Лодойдамба Чадравалын. Прозрачный Тамир

   У Пурэва от злости чуть глаза не вылезли из орбит. Он уже поднял кнут, чтобы обрушить удар на оборванца, но не успел этого сделать.
   Тумэр выхватил у него кнут и так хватил им тайджи по шее, что тот плашмя растянулся на полу. Однако он тут же вскочил.
   - Ничтожный раб, кого ты приютил? Ведь он оскорбил прямого потомка Чингис-хана! По тебе завтра же погуляет бандза! Тогда ты узнаешь, кто такой тайджи Пурэв.
   Он уже собрался отвязать коня, но Тумэр схватил его за пояс и высоко поднял над собой.
   - Глупая твоя голова, - крикнул он, - если ты посмеешь хоть пальцем тронуть этих людей, я придушу тебя, как щенка! Понял?
   Цэнд платком прикрыла улыбку, она видела, как Пурэв мгновенно отрезвел и от страха не мог выговорить ни слова. Но Улдзи опасался мести тайджи.
   - Сынок, оставь его, а то не миновать беды.
   Тумэр, хорошенько тряхнув свою жертву в воздухе, бросил перепуганного Пурэва наземь.
   - Хватит, пощади меня! - взмолился тайджи. - Как зовут вас, великий муж?
   - Неужели ты ничего не слышал о сайнэре Тумэре из Засагтханского хошуна? - процедил сквозь стиснутые зубы Тумэр.
   Еще бы, этого отважного сайнэра знает вся Халха. А Пурэв слышал, что этот лихой парень убежал из Луу-гунской тюрьмы. У Пурэва на лбу выступил холодный пот. Так вот кого он встретил в этой проклятой юрте! У него даже язык отнялся.
   Улдзи тоже не раз слышал имя прославленного сайнэра. Сейчас и он от удивления онемел и, открыв рот, молча смотрел на Тумэра.
   А Тумэр улыбался.
   - Улдзи-гуай, всего хорошего, я уезжаю, но буду навещать вас, - сказал он. Затем, обращаясь к Пурэву, поднял указательный палец и погрозил: Запомни, тайджи, Тумэр сдержит свое слово.
   Выйдя из юрты, Тумэр вскочил на коня и галопом помчался на запад. Улдзи долго смотрел ему вслед, затем, как бы очнувшись, сказал Цэнд:
   - Побрызгай, милая, молоком на запад.
   Цэнд никак не могла прийти в себя от удивления, она не верила своим глазам. Подумать только, какой молодец этот Тумэр! Самого тайджи не испугался! Она принесла молока и плеснула девять ложек на запад.
   Трусливые люди смелы лишь со слабыми да бедными. А от сильного они готовы стерпеть любое оскорбление. Таков был и Пурэв. Он понимал, что смелый сайнэр сдержит свое слово. Вот почему он больше ничего не сказал Улдзи, а, виновато улыбаясь своим беззубым ртом, сел на коня и уехал.
   5
   Эрдэнэ и Долгор молча сидели в палатке, не зная, что сказать друг другу. Проснулся Бато и, узнав, что у них увели коня, тоже загрустил.
   - Что же мы будем делать без коня, папа? - спросил как-то не по-детски серьезно мальчик.
   - Ничего, сынок, как-нибудь проживем, - ответил отец и погладил его по голове.
   - Не надо плакать! - обратился Бато к матери. Долгор прижала сына к груди и тихо сказала:
   - Не везет нам. - По ее щекам потекли слезы.
   В это время к палатке подъехали Бадарчи и Дамдин. Бадарчи был очень сердит. Тумэр словно сквозь землю провалился. Разгневанный надзиратель не щадил никого, кто попадался ему на пути. Его толстый кнут, рассекая воздух, без разбору опускался на спины неповинных людей.
   - Что за люди? Выходи! - громко крикнул Бадарчи.
   По одежде Эрдэнэ узнал, что к ним подъехало должностное лицо. Боясь, как бы к нему не придрались - ведь он находился в чужом хошуне, - Эрдэнэ сразу вышел.
   - Не проходил ли кто подозрительный мимо вас в эти дни? - Кнут Бадарчи держал у холки лошади, чтобы Эрдэнэ видел.
   - Видно, кто-то проходил! Ночью у нас увели единственного коня, - тихо ответил Эрдэнэ.
