Страница:
– У тебя такая красивая кожа. – Пенни с завистью посмотрела на девушку. – Прямо кровь с молоком, точно как у твоей матери. И волосы цвета льна. А зелено-голубые глаза – настоящие драгоценные камни. Тоже как у нее.
– Да это ты так говоришь. Я-то думаю совсем по-другому. Моя мама была необыкновенно красивая. И мне до нее далеко.
– Ну мужчины так не считают.
– Сказала бы ты это английским лордам. Они смотрели на меня как на какой-то прыщ.
Пенни покачала головой.
– Я знаю, какие женщины нравятся мужчинам.
И печально добавила:
– И знаю, какие не нравятся.
Она произнесла таким тоном, что было ясно: себя она считает совершенно неинтересной женщиной.
Нахмурившись, Элисса вернулась к своим делам и взялась за вторую порцию теста. Она работала и размышляла: нелегко пришлось Пенни – расти в тени красоты Глории Саттон.
– Мужчины, которые смотрят только на внешность женщины, – и не мужчины вовсе, – вдруг заявила Элисса.
– Но все они смотрят только на это.
– Да ради Бога, Пенни, ты же сама отвергла половину рабочих на Лэддер-Эс!
– Они обращали на меня внимание только после того, как их отвергала твоя мать. И они переставали ей поклоняться. Если переставали.
Сжав губы, Пенни с еще большей страстью накинулась на кофейные зерна. Печаль и смирение смешались на бледном лице, и Элисса тихо спросила:
– А кто он был?
– А?
– Кто был тот, кто из-за матери не заметил тебя?
Пенни замерла, но потом быстро пришла в себя, высыпала последнюю порцию молотого кофе в горшок на плите, подкинула дров в печь. Вскоре вода закипела.
– А что у нас за новый работник? Как его зовут? – спросила Пенни.
Бодрый голос звучал по-прежнему.
Элисса вздохнула. Да, Пенни очень устала, и на нее сильно давит то, что ее старый друг спивается…
Ой, страшно подумать.
«Мы обе слишком много потеряли, чтобы потерять еще и друг друга, – подумала Элисса. – Отец. Мать. Мак. Дядя Билл… Нет, я не могу потерять Пенни».
– Хантер, – быстро ответила Элисса, радуясь, что можно переменить тему разговора. – Не мистер. Он не сказал фамилии. И собственного имени. Просто Хантер.
– И поэтому ты считаешь его грубияном? Ты же знаешь, это западный вариант – никаких церемоний.
Щеки Элисты порозовели – печь дышала жаром. Ну как объяснить про юбку, зацепившуюся за гвоздь, про груди в руке Хантера и его взгляд, устремленный на них… Даже от воспоминаний она разволновалась. А если заговорит об этом, обе смутятся. И она, и Пенни.
– Сэсси, – тихо окликнула ее подруга, и старое детское прозвище в ее устах прозвучало так нежно.
– Хантер обвинил меня в кокетстве с Микки!
– А разве нет?
– Ну разумеется, нет. Ты когда-нибудь видела, чтобы я одаривала улыбками этого тупоголового негодяя?
– Нет, но судя по словам Микки, я поняла, что ты одаривала его гораздо большим, чем просто улыбками.
– Что? Это когда он болтал про меня такое?
– Да всякий раз, когда отправляется в поселок за продуктами или заворачивает в Дагаут-салун.
«Так вот почему Хантер так презрительно относится ко мне? Наверное, он слышал все эти разговоры».
Ответ совершенно ясен. Конечно, Хантер слышал грязную болтовню. И поверил.
– Микки не имеет никакого права трепать обо мне языком, – сказала Элисса, побледнев. – Запретить ему пялиться на меня я не могу, но моей вины тут нет.
Пенни посмотрела на сильно взволнованную девушку.
– Да не переживай, – тихо сказала она. – О твоей матери тоже много болтали. Она нисколько не обижалась.
– Она была замужем за любимым человеком, – ответила Элисса. – А окажись она одинокой, то человек, который ее интересовал бы, и близко не подошел бы к ней – зачем ему нужна вертихвостка?
Пенни заглянула в печь и вынула бисквиты.
– Так вот почему ты наряжаешься в шелк и кружева? Чтобы привлечь внимание нового мужчины, этого грубияна?
– Что-о?
– В этом платье ты похожа на ангела, свалившегося с небес.
– Да брось. – Элисса вспыхнула. – Я ношу дурацкие английские платья, потому что у меня больше нет ничего. И не на что купить.
Пенни улыбнулась, потом тихо рассмеялась, не слишком веря Элиссе. Улыбка Пенни походила на нее самое – открытая, теплая, освещавшая все вокруг.
Элисса шутливо толкнула ее плечом и тоже улыбнулась.
– Когда ты улыбаешься, я сразу понимаю, почему мама подхватила тебя на улице в Сент-Луисе и привезла на Запад. «Девять лет девочке, а от ее улыбки сияние не меньше, чем от рождественской елки», – говорила она. Тебе надо больше улыбаться, Пенни.
– В последнее время слишком мало поводов для улыбок. Не то что раньше.
– Я тоже скучаю по маме, – вздохнула Элисса. – И но отцу тоже. Хотя не так сильно. Его никогда не было дома, он все время гонялся за золотом. Хорошо помню, как Билл учил меня ездить верхом, стрелять, охотиться и ухаживать за скотом.
Лицо Пенни стало еще печальнее. Она тоже многому научилась у Билла. Девочкой она просто боготворила его. И так продолжалось до сих пор.
– Может, нам вместе пойти поискать Билла и притащить его сюда? – сказала Элисса. – Хантер запретил алкоголь на Лэддер-Эс. А вдруг через несколько дней мы увидим нашего прежнего Билла. Никогда раньше он столько не пил.
Пенни печально улыбнулась в ответ. Она взглянула на своевольную девушку, которая была ей как сестра. Элисса очень напоминала Глорию, такую же упрямицу, спасшую ее, девятилетнюю, от жестокости городских улиц, увезя ее на Запад за лучшей жизнью.
И какое-то время жизнь действительно была хороша.
– Тебе, я думаю, стоило продать Биллу ранчо, когда он предлагал, – сказала Пенни.
– Почему?
– Ты могла бы вернуться в Англию и ни о чем не думать.
– Я ненавижу Англию, – заявила Элисса.
– А как насчет Нью-Йорка, Бостона или Лос-Анджелеса? Или Сан-Франциско?
– Да не люблю я города. Там небо дымного цвета от угля, а улицы воняют сточными водами.
Пенни вынула готовый бекон с раскаленной сковороды и принялась нарезать еще, орудуя большим ножом с такой страстью, будто убивала змею.
Элисса искоса наблюдала за ней, удивляясь, почему Пенни так взволнована.
– А как насчет Билла? – резко спросила Пенни. – Он тебе не безразличен, правда?
– Ты сама знаешь.
