего.
- Просто скажи мне честно - зачем? Слышу, как ее тяжелые вздохи
перемежаются сдавленными всхлипами.
- Я тебе не говорила про него, потому что все мои объяснения - правда.
Между нами ничего нет.
- Тогда почему он пытался меня завести? Если он не ревновал тебя, то с
чего начал ко мне цепляться?
- Ты же его видел. Он нанюхался до чертиков и сам не знал, что несет. И
вообще, он обычно не такой.
Несколько минут стоит тишина, потом я говорю:
- Я не хочу, чтобы ты с ним встречалась. Не хочу, чтобы ты ужинала с
ним в пятницу. - Она не отвечает, поэтому я ставлю ей ультиматум: - Если ты
пойдешь с ним в пятницу, я не думаю, что смогу продолжать наши отношения.
Вот так, думаю я. Как тебе такое? Но ее реакция совсем не та, что я
ожидал. Она не говорит: "Ладно, Джек. Ты прав, а я нет. Я не буду
встречаться с Тристаном в пятницу. Обещаю больше никогда с ним не
встречаться". Вместо этого она в ответ выдвигает ультиматум мне:
- Если ты запрещаешь мне встречаться с друзьями, тогда я не хочу
продолжать наши отношения.
- То есть ты готова бросить меня, потому что я не хочу, чтобы ты
виделась с ним? - вырывается у меня изумленно.
- Нет, это ты готов меня бросить, потому что я собираюсь встретиться с
ним.
Туше.
Мы лежим в полной тишине. Эми ждет от меня ответа, я пытаюсь решить,
что сказать. Задачка непростая. Ситуация двойственная. Я могу сказать "да" и
бросить ее. Или могу сказать "нет" и остаться с Эми. Выбор либо в пользу
рассудка, либо в пользу сердца. Холодный ум диктует мне: "Брось ее. Встань и
уйди. Она ставит Тристана выше тебя. Она уже сделала свой выбор, так что ты
здесь лишний. Не выставляй себя дураком". Но сердце подсказывает: "Верь ей.
Просто поверь ей. Если ты ей не доверяешь, то все остальное теряет смысл".
Вот так: или бросить, или поверить.
Выбор за мной.
И я выбираю последнее:
- Нет.
- Что - нет?
- Нет - ты можешь пойти на ужин с Тристаном.
- Правда? И ты не будешь против?
Не могу сказать, что я не против, но отвечаю:
- Нет.
- Вот и славно.
Она прижимается ко мне спиной, и, несмотря на противоречивые чувства,
мне приятно и тепло. Слушаю, как ее дыхание становится ровным, глубоким, и
думаю, что впервые после разрыва с Зоей мне придется полностью довериться
кому-то. Я понимаю, что это решение означает потерю эмоциональной
независимости. Но оно вовсе не означает, что теперь я не одинок.

    ДОИГРАЛСЯ



В среду весь день гоняюсь за хитрыми турагентами и горящими путевками в
Грецию. В конце концов мне удается узнать об очень выгодном предложении в
компании "Солнечная радость", крошечный офис которой находится рядом с
Паддингтоном. Они предлагают недельный отпуск на греческом острове Кос.
Вылет из Гатвикского аэропорта в субботу. Ладно, пусть это остров. И скорее
всего, его главной достопримечательностью будет попсовая дискотека, а не
архитектурные достижения великой Эллады. Но какая, к черту, разница? Это же
заграница, так? Сойдет. Правда, Мэнди, представитель "Солнечной радости", не
очень-то распространяется о других деталях поездки. Например, о гостинице, -
говорит, что нам все скажут по прибытии на место. О трансфере из аэропорта и
обратно, - об этом мы тоже узнаем по прибытии. О расстоянии до пляжа, - по
словам Мэнди, на таком маленьком острове до пляжа везде близко. Но, в
сущности, какая разница. Все мои сомнения развеяли яркие фотографии из
брошюрки, которой Мэнди заманчиво помахала перед моим носом. Правда, домой
мне брошюрку не дали. И главное, это дешево. До неприличия. Поэтому я
соглашаюсь. Подписываю отказ от права подать в суд на агентство "Солнечная
радость" в случае, если мой отпуск окажется не солнечным или не радостным.