   - Эх вы! Не могли устеречь одного коня! Нарочно, что ли, подарили его беглецу? - Бадарчи зло искривил рот в усмешке.
   - Что вы! Мы бедные люди, скота у нас нет, вот мы и вынуждены скитаться. А сейчас мы едем в Ургу, чтобы помолиться нашему всемогущему богдо, - спокойно ответил Эрдэнэ.
   - Когда у вас увели коня?
   - Если б я знал, разве его увели бы? Я сам бы задержал конокрада и сдал вам.
   Бадарчи раскатисто рассмеялся и, посмотрев на Дамдина, сказал:
   - Слышишь, задержал бы! Какой смелый! Да знаешь ли ты, кто он, этот конокрад? Скажи спасибо, что сам остался цел. Ведь твоего коня увел сайнэр Тумэр! А ты говоришь, задержал бы. - И он снова засмеялся.
   Эрдэнэ невольно улыбнулся. Так вот кто увел у него коня! Значит, жив братишка!
   - Ну чего скалишь зубы, паршивый пес, чему обрадовался? Он тебе приятель, что ли? - Бадарчи подозрительно оглядел Эрдэнэ. Придется с пристрастием допросить этого оборванца. Надо же на ком-нибудь сорвать злость. А злость так и кипела в груди Бадарчи. Разве теперь Тумэра догонишь? Коли в шкуре ушел, на лошади уж и подавно уйдет. Лови ветра в поле! Придется этого нищего пощекотать бандзой. Надо же найти виновного!
   Но Эрдэнэ, смекнув, что дело принимает для него плохой оборот, отшутился:
   - Что вы, господин чиновник. Не знаю, как и благодарить небо, что сам-то остался жив.
   Бадарчи нахмурил брови. Ну что делать с этим нищим? Забрать с собой? Но с ним так просто не сладишь. Он, видно, не из слабых, сумеет постоять за себя. А этот Дамдин разве помощник? От каждого куста шарахается.
   - Где же искать этого Тумэра? - как бы спрашивая себя, сказал Бадарчи. - Поедем вверх по долине.
   - О, уважаемый Бадарчи, теперь мы его не догоним, - сказал Дамдин.
   Бадарчи ничего не ответил и стегнул коня кнутом. Вскоре всадники скрылись из виду. Эрдэнэ долго смотрел им вслед.
   - Папа, какой он страшный! - сказал стоявший рядом с отцом Бато.
   Эрдэнэ молча обнял сына. Потом, обращаясь к жене, сказал:
   - Раз он у арата последнего коня взял, значит, туго ему пришлось. Что ж, придется нам здесь посидеть несколько дней. Может, кто и выручит. Вы меня тут подождите, я дойду вон до тех юрт. Попрошу там коня, чтобы к ним перебраться. А не дадут, хоть молока принесу. - И Эрдэнэ зашагал к юртам Итгэлта, видневшимся у горизонта.
   Небо было чистое, нещадно палило жаркое солнце. Шагать по степи было трудно: ноги путались в высокой и густой траве. К тому же казалось, что видневшиеся юрты удаляются и до них никогда не дойти.
   Эрдэнэ выругался. Проклятый хотон. Когда же он до него доберется? Вон и солнце уже стало клониться к западу.
   Но раз человек идет, он достигнет цели. Так и Эрдэнэ дошел до хотона Итгэлта. Войдя в первую, большую юрту, он поздоровался и скромно сел у очага. Ему подали большую деревянную пиалу с кумысом. Эрдэнэ сказал, что он ехал в Ургу помолиться богдо, но ночью конокрады увели у него последнего коня, и вот он остался с семьей посреди степи. Не дадут ли ему здесь коня, чтобы перевезти свой скарб поближе к их юртам?
   - Говорят, убежал сайнэр Тумэр. Это он, видно, увел твоего коня. А ты сам из какого хошуна? - спросил Итгэлт.
   Эрдэнэ не стал врать и назвал свой хошун.
   Итгэлт подозрительно оглядел Эрдэнэ.
   - Тайширские, тарланские, да и все из Засагтханского хошуна араты на плохом счету в Монголии. Немало оттуда ушло в горы. Я тебя совсем не знаю, так что лучше нам не водить знакомства.
