Лодойдамба Чадравалын. Прозрачный Тамир

   Подъезжая к стойбищу, он заметил у коновязи двух чужих коней.
   "Кто же это к нам приехал?" - подумал мальчик и вошел в юрту. В ней сидели два незнакомых человека в желтых чесучовых хантазах*. Они попивали кумыс и о чем-то разговаривали с отцом.
   ______________
   * Хантаз - безрукавка, надеваемая поверх дэла.
   - Да, Итгэлт-гуай*, жаль, что вы не видели его во время допроса. Кровь брызжет из задницы, а он только скрипит зубами, даже не вскрикнул ни разу. Крепкий сайнэр, ничего не скажешь, но мы его все равно поймаем и уж тогда обдерем до костей, будет знать, как бегать! - говорил широкогрудый мужчина с прыщеватым лицом и раскатисто смеялся. Хонгору даже показалось, что от этого смеха дрожит юрта.
   ______________
   * Гуай - форма вежливого обращения.
   Широкогрудого звали Бадарчи. Вот уже двенадцать лет служил он в тюрьме у князя Луу-гуна и считался самым жестоким надзирателем. Он очень силен и недаром в аймаке славится как чемпион по национальной борьбе. За двенадцать лет работы в тюрьме он нажил немало добра. Может быть, поэтому стал в последние годы презрительно отзываться о бедняках.
   Это он, Бадарчи, в прошлом году поймал Тумэра, когда тот без чувств лежал на берегу Тамира. Он сам допрашивал и пытал смелого сайнэра и зашил его в бычью шкуру. Еще ни одному арестанту не удалось сбежать от него. Только Тумэр убежал. И, вспоминая об этом, Бадарчи от злости скрипел зубами.
   И все же Бадарчи восхищался мужеством и выдержкой Тумэра. Это было восхищение жестокого человека, который, поймав волка, удивляется его силе и в то же время старается прикончить зверя. До Тумэра ни один человек не выдерживал и двадцати ударов бандзой*. Тумэра Бадарчи ударил сорок раз, но тот даже не застонал. Избитого Тумэра он сам втащил в камеру и с восхищением подумал: "Да, это настоящий сайнэр. Но завтра он все равно у меня заговорит". Но Тумэр не заговорил и на следующий день.
   ______________
   * Бандза - орудие пытки.
   - Да ты человек или кремень? - спросил обессиленный Бадарчи.
   - Человек, и с головой, - с усмешкой ответил Тумэр.
   А когда Бадарчи зашил его в шкуру, Тумэр, сверкнув глазами, твердо сказал:
   - Все равно убегу.
   - Ах ты, голоштанный, попробуй, если хватит духу, у меня из этой одежки еще никто не убегал.
   И все-таки Тумэр убежал. Вот Бадарчи и думал сейчас, как бы восстановить свою репутацию. Конечно, он должен изловить беглеца, и как можно скорее. Тогда слава о нем пойдет еще дальше - шутка ли, дважды поймать известного на всю Халху лихого сайнэра.
   Невысокого толстого человека, сидящего рядом с Бадарчи, зовут Дамдин. С прошлого года он служит тоже надзирателем. Сейчас он молчит, по всему видно, что ловить Тумэра ему не очень хочется. Он боится, как бы этот прославленный сайнэр сам их не поймал. Тогда им несдобровать. Вот почему всю дорогу он вздрагивал при каждом подозрительном шорохе.
   - Сынок, тебе никто не встречался, когда ты гнал кобылиц? - спросил Итгэлт у сына.
   - Нет, никто, - ответил Хонгор.
   Сердце мальчика сильно забилось, ему стало трудно дышать, но он повторил про себя: "Мужчина мужчине поможет".
   Он хотел уже уйти, но, повернувшись, задел большой подойник. Ведро с шумом упало на Бадарчи.
   - Ты что озорничаешь? Вот заголю зад да угощу бандзой, - недовольно пробасил Бадарчи.
   Хонгор в нерешительности остановился и испуганно посмотрел на надзирателя.
