Лобановская Ирина. Что мне делать без тебя?

   Олеся опустилась на диван и заплакала. Похоже, она окончательно превращается в истеричку. Перед ней стоял мальчик, которого она искала и ждала всю жизнь. Почему он пришел к ней так поздно?
   - В который раз ты плачешь из-за меня, Леся, - тихо и растерянно сказал Карен. - Что за ерунда у меня вечно получается... Пожалуйста, не надо... Сейчас вернется Левка, мы будем ужинать... Ты не могла бы постараться и обратить хоть немного внимания на хозяйство? У нас сплошь и рядом нечего есть...
   - Я постараюсь, - вытирая слезы, сказала Олеся. - И мне кажется, Полина уже открыла Левону.
   Полина действительно вышла на звонок. Ведь если мама и Карен увлеклись выяснением отношений, они не услышат ничего на свете.
   Левон растерялся, увидев ее.
   - Ты похожа на "Весну" Ботичелли! - объявил он, часто листавший дома альбомы репродукций.
   Видно, недаром его старший брат когда-то сравнивал Полину с "Весенней сонатой" Моцарта.
   Полина с мировой живописью была не слишком знакома. Напряженно сморщив лоб, она тщетно пыталась припомнить "Весну", не смогла и огорчилась: очень хотелось знать, на кого она похожа. И стала вместе с Левоном Поля разбирать принесенные им продукты.
   - Не забудь принести мне завтра Сонечку! - напомнила Поля. - Приходи вечером, я всегда бываю дома после пяти. И часто одна. А хочешь, приезжай с Кареном, он тоже часто бывает у нас.
   - Он хочет у вас жить? - с интересом спросил Лев.
   - Наверное, - пожала плечами Полина. Ее не слишком занимал этот вопрос. - Мне кажется, они с мамой собираются пожениться.
   Левон задумался. Новость была неожиданная.
   - Тогда, - в раздумье произнес он, - тогда и я смогу жить у вас тоже...
   Все мужчины в семье Джангировых делали свой выбор моментально, раз и навсегда. Полина снова повела плечами.
   - А ты почему?
   - Как брат Карена.
   - Ну, если ты принесешь с собой Сонечку - тогда пожалуйста, - милостиво согласилась девочка. - И если разрешит твоя мама.
   Левон недовольно нахохлился. Да, родители могут воспротивиться, они почему-то и Карена отпускают сюда не слишком охотно. Хотя какое им дело до жизни братьев?
   - Ладно, мы решим этот вопрос позже, - подытожил Левон. - Главное - ты не возражаешь.
   Полина в который раз равнодушно передернула плечиками. Ей, в конце концов, совершенно все равно, кто и сколько времени здесь будет жить. Пусть только не трогают ее, не мешают делать, что заблагорассудится, например, рисовать фантастические картины. Еще было бы хорошо не ходить в школу, но уж такого мать ни за что не позволит. Она просто не может об этом спокойно слышать и тут же начинает кричать. К своему восторгу, Полина неожиданно выяснила, что Левон тоже не любит учиться.
   - Вот здорово! А то у нас в доме все учебу просто обожают: и мама, и Валерий, и Карен... Ты совсем не похож на Карена и нравишься мне больше.
   - Да? - обрадовался Левон. - А кто такой Валерий? Его сегодня здесь нет?
   - Его вообще больше здесь нет, - грустно сообщила девочка. - Он был у нас раньше, а потом появился Карен, и Валерий куда-то уехал, и даже не сказал куда. Никому не оставил своего адреса... Мы с Глебом - это мой дед - провожали Валерия, но больше о нем ничего не знаем.
   Левон попробовал осознать коротенький рассказ Поли и постичь смысл происходящих в этом доме событий, пока не слишком ему понятных и не очень объяснимых.
   - Скажи маме и Карену, что все готово, - велела Полина, осматривая себя в зеркало. - Как ты думаешь, я прилично одета для ужина?
   Неосознанное кокетство, внезапно разбуженное мальчиком, заставило ее обратить наконец на себя внимание и соприкоснуться с миром, категорически и твердо отвергнутым.