– Тогда продай ему Лэддер-Эс. Может, если у него появится дело, он станет меньше пить. А если у него перед глазами перестанут маячить твои прекрасные волосы и красивые глаза, он сумеет забыть и прошлое.
– О чем ты говоришь? О каком прошлом?
Бекон заскворчал, едва коснулся горячей сковороды. Тихо выругавшись, Пенни прихватила фартуком ручку тяжелой сковороды и убрала ее с жара.
– Кроме того, – продолжала Пенни, не обращая внимания на вопрос Элиссы, – ты похожа на мать не только внешне, ты не для такой жизни. Твое место – в замке. С толпой слуг.
Элисса испуганно посмотрела на Пенни, а потом расхохоталась.
– С чего ты взяла? – спросила Элисса.
– Билл так считает.
– Ну конечно, у Билла хватит ума выдумать такое.
– Элисса, ты так похожа на мать, особенно когда наряжаешься в шелка, и у Билла просто сердце заходится.
– Чепуха! – заявила Элисса. – Не забывай, что иногда я смотрюсь в зеркало. Надо залить глаза виски, чтобы видеть в нас сходство.
И в тот же момент Элисса пожалела о своих словах. Пенни, похоже, беспокоилась о Билле больше самой Элиссы.
– Черт побери! Ну почему мужчины такие глупые?
Дверь кухни тихо открылась.
– Ты имеешь в виду кого-то конкретного? – спросил Хантер.
Испуганная, Элисса резко повернулась.
– А как насчет того, чтобы постучаться? – вспыхнула она.
– Я стучал, но никто не ответил. Дамы слишком увлеклись беседой о греховности мужчин?
В уютной кухне со вкусными запахами, освещенной золотистым светом фонаря, Хантер выглядел немного странно. Широкие плечи заняли весь дверной проем, он наклонился, чтобы войти и не стукнуться головой, хотя шляпу снял и держал в руке. Черные, словно беззвездная ночь, густые волосы блестели.
Хантер стальным взглядом окинул Элиссу и дал ей понять – он догадался, что она вырядилась в шелка ради него. Элиссу бросило в жар, как вечером в сарае, – никогда в жизни она не находилась в такой близости от мужчины.
И ей понравилось.
Сердце Элиссы колотилось как сумасшедшее, на щеках заиграл румянец, но голос звучал холодно и ровно, когда она повернулась представить Хантера.
– Пенни, это и есть Хантер, наш новый десятник. Не трудись, не пытайся называть его мистер, он не любит церемоний. Хантер, познакомься с мисс Пенелопой Миллер.
– Рад вас видеть, мисс Миллер, – сказал Хантер приятнейшим голосом, слегка поклонившись. Пенни вдруг улыбнулась и легонько присела.
– Пожалуйста, называй меня Пенни, – сказала она. – Меня все так называют.
– Ради такой улыбки и чашки кофея стану называть тебя королева Шеба.
Пенни громко рассмеялась, весьма польщенная.
– Ловлю на слове. Добро пожаловать в Лэддер-Эс.
Элисса уставилась на Хантера, не веря своим ушам. И эти вежливые слова произносит он? И мягкий голос, и улыбка – тоже его? А куда девался тот тип, грубый и резкий, обозвавший кокеткой, пожиравший ее грудь глазами в полутьме сарая?
«Но я позволила ему. Я не должна забывать об этом: я позволила!»
Элисса перевела грустный взгляд с Пенни на Хантера. Он брал чашку у Пенни и улыбался, нахваливая замечательно крепкий кофе.
На Элиссу он обращал внимания не больше, чем на какое-нибудь масляное пятно на полу.
«Так, наверное, это имела в виду Пенни? Вот так она себя чувствовала, когда какой-нибудь идиот вместо нее поклонялся матери, а на нее не обращал внимания».
Элисса снова посмотрела на Пенни, словно увидев ее в другом свете. В свои тридцать лет Пенни была свежая, цветущая. Открытое лицо, полные губы, маленькие морщинки вокруг больших карих глаз – от жизни и от смеха.
Но с точки зрения любого мужчины Пенни уже миновала пору девичества.
Элисса вспомнила слова Хантера, «Если я и женюсь снова, то на женщине, а не на вертихвостке, которая не знает сама чего хочет».
Мысль, что Хантер увидел такую женщину, холодком прокралась по спине. Как бы Элисса ни запрещала себе завидовать Пенни, возможному счастью подруги, отвратительная ревность затопила ее.
Именно сейчас Элисса поняла, как неодолимо влечет ее к Хантеру. А он хочет быть с другой женщиной? – сердце больно дернулось, пол закачался под ногами. "Боже мой!
А не так ли случилось с матерью, когда ее повлекло к мужчине, единственному для нее мужчине на земле? И английская аристократка рассталась с пышной роскошью, опозорила семью и убежала с ним из страны… И все это – ради мужчины, немногим отличавшегося от дикаря с точки зрения людей ее круга, но единственно любимого…
Что ж, в конце концов мать получила того, кого хотела.
А может, я стану, как Пенни? Старой девой, мечтающей о том, кому я совершенно не нужна?"
– О чем ты задумалась? – спросила Пенни.
Элисса с трудом вернулась к реальности и посмотрела на Пении.
– О чем? – переспросила Элисса.
– Мечтаешь о балах и каретах?
Хантер посмотрел на Элиссу с легким презрением, и она снова почувствовала под ногами твердую почву. Девушка выпрямилась и ответила ему холодным взглядом.
– Ты думаешь об Англии больше, чем я, – ответила Элисса Пенни. – Я-то как раз думаю о ранчо.
– Хантер предлагает напечь хлеба сразу на несколько недель, – сообщила Пенни.
– Он заплесневеет.
– Лучше заплесневевший, чем никакого, – едко заметил Хантер. – А я при первой возможности поохочусь на антилопу и на оленя. Ты умеешь вялить мясо?
– Конечно, – кивнула Элисса. – И охотиться.
Хантер поднял черные брови, но промолчал.
– Хотя нашим мужчинам больше нравится говядина, – заметила Элисса.
– Мы не можем резать бычков, пока их не сосчитаем, – ответил Хантер. – В любом случае надо запастись едой, чтобы спокойно выдержать осаду.
– Но мы ведь не собираемся воевать?
– Пока, – резко сказал Хантер. – Воевать придется, Сэсси. Держу пари. Я заставлю Микки запастись водой, надо несколько хороших бочек. Насколько я знаю, он учился бочарному делу, перед тем как убежать из Бостона.
Элисса едва слышала его. Уверенность Хантера в том, что им предстоит воевать ради сохранения Лэддер-Эс, затмила все.
С тех самых пор, как Мака убила банда Калпепперов, она боялась именно этого.
– Тебе надо было отдать своего пятнистого коня армии, – добавил Хантер, заметив тревогу в глазах Элис-сы, – может, тогда вояки почесались бы – оградили Лэддер-Эс от неприятностей.
