Лодойдамба Чадравалын
Прозрачный Тамир
Чадравалын Лодойдамба
Прозрачный Тамир
Роман
Перевод с монгольского А.Р.Ринчинэ
Ч.ЛОДОЙДАМБА
С именем Чадравалын Лодойдамбы - талантливого монгольского писателя, драматурга, ученого-искусствоведа, видного государственного и общественного деятеля - советские читатели уже встречались. Ч.Лодойдамба известен в нашей стране своими повестями "На Алтае" и "Ученики нашей школы", удостоенными Государственной премии МНР, рассказами "Солонго" и "Несгибаемый". Ч.Лодойдамба пришел в литературу в сороковых годах и вскоре стал одним из ведущих прозаиков.
Современная монгольская литература - ровесница Народной революции, она неотделима от истории страны. Ее первая страница - партизанские песни, сложенные в 1921 году. Революционная поэзия, впитав традиции фольклора, некоторое время была ведущим жанром в литературе. Проза развивалась медленнее.
В последнее десятилетие в Монголии появилось множество новых рассказов, повестей, романов. Среди этих произведений выделяются книги Ч.Лодойдамбы. Писатель рассказывает о культурной революции, свершившейся в нелегкой борьбе, показывает становление характера нового человека, строящего социализм, дружбу монгольского и советского народов. Тонкому, наблюдательному художнику, человеку большой и щедрой души, Ч.Лодойдамбе близки интересы родного народа, он прекрасно знает его быт, язык. Произведения Ч.Лодойдамбы отличаются простотой и богатым национальным колоритом.
Ч.Лодойдамба родился в 1917 году в сомоне Тумэн Гоби-Алтайского аймака. Этот край, неповторимый по своей красоте, входил в один из четырех аймаков дореволюционной Монголии - Засагтханский. Он - родина и многих героев нового романа писателя "Прозрачный Тамир". Именно там высится один из хребтов Монгольского Алтая - Хан Тайшир, к которому, как к божеству, с мольбой о помощи обращаются араты-бедняки.
В этом году исполняется 45 лет с тех пор, как в Монголии победила Народная революция и скотоводы-кочевники стали хозяевами государства, шагнувшего от феодализма прямо к социализму. Читая роман "Прозрачный Тамир", видишь, как и откуда в отсталой стране люди, веками угнетавшиеся, верившие во всемогущество живого бога - богдо-гэгэна, нашли силы для борьбы с эксплуататорами.
Роман задуман как широкое многоплановое полотно. Действие его начинается в 1916 году и завершается кануном революции, которую возглавила Монгольская Народная партия. Под пером автора оживает история страны, едва освободившейся от двухвекового господства Маньчжурской империи, приходят в движение различные классы и сословия, возникает галерея образов духовных и светских феодалов. Настоящими же героями книги являются простые труженики честный и мужественный Эрдэнэ, его брат, отважный Тумэр, бывший политический ссыльный Петр, бежавший из Сибири, легендарный полководец Хатан-Батор Магсаржав.
Безмолвный свидетель событий романа - Тамир, катящий свои светлые воды по широкой плодородной долине. Особенно красива Тамирская долина осенью, когда от легкого ветерка золотом отливают высокие травы, с шепотом падают на землю красные листья осин. И эта красота резко контрастирует с трагической судьбой монгольских женщин, тяжелой жизнью простых аратов. Но жизнь заставляет их подниматься на борьбу. "У мужчин дорога длинная". Эта монгольская пословица часто встречается в романе. Длинная дорога приводит героев "Прозрачного Тамира" в Народную армию, которую собирает и воспитывает Сухэ-Батор.
Ч.Лодойдамба опубликовал пока только первую книгу романа. Но ее заключительные строки обещают скорую встречу не только с полюбившимися героями, но и их сыновьями - новым поколением, строящим социалистическую Монголию.
К.ЯЦКОВСКАЯ
ПРОЗРАЧНЫЙ ТАМИР
ПАМЯТИ ЛЮБИМОГО ОТЦА МОЕГО
ПОСВЯЩАЮ ЭТУ КНИГУ.
Автор
Шумят луга Тамира,
Пронизанные светом,
Серебряные травы
Поют, обнявшись с ветром,
Но отцветает клевер
На берегу Тамира,
А сердце хочет верить,
Что не разлюбит милый.
(Народная песня)
Не думал я, что мой гнедой
Собьет себе копыта,
Что клятва и тобой и мной
Будет позабыта...*
(Народная песня)
______________
* Перевод М.Тарасовой.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
В первых числах первой летней луны четвертого года* царствования богдо-гэгэна** по дороге вдоль северного берега Тамира двигалась одноконная телега. Коня за повод вел статный монгол лет тридцати. Одет он был в грязный, пропахший потом, выгоревший от ветра и солнца, залатанный разноцветными заплатами терлик***. За широкой спиной у него висело старинное кремневое ружье. Свалявшаяся черная коса была подвернута и стянута на затылке синим бязевым платком. Его густые брови и припухшие веки были запорошены пылью, большие выпуклые глаза блестели как-то мрачно, смуглое утомленное лицо казалось хмурым. Трудно было разгадать, отчего он хмурился: то ли от усталости, то ли от раздражения. Время от времени мужчина оборачивался и глядел на дорогу, иногда он останавливался и поправлял груз. А когда солнце скрылось за горой и освещенной осталась лишь ее вершина, он свернул с дороги и остановился неподалеку от реки. Сняв ружье, он осторожно положил его на траву, а уж потом распряг коня, стреножил его и отогнал от телеги. Затем он уселся под телегой и, достав из-за пазухи трубку и набив ее табаком, закурил. Курил он не спеша, словно о чем-то думал. Монгола звали Эрдэнэ. Сам он родом из Засагтханского хошуна****. У его отца было два сына: он да Тумэр. Они рано осиротели, и потому сызмальства пришлось им батрачить по богатым айлам*****.
______________
* 1916. (Здесь и далее примечания переводчика.)
** Богдо-гэгэн - светский и духовный правитель старой Монголии.
*** Терлик - летний национальный халат.
**** Хошун - административная единица в дореволюционной Монголии.
***** Айл - хозяйство, группа юрт.
Тумэр шестнадцати лет попал к сайнэрам*, да так и остался с ними. Вскоре он стал неустрашимым удальцом. За силу и лихость народ прозвал его Железным Тумэром. По всей Халхе** шла о нем слава как о добром и справедливом человеке.
______________
* Сайнэрам и монголы называли тех, кто, не выдержав гнета богачей и князей, уходил в горы и боролся с притеснителями, угоняя их лошадей.
** Халха - старое название МНР.
Три года назад как-то глубокой ночью Тумэр приехал навестить брата. На рассвете он уже ускакал, оставив штуку пестрого ситца да тридцать русских целковых. После этой встречи братья больше не виделись и друг о друге узнавали лишь случайно. А в последнее время, вот уже больше года, Эрдэнэ совсем ничего не слышал о Тумэре.