   - Ты замечательно выглядишь! - с искренним восторгом воскликнул Левон. - Правда-правда! Тебе очень идет зеленый цвет!
   Полина удовлетворенно кивнула и сделала царственный жест рукой в сторону комнаты матери.
   - Ну, тогда зови их. Вдвоем они могут не вспомнить ни о чем до утра!
   И дети переглянулись по-взрослому понимающе и насмешливо. Левон осторожно постучал в дверь.
   - Ужин готов! И мы вас ждем!
   Полина смотрела светло и доверчиво.
 
   Дома никто не задал Левону ни единого вопроса. Родители пришли к молчаливому соглашению ничего больше не предпринимать, ни во что не вмешиваться и полностью положиться на судьбу. Джангировы избегали всяких разговоров и упоминаний о Карене. Правда, им постоянно приходилось строго следить за собой: его имя готово было то и дело сорваться с языка и нарушить хрупкий, неустойчивый покой и временное равновесие. Шаги первенца, казалось, звучали в доме постоянно, здесь навсегда поселились его запахи, его голос, его смех... Присутствие в квартире старшего сына родители ощущали во всем - и тем болезненнее и страшнее было для них его отсутствие.
   В комнату сына родители старались не заходить. Туда заглядывала только вздыхающая Дуся для уборки. Карен не звонил и не приходил. Левон подробностями родителей не баловал, да они и не хотели лишний раз бередить незаживающее. Ашот внутренне был готов к самому худшему - он сумел убедить себя, что выхода нет, что он виноват больше всех и должен нести вполне заслуженную кару. Он постарался внушить это и жене, но Марго, слушавшая его невнимательно и рассеянно, продолжала думать о чем-то своем и мучиться предпочитала в одиночку.
   Маргарита похудела, осунулась. Казалось, даже прилегли и присмирели ее пышные волосы, словно испугавшись странного поведения и постоянного угрюмого настроения своей раньше такой счастливой и беззаботной хозяйки.
   Ашот уезжал по делам очень рано и возвращался поздно вечером, почти к ночи, чтобы только наспех перекусить, поцеловать жену и лечь спать. Джангировы почти перестали разговаривать, предметов и времени для разговоров больше не находилось. Они напрочь забыли о ласках в постели и нежных словах, будто не замечали друг друга, погрузившись в свое изматывающее раскаяние, не приносившее ни малейшего облегчения. Да они и не искали облегчения. Они думали о Карене, который забыл о них. У него были совсем иные заботы.
 
   Молодость и здоровье с трудом пытались победить никак не проходящую слабость. Олеся настояла на регулярном посещении тренажерного зала, и Карен потихоньку вошел в привычный ритм. Если бы не проклятое бессилие ночью... Здесь все было совершенно бесполезно. Отчаяние Карена, с утра овладевающее им с чудовищной силой, к вечеру вновь сменялось безрассудной надеждой, таявшей в темноте... И он, и Олеся безумно устали, выдохлись в неравной борьбе.
   Близились экзамены в университет. Карен был прекрасно готов к ним, он занимался еще лучше, чем всегда, но либо лекарство Маргариты оказалось слишком сильным для подростка, либо действие усиливалось нервным срывом мальчика, который не мог овладеть собой.
   Тяжелая обстановка нагнеталась день ото дня: Карен и Олеся нервничали, стараясь это скрыть друг от друга и убедить себя в том, что все нормально. Жизнь разряжали и скрашивали Полина и Левон, очень подружившиеся. Они мирно ворковали в комнате Полины, играли с Сонечкой, готовили ужин и звали старших есть. Если бы не дети, в доме стало бы невозможно находиться. Неосознанно помогая взрослым, дети практически их не видели - они занимались только собой. Точно так же не баловали детей вниманием Олеся и Карен, тщетно пытаясь выбраться из страшного круга, куда насильно толкнули их сильные руки Ашота Джангирова.
   Двое дрались яростно, ожесточенно, выбиваясь из последних сил, забывая обо всем на свете и чувствуя, что сейчас вся их дальнейшая жизнь, их общее существование зависят лишь от них самих. Победителем должен быть только Карен, и он будет им, несмотря ни на что. Так обещала Леся.