Мэнди выдает мне билеты, выводит из офиса, запирает за мной дверь и
вывешивает табличку "Закрыто".
Готово.
Пятница, вечер. Я лежу на своей кровати, наблюдаю, как сигаретный дым
струйкой поднимается к потолку. Грустно. Грустнее некуда. Комната похожа на
место падения самолета: содержимое шкафа и комода разбросано по полу и
кровати. Из недр шкафа я извлек "моднейшие" курортные приобретения за
последние десять лет: бермуды длиной до щиколотки, о-о-о-чень облегающие
плавки, шлепанцы с нарисованными пальмами и бейсболку с надписью "Оторвался
на Канарах". Но мне так грустно вовсе не от того, что предстало моему взору.
Наоборот, от того, чего я не могу сейчас видеть. Эми. Где она сейчас. И с
кем.
Вчера ночью я принял важное решение. Было уже около пяти утра. Я лежал
рядом с Эми в ее кровати. Мы отлично провели вечер. Сначала сходили на
любительский спектакль, где играла ее подруга, потом поужинали с труппой и
завершили постельным многоборьем. Эми уже спала, а я не мог сомкнуть глаз. Я
все время думал о Тристане. Точнее, об Эми и Тристане. Что они могут быть
вместе. Я тщетно пытался заставить себя не думать об этом, убеждал себя, что
волноваться не о чем. На улице начинало светать. Задроздели дрозды,
зашуршали первые машины. Я лежал напряженный и бессонный. Я был в отчаянии.
Поэтому я принял решение не думать о Тристане. И всякий раз, когда он
появится в моих мыслях, заставлять себя думать о чем-нибудь приятном. О чем
угодно. И у меня получилось: я уснул.
Получается и теперь.
За последние полчаса мысли о Тристане отравляли мне душу не меньше
восьми раз. И я сразу представлял себе восемь вещей, более приятных, чем
Тристан. В том числе:
а) мышиные какашки;
б) вшей;
в) слюнявых собак;
г) геморрой;
д) смерть.
Эти мысли не доставили мне большого удовольствия, зато спасли от
полного безумия и паранойи. Смотрю на часы: ровно семь. Эми сейчас,
наверное, уже встретилась с Тристаном. Козел. Быстро прибавляю к своему
списку варикоз.
- Ну, - говорит Мэтт, появляясь в дверях. На нем самая старая рубашка и
потрепанные джинсы: униформа для мальчишника у Алекса. - Как сборы?
Я пинаю пустую дорожную сумку.
- Хреново. А у тебя?
Он похлопывает по карману, из которого торчит зубная щетка:
- Еду налегке. - Потом подсаживается ко мне на кровать, достает
сигарету. - Когда вылетаете?
- Завтра утром, в девять пятнадцать.
- Значит, Эми сегодня ночует здесь?
- Нет, у нее ужин с другом.
- Что? - смеется Мэтт. - И она надеется, что ты не опоздаешь на
самолет? Видно, она плохо тебя знает.
- Я не опоздаю.
Услышав мой тон, Мэтт смотрит на меня с удивлением:
- Друг, у тебя все в порядке?
- Конечно, - отвечаю я. - Почему должно быть не в порядке?
- Да так. - Взгляд его полон скепсиса. - Просто не слышу в твоем голосе
энтузиазма. Сам посуди: ты отказываешься от классного мальчишника в
Эдинбурге, потому что едешь в отпуск с женщиной своей мечты, а вид у тебя
печальнее, чем у свиньи на скотобойне.
- Да нормально у меня все, - говорю я. Но это не так. И Мэтт прав - я и
впрямь веду себя странно.
Мне хотелось бы рассказать Мэтту, что меня гложет. О Тристане и о
вранье Эми. Сказать, что я ни в чем не уверен. Что мое самолюбие втоптано в
грязь, и с каждой минутой я закапываю его еще глубже. Но я не могу. Потому
что Мэтт - мой друг. И потому что я знаю, как люди реагируют на растоптанное
самолюбие. А мне жалости не надо. Ни от Мэтта, ни от Эми. Вообще ни от кого.