В детстве Эрдэнэ пас овец у тайджи* Доноя и объезжал его скакунов. Когда сына Доноя стали учить разным наукам, Эрдэнэ тоже осилил грамоту и пристрастился к чтению. Любознательный мальчик прочитал много книг: и "Бумажную птицу", и "Письма из трех стран", и даже "Золотую пуговицу". По просьбе аратов** он писал им прошения и письма, и потому его прозвали "Писарь".
______________
* Тайджи - дворянин.
** Арат - крестьянин, скотовод.
Когда ему исполнилось восемнадцать лет, он женился на девушке из своего кочевья и обзавелся собственной юртой. Десять яков, три верховых коня, несколько овец - вот и все хозяйство Эрдэнэ. Немного, конечно, но Эрдэнэ не жаловался, жить было можно. Только очень уж лют был новый заместитель хошунного правителя, князь Гомбоджав. Стон стоял над хошуном от его жестокости и самоуправства. Не стерпел Эрдэнэ княжеского своевольства и притеснений и подал на князя челобитную. Послал он жалобу и в монгольские и маньчжурские учреждения. Но не зря в народе говорят: "С собакой в ссоре без подола, с ноёном в ссоре - без задницы". Князь этому чиновнику дал, тому сунул - эка беда, деньги-то из хошунной казны, - вот и угодил жалобщик сам в тюрьму. Больше года просидел там Эрдэнэ, узнал, почем фунт лиха. Томиться бы ему в тюрьме и дольше, да в это время Монголия избавилась от маньчжурского ига, получила автономию, и возведенный на престол духовный и светский правитель Монголии Жавзандамба хутукта*, "бессмертный" богдо-гэгэн, объявил амнистию, и Эрдэнэ был освобожден.
______________
* Xутукта и гэгэн - высшие ламаистские духовные звания.
В тюрьме он встретился с человеком, который рассказал ему о брате. Когда-то они вместе угоняли табуны гобийского князя Мэргэна.
"Твой брат - настоящий орел! - рассказывал человек. - А наездник какой! Только глянет на коня, сразу скажет, хорош скакун или с браком. Семь дней на коне - и все ему нипочем. Да что семь дней, он и тридцать уртонов* проскачет в седле. А сильный какой! А добрый, что самое свежее молоко. Вот каков твой брат!"
______________
* Уртон - ямщицкая станция; расстояние, равное тридцати километрам.
Эрдэнэ возвратился в свое кочевье, но житья ему совсем не стало. Князь еще сильнее стал его притеснять и вскоре обложил таким налогом, что пришлось Эрдэнэ продать весь свой скот, чтобы только расплатиться. А попробуй не расплатись - опять тюрьма. И решил Эрдэнэ покинуть родные края. И вот погрузил он последний скарб на телегу, запряженную единственным конем, и вместе с женой и малолетним сыном Бато отправился в Ургу - помолиться всесильному богдо-гэгэну.
Эрдэнэ несколько раз жадно затянулся и посмотрел на дорогу. С сопки, которую он только что преодолел, спускались жена и сын. Эрдэнэ быстро засунул трубку за голенище, встал и разгрузил телегу. Вскоре рядом с телегой уже стояла старая продымленная маленькая палатка. Тут же горел костер и на трех камнях грелся котелок с водой.
Вода еще не закипела, когда подошла Долгор с сыном. Высыпав из подола собранный по пути сухой навоз - аргал и отряхнув подол, Долгор села на траву, вытянув уставшие ноги. На загорелом, покрытом пылью лице женщины проступала усталость, но в блестящих черных глазах горел живой огонек. Нет, этой красивой дочери степей не страшна тяжелая дорога.
- Сын шел очень медленно, вот я и отстала, - улыбаясь и показывая белоснежные зубы, виновато сказала Долгор.
- Ты отдохни. А я помою кувшин и приготовлю чай, - сказал Эрдэнэ. Он взял с телеги медный кувшин и пошел к реке. Вода поблескивала в лучах заходящего солнца. Эрдэнэ присел и стал мыть кувшин. Почему-то вспомнилось: "Кто сидит у воды, тот не заскучает". Невольно улыбаясь, Эрдэнэ умылся, вытер лицо и пошел к своим.
Заварив чай, он зачерпнул ложкой и плеснул на запад, шепча: "Моему Тайшир-хану". Затем зачерпнул еще и брызнул на юг, бормоча: "Моему Хангаю". Так он хотел задобрить духов гор.
Потом все сели и наполнили свои пиалы жареной ячменной мукой. От нее шел приятный запах. Каждый замесил муку, накатал из нее шариков и положил к себе на колени. Вот и весь ужин - ячменное тесто да горячий чай! За еду принялись дружно, позабыв и утомительную дорогу, и своего недоброго князя, и все то, что обещало им нерадостное завтра.
- Папа, а когда мы приедем в Ургу? - спросил Бато.
- Скоро, Бато, скоро, если ты будешь идти быстрей, не так, как сегодня.
- Я хочу идти быстро, но мои ноги устают, - с обидой в голосе ответил Бато. Ответ сына вызвал у родителей улыбку.
- А что это за большой камень встретился нам на пути? Не Тайхар ли? спросила Долгор.
- Да, Тайхар.
- Я так и подумала, не зря я помолилась там.
Догоняя мужа, Долгор остановилась у камня и отвесила десять земных поклонов. Ведь, по преданию, этим камнем святой Зая размозжил голову свирепому дракону.
- Мама, кому ты молишься? - спросил у нее Бато.
- Я молюсь гэгэну Зая, сынок, - сказала шепотом мать.
- А зачем?
- Хочу, чтоб он послал нам побольше счастья.
- А для меня попроси у него леденцов.
- Ты, сынок, лучше сам помолись.
Бато опустился на колени и громко сказал:
- Святой лама, даруй мне леденцов.
Бато очень хотелось конфет. В прошлом году на надоме* он выиграл скачку на гнедом скакуне Доноя. За это жена Доноя дала ему леденцов. И он решил, что на свете нет ничего лучше их.
______________
* Надом - народный праздник.
- Отец, а ты сможешь поднять тот камень? - спросил Бато.
- Твой отец мирянин. Да и волшебной силой я не владею, - ответил, улыбаясь, Эрдэнэ и погладил сына по голове.
- А что такое волшебная сила?
- О, это великая сила. Тот, кто ею владеет, может, например... - Эрдэнэ закрыл глаза и, помолчав, добавил: - В одно мгновение перенести нас в Ургу.
- А почему у тебя такой силы нет? Мы тогда бы сразу добрались до Урги, и ноги бы не устали. Правда, мама?
Бато еще долго донимал родителей своими вопросами, но его "почему" и "отчего" не тяготили их. Они искренне смеялись над его наивностью, и их смех сливался с всплесками речных волн. И тогда казалось, что река шумит сильнее.
Человек рождается для счастья, и никакие трудности жизни, никакие страдания не могут заглушить в нем стремления к радости. Может быть, поэтому утомительная дорога не помешала нашим путникам после скудного ужина позабыть усталость и даже испытать некоторое наслаждение, какое люди обычно познают во время отдыха. Не зная еще, что принесет им грядущий день, Долгор и Эрдэнэ весело шутили и не заметили, как вслед за сумерками подошла ночь. На небе засверкали звезды, по долине Тамира потянуло свежим ветром, и со степи хлынули пряные запахи трав.