   Итгэлт встал. В это время в юрту вошел Галсан и вытащил из-за пазухи письмо.
   - Вот, уртонский занги просил передать вам, - сказал он.
   Итгэлт взял письмо и некоторое время растерянно вертел его в руках.
   - А кто же прочтет это проклятое письмо?
   - Если разрешите, я прочту, - заискивающе сказал Эрдэнэ.
   Итгэлт недоверчиво взглянул на Эрдэнэ.
   - А сможешь?
   - Смогу.
   - Ну, коли так, читай.
   Эрдэнэ без запинки прочитал письмо. В нем говорилось, что теперь плата за повинность на уртоне Дарьбор, которую нес Итгэлт, будет выдаваться ему из хошунной казны.
   Итгэлт был очень удивлен, что Эрдэнэ, этот безлошадный арат, так здорово обучен грамоте. Ведь письма под силу прочесть только чиновникам да ноёнам. Сам Итгэлт в детстве пытался научиться читать, но так ничего у него и не вышло. Теперь учет скота он ведет своими знаками: стельный скот отмечает квадратиками с кружочками внутри, а яловый - просто квадратиками. "А что, если этого грамотного арата сделать своим батраком? - подумал Итгэлт. - Ведь такой случай может больше не подвернуться".
   - Вот что, - примирительно сказал Итгэлт, - про ваш хошун идет дурная слава, но как говорят: "В лесу есть и высокие и низкие деревья, а среди людей - и хорошие и плохие". К тому же ты все-таки монгол, да еще без лошади. Надо тебе помочь. Бери хайнаков* и вези свои пожитки сюда. Вот так.
   ______________
   * Хайнак - помесь монгольской коровы с яком.
   Эрдэнэ облегченно вздохнул - какого хорошего человека послали ему боги на его тяжелом пути.
   Когда Эрдэнэ запрягал двух больших, как слоны, хайнаков, Итгэлт, обращаясь к Галсану, громко сказал:
   - Помоги этому человеку перебраться сюда, ведь все мы люди.
   По дороге Галсан говорил:
   - Конечно, характер у Итгэлта крутой, но он всегда помогает людям. Только работать здесь надо старательно. Он и сам до работы охоч, и с других ее требует.
   Ничего-то этот двадцатилетний Галсан еще не знал о жизни. Верой и правдой служил он Итгэлту, как самый последний осел.
   В тот вечер старая, залатанная палатка Эрдэнэ примостилась в северо-западной части хотона. Вот так Эрдэнэ и его жена Долгор стали батраками у богача Итгэлта.
   - Ну, Эрдэнэ, пока не наберешься сил, помогай ухаживать за скотом. Я тебя не обижу. Будете доить коров, а там посмотрим. Надо помогать друг другу, - сказал Итгэлт.
   Эрдэнэ все делал охотно. Надоело ему идти против судьбы. Попробовал, хватит. К чему привела его борьба с князем? Лишился всего добра, да еще и из родного хошуна пришлось уехать. Устал он от борьбы и теперь думал лишь о том, как бы прокормить жену и ребенка да самому не остаться голодным.
   Итгэлт был доволен. У него появились два новых батрака. Расстаться с ними нельзя ни в коем случае. И, желая как можно крепче привязать Эрдэнэ к себе, он приказал сыну завести дружбу с Бато. Нет, он не упустит из своих рук курочку, которая несет золотые яички.
   И Эрдэнэ был доволен. Наконец-то он пристал к берегу, и ему не нужно беспокоиться о завтрашнем дне. А этот Итгэлт, видно, хороший человек - помог им в беде. И он охотно делал все, что просил хозяин.
   - Вот пройдет хошунный надом, Эрдэнэ, и начнем считать скот. Надеюсь, ты учтешь все до последней овцы, - сказал Итгэлт и достал из сундука составленную им самим опись скота. - Это я сам делал. Кроме меня, никто тут ничего не поймет. Нам придется посидеть вместе, и я тебе все растолкую, а уж дальше ты сам все будешь делать. Ведь ты человек грамотный.
   Итгэлт умел приручать людей. С теми, в ком он нуждался, он держался запросто, был ласков и даже подкупал небольшими подарками. А с теми, кто был ему не нужен или мешал выполнению его желаний, он был высокомерен и жесток. Своего он добивался любой ценой, не останавливался перед самыми крайними мерами.