Поэтому ничего не остается, как сменить тему.
- Слушай, Мэтт, - говорю я. - Извини.
- За что?
- Что не поехал на мальчишник к Алексу.
- Да забудь.
- Ты не злишься?
Он пристально смотрит на меня:
- Конечно, злюсь. Ты предпочел женщину своим друзьям. За это тебя
расстрелять бы. - Он смягчает тон, кладет руку мне на плечо. - Но я дам тебе
отсрочку, если она того стоит, договорились?
- Она того стоит.
- Вот и хорошо. Именно это я и надеялся услышать. - Он встает и идет к
выходу, но у двери медлит, оборачивается. - Да, кстати, мой гардероб в твоем
распоряжении, так что не стесняйся. А то наденешь эти свои тряпки, и она
тебя точно бросит - кто ж с таким уродом рядом встанет. Спокойной ночи! -
салютует мне на прощанье и уходит.
Но ночь у меня выдалась отнюдь не спокойная. Дерьмовая, скажу я вам,
выдалась ночка. Мне удалось убить чуть больше часа, подбирая вещички из
летней коллекции Мэтта Дэвиса и запихивая их в сумку вместе с билетами и
документами. Однако за этими радостными хлопотами наступил полный упадок. Я
сижу на кухне наедине с бутылкой водки и кувшином свежего лимонного сока.
Погружаюсь все глубже.
Минуты проносятся мимо, Черчилль пялится на меня со стола. Список
вещей, более приятных, чем Тристан, растет. В восемь тридцать, когда Эми и
Тристан уже наверняка прибыли к какому-нибудь охренительно дорогому
ресторану, в моем списке значится пятьдесят пунктов, один мрачнее другого.
Например, зубной налет. А еще вонючие носки и дурной запах изо рта. К
одиннадцати, когда они, наверное, завершали ужин чашечкой ароматного кофе,
пунктов уже сто и список тянет на определение "идиотский". Последними в нем
значатся рыбная чешуя, АЭС и грязь. В перерывах между поглощением водки и
заполнением списка я звоню Эми домой. Постоянно. Но ее дома нет. Она все еще
с ним. Полночь, за полночь. К черту список. Начинаю кидать дротики в доску
на стене, воображая вместо мишени лицо Тристана. К черту сок, пью чистую
водку, точнее, допиваю то, что осталось.
Но тут происходит нечто. Около часа ночи раздается звонок в дверь. Меня
распирает от смеха. И я начинаю смеяться. Громко, во весь голос, почти что в
истерике. Такое облегчение. Важно лишь то, что Эми пришла ко мне и все мои
треволнения были напрасны.
Выжрав столько водки, что могу рассчитывать на российское гражданство,
я, вместо того чтобы броситься в объятия своей возлюбленной, нетвердой
походкой ковыляю к входной двери.

    * * *



Чистосердечное признание No 5:
Измена

Место действия: дом Мэтта, Лондон.
Время действия: сейчас.

Открываю входную дверь.
- Привет, Джек.
- Салли? - спрашиваю я. Пришлось спросить, потому что с первого взгляда
мне непонятно, кто эта тонкая женщина, привалившаяся к нашему косяку. Лицо
ее занавешено светлыми космами, а тело прикрыто платьем какой-то жуткой
расцветки. При таком маскараде, да еще с моим затуманенным зрением
достоверная идентификация личности практически невозможна.
- Привет, красавчик, - говорит она, откидывая с лица волосы.
Действительно Салли Маккаллен собственной персоной.
Я поддерживаю ее за локоть, чтобы она не упала. Но поскольку и сам с
трудом стою на ногах, в итоге мы цепляемся друг за друга, стараясь удержать
равновесие.
- Ты что тут делаешь? - удается мне спросить.
- А ты как думаешь? - Она заваливается вперед и пытается меня
поцеловать.
- Иди домой, - говорю я, слегка отталкивая Салли.
