Лодойдамба Чадравалын. Прозрачный Тамир

   Но вот наступил и день скачек. Итгэлт и Эрдэнэ решили взять с собой Бато, Хонгора и Сурэн. Мальчики будут участвовать в скачках. Но на скачки хочет ехать и Солонго, а ее не берут. Девочка расплакалась, и Эрдэнэ попросил Итгэлта взять и Солонго.
   - Ну что ж, раз за тебя просит твой "высокий дядя", вытирай слезы и быстрей одевайся.
   На скачки съехалось много народу. Толпа шумела. Вот-вот должны были пустить лошадей. Эрдэнэ стал подвязывать коням хвосты, возле него стоял Итгэлт. Подошел Бадарчи.
   - Здравствуйте, как кони? - Потрепав по холке гнедого, он сказал: Хорош гнедой, блестит, как червонное золото.
   - Это Эрдэнэ готовил коней, - горделиво сказал Итгэлт.
   Бадарчи презрительно посмотрел на Эрдэнэ и равнодушно заметил:
   - Мы с ним, кажется, знакомы.
   - Я вас запомнил, - скромно сказал Эрдэнэ. - Ну как, удалось вам поймать беглеца?
   - Небо пощадило негодяя, и он ускользнул из моих рук. Однако придет время, мы с ним еще встретимся. Халха большая, но и рука у Бадарчи длинная...
   На скачках один конь Итгэлта занял первое место, а другой - второе. Еще несколько его коней вошли в число кумысной пятерки. Обрадованный Итгэлт распорядился прирезать козу и устроил угощение.
   После скачек начались состязания борцов. Эрдэнэ тоже боролся. Ему уже дважды удалось добиться победы. Но вот вышел Бадарчи.
   - Куда этому батраку до Бадарчи! - презрительно сказал стоявший в кругу Цамба. Эрдэнэ посмотрел в сторону говорившего.
   Бадарчи воспользовался этим и бросил Эрдэнэ через плечо. Толпа одобрительно зашумела. Смущенный Эрдэнэ кряхтя поднялся с земли.
   - Дядя просто поскользнулся, а то бы он победил, обязательно победил, с обидой в голосе сказала Солонго.
   Перед заходом солнца состязания закончились. Народ стал разъезжаться. Эрдэнэ с детьми тоже поехал домой, а Итгэлт остался, сказав, что у него тут есть еще дела.
   Итгэлт поехал по направлению к реке, вдоль которой шли густые заросли ивняка. Дул слабый прохладный ветерок, кроны ив глухо шелестели. Тамир мерно катил свои воды, в речной глади отражалась плывшая на небе полная луна.
   Итгэлт подъехал к броду. Сюда каждый вечер приезжает за питьевой водой Дулма. Он спрыгнул с коня, привязал его к дереву и стал набивать трубку. Вскоре послышался скрип телеги. Итгэлт пошел к ней навстречу.
   - А я подумал, что ты уже была, - сказал Итгэлт, отбирая у Дулмы повод. Он сам привязал хайнака к осине. Дулма ничего не ответила. Тогда Итгэлт взял ее за руку и повел в кусты.
   Три года назад, когда Дулме исполнилось шестнадцать лет, Итгэлт овладел девушкой. О сопротивлении не могло быть и речи. Разве можно противиться такому богатому человеку, который славится на весь хошун! С тех пор Итгэлт часто виделся с ней, когда она пасла овец. Наивная, легковерная Дулма предполагала, что Итгэлт женится на ней. Но вот Дулма забеременела. Со смешанным чувством стыда и радости сказала она ему об этом.
   - Ты не врешь? - испуганно спросил Итгэлт.
   - Нет, - тихо ответила Дулма и опустила глаза.
   Итгэлт казался недовольным. Он больше ничего не сказал; сел на коня и уехал. А на другой день, когда Дулма пригнала овец домой, ее мать, плача, поцеловала дочь и сказала, что сегодня приезжал Няма и сватал ее за Галсана и что она дала согласие. "Коль ты родилась женщиной, надо выходить замуж", сказала мать.
   Дулма стала просить, чтобы ее не выдавали за нелюбимого человека, но мать стояла на своем. Дулма хотела покончить с собой, но не знала, как это сделать, да и сил у нее на это не хватало. Тогда она все рассказала Итгэлту.
