Ллойд Джон. Давай вместе

просто гипотетически. Я не предлагала ему жениться на мне, но он так странно
себя повел. Сказал, что женится только в том случае, если захочет иметь
детей. Я его спросила, когда бы он хотел иметь детей. А он ответил, что еще
очень не скоро, может быть, лет через десять, и что у него еще куча планов
на жизнь.
По-моему, нормальная для Гэва реакция.
- Но потом все вышло из-под контроля. Я сказала, что десять лет - срок
немалый, а как же мы? Тут он вдруг помрачнел, стал говорить, что я на него
давлю и почему мы не можем просто весело проводить время. А я сказала, какой
смысл в таких отношениях? - Хел глубоко вздыхает, вздрагивает, подбородок у
нее дрожит. - И правда, какой в них смысл? Зачем связывать себя с человеком,
любить его, если в один прекрасный день он намерен уйти к другой, если он не
захочет иметь детей, пока твои яичники не усохнут до состояния дохлого
клопа?
Я смеюсь, вытираю ей слезы последним куском туалетной бумаги.
- Девочка моя, ты же не можешь знать наверняка, что будет в будущем.
Как знать, кем вы с Гэвом станете.
- Но теперь я знаю, - задыхается она, - что у нас с Гэвом нет будущего.
- Неправда. Все у вас было нормально, пока ты не затеяла этот глупый
спор. Вы друг другу подходите, и вам хорошо вместе. Вот и радуйся этому.
- Что ты болтаешь? Не надо мне тут втирать про радость жизни, ни ты, ни
я гребаным дзэн-буддизмом не увлекаемся, - злится она.
Нет, сейчас она меня слушать не станет. Уперлась, козерожиха. Вывести
ее из этого состояния можно только хитростью. Слава богу, я уже сто собак на
этом съела, практически докторскую защитила по "управлению Хел и ее
эмоциями".
- Ладно, ладно, - сдаюсь я со вздохом. - Хочешь быть несчастной старой
кошелкой - пожалуйста. Но не напрягай себя серьезными отношениями с
мужчинами, а то вдруг они все опять олухами окажутся. О, идея. Точно!
Напечатай анкету и требуй от каждого приглянувшегося парня ее заполнить -
пусть ответит на все вопросы и даст гарантию подождать твоего решения,
выбран он в кандидаты или нет. Беспроигрышный вариант.
Хел невольно улыбается.
- А еще можно приковать Гэва к кухонному столу и стегать его хлыстом,
пока бедняга не сделает предложение. Ты этого хочешь? Ты уверена, что он
именно тот, кто тебе нужен? Что ты хочешь провести всю оставшуюся жизнь с
ним?
- Нет, - вынуждена признаться она. - Но я его люблю, и хочу, чтобы у
нас все получилось.
- А он разве сказал, что этого не хочет? Хел, ты ведешь себя как дура.
- Да что теперь-то? Он уже ушел.
Я закатываю глаза.
- Ага, к себе домой, не на край же света. Уже завтра вы вместе будете
смеяться над этим.
Она повеселела, и мы обнялись.
- Знаешь, самое ужасное было то, что я не могла до тебя дозвониться, -
говорит она. - Я уже начала волноваться.
- Знаю, знаю. Извини, увлеклась.
Она меня подробно расспрашивает о выходных в Брайтоне, и я ей все
рассказываю.
- Так в чем же дело? Отчего такое грустное лицо?
- Просто мне было так хорошо, а теперь такое чувство, что Хлоя меня
унизила. Вела себя как стерва.
- Может, она не зря меня предупреждала?
- А что она сказала? - подозрительно спрашиваю я.
Хел вздыхает и придает лицу скорбное выражение.
- Да так. Ничего. Просто мне бы не хотелось, чтобы ты переживала. Хлоя
знает Джека как облупленного. Он ужасный бабник. Один намек на серьезные
отношения, и он кинет тебя в ту же секунду.
- Интересно. Так ты теперь на стороне Хлои?
- Нет, - возмущается Хел, - я только не хочу, чтобы ты на многое
надеялась.
- Вот так, значит? Все, шансов у меня с ним нет? Ой, я так рада, что за
меня уже все решили. Вы мне очень помогли.
