Лобановская Ирина. Что мне делать без тебя?

   - Прости меня, - глухо сказал он. - Меня сегодня здорово занесло, но я дошел до предела... Никогда не думал, что на свете бывает такое страшное, безумное отчаяние, когда ты способен на любые глупости и на самые чудовищные поступки. Даже на преступления. У меня больше нет сил. - Он вел машину одной рукой и смотрел прямо перед собой. - Запомни, пожалуйста, одно: я ни за что, ни при каких обстоятельствах тебя не отпущу! Только в случае своей смерти! Я люблю тебя, Леся...
   Она слегка вздрагивала от ночной сырости. Карен закрыл в машине окно.
 
   Левон часто вспоминал детство, словно еще жил в нем, постоянно перебирая в памяти подробности знакомства с Полиной и их последующей крепкой дружбы. Он провел рядом с девочкой несколько лет, и то, что случилось потом, было просто закономерным продолжением детских отношений. Иначе просто не могло быть. Так думал Левон. Что думала по этому поводу Полина, его не интересовало. Он вообще не любил и не умел вдаваться в психологические детали и искать смысл и истину. Зачем обременять себя лишними размышлениями, когда и так все очень хорошо: вот она, Полина, совсем рядом, достаточно только протянуть руку. Левон даже не подозревал, насколько далеко была она от него. Ни в чем не похожий на брата, младший Джангиров предпочитал подчиняться своей юной жене всегда и во всем. Ему нравилось все, что она делала. Наверное, это и называется счастье. Но почему оно оказалось таким недолговечным?
   Впрочем, вполне объективная причина существовала: Полина была больна. И никто никогда не сможет обвинить Левона в слабости и предательстве: кто выдержал бы на его месте? Брат в данном случае ему не пример, у Левона все складывалось совсем по-другому. Кроме того, он так и не научился подражать Карену: это было слишком трудно для него. Да и можно ли вообще подражать силе? Конечно, если постараться... Левон не хотел ни стараться, ни чему-нибудь учиться у старшего брата. Зачем ему это? Бороться с собой и за себя Левон не умел. Его инертность и пассивность часто злили Карена.
   - Послушай, дорогой, - сказал он брату однажды вечером, - ты плывешь по течению. Ну, семья, ну, работа - а какая семья, какая работа, тебя не очень интересует.
   Левон вздохнул. Одному лишь Карену разрешалось вмешиваться в дела младшего Джангирова, хотя старший брат в последнее время откровенно злоупотреблял своими полномочиями. Закономерность была самая простая: чем меньше улыбалась матери Полина и чем больше горевала от этого Олеся, тем крепче затягивал Карен в своих сильных руках те прочные вожжи, с помощью которых управлял братом и, следовательно, собственной жизнью. Отчетливо понимали истину только два человека: Ашот и Карен, молчаливо согласившись между собой хранить тайну хрупкого существования семьи Джангировых. Ашот отдал бы все, чтобы был счастлив его старший сын. За свое счастье все отдал бы и Карен. Непрочный мир в их семье был оплачен чересчур высокой ценой. И Левон не подозревал, что ставкой в игре стала его собственная, не слишком закаленная душа.
   - Ты хочешь от меня невозможного, - виновато улыбнулся он. - Меня устраивает, как я живу.
   - А меня нет! - отрезал Карен.
   Олеся опять вчера просидела весь вечер в тупой неподвижности.
   - Мне кажется, ты мало думаешь о Полине. Прости, что я снова вмешиваюсь, но я слишком давно привык самостоятельно решать все дела, касающиеся тебя и ее. Теперь, когда она больна, тебе, конечно, стало значительно сложнее. Но согласись: ты переложил все заботы о ней на отца, на Витковского, на Олесю, на меня, в конце концов. А что делаешь ты? По-моему, ничего! Ты только искренне радуешься, получая ее обратно из клиники - вот и все! Не маловато ли?
   Брат опустил голову. Без сомнения, Карен обрисовал положение вещей точно и обстоятельно. Левон на самом деле предпочел устраниться: его страшили и утомляли любые хлопоты, особенно связанные с болезнью Поли. Лучше всего закрыть глаза и ни о чем не думать.