 
   Ашот Джангиров видел избранницу своего первенца. Как-то возле школы он, словно по примеру сына, подкараулил маленькую учительницу, которую узнал очень легко: рядом с ней шел его мальчик. Она шагала легко и свободно, все летело ей вслед: волосы, юбка, шарфик на шее... Все улыбалось ей: Карен, школа, деревья вокруг... Задумчиво улыбнулся и Ашот: выбор сына был безупречен, лучшего не сделал бы даже он сам, не будь на Земле Маргариты и доведись начать все сначала. Олеся - обворожительная женщина, не понимающая самых очевидных вещей и не желающая их понимать...
   Мальчику скоро шестнадцать. Через десять лет он - молодой мужчина а ей - около сорока... Задумывается ли она хоть о чем-нибудь? Сознает ли, что делает? Конечно, нет! Эти пленительные распустехи абсолютно непутевы и бестолковы. Именно в безалаберности их особая прелесть и вечное обаяние. Без такого чарующего легкомыслия они потеряли бы так много, что не смогли бы свободно, без всякого труда привлекать к себе постоянное мужское внимание. Джангиров-старший хорошо знал этот тип женщин.
   Ашот проследил путь сына и Олеси до машины, снова улыбнулся и подождал, пока они отъехали. Нельзя, чтобы Карен увидел его здесь... Но теперь, похоже, он сам уже больше не увидит сына. Ашот попытался разговорить Левона, но это оказалось не так просто. Младший сын по-мужски сдержанно рассказал, что они с Полиной играют с Сонечкой, смотрят телевизор, слушают музыку. Иногда они с Полей ходят в кино, но редко, потому что у матери Полины не хватает денег. И сейчас ей приходится трудно. Это был еще один удар по больному месту: Карен не заезжал даже за деньгами.
   - Я дам тебе, сколько нужно, - быстро сказал Ашот. - И ты обращайся ко мне всякий раз, когда понадобятся деньги.
   - Карен не велел мне ничего брать у тебя, - возразил мальчик. - Он сказал, что его на днях возьмут ремонтировать автомобили..
   - Но этого мало, Левон! - попытался переубедить сына Ашот. - Этого не может хватить на жизнь!
   - Нам хватит, папа! - махнул рукой неразумный Левон, полностью находящийся под влиянием такого же неразумного брата.
   Ашот попробовал подослать к Левону Маргариту: у нее сложились более доверительные и близкие отношения с младшим сыном. Рите удалось кое-что разузнать. Главное, что поняли вконец измученные и несчастные родители: Карен чувствует себя неплохо и снова ходит на тренировки с Олесей, которая просто обожает бегать, прыгать и висеть на тренажерах. И что речи о его возвращении домой нет, наоборот, он хочет остаться там на всю жизнь и скоро женится на Олесе. А Левон на Полине, как только вырастет. Круг замкнулся окончательно. Его страшные жесткие линии сжимались вокруг Ашота навсегда. Он прижался лбом к плечу Маргариты.
   - Нам с тобой осталось только умереть, рыжая... - с горечью прошептал несгибаемый журналист.
   Маргарита печально кивнула. Она всегда легко принимала на веру все, что говорил муж.
 
   Полина сидела на подоконнике, болтая ногами. Сонечка бегала возле, чрезвычайно довольная и оживленная. Она давно привыкла к девочке, и здесь ей, пожалуй, нравилось куда больше, чем в доме Джангировых, где в последнее время прочно поселились тоска и тревога. Левон был тут же. Он с визгом и криком носился по квартире. Детям никто не мешал. Свобода была их главной привилегией, и они ею очень дорожили.
   - Немедленно слезь с окна, Поля! - раздраженно велела появившаяся Олеся. - Ты можешь свалиться! Левушка, я очень тебя прошу, не разрешай ей сидеть на подоконниках! Это добром не кончится!
   - Хорошо, я прослежу, - с готовностью ответил Левон и потянул Полину за руку. - Идем, нам пора накрывать на стол!