- Ну что мне с тобой делать! - с досадой восклицает Хел и усаживает
меня обратно в кресло. - Никто ничего не решил. Только ты можешь знать, что
тебе нужно. Просто подожди, посмотри, как будут развиваться события.
Конечно, она права. Но я терпеть не могу, когда мне дают мои же
собственные советы. Им тяжело следовать.

* * *

Лежу дома на диване попой вверх и разглядываю ковер. В голове полный
бардак. До моего свидания с Джеком в пятницу я точно знала, чего ждать. Я
тщательно продумала тактику и была уверена в ее успехе. Я собиралась взять
игру в свои руки, не торопиться с допуском к телу. Спать с ним в мои планы
не входило. Ну ладно, сознаюсь, я купила новое белье и даже чулки с
подвязками (хреновое изобретение - одни неудобства от него), новую
косметику, духи и платье, но все с расчетом на будущее. Пускать в ход все
это добро разом я не собиралась. Я хотела заставить его возжелать меня
настолько, чтобы ему было мало одной ночи и он увидел во мне девушку, с
которой стоит иметь долгие отношения.
Я все испортила, не успев начать.
Но потом я вспоминаю Брайтон. Воспоминания до боли свежи. Неужели еще
сегодня утром я была в его объятиях? Не могу поверить, что для него это
ничего не значило, и он так быстро меня забыл. Я ему что, предмет
одноразового пользования?
Ванна не приносит облегчения. Мне холодно, обидно, да еще обгоревшая
кожа саднит. И, даже завернувшись в мягкое, чистое полотенце, все равно
чувствую себя неуютно и одиноко. Гипнотизировать телефон бесполезно, я знаю,
что он не позвонит. Зачем? У него же под боком Хлоя - с ней веселей.
Я густо мажусь увлажняющим кремом. Жутко устала, но уснуть не могу.
Кладу руки поверх одеяла и пялюсь в потолок. В голове проносятся
воспоминания о прошедших выходных, как череда фотографий. И на каждой из них
я такая наивная и беззащитная.
Это конец всех моих надежд. Они сбылись и рухнули в один день. Годы
спустя я буду сидеть в своей хибаре, покрытая паутиной забвения, и люди
будут говорить про меня: "Ах, бедняжка. Она был счастлива в тот июньский
день. И больше счастья ей в жизни не выпало".
И хотя Джек не умер, он для меня недосягаем. Терзаю себя мыслями о том,
что он, должно быть, сейчас говорит обо мне: "Эми, да, горячая штучка.
Повеселились мы с ней неплохо, но вокруг таких полным-полно. Будут и
получше. Чего ради мне снова с ней встречаться? Друзья для меня важнее, да и
хочется пока оставаться молодым, свободным, неженатым. Зачем связывать
себя?"
Это невыносимо. Не могу лежать в постели и слушать его голос, поэтому
встаю и плетусь на кухню - выпить какао. Принюхиваюсь к молоку. Нормально,
сойдет. И, только закрыв холодильник, замечаю, что буквы-магнитики на дверце
сдвинуты с места. Зелеными, розовыми и оранжевыми цветами составлено:

ЭМИ

ТЫ СУПЕР

Я прижимаюсь лицом к белой дверце и улыбаюсь, потому что эту записку
мог оставить лишь один человек - Джек. Стою в кухне, жду, когда закипит
молоко, и, кажется, мне уже не так грустно.

5

ДЖЕК

РАССВЕТ НОВОГО ДНЯ

Утро начинается с загадки.
Вопрос. Что пахнет как сыр, на вкус как сыр, но не сыр?
Ответ. Нога Мэтта.