   - Это страусиная политика, - невесело резюмировал Карен. - Я давно понял, что тебе так легче и проще, но почему ты не хочешь вспомнить о несчастье Олеси, о возрасте Витковского и наших родителей? Почему ты боишься что-то делать, как-то поступать, действовать? Нельзя прожить всю жизнь за чужой спиной! За моей, например, или отца! Когда ты будешь, наконец, взрослым?
   Левон взглянул на брата смущенно: ответ на вопрос Карена хорошо известен всем Джангировым. Карен задумчиво покачал ногой. Да, он очень виноват перед младшим братом, но вдобавок он еще жестоко ошибся в расчетах: Левон оказался неспособным к саморазвитию, ставку на него было делать опасно.
   - Лев, - почти умоляюще сказал Карен, отчаянно уповая на свою последнюю попытку и прекрасно понимая, что добиться здесь больше ничего нельзя, - чтобы совершить невозможное, достаточно просто очень любить женщину. Если ты любишь Полину, ты можешь все! Только осознай свои силы!
   Но брат не хотел ничего осознавать. Он хотел, чтобы все оставили его в покое: и брат, и отец, и Полина. Ему тяжело, невыносимо трудно ее любить, он не умеет этого делать. И не желает этому учиться.
   Карен и ласково провел рукой по голове брата.
   - Разве тебе совсем не нужна Полина?
   И вдруг Левон понял, что Карен сказал страшную правду: ему действительно не нужна Полина. И Боб тоже. Ему нужна спокойная, тихая, безмятежная жизнь, в которой нет места ни больным женщинам, ни маленьким детям. Он боится любых страданий, они ему не по плечу. Он маленький, слабый, беспомощный, но он хочет таким быть! И не мешайте ему!
   - В мать пошел, в мать... Не жесткий, легонький, - говорила о Левоне когда-то Дуся.
   Карен тихо вздохнул. Он давно знал все, что может сказать младший брат. В сущности, и спрашивал он просто так, ради последней возможности: а вдруг? Но Левон не собирался быть мужчиной, он хотел остаться младшим сыном и младшим братом навсегда. Какими разными, абсолютно не похожими друг на друга, родились у Джангирова сыновья! И что можно было с ними обоими поделать?
   - Ты ждешь от меня слишком многого, Карен, - пробормотал Левон.
   Старший брат усмехнулся. Поистине так! Ну что ж, пусть будет так, как будет... Но Карен привык играть до самого конца. Чтобы попробовать сохранить семью для Полины. Неважную, но все-таки семью. И в конце недели Карен улетел в Москву к родителям. Ашот безумно обрадовался старшему сыну.
   - Ничего не случилось? - спросил он на всякий случай, любуясь своим красивым, взрослым, спокойным мальчиком.
   - Конечно, нет, - отозвался Карен. - Просто решил навестить вас, теперь это получается редко.
   Маргарита суетилась, вне себя от счастья, забыв даже спросить о своем драгоценном внуке.
   - Мама, сядь! - попросил Карен. - Я пробуду у вас целую неделю, так что ты вполне успеешь насладиться заботами обо мне.
   От неожиданности его сообщения Маргарита споткнулась на ровном месте и торопливо села в кресло.
   - Я приехал поговорить с отцом! Но это несрочно. И не страшно. И вообще, такого уж большого значения не имеет. Тем не менее... А пока, пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем, потому что я собираюсь есть. Ты же знаешь, мама, Олеся не меняется, и дома я постоянно таскаю что-то из пакета. Уже давно притерпелся, но иногда хочется приятного разнообразия.
   Маргарита переглянулась с мужем, но, упрямо не желая понимать его предупреждающий взгляд, поторопилась вмешаться.
   - Ведь мы с отцом... - начала она, но была тут же резко остановлена на полуслове сыном.
   - Мама, я прошу не только без вопросов, но и без советов! Тем более, что они чересчур запоздали.
   Ашот засмеялся.
   - Ты просто в них никогда не нуждался! С самого детства.
   Карен взглянул на отца. Его темный взгляд смягчился.