Эрдэнэ привел стреноженного коня и привязал длинной волосяной веревкой. Некоторое время он постоял, безмолвно глядя в сторону своего кочевья, потом сложил ладони и тихонько помолился.
- Тайшир-хан мой, Ата-тэнгэр мой, благодетельный Гомбо мой, помогите мне.
Все спали крепким сном, но, когда на востоке протянулась розовая полоска и звезды начали гаснуть, Эрдэнэ был уже на ногах. Он вышел из палатки, потянулся и вдруг стал беспокойно осматриваться по сторонам. Что такое? Коня нигде не было, он словно сквозь землю провалился. Когда Эрдэнэ увидел на земле волосяную веревку и ременную треногу, у него потемнело в глазах. Ему даже почудилось, будто большая черная гора, высившаяся у горизонта, вдруг подступила к нему вплотную. Он отступил на два шага и некоторое время растерянно смотрел вдаль. Потом как-то поник, словно тяжелобольной, и откинул полог. Губы его бессвязно шептали: "Эх, Тайшир-хан, эх, Ата-тэнгэр, эх, Гомбо, Гомбо, почему вы не уберегли моего коня?"
Долгор уже проснулась. Увидя вошедшего мужа, она приподнялась и спросила:
- Как погода?
Эрдэнэ в растерянности стоял у входа с веревкой в руках.
- Коня увели.
- Что? Коня? Нашего? - Долгор вскочила.
- А какого же еще? - мрачно ответил Эрдэнэ и сел на тюфяк.
- Что же мы теперь будем делать? На чужой земле, без коня! О-о-о! запричитала Долгор. По щекам у нее потекли слезы.
А река, как и вчера, шумно несла свои воды, и занимающаяся заря радостно извещала о наступлении нового дня.
- Зачем плакать? Не нужно... слезами горю не поможешь. - Эрдэнэ хотел улыбнуться, но улыбки не получилось, рот искривила лишь гримаса. Тогда он достал трубку и закурил.
"А верно, что теперь делать?" - подумал Эрдэнэ. В глазах у него снова потемнело, слова не шли с языка. Он покосился на плачущую жену. Потом сел поудобнее, поджал под себя ноги и сказал:
- Ну вот что, жена. Слава гениям-хранителям, что сами хоть живы остались. Давай-ка вскипяти чай, а там видно будет. В дымящемся аргале всегда есть уголек, живой человек всегда найдет выход.
На скулах у Эрдэнэ заходили желваки, глаза уставились в одну точку, изо рта и ноздрей клубами шел синеватый дымок.
Казалось, Долгор что-то хотела сказать мужу, но, промолчав, вышла из палатки.
Она стала разжигать огонь, а губы ее все время шептали: "Гомбо мой, Тайшир мой". Но она и сама не могла бы ответить, о чем просит святых.
А на востоке всходило сверкающее солнце. То тут, то там заблестели круглые кустики перекати-поля, гонимые по степи осенним ветром.
2
За день до того, как Эрдэнэ остался без коня, в долине Тамира, только в другом ее конце и тоже на рассвете, произошло еще одно событие.
У самого выхода из долины, идущей с северо-запада на юго-восток, на пологом склоне стояли три юрты. Среди них был устроен загон для овец. На рассвете из большой юрты вышел круглолицый смуглый человек с острыми бегающими глазами. Он был в халате из синей далембы и поношенных гутулах. На поясе у него висел нож с берестяной ручкой.
Звали этого человека Итгэлт. Он не стар, ему всего тридцать два года. И не знатен, нет у него никакого титула. Но он очень богат, хотя от отца унаследовал небольшое хозяйство. За несколько лет всеми правдами и неправдами стал он одним из самых зажиточных людей в Луу-гунском хошуне.
Девятнадцати лет он женился на дочери одного тайджи из Далайчойнхорванского хошуна. В приданое получил большое стадо - отсюда и пошло его богатство. При себе он держал немного скота, зато все бедняки в округе пасли его стада.
Жену его зовут Должин, десятилетнего сына - Хонгор, а семилетнюю дочь Солонго.
Итгэлт всегда поднимался на рассвете и до вечерних сумерек работал не покладая рук. Того же он требовал и от всех своих близких. Поэтому и жена его, Должин, обычно вставала рано. Она доила коров, выгоняла их на пастбище, а потом принималась за другую работу по хозяйству. Если кто-нибудь встанет раньше ее, она весь день ходит мрачная и молчаливая. Женщины, которые батрачат у Итгэлта, знают это и потому стараются выйти из юрты лишь после того, как раздастся стук ступы в юрте Итгэлта.
- Должин! - потягиваясь, обратился Итгэлт к жене. - Буди сына, пусть соберет коров. Сегодня будет хорошая погода. - Он подошел к северной юрте и открыл дымник. - Дулма! Пора вставать! - Потом направился к восточной юрте. Но оттуда уже выходила пожилая женщина.
В северной юрте жил табунщик Галсан с женой Дулмой. В восточной юрте чабан Няма с женой Хишиг и шестилетней дочкой Сурэн.
Итгэлт ростом невысок. Он худощав, жилист, но мускулы у него крепкие. Ходит он проворно, чуть подпрыгивая, поэтому его и прозвали "Кузнечик".
Разбудив работников, Итгэлт направился к своей юрте. Навстречу ему, протирая заспанные глаза, вышел Хонгор.
- Лентяя всегда ко сну клонит, у ротозея всегда слюни текут, говорит пословица. До сих пор ото сна не очнулся, несчастная твоя голова. Быстро собери коров и гони сюда, - сказал Итгэлт.
На южном склоне холма, пощипывая траву, паслось небольшое стадо. Хонгор схватил ивовый прут и, сев на него верхом, будто на коня, бросился между юрт к стаду.
- И не стыдно тебе, совсем как маленький, несчастная твоя голова, крикнул ему вдогонку отец.
Итгэлт некоторое время смотрел на двух лошадей, пасшихся на северном склоне по другую сторону Тамира, а потом вприпрыжку направился к овечьему загону и открыл ворота. В это время к нему подошел батрак Няма. Он поздоровался и с усмешкой пробасил:
- А люди все мучаются, не могут разгадать: кто из нас богач Итгэлт, а кто чабан Няма.
- Пусть еще погадают, - сказал Итгэлт и засмеялся. Затем, показывая на лошадей, добавил: - Вон те кони, о которых спрашивал табунщик тайджи Пурэва.
- Надо бы заарканить их, пока хозяева не увели, да съездить на них за овцами, - сказал Няма.
- Когда придет табун, возьмешь коня и пригонишь их, - сказал Итгэлт и пошел в свою юрту.
Хонгор бегом хотел миновать овраг, но внезапно остановился. Со дна оврага кто-то окликнул его. Он прислушался.
- Эй, сынок, спустись-ка сюда, - звал его кто-то басом из глубины.
Хонгор сделал несколько нерешительных шагов. Ему показалось, что внизу лежит человек.