Мэтт, несомненно, хороший парень. Уточнение: Мэтт самый классный
парень. Мы многое вместе пережили - начиная с уроков фортепиано в раннем
детстве под руководством дико сварливой тетки мисс Хопкинс, которая
ненавидела детей, первых непристойных журналов, дешевого сидра и до нынешних
времен, когда умело маскируемся под взрослых и ответственных членов
лондонского сообщества. И могу честно сказать, что в жизни мало жертв, на
которые я не способен ради Мэтта. Если бы на сто миль в округе не было ни
одного магазина, а у меня оставалась последняя сигарета, я бы разделил ее с
ним. Если бы он упал за борт во время шторма, я бы нырнул за ним. Если бы
ему нужна была почка, я бы отдал свою. И, в случае крайней необходимости, я
смог бы отдать ему последний кусок своего любимого печенья. Но даже у самой
преданной дружбы есть свои границы. И по-моему, проснуться утром и
обнаружить, что уткнулся зубами в его вонючий большой палец ноги, - это уже
слишком.
Я отплевываюсь и рукой вытираю губы. Точнее, рукавом. Потому что я
проснулся одетым. На мне то же, что было вчера часа в три ночи, когда я
окончательно вырубился под звуки песни "Завтрак в Америке". Пытаюсь сесть,
но тут же опрокидываюсь на бок и жду, когда качка в доме Мэтта уляжется.
Через несколько секунд шторм, кажется, утихает, я приподнимаюсь, делаю
усилие и взбираюсь на диван, после чего мне наконец удается перевести свое
тело в сидячее положение. Только теперь решаюсь осмотреться.
В голову приходит одно слово: Апокалипсис. Все четыре всадника здесь,
на поле Армагеддона, которое раньше было гостиной Мэтта. Это сам Мэтт, Хлоя,
Джек Дэниелс и Джим Бим. Первые двое лежат у моих ног, прямо перед диваном,
прижавшись друг к другу, как пылкие любовники. Двое других - пустые формы,
некогда полные содержания. Стеклянная шея Джима сломана-Хлоя ударила его об
стол около двух ночи, разбрызгав все его внутренности по ковру. Джек
опустошен, его жизненные соки выпиты до дна, и он указывает на то место, где
сидел я, когда мы играли в "бутылочку". Взирая на эту картину упадка, порока
и полного ничтожества, я прихожу к выводу, что жизнь моя - дерьмо.
Что-то надо менять.
Провожу экстренную диагностику своего состояния:
Вкус: перегар, сигареты и чипсы "Принглз барбекю".
Осязание: нестабильное, кожа липкая и холодная.
Зрение: замутненное.
Слух: храп Мэтта, стук сердца.
Обоняние: запах ног Мэтта.
Подтвердились мои худшие опасения. Моя жизнь - дерьмо. Дерьмо - моя
жизнь. В данный момент разницы практически не видно. Я слишком много пью.
Слишком много курю. Мало работаю. Я живу так последние шесть месяцев. Я сам
так хотел. Но больше не хочу.
Слышу, как кто-то громко пердит, и понимаю, что это Мэтт. Его
перекосило, словно от боли, и в ту же минуту он с невероятным трудом
открывает глаза. Непонятно, то ли реакция верхней части тела на странное
поведение задницы, то ли слабый утренний свет, пробивающийся сквозь шторы,
возбуждает в его голове мыслительный процесс с последующим умозаключением:
сейчас утро, понедельник, но на работу в таком состоянии идти нельзя. Он
стонет, смотрит на часы и бормочет что-то невнятное. После чего снова
закрывает глаза и трясет Хлою.
Мэтт. Прассствать.
Хлоя. Ууу. Чеметавоняит?
Мэтт. Панятьянемею.
Хлоя. Ууу. Фууууу. Блингдеэтая?
Мэтт. Мыапаздывм. Рботу. Мыапаздъемнарботу.
Хлоя. Нахренрботу. Йаумирайу. Умнябашкащастреснт.
Мэтт. Слушйклоя. Тебепрассствать. Двай. Ствай.
Хлоя. Ладна. Щсссссс. Ищодестьменутиястану.
Мэтт. Ладна. Ищодестьменут. Нопатомпдемнарботу. Ладна?
Хлоя. Угу.
К счастью, в мои культурные и лингвистические навыки входит знание
похмельного диалекта. А потому я в состоянии перевести состоявшуюся беседу и
понять, что они решили пока не двигаться с места. Вот и чудно. Потому что
мое похмелье становится невыносимым. Мне нужно принять ванну. Хорошую,
горячую, неспешную ванну.