   Олеся посмотрела вслед детям.
   - У тебя чудесный брат. Но вы с ним такие разные...
   Карен неопределенно хмыкнул.
   - Заключение явно не в мою пользу. Очевидно, я далеко не чудесный.
   - Ну что ты! - Олеся стремительно провела пальцами по его щеке. - Ты же знаешь, я очень часто неточно выражаюсь в отличие от тебя. Вы оба чудесны по-своему!
   Карен засмеялся.
   -Ладно, выкрутилась! Но в другой раз будь со словами поосторожнее, ты действительно обращаешься с ними крайне небрежно. Полина у тебя тоже замечательная, только... - и мальчик запнулся.
   - Что только? - с тревогой спросила Олеся. - Договаривай!
   Карен пожалел о сказанном. А еще минуту назад поучал Олесю...
   - Да нет, ничего... Я просто хотел сказать, что Полина, как бы выразиться точнее, она очень необычная, странная...
   - Ты хочешь сказать, что это плохо? И это уже видно со стороны?
   - Прости меня, Леся! - расстроенно воскликнул Карен. - И что меня потянуло за язык! Это не плохо, совсем не плохо, это только совсем непохоже на других! А у нас ведь часто непонятное и необъяснимое принимают за плохое. Я просто дурак, Леся, безмозглый кретин, прости меня! Я не хотел сказать ничего ужасного!
   Олеся села на диван. Она не заблуждалась насчет Полины, но все же не представляла до конца, насколько очевидными становятся странности девочки, ее неизменная отрешенность, оторванность от реальности, от окружающих. Дочь живет сама по себе, и вот только, пожалуй, Левон... Олеся тяжело вздохнула и сгорбилась. Глаза снова стали мокрыми. Карена уколола привычная жалость: маленькая, несчастная, совершенно беспомощная наедине со своей бедой Леся может рассчитывать только на него, Джангирова, и она вправе на него рассчитывать. Карен грубовато притянул ее к себе.
   - Дети приготовили нам ужин, пойдем... Я согласен всю жизнь утешать тебя, Леся... Понимаешь, утешать и вытирать тебе глаза и нос... Это единственное, что тебе всегда крайне необходимо, ты не находишь?
   Олеся улыбнулась сквозь слезы. Да, неискренностью Карен Джангиров никогда не страдал, но какой странный у него сейчас взгляд... Почему он вдруг остановился и слегка помутнел, стал стеклянно-невидящим, как бывал раньше когда... Карен машинально водил ладонью по руке Олеси и вдруг резко, непроизвольно вздрогнул и уставился вопросительно и недоумевающе.
   Но тут ворвалась возмущенная Полина.
   - Сколько можно вас ждать? Мы с Левоном сидим-сидим, скучаем-скучаем, голодные-преголодные! А вы тут занимаетесь не поймешь чем! То ли целуетесь, то ли ссоритесь! У вас, мама, никогда ничего не разберешь!
   Олеся встала и взяла Карена за руку.
   - Ну, нет! - строго продолжала Полина. - Вы даже не вымыли руки, а нас вечно сначала гоните в ванную!
   - Ты всегда была ужасная грязнуля, Леся! - чересчур радостно сообщил Карен и быстро, слишком возбужденно потянул ее за собой. - Еще чуть-чуть, Поля, и мы придем! Потерпи минут десять! - он торопливо закрыл дверь ванной и щелкнул замком. -Раздевайся! Быстро!
   - Ты с ума сошел! - прошептала Олеся. - Дети ждут!
   - Подумаешь, проблема, подождут! В темпе! Полина сама отослала нас мыться, ну и прекрасно! Очень умная девочка! Открой воду и мой руки! Ну, быстрее же, Леся, быстрее! Ты моешь руки тщательно и долго, поняла?
   - Но ты можешь подождать...
   - Не могу! - отрезал Карен. - Я не могу и не хочу ждать, ты давно знаешь об этом! Тем более сейчас! Почему тебе нужно все всегда объяснять? Ты не понимаешь самых очевидных вещей!