   "Он, наверное, знает, что я видел Тумэра. Только я все равно ничего не скажу. Пусть даже ударит", - подумал Хонгор и заносчиво крикнул:
   - А ну попробуй, жирный кабан. - На глаза у него навернулись слезы.
   - Знает, паршивец, чей сын! Видал; как разговаривает? - сказал Бадарчи.
   - Сынок, со старшими так говорить нельзя, - пожурил сына Итгэлт, а про себя с гордостью подумал, что сын у него будет настоящим мужчиной. - Так, значит, убежал прямо в шкуре? - Это он сказал, уже обращаясь к Бадарчи. Отважный парень!
   - А ведь никто его не мог поймать, только я поймал, - похвастался Бадарчи.
   Итгэлт тоже знал Тумэра и даже видел его в тюрьме. В прошлом году он ездил в хошунную тюрьму, возил подарки заключенным. Не раз он слышал, что в тюрьму может попасть всякий, мало ли что на свете бывает. И вот Итгэлт, как бы решив заранее отбыть свой черед, дал взятку надзирателю и целый день пробыл в тюрьме, одаривая заключенных бесплатной едой. Тогда-то он и видел Тумэра.
   Хонгор не ушел. Он стоял и слушал, что говорили взрослые о Тумэре, и очень гордился тем, что Тумэр назвал его мужчиной и что он, Хонгор, помог этому бесстрашному человеку.
   В юрту вошел Няма.
   - Поклон вам, хорошо ли живете?
   - Хорошо, а как вы?
   - Тоже неплохо, лето нынче удачное, много дождей выпадает. Куда путь держите, уважаемый Бадарчи?
   - Да вот, упустили Тумэра, а теперь ловим его. Няма-гуай, не погадаете ли?
   - О, Няма вам все безошибочно предскажет, - с ехидством заметил Итгэлт.
   - Старею я, старею, от этого, наверно, часто ошибаться стал, - сказал Няма и вытащил из-за пазухи девять нанизанных на стержень монет.
   Он разложил монеты на столе, начал на них дуть, а потом, закрыв глаза, что-то зашептал. Потом опять дул, смешно оттопыривая губы.
   - Удивительное дело! Монеты показывают, что он сам попадет в твои руки. Не на чем ему будет убежать от тебя, и случится это перед закатом солнца, сказал Няма и, нанизав монеты на стержень, спрятал их снова за пазуху.
   Бадарчи залпом выпил большую пиалу кумыса, встал, попрощался с гостеприимным хозяином и, кивнув Дамдину, вышел из юрты.
   Хонгор был убежден, что если даже эти двое и догонят Тумэра, все равно они не сладят с ним. Ведь Тумэр такой сильный! Но он все-таки с беспокойством поглядывал в сторону оврага.
   Итгэлт собрал своих табунщиков и сообщил им о побеге Тумэра.
   - Теперь смотрите в оба: не так страшно, если угонит несколько лошадей, а вот, не доведи бог, кого-нибудь из вас заарканит. Табун сторожить с этой ночи вдвоем, - распорядился он.
   Выходя из юрты, Галсан сказал:
   - Итгэлт, как родной отец, о нас беспокоится.
   - Вот, вот, - сказал Няма. - Подумав о золоте, подумал и о сундуке.
   3
   В летний знойный день на мясном рынке в Урге долго пробыть невозможно. Мириады мух не дают свободно дышать, тучами носятся они по рядам, как комары над болотом. Бродячие собаки, путаясь в ногах, жалобно визжат, лают, воют. Собачий визг и лай сливается с криками мясников, одетых в черные, пропитанные кровью и салом дэлы и зазывающих покупателей в свои лавки. "Вот бараний крестец, вот курдюки, вот жирная говядина! - слышится то тут, то там. - Покупайте по дешевке грудинку, рубец, кишки! А то скоро дождь хлынет!" Кричат голосисто, кто тенорком, кто басом, кто отрывисто, кто протяжно, словно монахи, читающие молитвы, или надоедливые нищие.
   Около прилавков стоят люди с веревками у пояса. Это носильщики. Стоит вам купить барана или говяжью ногу, они снесут вам покупку домой. Услышав, что вы уже торгуетесь с продавцом, они толпой бросаются к вам, предлагая свои услуги.