– Дело в том, что капитан хотел не только коня, – вздохнула Элисса. Хантер сощурился.
– И тебя тоже?
– Да.
Он пожал плечами.
– Ну тогда надо было отдать ему немного того, чем делилась с Микки. Полно разных приемов, спроси любую девушку.
Элисса вспыхнула.
– Я отдавала Микки только приказы! – в ее голосе звучала ярость.
– Ох, ох, ох, – усмехнулся Хантер. Было видно – он ей не поверил.
– Мисс Пенни, – голос Хантера снова стал необыкновенно вежливым, – не покажешь ли мне свободную спальню? Сэсси сказала, я должен спать в доме.
Смущенная перепалкой Хантера и Элиссы, Пенни вопросительно поглядела на девушку.
– Да, я велела ему спать в доме, я не хочу, чтобы его пристрелили, как Мака, – объяснила Элисса, не отводя взгляд от Хантера.
Пенни казалась немного испуганной, но в глазах прыгали искорки смеха.
– Отправь его в пустые комнаты наверху, – грубо бросила Элисса, – лестница так скрипит, что бесшумно никто к нему не проберется, как бы громко он ни храпел.
– А я не храплю, – заявил Хантер.
– Отец так же говорил. Но ты знаешь, Пенни, что бывает с мужчиной, когда он стареет? Не так ли, Хантер?
Хантер сощурился. Пенни в ужасе замерла.
– Сэсси, – сказала Пенни, снова назвав ее детским прозвищем, – как тебе не стыдно? Ты же понимаешь, насколько ранимы мужчины, когда речь заходит о возрасте? И потом, Хантер моложе Билла, а Билл на десять лет моложе твоего отца.
– Каждый мужчина, считающий меня маленькой девочкой, – настоящий старик, а все старики храпят, – сладким голосом объяснила Элисса.
– Понятно, – сказала Пенни, пряча улыбку. – Хорошо. Я поселю его в комнату рядом с твоей, вот мы и выясним.
Элисса почувствовала неловкость и что-то еще.
– В комнату родителей? – она посмотрела на Пенни. – Почему?
– Только там есть большая кровать, которая ему подойдет, – слова Пенни звучали как бесспорная истина. Элисса открыла рот, желая возразить, но передумала и пожала плечами.
– Если ты храпишь, – обратилась она к Хантеру, – сразу же перенесем кровать в детскую, она в дальнем крыле дома. Тебе там понравится – будешь смотреть на радугу, на бабочек, мама нарисовала их на стенах.
Тень страдания пробежала по лицу Хантера, что глубоко тронуло Элиссу, хотя она и сильно злилась на него. Может быть, Хантер потерял в войну и детей, не только жену? И тогда ей понятна его боль, спрятанная под грубой внешностью.
– Забудь о детской, – тихо сказала Элисса, – если ты мне будешь мешать, я просто переселюсь вниз, к Пенни.
То, что Элисса почувствовала его горе, задело Хантера. Он вовсе не хотел, чтобы девица вроде нее могла заглянуть ему в душу.
– Переживем и это, – резко бросил Хантер. – Я не нуждаюсь в особенно бережном обращении со мной местной кокетки.
Пенни громко, со свистом вздохнула. Противостояние между Элиссой и Хантером было таким осязаемым, что его можно было потрогать.
Но таким же сильным было и влечение. Со двора донеслись мужские голоса, и Элисса почувствовала облегчение. Она принялась выставлять на длинный кухонный стол толстые кофейные кружки и глиняные тарелки. В прежние времена здесь сидели Мак. Билл, Джон, Глория. Пенни и Элисса, говорили о земле, о скоте, о сезонных работах…
– Поторопись-ка занять место, – сказала Элисса, – кто сядет за стол последним, чистит конюшню.
Открылась задняя дверь кухни, Микки, Лефти и Джимп ввалились, толкая друг друга локтями, желая усесться раньше других.
Элисса искоса посмотрела на Хантера. Потом улыбнулась.
– О Боже, – вздохнула она. – Я так и думала, последним окажешься ты. После завтрака я с удовольствием вручу тебе навозные грабли.
Хантер не сомневался в этом.
Глава 5
– Да это ты так говоришь. Я-то думаю совсем по-другому. Моя мама была необыкновенно красивая. И мне до нее далеко.
– Ну мужчины так не считают.
– Сказала бы ты это английским лордам. Они смотрели на меня как на какой-то прыщ.
Пенни покачала головой.
– Я знаю, какие женщины нравятся мужчинам.
И печально добавила:
– И знаю, какие не нравятся.
Она произнесла таким тоном, что было ясно: себя она считает совершенно неинтересной женщиной.
Нахмурившись, Элисса вернулась к своим делам и взялась за вторую порцию теста. Она работала и размышляла: нелегко пришлось Пенни – расти в тени красоты Глории Саттон.
– Мужчины, которые смотрят только на внешность женщины, – и не мужчины вовсе, – вдруг заявила Элисса.
– Но все они смотрят только на это.
– Да ради Бога, Пенни, ты же сама отвергла половину рабочих на Лэддер-Эс!
– Они обращали на меня внимание только после того, как их отвергала твоя мать. И они переставали ей поклоняться. Если переставали.
Сжав губы, Пенни с еще большей страстью накинулась на кофейные зерна. Печаль и смирение смешались на бледном лице, и Элисса тихо спросила:
– А кто он был?
– А?
– Кто был тот, кто из-за матери не заметил тебя?
Пенни замерла, но потом быстро пришла в себя, высыпала последнюю порцию молотого кофе в горшок на плите, подкинула дров в печь. Вскоре вода закипела.
– А что у нас за новый работник? Как его зовут? – спросила Пенни.
Бодрый голос звучал по-прежнему.
Элисса вздохнула. Да, Пенни очень устала, и на нее сильно давит то, что ее старый друг спивается…
Ой, страшно подумать.
«Мы обе слишком много потеряли, чтобы потерять еще и друг друга, – подумала Элисса. – Отец. Мать. Мак. Дядя Билл… Нет, я не могу потерять Пенни».
– Хантер, – быстро ответила Элисса, радуясь, что можно переменить тему разговора. – Не мистер. Он не сказал фамилии. И собственного имени. Просто Хантер.
– И поэтому ты считаешь его грубияном? Ты же знаешь, это западный вариант – никаких церемоний.
Щеки Элисты порозовели – печь дышала жаром. Ну как объяснить про юбку, зацепившуюся за гвоздь, про груди в руке Хантера и его взгляд, устремленный на них… Даже от воспоминаний она разволновалась. А если заговорит об этом, обе смутятся. И она, и Пенни.
– Сэсси, – тихо окликнула ее подруга, и старое детское прозвище в ее устах прозвучало так нежно.
– Хантер обвинил меня в кокетстве с Микки!
– А разве нет?
– Ну разумеется, нет. Ты когда-нибудь видела, чтобы я одаривала улыбками этого тупоголового негодяя?