Через пять минут после погружения ноющего тела в воду я по-прежнему
едва жив. Похмелье усугубляется глубокой депрессией и чувством омерзения к
себе. Чудовище Франкенштейна отдыхает. Носферату тоже. Я самое ужасное из
всех чудовищ. Проклятый урод, обреченный скитаться по свету в страданиях до
скончания веков. У Данте про этот круг ада ничего не сказано.
Физическое доказательство моего ужасного состояния основывается на
следующих фактах:
а) в моем черепе солирует одуревший от амфетаминов барабанщик оркестра
Лондонской филармонии;
б) в желудке урчит и крутит, как будто я проглотил бешеного терьера;
в) уровень воды в ванне заметно повышается от прилива пота, струящегося
с моего лба.
В приступе раскаяния и жажды искупления обращаюсь к религии. Я
паломник, а ванная - моя католическая святыня Лурд. Восхваляю Всевышнего за
дар горячей воды. Аллилуйя пречистому Мыльному Духу и будь благословенна
пенная ванна и все, кто омывается в ней.
Хм. Не помогло. В этот трудный час Бог, в которого я перестал верить,
когда мне было еще двенадцать, решил воздать мне по заслугам. Остается
только признать жестокую правду - мое тело не храм, а свинарник. Причем
весьма запущенный. Тут я вспоминаю совет Эми про КВН, временно покидаю свое
прибежище, шлепаю мокрыми ногами до аптечки и достаю пару таблеток нурофена.
Запиваю их пригоршней воды из-под крана и возвращаюсь в свой водяной кокон.
В ожидании благотворного действия химикатов вытаскиваю из-за крана свою
маску и трубку и надеваю. Смена обстановки вполне может способствовать моему
выздоровлению. Некоторые люди приводят мысли в порядок посредством
медитации. Другие употребляют наркотики. Я же надеваю маску с трубкой и лежу
в ванной лицом вниз. Прощай, земная твердь и все твои печали. Да здравствует
Атлантида.
Я погружаюсь под воду и начинаю игру, в которую играю с детства:
закрываю глаза и представляю, что я в море и созерцаю чудесный подводный
мир. Подо мной яркие коралловые рифы, и теплые воды течений ласкают меня.
Листья водорослей нежно касаются моей кожи, мимо проносятся рыбы. А надо
мной, над изумрудными волнами, - ясное голубое небо.
Но иногда от реальности не убежать. Как сейчас, например. Воображаемая
картинка рассеивается, и вот я уже в мутной воде под слоем пены. Не могу
сконцентрироваться. В мыслях полный разброд. Это моя давняя проблема.
ОГРОМНАЯ проблема: моя жизнь и к чему она ведет. И почему я до сих пор не
достиг желаемого? Мне двадцать семь лет, и кто я? Ответ: никто. Понимаю, что
эти рассуждения в большей степени навеяны похмельем, но мне от этого не
легче. Я растрачиваю свою жизнь попусту и знаю это.
Определенно надо что-то менять.
В конце прошлого года я принял решение, что брошу работу и стану
художником. Спрыгну с кормы корабля под названием "Комфорт", откажусь от
стабильной и тихой жизни с приличной зарплатой, пенсионными выплатами и
удобным режимом работы с девяти до пяти. Человек за бортом! Я попытаю судьбу
и назло волнам и акулам устремлюсь к заветному Острову Исполнения Желаний.
Итак, 1 декабря 1997 года меня окончательно достала работа в оформительском
отделе компании "Пропиксел Лимитед" в Уэмбли. На экране моего "Макинтоша"
красовался незаконченный дизайн-проект упаковки "Чик-о-Ликс" ("В соусе
курятина, ароматная вкуснятина!"). Рисунок тот, в порыве солидарности со
всеми курами Земли, я уничтожил. В заявлении, которое я напечатал тем же
вечером на компьютере Мэтта, причиной ухода я назвал "смертную тоску".