   У самого входа в этот шумный район рынка стоит юноша с костылем. У него изможденное бледное лицо, одет он в рваный синий дэл. Тихим голосом он обращается к прохожим:
   - Братья и сестры, будьте милосердны, подайте что-нибудь на пропитание!
   Одни брезгливо морщатся и проходят мимо, другие бросают ему в шапку медяки, а третьи суют кусок сала или горсть сушеного творога. Юноша достает черный мешочек и складывает в него подаяние.
   Чиновник министерства внутренних дел Довчин, который за девять белых верблюдов недавно удостоился звания бэйса*, проезжает со своей молодой женой Гэрэл мимо рынка. Кони у них добрые, сытые, рыжей масти.
   ______________
   * Бэйс - четвертая степень княжеского достоинства.
   - Дай что-нибудь этому бедняге, - сказала Гэрэл, взглянув на молодого нищего.
   - Голубушка, так никогда не станешь богатым. Разве поможешь всем нищим Урги? - ответил Довчин.
   Тогда Гэрэл, выхватив из-за пазухи хадак*, бросила его нищему. Конь, испугавшись промелькнувшей перед глазами ткани, шарахнулся в сторону, но Довчин успел схватить его за повод.
   ______________
   * Хадак - полоса голубого шелка - традиционный подарок в знак уважения.
   - Так и до несчастья недалеко, дорогая. И из-за кого? - пожурил он жену. - Да и хадака жалко, ведь мы должны были преподнести его богам.
   Гэрэл ничего не ответила и пустила коня рысью.
   - Пошли тебе небо счастья! - крикнул ей вдогонку нищий и, сложив хадак, спрятал его за пазуху.
   В это время к рынку подъехал стройный широкоплечий монгол. Увидев нищего, он остановил коня и удивленно пробормотал: "Неужто Хояг?" Он подъехал ближе.
   - Хояг, друг! Живой!
   Нищий вздрогнул, посмотрел на всадника и сказал:
   - Живой-то живой, но видишь, чем живу. - По щекам у него вдруг покатились слезы, он торопливо утер их рукавом и в свою очередь спросил: - А ты жив-здоров?
   Так на рынке в Урге встретились два друга, которые не раз в трудные военные годы делили вместе и радость и горе.
   - А мне говорили, что ты погиб и что по тебе уже прочитали молитвы, сказал всадник, слезая с коня.
   - Могло и такое случиться... А чем кончилась война-то?
   - Об этом долго рассказывать... Да что мы тут стоим, пойдем-ка отсюда куда-нибудь, там и поговорим.
   Друзья зашли в китайскую лавчонку и уселись на крылечке в тени.
   Хояг родом из Сайдванского хошуна. Два года назад он был призван в армию и под командованием Хатан-батора Магсаржава воевал с китайцами на юге.
   Сперва он не хотел воевать и даже собирался при случае убежать домой. Но в армии он узнал, что китайские милитаристы собираются захватить его родину, чтобы подчинить монголов себе, как это они уже сделали с некоторыми племенами, а их богдо хочет сделать Монголию суверенным государством. И Хояг стал сражаться отважно и заслужил славу одного из лучших воинов. Однажды во время лихой атаки он был ранен. Пуля попала в бедро. Хояг упал с коня и потерял сознание. После боя его подобрала и выходила одна монгольская семья. В Ургу он попал на попутной бричке и зашел в военное министерство за помощью. Но там его обругали, обвинили в дезертирстве и чуть не посадили в тюрьму. Тогда, чтобы прокормиться, он стал просить подаяние. Так число нищих в Урге увеличилось.
   Человека, подъехавшего на рынке к Хоягу, звали Доржи. Они познакомились в армии и стали там близкими друзьями.
   - После мы еще не раз били чернобрючников* и даже подошли к Великой китайской стене. Узнали там они наших, а то все смирными баранами нас дразнили.
   ______________
   * Так монголы называли китайские войска, носившие черную форму.
   - А сейчас где наши войска?
   - Все вернулись, - недовольно сказал Доржи.
   - Почему?
   - Не знаю. Весной всех отозвали.