– Нет, но судя по словам Микки, я поняла, что ты одаривала его гораздо большим, чем просто улыбками.
– Что? Это когда он болтал про меня такое?
– Да всякий раз, когда отправляется в поселок за продуктами или заворачивает в Дагаут-салун.
«Так вот почему Хантер так презрительно относится ко мне? Наверное, он слышал все эти разговоры».
Ответ совершенно ясен. Конечно, Хантер слышал грязную болтовню. И поверил.
– Микки не имеет никакого права трепать обо мне языком, – сказала Элисса, побледнев. – Запретить ему пялиться на меня я не могу, но моей вины тут нет.
Пенни посмотрела на сильно взволнованную девушку.
– Да не переживай, – тихо сказала она. – О твоей матери тоже много болтали. Она нисколько не обижалась.
– Она была замужем за любимым человеком, – ответила Элисса. – А окажись она одинокой, то человек, который ее интересовал бы, и близко не подошел бы к ней – зачем ему нужна вертихвостка?
Пенни заглянула в печь и вынула бисквиты.
– Так вот почему ты наряжаешься в шелк и кружева? Чтобы привлечь внимание нового мужчины, этого грубияна?
– Что-о?
– В этом платье ты похожа на ангела, свалившегося с небес.
– Да брось. – Элисса вспыхнула. – Я ношу дурацкие английские платья, потому что у меня больше нет ничего. И не на что купить.
Пенни улыбнулась, потом тихо рассмеялась, не слишком веря Элиссе. Улыбка Пенни походила на нее самое – открытая, теплая, освещавшая все вокруг.
Элисса шутливо толкнула ее плечом и тоже улыбнулась.
– Когда ты улыбаешься, я сразу понимаю, почему мама подхватила тебя на улице в Сент-Луисе и привезла на Запад. «Девять лет девочке, а от ее улыбки сияние не меньше, чем от рождественской елки», – говорила она. Тебе надо больше улыбаться, Пенни.
– В последнее время слишком мало поводов для улыбок. Не то что раньше.
– Я тоже скучаю по маме, – вздохнула Элисса. – И но отцу тоже. Хотя не так сильно. Его никогда не было дома, он все время гонялся за золотом. Хорошо помню, как Билл учил меня ездить верхом, стрелять, охотиться и ухаживать за скотом.
Лицо Пенни стало еще печальнее. Она тоже многому научилась у Билла. Девочкой она просто боготворила его. И так продолжалось до сих пор.
– Может, нам вместе пойти поискать Билла и притащить его сюда? – сказала Элисса. – Хантер запретил алкоголь на Лэддер-Эс. А вдруг через несколько дней мы увидим нашего прежнего Билла. Никогда раньше он столько не пил.
Пенни печально улыбнулась в ответ. Она взглянула на своевольную девушку, которая была ей как сестра. Элисса очень напоминала Глорию, такую же упрямицу, спасшую ее, девятилетнюю, от жестокости городских улиц, увезя ее на Запад за лучшей жизнью.
И какое-то время жизнь действительно была хороша.
– Тебе, я думаю, стоило продать Биллу ранчо, когда он предлагал, – сказала Пенни.
– Почему?
– Ты могла бы вернуться в Англию и ни о чем не думать.
– Я ненавижу Англию, – заявила Элисса.
– А как насчет Нью-Йорка, Бостона или Лос-Анджелеса? Или Сан-Франциско?
– Да не люблю я города. Там небо дымного цвета от угля, а улицы воняют сточными водами.
Пенни вынула готовый бекон с раскаленной сковороды и принялась нарезать еще, орудуя большим ножом с такой страстью, будто убивала змею.
Элисса искоса наблюдала за ней, удивляясь, почему Пенни так взволнована.
– А как насчет Билла? – резко спросила Пенни. – Он тебе не безразличен, правда?
– Ты сама знаешь.
– Тогда продай ему Лэддер-Эс. Может, если у него появится дело, он станет меньше пить. А если у него перед глазами перестанут маячить твои прекрасные волосы и красивые глаза, он сумеет забыть и прошлое.
– О чем ты говоришь? О каком прошлом?
Бекон заскворчал, едва коснулся горячей сковороды. Тихо выругавшись, Пенни прихватила фартуком ручку тяжелой сковороды и убрала ее с жара.
– Кроме того, – продолжала Пенни, не обращая внимания на вопрос Элиссы, – ты похожа на мать не только внешне, ты не для такой жизни. Твое место – в замке. С толпой слуг.
Элисса испуганно посмотрела на Пенни, а потом расхохоталась.
– С чего ты взяла? – спросила Элисса.
– Билл так считает.
– Ну конечно, у Билла хватит ума выдумать такое.
– Элисса, ты так похожа на мать, особенно когда наряжаешься в шелка, и у Билла просто сердце заходится.
– Чепуха! – заявила Элисса. – Не забывай, что иногда я смотрюсь в зеркало. Надо залить глаза виски, чтобы видеть в нас сходство.
И в тот же момент Элисса пожалела о своих словах. Пенни, похоже, беспокоилась о Билле больше самой Элиссы.
– Черт побери! Ну почему мужчины такие глупые?
Дверь кухни тихо открылась.
– Ты имеешь в виду кого-то конкретного? – спросил Хантер.
Испуганная, Элисса резко повернулась.
– А как насчет того, чтобы постучаться? – вспыхнула она.
– Я стучал, но никто не ответил. Дамы слишком увлеклись беседой о греховности мужчин?
В уютной кухне со вкусными запахами, освещенной золотистым светом фонаря, Хантер выглядел немного странно. Широкие плечи заняли весь дверной проем, он наклонился, чтобы войти и не стукнуться головой, хотя шляпу снял и держал в руке. Черные, словно беззвездная ночь, густые волосы блестели.
Хантер стальным взглядом окинул Элиссу и дал ей понять – он догадался, что она вырядилась в шелка ради него. Элиссу бросило в жар, как вечером в сарае, – никогда в жизни она не находилась в такой близости от мужчины.
И ей понравилось.
Сердце Элиссы колотилось как сумасшедшее, на щеках заиграл румянец, но голос звучал холодно и ровно, когда она повернулась представить Хантера.
– Пенни, это и есть Хантер, наш новый десятник. Не трудись, не пытайся называть его мистер, он не любит церемоний. Хантер, познакомься с мисс Пенелопой Миллер.
– Рад вас видеть, мисс Миллер, – сказал Хантер приятнейшим голосом, слегка поклонившись. Пенни вдруг улыбнулась и легонько присела.
– Пожалуйста, называй меня Пенни, – сказала она. – Меня все так называют.
– Ради такой улыбки и чашки кофея стану называть тебя королева Шеба.
Пенни громко рассмеялась, весьма польщенная.
– Ловлю на слове. Добро пожаловать в Лэддер-Эс.
Элисса уставилась на Хантера, не веря своим ушам. И эти вежливые слова произносит он? И мягкий голос, и улыбка – тоже его? А куда девался тот тип, грубый и резкий, обозвавший кокеткой, пожиравший ее грудь глазами в полутьме сарая?