   - Ведь у меня есть жена, - ответил Итгэлт. - Придется тебе выходить за Галсана. Для незамужней женщины родить ребенка - позор.
   Дулма обиделась на Итгэлта, но делать было нечего, пришлось ей идти замуж. Так Дулма стала женой Галсана.
   Но и после свадьбы Итгэлт продолжал навещать Дулму, и фактически она стала его второй женой. А Галсан, который сторожил лошадей и дома ночевал очень редко, был, так сказать, вторым мужем. Дулма часто думала, что, не будь Должин, она стала бы законной женой Итгэлта, и потому всячески стремилась показать Должин, что настоящая жена у Итгэлта она, Дулма.
   Как-то Итгэлт привез ей золотое кольцо и золотые сережки. Она тут же похвасталась подарками перед Должин. Должин не выдержала, устроила мужу скандал, но Итгэлт пригрозил жене, что отвезет ее к родителям, если она будет мешать ему. Должин испугалась и смирилась - все-таки она законная жена, а эта Дулма так, что-то вроде игрушки, а ведь известно, какая судьба ждет игрушку. Позабавятся, да и бросят.
   Родившийся ребенок через несколько дней умер, и никто, кроме Дулмы, не печалился об этом.
   Дулма наконец поняла, что Итгэлт и не думает делать ее своей женой. Видно, в этом мире богатым все доступно, и никто им перечить не может. И тогда молодая женщина решила возбудить у Итгэлта ревность. Она стала отлучаться из хотона, ее часто видели в поле с молодыми парнями из соседних айлов. Когда слухи об этом дошли до Итгэлта, он словно взбесился и даже избил Дулму. "Я не твоя жена, - возмущалась Дулма, - что хочу, то и делаю". А в душе радовалась: все-таки она еще имеет силу над этим человеком, раз он ее ревнует.
   - Вот я тебя, блудливая сука, отдам какому-нибудь старому ламе, тогда узнаешь, - пригрозил ей Итгэлт, и Дулма стала побаиваться, как бы Итгэлт не привел в исполнение своей угрозы.
   Галсан знал о связи Итгэлта и Дулмы, но старался на это смотреть сквозь пальцы.
   Итгэлт встал и, оглянувшись, поднял Дулму за руки.
   - Ну, езжай. Муж, наверное, заждался. Только волосы поправь! повелительно сказал он.
   - Без тебя знаю, когда ехать. Мне не к кому спешить.
   - Какой бы ни был, он тебе муж, - наставительно сказал Итгэлт и важно, как сытый верблюд, подошел к коню.
   Луна скрылась за темными облаками, как будто не хотела видеть, что происходит у Итгэлта с Дулмой. Все накрыла, темнота, и лишь холодно поблескивал Тамир.
   8
   Утреннее солнце уже поднялось высоко, освещая землю, одетую в праздничный летний наряд. Безмолвная степь лежала ярким разноцветным ковром. По степи ехал всадник, в левой руке он держал повод запасной лошади. Это был Тумэр. Вот он потянул повод и остановился.
   Вдали в молочной дымке высилась величественная вершина Тарлан Хайрхана. Из глаз Тумэра покатились слезы, сверкая, словно жемчужины.
   - Родимый мой край, - сказал он тихим голосом и спрыгнул с коня. Сорвав молодые побеги дикого лука, он с аппетитом стал их есть.
   Стадо джейранов, заметив всадника, метнулось в сторону, но вдруг остановилось, животные стали настороженно наблюдать за Тумэром, как бы желая узнать, что за человек появился в их краях.
   Тумэр закрыл глаза, потянулся, словно пытаясь стать выше, потом, прищелкнув языком, вскочил в седло.