   В 1914 году Монголия под нажимом правительства царской России отозвала свои войска с территории Внутренней Монголии. Часть, в которой служил Доржи, остановилась около одного чахарского селения. Раскинув продымленные и рваные палатки, бойцы пустили коней пастись, выставили караулы и подняли над палатками знамена и боевые флажки.
   Около палаток развели костры, кашевары стали готовить обед, а бойцы занялись своими делами.
   Костры горели ярко, лошади мирно пощипывали траву, беззаботно фыркая. Будто и не было боя всего день назад.
   Доржи сидел у палатки и, напевая, латал свой дэл. Около него уселся пожилой солдат и, сняв рубашку, стал ловить насекомых.
   - Вы что же, дядя, собираетесь их оставить тут на развод? Расправьте рубаху над костром, сами в огонь полетят, - с улыбкой сказал Доржи.
   - Жалко, все-таки свои, из родного кочевья, - отшутился тот.
   По соседству затянули песню. Доржи и старый солдат стали тихо подпевать.
   - Как ты думаешь, когда закончится эта война?
   - Откуда мне знать, ведь я не богдо, это он все видит и все знает, ответил Доржи.
   Старый солдат некоторое время думал о чем-то, а затем, вздохнув, сказал:
   - Трудно одолеть китайцев, их ведь на земле что муравьев.
   - Ничего, зато у нас есть Хатан-батор.
   - Говорят, его и пуля не берет. А голова у него такая большая, что ему ни одна шапка не подходит. А во время боя у него будто огонь из ноздрей пышет.
   - А как же? Ведь он сам из гениев-хранителей, - ответил Доржи, стараясь выдать себя за знающего человека.
   Разговор на время прекратился. Кто-то звонким, приятным голосом снова запел.
   - Эх, - начал старый солдат, - хорошо бы сейчас заявиться домой, хватить пиалу подогретой арзы* и, накинув на себя чистый женин дэл, постоять около своего загона.
   ______________
   * Арза - молочная водка двойной перегонки.
   - А ты, друг, видно, соскучился по жене?
   - Да, что-то часто стала вспоминаться, - откровенно признался солдат.
   - А у меня мать осталась. Как она там живет? - Доржи оторвал нитку зубами и задумчиво посмотрел на небо.
   - Ничего. Все, что начинается, кончается, - сказал солдат. - У тебя есть гребенка? А то волосы все свалялись, спать даже мешают.
   Доржи достал тонкую бамбуковую гребенку и протянул солдату. Тот стал расчесывать волосы. Увидев на седле у Доржи схваченный тороками мешок, спросил:
   - Что там у тебя?
   - Где?
   - В мешке.
   - А, это! Сушеные грибы.
   - Зачем тебе они?
   - От разных болезней помогают, - объяснил Доржи.
   - Ишь ты, дай мне немного.
   - Немного можно. А ты мне дай патронов.
   Неожиданно заиграл горн. Приятели вскочили, схватили оружие.
   Вся часть построилась в несколько рядов, с командирами впереди. Солдаты переглядывались: видно, должен был пожаловать кто-то из начальства.
   И вот к построившимся бойцам на рысях подскакали пять всадников. Впереди на высоком сером коне с красным нагрудным ремнем ехал Хатан-батор Магсаржав. Его толстая черная коса при движении моталась из стороны в сторону, а блестящий отго* то поднимался, то опускался.
   ______________
   * Отго - знак отличия феодалов и чиновников.
   Крутые исторические периоды рождают выдающихся личностей. Одним из таких людей, выдвинувшихся в решающий период борьбы монголов против многовекового маньчжурского господства, был Хатан-батор Магсаржав.
   Этот человек всегда шел в первых рядах борьбы за освобождение своего народа от чужеземного ига, и всюду за ним шла победа.
   Удостоившись звания вана*, он стал правителем хошуна и сразу же поднял своих аратов на борьбу с угнетателями. Это он силой оружия заставил маньчжурского губернатора убраться восвояси из пределов Монголии. Ван Магсаржав был убежден, что только вооруженные солдаты добьются победы над ненавистным врагом, и делал все, чтобы снискать их любовь. Но и сам он отдавал солдатам всю свою любовь. Он рассказывал им о родной земле, о том, как важно иметь свою независимую родину. Даже религиозные суеверия он заставил служить делу победы. Авторитет его среди солдат был огромен.