   - Ну да, это правда! Такой уж я у вас уродился! Сейчас я съем все, что есть в доме, и лягу спать. Ты завтра свободен? Мне нужно отнять у тебя какое-то время.
   - С трех я в полном твоем распоряжении, - отозвался Ашот, не отрывая от сына влюбленных глаз. - Рыжая, почему ты так распустила прислугу? Посмотри, на столе до сих пор ничего нет, а ты сидишь и любуешься ребенком, который хочет есть!
   Маргарита встрепенулась и заторопилась на кухню. Карен вдруг встал, подошел к отцу и прижался носом к его щеке.
   - Я очень скучаю по тебе, отец...
   Поздно и тяжело достались Джангирову нежность и признательность его бесконечно любимого мальчика. Но он все-таки их завоевал: Джангиров-старший был из породы победителей.
 
   - Я боюсь, что Левон разойдется с Полиной, - без обиняков сказал отцу на следующий день после обеда Карен. - А Олеся не перенесет этого развода. Она и так без конца мучается своей надуманной виной за их брак и несложившуюся жизнь. И я не знаю, как мне быть.
   Ашот довольно неплохо представлял, о чем пойдет разговор. Он постарался, чтобы сын не услышал его вздоха: выражать сожаление по поводу семейной жизни своего любимца и бессмысленно, и слишком поздно.
   - Мне кажется, ты торопишься делать выводы. Совсем неясно, как отнесется Олеся к разводу Полины. А вдруг воспримет, как само собой разумеющееся?
   - Такой вариант возможен, - кивнул Карен. - Но маловероятен. Опасаюсь, что она опять сляжет или, что еще хуже, ударится в очередной запой. Она отлично держалась столько лет! Я говорил с Левоном не один раз, толку никакого. Он живет с Полиной просто по инерции, хотя женился по любви. Ради Олеси мне нужно на любых условиях сохранить этот брак. Ты же понимаешь меня!
   Ашот все прекрасно понимал. И понимал, что Карена привела к нему настоятельная необходимость в помощи.
   - Чем я могу тебе помочь?
   - Если честно, то я хотел бы просить тебя поговорить с Левоном. В последний раз, дальнейшие попытки ни к чему не приведут. Больше я ничего не могу сделать.
   - Я попробую, - спокойно согласился Ашот. - Он как раз на днях звонил и сказал матери, что собирается прилететь. По-моему, на следующей неделе. Но мне кажется, что ты предъявляешь брату завышенные требования.
   - Он говорит то же самое, - усмехнулся Карен. - И вы оба абсолютно правы. Но я никак не могу заставить себя остановиться. Я должен проиграть существующие варианты до конца, целиком исчерпать свои возможности и только потом смогу честно сказать себе, что сделал все от меня зависящее.
   В этом они были совершенно одинаковы: отец и сын. Но мальчику приходилось в жизни несравнимо сложнее. И как, в сущности, мало может помочь ему Ашот! Хотелось немедленно, своими руками, раз и навсегда наладить довольно нескладную, постоянно грозящую катастрофами жизнь Карена, добиться ее ровного, безмятежного течения. Ашот мечтал об этом всегда, но изменить что-либо не мог: мальчик выбрал свой собственный тяжкий путь и шел по нему уверенно и без оглядки. Он был убежден, что именно на этой дороге находится его счастье. Джангиров-старший вздохнул. Карен поморщился.
   - Это лишнее! Не надо меня жалеть и надо мной охать! Охай над Левоном! Он ни черта не умеет и не хочет!
   Проблемы Левона не слишком волновали отца. Пусть младший сын живет как получится.
   - Я поговорю с ним, Карен. И, кстати, мать очень просит отдать ей Боба. Если Олеся не возражает, это самый лучший для вас вариант.
   - Ну, Боб меня как раз не касается, хотя, вероятно, он мой племянник, - заявил Карен. - Олеся тревожится лишь о Полине, а той, мне кажется, все равно. Я выясню и привезу вам мальчика. Лев будет только рад.
   Ашот задумчиво кивнул. Ему предстоял нелегкий разговор с Левоном.