   Сейчас он хотел одного - встретить своего старшего брата Эрдэнэ. Он знал, что Эрдэнэ обычно кочевал в этих местах, по южному склону Далана и по долине Сухэ. Через некоторое время он встретил небольшое стойбище. Хозяин стойбища рассказал ему, что Эрдэнэ с женой и сыном поехали на одноконной телеге в Ургу помолиться богдо. Тумэр решил тоже отправиться в Ургу, чтобы встретиться с братом, однако ему нужно было еще как следует отдохнуть, набраться сил. И вот он стал навещать своих земляков. Все с большой радостью встречали отважного сайнэра и потчевали его самыми лучшими кусками со своего стола. Через несколько дней Тумэр совершенно окреп и отправился в Ургу. Ехать через Сайдванский хошун он не мог и поэтому сделал крюк - выбрал дорогу по южному склону Хангайского хребта. После нескольких дней пути он решил дать коням отдых.
   А вот и место для отдыха! Впереди пестрели две диковинные юрты, вокруг которых толпился народ, а неподалеку от них паслись стреноженные кони и верблюды. "Что за странные юрты? - подумал Тумэр. - Такие только у колдунов бывают. Надо посмотреть, что за люди". И Тумэр круто свернул в сторону от дороги. Ему бросилась в глаза пара вороных коней, привязанных к коновязи. Вот это кони! Таких красавцев Тумэр давно не видел. Он привязал своих лошадей рядом и вошел в первую юрту. Тут шел пир, и все уже сильно захмелели. Тумэр присел к столу. Оказалось, что он попал в гости к знаменитому шаману Санжаа, который устроил здесь привал.
   - Чары нашего учителя безграничны, - говорил Тумэру сосед, - поэтому он всем помогает в беде. Хочешь, и тебе поможет, только надо ему сделать подарок. Ему все несут дары. Когда мы тронулись с места, у нас было всего три коня, а теперь у нас и коней много и верблюдов. Вот как! Так что неси, что у тебя есть, он и тебе поможет.
   Под шум и галдеж Тумэр сытно поужинал. Что же делать? Из ума не шли вороные кони.
   Ночью, когда все спали, Тумэр увел коней и спрятал их в лесу. К утру он снова был в лагере шамана, как ни в чем не бывало.
   Утром, когда все встали, начался переполох. У шамана увели лошадей! Кто этот нечестивец, что посмел посягнуть на священную собственность служителя духов?
   У юрты собрался народ.
   - Великий наш учитель найдет вора, - кричал какой-то помощник шамана, он вырвет у него сердце, если этот паршивый пес не вернет коней. Вы это увидите сегодня же вечером.
   "Неужто и в самом деле он может это сделать?" - подумал Тумэр. Но ведь и коней приводить назад стыдно! Что скажут о нем люди? Знаменитый сайнэр испугался шамана и привел обратно уведенных коней! Нет, надо подождать, что будет.
   Шаману Санжаа, худощавому, невысокому, узкоплечему человеку, с острыми бегающими глазками и седеющей косой, было лет сорок. Шаманить он начал еще двадцатилетним парнем, и натолкнул его на колдовство один любопытный случай. Как-то он заметил в лесу двух коров, а вскоре в степи ему повстречался арат, искавший пропавших животных. Санжаа сообразил, что такой случай упускать не следует. Он прикинулся шаманом и предложил арату свою помощь. Колдовство "помогло" - коровы нашлись. Ясное дело, что арат об этом случае рассказал чуть ли не всему хошуну. С этого и началась слава шамана Санжаа. Вскоре он обзавелся многочисленными помощниками, которым он "рубил" головы, а затем снова ставил их на место, "убивал" их из ружья, а затем воскрешал, ловил доверчивых аратов на различных промахах, а затем помогал им их "исправлять", пользовался невежеством суеверных людей, чтобы при каждом удобном случае доказать свою сверхъестественную силу. И люди верили ему, и всегда на его привалах собиралось много народу.
   Вот и теперь, облачившись в ритуальную одежду, Санжаа с невозмутимым видом вышел из своей палатки и глухим голосом сказал:
   - Мы съедим сердце вора сегодня вечером.
   "Или ты мое сердце, или я твоих коней", - прошептал про себя Тумэр.
   Но вот на землю опустились сумерки. Санжаа закружился в танце, призывая всех горных духов найти вора и принести ему его сердце.
   Сначала его погремушки и бубен звучали в такт танцу, потом они загремели беспорядочнее и сильнее. Но вот шаман бросил бубен на пол, высоко подпрыгнул и, будто схватив что-то в воздухе, уселся и стал чавкать. При свете плошки все увидели, что рот его и руки обагрились кровью.