«Но я позволила ему. Я не должна забывать об этом: я позволила!»
Элисса перевела грустный взгляд с Пенни на Хантера. Он брал чашку у Пенни и улыбался, нахваливая замечательно крепкий кофе.
На Элиссу он обращал внимания не больше, чем на какое-нибудь масляное пятно на полу.
«Так, наверное, это имела в виду Пенни? Вот так она себя чувствовала, когда какой-нибудь идиот вместо нее поклонялся матери, а на нее не обращал внимания».
Элисса снова посмотрела на Пенни, словно увидев ее в другом свете. В свои тридцать лет Пенни была свежая, цветущая. Открытое лицо, полные губы, маленькие морщинки вокруг больших карих глаз – от жизни и от смеха.
Но с точки зрения любого мужчины Пенни уже миновала пору девичества.
Элисса вспомнила слова Хантера, «Если я и женюсь снова, то на женщине, а не на вертихвостке, которая не знает сама чего хочет».
Мысль, что Хантер увидел такую женщину, холодком прокралась по спине. Как бы Элисса ни запрещала себе завидовать Пенни, возможному счастью подруги, отвратительная ревность затопила ее.
Именно сейчас Элисса поняла, как неодолимо влечет ее к Хантеру. А он хочет быть с другой женщиной? – сердце больно дернулось, пол закачался под ногами. "Боже мой!
А не так ли случилось с матерью, когда ее повлекло к мужчине, единственному для нее мужчине на земле? И английская аристократка рассталась с пышной роскошью, опозорила семью и убежала с ним из страны… И все это – ради мужчины, немногим отличавшегося от дикаря с точки зрения людей ее круга, но единственно любимого…
Что ж, в конце концов мать получила того, кого хотела.
А может, я стану, как Пенни? Старой девой, мечтающей о том, кому я совершенно не нужна?"
– О чем ты задумалась? – спросила Пенни.
Элисса с трудом вернулась к реальности и посмотрела на Пении.
– О чем? – переспросила Элисса.
– Мечтаешь о балах и каретах?
Хантер посмотрел на Элиссу с легким презрением, и она снова почувствовала под ногами твердую почву. Девушка выпрямилась и ответила ему холодным взглядом.
– Ты думаешь об Англии больше, чем я, – ответила Элисса Пенни. – Я-то как раз думаю о ранчо.
– Хантер предлагает напечь хлеба сразу на несколько недель, – сообщила Пенни.
– Он заплесневеет.
– Лучше заплесневевший, чем никакого, – едко заметил Хантер. – А я при первой возможности поохочусь на антилопу и на оленя. Ты умеешь вялить мясо?
– Конечно, – кивнула Элисса. – И охотиться.
Хантер поднял черные брови, но промолчал.
– Хотя нашим мужчинам больше нравится говядина, – заметила Элисса.
– Мы не можем резать бычков, пока их не сосчитаем, – ответил Хантер. – В любом случае надо запастись едой, чтобы спокойно выдержать осаду.
– Но мы ведь не собираемся воевать?
– Пока, – резко сказал Хантер. – Воевать придется, Сэсси. Держу пари. Я заставлю Микки запастись водой, надо несколько хороших бочек. Насколько я знаю, он учился бочарному делу, перед тем как убежать из Бостона.
Элисса едва слышала его. Уверенность Хантера в том, что им предстоит воевать ради сохранения Лэддер-Эс, затмила все.
С тех самых пор, как Мака убила банда Калпепперов, она боялась именно этого.
– Тебе надо было отдать своего пятнистого коня армии, – добавил Хантер, заметив тревогу в глазах Элис-сы, – может, тогда вояки почесались бы – оградили Лэддер-Эс от неприятностей.
– Дело в том, что капитан хотел не только коня, – вздохнула Элисса. Хантер сощурился.
– И тебя тоже?
– Да.
Он пожал плечами.
– Ну тогда надо было отдать ему немного того, чем делилась с Микки. Полно разных приемов, спроси любую девушку.
Элисса вспыхнула.
– Я отдавала Микки только приказы! – в ее голосе звучала ярость.
– Ох, ох, ох, – усмехнулся Хантер. Было видно – он ей не поверил.
– Мисс Пенни, – голос Хантера снова стал необыкновенно вежливым, – не покажешь ли мне свободную спальню? Сэсси сказала, я должен спать в доме.
Смущенная перепалкой Хантера и Элиссы, Пенни вопросительно поглядела на девушку.
– Да, я велела ему спать в доме, я не хочу, чтобы его пристрелили, как Мака, – объяснила Элисса, не отводя взгляд от Хантера.
Пенни казалась немного испуганной, но в глазах прыгали искорки смеха.
– Отправь его в пустые комнаты наверху, – грубо бросила Элисса, – лестница так скрипит, что бесшумно никто к нему не проберется, как бы громко он ни храпел.
– А я не храплю, – заявил Хантер.
– Отец так же говорил. Но ты знаешь, Пенни, что бывает с мужчиной, когда он стареет? Не так ли, Хантер?
Хантер сощурился. Пенни в ужасе замерла.
– Сэсси, – сказала Пенни, снова назвав ее детским прозвищем, – как тебе не стыдно? Ты же понимаешь, насколько ранимы мужчины, когда речь заходит о возрасте? И потом, Хантер моложе Билла, а Билл на десять лет моложе твоего отца.
– Каждый мужчина, считающий меня маленькой девочкой, – настоящий старик, а все старики храпят, – сладким голосом объяснила Элисса.
– Понятно, – сказала Пенни, пряча улыбку. – Хорошо. Я поселю его в комнату рядом с твоей, вот мы и выясним.
Элисса почувствовала неловкость и что-то еще.
– В комнату родителей? – она посмотрела на Пенни. – Почему?
– Только там есть большая кровать, которая ему подойдет, – слова Пенни звучали как бесспорная истина. Элисса открыла рот, желая возразить, но передумала и пожала плечами.
– Если ты храпишь, – обратилась она к Хантеру, – сразу же перенесем кровать в детскую, она в дальнем крыле дома. Тебе там понравится – будешь смотреть на радугу, на бабочек, мама нарисовала их на стенах.
Тень страдания пробежала по лицу Хантера, что глубоко тронуло Элиссу, хотя она и сильно злилась на него. Может быть, Хантер потерял в войну и детей, не только жену? И тогда ей понятна его боль, спрятанная под грубой внешностью.
– Забудь о детской, – тихо сказала Элисса, – если ты мне будешь мешать, я просто переселюсь вниз, к Пенни.
То, что Элисса почувствовала его горе, задело Хантера. Он вовсе не хотел, чтобы девица вроде нее могла заглянуть ему в душу.
– Переживем и это, – резко бросил Хантер. – Я не нуждаюсь в особенно бережном обращении со мной местной кокетки.