- Почему? - В ее глазах искреннее удивление.
Хороший вопрос. На который мой одурманенный мозг в данный момент не в
состоянии выдать вразумительный ответ. Она ведь вообще-то хорошенькая. А я
вообще-то очень зол на Эми. Так что и правда, почему бы ей не остаться у
меня? Но вскоре ответ всплывает сам собой. Потому что так нельзя. Потому что
я надеялся увидеть в дверях Эми, а не Салли.
- Потому что уже поздно, - бормочу я, пытаясь закрыть дверь, - а мне
завтра рано вставать. И я иду спать.
Но Салли ухмыляется и протискивается мимо меня в дом. Я поворачиваюсь,
вижу, что ее уже нет, и в недоумении качаю головой. Но почему - ко мне? И
почему именно сейчас? И самое главное, почему не пару месяцев назад, когда я
этого так страстно желал? Я закрываю дверь, уверенный, что в этом мире нет
справедливости, и иду за ней на кухню. Салли уже стоит у плиты и
оглядывается вокруг. Вижу, как ее взгляд останавливается на бутылке водки.
- Ты разве не предложишь девушке выпить? - спрашивает она лукаво. -
Раньше ты всегда предлагал мне выпить. - Потом подходит к столу и делает
большой глоток прямо из бутылки. Косится на меня. - А сейчас что изменилось?
Ты меня больше не хочешь? - Делает еще глоток, надувает губки и оседает на
стул. - Не хочешь, да?
Я помню, как она лежала в моей мастерской. Помню все изгибы ее тела,
бархатистость кожи. На секунду я закрываю глаза, прогоняя видение. Сейчас
все по-другому. И я другой. Салли права. Я больше не хочу ее. Мне нужна
только Эми. Только чтобы Эми вернулась - живая и здоровая.
- Ты пьяна, - говорю я заплетающимся языком. - Я вызову тебе такси.
Иду мимо нее к телефону, но она хватает меня, притягивает к себе.
- Не хочу такси. Хочу тебя.
- Салли, у меня есть девушка, - отвечаю я и вдруг чувствую жуткую
усталость. Я слишком пьян. Пусть Салли убирается отсюда. Я просто хочу
спать.
Но она еще не все сказала.
- Ну и что? Когда у меня был парень, это не помешало тебе попытаться
затащить меня в постель. Так?
- Так, - соглашаюсь я. - Но ты тогда не переспала со мной, и я сейчас
тоже с тобой спать не буду.
Она меня отпускает, идет к раковине, наполняет стакан водой и залпом
его осушает.
- А между прочим, он меня бросил, - говорит она, поворачиваясь ко мне.
- И все из-за того, что сказала та девчонка, что была с тобой на вечеринке у
Хлои. Он заявил, что я грязная шлюха и он не хочет иметь со мной ничего
общего.
- Мне очень жаль.
Но мне совсем не жаль. Я знаю, что Салли без этого урода будет лучше,
хотя сейчас она, скорее всего, не согласится со мной. Или еще хуже -
подумает, что я решил за ней приударить. Дескать, он ей не подходит, а вот я
в самый раз.
- Так это она твоя девушка?
- Да. Эми. Ее зовут Эми.
- Она вроде не в твоем вкусе.
- Почему это? - спрашиваю я, глядя на телефон, выжидая подходящий
момент, чтобы снова предложить вызвать такси.
- В смысле внешности. - Она закидывает ноги на стол. Платье задирается,
обнажив идеально крепкие икры и бедра.
- Вообще-то она, - говорю я, уже по-настоящему разозлившись на Салли, -
замечательная. Абсолютно в моем вкусе.
- Правда? Ну и где она сейчас?
- Что?
- Где она? - Салли демонстративно оглядывает кухню и встает. - Где же
эта замечательная женщина? - Она открывает холодильник. - Тут ее нет. -
Вытаскивает банку пива, откупоривает и пьет. Ставит банку на стол. - А тут?
- бормочет она, открывая шкаф и заглядывая в него. Покачнувшись,
разворачивается и пьяными глазами смотрит на меня. - И тут нет.