   - Все! - крикнул шаман. - Конец пришел вору. Я съел его сердце!
   Народ зашептался:
   - От него никто не укроется.
   - Духи верно служат Санжаа.
   Тумэру стало не по себе, ему показалось, что в груди у него стало пусто и какая-то колющая боль пронзила грудь. Дыхание у него участилось, и он вышел из палатки. Над Восточной горой поднималась большая луна. Дул холодный ночной ветер. Ночная свежесть успокаивающе подействовала на Тумэра.
   "Говорят, у мертвого человека не бывает тени", - подумал он и посмотрел на свою тень. Тень была как тень, настоящая. Тогда он подошел к коновязи. "Говорят, коли тебя берут черти, кони шарахаются", - подумал он. Но кони стояли спокойно, ни один даже не фыркнул. Тумэр взял своих коней и незаметно покинул лагерь.
   Однако неприятное ощущение не проходило. Все-таки интересно, есть у него сердце или нет? Умер он или еще живой? Он вспомнил, что кто-то ему говорил, что умерший человек не оставляет следов. Он спрыгнул с коня, снял гутулы и прошелся босиком по глинистой почве. Следы остались. Теперь он успокоился окончательно, - значит, шаман наврал: он живой и сердце у него на месте.
   Вскоре он доехал до леса. Кони стояли там же, где он их оставил. Тумэр вздохнул с облегчением. Все-таки он перехитрил могущественного шамана.
   Попив ключевой воды и напоив коней, Тумэр снова тронулся в путь. Сейчас он уже ехал на вороном коне, а три коня шли в поводу.
   Ночью выпал снег. Утром Тумэр остановился в лесу на склоне горы и, стреножив лошадей, пустил их пастись. Подкрепившись вяленой бараниной, он лег отдохнуть. Уже в дреме услышал звон стремян и, приподнявшись, увидел всадника на гнедом коне. Всадник безбоязненно подъехал к Тумэру и, поздоровавшись, стал привязывать коней к дереву.
   Это был Тугжил.
   Тугжил с утра выискивал, чем бы поживиться. Увидев на свежем снегу следы четырех коней, он смекнул, что тут дело не чисто, простому арату здесь делать нечего. И он решил запугать конокрада и отобрать коней.
   - Ну, вот что, любезный, если добром не отдашь мне вороных коней, придется мне тебя задержать. Я надзиратель хошунной тюрьмы, - грозно проговорил Тугжил и уже приготовил кнут, чтобы своим знаменитым ударом свалить противника.
   - Это еще не известно, кто кого задержит, - спокойно ответил Тумэр.
   "Кажется, словами тут ничего не добьешься, - подумал Тугжил, - придется мне его свалить". Он смерил Тумэра взглядом и медведем пошел на него.
   Что было дальше, Тугжил не помнил. Когда он очнулся, руки и ноги его занемели от впившихся в тело кожаных ремней.
   - Я сейчас тебе покажу, как ты сможешь взять моих коней, - сказал Тумэр, видя, что противник пришел в себя.
   Раздосадованный Тугжил лежал молча, закусив губы.
   Тумэр подвесил Тугжила на веревке, зацепив ее за крепкий сук лиственницы, сложил под ним сушняк и начал высекать огонь.
   - Что ты хочешь делать?
   - Хочу согреть тебя немного.
   - Скажи, кто ты такой?
   - Ты слышал что-нибудь о Тумэре из Засагтханского хошуна?
   - Слышал.
   - Так вот он перед тобой, - сказал Тумэр, продолжая высекать огонь. Трут загорелся. Тумэр положил его в мелкий сушняк и стал раздувать огонь рукавом дэла, пока костер не вспыхнул ярким пламенем.
   Тугжил задрожал от страха. Вот, оказывается, у кого он хотел отобрать коней. Но неужели этот сайнэр и впрямь хочет его спалить?
   - Я не знал, что это вы, - заискивающе заговорил Тугжил, - освободите меня. Я никогда больше не пойду против вас. - Лицо Тугжила покрылось испариной, он застонал.