- Да ты не бойся. Я совсем без сил, - сказал бас.
Хонгор спустился еще ниже и подошел к лежавшему. Он в изумлении склонил голову набок и спросил:
- Вы человек?
- Человек, человек, да ты не бойся, подойди.
На земле действительно лежал человек, но, по-видимому, без рук. Его заросшее лицо было покрыто грязью, и лишь глаза ярко блестели.
- Мужчина не должен бояться мужчины, - сказал человек и улыбнулся.
- А я и не боюсь, - ответил Хонгор. В случае чего он, конечно, убежит, но сейчас он смело подошел к лежавшему.
Но что такое? Он ничего не мог понять. Тело человека было зашито в высохшую бычью шкуру, и голова торчала как бы из мешка. Человек, не моргая, смотрел на Хонгора.
- Почему вы не встаете? - спросил Хонгор.
- Я не могу встать.
- Почему?
- Я зашит в шкуру. Послушай, парень, я убежал из Луу-гунской тюрьмы. Если об этом кто-нибудь узнает, меня убьют. Однако мужчина всегда поможет мужчине, я надеюсь, что и ты поможешь мне, твоему старшему брату.
Слова "мужчина всегда поможет мужчине" сразу запали в сердце Хонгора, он гордо улыбнулся и с достоинством откашлялся.
- Чем я могу помочь вам? - спросил он, стараясь тоже говорить басом.
- Если сможешь, принеси мне острый нож, какую-нибудь одежду и что-нибудь поесть. Только никому ничего не говори, - сказал человек и, улыбаясь, подмигнул мальчику.
- Вы мужчина, и я мужчина. Я ничего не скажу, даже если меня будут бить, - сказал Хонгор, - но сперва я соберу коров и пригоню их домой. Вы меня ждите, я обязательно приду.
Зашит в шкуру был Тумэр. В прошлом году осенью он угнал большой лошадиный косяк из табуна самого Луу-гуна, но при переходе через разлившийся Тамир конь у него утонул и сам он чуть не погиб. Уже бесчувственного, его настигли и арестовали. Несколько дней его допрашивали, подвергая пыткам. Он так и не назвал себя, однако кто-то его узнал и сказал об этом.
- Нет, это неправда, - возразил Тумэр.
Сайнэру нельзя называть свой хошун и родное кочевье, иначе беда обрушится на его земляков, за все будут отвечать они. Вот почему Тумэр не назвал своего имени и не сказал, откуда он родом.
Хотя на допросах Тумэр и молчал, он был пойман с поличным. Суд был короткий - в наказание его зашили в сырую бычью шкуру и посадили в яму. В этом страшном одеянии он просидел в яме около года, но ему помогли бежать. Два дня и две ночи катился он по степи, пока не очутился в этом овраге. Он совсем выбился из сил, а тут еще голод давал о себе знать. И Тумэр рискнул окликнуть Хонгора.
Хонгор собрал коров и погнал их к стойбищу. По дороге ему попался Галсан, который ездил в ночное и теперь не спеша возвращался домой.
- Как спалось, Хонгор? Хорошо?
Хонгор ничего не ответил, его мысли были заняты одним: как незаметно помочь тому, лежащему в овраге.
- Почему, Хонгор, молчишь? Или получил взбучку от родителя? - Галсан засмеялся и рысью погнал лошадей.
Войдя в юрту, Галсан увидел жену. Дулма держала подойник, собираясь доить коров.
- Дулма, ты совсем обленилась! Каждое утро дымник нашей юрты открывает сам благодетель. А ты дрыхнешь чуть ли не до полудня. Негоже так, смотри, как бы не рассердить нам хозяина. Кончатся тогда все благодеяния, которые послали нам боги.
- Не бойся, не кончатся, они еще и не начинались, - с усмешкой ответила Дулма и вышла, хлопнув дверью.
- Глупая баба, - крикнул Галсан ей вслед и сердито бросил на кровать брезентовый дождевик.
Все были чем-нибудь заняты, и Хонгор, улучив момент, взял отцовский нож, дэл, узду, рубец с маслом и все это припрятал за загоном. А когда его послали выгнать на пастбище молодых кобылиц, он прихватил мешок и все вещи спрятал в него.
Недалеко от стойбища ему встретилась Дулма, шедшая выгонять овец.
- Что это у тебя в мешке? - спросила она.
Хонгор погрозил ей кнутом: мол, не очень-то кричи, и, подъехав ближе, тихо сказал:
- Мужчина всегда поможет мужчине!
- Что ты говоришь! - рассмеялась Дулма. - Уж не хочешь ли ты в степи с кем-нибудь поиграть?
- Тетя, вы не говорите никому, что встретили меня.
- Ладно, не скажу.
Выгнав кобылиц на пастбище, Хонгор зарысил к оврагу. Однако Тумэра на старом месте он не нашел.
- Дядя! Вы где? - тихо позвал мальчик.
- Я здесь, иди сюда, - раздался голос Тумэра из выемки под крутым спуском.
Хонгор слез с коня, спустился в овраг и сразу стал работать ножом. Он долго возился со шкурой, освобождая пленника. Наконец шкура поддалась, но Тумэр еще долго лежал, не в силах подняться и только как-то странно двигал руками, словно пытаясь кого-то схватить.
Хонгор молча смотрел на лежавшего человека.
- Голова у меня кружится, - наконец сказал Тумэр и потер лоб рукой.
"Вот молодец, - восхищенно подумал Хонгор, - как он сумел убежать в этой шкуре? Он, наверное, сайнэр".
Хонгор знал, что в горах много этих сайнэров, лихих людей, о которых он слышал от старших.
- А вы, дядя, не сайнэр? - нарушил затянувшееся молчание Хонгор.
Тумэр открыл глаза и долго смотрел на мальчика, потом улыбнулся.
- А ты ничего не слышал о сайнэре Тумэре?
Хонгор слышал. В прошлом году по всем айлам прошел слух, что арестован неуловимый сайнэр Тумэр из Засагтханского хошуна.
- Слышал! Значит, вы и есть тот самый Тумэр?
- Да.
Глаза мальчика восхищенно заблестели. Так вот он кому помог! Самому знаменитому сайнэру! И беседует с ним как с равным.
- А как тебя зовут, сынок? - спросил Тумэр.
- Хонгор. Я сын Итгэлта, - бойко ответил мальчик.
Тумэр встал, снял с себя сопревшую одежду и надел дэл, который принес Хонгор. Потом он выкопал ножом яму и зарыл в землю свои лохмотья. Каждое движение этого человека казалось Хонгору удивительным, но особенно поразило его то, что Тумэр в один миг съел все масло.
- Ну, сынок, - сказал Тумэр, покончив с маслом, - желаю тебе долгих лет счастливой жизни. Я тебя как-нибудь отблагодарю. Знаешь пословицу: "У мужчин дорога длинная"? Мы с тобой еще обязательно встретимся. А теперь иди домой, как бы тебя не хватились.
- До свидания, дядя Тумэр, - сказал мальчик и повернул коня в сторону стойбища. Ехал он медленно и все время тихонько повторял: "Мужчина всегда поможет мужчине". Он часто оглядывался, но Тумэра уже не было видно.