На достижение цели я дал себе год. Пан или пропал. А если пропал, так
тому и быть. У меня достаточно опыта и связей, чтобы в любой момент найти
другую дерьмовую работу в другой дерьмовой фирме. И пусть. Главное, что я
все же попытался. Я не стал мириться с посредственностью. И, даже несмотря
на мое сегодняшнее положение - половина отведенного срока за спиной, а
заветного берега все не видно, не жалею о своем выборе. Меня бесит только
то, что кучу времени я потратил впустую. Если для достижения успеха нужны
здоровые амбиции, то моим, я подозреваю, сильно нездоровится. И меня это
сильно раздражает. Вывод: пора приниматься за работу. Сегодня. С этого дня я
беру жизнь в свои руки. Напишу новую картину. Кажется, в голове начала зреть
идея. Я чувствую прилив сил, - быть может, это начало больших перемен.
Улыбаюсь. Одна хорошая мысль. Одна хорошая мысль - и былых страхов как
не бывало. И я могу летать, как Питер Пэн. К тому же меня посетила не одна
хорошая мысль, а целых две. Первая - я готов приступить к работе. Вторая -
Эми. Вспоминаю наши выходные в Брайтоне, смакую лучшие моменты: дурачества
на пирсе, французский ресторан, душ в гостинице... все было классно. Эми
мила, чиста. В ней есть то, чего мне сейчас так не хватает. Мне просто
необходимо проводить с ней больше времени. По-приятельски. Как с другом, с
которым я иногда сплю.
Как со своей девушкой.
Этот вывод возник у меня в голове неожиданно, словно черт из табакерки
(или, как говорит Хлоя, "черт-те что из табакерки"). Так же, как и то, что я
услышал вчера вечером. Мы играли в "бутылочку" на раздевание. Помню, как
Хлоя крутанула бутылку "Джека Дэниелса" и та показала на меня. Перед этим
Мэтт нам наврал кучу всего, не ответив честно ни на один вопрос, за что и
поплатился. Ему было назначено наказание: выпить три ложки оливкового масла
и раздеться догола. Он сидел у дивана, запихав свои причиндалы между
скрещенных ног, отчего смахивал на женщину. Хлоя врала более убедительно,
поэтому отделалась только джинсами. Я же гордился тем, что секретов от самых
близких друзей у меня практически нет. Но и мне пришлось понести наказание
за ложь. Когда бутылка показала на меня, Хлоя начала спрашивать меня об Эми.
- Можно ли сказать, - спросила она с хитрой улыбкой, - что Эми твоя
девушка?
- Нет.
- Врешь, - ответила она и обернулась к Мэтту, рассчитывая на поддержку.
- Врет, - согласился он. Хлоя протянула руку:
- Шорты. Снимай и давай сюда.
- Ни фига. Я правду говорю. Мы с ней только познакомились. Мы просто
друзья. Понятно? И уж конечно, она не моя... ну, сами знаете кто. Вот, блин!
Хлоя зацокала и снова взглянула на Мэтта:
- Моя думать, его слишком сильно отпираться.
- Согласен, - сказал Мэтт. - Могу я предъявить обвинение?
Хлоя откинулась на подушки и взмахнула рукой:
- Валяй, мой ученый друг. Ты же у нас юрист, в конце концов.
Мэтт поднялся, потом вспомнил, что голый, сел обратно и закрыл руками
свой волосатый треугольник.
- Итак, вы, мистер Росситер, провели все выходные в компании Эми
Кросби. И в течение этого времени вы предавались занятиям, не
соответствующим кодексу холостяка, то есть, простите за просторечное
выражение, - произнес он голосом, полным отвращения, - не ограничились
простым флиртом с целью мимолетного секса с незнакомой женщиной. Отнюдь,
сэр, - быстро продолжил он, - думаю, вы преследовали совершенно иные цели.
Например, имели ли вы неосторожность пригласить упомянутую Эми Кросби в этот
дом на... - он нарочито откашлялся, - ужин?
- Да.
Мэтт нахмурился.
- Как я и предполагал, господа присяжные заседатели. Но разве вы не
усугубили свое положение, приведя свою гостью в заведение сомнительной
репутации под названием "Казакова" в городе Брайтоне?
- Да, - вынужден был признаться я, - ну и что? Вы оба знаете, что я не
в первый раз вожу женщин в это заведение. Это еще ничего не доказывает. И не
означает, что она моя девушка.