   ______________
   * Ван - вторая степень княжеского достоинства.
   - Пока идешь с Хатан-батором, никакая беда не страшна тебе. Он спасет и от пули, и от занесенной над тобой сабли. Ведь он кровный брат гениев-хранителей, - говорили о нем солдаты.
   Как-то во время боя за город Кобдо один солдат струсил и убежал. Когда его поймали и привели к Магсаржаву, тот сказал: "Я не буду тебя наказывать, тебя накажет само небо, раз ты изменил родной земле. Счастье покинет тебя" и отпустил солдата. А стоящим около него бойцам сказал: "В следующем бою он погибнет, бедняга".
   Через два дня этот солдат действительно был убит. "Смотрите, - сказал солдатам Магсаржав, - пуля попала ему в затылок. Значит, пал он не от руки врага, это наказала его стрела гения-хранителя родной земли".
   И все поверили полководцу, никому и в голову не пришло, что кто-нибудь из своих мог застрелить этого солдата.
   Командуя монгольскими войсками на главном направлении против наступающих маньчжур, Магсаржав в короткий срок остановил их натиск и, перейдя в контрнаступление, погнал врага назад, занимая обширные территории.
   "Нам не нужна чужая земля, - говорил Магсаржав. - Но надо показать им, что если Монголия проснется, то нигде не скроются они от возмездия".
   Магсаржав был против договора трех держав*. Но другого пути не было надо было выжидать и готовить народ на большие свершения.
   ______________
   * Речь идет о договоре 1915 года между царской Россией, Китаем и Монголией.
   "Пока Монголия не станет самостоятельным государством, мы не расстанемся с оружием. Да, мы слабы, и нас мало, но если нас захотят закабалить, мы будем драться до последнего вздоха, пока в Монголии останется хоть один мужчина, хоть один конь", - говорил Магсаржав.
   Его пытались подкупить. Сулили большие деньги и титулы. Но он неизменно отвечал: "Маньчжурские деньги станут поперек горла. Как же я тогда буду есть пищу, которая дает моему телу здоровье?"
   Магсаржав подъехал к войскам. Над рядами пронеслось громкое "хурай!"*.
   ______________
   * "Хурай!" - приветственный возглас.
   Занги и хунды*, стараясь попасться князю на глаза, чуть выдвинулись вперед, вытянув шеи и выпятив грудь.
   ______________
   * Занги и хунды - низшие должностные лица.
   Командирский конь не стоял на месте, он бил копытами землю, мотал головой и все время пытался рвануться вперед. Но Магсаржав сильной рукой сдерживал разгоряченного скакуна.
   - Солдаты! - громким голосом крикнул Магсаржав. - Между тремя державами - Монголией, Россией и Китаем - заключен договор. На основании этого договора наше государство отзывает свои войска. Я сегодня уезжаю в Ургу. Все вы в ближайшие дни возвратитесь в свои кочевья. Вы выполнили свой долг, сделали все, что могли. Будущие поколения не забудут ваших подвигов. О них еще напишут книги. Да здравствует независимая Монголия!
   Солдаты кричали: "Хурай!"
   Магсаржав, окинув взглядом построившиеся войска, поднял на прощание руку и повернул коня к своей палатке.
   Кто-то крикнул:
   - Да будет здоров Хатан-батор! - И опять прокатилось громкое "хурай!".
   Солдаты разошлись по палаткам. Доржи стал у входа в свою палатку и закурил. К нему подошел старый солдат.
   - Выходит, друг, идем по домам?
   - Выходит, так. Богдо лучше знать, - с обидой в голосе ответил Доржи.
   - Вот видишь, наши думки сбываются. Ведь мы недавно толковали об этом. Значит, домой.
   Доржи промолчал. Ему казалось, что кончать войну, когда одерживаешь победы, все бросить на полдороге и вернуться домой нелепо. Но что делать, если таков приказ богдо. Он старался убедить себя, что богдо знает лучше, что нужно делать, и тем не менее чувство горькой обиды не оставляло его.