   В Эрдэнэ он нуждался и поэтому старался быть с ним ласковым, говорил по-дружески. Этот добродушный монгол ему еще пригодится. Он и телом крепок, и грамоту знает. Надо его только прибрать к рукам и сделать верным слугой. И если над простодушным Галсаном он часто посмеивался, а недалекого Няма не ставил ни во что, то к Эрдэнэ относился с подчеркнутым вниманием.
   А тут еще его красавица жена. Не раз уже Итгэлт посматривал похотливым взглядом на жену своего батрака и всячески оказывал ей знаки внимания, а в мыслях ему уже рисовались заманчивые картины, когда он будет держать в объятиях красивую батрачку.
   Однажды он по делам ездил в Заяинский монастырь и привез оттуда всем подарки - и Долгор, и Дулме, и Хишиг. Самый дорогой подарок он привез Долгор.
   - Уже наметил новую? Я-то привыкла к твоему распутству. Но Дулма закатит тебе сцену, - пробурчала Должин, когда Долгор, обрадованная красивым подарком, выбежала из юрты.
   - Не твоего ума дело, - холодно сказал Итгэлт.
   - Ты что же, всех жен своих батраков решил взять себе?
   - А что же делать, коли имеешь такую жену, как ты?
   - Смотри, Эрдэнэ не Галсан...
   - А ну помолчи, - повысил голос Итгэлт. - А то завтра же отвезу к родителям. - Он зло посмотрел на жену.
   Должин умолкла и с видом побитой собаки отошла к очагу.
   Должин знала все о проделках своего распутного мужа. Так пастух знает все повадки табунного жеребца. Нет-нет да и прорывалось у нее чувство ревности. И тогда она говорила мужу несколько резких слов. Но стоило Итгэлту нахмурить брови и в сердцах бросить: "Завтра же отвезу к родителям", она тут же сдавалась и начинала ластиться к грозному мужу. С каждым днем она боялась его все больше и ехать к родителям ни за что не хотела. Ведь это такой позор! Она даже старалась оправдать поступки мужа. Жизнь что река - не течет ровно, не бывает она одинаковой у всех. Каждая вещь со временем выходит из употребления. Правда, ее выбросить жалко, но и пользоваться ею уже не хочется. Она напоминает хозяину, что когда-то была ему очень нужна. И Должин - такая же старая вещь...
   - Обед подавать? - тихим, даже заискивающим голосом спрашивает Должин.
   Итгэлт важно садится. Он знает: жена уже покорна.
   - Подавай.
   6
   Над горой Булган клубятся темные кучевые облака, они доходят до монастыря Зая, накрывают его своими тенями и идут дальше. Вскоре все небо затягивается тучами, и вот уже хлещет ливень.
   Движение на улочках монастырского городка прекратилось. Казалось, в городке, кроме нескольких промокших псов, нет ни единой живой души. Но это не так. Жизнь в монастыре идет своим чередом.
   Вот, например, в этом изящном домике, огороженном высоким хашаном, беспечно попивают шипучий кумыс двое молодых лам, то и дело наполняя китайские фарфоровые чашечки.
   Высокого, стройного, с чистым белым лицом, в коричневом дэле из тибетского сукна, зовут Цамба. Ему двадцать три года. Другого, худощавого и жилистого, с колючими глазками, зовут Жамбал. Этому нет еще двадцати трех.
   Они вместе начинали свою духовную карьеру послушниками. Цамба служил в Луу-гунском монастыре, и, лишь когда умер его дядя, он приехал сюда, чтобы наследовать завещанное ему имущество, да тут и остался. Отец его, князь Гомбо, был заместителем хошунного правителя, а после его смерти подал в отставку. Но Гомбо и сейчас оставался одним из влиятельных людей в своем хошуне.
   Жамбал родом из Далайчойнхорванского хошуна. С детства он находился в Тариатском монастыре, а в восемнадцатилетнем возрасте переехал в Ургу и жил в Гандане. Он участвовал в выступлении лам, которые выгоняли китайского губернатора из Урги.
   Два года назад Жамбал переехал в Заяинский монастырь. Он внебрачный сын монастырского казначея. Когда казначей почувствовал, что стал стареть, он вызвал Жамбала к себе.