Прозрачный Тамир
Роман
Перевод с монгольского А.Р.Ринчинэ
Ч.ЛОДОЙДАМБА
С именем Чадравалын Лодойдамбы - талантливого монгольского писателя, драматурга, ученого-искусствоведа, видного государственного и общественного деятеля - советские читатели уже встречались. Ч.Лодойдамба известен в нашей стране своими повестями "На Алтае" и "Ученики нашей школы", удостоенными Государственной премии МНР, рассказами "Солонго" и "Несгибаемый". Ч.Лодойдамба пришел в литературу в сороковых годах и вскоре стал одним из ведущих прозаиков.
Современная монгольская литература - ровесница Народной революции, она неотделима от истории страны. Ее первая страница - партизанские песни, сложенные в 1921 году. Революционная поэзия, впитав традиции фольклора, некоторое время была ведущим жанром в литературе. Проза развивалась медленнее.
В последнее десятилетие в Монголии появилось множество новых рассказов, повестей, романов. Среди этих произведений выделяются книги Ч.Лодойдамбы. Писатель рассказывает о культурной революции, свершившейся в нелегкой борьбе, показывает становление характера нового человека, строящего социализм, дружбу монгольского и советского народов. Тонкому, наблюдательному художнику, человеку большой и щедрой души, Ч.Лодойдамбе близки интересы родного народа, он прекрасно знает его быт, язык. Произведения Ч.Лодойдамбы отличаются простотой и богатым национальным колоритом.
Ч.Лодойдамба родился в 1917 году в сомоне Тумэн Гоби-Алтайского аймака. Этот край, неповторимый по своей красоте, входил в один из четырех аймаков дореволюционной Монголии - Засагтханский. Он - родина и многих героев нового романа писателя "Прозрачный Тамир". Именно там высится один из хребтов Монгольского Алтая - Хан Тайшир, к которому, как к божеству, с мольбой о помощи обращаются араты-бедняки.
В этом году исполняется 45 лет с тех пор, как в Монголии победила Народная революция и скотоводы-кочевники стали хозяевами государства, шагнувшего от феодализма прямо к социализму. Читая роман "Прозрачный Тамир", видишь, как и откуда в отсталой стране люди, веками угнетавшиеся, верившие во всемогущество живого бога - богдо-гэгэна, нашли силы для борьбы с эксплуататорами.
Роман задуман как широкое многоплановое полотно. Действие его начинается в 1916 году и завершается кануном революции, которую возглавила Монгольская Народная партия. Под пером автора оживает история страны, едва освободившейся от двухвекового господства Маньчжурской империи, приходят в движение различные классы и сословия, возникает галерея образов духовных и светских феодалов. Настоящими же героями книги являются простые труженики честный и мужественный Эрдэнэ, его брат, отважный Тумэр, бывший политический ссыльный Петр, бежавший из Сибири, легендарный полководец Хатан-Батор Магсаржав.
Безмолвный свидетель событий романа - Тамир, катящий свои светлые воды по широкой плодородной долине. Особенно красива Тамирская долина осенью, когда от легкого ветерка золотом отливают высокие травы, с шепотом падают на землю красные листья осин. И эта красота резко контрастирует с трагической судьбой монгольских женщин, тяжелой жизнью простых аратов. Но жизнь заставляет их подниматься на борьбу. "У мужчин дорога длинная". Эта монгольская пословица часто встречается в романе. Длинная дорога приводит героев "Прозрачного Тамира" в Народную армию, которую собирает и воспитывает Сухэ-Батор.
Ч.Лодойдамба опубликовал пока только первую книгу романа. Но ее заключительные строки обещают скорую встречу не только с полюбившимися героями, но и их сыновьями - новым поколением, строящим социалистическую Монголию.
К.ЯЦКОВСКАЯ
ПРОЗРАЧНЫЙ ТАМИР
ПАМЯТИ ЛЮБИМОГО ОТЦА МОЕГО
ПОСВЯЩАЮ ЭТУ КНИГУ.
Автор
Шумят луга Тамира,
Пронизанные светом,
Серебряные травы
Поют, обнявшись с ветром,
Но отцветает клевер
На берегу Тамира,
А сердце хочет верить,
Что не разлюбит милый.
(Народная песня)
Не думал я, что мой гнедой
Собьет себе копыта,
Что клятва и тобой и мной
Будет позабыта...*
(Народная песня)
______________
* Перевод М.Тарасовой.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
В первых числах первой летней луны четвертого года* царствования богдо-гэгэна** по дороге вдоль северного берега Тамира двигалась одноконная телега. Коня за повод вел статный монгол лет тридцати. Одет он был в грязный, пропахший потом, выгоревший от ветра и солнца, залатанный разноцветными заплатами терлик***. За широкой спиной у него висело старинное кремневое ружье. Свалявшаяся черная коса была подвернута и стянута на затылке синим бязевым платком. Его густые брови и припухшие веки были запорошены пылью, большие выпуклые глаза блестели как-то мрачно, смуглое утомленное лицо казалось хмурым. Трудно было разгадать, отчего он хмурился: то ли от усталости, то ли от раздражения. Время от времени мужчина оборачивался и глядел на дорогу, иногда он останавливался и поправлял груз. А когда солнце скрылось за горой и освещенной осталась лишь ее вершина, он свернул с дороги и остановился неподалеку от реки. Сняв ружье, он осторожно положил его на траву, а уж потом распряг коня, стреножил его и отогнал от телеги. Затем он уселся под телегой и, достав из-за пазухи трубку и набив ее табаком, закурил. Курил он не спеша, словно о чем-то думал. Монгола звали Эрдэнэ. Сам он родом из Засагтханского хошуна****. У его отца было два сына: он да Тумэр. Они рано осиротели, и потому сызмальства пришлось им батрачить по богатым айлам*****.
______________
* 1916. (Здесь и далее примечания переводчика.)
** Богдо-гэгэн - светский и духовный правитель старой Монголии.
*** Терлик - летний национальный халат.
**** Хошун - административная единица в дореволюционной Монголии.
***** Айл - хозяйство, группа юрт.
Тумэр шестнадцати лет попал к сайнэрам*, да так и остался с ними. Вскоре он стал неустрашимым удальцом. За силу и лихость народ прозвал его Железным Тумэром. По всей Халхе** шла о нем слава как о добром и справедливом человеке.
______________
* Сайнэрам и монголы называли тех, кто, не выдержав гнета богачей и князей, уходил в горы и боролся с притеснителями, угоняя их лошадей.
** Халха - старое название МНР.
Три года назад как-то глубокой ночью Тумэр приехал навестить брата. На рассвете он уже ускакал, оставив штуку пестрого ситца да тридцать русских целковых. После этой встречи братья больше не виделись и друг о друге узнавали лишь случайно. А в последнее время, вот уже больше года, Эрдэнэ совсем ничего не слышал о Тумэре.