 
   Конечно, ради Карена отец был готов на все, но, тем не менее, мучился, не представляя себе, как и о чем говорить с Левоном. Ашот плохо понимал его, однако задача была четко и лаконично сформулирована старшим сыном, и теперь предстояло попробовать с ней справиться. Непосильная даже для Ашота Джангирова задача.
   Левон прилетел через пять дней и сразу бросился к матери. Они долго ворковали о чем-то, уединившись, и Ашот после их беседы выяснил у жены очень многое.
   - Левушка хочет переехать к нам, - ликующе сообщила Маргарита. - Я думаю, это хорошо, все равно толку от их семейной жизни никакого.
   - А Полина в курсе?
   - Нет, пока только я, - с гордостью ответила Маргарита. - Мальчик все-таки сильно ко мне привязан!
   Ашот хмыкнул. К кому-то ведь он должен быть привязан! Для этой роли Маргарита вполне подходила.
   - Мне нужно поговорить с ним. Не мешай нам, пожалуйста, рыжая, хотя бы полчаса.
   - А о чем? - насторожилась Рита. - Почему ты мне ничего не рассказываешь? Я даже не знаю, зачем приезжал Карен.
   - Соскучился. И я не вижу ничего хорошего в том, что Левон не может жить самостоятельно. Это страшно и неприятно. Ты не находишь, рыжая?
   - Не нахожу! - заявила Маргарита. - А ты не поговоришь с ним заодно о Бобе? - она взглянула на мужа просительно. - Мне бы так хотелось, чтобы малыш жил у нас...
   - Карен согласен, - отозвался Ашот. - Уговорить Левона - дело одной минуты. Вопрос в Полине и Олесе.
   - Но Полина тоже согласна! - радостно воскликнула Маргарита. - Я звонила туда недавно и разговаривала с ней. Она ничего не имеет против. Вот Олеся... - Рита задумалась. - А ты не можешь поговорить с ней, Ашот?
   - Да что же это такое? - не выдержал Джангиров. - Обо всем должен говорить только я! В конце концов, надоело!
   Маргарита смотрела спокойно и доверчиво. Она хорошо понимала, что вспышка сейчас погаснет и Ашот сделает так, как захотят дети и жена.
   - Ну ладно! - махнул рукой Джангиров. - Пришли мне Левона, когда он вернется. У одной - Полина, у другой - Боб! А мы с Кареном никому не нужны!
   - Что ты, Ашот, - начала Рита, но тут же засмеялась и вышла.
   Муж просто стареет и становится ворчлив. А если в дом вернутся Левон и Боб, жизнь Маргариты снова будет безоблачной. Олеся должна согласиться, Ашот умеет уговорить кого угодно. Тем более ради Маргариты. Она до сих пор наивно и свято верила в свою безграничную власть над Джангировым.
 
   Левон с готовностью сел напротив отца, глянул открыто и бесхитростно, напомнив Ашоту жену. Как невыносимо трудно начинать разговор с младшим сыном! Он до сих пор еще ребенок, не оторвавшийся от материнской юбки.
   - Левон, - осторожно произнес отец, - наверное, ты догадываешься, о чем пойдет речь. Я беспокоюсь о тебе и о твоих отношениях с Полиной. Мама сказала, что ты хочешь переехать к нам. Значит, вы расходитесь?
   Сын смутился.
   - Я еще не решил до конца... Просто жить там стало невозможно. Полина почти все время в больнице, у Карена своя семья, и он вечно занят. Я совсем один...
   - А почему ты ничем не занят? Дело отвлекает от мыслей о своем одиночестве, и тебе, по-моему, давно пора заняться чем-нибудь серьезным, а не болтаться мальчиком на побегушках то в одной компании, то в другой. Ты и здесь будешь продолжать то же самое. Почему ты бросил учиться? Ведь я всегда готов тебе помочь, и сейчас, и в дальнейшем.
   Левон потупился. Отвечать ему было нечего, да он и не хотел отвечать.
   - У тебя ребенок, - продолжал Ашот. - И больная жена. Никто не может предугадать, какие испытания ждут нас в жизни, а несчастья всегда обрушиваются неожиданно. Мы пробуем вылечить Полину, это, кстати, возможно, но почему ничего не делаешь ты?