   - Плохи у нас дела, трещит Монголия по всем швам, - сказал Жамбал, потягивая кумыс.
   - Не думаю, - ответил Цамба, - пока богдо пребывает на вершине власти, беды пройдут мимо нас.
   - Будь моя власть, я немедля мобилизовал бы всех монголов и пошел бы походом против ослабленного междоусобицами Китая. Как раз время дать ему жару-пару.
   - Ты чудак! Эти дела велики, как море. А кто ты?
   - Велики, как море, и пусты, как мираж... Ну, бог с ними, хотя говорят же: и мышь должна думать о государственных делах. Ну да ладно, в Луу-гунском хошуне скоро надом. Я туда поеду?
   - Поедешь. О лошади я уже договорился.
   Жамбал сидит у окна и смотрит во двор. В голове все еще бродят мысли о победоносных военных походах, о великом монгольском государстве. Он видит бесчисленные сотни монгольских конников, а себя непобедимым полководцем в драгоценных доспехах. О, как бы он тогда стал жить. Все было бы к его услугам: деньги, вино, красивые женщины... Но это мечты, а сейчас...
   - Ну хватит, пойдем, - сказал он и встал.
   - А не рано? Пусть стемнеет, а то, не ровен час, подглядят, тогда сраму не оберешься. Засмеют.
   - Ворон ворона за черноту не стыдит. Не известно еще, кто над кем посмеется. Пошли.
   Выйдя из дома, Жамбал запер дверь на большой замок.
   С тех пор как в Монголии распространилась ламаистская религия, почти половина мужского населения страны стали ламами и жили при монастырях. В стране сразу увеличилось число незамужних женщин. И вот неподалеку от монастырей образовались своеобразные женские поселения. Женщины могли работать только вне монастыря. Но на всех работы не хватало, и подавляющее число молодых женщин пошли по легкой дорожке - стали услаждать любовью похотливых монастырских священнослужителей.
   Вот и Жамбал с Цамбой отправились на свидание. Цамба шел впервые. Он и хотел встречи, и боялся ее. Поэтому он держался робко, то и дело оглядывался и дрожал, как пугливый джейран.
   Жамбал был в этих делах намного опытнее своего приятеля. У Чимиг и Цэцэг он бывал не раз, и дорожку к ним знал хорошо, как говорят, износил по ней не одну пару гутул. Поэтому он шел твердым шагом и не обращал ни на кого внимания.
   У коричневых ворот одного из дворов приятели остановились. Жамбал потянул за кожаный шнурок, калитка открылась. Цамба покраснел и от смущения надвинул шапку на лоб.
   - Если встретимся здесь с Далаем, не смущайся, он сразу улизнет. Я в прошлый раз надавал ему тут по шее. А если здесь окажется этот осел Буянт, тоже не бойся, вдвоем-то мы его осилим. Ты что дрожишь? Боишься, что ли?
   - Да нет...
   - Ну, тогда входи, - сказал Жамбал и распахнул калитку.
   Во дворе стоял оседланный конь. Он нетерпеливо бил копытом землю.
   - Смотри, конь! - прошептал Цамба.
   Жамбал скосил глаза на коня и, ничего не сказав, направился к деревянному домику, стоящему в глубине двора.
   Когда они вошли, то увидели гостя. Незнакомец сидел в расстегнутом дэле и, не обращая внимания на вошедших, продолжал с аппетитом уничтожать стоявшее перед ним в миске жирное вареное мясо.
   - Здравствуйте! Как живы-здоровы? - поздоровался Жамбал. Девушки беспокойно переглянулись.
   - Мы живы, здоровы, а как вы гэлэн-гуай*? - ответил незнакомец и оглядел лам с головы до ног.
   ______________
   * Гэлэн - монах.
   Жамбал уселся на кан напротив незнакомца. Рядом с ним сел Цамба.
   Незнакомец, поев, вытер нож о тряпку и вложил его в ножны, отделанные серебром. Потом он достал из-за голенища трубку с толстым белым мундштуком и, набив ее табаком, закурил. Увидев эти вещи, Жамбал решил, что человек этот, должно быть, очень богат. В комнате на некоторое время воцарилась тишина.