   Через несколько дней войска повернули на родину. Когда они шли сюда, люди выходили из юрт, радостно встречая своих соплеменников. Дети и подростки ватагой бежали им навстречу. А сейчас люди молчали, с тревогой и сожалением глядя им вслед.
   И невольно хотелось крикнуть им, успокоить: "Братья! Мы не виноваты, мы выполняем приказ!"
   Кто-то радостным голосом говорил о том, как он встретится с женой, с детьми. Но Доржи словно ничего не слышал. Машинально развязал он торока. Мешок с белыми грибами упал на землю, конь шарахнулся в сторону, но Доржи даже не натянул повод.
   Сухая пыль, поднятая ногами сотен коней, стлалась по степи, нещадно палило полуденное солнце, было душно, как в хорошо натопленной юрте.
   Обо всем этом Доржи и рассказал Хоягу на крылечке китайской лавчонки. Китай и Россия совместно хотят править нами, заключил Доржи свой рассказ.
   - Вот бы их самих лбами столкнуть, - в сердцах сказал Хояг.
   - Вряд ли это удастся. А Манлай ван Дамдинсурэн молодец! Говорят, когда ему предложили подписать договор, где был пункт, что наша страна является частью Китая, он вытащил саблю и отказался, заявив, что не хочет, чтобы его имя проклинали на родине десять тысяч веков. Тогда его отослали обратно. Этот ван - настоящий батор.
   Хояг сказал другу, что в Урге у него нет ни одного знакомого, поэтому он и вынужден бродяжничать.
   - Я тебя отведу к своим друзьям, - сказал Доржи. Он дал приятелю десять янчанов, завернутых в хадак. - Только не сиди сложа руки, тебе надо дойти до богдо, он поможет, не оставит в беде такого героя. Знаешь Яринпила из второй полусотни? Он и награду получил, и денег ему дали. Я тоже думаю награду получить, - сказал Доржи, расправляя грудь.
   Хояг кивнул и встал. Было жарко. А тут еще эта вонь, что несется со свалок на окраине города.
   4
   В ночной темноте по долине Тамира, заложив руки за спину, шагал человек. Ярко сверкали на небе звезды, но темь была такая, что, как говорят, и своих гутул не было видно. Прохладный ветерок тянул по долине, неся с собой свежесть.
   Человек часто останавливался, прислушивался. Подойдя к реке, торопливо несущей свои воды, он лег у воды и, припав к ней губами, сделал несколько больших глотков. Затем он умылся и вытер лицо подолом дэла. Это был Тумэр. Шел он уже очень долго и решил здесь немного передохнуть. Он глубоко вдыхал свежий ночной воздух, наполненный ароматом степных трав. Но надо опять собираться в путь, и он вновь зашагал, тихонько напевая:
   Коль есть денек, когда ты входишь,
   Настанет день, когда уйдешь.
   Ветер стал свежее. Вот-вот наступит рассвет. Тумэр снова остановился и прислушался. До его слуха донесся лошадиный храп. Он изменил направление и вскоре в предутренней серости разглядел палатку и неподалеку от нее пасущуюся лошадь. "Может, это единственный конь у хозяина?" - подумал Тумэр и остановился. Но тотчас в памяти всплыло лицо Бадарчи, его допросы и одеяние из бычьей кожи. Нет, он не должен опять попасть в руки Бадарчи, тогда прощай свобода навеки. Некоторое время он постоял в нерешительности, а потом твердым шагом направился к лошади. "Ничего, у мужчин дорога длинная, еще, может, встретимся", - бормотал Тумэр, снимая с коня путы. Он накинул на лошадь узду, отвел в сторонку, одним махом вскочил на нее и вошел в воду. Через несколько минут он был уже на другом берегу. Так младший брат украл последнего коня у своего старшего брата, оставив того без лошади вдали от родного кочевья.