- В таком случае, - набросился на меня Мэтт, - как вы объясните суду
тот факт, что сегодня мы застали вас с вышеупомянутой Эми Кросби, висевшей у
вас на спине, когда вы входили в эту комнату, хихикая от удовольствия?
- Мы просто веселились.
Мэтт подавил смешок, потом собрался с силами и, понизив голос, с
пафосом произнес:
- О нет, господа. Это было нечто большее. Разве это не было проявлением
чувств мужчины к женщине?
- Не было.
- Ну ты и врун, - заявила Хлоя, смеясь. - Ты же втюрился в нее. По уши.
Неужели так трудно признаться?
- Это неправда, - уперся я, стараясь не смотреть им в глаза.
- Итак, - продолжил Мэтт, - даже в свете новых доказательств вы не
намерены передать суду свои шорты?
- Нет.
- За неуважение к суду, - приняла решение Хлоя, - объявляю игру
законченной.
Моя девушка.
Эти слова по-прежнему преследуют меня, как бы я вчера ни отпирался.
Странно, но тогда я и сам верил в то, что с Эми мы просто друзья. Только вот
не знаю почему, но мне стыдно. Такое чувство, что я ее предал, - наверное,
так и есть. Я был пьян, но это не причина. И тогда, и сейчас я знаю, что нам
вместе было классно. Так почему я наговорил про нее столько ерунды? Как
вышло, что после возвращения из Брайтона я отстранился от нее? С чего? Может
быть, потому, что она ушла к своей подруге, а я остался с Мэттом и Хлоей?
Триумвират. Все как всегда - напились, потрещали, и никто нам больше не
нужен.
Моя девушка.
Не могу избавиться от этих слов. Потому что знаю - я еще увижусь с Эми.
Я этого хочу. Скоро.
В голове возникает мысль: наверное, вчера я все-таки должен был снять
шорты.
Вдыхаю, но воздух не идет. В панике я переворачиваюсь на спину и
выныриваю на поверхность. Хлоя сидит на краю ванны и смеется:
- Русалок не встретил, морячок?
Мэтт, завернутый в полотенце, заглядывает в ванную и подозрительно на
меня смотрит.
- Зачем ты это сделал? - спрашивает он, сморщив от отвращения нос.
Я вытаскиваю трубку изо рта.
- Что сделал?
- Отодрался от пола и даже проснулся. Зачем ты встал - тебе ведь не
надо на работу идти.
- Потому что, брат мой, - говорю я, снимая костюм человека-амфибии и
снова превращаясь в обычного молодого человека, - работать мне все равно
надо. - Вынимаю затычку из своего океана, встаю, вылезаю из ванны,
протискиваюсь мимо Хлои, которая отводит взгляд, и оборачиваюсь в полотенце.
- Именно этим я сейчас и собираюсь заняться.

ПИКНИК

В четверг утром меня ждет сюрприз: мне приснилась Эми. Мы сидим с ней
на пляже тропического острова, солнце тонет в море, опуская за собой темный
звездный занавес. Тепло, но я все равно прижимаю ее к себе.
- Так хорошо, - шепчет она; ее голова на моем плече, и волосы щекочут
щеку. - Я могла бы всю жизнь так просидеть.
- Да, хорошо.
Но прежде чем я успеваю еще что-то сказать - а мне есть что ей сказать,
- слышится громкий вой. Я оборачиваюсь, но вижу только пальмовые заросли в
глубине пляжа. Потом пронзительный вой переходит в бешеный лай. Я
поворачиваюсь к Эми, и она поднимает на меня взгляд. Сначала меня охватывает
такой шок, что я не могу отреагировать на то, что вижу: из шеи Эми вырастает
волчья голова, с клыков капает слюна. Я парализован ужасной картиной и
протяжным воем, исходящим из ее пасти, который переходит в рев. Но потом я
отталкиваю ее, поворачиваюсь и бегу по песку, моля о помощи и спасении.
Просыпаюсь весь в поту, даже подушка мокрая. Но жуткий рев не затихает.