   И он больно впился зубами в ее рот. С шумом льющаяся из крана вода заглушала слова и звуки...
 
   Потом была долгая бессонная ночь. Карен безумствовал не столько от вполне утоленного желания, сколько от вернувшейся возможности властвовать над ним. Он как бы проверял свою силу вновь и вновь, испытывал ее на прочность.
   Олеся провалилась в сон почти под утро. Добудиться ее Карен не сумел. Тогда он тоже опустил рядом с ней взлохмаченную голову и закрыл глаза.
   Над городом поднималось тихое, задумчивое солнце.
 
   11
 
   Лето проплыло мгновенно, словно за один день. Оно было коротким, стремительным, но ровным, как погода в июле. Надвигались новые дожди. Город пожелтел и сморщился в одну ночь.
   Карен поступил в университет и начал подрабатывать ремонтом автомобилей. Уехать на лето они, конечно, не смогли, и даже Левон не пожелал отдыхать с родителями: расстаться с Полиной на месяц оказалось выше его сил.
   В середине августа Олеся совсем истомилась от городской духоты и безделья и делала вид, что готовится ко дню рождения Карена: ему исполнялось шестнадцать лет. На самом деле занимались подготовкой в основном дети, а Олеся часами сидела с ногами в кресле, уткнувшись в книгу. Иногда пыталась чем-то помочь, бодро, энергично бралась за покупки и уборку, но ее энтузиазм слишком быстро иссякал, и она все бросала на детей и опять забивалась в свое любимое кресло.
   Карен с утра до вечера был в мастерской, где легко и просто, как всегда без всякого труда, завоевал уважение и нашел новых друзей. Возвращался он потный, грязный, долго плескался в ванной, а потом с удовольствием ел в присутствии очаровательно сонной Олеси и солидной хозяйственной Полины. Часто тут же болтался Левон, который теперь как минимум два раза в неделю гонял Гришу за продуктами. Старший Джангиров был счастлив помочь сыновьям любой мелочью и радостно спешил выполнять редкие просьбы младшего сына, в основном касающиеся машины.
   - А если отец позвонит тебе на день рождения? - неуверенно спросила Олеся у Карена.
   Он с нарочитым удивлением поднял брови.
   - Я приму его поздравления по телефону.
   - А если он захочет тебя увидеть?
   - Не захочет! - холодно отверг такое предположение Карен. - Он больше не имеет права ничего хотеть!
   - Я бы так не смогла, - призналась Олеся. - Все-таки это твой отец...
   Карен осмотрел Олесю с ног до головы.
   - Ты сообщаешь мне такую потрясающую новость после всего, что случилось? - сухо поинтересовался он. - И как ты себе представляешь нашу встречу? Мы с отцом бросимся друг другу в объятия и дружно зарыдаем? Уж лучше бы ты ничего не придумывала, Леся! Твоя богатая фантазия становится серьезным недостатком.
   Олеся вздохнула. Мальчик был, как обычно, предельно откровенен.
   - Но родители вполне могут просто позвонить.
   - Значит, я положу трубку! - подвел итог бессмысленному, на его взгляд, разговору Карен. - Лучше скажи, когда мы с тобой поженимся?
   - Когда ты будешь совершеннолетним, - отозвалась Олеся. - Ты знаешь это лучше меня.
   - Нет, не знаю, - отказался Карен. - Я думаю, что закон можно обойти, можно уговорить и можно купить. В конце концов, давай обвенчаемся в церкви. Мне кажется, там не спросят, сколько мне лет, хотя я плохо знаком с церковными правилами. Но ты ведь туда захаживаешь, значит, можешь спросить. Почему бы тебе не поговорить со священником?
   Олеся молчала, задумавшись. Мальчик постоянно торопил события.
   - Ну ладно, придется и это тоже сделать мне самому, - заключил он, взглянув на нее. - Ты совсем зачиталась. Тебе нужно встряхнуться.
   - Я больше не хочу, - испугалась Олеся. - Мне уже вполне достаточно всех зимних и весенних встряхиваний.
   Карен пересел к ней на кресло.