   Весь следующий день Тумэр скрывался в лесу, а с наступлением ночи поскакал дальше. В каком-то айле он увел еще одного коня под седлом. Теперь, меняя в пути лошадей, он ехал быстрее. Вот только голод мучил его, даже в глазах рябило. И тогда он решил испытать судьбу - заехать в какой-нибудь хотон* и поесть. Утром у подножия холма он увидел одинокую юрту. Когда он подъехал, на него с рычанием налетела огромная собака.
   ______________
   * Хотон - группа юрт.
   - Отгоните собаку, - попросил Тумэр.
   Из юрты вышла девушка, она подозвала собаку, надела на нее ошейник и привязала к столбу.
   В юрте мял кожу пожилой монгол, на кровати спал ребенок.
   - Здравствуйте! Хорошо ли живете?
   - Хорошо, а как вы?
   - Хорошо ли проводите лето?
   - Хорошо! А как вы?
   Тумэр сел перед кроватью в восточной части юрты. Он сказал, что его зовут Жаргал, что он охотник из Дашдоского хошуна. На охоте он заблудился, упал с коня и потерял ружье. Продукты кончились, и он чуть не погиб. Девушка вдруг вышла из юрты. Тумэру это показалось странным. Вскоре она вернулась и как бы невзначай сказала, что к юрте скачут пять всадников. Тумэр улыбнулся. По ее глазам он без труда догадался, что девушка хотела его проверить.
   - Хорошо бы земляков встретить, - добродушно заметил Тумэр и уселся поудобнее, - а то вот уже две недели никого не видел.
   Вскипел чай. Девушка поставила перед гостем пиалу и большую деревянную тарелку с творогом и каймаком.
   Монголы - гостеприимный народ. Особенно приветливо встречают они дальних путников. Не дай бог, если хозяин окажется скуп, молва об этом сразу пройдет по всему аймаку. Гостям подается самое лучшее, что есть у хозяев. Тумэра напоили чаем, накормили сытным обедом из вяленого мяса. Поев, он решил побриться, а потом попросил девушку расчесать и заплести ему косу.
   Хозяина юрты звали Улдзи, а молодую женщину - Цэнд. Ее мужа Хояга, сына Улдзи, два года как призвали в армию, и вестей от него не было. Маленькому сыну Хояга, которому тогда было всего два года, теперь уже четыре. Он с интересом наблюдал за Тумэром, особенно когда мать заплетала ему косу.
   Тумэр поблагодарил хозяев и уже собирался уезжать, как в юрту, громко хлопнув дверью, вошел тайджи Пурэв, которого в хошуне прозвали Жестоким.
   Улдзи растерялся. Зачем этот незваный гость пожаловал к ним?
   - Уважаемый тайджи, я безмерно рад, что вы соблаговолили переступить порог моей бедной юрты. - Улдзи угодливо улыбнулся, принес тюфяк и, сложив ладони, поклонился важному гостю.
   Пурэв потребовал водки, хотя был уже пьян. Узнав, что водки у хозяев нет, он рассердился.
   - Рвань! Нищие! Вы позорите наш хошун своей бедностью! - кричал Пурэв, не отрывая похотливых глаз от стройной фигуры молодой женщины. Лишь изредка он недружелюбно косился на Тумэра. - Я немного пьян, боюсь, как бы чего не случилось со мной в дороге, пусть она меня проводит. Седлай коня и поедем со мной, - сказал Пурэв, обращаясь к Цэнд, и вышел из юрты.
   Улдзи сразу догадался о намерениях Пурэва. Немало красивых молодых женщин в их хошуне обесчестил этот тайджи.
   - О, мой тайджи, ничтожный раб Улдзи сам проводит вас.
   Услышав эти слова, Пурэв рассердился.
   - Ты что хочешь? Чтоб по твоему заду бандза прошлась?! Выполняй то, что я сказал, - крикнул он.
   Улдзи упал на колени и стал умолять свирепого тайджи не брать Цэнд с собой. Но тот был неумолим и ударил Улдзи толстым кнутом.
   Тут Тумэр не выдержал. Он подошел к Пурэву и, нахмурив брови, сказал:
   - Этот человек ни в чем не виноват перед вами, почему вы с ним так жестоко обращаетесь?
   - А ты, нищий, откуда? Ты что, не узнаешь тайджи Пурэва из Сайдванского хошуна?