Пенни громко, со свистом вздохнула. Противостояние между Элиссой и Хантером было таким осязаемым, что его можно было потрогать.
Но таким же сильным было и влечение. Со двора донеслись мужские голоса, и Элисса почувствовала облегчение. Она принялась выставлять на длинный кухонный стол толстые кофейные кружки и глиняные тарелки. В прежние времена здесь сидели Мак. Билл, Джон, Глория. Пенни и Элисса, говорили о земле, о скоте, о сезонных работах…
– Поторопись-ка занять место, – сказала Элисса, – кто сядет за стол последним, чистит конюшню.
Открылась задняя дверь кухни, Микки, Лефти и Джимп ввалились, толкая друг друга локтями, желая усесться раньше других.
Элисса искоса посмотрела на Хантера. Потом улыбнулась.
– О Боже, – вздохнула она. – Я так и думала, последним окажешься ты. После завтрака я с удовольствием вручу тебе навозные грабли.
Хантер не сомневался в этом.
Глава 5
Хантер орудовал граблями и вилами аккуратно, быстро и без лишних движений. Так же, как делал все. Он работал наравне со всеми, что заметили и оценили оба рабочих ранчо.
Кьюпид, кошка апельсинового цвета, обитающая в сарае, наблюдала из соседних яслей, а пятеро котят, черные и апельсиновые, жадно сосали, не обращая ни на кого внимания. Большие желтые глаза Кьюпид улавливали малейшее движение, хотя сейчас она была совершенно сыта, но хищник есть хищник.
Джимп, ковыляя по центральному проходу, направлялся за зерном для лошадей в загоне. Хантер оторвался от работы и посмотрел на него. Джимп кивнул и пошел быстрее.
Лефти топал за приятелем. Обоим пастухам было за пятьдесят, оба седовласые, с обветренными и обожженными солнцем лицами, в выцветшей, потрепанной одежде. Шпоры на их сапогах тихо позвякивали.
Было совершенно ясно – оба очень давно имеют дело с мощными, сильными и непредсказуемыми животными. Ноги их плохо гнулись от постоянной верховой езды. Руки – в мозолях и шрамах от канатов и ожогов – приходилось хвататься за раскаленные железяки для клеймения скота.
У обоих не было по одному пальцу – цена, заплаченная за науку – не отставлять палец, когда ловишь арканом одичавшего бычка.
Внешне мужчины очень похожи, только у Джимпа была деревянная нога.
– Хочу дать зерна своей лучшей лошади, – объяснил Джимп.
– Возьми-ка уздечку и седельное мыло в заднем ящике, – попросил Лефти.
Хантер понимал – оба хотят посмотреть на нового начальника и оценить, ни зерна, ни мыла им сейчас не надо. Элисса тоже искоса поглядывала на него, чистя Леопарда.
Даже Леопард наблюдал за Хантером, правда, без жгучего интереса.
– Делай что хочешь. Но чтобы десять голов скота, которых я видел в соснах, до захода солнца были здесь.
– Хорошо, сэр, – кивнул Джимп.
– Ну прямо сразу и пойдем за ними, – подхватил Лефти.
Багл-Бой положил голову на дверь стойла и наблюдал за двумя незнакомцами, шевеля ушами. Глаза его были совершенно спокойными. Пастухи прошли почти вплотную к Багл-Бою, стараясь держаться подальше от Леопарда, чье стойло было напротив, через проход.
Лошадь Хантера стояла спокойно, когда незнакомцы шествовали мимо.
– Хороший у тебя конь, – похвалил Джимп.
– Большой, но вроде добродушный. Не то что некоторые, – сказал Лефти.
Леопард стоял в центре большого стойла, наблюдая за ними. Уши настороженно шевелились, что о многом говорило знатокам лошадей.
– Если бы вы и все остальные рабочие не пытались его дергать, арканить, пришпоривать, не старались сломить дух Леопарда, пока я была в Англии, – сказала Элисса, – он бы не смотрел на вас, как кот на мышь. У него есть причины не доверять людям.
– Гм, – выдохнул Лефти.
– Гм, – как эхо повторил Джимп.
– Вот вам и гм, – передразнила Элисса, – вам просто в голову не приходит, что есть другие способы совладать с лошадью. На таких, как Леопард, плеть и шпоры не действуют.
– Да, мэм, – кивнули оба.
Но в этом споре ни одна сторона не горячилась. Совершенно очевидно, этот предмет уже как следует обсудили после возвращения Элиссы из Англии. И мужчины явно смутились, увидев, как дикий жеребец спокойно и без суеты подчинялся девушке и на вид – не опаснее котенка.
Нежность Леопарда к Элиссе продолжала удивлять рабочих – с этим жеребцом не мог совладать ни один мужчина. Их гордость задевало то, что нежная девушка способна справиться с животным, а опытные и крепкие мужчины – нет. Никому из них не удалось оседлать пятнистого жеребца, и его стали называть человекоубийцей.
Джимп несколько смущенно посмотрел через загородку на большого коня и стоящую рядом девушку в зеленом шелковом платье, в кожаном, как у кузнеца, фартуке и кожаных перчатках. Элисса склонилась над левым задним копытом Леопарда и чистила его металлическим прутом. Нижняя юбка алого цвета вспыхивала пламенем в тусклом свете конюшни.
Джимп покачал головой и что-то пробормотал про себя насчет глупых девиц и жеребцов-убийц.
– Гм, – хмыкнула Элисса.
Скрывая улыбку, Хантер нагнулся, подхватил вилами последний пучок грязной соломы и закинул на тележку. Ему и раньше приходилось работать с людьми вроде Джимпа и Лефти. Старые холостяки, они жалуются на все и на всех, включая друзей, сохранившихся со времени, когда ходили пешком под стол.
Но Хантер знал – ворчание и брюзжание – не всерьез. Просто такая манера у пастухов. Так принято.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы я снова подковал пятнистого дьявола? – проворчал Джимп.
– А как ты догадался? – выпрямилась Элисса.
– Незачем подковывать Леонарда, – вмешался Хантер. – Она не будет отъезжать на нем далеко от дома.
– Я могу привести в порядок его копыта и подготовить, – Элисса пропустила мимо ушей слова Хантера. – У меня просто нет рабочего, хорошо владеющего молотком.
Дверь стойла Багл-Боя открылась и со стуком закрылась. Широкими шагами Хантер зашагал по проходу.
Джимп и Лефти быстро переглянулись и предпочли ретироваться. За завтраком они уже поняли – маленькая хозяйка и новый работник во многом не сходятся.
– Ну дайте мне знать, чья возьмет, – крикнул Джимп, перед тем как исчезнуть во дворе следом за Аефти.
Элисса со злостью посмотрела им вслед, потом быстро сняла кожаный фартук, поменяла прутик на щетку и повела Леопарда в загон. На коне не было ни уздечки, ни веревки, недоуздка тоже не было. Она просто тянула его за гриву.