- Ее нет дома. - Не успеваю я закончить эту фразу, как по всему миру
страдающие недержанием старики начинают праздновать свое вступление в список
более приятных, чем Тристан, вещей.
Салли приподнимает брови:
- Хозяйка за порог...
На этот раз я даже не спрашиваю, вызвать ли ей такси. Уже достаточно
наслушался. Взглянув на часы, вижу, что уже второй час ночи. Иду к телефону,
поднимаю трубку, набираю номер. Но мои пальцы уже так много раз сегодня это
проделывали, что набирают цифры автоматически. Я звоню Эми. Я звоню, но к
телефону никто не подходит. Потому что она все еще не вернулась домой.
Она все еще с ним.
- Прежде чем вызвать мне такси, - слышу я голос Салли у себя за спиной,
- обернись и посмотри, от чего ты отказываешься. Конечно, - продолжает она,
когда я смотрю на нее через плечо, - ты это все уже видел...
Она выбирается из трусиков, остальная одежда уже валяется на полу.
- Я иду наверх, - говорит она, поворачиваясь ко мне спиной, - жду тебя
через минуту.
Но я не пришел. Ни через минуту. Ни через час. Потому что я не выходил
из кухни. Меня как будто парализовало. Я просто сидел там и думал, что же
мне с этой фигней делать. Если бы я сказал, что мне совсем не хотелось
подняться к Салли, я бы наврал. Нет, ну правда. Посмотрите на нее. Венера.
Виагра ходячая. Воплощение секса. Бери ее голыми руками. Такой шанс раз в
жизни выпадает. Но у меня есть Эми. И я искренне верил в то, что сказал
Салли: Эми в моем вкусе. Все в ней в моем вкусе. Сейчас ровно два часа ночи,
и я в последний раз звоню Эми. Ответа нет. Значит, она еще не вернулась,
значит, она все еще с этим Тристаном. Ну и что? Я же не знаю наверняка, чем
они сейчас занимаются. Как бы там ни было, если Эми мне изменяет, это не
дает мне права изменять ей. Принцип "око за око" тут не подходит. Я сам
должен решить, верен ей или нет.
И я решил: верен.
Салли лежит на спине в моей постели, когда я вхожу в спальню. Ставлю
Толстого Пса на шесть, чтобы хватило времени доехать в Гатвик и встретить
Эми, а потом ложусь рядом с Салли. Она спит. Точнее, просто вырубилась. И я
рад. Значит, она не будет ко мне приставать, а мне не придется от нее
отбиваться. Мы просто будем спать. Я до смерти устал. И я чертовски пьян.
Мне одиноко. Мне так нужно прижаться к кому-нибудь. И я, прекрасно зная, как
это может быть истолковано, прижимаюсь к Салли и осторожно обнимаю ее,
стараясь не разбудить.
Меня будит стон.
Мой собственный стон.
С минуту я лежу неподвижно, просто лежу и наслаждаюсь приятным
чувством, разливающимся от паха по всему телу. Мои губы размыкаются и
шепчут: "Эми". Я протягиваю вниз руки и провожу пальцами по ее волосам.
Слышу, как шумно она двигается. Приподнимаюсь к ней, и у меня снова
вырывается стон. Чувствую ее трепетный язык, и мое тело непроизвольно
изгибается. Я ее хочу. Хочу войти в нее. Прямо сейчас. Обхватываю ее, тяну к
себе. Ее губы прижимаются к моим, я открываю глаза и тону в ее взгляде.
Какую-то секунду не могу понять, что со мной.
Потом чувствую, что кончаю.
И меня кидает в дрожь.
Потому что это Салли, а не Эми. И я понимаю, что только что совершил
самую большую ошибку в жизни.

    8


    ЭМИ



Джек опаздывает на два часа. Это 120 минут... 7 200 секунд.
Я знаю.
Я считала.
Соня, представитель "Солнечной радости", уже отметила всех остальных в
своем списке и ушла к стойке паспортного контроля. Я остаюсь одна у стойки
регистрации (которая вот-вот закончится), отчаянно вглядываясь в лица людей,
что стоят в очередях на другие рейсы. И хотя новые сандалии безбожно трут,
нервно шагаю из угла в угол.