   - Давай пригласим кого-нибудь в гости. Иначе, Леся, ты здесь зачахнешь от духоты и одиночества.
   - При чем тут одиночество? Здесь ты, и Полина, и Левон... А больше мне никого и не нужно.
   - Нужно, очень нужно! - убежденно заявил Карен. - Поэтому в субботу у нас будут гости!
   - Какие гости? Ты что? - всполошилась Олеся, которой не хотелось даже двигаться по комнате. - Я не хочу никаких гостей! И кого ты собираешься приглашать?
   - Ну, это тоже мое дело! - провозгласил Карен. - Ты можешь только присутствовать. Знаешь, есть такие женщины в офисах - для представительства. Вот ты тоже теперь будешь у меня исключительно для этой цели, поняла? Наденешь свою любимую распашонку нахальной расцветки и сядешь в кресло - и все. Большего от тебя не требуется. Идея выглядит безупречной.
   - Все-таки ты мог бы вести себя со мной чуточку потактичнее, - прохладно заметила Олеся и поправила волосы. - Хотя бы учитывая, что я твоя будущая жена.
   - А-а! - закричал вдруг Карен и спрыгнул с кресла. - Наконец-то ты произнесла это слово! Я думаю, мы подкупим корыстных идиотов-чиновников и поженимся еще до моего дня рождения.
   - Успокойся! - попыталась урезонить его Олеся. - Ты никогда не научишься ждать!
   - А я и не собираюсь этому учиться! - объявил Карен, прыгая и кружась по комнате. - Хватит с меня того, что я столько ждал тебя раньше!
   - Да сколько ты меня ждал? - искренне удивилась Олеся. - Очень недолго.
   - Это тебе так кажется! - Карен остановился. - Прошла целая вечность, миновали века, пока я, в конце концов, дождался тебя! - он помолчал. - А пригласим мы на первый раз твоего отца с Юраткой.
   Олеся нахмурилась.
   - К чему ты придумываешь несуразности? Я вовсе не мечтаю видеть здесь отца.
   - Ага, значит, своего отца ты видеть не мечтаешь, а о моем все время говоришь! - тотчас уличил ее в лицемерии Джангиров. - И как ты себе объясняешь такое противоречие?
   - Это совсем разные вещи, - попробовала дискутировать Олеся. - Мой папочка повел себя как не видящий дальше своего носа упрямец...
   - А мой? - прервал ее Карен. - Как рассудительный и мудрый провидец? Или как добросердечный, справедливый судья? Ты не годишься в миротворцы, Леся, потому что сама занимаешь достаточно сомнительную и шаткую позицию. Но если тебе уж так хочется нас помирить... - мальчик задумался. - Не знаю только, зачем тебе это нужно... Ты не меркантильна, не слишком контактна и вообще нуждаешься лишь во мне. Звучит, конечно, нескромно, зато абсолютно правдиво. Знаешь, если честно, я иногда скучаю по родителям, особенно по маме. Но простить их и понять невозможно! Поставь себя на мое место, или нет, не так, лучше поставь себя на место моих родителей, а Полину - на мое! Ну и что бы ты сделала, если бы она вдруг влюбилась в совершенно неподходящего, на твой взгляд, человека?
   Олеся растерялась. Карен иезуитски, в упор смотрел на нее. Он ловко и коварно предложил ей достаточно сложный вариант, но отступать было некуда.
   - Наверное, - неуверенно начала она, - я бы не пошла на самые крайние меры... Но, боюсь, отреагировала бы не слишком приятно.
   - Человек иногда представляет себя хуже, чем он есть на самом деле, - прервал ее Карен и потянулся целоваться. - Вот как ты сейчас. Но душишься ты многовато...
   Олеся отстранилась.
   - Критикан! Тогда нечего приставать с поцелуями.
   - У меня появилась аллергия на духи, - мгновенно придумал изворотливый Джангиров. - И все по твоей вине! Поэтому я могу начать чихать и кашлять. Кстати, Полина унесла сегодня половину твоего запаса помады.
   Олеся удивилась. Она еще этого не заметила.