– Сбегаешь? – с вызовом спросил Хантер, стоя у загона Леопарда.
– Леопард любит, чтобы его чистили на свежем воздухе, – улыбнулась Элисса. – Если хочешь, пошли с нами.
К удивлению Элиссы, Хантер открыл дверь и вышел вместе с ними.
Леопард повернул голову и прижал уши, предупреждая.
– Полегче, мальчик, – успокоил его Хантер, – я не трону ни единого волоска на твоем пятнистом боку.
Элисса почти не узнала голоса Хантера: не резкий, скрежещущий, а мягкий, такой же, каким он говорил с Пенни.
«К такому голосу я могла бы привыкнуть. Как будто гладит черной бархатной перчаткой», – подумала Элисса.
От этой мысли она вздрогнула.
Леопард шевелил ушами.
– Спокойно, Леопард, – тихо велела Элисса. – Все в порядке. Нет веревки, нет повязки на глазах. Я с тобой, мой мальчик. Никто ничего плохого тебе не сделает.
Несколько раз вдохнув и выдохнув. Леопард диким взглядом уставился на Хантера. Потом шумно выпустил воздух из ноздрей и встал так, чтобы следить за мужчиной, не поворачивая головы. И медленно расслабил уши.
Элисса хвалила коня, а Хантер тихо вторил ей. Леопард поднял уши, прислушиваясь. Через несколько минут он снова выдохнул, переступил ногами, ткнулся мордой в шею Элиссы, давая понять, что она может продолжать его чистить.
– А ты любишь, когда за тобой ухаживают, правда? – сказала она. – И я тоже люблю тебя чистить.
Нахваливая Леопарда, Элисса водила щеткой.
Хантер молчал, его поразило умение девушки успокоить животное. Через несколько минут Хантеру стало ясно – Леонард больше всего на свете любил, чтобы за ним ухаживали, и никому не собирался угрожать. Только тогда Хантер медленно убрал правую руку с пояса, на котором висел кольт.
– И как тебе удалось так его приучить? – поинтересовался Хантер.
– Да это началось с его рождения, – сказала Элисса, чистя щеткой блестящий бок коня. – Леопард – мамин подарок, арабская кобыла сошлась с жеребцом-мустангом, убежавшим от шошонов.
– Так вот откуда у Леопарда эти пятна! – воскликнул Хантер. – Шошоны имеют дело с лучшими производителями, их аппалузы <Порода лошадей.> прекрасно известны у местных фермеров.
– То же самое говорил Билл. Но мама очень расстроилась.
– Из-за того, что жеребенок нечистокровный?
– Да, отчасти. И потом – кобыла была старовата, чтобы жеребиться, и погибла, когда родился Леопард.
Хантер тихо присвистнул.
– И ты нашла другую кобылу, которая его приняла?
– Нет. Леопард родился не в сезон, и не было кормящих кобылиц.
Хантер молча смотрел на огромного коня. Если Леопард и пережил тяжелые времена в раннем возрасте, то это на нем никак не отразилось. Мощный, хорошо сложенный, очень сильный.
– И что сделала твоя мама? – спросил Хантер.
– Она собиралась застрелить жеребенка, чтобы не смотреть на голодные муки, но я уговорила отдать его мне.
Улыбаясь, вспоминая, Элисса продолжала чистить широкий блестящий круп. Леопард вздохнул почти со стоном удовольствия и закрыл глаза.
– Я мыла Леопарда теплой грубоватой тканью, чтобы было похоже на шершавый язык матери, – рассказывала Элисса. – Потом помогала ему вставать, поднимала, когда он падал. Я обтирала Леопарда тряпкой, говорила с ним, была с ним день и ночь.
С едва скрываемым напряжением Хантер следил за лицом девушки – тень печали при воспоминании о смерти кобылы, удовольствие – она помогала жеребенку вставать, а больше всего в ее лице было любви к опасному животному, стоявшему точно в полусне.
"Белинда никогда не любила животных, – понял Хантер. – Она выбирала лошадь только по цвету. Тогда я думал – это забавно, но Боже мой, какой я был дурак. И до сих пор дурак.
Кьюпид, кошка апельсинового цвета, обитающая в сарае, наблюдала из соседних яслей, а пятеро котят, черные и апельсиновые, жадно сосали, не обращая ни на кого внимания. Большие желтые глаза Кьюпид улавливали малейшее движение, хотя сейчас она была совершенно сыта, но хищник есть хищник.
Джимп, ковыляя по центральному проходу, направлялся за зерном для лошадей в загоне. Хантер оторвался от работы и посмотрел на него. Джимп кивнул и пошел быстрее.
Лефти топал за приятелем. Обоим пастухам было за пятьдесят, оба седовласые, с обветренными и обожженными солнцем лицами, в выцветшей, потрепанной одежде. Шпоры на их сапогах тихо позвякивали.
Было совершенно ясно – оба очень давно имеют дело с мощными, сильными и непредсказуемыми животными. Ноги их плохо гнулись от постоянной верховой езды. Руки – в мозолях и шрамах от канатов и ожогов – приходилось хвататься за раскаленные железяки для клеймения скота.
У обоих не было по одному пальцу – цена, заплаченная за науку – не отставлять палец, когда ловишь арканом одичавшего бычка.
Внешне мужчины очень похожи, только у Джимпа была деревянная нога.
– Хочу дать зерна своей лучшей лошади, – объяснил Джимп.
– Возьми-ка уздечку и седельное мыло в заднем ящике, – попросил Лефти.
Хантер понимал – оба хотят посмотреть на нового начальника и оценить, ни зерна, ни мыла им сейчас не надо. Элисса тоже искоса поглядывала на него, чистя Леопарда.
Даже Леопард наблюдал за Хантером, правда, без жгучего интереса.
– Делай что хочешь. Но чтобы десять голов скота, которых я видел в соснах, до захода солнца были здесь.
– Хорошо, сэр, – кивнул Джимп.
– Ну прямо сразу и пойдем за ними, – подхватил Лефти.
Багл-Бой положил голову на дверь стойла и наблюдал за двумя незнакомцами, шевеля ушами. Глаза его были совершенно спокойными. Пастухи прошли почти вплотную к Багл-Бою, стараясь держаться подальше от Леопарда, чье стойло было напротив, через проход.
Лошадь Хантера стояла спокойно, когда незнакомцы шествовали мимо.
– Хороший у тебя конь, – похвалил Джимп.
– Большой, но вроде добродушный. Не то что некоторые, – сказал Лефти.
Леопард стоял в центре большого стойла, наблюдая за ними. Уши настороженно шевелились, что о многом говорило знатокам лошадей.
– Если бы вы и все остальные рабочие не пытались его дергать, арканить, пришпоривать, не старались сломить дух Леопарда, пока я была в Англии, – сказала Элисса, – он бы не смотрел на вас, как кот на мышь. У него есть причины не доверять людям.
– Гм, – выдохнул Лефти.
– Гм, – как эхо повторил Джимп.