   Незнакомца звали Тугжил. Родом он был из Далайчойнхорванского хошуна. По профессии вор. Но, в отличие от Тумэра, он воровал у своих соседей. То стащит пару овец, то телку, то угонит коня. Не пренебрегал и тряпьем. Он уже не раз попадался, но взятки делали свое дело и его отпускали. На этот раз он задумал предприятие покрупнее. В соседнем хошуне он приметил четыре пары волов, которых можно продать русским, живущим в Таряате.
   Тугжил презрительно посматривал на Жамбала и Цамбу. Ну, с этими-то кобелями он и один в случае чего справится.
   - Что ж, уважаемые монахи, раз пожаловали, воскурите фимиам! - сказал он и, подмигнув сидевшей с ним рядом Чимиг, вытащил из-за пазухи два русских бумажных рубля. - Это вам на преподношение.
   У Жамбала на скулах заходили желваки - он сразу понял, что незнакомец издевается над ними. Ну ладно, он ему сейчас покажет, где пасутся джейраны, собьет с него спесь.
   Цамба сидел тихо, готовый в любую минуту выбежать из комнаты.
   Не известно, сколько бы еще соперники продолжали приглядываться друг к другу. Но Жамбал, смекнув, что нападать лучше первому, сказал:
   - Ты говори, да не заговаривайся, а то я твой орлиный нос быстро превращу в лепешку.
   Тугжил пропустил его слова мимо ушей.
   - Вы что же, мой скромный дар считаете неискренним? - спросил он и протянул деньги Цамбе. Тот хотел их взять, но Жамбал ударил его по руке.
   - Ты лучше помолчи! - зло сказал Жамбал. - А то отделаю так, что до своего кочевья не доедешь.
   В ответ Тугжил раскатисто рассмеялся.
   - Я думал, что вы монахи, а вы, оказывается, кобели блудливые. - Он опять рассмеялся, но потом вдруг нахмурил брови и сквозь стиснутые зубы сердито прошипел: - Ну, вот что, служки, довольно лясы точить, если хотите остаться целыми, убирайтесь-ка отсюда, да поживей!
   - Ишь ты, какой бойкий... - сказал Жамбал и сжал кулаки. Он вскочил, пытаясь ударить соперника в лицо. Но тот, ловко уклонившись, со всей силой ткнул Жамбала трубкой между ребер. Жамбал растянулся на полу. Цамба без оглядки выбежал из дома, только его и видели.
   - Перестаньте драться! - крикнула Цэцэг.
   Но Тугжил уже выталкивал Жамбала во двор.
   - Моего удара в бок еще никто не выдерживал! Понял? - проговорил он и на прощание поддал ламе коленкой под зад.
   Девушки не успели опомниться, как Тугжил, горделиво улыбаясь, снова входил в дом.
   - Сопляки! Кого хотели осилить? Мой удар и не таких валил.
   Тугжил говорил правду. Однажды в Таряатском монастыре на него напали четверо лам. Своим ударом между ребер он свалил наземь троих, а четвертый пустился наутек. Не зря за овладение секретом этого удара он отдал двухлетнюю кобылицу. С той поры Тугжил считает, что коль у него в руках кнут или трубка, он любого собьет с ног.
   Тугжил остался у девушек ночевать, его приютила Чимиг, но уже рано утром он был в седле. Его путь лежал по долине Южного Тамира.
   7
   Занималась заря. Вершина Восточной горы, напоминавшая скачущую лошадь с развевающейся гривой, осветилась розовым светом. Подул прохладный северо-западный ветер.
   Галсан, стороживший табун, спрыгнул с коня. От бессонной ночи глаза у него воспалились, ноги словно налились свинцом, в голове шумело.
   Галсан батрачит у Итгэлта с детства. Итгэлт подобрал его в Заяинском монастыре, где мальчишка перебивался подаянием. С тех пор уже десять лет Галсан у Итгэлта. Он прилежно выполняет все распоряжения хозяина и принимает от него любой подарок. Ведь он искренне убежден, что живет лишь благодаря Итгэлту. Два года назад Итгэлт женил Галсана на Дулме - дочери бедняка и поставил им хорошую четырехстенную юрту. Как же его не благодарить? И когда прошлой осенью Итгэлт дал им тощего яка и Дулма недовольно пробурчала: "Спину гнем вдвоем, а взамен падаль получаем", Галсан рассердился: "Лопаешь его хлеб и зубы на него точишь? Сука блудливая!" На этот раз дело не ограничилось словами - под глазом у Дулмы появился синяк.