   - Значит, не будешь больше зариться на моих коней? Или придумаешь еще что-нибудь? - Тумэр громко рассмеялся и ногой потушил костер.
   - Пощадите меня.
   Тумэр опустил Тугжила на землю.
   - Я ведь тоже, как и вы, брожу в поисках добычи. Если вы хотите, я стану верно служить вам, - подобострастно сказал Тугжил.
   Тугжил ошибался, Тумэру не нужна была добыча. Угоняя княжеские табуны, он боролся с богачами. Он воображал себя тогда могущественным князем, но только добрым и справедливым. Именно поэтому он бесплатно раздавал украденных коней беднякам.
   - Не нужен ты мне, - как-то равнодушно ответил Тумэр, помолчав.
   Некоторое время Тугжил ехал позади Тумэра, в отдалении, как мальчик, которого наказали и который хочет заслужить прощение. Затем они поехали рядом. Тугжил мучительно размышлял: "Что выгоднее? Донести на Тумэра и получить за это награду или пристать к Тумэру и делить с ним его судьбу и добычу?"
   9
   Юрта Улдзи одиноко стоит у небольшой речушки. Улдзи всегда ставит юрту вдали от других, так лучше. Во-первых, у него яки неспокойные - то о соседние юрты чешутся, то веревки грызут, а во-вторых, когда юрта стоит далеко от дороги, начальство не так охотно навещает хозяина.
   Улдзи вчера был на охоте и убил косулю. Поэтому в юрте у него сегодня праздник. Вся семья с удовольствием ест вкусный суп.
   Но в полдень к ним нагрянули гости. Снова навестил их этот Пурэв, да еще с писарем и стражником.
   Улдзи испугался. Кажется, этот жестокий тайджи приехал сводить старые счеты. Да минет беда их юрту! Улдзи встретил Пурэва подобострастным поклоном и усадил знатного гостя на почетное место. Цэнд принесла вареное мясо косули и поставила кувшинчик водки.
   Когда все уселись, писарь достал какую-то бумагу и протяжно стал читать:
   - Предписание Сайдванской хошунной канцелярии. Семье подданного арата Улдзи предлагается поставить для питания солдат богдо-хана одного вола и для ремонта кавалерийских частей одного коня.
   Когда писарь закончил читать предписание, Пурэв важно сказал:
   - Если ты, ничтожный раб, не выполнишь этот приказ в десятидневный срок, то пеняй на себя.
   В юрту вошла Цэнд. Она слышала последние слова Пурэва и, хитро улыбнувшись, опустилась на колени перед важным гостем.
   - Сайнэр Тумэр вчера был у нас, даже оставался ночевать, очень просил при случае передать вам привет.
   Когда красивая Цэнд опустилась перед Пурэвом на колени, у него в глазах вспыхнул огонек. Но, услышав, что вчера тут был Тумэр, он вздрогнул, огонек сразу потух, будто его задуло ветром. На лице тайджи застыла деланная улыбка.
   - Когда этот уважаемый человек еще раз навестит вас, передайте ему мой ответный привет, - сказал Пурэв и, задумавшись, добавил: - А что касается этого предписания, то можете не беспокоиться. Ведь ваш муж служит в войсках самого богдо, так что поставки с вас взиматься не будут.
   О, Пурэв надолго запомнил свою встречу с Тумэром. После нее он несколько дней не мог ни спать, ни есть. Ему все чудилось, что сильные руки Тумэра душат его, и от испуга он просыпался и вскакивал с постели. Чего он только не делал, чтобы забыть этого страшного человека. На одни молитвы ухлопал уйму денег. В последнее время встреча как-то стала забываться. И вот ему снова напомнили о ней, и снова в его сердце запал страх.
   Кивнув писарю и стражнику, Пурэв вышел из юрты, сел на коня и, оглядываясь, как волк, за которым гонятся собаки, пустил коня галопом, чтобы поскорее покинуть злополучное место.
   Не успел Пурэв выйти из юрты, как Улдзи громко рассмеялся. Ну и Цэнд, знает, чем обезоружить злого тайджи!
   Прошло два дня. В полдень Цэнд пошла доить коров. Выйдя из юрты, она заметила на горизонте всадника. "Кто же это опять к нам жалует?" - подумала она с тревогой. Всадник направлялся к их юрте.