В детстве Эрдэнэ пас овец у тайджи* Доноя и объезжал его скакунов. Когда сына Доноя стали учить разным наукам, Эрдэнэ тоже осилил грамоту и пристрастился к чтению. Любознательный мальчик прочитал много книг: и "Бумажную птицу", и "Письма из трех стран", и даже "Золотую пуговицу". По просьбе аратов** он писал им прошения и письма, и потому его прозвали "Писарь".
______________
* Тайджи - дворянин.
** Арат - крестьянин, скотовод.
Когда ему исполнилось восемнадцать лет, он женился на девушке из своего кочевья и обзавелся собственной юртой. Десять яков, три верховых коня, несколько овец - вот и все хозяйство Эрдэнэ. Немного, конечно, но Эрдэнэ не жаловался, жить было можно. Только очень уж лют был новый заместитель хошунного правителя, князь Гомбоджав. Стон стоял над хошуном от его жестокости и самоуправства. Не стерпел Эрдэнэ княжеского своевольства и притеснений и подал на князя челобитную. Послал он жалобу и в монгольские и маньчжурские учреждения. Но не зря в народе говорят: "С собакой в ссоре без подола, с ноёном в ссоре - без задницы". Князь этому чиновнику дал, тому сунул - эка беда, деньги-то из хошунной казны, - вот и угодил жалобщик сам в тюрьму. Больше года просидел там Эрдэнэ, узнал, почем фунт лиха. Томиться бы ему в тюрьме и дольше, да в это время Монголия избавилась от маньчжурского ига, получила автономию, и возведенный на престол духовный и светский правитель Монголии Жавзандамба хутукта*, "бессмертный" богдо-гэгэн, объявил амнистию, и Эрдэнэ был освобожден.
______________
* Xутукта и гэгэн - высшие ламаистские духовные звания.
В тюрьме он встретился с человеком, который рассказал ему о брате. Когда-то они вместе угоняли табуны гобийского князя Мэргэна.
"Твой брат - настоящий орел! - рассказывал человек. - А наездник какой! Только глянет на коня, сразу скажет, хорош скакун или с браком. Семь дней на коне - и все ему нипочем. Да что семь дней, он и тридцать уртонов* проскачет в седле. А сильный какой! А добрый, что самое свежее молоко. Вот каков твой брат!"
______________
* Уртон - ямщицкая станция; расстояние, равное тридцати километрам.
Эрдэнэ возвратился в свое кочевье, но житья ему совсем не стало. Князь еще сильнее стал его притеснять и вскоре обложил таким налогом, что пришлось Эрдэнэ продать весь свой скот, чтобы только расплатиться. А попробуй не расплатись - опять тюрьма. И решил Эрдэнэ покинуть родные края. И вот погрузил он последний скарб на телегу, запряженную единственным конем, и вместе с женой и малолетним сыном Бато отправился в Ургу - помолиться всесильному богдо-гэгэну.
Эрдэнэ несколько раз жадно затянулся и посмотрел на дорогу. С сопки, которую он только что преодолел, спускались жена и сын. Эрдэнэ быстро засунул трубку за голенище, встал и разгрузил телегу. Вскоре рядом с телегой уже стояла старая продымленная маленькая палатка. Тут же горел костер и на трех камнях грелся котелок с водой.
Вода еще не закипела, когда подошла Долгор с сыном. Высыпав из подола собранный по пути сухой навоз - аргал и отряхнув подол, Долгор села на траву, вытянув уставшие ноги. На загорелом, покрытом пылью лице женщины проступала усталость, но в блестящих черных глазах горел живой огонек. Нет, этой красивой дочери степей не страшна тяжелая дорога.
- Сын шел очень медленно, вот я и отстала, - улыбаясь и показывая белоснежные зубы, виновато сказала Долгор.
- Ты отдохни. А я помою кувшин и приготовлю чай, - сказал Эрдэнэ. Он взял с телеги медный кувшин и пошел к реке. Вода поблескивала в лучах заходящего солнца. Эрдэнэ присел и стал мыть кувшин. Почему-то вспомнилось: "Кто сидит у воды, тот не заскучает". Невольно улыбаясь, Эрдэнэ умылся, вытер лицо и пошел к своим.
Заварив чай, он зачерпнул ложкой и плеснул на запад, шепча: "Моему Тайшир-хану". Затем зачерпнул еще и брызнул на юг, бормоча: "Моему Хангаю". Так он хотел задобрить духов гор.
Потом все сели и наполнили свои пиалы жареной ячменной мукой. От нее шел приятный запах. Каждый замесил муку, накатал из нее шариков и положил к себе на колени. Вот и весь ужин - ячменное тесто да горячий чай! За еду принялись дружно, позабыв и утомительную дорогу, и своего недоброго князя, и все то, что обещало им нерадостное завтра.
- Папа, а когда мы приедем в Ургу? - спросил Бато.
- Скоро, Бато, скоро, если ты будешь идти быстрей, не так, как сегодня.
- Я хочу идти быстро, но мои ноги устают, - с обидой в голосе ответил Бато. Ответ сына вызвал у родителей улыбку.
- А что это за большой камень встретился нам на пути? Не Тайхар ли? спросила Долгор.
- Да, Тайхар.
- Я так и подумала, не зря я помолилась там.
Догоняя мужа, Долгор остановилась у камня и отвесила десять земных поклонов. Ведь, по преданию, этим камнем святой Зая размозжил голову свирепому дракону.
- Мама, кому ты молишься? - спросил у нее Бато.
- Я молюсь гэгэну Зая, сынок, - сказала шепотом мать.
- А зачем?
- Хочу, чтоб он послал нам побольше счастья.
- А для меня попроси у него леденцов.
- Ты, сынок, лучше сам помолись.
Бато опустился на колени и громко сказал:
- Святой лама, даруй мне леденцов.
Бато очень хотелось конфет. В прошлом году на надоме* он выиграл скачку на гнедом скакуне Доноя. За это жена Доноя дала ему леденцов. И он решил, что на свете нет ничего лучше их.
______________
* Надом - народный праздник.
- Отец, а ты сможешь поднять тот камень? - спросил Бато.
- Твой отец мирянин. Да и волшебной силой я не владею, - ответил, улыбаясь, Эрдэнэ и погладил сына по голове.
- А что такое волшебная сила?
- О, это великая сила. Тот, кто ею владеет, может, например... - Эрдэнэ закрыл глаза и, помолчав, добавил: - В одно мгновение перенести нас в Ургу.
- А почему у тебя такой силы нет? Мы тогда бы сразу добрались до Урги, и ноги бы не устали. Правда, мама?
Бато еще долго донимал родителей своими вопросами, но его "почему" и "отчего" не тяготили их. Они искренне смеялись над его наивностью, и их смех сливался с всплесками речных волн. И тогда казалось, что река шумит сильнее.
Человек рождается для счастья, и никакие трудности жизни, никакие страдания не могут заглушить в нем стремления к радости. Может быть, поэтому утомительная дорога не помешала нашим путникам после скудного ужина позабыть усталость и даже испытать некоторое наслаждение, какое люди обычно познают во время отдыха. Не зная еще, что принесет им грядущий день, Долгор и Эрдэнэ весело шутили и не заметили, как вслед за сумерками подошла ночь. На небе засверкали звезды, по долине Тамира потянуло свежим ветром, и со степи хлынули пряные запахи трав.