– Вот вам и гм, – передразнила Элисса, – вам просто в голову не приходит, что есть другие способы совладать с лошадью. На таких, как Леопард, плеть и шпоры не действуют.
– Да, мэм, – кивнули оба.
Но в этом споре ни одна сторона не горячилась. Совершенно очевидно, этот предмет уже как следует обсудили после возвращения Элиссы из Англии. И мужчины явно смутились, увидев, как дикий жеребец спокойно и без суеты подчинялся девушке и на вид – не опаснее котенка.
Нежность Леопарда к Элиссе продолжала удивлять рабочих – с этим жеребцом не мог совладать ни один мужчина. Их гордость задевало то, что нежная девушка способна справиться с животным, а опытные и крепкие мужчины – нет. Никому из них не удалось оседлать пятнистого жеребца, и его стали называть человекоубийцей.
Джимп несколько смущенно посмотрел через загородку на большого коня и стоящую рядом девушку в зеленом шелковом платье, в кожаном, как у кузнеца, фартуке и кожаных перчатках. Элисса склонилась над левым задним копытом Леопарда и чистила его металлическим прутом. Нижняя юбка алого цвета вспыхивала пламенем в тусклом свете конюшни.
Джимп покачал головой и что-то пробормотал про себя насчет глупых девиц и жеребцов-убийц.
– Гм, – хмыкнула Элисса.
Скрывая улыбку, Хантер нагнулся, подхватил вилами последний пучок грязной соломы и закинул на тележку. Ему и раньше приходилось работать с людьми вроде Джимпа и Лефти. Старые холостяки, они жалуются на все и на всех, включая друзей, сохранившихся со времени, когда ходили пешком под стол.
Но Хантер знал – ворчание и брюзжание – не всерьез. Просто такая манера у пастухов. Так принято.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы я снова подковал пятнистого дьявола? – проворчал Джимп.
– А как ты догадался? – выпрямилась Элисса.
– Незачем подковывать Леонарда, – вмешался Хантер. – Она не будет отъезжать на нем далеко от дома.
– Я могу привести в порядок его копыта и подготовить, – Элисса пропустила мимо ушей слова Хантера. – У меня просто нет рабочего, хорошо владеющего молотком.
Дверь стойла Багл-Боя открылась и со стуком закрылась. Широкими шагами Хантер зашагал по проходу.
Джимп и Лефти быстро переглянулись и предпочли ретироваться. За завтраком они уже поняли – маленькая хозяйка и новый работник во многом не сходятся.
– Ну дайте мне знать, чья возьмет, – крикнул Джимп, перед тем как исчезнуть во дворе следом за Аефти.
Элисса со злостью посмотрела им вслед, потом быстро сняла кожаный фартук, поменяла прутик на щетку и повела Леопарда в загон. На коне не было ни уздечки, ни веревки, недоуздка тоже не было. Она просто тянула его за гриву.
– Сбегаешь? – с вызовом спросил Хантер, стоя у загона Леопарда.
– Леопард любит, чтобы его чистили на свежем воздухе, – улыбнулась Элисса. – Если хочешь, пошли с нами.
К удивлению Элиссы, Хантер открыл дверь и вышел вместе с ними.
Леопард повернул голову и прижал уши, предупреждая.
– Полегче, мальчик, – успокоил его Хантер, – я не трону ни единого волоска на твоем пятнистом боку.
Элисса почти не узнала голоса Хантера: не резкий, скрежещущий, а мягкий, такой же, каким он говорил с Пенни.
«К такому голосу я могла бы привыкнуть. Как будто гладит черной бархатной перчаткой», – подумала Элисса.
От этой мысли она вздрогнула.
Леопард шевелил ушами.
– Спокойно, Леопард, – тихо велела Элисса. – Все в порядке. Нет веревки, нет повязки на глазах. Я с тобой, мой мальчик. Никто ничего плохого тебе не сделает.
Несколько раз вдохнув и выдохнув. Леопард диким взглядом уставился на Хантера. Потом шумно выпустил воздух из ноздрей и встал так, чтобы следить за мужчиной, не поворачивая головы. И медленно расслабил уши.
Элисса хвалила коня, а Хантер тихо вторил ей. Леопард поднял уши, прислушиваясь. Через несколько минут он снова выдохнул, переступил ногами, ткнулся мордой в шею Элиссы, давая понять, что она может продолжать его чистить.
– А ты любишь, когда за тобой ухаживают, правда? – сказала она. – И я тоже люблю тебя чистить.
Нахваливая Леопарда, Элисса водила щеткой.
Хантер молчал, его поразило умение девушки успокоить животное. Через несколько минут Хантеру стало ясно – Леонард больше всего на свете любил, чтобы за ним ухаживали, и никому не собирался угрожать. Только тогда Хантер медленно убрал правую руку с пояса, на котором висел кольт.
– И как тебе удалось так его приучить? – поинтересовался Хантер.
– Да это началось с его рождения, – сказала Элисса, чистя щеткой блестящий бок коня. – Леопард – мамин подарок, арабская кобыла сошлась с жеребцом-мустангом, убежавшим от шошонов.
– Так вот откуда у Леопарда эти пятна! – воскликнул Хантер. – Шошоны имеют дело с лучшими производителями, их аппалузы <Порода лошадей.> прекрасно известны у местных фермеров.
– То же самое говорил Билл. Но мама очень расстроилась.
– Из-за того, что жеребенок нечистокровный?
– Да, отчасти. И потом – кобыла была старовата, чтобы жеребиться, и погибла, когда родился Леопард.
Хантер тихо присвистнул.
– И ты нашла другую кобылу, которая его приняла?
– Нет. Леопард родился не в сезон, и не было кормящих кобылиц.
Хантер молча смотрел на огромного коня. Если Леопард и пережил тяжелые времена в раннем возрасте, то это на нем никак не отразилось. Мощный, хорошо сложенный, очень сильный.
– И что сделала твоя мама? – спросил Хантер.
– Она собиралась застрелить жеребенка, чтобы не смотреть на голодные муки, но я уговорила отдать его мне.
Улыбаясь, вспоминая, Элисса продолжала чистить широкий блестящий круп. Леопард вздохнул почти со стоном удовольствия и закрыл глаза.
– Я мыла Леопарда теплой грубоватой тканью, чтобы было похоже на шершавый язык матери, – рассказывала Элисса. – Потом помогала ему вставать, поднимала, когда он падал. Я обтирала Леопарда тряпкой, говорила с ним, была с ним день и ночь.
С едва скрываемым напряжением Хантер следил за лицом девушки – тень печали при воспоминании о смерти кобылы, удовольствие – она помогала жеребенку вставать, а больше всего в ее лице было любви к опасному животному, стоявшему точно в полусне.
"Белинда никогда не любила животных, – понял Хантер. – Она выбирала лошадь только по цвету. Тогда я думал – это забавно, но Боже мой, какой я был дурак. И до сих пор дурак.