   Улдзи, чинивший во дворе телегу, тоже увидел приближавшегося всадника. Улдзи внимательно всматривался в его лицо.
   - Цэнд! А ведь это, кажется, сын едет, уж очень на него похож.
   Цэнд, поставив подойник на землю, тоже стала всматриваться в подъезжающего человека. И когда всадник, пустив коня рысью, приблизился, Цэнд вдруг крикнула:
   - Папа, а ведь это он!
   Она бросилась навстречу мужу, но внезапно остановилась, и из ее глаз полились слезы.
   - Не зря говорят, улетевшие птицы прилетают, уехавший человек возвращается, - сказал Улдзи и, утерев выступившие на глазах слезы, добавил: - Я вскипячу воды, а ты встречай его.
   Когда Хояг подъехал к юрте, Цэнд взяла повод и помогла мужу слезть с коня.
   - Хорошо ли живете, мои дорогие? - сказал Хояг и, обняв жену, прижал к себе.
   Цэнд не могла произнести ни слова, она беззвучно плакала.
   - Раз мы встретились, зачем плакать? - сказал Хояг и вытер слезы с лица жены.
   В это время подошел их сын, который играл за юртой, он с удивлением смотрел на незнакомого человека, стоявшего рядом с матерью.
   - Сынок, это твой папа, - сказала Цэнд.
   Хояг поднял сына на руки и крепко расцеловал. Цэнд успокоилась, ее лицо уже сияло от счастья.
   - Невестка, стреножь-ка коня и пусти его попастись! - крикнул из юрты Улдзи.
   Хояг вошел в юрту. Улдзи поцеловал сына в щеку.
   - Благополучно ли вернулся?
   - Благополучно. Хорошо ли вы живете?
   - Жив будешь, и из золотой чаши напьешься. Это верно говорят, - сказал Улдзи, вытирая неудержимо текущие по щекам старческие слезы.
   В жизни всякое бывает счастье. Но нет, пожалуй, большего счастья, чем встретиться после долгой разлуки с любимым человеком.
   Серая, невзрачная юрта Улдзи сейчас была полна счастья.
   Пока пили чай, Хояг рассказал обо всем, что ему пришлось испытать с тех пор, как он был призван в армию. Он рассказал, как воевал под командованием Хатан-батора Магсаржава, и Улдзи тут же в благодарение богам встал и зажег перед статуэткой Будды лампаду.
   - Говорят, что Хатан-батор сам святой?
   - Может, и так. Он великий человек. Чернобрючники, как только мы бросались в атаку, сразу удирали в панике.
   - Иначе и быть не могло. Кто выдержит натиск таких войск, у которых за спиной стоит сам богдо-гэгэн и которыми командует Хатан-батор! - сказал Улдзи с видом знатока.
   Затем Хояг рассказал, что после ранения он целый год лечился во Внутренней Монголии и вместе с караванщиками приехал в Ургу.
   - Коли пуля тебя нашла, значит, судьба такая. Хорошо, что остался жив, - сказал Улдзи.
   - По совету товарища я написал прошение, чтобы меня наградили. Ведь воевал я не за страх, а за совесть. Некоторым солдатам, таким, как я, присвоили даже звание баторов. Но меня не наградили. Видно, боги отвернулись от меня, - с обидой сказал Хояг.
   - Ты говоришь чепуху, сын мой. Где это видно, чтобы такие, как мы, простые люди становились баторами? К тому же нашему хошуну, говорят, вся Монголия перестала верить.
   - Почему же? - спросила Цэнд.
   - В свое время наш ноён Амарсана, сговорившись с бэйсом Цэнгунжавом, решил отделить Монголию от Маньчжурии. А потом, говорят, донес обо всем маньчжурскому императору. Тот его щедро вознаградил и женил на своей дочери. И стал наш ноён министром-князем у маньчжурского императора и стал жить в Пекине. Поэтому все монголы считают нас предателями.
   - Это было давно, и какое нам до этого дело? А я вот знаю, как один такой же, как я, простой солдат стал батором, - ответил Хояг.