   Сын безразлично пожал плечами. Если все всегда делают они, то что же ему остается?
   - Что ты пожимаешь плечами? - начал терять равновесие Ашот. - Ты отдаешь себе отчет в том, что может произойти с Полиной после развода? Разве ты не знаешь историю ее бабушки? В конце концов, кто тебя заставлял жениться?
   Левон по-прежнему молчал. Ашот безнадежно взглянул на сына и стиснул зубы. Какой бесполезный, пустой разговор! Карен отлично знал о его тщетности, но тем не менее в отчаянии толкнул на это отца.
   - Тебе не жалко Полину? А как ты будешь жить, если на тебя падет страшная вина за ее гибель?
   - Для чего ты мне все это говоришь, папа? - Левон посмотрел на отца недобрыми и о многом догадывающимися глазами. - Я устал и больше не могу никого жалеть и ни о ком думать. И потом... - он замолк на мгновение, - потом, мне кажется, что Поле будет лучше без меня. Как это ни странно. Она относится ко мне довольно равнодушно, так что история ее бабушки - совсем не история Полины.
   Ашот окончательно сдался. Он не в силах помочь Карену!
   - Мама просила отдать ей Боба, - ровным голосом продолжал Левон. - Мы согласны: и я, и Полина. Больше я не знаю о чем говорить, папа...
   Не знал этого и Ашот.
   - Ну что ж, - невесело сказал он, - мама будет просто счастлива... Правда, мне бы очень хотелось, чтобы были счастливы и вы, но, к сожалению, здесь у меня ничего не получается.
   Левон отвел глаза. Он чувствовал, что виноват и не оправдал надежд отца, которые, впрочем, не были слишком серьезными. Не надо возлагать никаких надежд на сыновей. Ашот Джангиров когда-то не учел этого.
 
   Полина потеряла последние призрачные связи с миром. Зачем, в конце концов, он ей нужен? Она была не в состоянии анализировать свое настроение, но все же начинала понимать, что ей хорошо только в клинике, где никто не тревожит, не надоедает и ничего от нее не хочет. Точно так же, как Левон, она мечтала лишь о спокойствии. В сущности, они очень подходили друг другу, но жить вместе не могли, стремительно бросившись в разные стороны в поисках покоя и тишины.
   Мать осторожно спросила у Полины, можно ли отдать Боба Маргарите. Полина рассеянно кивнула. Да, конечно, ей трудно справляться с ребенком, он до сих пор плохо спит по ночам, а у Ашота Джангирова есть возможность держать няню. И вообще, Джангировы ее больше не интересуют. Она собирается жить без них и пойти работать. Олеся ахнула про себя. Ну, какая может быть работа? Карен легко переубедил ее.
   - Полина молодец! - воскликнул он вечером, выслушав горькое повествование Олеси и вскрывая очередной пакет с чипсами. - Ты плохо осмысливаешь ситуацию. Работа сейчас для нее - как раз то, что нужно. Действия и движения выводят из депрессии. Так что все идет замечательно, - он мельком взглянул на Олесю. - Почему ты такая кислая и безрадостная? Очевидно, у тебя опять болит голова?
   - Ничего у меня не болит, - отказалась Олеся. - Я прекрасно себя чувствую!
   Сегодня лучше обмануть, чем признаться в плохом самочувствии. Ей безумно надоела тягостная страшная правда. От неожиданного, искреннего на сей раз изумления Карен поперхнулся.
   - Быстренько, Леся, постучи меня по спине! Иначе этот чипсик станет последним в моей жизни! Что случилось сегодня с тобой? Мне просто подменили жену!
   Олеся улыбнулась.
   - А ты недоволен? Вернуть тебе прежнюю?
   - Ни в коем случае! - закричал Карен и бросил пакет на стол, - Никогда в жизни! Может быть, ты научишься снова улыбаться! Во всяком случае, появились основания надеяться! Какое сегодня у нас число? Оно должно быть занесено в Красную книгу! По крайней мере, мы сейчас нарисуем его на стене! Дай мне красный фломастер! - Муж легко опустился перед ней на корточки, по привычке плотно прижав колено к ее коленке. - Я просто не понимаю, что происходит. У тебя ничего не болит, и ты даже пробуешь засмеяться! Разве такое возможно? И я ведь должен знать причину, чтобы в следующий раз не мучиться и сразу пустить в ход испробованный метод для твоего перевоплощения. Быстро рассказывай, как тебе удалось то, что мне так долго не удавалось!