   - Полька собирается красить губы?
   - Очевидно, - продолжая целоваться, глуховато отозвался Карен. - Она изрекла, что у тебя слишком много помады. И она права, Леся...
   - Значит, вы оба дружно взялись меня перевоспитывать? Ничего не получится! Слишком поздно! Это делать нужно было значительно раньше.
   - Но я, к сожалению, не знал тебя раньше, - шепотом сообщил мальчик. - Иначе я давно бы тебя перевоспитал, Леся, и ты никогда в жизни не отпихивала бы меня ни днем, ни ночью. Не толкайся и не царапайся, ты в прошлый раз так вцепилась мне ногтями в плечо, что следы не пройдут до самой смерти. А еще раньше ты укусила меня до крови...
   - Нет, это, в конце концов, невыносимо! - Олеся отбросила его от себя и спрыгнула на пол. - Ты сегодня высказываешь одни претензии в мой адрес! Раз уж я такая неумеренная и несдержанная, нечего иметь со мной дело! То нельзя, это нельзя! Ты просто диктатор, и больше ничего! И если ты не прекратишь...
   - Не прекращу! Я никогда не прекращу! - медленно приблизившись к ней и зажимая ей рот ладонью, прошептал Карен. - Да, я жуткий диктатор, просто ужасный. Гитлер, Сталин, Муссолини... Властные структуры. Мой отец называет себя "человек режима". Или АД - по первым буквам его имени и фамилии. Я весь в него, Леся... Но тебе очень нравится выполнять мою волю и подчиняться. Даже не старайся меня обмануть. Тоталитарный режим - как раз по тебе, и ты вовсе не хочешь, чтобы я свой диктат когда-нибудь отменил!
   Олеся потихоньку отступала от него, пока не уперлась спиной в стену.
   - Вот теперь тебе никуда от меня не деться! - с удовлетворением констатировал юный главнокомандующий. - Можешь кусаться и царапаться, только учти, что ребята из мастерской на днях уже интересовались, почему я держу такую свирепую кошку. Почему я держу такую свирепую кошку, Леся?.. Ну почему... Почему...
   Олеся выскользнула из-под его рук и быстро открыла дверь в коридор.
   - Дети! - предостерегающе сказала она. - У тебя вечно все не вовремя!
   Карен вытянулся на диване, взяв в руки один из ее журналов.
   - Тогда давай продолжим разговор о званом обеде, - немного помолчав, снова заговорил он. - Глеб и Юрате, кто еще?
   - Эмма! - неожиданно с вызовом заявила Олеся, сама не понимавшая, почему она выпалила это имя.
   Карен отложил журнал и удивленно приподнялся.
   - Госпожа Малахова? Странно... Ну, хорошо, я не против, пусть будет Эмма Дмитриевна. Собираешься устроить вечер приятных воспоминаний о господине Малахове? Мне в пику? И что ты хочешь доказать?
   Олеся ничего не хотела доказывать, просто наступившее в последнее время затишье и спокойное течение жизни стали ей слегка надоедать: Карен угадал. Казалось, ее начинает тяготить их связь. Иначе почему с утра до вечера Олесю одолевала тяжелая непомерная лень? Ею овладела одуряющая постоянная усталость и безразличия ко всему вокруг, заставившая бросить любимый бег по утрам и не менее любимые тренажеры. Пока она, наконец, не догадалась об истинной причине...
   - Поцелуй меня, Леся! - с затаенной тревогой попросил чуткий Карен, искоса наблюдая за ней.
   Эти ее вспышки, постоянные замечания, явное нежелание его обнять... Эти невидящие мрачноватые глаза... Олеся нехотя приблизилась к дивану, наклонилась и замерла.
   - Ты плохо переносишь жару? Видишь ли, ты очень изменилась... Устала или... - Он не договорил. Он не желал никаких "или" и просто не мог их допустить. - У тебя стали совсем чужие глаза. Они больше не смотрят на меня, Леся...
   Олеся тихо села рядом и сложила руки на коленях.
   - Я должна тебе кое-что сказать, - неохотно начала она.