Мои эмоции уже перешли все возможные стадии и границы.
7.15. Его нет = слабое удивление (нормальное мужское хамство).
7.30. Его нет = раздражение (можем не успеть сделать покупки в
беспошлинной зоне).
7.45. Его нет = злость (славное начало отпуска).
8.15. Его нет = беспокойство (вероятность опоздать на самолет растет с
каждой секундой).
8.45. Его до сих пор нет = паника (до вылета осталось меньше тридцати
минут).
Теперь я просто боюсь.
Джек умер. Другого объяснения просто не может быть. Он был жестоко убит
в гатвикском экспрессе, и теперь его неопознанный труп лежит где-то в
огромной луже крови. Динамик останавливает скорбный ход моих мыслей:
"Заканчивается посадка на рейс СБООЗ до Коса. Просим всех оставшихся
пассажиров пройти к выходу Д46".
- Слушай, Господи, - вслух бормочу я, но потом останавливаюсь, стараюсь
придать голосу больше благочестия, - Дорогой Бог. Я знаю, что до сих пор не
являла собой образец чистоты и сострадания, но я хочу измениться. Я обещаю
тебе, здесь и сейчас, что буду ходить в церковь по воскресеньям, если ты
сделаешь так, чтобы Джек пришел. Очень, очень тебя прошу. Пожалуйста,
соверши для меня вот это одно, ма-а-аленькое чудо! - В отчаянии оглядываюсь
вокруг. - Я отдам все свои деньги на благотворительность. - Делаю виноватое
лицо в сторону девушки на регистрации. Она пожимает в ответ плечами, смотрит
на часы и качает головой. - Уйду в монастырь. Этого ты хочешь?
- Эми! - раздается голос Джека, и я вижу, как он мчится ко мне с
билетами в руках.
Черт, не надо было про монастырь!
- Прости, пожалуйста, прости меня! - едва может выдохнуть он и
протискивается мимо меня, даже не поцеловав.
- Что случилось? Где ты был? - ору я, разрываясь между желанием
облегченно погладить его и зло пихнуть в спину.
Девушка за стойкой скептически оглядывает Джека, пока тот нервно роется
в сумке в поисках паспорта. Достав его, он останавливается на секунду, чтобы
перевести дух. Девушка смотрит на фотографию в паспорте, потом снова на
Джека. Понимаю, сравнить холеного (и чего уж там скрывать, симпатичного)
парня на фото и запыхавшегося замухрышку с мокрыми волосами и разглядеть в
них сходство крайне сложно. Но потом Джек вспоминает о своем красном дипломе
из Университета Обольстителей и выдает ей ослепительную улыбку, от которой
обычно у любой дамочки коленки подкашиваются.
- Вы уже не успеете сдать багаж, придется взять с собой, - говорит
девушка неохотно, но я-то вижу, что она растаяла. - Поторопитесь.
- Спасибо, - улыбается снова Джек. - Пошли! - командует он, закидывая
сумку на плечо. Свой баул я с трудом отрываю от пола. Несмотря на советы
Хел, у меня там практически весь гардероб и еще полмагазина "Бутс". Джек
этого не замечает. Он рвется вперед, расталкивая других отпускников.
- Джек, подожди! - кричу я, но он и в ус не дует.
По закону подлости наш выход - самый дальний от регистрации. Тщетно
пытаюсь подозвать носильщиков с тележками, которые вьются вокруг толстых
мужиков с сумками для гольфа. Неужели не видно, что мне тележка нужна
больше? Всем этим толстякам физические нагрузки только на пользу.
Бесполезно. Век благородных рыцарей канул в Лету. Я вперевалку семеню
за Джеком, который явно решил готовиться к Лондонскому марафону. Минут через
пять, все еще не преодолев и половины пути к выходу, в изнеможении
приземляюсь на двигающуюся дорожку, хватая ртом воздух. Сердце колотится
где-то в горле.