   - Карен, успокойся! - попыталась остановить поток его красноречия Олеся. - Давай лучше я тебя накормлю.
   Джангиров надолго затих.
   - Накормишь? - наконец переспросил он в полном замешательстве. - Ты сказала: накормишь? Но это попросту невозможно, Леся! Ты же сроду не делала этого! Даже подозрительно! Нет, я серьезно ничего не понимаю... Все-таки что случилось с тобой? А может быть...
   И он сделал выразительную паузу, уставившись на Олесю неподвижными глазами.
   - У тебя всегда только одно на уме! - вздохнула Олеся. - Ты будешь есть или как?
   - Или как! - ответил Карен, выпрямляясь. - Или как - и ничего больше! Идея выглядит безупречной. Ты сама отрезала все пути к отступлению, и я думаю, сделала это вполне сознательно! Но почему, Леся, я в самом деле хочу знать, что произошло!
   Олеся была не в состоянии ничего объяснить: все сложилось само собой, а она всегда полностью зависела от своего настроения. Муж внимательно взглянул на нее и догадался: она просто бесконечно измаялась от собственного состояния, от долгой, непрекращающейся усталости. Измученная нервная система сама попыталась освободиться от тяжкого, невыносимого груза вины и стремительно сбросила его. Олеся больше не могла жить так, как жила раньше. Ну что ж, это очень много. Карен засмеялся.
   - У нас с тобой все хорошо! У нас все всегда в полном порядке! К черту твоих врачей и таблетки! Я давно говорил, что они бесполезны! Ужинать я буду потом!
   И он легко поднял ее на руки.
 
   Полина тоже почувствовала себя лучше и даже начала работать в косметическом салоне, хотя Левон окончательно сдался и сбежал из Филадельфии под родительское крылышко. После его отъезда Олеся почувствовала огромное облегчение: она освободилась от бесконечного сознания своего прегрешения. Появился, по крайней мере, какой-то проблеск надежды, что жизнь Левона еще наладится. За один собственный грех она все-таки расплатилась. Но остальные будут при ней, видимо, неизменно. Искупать их придется всю оставшуюся жизнь, но об этом бремени должна знать одна только Олеся. Но она, конечно, как обычно заблуждалась. От Карена нельзя было ничего скрыть.
   - Не придумывай больше того, чем есть на самом деле, - вскользь посоветовал он ей. - Лучше от твоих фантазий никому не станет.
   Боба увезли в Москву Джангировы, и Олеся согласилась, в глубине души признавая, что мальчику у них будет гораздо лучше. Еще одно расставание в ее жизни, с которым нужно смириться. Весной дочь, по обыкновению внезапно, собралась в Москву, объявив, что лето хочет провести именно там. Карен позвонил отцу.
   - Полина уезжает на лето в Россию. Мы не поймем, где она планирует жить: у вас или у Глеба. Пожалуйста, проследи за ней.
   - Обязательно, - отозвался Ашот. - А куда собираетесь вы с Олесей?
   - Не знаю, - помолчав, ответил Карен. - Пока не придумал. Ты хочешь что-нибудь посоветовать?
   Ашот помедлил мгновение.
   - Я вспомнил вашу поездку в Италию. Вы сейчас вдвоем. Почему бы тебе опять...
   Карен хмыкнул.
   - Спасибо, отец. Это неплохое предложение. Я подумаю.
 
   Олеся внезапно проснулась ночью от того, что ее строго и требовательно окликнули по имени. Темные, непонятно откуда взявшиеся тени скользили по стене, то исчезая, то появляясь вновь. Олеся ужаснулась и стремительно села.
   - Что с тобой? - без всякого удивления спросил Карен и положил руки ей на плечи. - Приснился Мефистофель и сделал непристойное предложение?
   - Я испугалась...
   - Это не новость. И самое плохое, что твои страхи надуманы.