Эрдэнэ привел стреноженного коня и привязал длинной волосяной веревкой. Некоторое время он постоял, безмолвно глядя в сторону своего кочевья, потом сложил ладони и тихонько помолился.
- Тайшир-хан мой, Ата-тэнгэр мой, благодетельный Гомбо мой, помогите мне.
Все спали крепким сном, но, когда на востоке протянулась розовая полоска и звезды начали гаснуть, Эрдэнэ был уже на ногах. Он вышел из палатки, потянулся и вдруг стал беспокойно осматриваться по сторонам. Что такое? Коня нигде не было, он словно сквозь землю провалился. Когда Эрдэнэ увидел на земле волосяную веревку и ременную треногу, у него потемнело в глазах. Ему даже почудилось, будто большая черная гора, высившаяся у горизонта, вдруг подступила к нему вплотную. Он отступил на два шага и некоторое время растерянно смотрел вдаль. Потом как-то поник, словно тяжелобольной, и откинул полог. Губы его бессвязно шептали: "Эх, Тайшир-хан, эх, Ата-тэнгэр, эх, Гомбо, Гомбо, почему вы не уберегли моего коня?"
Долгор уже проснулась. Увидя вошедшего мужа, она приподнялась и спросила:
- Как погода?
Эрдэнэ в растерянности стоял у входа с веревкой в руках.
- Коня увели.
- Что? Коня? Нашего? - Долгор вскочила.
- А какого же еще? - мрачно ответил Эрдэнэ и сел на тюфяк.
- Что же мы теперь будем делать? На чужой земле, без коня! О-о-о! запричитала Долгор. По щекам у нее потекли слезы.
А река, как и вчера, шумно несла свои воды, и занимающаяся заря радостно извещала о наступлении нового дня.
- Зачем плакать? Не нужно... слезами горю не поможешь. - Эрдэнэ хотел улыбнуться, но улыбки не получилось, рот искривила лишь гримаса. Тогда он достал трубку и закурил.
"А верно, что теперь делать?" - подумал Эрдэнэ. В глазах у него снова потемнело, слова не шли с языка. Он покосился на плачущую жену. Потом сел поудобнее, поджал под себя ноги и сказал:
- Ну вот что, жена. Слава гениям-хранителям, что сами хоть живы остались. Давай-ка вскипяти чай, а там видно будет. В дымящемся аргале всегда есть уголек, живой человек всегда найдет выход.
На скулах у Эрдэнэ заходили желваки, глаза уставились в одну точку, изо рта и ноздрей клубами шел синеватый дымок.
Казалось, Долгор что-то хотела сказать мужу, но, промолчав, вышла из палатки.
Она стала разжигать огонь, а губы ее все время шептали: "Гомбо мой, Тайшир мой". Но она и сама не могла бы ответить, о чем просит святых.
А на востоке всходило сверкающее солнце. То тут, то там заблестели круглые кустики перекати-поля, гонимые по степи осенним ветром.
2
За день до того, как Эрдэнэ остался без коня, в долине Тамира, только в другом ее конце и тоже на рассвете, произошло еще одно событие.
У самого выхода из долины, идущей с северо-запада на юго-восток, на пологом склоне стояли три юрты. Среди них был устроен загон для овец. На рассвете из большой юрты вышел круглолицый смуглый человек с острыми бегающими глазами. Он был в халате из синей далембы и поношенных гутулах. На поясе у него висел нож с берестяной ручкой.
Звали этого человека Итгэлт. Он не стар, ему всего тридцать два года. И не знатен, нет у него никакого титула. Но он очень богат, хотя от отца унаследовал небольшое хозяйство. За несколько лет всеми правдами и неправдами стал он одним из самых зажиточных людей в Луу-гунском хошуне.
Девятнадцати лет он женился на дочери одного тайджи из Далайчойнхорванского хошуна. В приданое получил большое стадо - отсюда и пошло его богатство. При себе он держал немного скота, зато все бедняки в округе пасли его стада.
Жену его зовут Должин, десятилетнего сына - Хонгор, а семилетнюю дочь Солонго.
Итгэлт всегда поднимался на рассвете и до вечерних сумерек работал не покладая рук. Того же он требовал и от всех своих близких. Поэтому и жена его, Должин, обычно вставала рано. Она доила коров, выгоняла их на пастбище, а потом принималась за другую работу по хозяйству. Если кто-нибудь встанет раньше ее, она весь день ходит мрачная и молчаливая. Женщины, которые батрачат у Итгэлта, знают это и потому стараются выйти из юрты лишь после того, как раздастся стук ступы в юрте Итгэлта.
- Должин! - потягиваясь, обратился Итгэлт к жене. - Буди сына, пусть соберет коров. Сегодня будет хорошая погода. - Он подошел к северной юрте и открыл дымник. - Дулма! Пора вставать! - Потом направился к восточной юрте. Но оттуда уже выходила пожилая женщина.
В северной юрте жил табунщик Галсан с женой Дулмой. В восточной юрте чабан Няма с женой Хишиг и шестилетней дочкой Сурэн.
Итгэлт ростом невысок. Он худощав, жилист, но мускулы у него крепкие. Ходит он проворно, чуть подпрыгивая, поэтому его и прозвали "Кузнечик".
Разбудив работников, Итгэлт направился к своей юрте. Навстречу ему, протирая заспанные глаза, вышел Хонгор.
- Лентяя всегда ко сну клонит, у ротозея всегда слюни текут, говорит пословица. До сих пор ото сна не очнулся, несчастная твоя голова. Быстро собери коров и гони сюда, - сказал Итгэлт.
На южном склоне холма, пощипывая траву, паслось небольшое стадо. Хонгор схватил ивовый прут и, сев на него верхом, будто на коня, бросился между юрт к стаду.
- И не стыдно тебе, совсем как маленький, несчастная твоя голова, крикнул ему вдогонку отец.
Итгэлт некоторое время смотрел на двух лошадей, пасшихся на северном склоне по другую сторону Тамира, а потом вприпрыжку направился к овечьему загону и открыл ворота. В это время к нему подошел батрак Няма. Он поздоровался и с усмешкой пробасил:
- А люди все мучаются, не могут разгадать: кто из нас богач Итгэлт, а кто чабан Няма.
- Пусть еще погадают, - сказал Итгэлт и засмеялся. Затем, показывая на лошадей, добавил: - Вон те кони, о которых спрашивал табунщик тайджи Пурэва.
- Надо бы заарканить их, пока хозяева не увели, да съездить на них за овцами, - сказал Няма.
- Когда придет табун, возьмешь коня и пригонишь их, - сказал Итгэлт и пошел в свою юрту.
Хонгор бегом хотел миновать овраг, но внезапно остановился. Со дна оврага кто-то окликнул его. Он прислушался.
- Эй, сынок, спустись-ка сюда, - звал его кто-то басом из глубины.
Хонгор сделал несколько нерешительных шагов. Ему показалось, что внизу лежит человек.
- Да ты не бойся. Я совсем без сил, - сказал бас.