- Давай, вставай! - кричит Джек. У него еще хватает наглости орать на
меня. - Мы же опоздаем на самолет!
- Не могу... У меня сумка...
Я подъезжаю к Джеку, он вырывает у меня сумку и взваливает ее на второе
плечо.
- Эми! Что у тебя там?
- Кирпичи! - злобно взвизгиваю я.
- Кирпичи?..
- Чтобы гостиницу построить, понятно? - рычу я, мне жутко хочется его
прибить. Скидываю сандалии и бегу за Джеком.
Соня громко прицокивает, когда мы врываемся в переход к самолету. Ее
оранжевый загар на свету имеет какой-то зеленый оттенок.
- Вам придется сидеть порознь, - объявляет она и улыбается. - Желаю
солнечного и веселого отпуска.
Я представляю себе, как она будет выглядеть с выбитыми передними
зубами.
С Джеком мы сидим по разные стороны от прохода. Я втискиваюсь в самое
экономное кресло из всего экономического класса в истории авиации и
запихиваю свою сумку под ноги.
Мои пятки стерты в кровь, плечи раздавлены, все болит, я дышу как
загнанная лошадь, поэтому не сразу замечаю, что рядом со мной сидит Адский
Ребенок. Исчадие ада, дитя Сатаны. Он зловеще улыбается мне, потом открывает
рот и издает такой пронзительный вопль, что на секунду мне кажется, будто
самолет сейчас от страха сложит крылья.
- Ой, да заткнись ты! - орет ему храбрая блондинка, сидящая у окна, я в
ужасе сжимаюсь. Она роется в спортивной розовой сумке и достает оттуда
соску. Обтерев соску о джинсовую мини-юбку, блондинка сует ее в рот ребенку.
- Еще одна такая выходка - и ты вылетишь в окно, - рычит она. Судя по
взгляду, блондинка не шутит. - Ты меня понял, Даррен?
Даррен быстро бьет меня соской по ноге и отрыгивает какую-то мерзкую
жидкость мне на руку. Напомните, чтобы я связала свои фаллопиевы трубы
противозачаточным узлом.

    * * *



Обычно я люблю летать. Мне нравятся все эти бесплатные пакетики,
которые раздают в полете, и дешевая еда в самолетах. Мне нравятся
старомодные плюшевые мишки в беспошлинных отделах и бессмысленные статьи в
журналах. Я люблю струйки холодного воздуха из кондиционера над головой и
наушники с радио. И противные освежители в туалетах, и педальки для смыва.
Люблю легкость в животе во время взлета и посадки. Я даже люблю, когда
самолет начинает вибрировать от турбулентности, - так еще интереснее.
Но сегодня я ненавижу все, каждый сантиметр этого вонючего, паскудного
самолета. Рейс ЭМИ-1 на Остров Фантазий рухнул.
Не выжил никто.
Мне обидно, потому что я несколько дней готовилась к нашей поездке. Я
продумала все до мелочей: как мы встретимся ранним утром в аэропорту, словно
тайные любовники, как будем целоваться, гуляя по магазинчикам в беспошлинной
зоне, как будем смеяться и обниматься, когда Джек заплатит целое состояние
за флакон моих любимых духов. Я предвкушала, как, взявшись за руки, мы
пройдем на посадку и прижмемся друг к другу в самых укромных креслах у окна.
Я даже думала, что мы займемся любовью в туалете во время полета и вступим в
"клуб любителей высоты".
И это только для начала.
Правда, сейчас пластинка сентиментальных мелодий саундтрека к моим
фантазиям остановилась со страшным скрежетом.
- Ну, так почему ты опоздал? - холодно спрашиваю я Джека, отмыв руку.
Он поправляет сумку у себя в ногах.
- Похмелье.
- Понятно. - Я прочищаю горло. - А чем ты вчера занимался?
- Я мог бы тебе задать тот же вопрос, - резко парирует он, когда
стюардесса протанцовывает мимо нас, проверяя, пристегнуты ли ремни, и
начиная инструктаж по технике безопасности. Я вытягиваю шею из-за ее зада,