   Олеся молчала. Разве расскажешь, как она мучительно боится его потерять и сходит с ума, много лет назад нарисовав в уме четкую картину своего обязательного одиночества! Разве расскажешь, что она уже сознательно отказалась от мужа, предав и его, и себя, и всю их совместную предыдущую и последующую жизнь! И сама обрекла себя на тяжелое состояние непрерывной, непрекращающейся усталости. Карен закинул руки за голову и вздохнул.
   - Ты думаешь, я ни о чем не догадываюсь? Эта удивительная мысль засела в твоей голове очень давно, и ты ее чересчур полюбила и начала лелеять. Идея выглядела безупречной. Но воображаемые сценарии в жизни, как правило, не сбываются. Ты никогда не верила мне до конца, я давно это знаю. Но почему? - Ответа от нее Карен и не ждал. Вопрос был задан, скорее, самому себе. - Не доверяла, - флегматично продолжал он. - Всегда хранила про запас нехорошее подозрение на мой счет. Я не мог его преодолеть, как ни пытался. Я воспринимал твое отношение к себе как оскорбление. Ты никогда не задумывалась об этом? Прошло не так уж мало лет, и, по-моему, ты должна была бы пересмотреть свои прежние фантазии и относиться ко мне иначе. Но не пересмотрела. Почему, Леся?
   - Мне кажется... - начала она, но Карен ее тотчас прервал.
   - Тебе постоянно что-нибудь кажется. И как раз то, чего в действительности никогда не было. Зато ты не видела очевидных вещей. Я тебя избаловал и постепенно превратил в малого ребенка. Наверное, мне просто был нужен настоящий, но ты не захотела мне его рожать. Как я просил тебя об этом!
   - Ты вновь взялся меня поучать? - начала заводиться Олеся. - Я всю жизнь только и слышу от тебя: "Ты не умеешь того!", "Ты не можешь этого!" В конце концов, что-нибудь я все-таки умею!
   - Да, - муж засмеялся. - Когда захочешь. Ты всегда делаешь только то, что хочешь, и ничего больше!
   - Но ведь и ты делаешь то же самое! Посмотри на себя! Твои желания для тебя - единственный закон! Попробуй не согласиться!
   - Да я не буду и пробовать. Но, видишь ли, я их воспринимаю как должное, а ты - с опаской, с подозрением. Я никогда не жалел о том, что сделал. Конечно, я не подарок, и тебе очень часто бывает трудно со мной. Но если уж ты когда-то отдала все в мои руки, то, пожалуйста, предоставь мне решать нашу судьбу до конца. Без оглядки и сомнений. Я терпеть не могу, когда во мне постоянно сомневаются. Особенно, когда это делаешь ты.
   Тени по стене скользили бесконечной серой вереницей.
   - Ты сама себя измучила постоянными домыслами и легендами на тему: "Ах, что будет со мной завтра?" А ничего не будет. Завтра будет завтра! И сегодня ты ничего о нем все равно не узнаешь. К чему твои непрерывные ужасные картинки? Зачем непрерывно фиксировать чувство или положение? И вообще, мы скоро с тобой уедем.
   Олеся вздрогнула.
   - Опять?! Куда?! Твоя непредсказуемость убивает!
   - Куда, куда... - проворчал Карен. - Это мое дело - куда! То непредсказуемость тебя убивает, то твой или мой возраст, то переезд... В общем, в своей жизни, Леся, ты сама себе постоянно не нравишься, так было и так будет. Тут ни при чем ни я, ни Полина, ни жизненные обстоятельства. Я всегда был намного старше тебя, и я прошу тебя лишь об одном: слушайся меня! Если бы ты последовала моему совету, глядишь, ничего страшного бы не произошло! Но ты не желала. В твоей голове - извини, конечно, - полный сумбур, который даже я не в состоянии привести в порядок. - Он взял ее за плечи и насильно уложил рядом. - Сейчас ты будешь спать. Разобраться с тобой до конца все равно невозможно. А почему ты снова не смыла на ночь косметику? Краска и вино всегда оставляют о себе память. Сто раз тебе повторять... Сильно тоскуешь по морщинам? И меня всего перепачкаешь. Фу, какая гадость!