Хонгор спустился еще ниже и подошел к лежавшему. Он в изумлении склонил голову набок и спросил:
- Вы человек?
- Человек, человек, да ты не бойся, подойди.
На земле действительно лежал человек, но, по-видимому, без рук. Его заросшее лицо было покрыто грязью, и лишь глаза ярко блестели.
- Мужчина не должен бояться мужчины, - сказал человек и улыбнулся.
- А я и не боюсь, - ответил Хонгор. В случае чего он, конечно, убежит, но сейчас он смело подошел к лежавшему.
Но что такое? Он ничего не мог понять. Тело человека было зашито в высохшую бычью шкуру, и голова торчала как бы из мешка. Человек, не моргая, смотрел на Хонгора.
- Почему вы не встаете? - спросил Хонгор.
- Я не могу встать.
- Почему?
- Я зашит в шкуру. Послушай, парень, я убежал из Луу-гунской тюрьмы. Если об этом кто-нибудь узнает, меня убьют. Однако мужчина всегда поможет мужчине, я надеюсь, что и ты поможешь мне, твоему старшему брату.
Слова "мужчина всегда поможет мужчине" сразу запали в сердце Хонгора, он гордо улыбнулся и с достоинством откашлялся.
- Чем я могу помочь вам? - спросил он, стараясь тоже говорить басом.
- Если сможешь, принеси мне острый нож, какую-нибудь одежду и что-нибудь поесть. Только никому ничего не говори, - сказал человек и, улыбаясь, подмигнул мальчику.
- Вы мужчина, и я мужчина. Я ничего не скажу, даже если меня будут бить, - сказал Хонгор, - но сперва я соберу коров и пригоню их домой. Вы меня ждите, я обязательно приду.
Зашит в шкуру был Тумэр. В прошлом году осенью он угнал большой лошадиный косяк из табуна самого Луу-гуна, но при переходе через разлившийся Тамир конь у него утонул и сам он чуть не погиб. Уже бесчувственного, его настигли и арестовали. Несколько дней его допрашивали, подвергая пыткам. Он так и не назвал себя, однако кто-то его узнал и сказал об этом.
- Нет, это неправда, - возразил Тумэр.
Сайнэру нельзя называть свой хошун и родное кочевье, иначе беда обрушится на его земляков, за все будут отвечать они. Вот почему Тумэр не назвал своего имени и не сказал, откуда он родом.
Хотя на допросах Тумэр и молчал, он был пойман с поличным. Суд был короткий - в наказание его зашили в сырую бычью шкуру и посадили в яму. В этом страшном одеянии он просидел в яме около года, но ему помогли бежать. Два дня и две ночи катился он по степи, пока не очутился в этом овраге. Он совсем выбился из сил, а тут еще голод давал о себе знать. И Тумэр рискнул окликнуть Хонгора.
Хонгор собрал коров и погнал их к стойбищу. По дороге ему попался Галсан, который ездил в ночное и теперь не спеша возвращался домой.
- Как спалось, Хонгор? Хорошо?
Хонгор ничего не ответил, его мысли были заняты одним: как незаметно помочь тому, лежащему в овраге.
- Почему, Хонгор, молчишь? Или получил взбучку от родителя? - Галсан засмеялся и рысью погнал лошадей.
Войдя в юрту, Галсан увидел жену. Дулма держала подойник, собираясь доить коров.
- Дулма, ты совсем обленилась! Каждое утро дымник нашей юрты открывает сам благодетель. А ты дрыхнешь чуть ли не до полудня. Негоже так, смотри, как бы не рассердить нам хозяина. Кончатся тогда все благодеяния, которые послали нам боги.
- Не бойся, не кончатся, они еще и не начинались, - с усмешкой ответила Дулма и вышла, хлопнув дверью.
- Глупая баба, - крикнул Галсан ей вслед и сердито бросил на кровать брезентовый дождевик.
Все были чем-нибудь заняты, и Хонгор, улучив момент, взял отцовский нож, дэл, узду, рубец с маслом и все это припрятал за загоном. А когда его послали выгнать на пастбище молодых кобылиц, он прихватил мешок и все вещи спрятал в него.
Недалеко от стойбища ему встретилась Дулма, шедшая выгонять овец.
- Что это у тебя в мешке? - спросила она.
Хонгор погрозил ей кнутом: мол, не очень-то кричи, и, подъехав ближе, тихо сказал:
- Мужчина всегда поможет мужчине!
- Что ты говоришь! - рассмеялась Дулма. - Уж не хочешь ли ты в степи с кем-нибудь поиграть?
- Тетя, вы не говорите никому, что встретили меня.
- Ладно, не скажу.
Выгнав кобылиц на пастбище, Хонгор зарысил к оврагу. Однако Тумэра на старом месте он не нашел.
- Дядя! Вы где? - тихо позвал мальчик.
- Я здесь, иди сюда, - раздался голос Тумэра из выемки под крутым спуском.
Хонгор слез с коня, спустился в овраг и сразу стал работать ножом. Он долго возился со шкурой, освобождая пленника. Наконец шкура поддалась, но Тумэр еще долго лежал, не в силах подняться и только как-то странно двигал руками, словно пытаясь кого-то схватить.
Хонгор молча смотрел на лежавшего человека.
- Голова у меня кружится, - наконец сказал Тумэр и потер лоб рукой.
"Вот молодец, - восхищенно подумал Хонгор, - как он сумел убежать в этой шкуре? Он, наверное, сайнэр".
Хонгор знал, что в горах много этих сайнэров, лихих людей, о которых он слышал от старших.
- А вы, дядя, не сайнэр? - нарушил затянувшееся молчание Хонгор.
Тумэр открыл глаза и долго смотрел на мальчика, потом улыбнулся.
- А ты ничего не слышал о сайнэре Тумэре?
Хонгор слышал. В прошлом году по всем айлам прошел слух, что арестован неуловимый сайнэр Тумэр из Засагтханского хошуна.
- Слышал! Значит, вы и есть тот самый Тумэр?
- Да.
Глаза мальчика восхищенно заблестели. Так вот он кому помог! Самому знаменитому сайнэру! И беседует с ним как с равным.
- А как тебя зовут, сынок? - спросил Тумэр.
- Хонгор. Я сын Итгэлта, - бойко ответил мальчик.
Тумэр встал, снял с себя сопревшую одежду и надел дэл, который принес Хонгор. Потом он выкопал ножом яму и зарыл в землю свои лохмотья. Каждое движение этого человека казалось Хонгору удивительным, но особенно поразило его то, что Тумэр в один миг съел все масло.
- Ну, сынок, - сказал Тумэр, покончив с маслом, - желаю тебе долгих лет счастливой жизни. Я тебя как-нибудь отблагодарю. Знаешь пословицу: "У мужчин дорога длинная"? Мы с тобой еще обязательно встретимся. А теперь иди домой, как бы тебя не хватились.
- До свидания, дядя Тумэр, - сказал мальчик и повернул коня в сторону стойбища. Ехал он медленно и все время тихонько повторял: "Мужчина всегда поможет мужчине". Он часто оглядывался, но Тумэра уже не было видно.