   - Кто может знать, в кого перевоплотится гений-хранитель? Нам он может показаться простым человеком, а на самом деле он может быть и святым, сказал Улдзи и молитвенно сложил ладони.
   - Так вот, после того как я со своим прошением ничего не добился, пришлось мне некоторое время работать в Урге поденщиком. Но мне не везло, денег платили мало. Так на коня не заработаешь. А мне очень хотелось поскорее вернуться домой. И тут я случайно встретился с одним человеком. Когда он узнал о моей незавидной участи, он дал мне своего вороного коня.
   "Езжай до дому, - сказал этот человек, - а пропитание в пути достанешь. Только есть у меня к тебе одна просьба. В Сайдванском или Луу-гунском хошуне живет мой старший брат Эрдэнэ. Ежели у тебя будет время, узнай точно, где он сейчас кочует. И, конечно, передай привет своему отцу".
   - Этот человек, оказывается, знает вас, отец, - сказал Хояг.
   - А как его зовут?
   - Он назвал себя Тумэром.
   - Слышишь, Цэнд? Мы, видно, в предыдущей жизни своей заслужили все милости, которыми осыпает нас этот удивительный человек.
   В ту ночь Улдзи, Хояг и Цэнд только и говорили о Тумэре, а на следующий день Улдзи уже был в седле. Не теряя времени, он направился в Сайдванский хошун разыскивать Эрдэнэ.
   10
   Еще в 1907 году в этих краях появился иркутский купец Павлов. Решил он здесь заняться скупкой скота. Первую сделку он заключил с Итгэлтом. И вот как это произошло.
   Как-то по дороге к своему кочевью Итгэлт увидал пароконную бричку, на которой сидел русский. Остановились, разговорились. Русский немного знал по-бурятски, и они понимали друг друга. Итгэлт скоро смекнул, в чем дело.
   - Ну что ж, купец, коли у тебя есть серебро, скот у меня найдется.
   - Слава богу, деньги есть! Недаром я подданный белого царя. Надо будет, не только на твое кочевье хватит, а и на весь хошун соберу, - хвастливо заявил Павлов. - Сумеешь поставить двести волов?
   - Только и всего? - в тон ему спросил Итгэлт. - Через пять дней на этот перевал пригоню двести волов. Готовь деньги и жди меня.
   У Итгэлта не было столько скота, но он за три дня скупил его у местных айлов и через пять дней пригнал скот в условленное место. Павлов рассчитался с ним тут же слитками серебра. Сделка прошла успешно. Итгэлт заработал с каждой головы по два лана серебра. Павлов тоже не остался в накладе, он получил почти шестьсот рублей чистого дохода.
   С тех пор они подружились, и вскоре Итгэлт стал компаньоном русского купца. Он скупал скот у аратов, а Павлов собирал его в гурты и переправлял в Россию.
   Итгэлт пришелся по душе Павлову.
   - Когда надо, верит на слово и не подведет, - говорил Павлов об Итгэлте, - на любую крупную сделку идет, не боится. Редкостный монгол.
   - Большой торговец! Немного хвастлив, правда, но зато богат, богат, говорил Итгэлт про Павлова.
   Торговля скотом и в самом деле принесла Павлову за последние несколько лет огромные доходы. В Иркутске он построил себе двухэтажный дом, в банке у него лежали крупные капиталы.
   Итгэлт порой хитрит со своим компаньоном. При расчете за скот, купленный у аратов, он накидывает лишнее. Павлов это чувствует и в свою очередь при продаже скота русским купцам немалую толику оставляет себе, а Итгэлту говорит меньшую цену. Всю остальную прибыль они делят пополам.
   Павлов приезжает в Монголию летом, а уезжает глубокой осенью, когда гурты сбиты и пылят уже по дорогам. В Луу-гунском хошуне он выстроил большой деревянный дом с просторным двором. Последнее время он стал приезжать сюда со своей женой.
   Этот дом араты прозвали "русской деревней". В зимнее время его охранял огромного роста русский, которого все звали "балагур Петр".
   Приближался хошунный надом. За день до праздника Итгэлт поставил для своих людей три юрты. В большой пестрой юрте, находящейся в середине, постелили ковер - здесь будут принимать гостей. В другой юрте устроили столовую, а третья должна была служить спальней.