   Галсан выкурил трубку, выбил пепел и уже собрался сесть на коня. В это время подъехал Эрдэнэ.
   - Ну, как ночь прошла? Все ли в порядке? - спросил приветливо Эрдэнэ. Ему Итгэлт поручил привести к стойбищу отобранных для предстоящих скачек коней.
   Галсан улыбнулся.
   - Раз у хозяина все в порядке, то и в табуне все в порядке.
   Когда в стойбище появился Эрдэнэ, Галсан приуныл. Новый батрак, кажется, сразу завоевал расположение хозяина. Несколько раз Галсан жаловался Итгэлту на то, что Эрдэнэ не может запрячь волов и уж совсем не умеет заарканить коня.
   - Чего скулишь, как старуха? Сам знаю, - отрезал Итгэлт.
   С тех пор Галсан перестал жаловаться на Эрдэнэ, а Итгэлт стал оказывать своему новому батраку еще больше доверия. Однажды он даже послал Эрдэнэ получить с должников деньги. Значит, Итгэлт ценит знания Эрдэнэ, решил Галсан, и тоже стал относиться к Эрдэнэ с почтением.
   - Ну что ж, давай ловить? - предложил Эрдэнэ.
   - Я помогу вам. - Галсан стал развязывать торока и доставать уздечки.
   - Ты лови коней, а я их буду взнуздывать.
   Когда Эрдэнэ подъехал к стойбищу, его уже поджидал Итгэлт. Похлопывая по крупу высокого гнедого коня, Итгэлт сказал:
   - Думаю, этот гнедой обрадует меня на скачках.
   - Я ваших лучших коней не знаю, но мне кажется, что конь подготовлен хорошо.
   Стали перебирать достоинства остальных лошадей. Подошел Няма.
   - Как кони?
   - Постепенно входят в силу. А как по-вашему? - спросил Эрдэнэ.
   - По-моему, все хороши. И... и крыльев не надо, - сказал Няма.
   - Няма, а ты можешь подготовить коней к скачкам? - ехидно спросил Итгэлт.
   - Когда бог раздавал таланты, все ловкие люди, такие, как вы, пришли к нему первыми, а такие, как я, в то время распивали кумыс и опоздали. Вам и достался талант готовить коней. Поэтому я не вмешиваюсь в чужие дела, спокойно ответил Няма, попыхивая трубкой.
   Няма тоже около десяти лет батрачил у Итгэлта. Жена его была дояркой и вместе с мужем пасла овец. Няма степенный, добродушный человек и большой шутник. Итгэлт считал его очень глупым, но безвредным человеком.
   - Няма, а почему ты сегодня так поздно встал?
   - Утром, когда вы открывали дымник, я хотел было встать, но вспомнил, что не моя очередь пасти овец, и снова заснул.
   Все вошли в юрту и стали пить кумыс. К Эрдэнэ на колени забралась Солонго и попросила сделать ей какую-нибудь игрушку.
   Дети Итгэлта уже привыкли к Эрдэнэ, они звали его "высоким дядей" и всегда охотно шли к нему.
   - Почему не даешь дяде спокойно выпить чашку кумыса? Иди лучше помоги матери доить коров! - строго сказал Итгэлт.
   - Ничего, пусть посидит.
   Но девочка, испугавшись сердитого взгляда отца, выбежала из юрты.
   Тем временем Должин и Долгор доили коров.
   - До каких пор будете ютиться в палатке? У нас есть лишняя четырехстенная юрта. Я уже говорила мужу. Берите и живите в ней, - сказала Должин.
   Долгор растрогалась до слез. Думала ли она, что у нее так скоро в чужих краях будет своя войлочная юрта? Она так обрадовалась, что даже забыла поблагодарить. И только прошептала: "Хорошо".
   А Итгэлт еще утром сказал Эрдэнэ: "Есть у нас запасная четырехстенная юрта. Бери ее, а когда станешь на ноги, рассчитаемся".
   И вот в хотоне Итгэлта поднялась четвертая юрта. Как водится, по этому случаю всем хотоном справили новоселье. Эрдэнэ и Долгор не знали, как и благодарить Итгэлта за подарок. Ну, ничего, они отблагодарят его своим прилежным трудом...