Потом сердце успокаивается: я понимаю, откуда идет звук, - это вопит мой
будильник Толстый Пес. Протягиваю руку к тумбочке и запускаю своего
мохнатого друга в стену. Ударившись, он взвизгивает от боли, падает на пол и
замолкает.
Толстого Пса мне подарил на Рождество мой брат, техноманьяк. Когда
будильник включается, то начинает тихонько пыхтеть, потом пыхтение
перерастает в рычание, завывание и бешеный лай и в конце концов переходит в
оглушительный рев. К подарку прилагалась открытка с надписью: "Новая девушка
для моего брата. Хо-хо-хо. Большой Билли". Мудрый братец. Хотя это не худший
из его подарков. Во всяком случае, это лучше, чем электрическая грелка в
форме носка, которую он подарил мне в прошлом году.
Что касается вторжения в мои сны, Толстый Пес проделывает это не в
первый раз. И это меня радует, потому что иначе я бы непременно решил
истолковать сон с точки зрения Фрейда. Например, так:
А. Тихий пляж означает, что мне не хватает покоя и понимания;
удивительное превращение Эми в волка в тот момент, когда я собираюсь сказать
ей о своих чувствах, означает мой страх потерять независимость;
следовательно, налицо моя эмоциональная незрелость и одна лишь мысль о
серьезных отношениях вызывает у меня ужас.
Б. В Эми что-то есть от собаки, и мне она не очень нравится.
Поскольку упругость моего пениса явно вызвана постоянными мыслями о
сексе с Эми, версия Б отпадает. Так что остается версия А. Но она тоже не
подходит. Нет у меня никакой эмоциональной незрелости. Потому что эмоций у
меня не меньше, чем у всех остальных. Просто я в них очень избирателен. И
никакого страха у меня нет. Чего бояться-то? Пока в наших отношениях диктую
правила я, а не Эми. Ведь она сама мне позвонила во вторник. Да, конечно, я
то и дело подкидывал новые темы, чтобы продлить наш разговор. Ну и что - это
же нормально. Просто я общительный парень. И я сам контролирую, насколько
далеко могут зайти наши отношения. И в любой момент ничего не стоит все
бросить и уйти. Подумаешь. Я теряю свою независимость? Чушь собачья. Я
завишу от нее не больше, чем когда познакомился с ней.
Все, Фрейд свободен.
Я беру телефон.
- Привет, Эми. Это Джек. Как насчет пообедать вместе?
На другом конце провода раздается долгий, нежный и - придется это
признать - очень сексуальный стон.
- Джек?
- Да, парень, с которым ты провела все выходные.
Снова стон.
- Который час?
- Примерно полдевятого. Она прочищает горло. - Это... э-э... как дела?
Слышу, как Мэтт выходит из ванной.
- Неплохо. А ты почему еще спишь?
- Сегодня не надо на работу. В агентстве ничего не подыскали. - Голос
грустный.
- Извини. Я тебе не дал выспаться, да? - Нет-нет. Хотя... да. - Она
смеется. - Но ничего страшного. Приятно снова тебя слышать.
Тишина. Слышу, как она переворачивается в постели. Представляю, как она
лежит сейчас там, волосы разметались по подушке, глаза закрыты. Жалко, что я
сейчас не с ней.
- Пообедать, - говорит она. - Да, отлично. А где? Я смотрю в окно.
- Похоже, день сегодня выдался отличный. Как насчет Гайд-парка? Устроим
пикник, позагораем.
- Здорово. Во сколько? И где? Парк большой.
- Ты можешь забрать меня с работы. - Едва закончив фразу, я понял, что
облажался.
Она не понимает - слышу по голосу.
- В смысле - домой за тобой заехать?
- Э-э-м... Нет! - Придется выдумывать на ходу. - В галерее в Мэйфейр.
Это галерея моего друга. Он уехал, и я обещал за ней присмотреть...
- А, понятно. Давай адрес.
Мы поговорили еще несколько минут, потом я кладу трубку, потягиваюсь и
встаю с постели, бодро насвистывая. Голова ясная и трезвая. Причина -
минувший понедельник. В понедельник около одиннадцати утра я отправился в
мастерскую и принялся за работу. С того времени и до позднего вечера - был